©"Заметки по еврейской истории"
август  2011 года

Игорь Юдович

Об американской Конституции, Верховном суде Соединенных Штатов и о евреях в нем

Введение в тему

В 1919 году один из героев этих заметок, член Верховного суда Соединенных Штатов Луис Брандайс, писал: «Американизация означает, что иммигрант принимает стиль одежды, манеры, привычки и традиции превалирующие здесь... признает своим английский язык, вместо бывшего ему родного... делает все возможное, чтобы его интересы и привязанности глубоко укоренились здесь... приходит к полной гармонии с нашими идеалами и стремлениями (выделено мной) и кооперируется с нами для их достижения». Когда это все будет достигнуто, он обретет «национальное сознание американца».

Совершенно очевидно, чтобы прийти к полной гармонии с «идеалами и стремлениями» приютившей тебя страны, неплохо было бы узнать, в чем эти идеалы и стремления состоят.

Эмигрировав в США ровно через семьдесят лет после того как Брандайс написал эти слова и прожив более двадцати лет в новой для себя стране, я осознал, может быть позже, чем надо было, что об истории возникновения и развития «идеалов и стремлений» США я знаю меньше любого отличника американской средней школы. Не говоря уже о нормальном образованном взрослом американце. Мне, с моим багажом обычного советского образования, было гораздо легче объяснить разницу между братьями Ульяновыми, чем братьями (двоюродными) Адамсами. Причины Гражданской войны в России я представлял куда отчетливее, чем Гражданской в США. Роль и значение Политбюро не вызывали у меня вопросов, в отличие от роли Конгресса или значения Верховного суда США. Я задал себе простые вопросы: кто были первые пять американских президентов? Кто такие «отцы-основатели» американской республики и сколько их было? Почему нормальные отношения между колониями и империей совершенно внезапно оборвались Войной за независимость и каким образом малочисленные, необученные ополченцы тринадцати не очень дружественных друг к другу колоний - колоний, практически не производящих оружия, умудрились выиграть войну против самой сильной в мире военной державы? Почему в США – и только в США – республиканский эксперимент не закончился традиционным для Европы кровопролитием и распадом? Чтобы ответить на эти и другие вопросы пришлось покопаться в книгах. Простые вопросы естественным путем сменились более сложными: какова роль Конституции в стабильности страны, каковы взаимоотношения между ветвями власти, чем гарантируется та знаменитая американская свобода, которой завидует весь остальной мир?

Попутно возник вопрос о роли евреев как в ранней истории США, так и в современной. Из-за необъятности последней темы я в основном ограничил себя рассмотрением роли евреев в Верховном суде страны.

Я попытался свести некоторые из найденных мной ответов в небольшие заметки, в которых обозначенные вопросы и заявленная в названии тема даны на более общем фоне истории Соединенный Штатов. В то же время, предлагаемые заметки, как мне представляется, ни в коей мере не являются исторической работой. Это, скорее, свободное эссе, результат моего собственного взгляда на историю, традиции и проблемы страны, или, еще вернее, на непрекращающуюся историю эволюции наших (американских) идеалов и стремлений. Поэтому в заметках я, как правило, не указывал прямые ссылки на использованные источники, впрочем, все они тщательно перечислены в конце.

(Замечание по транскрипции иностранных имен и географических понятий: в русскоязычной традиции нет окончательного, раз и навсегда установленного правила. Поэтому употребление слов Виржиния вместо Виргиния или Вирджиния, Брандайс вместо Брандейс или Брандэйс, Франкфуртер вместо Фрэнкфуртер, Гамильтон вместо Хамильтон и так далее остается на совести автора).

Конституция

В Европе привилегии свободы всегда гарантировались властью. Америка

показала пример... привилегии власти гарантируются свободой.

                                                                                              Джеймс Мэдисон

-1-

Революция сверху

В нашем европейском понимании революции случаются согласно классической фразе, когда «верхи не могут, а низы не хотят» жить по-старому. Так вот, с низами в североамериканских английских колониях середины восемнадцатого века было все в порядке. Если не забивать голову статистикой и цитатами, то в общее мнение экономистов, историков и литераторов сходится на том, что работающий белый колонист - все равно где работающий: в поле, на производстве, в море, в услужении более удачливым соседям – жил существенно лучше своего английского коллеги. А поскольку велфер тогда не существовал и работали все, то американское общество, начиная с экономического низа до среднего класса включительно по критериям своего времени просто процветало. Наверху было посложнее, но, впрочем, тоже весьма благополучно. Хотя по роскоши и богатству американские верхи не могли тягаться с соответствующими слоями английской аристократии, но, благодаря воистину безграничных в географическом смысле возможностям, плодородным землям, удачному климату, активной морской торговле, трудолюбивому и предприимчивому народу и открытому кредиту в английских банках слой зажиточных и, по местным понятиям, богатых людей отнюдь не скудел.

Иметь богатые, должным экономическим образом организованные колонии, было в интересах Англии. И, конечно, в большой степени это совпадало с интересами колоний.

Тем не менее, начиная с 1760-х, взаимоотношения достаточно быстро стали портиться.

Среди большого количества моральных, социальных, политических и экономических причин конфликта (позже названного Американской революцией) между тринадцатью американскими колониями и Англией две причины – одна экономическая и связанная с нею моральная - были решающими.

Колонисты достаточно долго жили вполне вольготно, получая серьезные материальные преимущества от военной и торговой защиты материнской державы.

На основании Королевской Хартии от 1692 года колониям было дано право политического и экономического самоуправления: только законодательные собрания колоний имели право разрабатывать местные законы и учреждать налоги. В результате, в колониях образовалась серьезная, устойчивая (и разнообразная!) система самоуправления, практически независимая судебная система, налаженное плантаторское хозяйство Юга, хорошо развитая торговля и быстро развивающаяся промышленность Севера. Между колониями и Англией существовали совершенно нормальные отношения, чему способствовал общий язык и в большой степени – общие история и культура. Но к началу 1760-х годов достаточно неожиданно для жителей колоний им пришлось почувствовать бремя экономических проблем, навалившихся на Британию.

После Семилетней войны (1756-1763), которую Черчилль назвал первой мировой войной в истории, казна страны-победительницы значительно опустела, долги выросли вдвое - войны всегда были дорогим удовольствием. Англичане, вполне логично посчитали, что поскольку от победы больше всего выиграли именно американцы, получившие мир с воинственными индейскими племенами Среднего Запада и свободные морские пути (на территории Северной Америки маленькая часть большой войны называлась Франко-Индейской войной), то почему бы колониям не оплачивать хотя бы часть расходов стоящей на Американском континенте десятитысячной Британской армии.

Эта совершенно очевидная и, как казалось англичанам, справедливая мысль вылилась в печально знаменитый Stamp Act (Закон о гербовом сборе) 1765 года, решение английского Парламента впервые обложить колонии – только американские - специальным прямым налогом.

В этой связи надо вспомнить, что такое решение было в русле времени: после победы Англии над Францией и Испанией на волне эйфории и растущего национализма резко ухудшилось отношение Англии, как государства, и англичан, как народа, к своим дальним и ближним колониям - прежде всего, к Шотландии и Америке. Лорд Галифакс, бывший заместитель министра иностранных дел (в наших терминах), ответственный за колонии, в 1763 выступая в Парламенте заявил прямо: «Английский народ рассматривает американцев хотя и подданными Его Величества, но иностранцами».

Одна из возможных причин такого резкого изменения отношения к американским колониям заключалась в том, что тот же 1763 год был отмечен первым «общеамериканским» политическим конфликтом с Англией. По Парижскому мирному договору (1763 год) Англия установила западную границу возможного (и допустимого) расширения колоний. Англичане гораздо больше беспокоились о мире с индейскими племенами чем сами колонисты: для англичан главным был постоянный приток доходов из колоний. Любые военные конфликты только препятствовали этому. Но для растущих по численности населения колоний главным была возможность экспансии на новые западные земли. Ради этого они были согласны на риск постоянных вооруженных стычек с индейцами. В результате получился замкнутый круг взаимных претензий: колонисты беспрерывно нарушали договоренность, индейцы, недовольные отсутствием обещанного мира, начали нападать на английские форты, англичанам не оставалось ничего другого, как увеличивать количество солдат на западном фронтире, платить за это они обязали колонистов, которые в свою очередь чувствовали себя вдвойне обиженными.

Кстати, знаменитое американское стремление «на Запад» возникло совсем не как чья-либо прихоть или желание насолить англичанам. Просто в американских колониях восемнадцатого века произошел демографический взрыв, совершенно не учтенный или даже не замеченный Англией. Население колоний в 1750 году достигло миллиона человек, в то время как население всех остальных английских колоний в Новом свете, включая Канаду, было меньше 160 тысяч. Причиной взрыва была высокая рождаемость в хорошо устоявшихся моральных и трудолюбивых семьях. И, конечно, высококалорийное обильное питание. «Свиней в Америке кормят лучше, чем аристократов Гайд-парка в Англии», - писала путешествующая в середине восемнадцатого века англичанка. Неудивительно, что уже к тому времени Америка была страной среднего класса.

Конечно, ничто не возникает на пустом месте и отношения стали ухудшаться несколько раньше. Это было связано в основном с ростом экономической независимости колоний и с тем, что в некоторых важных областях колонии стали напрямую конкурировать с Англией. Англия, в общем, реагировала на экономические проблемы типичным для империи силовым путем. Желая вывозить из колоний только сельскохозяйственную продукцию и защищая свою собственную промышленность, Англия последовательно ограничивала производство товаров в колониях и особенно международную торговлю ими. Сначала последовал запрет на торговлю шерстью, потом – одеждой. В 1750 – на торговлю изделиями из металла. Но более серьезными проблемами, с точки зрения Англии, были кораблестроение и контрабанда. Главная морская держава мира, естественно, строила свой флот сама и предпочитала снабжать кораблями и колонии. Однако невероятная дешевизна древесины в колониях, умноженная на умение и предприимчивость местных умельцев, привели к тому, что торговый корабль средней тоннажности стоил в Америке в два раза меньше, чем в Англии, и уже с середины восемнадцатого века английские купцы и мореплаватели предпочитали развивать свой флот за счет американских кораблей. В 1760-х американцы продавали в Англию от 300 до 400 кораблей в год (в основном мелкого и среднего размера). Второй причиной головной боли для Англии была все растущая контрабанда товаров из Вест-Индии и связанное с этим реальное уменьшение таможенных сборов в колониях.

В 1760 году английский Парламент принял «Закон о Содействии» - об обязанности жителей колоний помогать в поисках (и наказании) контрабандистов. Уже в следующем году Закон был официально оспорен в Массачусетском законодательном собрании. Адвокат Джеймс Отис, противник Закона, стал первым после Франклина известным общеамериканским политическим лидером, а будущий президент Джон Адамс в свое время скажет, что «именно здесь родилось американское дитя по имени Независимость».

Как я уже упоминал, в феврале 1763 года Парижским мирным договором была закончена Франко-Индейская война, которая, как непредвиденное отрицательное последствие для Англии в будущем конфликте с колониями и положительное – для колоний, убрала с континента постоянную и единственную реальную политическую и военную угрозу – Францию (оставшаяся французской Луизиана и испанские колонии на юге сами молились, чтобы о них забыли). С этой даты, по словам известного историка Фрэнсиса Паркмана, «началась собственно история Соединенных Штатов».

Следующие несколько лет остались в памяти колоний агрессивной и недружественной политикой нового Премьер-министра Англии Джорджа Гренвилля. С 1763 года последовала серия законов, которые резко ужесточили тарифы. Самым печально знаменитым среди них был «Сахарный закон» 1764 года. Затем последовал «Закон о Валюте», который запрещал принимать в уплату американские банкноты: Массачусетс печатал свою валюту – доллары (от голландских талеров) – с 1691 года. И наконец, в 1765 году был принят Stamp Act.

Может быть, последствия Stamp Act закончились бы очередным более-менее мелким недовольством и каким-либо разумным компромиссом, если бы это решение было принято более «человеческим» путем, не затронуло моральные представления жителей колоний и если бы в нем не было весьма подозрительной для последователей не англиканской конфессии религиозной составляющей (только сделки Англиканской церкви были освобождены от налога). Англичане же не посчитали необходимым что-то объяснять или, не приведи Господь, советоваться с колониями.

Жители колоний, не имевшие представителей в английском Парламенте, испугались, что такой способ «taxation without representations» (налогообложение без представительства в законодательном собрании, учреждающем налоги) может в дальнейшем стать нормой, и как сказал Сэм Адамс в Массачусетском законодательном собрании: «Если наши сделки могут быть обложены налогом, то почему не наши земли, почему не все то, что мы производим..?». Но еще больше им не понравился сам факт английского диктата – тут мы уже касаемся морального фактора - посягательства на то, что многие считали священным: естественные права человека, прежде всего – личную свободу и право частной собственности. Что, как я понимаю, первоначально пришло на американскую землю от тех же самых англичан, больше не от кого. Но именно в это революционное время – и это очень важно – «англо-саксонское» чувство собственного достоинства колонистов было усилено результатами гигантского внутреннего, чисто американского морально-религиозного движением «Великое Пробуждение» (Great Awakening), которое было характерно уходом от чистого пуританизма, с его культом «страха греха», в сторону получения удовольствия от жизни, радости общения, удовлетворения от обладания личной свободой. Новый бог «Великого Пробуждения», священник Джонотан Эдвардс дал важный посыл политической свободы своим известным высказыванием: «Люди свободны, когда они действуют согласно своему пониманию своей собственной пользы».

В спускаемых сверху без всякого обсуждения налогах при всем желании было трудно найти «собственную пользу». «Taxation without representations является тиранией», - заявил виржинец Патрик Генри и этой фразой вошел в историю («Дайте мне свободу – или дайте мне смерть» - еще одна его историческая фраза, правда оспариваемая некоторыми историками). С огромным опозданием, ровно через десять лет, новый Премьер-министр лорд Фредерик Норт написал ответ Патрику Генри, известный – в Англии – памфлет «Taxation no Tyranny. Ответ на прокламации и решения американского Конгресса». Но время было упущено: в 1775 году ситуация в колониях окончательно вышла из под английского контроля и мнение английского «начальника» уже мало кого интересовало.

Недовольство 1765 года со временем вылилось в неподчинение, англичане при этом не отличались особым благоразумием, больше полагаясь на силу. Горячие головы на американской стороне совсем закружились после выстрелов в Бостоне и, особенно, после памфлета «Здравый смысл» Томаса Пейна (10 января 1776).

«Оружие как последнее средство решает сейчас спор. На него пал выбор короля, и [американский] континент принял этот вызов». 

-2-

«Дух 1776-го»

Начавшаяся в апреле 1775 года война (сначала, как достаточно случайный локальный – бостонский – конфликт) и политическая борьба против Великобритании были в некотором смысле реакционными. Дело в том, что первоначально целью сопротивления было вернуться назад, в конец 1750-х, время «мира и дружбы» и добиться всех прав британский подданных, прежде всего – представительства в Парламенте, либо, если не получится, то возвращения права определять фискальную политику местным законодателям. Англия запросто могла не допустить войну – умные головы в обеих палатах Парламента требовали немедленно дать задний ход, что и было предпринято, но слишком поздно. Потом Англия могла легко выиграть войну, но и тут удача, судьба (и французская помощь) были на американской стороне: у всякой войны есть своя логика и свои непредвиденные последствия.

Декларация независимости, принятая в 1776-м году, и победа в тяжелейшей войне (мирный договор с Англией был подписан только в 1783 году – через восемь лет после начала войны) создали новую ситуацию, к серьезному рассмотрению которой мало кто был готов. Фактически, за исключением нескольких человек (Гамильтон, Р. Моррис, Франклин), никто во время войны не думал о форме новой государственности. Так не могло продолжаться долго, реакционная – со взглядом в прошлое – часть революции закончилась совсем неожиданным результатом и пришло время посмотреть в будущее.

Подписи «отцов-основателей» под Декларацией о независимости

Как ни странно, самым распространенным было мнение о том, что делать ничего не надо. «Патриоты по инерции твердили, что «дух 1776-го» вызвал к жизни новую нацию» - и этого было достаточно. Наступило странное время безвластия и, одновременно, многовластия. Отдельные штаты все более агрессивно начали проводить независимую, обычно дискриминационную торговую политику по отношению к соседям. Никто не знал, что делать с огромными долгами как отдельных штатов, так и взятых от имени Континентального конгресса Конфедерации американских штатов (именно так, строчными буквами). Резко падающий доллар стал причиной быстро растущей инфляции, что привело к возникновению невиданной до того спекуляции. Дошло до того, что отдельные штаты не только проводили независимую внутреннюю политику, но пытались делать то же самое в отношении внешней политики и обороны. Например, стали создавать свой военный флот. Страна быстро погружалась в хаос, за которым внимательно наблюдали достаточно серьезные английские военные силы в районе Великих озер, которые - естественно, с подачи Парламента - «забыли» выполнить условия мирного договора и покинуть территорию Америки.

Общеамериканская, если так можно сказать, деятельность тринадцати бывших колоний в то время регулировалась очень слабыми положениями формально первой конституции Союза The Articles of Confеderation, ратифицированной в 1781 году. Эта общность «дружественных» штатов чем-то напоминала современное Европейское Сообщество, только была еще хуже и много слабее. Те же посылаемые на год делегации от штатов, имеющие один голос, то же право вето у любого штата, те же «рекомендации», за соблюдением выполнения которых никто не отвечал, те же попытки экономического и политического выдавливания большими штатами меньших. Как это ни покажется невероятным, Континентальный конгресс, единственный как бы общеамериканский законодательный орган новых независимых штатов-государств, не только не проводил национальную фискальную политику, но и вообще не собирал какие-либо налоги. Деньги на «общие дела» у штатов выпрашивали и, конечно, повязшие в долгах штаты просто пропускали такие просьбы мимо ушей. Джон Адамс писал, что «Континентальный конгресс [в 1780-х] является не законодательным собранием, не совещательным, а только дипломатическим».

Беззубость Континентального конгресса можно проиллюстрировать одним примером, который, правда, относится ко времени Войны за независимость, но хорошо характеризует его работу и после войны.

Армии Вашингтона, как любой воюющей армии, нужно было постоянное, поставленное на регулярную основу снабжение. Или по-другому, постоянно нужны были деньги для закупки вооружения, лошадей, фуража, выплаты зарплаты солдатам и офицерам, оплаты за занимаемые дома во время зимних стоянок и на мириады других реальных нужд.

Тем не менее, Континентальная армия за все восемь лет тяжелейшей войны ощущала реальную денежную поддержку законодателей Континентального конгресса достаточно редко. Архивы хранят многочисленные письма-просьбы-требования Вашингтона к Конгрессу, большинство из которых оставались без ответа. Поразительно, но личные добровольные пожертвования состоятельных граждан, как американцев, так и французов (роль великого драматурга Бомарше по сбору денег во Франции – совершенно удивительная история), существенно превышали денежные поступления отдельных штатов. Рекордсменом по денежной поддержке «правого дела», скорее всего, был пенсильванец Роберт Моррис – «финансист революции» (именно его торговым агентом был знаменитый Хаим Соломон), бывший последовательно членом законодательного собрания Пенсильвании, делегатом Континентального конгресса, руководителем важнейших департаментов в нем, наконец – министром финансов. Он начал с того, что передал 10 тысяч британских фунтов стерлингов своих собственных денег в поддержку армии в самые первые дни после ее основания. Его корабли (он был крупнейшим судовладельцем в Америке) перевозили необходимые для армии товары за счет владельца. Всего за годы войны он потерял около 150 кораблей, никогда не потребовав от Конгресса возмещения убытков. Его персональная «доля» в поддержке армии Вашингтона в одном только 1783 году составила около миллиона четырехсот тысяч как личных денег, так и взятых в кредит под его честное слово и его собственность. Доля штата Нью-Гемпшир за этот же год составила три тысячи, выплаченных говядиной. Все штаты вместе в тот год смогли собрать только восемьсот тысяч. Не удивительно, что финансовые издержки такого уровня (вместе с неудачными послевоенными спекуляциями землей) подорвали состояние Роберта Морриса. Удивительно, особенно для непонимающих особенности Соединенных Штатов, что разорившись и объявив себя банкротом, он был арестован и провел три с лишним года в долговой тюрьме.

Кстати, поддержка революционной борьбы населением тоже не отличалась особой щедростью.

Население во время войны, как это ни покажется странным, предпочитало продавать продовольствие английской армии, которая за все платила реальными деньгами, а не «бумажками», как армия Вашингтона. (С этими бумажками-обещаниями потом случилась весьма неприятная история, очень похожая на бандитскую приватизацию ваучеров в ранние Ельцинские времена).

К 1787 году ситуация обострилась массовым недовольством различных слоев населения, частыми народными возмущениями и одним реальным мятежом бывших солдат Континентальной армии в Массачусетсе.

В общем и целом, ситуация к 1787 году сложилась аховая.

-3-

Поиски выхода

Законы для того и даны, чтобы

урезать власть сильнейшего.

Овидий

В этих условиях совсем небольшая группа людей в середине 1780-х осознала невозможность сохранить с таким трудом завоеванную независимость и невозможность освоить практически неограниченные богатства гигантской территории без объединения усилий отдельных штатов.

Конституция 1787 года создавалась сразу после напугавшего всех вооруженного мятежа Даниэля Шейса в штате Массачусетс, во время фактического распада Конфедерации (последний год Конгресс очень редко собирал кворум) и непризнания ее ни одной европейской страной (на предложение прислать посла, Британский министр иностранных дел с издевкой заявил, что в этом случае надо присылать тринадцать послов), невозможности провести через Конгресс ни одно значительное экономическое, финансовое или политическое решение, в ситуации полного финансового фиаско.

Конституция создавалась в условиях жесткой, временами – жестокой, борьбы между двумя основными зарождающимися партиями, очень небольшими по количеству людей с ними ассоциирующимися. Только одна из них к тому времени имела название. Это была партия федералистов (официально, однако, учрежденная только в 1794 году): партия Гамильтона, а также Франклина, Джона Адамса, Джона Джея, Роберта Морриса и с течением времени все в большой степени – Вашингтона. В 1786-89 она была значительно, может быть – решающе, усиленна «примкнувшим» к ней на несколько лет Мэдисоном. Их противников – партию Джефферсона, Патрика Генри, Монро, Сэма Адамса, Ричарда Ли, Мэйсона, Клинтона, которую сегодня называют Демократической (а во времена президентства Джефферсона называли Республиканской), тогда называли просто антифедералисты. Сам Джефферсон, существенно влияя на мнение своих сторонников, возможно, к счастью, не мог ими оперативно руководить: он был в это время американским послом во Франции.

Из названия ясно, что федералисты были за сильное федеральное национальное правительство, в частности за действенные общеамериканские институты в обороне, финансах, взаимоотношениях с индейцами, развитии территорий и международной политике. Таким образом, все прерогативы национальных – американских - интересов, по мысли федералистов, должны быть сосредоточены в сильной законодательной и исполнительной надштатной власти. Проблема заключалась в том, что в большинстве своем остальные политические деятели – особенно в южных штатах, не видели будущего Америки, как Америки. Они по-прежнему предпочитали интересы своих собственных штатов, видели в них уютные микрогосударства, не желали делить ответственность с соседями и часто откровенно их недолюбливали. «Ньюйоркцы называли жителей Массачусетса «готами и вандалами», южане ненавидели уроженцев Новой Англии, «снискавших дурную репутацию как торговцы и религиозные ханжи», - писал один из современников. После войны обострились даже религиозные разногласия, особенно по отношению к квакерам, «борцам за мир», не желавшим участвовать в вооруженном конфликте, но не забывающим зарабатывать на нем. «Они молятся за воюющих день в неделю, а остальные дни их обирают», - писала одна из газет.

Кроме того, сама идея создания национальной армии, государственного банка (полная анафема для сторонников Джефферсона), общеамериканской фискальной системы и сильного президента, по мнению антифедералистов, разделяемому, кстати, большинством населения штатов, в корне противоречила «духу 1776 года». Разве не против всего этого боролись тринадцать колоний в Войне за независимость всего несколько лет назад? Разве все эти институты не ассоциировались с Британской колониальной системой? Совсем неглупые «американцы» прекрасно понимали, что власть развращает, и в результате замены британских «угнетателей» на родных американских страна, вполне вероятно, может вернуться к старым временам, хотя и в новой красивой национальной упаковке.

В этой обстановке законодатели Континентального конгресса (Конгресса конфедераций – по альтернативному названию с 1781 года) решили в мае 1787 года провести специальную – конституционную - конвенцию в Филадельфии.

Конгресс конфедераций дал полномочия делегатам Конституционной конвенции на улучшение Articles of Confеderationи только. Но некоторые из участников, не афишируя свои планы заранее, были готовы пойти гораздо дальше. В самые первые дни Конвенции два делегата от Виржинии – Вашингтон и Мэдисон, два делегата от Пенсильвании – Джеймс Вильсон и Гувернер Моррис (с подачи Роберта Морриса) и делегат от Нью-Йорка – Александр Гамильтон, понимая невозможность починить не починяемое, предложили участникам Конвенции забыть о рекомендациях Конгресса и сделать все возможное, чтобы создать совершенно новую форму национального союзного государства.

Главный вопрос перед делегатам, как его позже сформулировал Гамильтон в «Федералист 1», звучал так:

«..способны ли сообщества людей в результате раздумий и по собственному выбору действительно учреждать хорошее правление или они навсегда обречены волей случая или насилия получать свои политические конституции?»

Или, по-другому, способны ли люди сами управлять собой? Ответ на этот вопрос даже сейчас не кажется очевидным.

 Среди участников Конституционной конвенции 1787 года были представители федералистов и антифедералистов, промышленного Севера и аграрного Юга (соответственно, класса торговцев-финансистов-капиталистов и фермеров-плантаторов), сторонники сохранения рабства и его непримиримые враги, больших по населению штатов и самых мелких. Для сохранения максимальной искренности во время дебатов (разрушительная для репутации сила средств массовой информации была уже хорошо известна) по специальному решению Конгресса все заседания происходили в условиях абсолютной секретности, в прессу не просочилось ничего; сегодня мы знаем, что в эти дни происходило в Филадельфии только благодаря журналу-протоколу, который тщательно вел Мэдисон.

Теоретический вопрос, поставленный Гамильтоном, задел делегатов за живое.

В непрерывных дебатах, как в зале Независимости пенсильванского State House, так и кулуарах, тавернах, домах делегатов, живущих в Филадельфии, прошло четыре месяца. Результат честных дискуссий, подобно военным сражениям, часто оказывается непредвиденным, поэтому 17 сентября, ко времени подписания Конституции, большинство участников Конвенции достаточно неожиданно для себя обнаружили, что итоговый документ имеет очень мало общего с их первоначальными планами.

Каждая группа на Конвенции отстаивала свои интересы, но были две главные темы, вокруг которых шла основная борьба.

Первым, самым главным, был вопрос сохранения личной свободы (для белого человека, конечно): ограничения тирании большинства и возможности узурпации власти меньшинством и, прежде всего, ограничения власти государства (принцип «ограничения власти»). Конституция и первые десять Поправок – Билль о правах - принятые через три года после ратификации Конституции относительно эффективно, во всяком случае, на следующие 200 с лишним лет решили вопрос об ограничении власти государства в области свободы личности и прав человека, в том числе – права частной собственности. Кстати, Билль о правах, идея которого совершенно очевидно была заимствована из Магна Карты и английского Билля о правах 1689 года, был принят и традиционно считается органичной частью Конституции только благодаря давлению антифедералистов, скажем им за это спасибо. Несколько последующих Поправок, принятых в 19 веке (особенно Четырнадцатая), исправили первоначальную недоработку в отношении возможного ограничения прав человека отдельными штатами.

Второй по важности вопрос – о разделении власти между федеральным правительством и штатами: взаимоотношение прав и обязанностей штатов и государства – особенно в вопросах суверенитета штатов, регулирования межштатной торговли и защиты (именно защиты, а не права) частной собственности - оказался слишком сложным для того, чтобы решить его раз и навсегда. Не решен он и сегодня. Добрая половина дел, рассматриваемых Верховным судом США на протяжении всего его существования, как раз и относится к разъяснению споров в этом вопросе.

Как стало очевидно сразу после завоевания Независимости, семена раздора, посеянные между различными по экономическому, социальному и даже ментальному состоянию штатами, дали быстрые всходы и непростой задачей делегатов было создать политическую систему, не позволяющую задушить ростки нового союза. Между тем, после тщательных размышлений и дискуссий делегаты выбрали самую, пожалуй, уязвимую форму государственности. Создание демократической федеральной системы власти (принцип «федерализма») в ее республиканской форме, наверно, надо отнести к самому трудному теоретическому и практическому принципу организации государства. В любом государстве во все времена хватает сил – националистических, религиозных, социальных, стремящихся разорвать его на части. Федерализм и народная демократия (к счастью, после дебатов ограниченная республиканской формой) автоматически усиливают центробежные силы распада, придают им абсолютную конституционную законность.

Ни одна из группировок не добилась всего желаемого и, как писал после один из делегатов: «Конвенция фактически создала частично национальное, частично федеральное государство». Кроме того, создание демократического суверенного государства в форме республики (принцип «республиканизма»), на такой огромной территории и с таким большим населением (по переписи 1790 года в стране проживало около 4 миллионов человек, из них примерно 700 тысяч рабов) до этого не удавалось никому, что было хорошо известно политическим лидерам того времени. Ретроспективно мы можем оценить подвиг «отцов-основателей» страны и создателей Конституции: никому и никогда до них, не считая миниатюрной республики Сан-Марино, мелких швейцарских кантонов и на протяжении большой части своей тысячелетней истории гораздо более автократической, олигархической (и мелкой) Венецианской республики, не удавалось удержать республиканскую форму правления более чем в нескольких поколениях.

В поисках баланса и усиления сил, которые должны были предохранить новую страну от распада, оставив по возможности больше свободы и независимости штатам, было сломано немало копий. Достаточно быстро было принято базовое предложение Джеймса Мэдисона – «отца американской Конституции», определяющее три основные взаимно балансирующие независимые ветви власти (принцип «разделения власти»): законодательную, исполнительную и судебную. (Отметим в скобках, что, к сожалению, практически полная независимость законодательного Конгресса от исполнительной власти соблюдалась только в первые два президентства – Вашингтона и Д. Адамса. В дальнейшем, с возникновением реальных политических партий и усилением их роли, начиная с президентства Джефферсона, Конгресс оказывался только относительно независимым: более в случае, когда исполнительная власть и большинство в Конгрессе оказывались у разных партий и менее, когда у одной).

Как вскоре стало ясно, договориться по нескольким большим «философским» вопросам оказалось легче, чем по десяткам второстепенных.

-4-

«Дьявол в деталях»

Политическая философия Мэдисона, Гамильтона, Франклина и других ведущих делегатов Конвенции была основана на римском республиканском опыте, британской политической традиции и тщательном переосмысливании известных республиканских теорий, в первую очередь, рассуждений Монтескье, Джона Локка, возможно Томаса Гоббса (скорее, как замечают специалисты, в интерпретации Локка). Знаменитые слова Джефферсона из Декларации независимости - «Все люди сотворены равными и наделены неотъемлемыми правами: жизнь, свобода и стремление к счастью» на самом деле явились замечательной литературной обработкой всем известного в то время определения естественных прав, данного Дж. Локком: «Жизнь, свобода и собственность». Слова «всем известного» надо понимать почти буквально: трактаты Локка и многочисленные политические памфлеты, объясняющие различные взгляды на политическое устройство государства, были домашним чтением любого грамотного американца, что без большого преувеличения означало – всех взрослых (белых) жителей колоний. Положение о взаимоограничивающих и контролирующих друг друга ветвях власти (принцип «checks and balances» – сдерживаний и противовесов) было «постфактум» теоретически обосновано Мэдисоном в статье «Федералист 51», опубликованной в феврале 1788 года. Конституция, вместе с остальными статьями цикла «Федералист» - всего их было 85, и, прежде всего, основополагающей статьей «Федералист 10» (ноябрь 1787), создали «хребет», на котором выросло все последующее «мясо» американского законодательства. (http://www.constitution.org/fed/federa10.htm http://en.wikipedia.org/wiki/Federalist_No._51).

Как всегда, дьявол был в деталях. Практические трудности заключались в согласовании требований многочисленных фракций, в том, чтобы хотя бы частично удовлетворить каждую. Стороны не доверяли друг другу, и все вместе боялись, что в реальной политической ситуации может произойти усиления одной из ветвей, вплоть до узурпирования власти. Перед участниками Конвенции были представлены два возможных плана. Первый из них, так называемый «New Jersey Plan», предполагавший пропорциональное численности населения представительство в палатах Конгресса, был отвергнут достаточно быстро решительным сопротивлением мелких штатов. В результате ожесточенных дебатов участники Конвенции существенно изменили и второй, так называемый «Virginia Plan», предложенный Мэдисоном, очень его этим обидев. (Принятую Конституцию Мэдисон считал своим поражением). Несколькими годами раньше Мэдисон придумал этот план для новой конституции штата Виржиния, но и там не смог убедить законодателей штата. Нам этот план интересен тем, что первоначально над тремя ныне традиционными ветвями власти Мэдисон поставил еще одну: некий странный исполнительно-юридический орган (например, по одному из предложений Мэдисона, состоящий из Президента и трех верховных юристов-жрецов), который обязан был проверять все законы штатов на соответствие общеамериканской Конституции и иметь право вето на все законы отдельных штатов. В этом было что-то похожее, как справедливо указали другие участники, на положение в Британской монархии и роль монарха.

Как мы позже увидим, решительно отвергнутая в Филадельфии идея, со временем смогла странным образом утвердить себя - конечно, в измененном виде, в политической жизни страны, незаметно проникнув в практическую деятельность Верховного суда.

Долгое время участники Конвенции не могли сговориться о численном и качественном представительстве штатов в палате Представителей (Конгрессе) и в Сенате. Роджер Шерман, представитель штата Коннектикут, предложил интересный компромисс, позже названный «Великим компромиссом»: пусть Конгресс пропорционально представляет население штатов (народ), Сенат – представляет штаты - по два делегата от каждого, уравняв их таким образом, а Президента выбирает специальная комиссия выборщиков, представляющая одновременно и народ и законодателей. Многим такая идея понравилась, но оставались сомневающиеся. Штаты были слишком неравны по количеству населения, политическому влиянию и особенно по экономическим возможностям: все боялись усиления Виржинии, в то время по существу государства в государстве. Вашингтон, Мэдисон, Джефферсон, Мэйсон, Монро, П. Генри, Ричард Ли, и еще десяток самых известных политиков того времени были из Виржинии, по населению она была ровно в два раза больше Массачусетса, следующего по величине штата.

Проблема неравенства штатов была очень болезненной для мелких штатов, но оставался один – самый главный нерешенный вопрос, который был в одинаковой степени сверхважным для всех штатов.

-5-

Гений Мэдисона

Это был вопрос суверенитета.

Где географически будет находиться суверенитет, скажем, некоего типичного штата – в законодательном собрании штата или в законодательном собрании федерации? Как практически преодолеть возможные разногласия, когда в одно и то же время в разных городах, разными законодательными собраниями будут приниматься законы, касающиеся одного и того же человека? «Суверенитет, как мы знаем из истории и опыта, нельзя разделить», - писал Д. Адамс в «Защите конституций Соединенных штатов» (обратите внимание на множественное число – серия статей-книг была написана до принятия Конституции 1787 года). Очень многие были согласны с ним и с тем, что высший законодательный авторитет должен находиться или в национальном или в штатном правительстве. Об этом же говорил неудачный опыт англичан 1760-70-х годов, когда они попытались разделить суверенитет между местными законодателями и английским Парламентом (разделена была и судебная система: например, английских солдат за убийство пяти человек во время беспорядков в Бостоне судили массачусетским народным судом и, кстати, оправдали).

И тогда Джеймс Мэдисон нашел гениальный, совершенно уникальный ответ. Хорошо, сказал он, если все боятся усиления одной из ветвей и главенства некоторых штатов, если возникли законные сомнения по важнейшему вопросу о суверенитете, то давайте запишем в нашей конституции, что ни одна из ветвей и ни один из штатов никогда, ни при каких условиях не будут обладать решающей властью. Давайте раз и навсегда передадим всю власть, весь суверенитет четвертой ветви – американскому народу в целом. Собственно, с этого и начинается Преамбула Конституции: «We, The People of the United States…» Это был настоящий прорыв. До этого предложения все усилия делегатов Конвенции были достаточно традиционно направлены на создание сбалансированного государства, обсуждались детали, сложные сами по себе, кто и каким образом будет удерживать баланс весов, на одной чашке которых сосредоточены интересы плебса (Конгресс), а на другой – относительной аристократии (Сенат). В этом случае, весьма схожем, например, с британской системой, роль исполнительной власти становилась похожей на роль монарха, а Американская республика – на «монархическую республику» с ее принципом «один, некоторые (избранные), все остальные».

Предложение Мэдисона радикально уходило от этой модели. Возложив весь суверенитет на американский народ, он, естественно, забрал какой бы то ни было суверенитет у штатных и федерального правительств. Такое положение не значило, что хотя бы временно – после выборов на некоторое количество лет до следующих выборов (как в Англии) - народ передает всю власть правительству федерации, губернаторам штатов или законодателям. Нет, это значило, что суверенитет, высшее неделимое право принимать законы всегда остается с народом, как целым. Никакой законодательный или исполнительный орган власти не может отныне сказать, что он является полным представителем народа. Национальное правительство и тем же народом выбранные губернаторы, законодатели штатов и национальных собраний (Конгресс, Сенат) и сам президент, остаются временными служащими, ограниченными в правах и возможностях и полностью зависимыми от народа (как говорили в то время – «агентами» народа).

Новое положение автоматически поставило страну на следующую, «отцы-основатели» надеялись – на высшую ступеньку, в теоретическом споре о форме государства, эффективно отменив веками существующую теорию сбалансированного государства (правительства), в котором монархия, аристократия и демократия (народ) боролись за власть друг с другом. Сбалансированная, а значит, с элементами монархизма демократия отныне отменялась, власть становилась агентом настоящей представительной демократии. Сенат почти автоматически лишался своего аристократического статуса: избирательная компания оказывалась единственным критерием выбираемости, ставила будущих конгрессменов и сенаторов на уровень «улицы», делала их по-настоящему только временно назначаемыми на сложную, и как тогда считали - неблагодарную работу.

Джеймс Мэдисон

Конечно, в то время далеко не всё в предложении Мэдисона было ясно даже самым «передовым» делегатам и, наверно, ему самому. Но идея была настолько революционной, настолько красивой и настолько допускающей различные толкования, что в результате ее приняли.

Хотя до сих пор не прекращаются жестокие споры об ее смысле и особенно об ее практическом развитии с течением времени.

-6-

«Мы, народ Соединенных Штатов...»

Самым неожиданным и непонятным для «американцев» того времени было само сочетание «народ Соединенных Штатов». Во-первых, никакого общего «народа» не существовало и в помине. «Идея самой Конституции состояла в том числе в том, чтобы создать фундамент и определить рамки для возникновения такого народа», - пишет Джозеф Эллис. Люди отождествляли себя со своим штатом, и только. «Моя родина – Виржиния», сказал никто другой, как Джефферсон. Или, в качестве другого примера, все статьи из серии «Федералист» писались как обращение «к народу штата Нью-Йорк». Во-вторых, синоним «американский» употреблялся только англичанами и в основном как негативно-уничижительный, подчеркивающий провинциальность и второсортность обитателей колоний – в том числе и неполноценность в обладании гражданских прав. Война за независимость, напомню, началась в 1775 году как борьба за обладание полными гражданскими правами британских подданных.

Как мы видим, создатели американской Конституции не только противоречили слишком многому из того, что было целью совсем недавней политической схватки, но очень часто противоречили самим себе десятилетней давности. После ожесточенной борьбы противостоящих сил и многочисленных компромиссов получился документ, позволяющий множественную интерпретацию буквально каждой строчки. (Я указал только на некоторые компромиссы, но в общей сложности их было несколько десятков. Многие считают самым важным компромисс об исключении вопроса о рабстве из повестки дня делегатов Конвенции и последующих законодателей на одно поколение – на двадцать лет).

Процесс ратификации занял девять месяцев, в течение которых впервые стало очевидным, что разные люди и разные штаты Конституцию понимают по-разному. Первым подтверждением этого были результаты голосования. Если в Нью-Джерси все 38 законодателей проголосовали «за», то, к примеру, в Нью-Гемпшире результат был 57-47, в Род Айленде, отказавшемся участвовать в Конвенции, 34-32. Очень важным оказалось обсуждение Конституции в Массачусетсе. Джон Хэнкок, один из политических лидеров поколения, предложил девять существенных поправок, которые через три года в том или ином виде стали частью Билля о правах. Одна из поправок Хэнкока, будущая Десятая, сформулировала важнейший, фундаментальный конституционный принцип: «Всё, что не оговорено специально как юрисдикция федерального правительства, является прерогативой местной власти». Дебаты в Массачусетсе, закончились голосованием 187-168 в пользу Конституции.

Все колонии ожидали решающего результата ратификации в Виржинии, без Виржинии Союз не имел смысла . Там сначала ратификацию дружно проваливали, ее противниками были такие великие фигуры в американской истории, как Патрик Генри, Джеймс Монро и Джордж Мэйсон. Дебаты в Виржинии продолжались без перерыва 25 дней и только после отчаянных речей Мэдисона, Джона Маршалла и короткого, но необычно эмоционального для Вашингтона выступления – «...нет альтернативы между принятием [Конституции] и анархией....перед нами выбор: или Конституция или распад Союза» - удалось при голосовании добиться результата 89-79.

21 июня 1778 года, после положительного результата голосования в Нью-гемпшире, Конституция стала основным законом страны, но даже многие из участников Конвенции не верили в ее долговечность. Известно, что после завершения Конвенции некая женщина остановила выходящего из здания Бенджамина Франклина и спросила, какую форму государства делегаты выбрали для страны. «Республику, мадам. Если вы сможете ее сохранить», - ответил Франклин.

Бенджамин Франклин

-7-

Сомнения

У неверия в долговременность республики были серьезные теоретические, практические и моральные основания.

Как я уже говорил, работы Монтескье были одним из теоретических оснований Конституции. Но сам Монтескье в «Духе законов» писал: «Для республики естественно иметь небольшую территорию, иначе она не может существовать долгое время». С ним были согласны многие. Джон Адамс в фундаментальной работе (первой из трех под этим названием) «Защита конституций Соединенных штатов» (1787) и Гамильтон в речи на Конвенции (9 июня 1787) высказали практически одинаковые мысли: из уроков истории следует, что необходимость единоначалия на огромной территории страны вполне возможно приведет к превращению центрального государства в монархию (Существует миф, что Гамильтон был совсем не против такого варианта). Патрик Генри, выступая на конвенции в Виржинии против ратификации Конституции, говорил еще резче: «Одно правительство не может управлять на таком огромном пространстве без деспотии абсолютизма».

Кроме всего, что было близко и понятно всем, практические уроки американской Революции говорили о том же; было очевидно, что Конфедерация соединенных штатов оказалась недееспособной. И даже самая мощная страна – Англия – и та не смогла организовать эффективное репрезентативное правительство на Американском континенте.

Но самыми глубокими были моральные сомнения: способны ли люди сами управлять собой?

Идеализм и реализм «отцов-основателей»: Джефферсон против Гамильтона

-1-

Отцы-основатели

«Если характер в целом хорош, то не беда,

если в нем оказываются и некоторые недостатки»

Ш. Монтескье

Сопротивление плохо организованных и разбросанных на гигантской территории жителей колоний против мощной Британской империи и самых сильных в мире армии и флота было делом практически безнадежным. Почему же «отцы-основатели» и поддержавший их народ начали в 1775 году освободительную войну и в 1776 году, когда итоги войны были совершенно непредсказуемы, подписали Декларацию независимости? Подписали, несмотря на известный закон английского короля Георга III, объявивший их изменниками, за что полагалась смертная казнь повешением. Подписали даже представители глубокого Юга, которые прекрасно знали позицию своих северных соседей в вопросе рабства. Подписали даже представители про-английски настроенного штата Нью-Йорк, хотя в это время в бухте города стоял громадный английский флот с 30-ти тысячной, прекрасно обученной армией. (Армия Вашингтона в начале 1776 года состояла из примерно пяти тысяч относительно здоровых, совершенно необученных солдат при полном отсутствии артиллерии. Практически никогда за все восемь лет войны реальная численность армии не превышала десять тысяч, хотя формально однажды достигла семнадцати тысяч. Причина была в том, что в течение всей войны до четверти состава армии было или дезертирами или больными. К концу 76 года, во время самого большого кризиса с призывом, в армии осталось чуть больше тысячи человек. Во время печально знаменитой зимней стоянки 77-78 годов в Valley Forge умерло более двух с половиной тысяч человек, еще четыре тысячи к концу зимы были больны).

Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, кем были эти люди.

К «отцам-основателям» по классическому списку относятся участники Континентального конгресса, подписавшие Декларацию, Конституционной конвенции, принявшие Конституцию, делегаты Континентального конгресса, подписавшие Article of Confederation (в основном написанные Франклином) и делегаты первого федерального Конгресса – всего 204 человека, в том числе 40, «отметившиеся» несколько раз: только двое – Роберт Моррис и Роджер Шерман поставили свои подписи под всеми тремя основными документами. Я бы убрал из этого списка Франклина, он все же был не «отцом», а «дедушкой-основателем» - во время подписания Конституции ему был 81 год, и добавил бы жену Джона Адамса, Абигейл Адамс.

Но обычно, когда упоминают термин «отцы-основатели», то имеют в виду Вашингтона, Франклина, Гамильтона, Сэма и Джона Адамса, Джефферсона, Мэдисона, Хэнкока, Дикинсона, Роберта и Гувернера Морриса, Джерри, Вильямса, Шермана, Рутледжа и некоторых других – их роль была решающая.

Формально не входят в список Джон Джей, Патрик Генри и Том Пейн, но никто не отрицает их важную роль в революции и становлении государства. Что касается последнего в этом списке – Томаса Пейна – «крестного отца революции», то роль его памфлетов «Здравый смысл», «Права человека», «Век разума» и серии статей «Американский кризис» переоценить невозможно. По словам Вашингтона, памфлет «Здравый смысл» произвел переворот в умах (еще лучше по аналогичному поводу сказал Галич: «Началось все дело с песенки, а потом пошло плясать..»). Не случайно, именно Пейн, а не Руссо, Вольтер или Адам Смит, был самым читаемым политическим философом в Европе 19 века.

Внимание к «отцам-основателям» в Америке по мнению иностранцев всегда было несколько чрезмерное. Кто в Англии или Франции помнит и кого интересует что по тому или другому поводу сказал Уильям Питт (любой из двух) или Талейран? Почему американцам и сегодня важно, что сказал бы Вашингтон по поводу иракской войны, а Джефферсон по поводу реформы здравоохранения? Причин этому много, наверно, главной является та, что страна образовалась практически внезапно, как следствие революции, точно знает день своего рождения и возникла вокруг общих идей, а не традиционным медленным эволюционным европейским способом вокруг общего языка, национальности и религии. Если вокруг идей, то, значит, за ними можно проследить и конкретных людей, тем более, что все в общем-то случилось очень быстро, быстрее, чем за одно поколение. Еще в 1750-60-х колонии были настроены в основном про-английски, с энтузиазмом участвовали на стороне Британии в войне против Франции и индейцев (именно там отличился Вашингтон и в награду получил от англичан огромный надел земли), в начале 1770-х никто еще и помыслить не мог о насильственном разрыве с Англией, а через двадцать лет уже существовала отдельная страна со своей Конституцией, правительством и победой в тяжелой Войне за независимость. Совершенно закономерно тогда выразить всю благодарность нации именно этому поколению (а также, по мнению критически настроенных либералов нашего времени – возложить всю ответственность), тем более, как со временем выяснилось, равных этому поколению в будущем не оказалось.

Конечно, в первую очередь было решено, что во всем этом успехе, в возникновении одновременно такого количества достойных людей «виновато» Провидение. После того, как Джон Адамс и Томас Джефферсон умерли в один день, 4 июля 1826 года – ровно в пятидесятую годовщину основания государства, мнение переросло в убеждение. Позже, к концу 19-го века, и особенно в 20-м появились серьезные исследования. Исследования ниспровергающие «отцов-основателей», например, на том основании, что они думали только о своей собственной выгоде, были рабовладельцами, женоненавистниками, безжалостными эксплуататорами и убийцами индейцев, и исследования, помогающие понять их жизнь в реальном историческом времени, их «идеалы и стремления», их взросление и диалектику их социальных и политических взглядов, наконец, их взаимоотношение друг с другом. И те и другие исследования помогли понять этих людей лучше, сделать их более выпуклыми, реальными людьми в глазах потомков, помогли отбросить многие мифы. Помогло, очень помогло, что «отцы-основатели» рано оценили свою роль в истории и тщательно сохраняли все документы, обильную переписку, даже личного и интимного содержания. Известно всего несколько случаев, например, когда жена Вашингтона после смерти мужа сожгла все письма между ними или когда архив Аарона Бёрра утонул вместе с кораблем во время бури, практически все остальное было сохранено. Почти все они писали статьи и памфлеты (Франклин за свою долгую жизнь космополита написал несколько тысяч статей в трех странах: Англии, Франции, Америке; он был и остается более популярен во Франции, чем в Америке. Гамильтон и Мэдисон – многие сотни). Книги Джона Адамса и Томаса Пейна были важным интеллектуальным и политическим явлением времени. Все они выступали по многочисленным поводам: сохранилось и отредактировано всё. Сохранились даже почти все документы Войны за независимость.

Так что в качестве базы для анализа мы имеем настоящие первоисточники, как никогда до этого в истории человечества.

-2-

«Как молоды мы были»

Похоже, что на сегодня общая картина выглядит следующим образом.

Первое, что бросается в глаза – за очевидным исключением Франклина и Сэма Адамса, они были молоды. Гамильтон в 19 лет писал политические памфлеты, которыми зачитывался Нью-Йорк (как-то он за три дня написал известную статью на 85-ти страницах), в 21 командовал артиллерией при защите города от англичан, в 22 стал помощником Вашингтона, через год – фактически начальником генштаба. Мэдисон был на четыре года старше, в 29 лет он считался одним из самых сильных политиков в Континентальном конгрессе, в 37 лет написал главные статьи «Федералиста» (большинство статей было написано Гамильтоном и некоторые - Джеем). Джефферсон в 33 года стал автором Декларации независимости, а через несколько лет был избран губернатором Виржинии. Неистовому лидеру Южной Каролины Эдварду Рутледжу в год подписания Декларации (он был самым молодым из подписавших) было 27 лет, Джону Джею - 31 год, Элбриджу Джерри,  (который не стал президентом только потому, что умер будучи вице-президентом) – 32, «пожилому» Джону Адамсу - 41 год, а Вашингтон возглавил армию в 43 года.

Второе, они все, практически за одним исключением Аарона Бёрра, были self-made, то есть, стали тем, кем они стали без классического европейского патронажа, семейных связей и наследованных денег: опять-таки, почти без исключения, они были первыми в семье получившими образование и «чистую» специальность. Из 99 человек, подписавших Декларацию или Конституцию только у восьми отцы посещали колледж. По определению Джефферсона, они были естественной аристократией («Я согласен с идеей, что среди людей существует естественная аристократия. Основы для нее – добродетель и талант»).

Третье, они все были людьми дела – плантаторами, ведущими тяжелое хозяйство, юристами, зарабатывающими на жизнь ежедневной работой, некоторые из них были торговцами, судовладельцами и промышленниками. Их репутация была создана изначально не в политике, их материальное состояние зависело от их репутации; в политике они следовали своей репутации «дельных» людей, а не наоборот, как сегодня.

Четвертое, они были из редчайшей породы «аристократов-демократов», или, вернее будет сказать, они ясно ощущали себя образованной элитой, но не были чужды интересам простого народа, всегда искренне полагая, что их авторитет зиждется в большой степени на поддержке масс. Их республиканизм был искренним следствием их собственных биографий, их возвышения из относительного «ничто». Как политические лидеры, они прекрасно понимали свой элитизм и - непонятное «истинным» демократам 21 века - свое «право» на лидерство. Но они также понимали, что их высокое положение завоевано талантом и достоинствами, а не на наследственной передачей статуса и патронажем, как в Англии.

Добавим, что немаловажным и почти забытым фактором развития политической философии «отцов-основателей» в сторону республиканизма был их ранний личный негативный опыт работы в штатных ассамблеях, конгрессах и в Конгрессе Конфедерации, гораздо более демократических и популистских, способных «заговорить» любое предложение. Отсюда, в частности, пришла почти болезненная неприязнь раннего Мэдисона к прямой демократии и общее мнение «отцов-основателей» о необходимости по возможности ограничить «истинными джентльменами» число людей, вовлеченных в политику.

Все они – за исключением того же Бёрра – с их более чем скромным происхождением и смешными по английским понятиям состояниями не стали бы заметными фигурами в старой доброй Англии, во всяком случае, без спонсорства высоко стоящих лордов и графов. Как характерный пример, Вашингтон, дослужившийся до майора в британской армии, принципиально не мог получить звание выше подполковника (в наших терминах). Известно, что впоследствии он все же получил звание полковника, но это было уже гораздо позже, в виржинской милиции, и никак не соответствовало званию в английской армии.

В пятых, они были интеллектуалами. Не в нынешнем смысле отстраненного от жизни университетского профессора или высоколобого комментатора программы новостей, а в качестве просвещенных политических лидеров своего времени, людей, живущих в мире идей, обменивающихся этими идеями, способных воспринимать логику и убеждение политических противников, постоянно занятых самообразованием, близких к реальной социальной и политической жизни различных слоев общества, никогда, как политики, не зацикливающихся на голосах избирателей и без особых сомнений уходящие с политической арены в частную жизнь, считавшие свое служение обществу важной частью жизни, но далеко не всей жизнью.

Конечно, как пишет один автор, «они не были полубогами» (мысль о том, что на Конституционной конвенции собрались полубоги принадлежит Джефферсону), они стремились к богатству, к положению в обществе, конкурировали в политической борьбе, вступали в партии и иногда их меняли, не всегда пользовались только чистыми методами в продвижении своих идей и самих себя.

А в шестых....

-3-

«Души прекрасные порывы»

Добродетель – положительное нравственное

качество, высокая нравственность

Из словаря Ожегова

Согласно классическому определению, четыре основные свойства добродетели есть: Справедливость, Благоразумие, Храбрость, Умеренность во всем. Как-то так получилось, что большинство из новой американской политической элиты того поколения (подчеркиваю: 1770-1790, позже началась партийная и идеологическая борьба) больше всего в жизни боялось, что окружающие люди обвинят их в отсутствии Добродетели. По представлениям 18-го столетия, добродетельность, благородство, корректность, воспитанность были органичными свойствами джентльменов. Другими словами, «отцы-основатели» были джентльменами, стремились быть джентльменами и страшно боялись совершить что-либо, поставившее под сомнение их принадлежность «клубу».

Служение интересам общества, его просвещение, подтягивание общества до своего уровня, участие в политике было естественным требованием и условием вступления в этот элитный клуб. Быть джентльменом означало поступать, как джентльмен: быть рассудительным, терпимым, честным, добродетельным и искренним. Ну, и конечно, джентльмен – это не только воспитанный и благородный человек, но и человек чести.

Что-то похожее возникло через поколение в пушкинской России, особенно в после наполеоновское время. Наверно, декабристы тоже считали себя джентльменами – «...пока сердца для чести живы\ Мой друг, отчизне посвятим\ Души прекрасные порывы». Правда, к сожалению, дальше «порывов» дело так и не пошло.

Вопрос чести действительно был серьезнейшим вопросом для «отцов-основателей», отсюда многочисленные дуэли, которые, впрочем, благодаря тщательно разработанным на этот случай нормам поведения, редко заканчивались стрельбой. Задиристый и не очень сдержанный Гамильтон был участником одиннадцати, до роковой двенадцатой – с Аароном Бёрром, единственной, где прозвучали выстрелы.

Есть еще одна важная характерная черта у почти всех «отцов-основателей», та, которую в 18 веке называли словом «disinterestedness». Сейчас это слово переводится, как безразличие, незаинтересованность, но двести с лишним лет назад означало совсем другое: нечто, стоящее выше частных интересов, выше интересов получения прибыли или каких-то социальных преимуществ. Для большинства политиков того времени было, например, совершенно немыслимо агитировать кого-либо в свою пользу. Даже наоборот, сам факт подобной деятельности автоматически становился поводом для дисквалификации кандидата, а если и случался, то, как в случае Аарона Бёрра, по возможности тайно. Понятно, что современные политические компании, с их нелепыми лозунгами (Yes, we can!), постоянными сборами и тратой огромных денег, «отцам-основателям» показались бы полным безумием.

Среди «отцов-основателей» существовало мнение, что только совершенно независимый человек, не связанный денежными или другими материальными обязательствами, может служить обществу и совершать благородные поступки. Широко известно, что Вашингтон отказался от любого вознаграждения во время командования Континентальной армией и во время своего президентства, но подобной принципиальностью отличались очень многие. Гамильтон, например, был фанатически щепетилен в разделении персональных и общественных финансов. Моральные ограничения и связанная с этим невозможность зарабатывать деньги во время служения обществу была причиной фактического разорения Джефферсона и Мэдисона, серьезных финансовых проблем Гамильтона, Роберта Морриса, Джона Адамса и Вашингтона.

«Я дал согласие на избрание в Конгресс, и таким образом обрекаю на финансовое разорение себя, тебя и наших детей. Этим письмом я предупреждаю тебя, чтобы ты могла подготовить себя к будущему», - из письма Джона Адамса своей жене Абигейл Адамс).

-4-

Идеи Джефферсона

Я не замечал, чтобы честность людей

возрастала с их богатством.

Т. Джефферсон

Конечно, в таких взглядах на жизнь отчетливо виден идеализм политической элиты революционной эпохи. Каким-то чудесным образом идеалистическое отношение к жизни, к соратникам по революции и самому политическому процессу – во всяком случае, до разделивших всех бурных 1790-х - сочеталось - у многих, но не у всех – с весьма реалистическим представлением о порочности человека, прежде всего – простого человека. Я уже говорил о двух противоположных взглядах на роль и значение государства, но различным был и взгляд на человека. На человека не только в его частной жизни, но как на микрочастичку суверенитета, возложенного на него Конституцией, и, одновременно, субъект управления государством, а значит, правящей элитой. Именно это различие разделило «отцов-основателей» больше, чем что-либо другое, со временем разорвало важные дружественные связи, сначала Гамильтона и Мэдисона, а потом Джона Адамса и Джефферсона.

Среди «отцов-основателей» самым распространенным взглядом на человека, которому повезло жить во время демократической революции был оптимистичный взгляд Томаса Джефферсона.

Древняя республиканская традиция утверждала, что классическая добродетель проявляется в результате участия граждан в управлении государством, участии в политическом процессе. Государство есть источник гражданского осознания своего места в жизни общества и добродетельное исполнение своего предназначения возможно только внутри политической государственной деятельности. Взгляд Джефферсона был другим: добродетель выражается и есть результат участия граждан в жизни общества, в развитии общества, а не государства, которое либерально настроенные люди, Джефферсон – в первую очередь, все больше видели врагом добродетельного человека, источником всего плохого в мире.

Джефферсон вообще всю свою политическую жизнь был крайне подозрителен к любой форме власти, литературно, артистично запечатлев свое мнение в Декларации. Тем самым, сделав ее принципиально не сочетаемой с Конституцией.

По Джефферсону движущей силой американской революции было стремление к индивидуальной свободе. Любая уступка попытке государства ограничить эту свободу является угрозой революции. Понятно, что в таком случае, единственным объединяющим элементом государственности, ограничением центробежных анархических сил распада, может быть только идеально чистая душа человека, моральная сила простого человека. Морально чистые люди могут организованно (самоорганизованно) жить в обществе не подверженном угнетению государства. Государство, по Джефферсону – источник коррупции. Отсюда пришел джефферсоновский тезис «минимального государства», полностью забытый современными последователями Джефферсона. «Человек создан для жизни в обществе. Его мораль была сформирована необходимостью жить в обществе... Понятия добра и зла и возможность различать их были даны человеку именно для этого.... Моральный смысл или совесть являются органичной частью человека, так же как руки и ноги». Конечно, в какой-то степени разум руководит всем этим, но только в какой-то степени: «Внутри нас, вживлённой в нашу грудь, живет любовь к ближнему... этот моральный инстинкт... эта врожденная социальность создала возможность демократии».

Из такой предпосылки, из желания соединить идеалы Просвещения и Демократии (добавив к ним идеи своеобразно модернизированного Евангелия), из такого оптимистичного взгляда на человека, из непоколебимой веры в Прогресс, из стояния насмерть за индивидуальные свободы выросла современная либеральная демократия.

Томас Джефферсон

-5-

Идеи Адамса

A government of laws, and not of men

Джон Адамс

Других – пессимистичных взглядов на сущность человека придерживался Джон Адамс. Его взгляд был исторически безукоризненно логичным. Если мир заполнен добродетелями и «вживлённой в нашу грудь» любовью к ближнему, то почему мы до сих пор не живем в идеальном мире? Зачем тогда нужна была Американская революция? А как на самом деле обстоят дела с пороками? И отменит ли самая лучшая в мире революция человеческую алчность, злобу, ревность, жадность, себялюбие, непомерные амбиции, беспринципность...? И если все эти пороки были и остались в человеке, то что тогда удержит молодую республику от распада? Ясно, что не «чистая человеческая душа». По Адамсу, по мнению большинства федералистов, центростремительной, объединяющей силой должна была стать национальная идея, коллективизм, общие интересы государства и общества, а не крайний либертарный индивидуализм максимально свободного «джефферсоновского» человека. Если в 70-е Адамс еще надеялся на то, что идеи республиканизма и соответствующее образование смогут изменить характер людей, саму их жизненную культуру, то к 80-90-м он полностью потерял всякую веру в перерождение простых людей. Уже к 1787 году ему стало ясно, что если полагаться только на добродетель простого народа, на его как бы способность к самоорганизации (джефферсоновский тезис), то американскую республику будет ожидать участь всех республик бывших до нее. Для него источником коррупции был сам народ. «Те, кто считает, что американцы обладают какими-то особыми эгалитарными качествами слепы и не видят реальности». «Была ли когда-либо, или будет ли когда-либо нация, в которой все индивидуумы будут совершенно равны в своих прирожденных и приобретенных качествах, в добродетели, в талантах, в богатстве?... Каждый народ состоит из неравных друг другу людей и никакое человеческое законодательство не в состоянии исправить это неравенство». Такое неравенство, по Адамсу, не обязательно должно поддерживаться законами или стать следствием наследования богатства чтобы быть реальным, но обществу никогда и никуда не деться от природных различий, различия в талантах, способностях и условий рождения человека. Джон Адамс в резкой форме, Вашингтон и другие федералисты в более мягкой считали неизбежным для сохранения республики определенный уровень государственного принуждения, некоторого ограничения «естественных» свобод (к подобному выводу пришел и Джон Локк).

Из таких взглядов (к ним очень близки взгляды Гамильтона, о них – ниже) выросло современное консервативное движение.

Джон Адамс

-6-

Идеи Гамильтона

Процветание коммерции ныне рассматривается и

 признается всеми  просвещенными  государственными

мужами как самый полезный и в то же  время самый

производительный источник  национального  богатства и 

поэтому стало главным предметом  их политических забот.

Александр Гамильтон, «Федералист 12»

Для того чтобы стать органичной частью политического движения взгляду Адамса явно недоставало положительного, созидательного импульса. Этот недостаток исправил Александр Гамильтон, чей взгляд был, безусловно, самым практичным, самым прагматичным. «Людьми движет интерес», - известное кредо Гамильтона. Но, по его мнению, интерес еще и связывает людей. Люди могут быть какими угодно хорошими или плохими, добродетельными или не очень, но в рамках общего интереса они всегда найдут точки соприкосновения и возможность компромиссов. Единство государства будет достигнуто более вероятно, центростремительные силы будут больше центробежных, если интересы людей и государства совпадут. Государство будет работать более эффективно, если все его органы, все его ветви будут состоять из людей, действующих в общих интересах, которые одновременно не будут упускать основу основ - свой простой личный интерес, личную выгоду, итог «людской жадности и предприимчивости». Развитие банковского дела, промышленности и торговли и есть по Гамильтону тот самый связывающий людей интерес, бесконечная возможность зарабатывать деньги и одновременно служить развитию страны и общества (и как стало понятно почти сразу – источник коррупции).

Гамильтон со своей неиссякаемой энергией, передовыми финансовыми и экономическими идеями и практической хваткой придал молодой американской Республике совершенно новый динамичный характер. Практическая работа Гамильтона в качестве министра финансов – самого престижного и самого важного поста в первых правительствах – заключалась еще и в том, чтобы везде и всюду: в штатных законодательных собраниях, на постах губернаторов и, конечно, в администрации Президента насаждать людей дела, практиков.

Если Мэдисона можно с полным основанием назвать отцом-основателем Республики, а Джефферсона – отцом-основателем демократической Республики, то Гамильтон, на мой взгляд, стал отцом-основателем современной капиталистической демократической Республики.

-7-

Борьба... но не насмерть

Учись думать в масштабах континента.

Александр Гамильтон

Надо опять немного отвлечься и сказать, что после очевидной победы в стране идей Джефферсона – победы демократизма над республиканизмом, то есть, после 1800-х годов, заслуги республиканца Гамильтона, яростного противника демократа Джефферсона, постарались забыть. Только в начале 20-го столетия появились исторические исследования и были написаны его первые серьезные биографии. Хочу напомнить, что из всех известных политических дружественных связей только дуэт Вашингтон-Гамильтон пережил время яростной идеологической борьбы 1790-х.

Вашингтон выделил 22-х летнего юношу из примерно 20-30 своих помощников (штаб Армии) в самом начале Войны за независимость и вскоре фактически сделал его начальником штаба, которому подчинялись – сначала неохотно, потом беспрекословно – все генералы Континентальной Армии. В 87-88 годах Гамильтон написал большинство статей серии «Федералист», став вместе с Мэдисоном главным политическим теоретиком американской Конституции. Президент Вашингтон назначил Гамильтона министром финансов, на самый важный пост в своем правительстве. Министерство финансов во время работы там Гамильтона, в отличие от Госдепартамента и министерства войны (первоначальное название министерства обороны) специальным актом Конгресса было выведено из подчинения Конгрессу. Гамильтон докладывал только Вашингтону лично и практически всегда получал от него карт-бланш на свои действия, что и близко не было нормой в отношении других министров.

В своей роли министра финансов Гамильтон фактически был премьер-министром, часто говоря - «моя Администрация», что вызывало понятную ярость антифедералистов. В 1798 году, когда казалось, что война с Францией неизбежна, Президент Д. Адамс упросил Вашингтона вернуться из своего добровольного пенсионного заключения и возглавить американскую – несуществующую тогда – армию. Очень неохотно Вашингтон согласился, но с условием, что он будет «свадебным генералом», а фактически армию будет возглавлять Гамильтон. За несколько месяцев армия была создана – целиком и полностью усилиями Гамильтона (и после заключения мира с Францией была мгновенно распущенна Президентом Адамсом, боявшимся, что Гамильтон станет американским Наполеоном).

Наверно, Гамильтон был первым политическим деятелем в американской истории (после теоретических размышлений Франклина в далекие 1740-е, о чем к тому времени все забыли), который совершенно отчетливо осознал, что Соединенным Штатам не избежать судьбы стать гигантской промышленной и военной континентальной империей и, наверно, Гамильтон, как никто другой, сделал это возможным. (Интересно, что еще до псевдонима «федералист», которым он подписывал многие статьи, он широко пользовался псевдонимом «континенталист»).

Гамильтон первым понял, что для создания авторитета новой страны и финансовой стабильности необходимо в корне переломить экономическую традицию и устраивающий последователей Джефферсона акцент на идеалистическое сельскохозяйственное производство «самоорганизующихся» общин. Для создания положительного финансового баланса, по мнению Гамильтона, совершенно необходимо было, прежде всего, организовать промышленность и перестать вывозить из страны необработанное сырье, покупая взамен предметы необходимого спроса. Его вклад в индустриализацию страны, укрепление торговых отношений с Англией (Гамильтон был англофилом, что было страшным грехом в глазах антифедералистов), создание национального банка, решения проблемы национального долга, создание условий для получения кредита за рубежом – восстановление кредитоспособности страны, создание бизнес-класса и мощных центростремительных, государство-образующих сил был решающим.

Никто другой в американской истории не соединил в себе с такой силой роли крупнейшего политика и эффективного государственного «менеджера», никто другой практически не определил, можно сказать, создал мощную американскую исполнительную власть, включая – вместе с Вашингтоном – роль Президента. И, конечно, именно Гамильтоном заложенная основа американской финансовой и экономической мощи в очень скором будущем стала основой американской внешней политики – все эти заслуги «позднего» Гамильтона никогда не должны быть забыты.

Александр Гамильтон

И, наверно, двухсотлетняя борьба политических идей в нашей стране, начавшаяся борьбой Джефферсона и Гамильтона, переросшая в борьбу сторонников Джефферсона и сторонников Гамильтона, вылившаяся в организацию двух партий, в сегодняшних названиях – Демократическую и Республиканскую, будет продолжаться еще долгое время. И, наверно, сама теоретическая невозможность определить победителя в этой борьбе, очевидная частичная справедливость того и другого мнения, практическая необходимость приходить к компромиссам в условиях примерно пополам разделенного электората, глубоко чувствуя в «чистой» - джефферсоновской душе и в прагматичной – гамильтоновской, что и идеологический противник тебе не враг и в чем-то весьма важном тоже прав (Джефферсон писал в одном из писем: «Спускаясь с высот теории к практике, лучшей книги, чем «Федералист», не сыскать»), явилась причиной устойчивости и, надеюсь, залогом будущего Соединенных Штатов Америки.

Поэтому ответ на вопрос, почему колонии времен «отцов-основателей» начали вооруженную борьбу против Великобритании, может оказаться очень простым: потому, что «отцы-основатели» таки были другими и видели свое предназначение, свою защиту добродетели в отрицании права кого бы ни было решать судьбу свободных людей вместо самих этих людей.

Или, как еще проще сказал Джон Джей в «Федералист 2»: «Эта страна и этот народ, похоже, были созданы друг для друга».

-8-

«Дитя судьбы»

...У меня есть все основания полагать, что Конституция

есть результат труда обыкновенных честных людей.

Гувернер Моррис, делегат от Пенсильвании

Огромная интеллектуальная работа делегатов Конвенции, коллективный гений «отцов-основателей», их желание ради общего дела пойти на многочисленные компромиссы принесли блестящие результаты.

Среди людей, сыгравших главную роль в создании Конституции, надо назвать прежде всего Д. Мэдисона, А. Гамильтона, Б. Франклина, Г. и Р. Морриса, У.Патерсона, Р. Шермана, Д.Вильсона, Д. Адамса, Д. Джея, Т. Джефферсона. Три последних не были участниками Конвенции. Роль Джефферсона заключалась в том, что Мэдисон старался все свои решения согласовывать со своим ментором и следовать его советам: письма из Филадельфии в Париж и обратно в летние месяцы хорошей погоды (на море) оборачивались за 16 дней. К Джону Джею, как самому уважаемому юристу своего поколения, постоянно обращались за практическими юридическими советами, особенно по тексту Конституции. (Сам текст был в основном отредактирован блестящим стилистом Гувернером Моррисом). Вклад Д. Адамса заключался в написании важного теоретического трактата «Мысли о Государстве» и образцовой конституции штата Массачусетс, самой передовой и самой теоретически близкой к будущей американской из всех тринадцати ко времени Конвенции. И, конечно, как пишет Эллис, может быть, решающую роль сыграл гигантский авторитет Председателя Конвенции Джорджа Вашингтона, до предпоследнего дня не проронившего ни одного слова.

Как бы там ни было, но, преодолев все теоретические и практические трудности, за несколько жарких и душных летних месяцев 1787 года было создано государство нового типа – федеративная (федеральная) республика Соединенные Штаты Америки.

(Некоторые современные политологи считают, что жара и духота были положительными факторами, заставившими делегатов быстрее приходить к компромиссам. Если бы, считают они, кондиционирование воздуха существовало ко времени Конвенции, то, возможно, мы все еще ожидали результатов дискуссии. Они, в частности, предлагают полностью отключить системы кондиционирования в сегодняшнем Конгрессе и Белом доме. Мне тоже кажется, что стране это пошло бы на пользу. В самом крайнем случае, мы бы сэкономили на электричестве).

Надо отметить, многие из политических деятелей того времени – в отличие от наших современников - не относились к Конституции, как к «священной корове». Самые знаменитые из отцов-основателей, прежде всего – Джефферсон и в некоторой степени - Джон Адамс – считали, что каждое поколение должно переписывать Конституцию под себя, с учетом изменяющихся условий жизни. Они считали, достаточно справедливо, на мой взгляд, что никому не дано заглянуть в будущее и что диктовать мелкие детали образа жизни следующим поколениям не очень разумно. (Чего стоит, например, знаменитое уравнение 3/5 = 1 в оригинальном тексте. Так подсчитывали население штатов для определения представительства в Палате представителей. Один чернокожий раб считался 3/5 человека).

Такой рациональный подход не нашел поддержки у масс и, хотя со временем в Конституцию были добавлены 27 поправок, но с каждым последующим поколением усиливалось чисто религиозное отношение к Основополагающему Документу, что на мой взгляд явилось одной из главных причин единства нации.

***

18 сентября 1787 года, на следующий день после подписания Конституции, Джордж Вашингтон в суматохе отъезда из Филадельфии написал короткое письмо-отчет о последних днях Конвенции своему другу и «полу-сыну» маркизу де Лафайету.

«Результат четырех месяцев размышлений и обсуждений - сейчас дитя судьбы, которое будет лелеяно некоторыми и бито другими. Каково будет превалирующее мнение о нем или как оно будет принято обществом – не мне решать... Если оно окажется достойным, я полагаю, его ждут великие свершения, если же окажется плохим, то всё свалят на отцов-основателей».

Подписи «отцов-основателей» под американской Конституцией

Верховный суд

Законы изобретены для блага граждан

Марк Тулий Цицерон

-1-

Конституция, как источник кризиса

При самом первом прочтении Конституции (http://www.usconstitution.net/const.html) бросается в глаза странная особенность: Первая глава (Article I), посвященная законодательной ветви, написана объемно и подробно; Вторая глава – об исполнительной власти – в два раза меньше по объему и оставляет некоторое ощущение незаконченности и неопределенности; Третья же глава – о власти судебной – не только в три раза короче предыдущей Второй, но даже в этом небольшом объеме только одна секция из трех говорит о том, чем, собственно говоря, должен заниматься Верховный суд.

Противоречивость и неоднозначность Конституции, о причинах которых я попытался рассказать в начальных главах, не раз приводила к так называемым конституционным кризисам. Новые политические лидеры и даже старые – в новых исторических условиях – открывали в Конституции что-то свое, что-то важное, на что раньше никто не обращал внимание. Уже в 1790 году совершенно внезапно выяснилось, что договоренность на Конвенции не затрагивать в Конституции и в дальнейшей политической дискуссии в течение двадцати лет вопрос о рабстве (в Конституции вообще не упоминаются слова «рабство», «раб», «негр») и прекратить с 1808 года ввоз рабов понимается совершенно по-разному северянами, южанами и промежуточным штатом Виржиния. Конституционный кризис 1790 года по вопросу о рабстве только чудом не закончился распадом страны. Это был далеко не последний кризис. Даже сам Мэдисон, через несколько лет окончательно перешедший в лагерь Джефферсона, к концу столетия стал интерпретировать Конституцию совсем по-другому. Перемена взгляда Мэдисона на суверенитет штатов и его и Джефферсона резолюции по штатам Виржиния и Кентукки (1798-99) привела к самому, пожалуй, длительному в истории страны кризису, так называемому «nullification crisis» (http://en.wikipedia.org/wiki/Nullification_Crisis). Все кризисы, кроме одного, были разрешены теми или иными компромиссами. Один («nullification crisis») – Гражданской войной.

Совсем необязательно кризисы разрешались в Верховном суде. Скорее, верно обратное. Долгое время статус Верховного суда был очень низким. Можно смело сказать, что в первое десятилетие о нем практически забыли. Было трудно найти желающих стать членами Верховного суда, назначенные, напоминаем – пожизненно, часто уходили с работы «по собственному желанию». Например, первый председатель Верховного суда, Джон Джей, назначенный Вашингтоном в 1789 году, через пять лет оказался главой делегации на переговорах о заключении мирного договора с Британией, где и провел почти год, оставаясь формально председателем Верховного суда. По возвращению из Англии он был избран губернатором штата Нью-Йорк, оставил Верховный суд, а после окончания работы губернатором отказался от повторного назначения в Верховный суд.

Двести с лишним лет действия Конституции обнаружили заложенные в нее не только полномасштабные, но и вяло текущие кризисы. Из основных коротко перечислю только некоторые: слишком короткий, двухлетний срок избрания членов Конгресса, приводящий к практически постоянной избирательной компании; не совсем логичную систему «коллегии выборщиков» президента, по которой президентом может стать человек, набравший меньше голосов, чем его конкурент; существенную дискриминацию наиболее населенных штатов в Сенате, когда, к примеру, почти 40 миллионов населения Калифорнии и 500 тысяч - Северной Дакоты представляет одинаковое количество сенаторов.

Но, как показало время, несмотря на все недостатки, американская Конституция оказалась пусть не идеальным, но все же реально работающим документом. И одна из главных причин этого, как в свое время сказал Франклин Рузвельт, как раз и заключалась в том, что «Конституция Соединенных Штатов со временем показала себя как изумительно гибкое собрание законов управления государством, наиболее гибкое из когда-либо написанных людьми».

Воистину, достоинства иногда являются продолжением наших недостатков.

-2-

Конституция, как источник интерпретации

Являясь одной из конституционных ветвей власти, Верховный суд, как и две другие ветви, прошел через разные периоды жизни, хорошие и плохие. Не надо забывать, что Верховный суд - самая недемократическая, а в двадцатом столетии еще и очень политизированная (об этом – ниже) часть властного треугольника, все его члены назначаются пожизненно и «при условии достойного поведения» неподотчетны никому. Это очень тяжелая ноша и только несколько лидеров Верховного суда (суд обычно называют по имени его председателя, например, сейчас у нас суд Робертса) оставили после себя выдающуюся память. Первым в этом ряду, конечно, был Джон Маршалл (председатель суда с 1801 по 1835 годы). Именно он добился равного признания судебной ветви власти в сравнении с двумя другими. При нем впервые был подтвержден приоритет федеральных законов над штатными. И самое главное, именно при нем Верховный суд впервые стал официальным источником интерпретации Конституции. Прецедент, на котором основан такой подход к Конституции впервые возник в 1803 году как результат решения Верховного суда в деле Marbury v. Madison. Это решение до сих пор вызывает резко негативную, буквально рвотную реакцию у многих судей, например у нынешнего члена Верховного суда Антонина Скалиа.

Приступая сейчас параллельно с описанием проблем и противоречий Верховного суда к рассказу о евреях, членах Верховного суда, о пройденном ими пути и об их достижениях, я хочу вступить на скользкую дорожку некоторых обобщений и предположений.

Принципиальный вопрос – подвержена ли Конституция интерпретации, и если – да, то до какой степени, не решен и никогда не будет решен окончательно. Противоречия в отношении к этому вопросу много раз становились личной трагедией даже членов Верховного суда. Например, два близких друга с 1930-х годов, Хьюго Блэк и Абе Фортас (пятый еврей в Верховном суде), будучи одновременно членами Верховного суда в 1960-х, стали яростными врагами «не придя к согласию, в какой степени Конституция может быть интерпретирована…. и обычно голосовали за противоположные предложения».

Практическое развитие американской законодательной системы и системы юриспруденции как будто бы положительно ответило на этот вопрос, но всегда при яростном сопротивлении несогласных. С чем можно сравнить проблему практической необходимости непрерывного объяснения смысла Основного Закона, который изначально дан в виде небольшого документа – меньше пяти тысяч слов? Проблему, с которой столкнулись как простые смертные, так законодатели и юристы, даже если это члены Верховного суда? На мой взгляд, напрашивается аналогия – с Торой и ее талмудическими толкованиями. Но вместо тысяч раввинов и мудрецов, посвятивших этому свои жизни и почти два тысячелетия, в нашем случае разъяснением смысла Конституции последние двести с небольшим лет, сменяя друг друга, занимается девять человек. Впрочем, не всегда девять. Количество членов в Верховного суда не было прописано в Конституции и менялось в разное время с шести до десяти, остановившись на девяти после 1869 года.

Сравнение с Торой и Талмудом прозвучало не случайно. Секулярное еврейское движение Хаскала, возникшее в восемнадцатом веке в Германии, как еврейский вариант европейского Просвещения, вытолкнуло из традиционной религиозной среды очень много ярких личностей. Эти люди достаточно быстро влились в европейское, а затем и североамериканское гражданское общество и стали важной движущей силой в его социальном, экономическом и политическом развитии. Но в результате многовекового воспитания и обучения, глубоко в подсознании этих эмансипированных евреев сохранялась основополагающая идея иудаизма, Тикун Олам, идея совершенствования мира. «Иудаизм верит, что цель существования евреев – не больше и не меньше, чем «совершенствовать мир под управлением Бога» (из молитвы «Алейну»). Убрав идею Бога из тождества, евреи Хаскалы заменили его идеей либерализма, а принцип Тикун Олам – принципом «социальной справедливости». Наверно, если отбросить достаточно редкие исключения, то стало нормальным, обычным в секулярном мире видеть евреев-мыслителей именно интерпретаторами раввинистической идеи Тикун Олам и талмудической традиции, смещенной в направлении дискуссии о возможности достижении «социальной справедливости». Большинство евреев, оставивших след в интеллектуальном развитии западного общества, находились в левом лагере, понимая его как в прошлом марксистском, так и в сегодняшнем либеральном определениях. От этой предпосылки мы и будем отталкиваться.

Но сначала несколько слов о роли евреев в ранней истории Соединенных Штатов.

Вставная глава: евреи в ранней истории США

-1-

Подозрительный Гамильтон

К началу 2011 года на посту президента США побывало 43 человека. Список вице-президентов включает 46 человек; общее количество поднявшихся на две самые высокие ступени американской государственной иерархии, конечно, не определяется простым суммированием, так как многие из второго списка со временем попали в первый. Тем не менее, ни в одном из них не было евреев.

Любители теорий еврейского заговора могут придумывать все, что они хотят, но факт остается фактом: евреи не играли никакой официальной роли в становлении Соединенных Штатов Америки. Среди 64 участников Континентального конгресса, принявших в 1776 году Декларацию независимости, как и среди 55 участников Конституционной конвенции 1787 года, евреев не было.

С одним очень большим, но маловероятным исключением. Возможным исключением был Александр Гамильтон, о котором Пол Джонсон в своей «Истории американского народа» пишет достаточно определенно: «Из всех «отцов-основателей», пожалуй, только Гамильтона можно назвать гением». Ему вторит такой блестящий авторитет и современник Гамильтона как французский министр иностранных дел и, наверно, самый знаменитый дипломат 19-го века Шарль Талейран, который провел три года изгнания в США, и знал лично большинство политических деятелей страны конца 1790-х. Талейран ставил Гамильтона выше всех ему известных политических деятелей, выше Наполеона и Уильяма Пита Младшего.

Был ли Гамильтон евреем точно не знает никто, не знал этого и сам Гамильтон, всю жизнь пытавшийся узнать правду своего рождения. Официально он был незаконнорожденным, поскольку его мать, Рэчел Фосетт Левин, чистокровная француженка из протестантов-гугенотов, бросила своего первого непутевого мужа, еврея Джона (Джоахана) Левин, на относительно респектабельном вест-индийском острове Святого Креста, принадлежащем Дании, и сбежала, даже забыв захватить сына Питера, на другой, совсем захолустный остров Невис. Остров, в западной части Карибского архипелага, был частью Британской Вест-Индии. Все это случилось за пять лет до рождения Александра (1755 год). Эти пять лет покрыты плотным туманом слухов, версий и домыслов. Левин по некоторым сведениям за это время, по крайней мере, один раз посещал Невис, но общался ли он со своей официальной женой – достоверно неизвестно. Он считал себя обиженной стороной и не давал развод до 1759 года; по местным законам до того времени Рэчел не могла вступить в законный брак.

Гражданским мужем Рэчел и официальным отцом Александра и его старшего брата Джеймса был еще один непутевый человек и «бизнесмен» (Рэчел, впрочем, сама была совсем не подарок), обедневший шотландский аристократ Джеймс Гамильтон, которого всю жизнь преследовали финансовые неудачи и который оставил Рэчел и своих двоих сыновей, когда Александру еще не было 10 лет. На самом деле отцом Александра историки называли разных людей, самым вероятным на сегодняшний день выглядит благородный невиский торговец Томас Стевенс. Именно его подозревает больше других Рон Чернов, автор недавно вышедшей фундаментальной монографии «Александр Гамильтон».

Как бы там ни было, когда пришло время идти в школу, маленького Александра, как незаконнорожденного, не взяли ни в одну из христианских школ острова, порядки в те времена там были злые. Исключение сделали только в еврейской школе, которая, как пишут некоторые биографы Гамильтона, была лучшей школой острова. На Невисе была большая еврейская община, где-то до четверти белого населения столичного Чарльзтауна были евреи-сефарды, в основном беженцы из Бразилии. Уже к 1720 году на острове была синагога, школа и еврейское кладбище, кстати, сохранившееся до наших дней. Как вспоминал взрослый Гамильтон, из-за своего маленького роста он декламировал Десять заповедей на иврите, вставая на сидение парты.

Отцов-основателей трудно обвинить в плохом отношении к евреям, достаточно вспомнить знаменитое письмо Вашингтона членам Ньюпортской синагоги (http://en.wikisource.org/wiki/Letter_to_Touro_Synagogue). (К слову, давным-давно доказано, что антиеврейские высказывания, приписываемые Франклину и Вашингтону, являются фальшивками). Но даже на общем фоне корректного отношения к евреям, свойственного лидерам американской революции, отношение Гамильтона выделяется особой доброжелательностью и рассудительностью.

«Прогресс евреев, ...начиная с ранней истории вплоть до нашего времени, всегда был и является сегодня примером явного несоответствия ординарному направлению развития человечества. Не будет ли справедливым заключение, что и причина этого должна быть экстраординарная – другими словами, является следствием некоего плана самого Провидения?» - пишет он в своем дневнике (выделено – Гамильтоном).

Как видим, учеба в еврейской школе не прошла бесследно.

-2-

Впрочем, вернемся от спекулятивных предположений к реальному представительству евреев в американской общественной и политической иерархии. Не добравшись до двух самых высоких постов, евреи достаточно быстро восполнили это недоразумение на почти всех более низких уровнях. Фрэнсис Сальвадор стал членом конгресса Южной Каролины еще в 1775 году (он погиб во время Войны за независимость), Дэвид Эмануэль в 1801 году стал губернатором Джорджии. В начале 1800-х Мордехай Ноах получил дипломатический статус и был назначен консулом в Тунис. 1845 год стал годом прорыва евреев сразу в Конгресс и Сенат: Льюис Левин был избран в палату Представителей, а Дэвид Юли – в Сенат. Правда последний уже в следующем году перешел в христианство. Во время Гражданской войны евреи отличились по обе стороны фронта, а один из них – Иуда (Джуда) Бенджамин – стал знаменитым «министром обороны» правительства Конфедератов, будучи там же одновременно министром иностранных дел, правда, южанам это не помогло. Наконец, в 1906 году Оскар Страус стал первым евреем-министром в американском правительстве (при Теодоре Рузвельте).

После этого эпитет «первый» стало сложно применять к представителям еврейской общины Соединенных Штатов, желающим добиться заметного положения среди представителей власти в стране. Но вспомним, что, согласно Конституции, в США существует три ветви власти: законодательная, исполнительная и судебная. В какой-то степени, во всяком случае, в наше время престижность члена Верховного суда почти равняется президентской. Может быть, даже больше: если в первых двух ветвях имеется законодательный или хотя бы теоретический временной предел для пребывания в кресле, то на судебную скамью Верховного суда назначают пожизненно. Сесть на эту самую скамью у американских евреев не получалось очень долго.

Вплоть до 1916 года.

(продолжение следует)

Использованная литература:

1.                   Paul Johnson, «A History of American People»

2.                   Томас Пейн. «Здравый смысл».

3.                   Joseph Ellis, «Founding Brothers» - крайне рекомендую начать с этой книги, желающим больше узнать о начальной истории США.

4.                   Gordon Wood, «Revolutionary Characters. What made the Founders different»

5.                   Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. (Включая интереснейшее вступление Н.Н. Яковлева «Послание в будущее»)

6.                   Daniel Boorstin, «The Americans. The National Experience»

7.                   Richard Beeman, «Plain, Honest Men: The making of the American Constitution»

8.                   Хикмет А. Гаджи-заде, «Долгий путь демократии. Антология демократии и антидемократии»

9.                   Ron Chernow, «Alexander Hamilton»

10.                Larry Schweikart, Michael Allen, «A Patriot’s History of the United States»

11.                Jacques Barzun, «From Dawn to Decadence. 500 years of Western cultural life»

12.                Constitution of the United States of America http://www.archives.gov/exhibits/charters/constitution.html

13.                Glenn Beck, Joshua Charles, «The Original Argument. The Federalist Case for the Constitution»

14.                Gerry and Janet Souter, «Founding Father. The Shaping of America»

15.                Paul Johnson, «A History of Jews»

16.                Louis Brandeis, Wiki, Wikiquote

17.                Noah Feldman, Scorpions. «The Battles and Triumphs of FDR's Great Supreme Court Justices»

18.                Damon Root, «Louis Brandeis’ Partial Justice»

19.                Linda Gutstein, «History of the Jews in America»

20.                Arthur Schlesinger, Jr. «The Crisis of the Old Order. The Age of Roosevelt»

21.                Oliver Wendel Holmes, Jr. Wiki

22.                Jeffrey Tobin, «The Nine. Inside secret world of the Supreme Court»

23.                Garrett Epps, «The Vanson Ruling and the Strange Nature of American Judicial Review»

24.                Antonin Scalia, «Judicial Adherence to the Text of Our Basic Law»

25.                Samuel Huntington. «Who are We?»

26.                FDR. «Commonwealth Club Address. 23 September 1932. San Francisco»

27.                Michael Feldberg, «Louis Brandeis and American Zionism»

28.                Stephen Whitefield, «Exodus» – in Jewish Review of Books

29.                Walter Isaacson, «How Einstein Divided America’s Jews»


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 4853




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer8/Judovich1.php - to PDF file

Комментарии:

Игорь Ю.
- at 2015-09-15 04:37:42 EDT
Игорь Ю.- Владимиру Вершинину
**
Уважаемый ВВ,
Возможно, Quebec Act кажется чем-то вроде "последней капли" глядя из Квебека. Для англоязычных жителей 13 колоний он был только частью, сравнительно незначительной, более общего Intolerable Act (как его называли колонисты). По этому закону были закрыты, например, все порты Новой Англии и по существу разогнаны законодательные ассамблеи. Почувствуйте разницу! В Квебеке, которому по новому закону передали значительные - с нашей сегодняшней точки зрения - территории южнее Великих озер, тогда 90++ населения говорило по-французски, переданные земли были практически пусты - на них только-только начали селиться верджинцы и пенсильванцы. То есть, колонисты, конечно, были разгневаны "канадской" составляющей в Intolerable Act и даже в свое время отразили это отдельным пунктом в Декларации (среди десятков других), но на фоне всего прочего этот закон не был "последней каплей". Хватало других капель. Кроме всего, как я уже сказал, колонисты не чувствовали особого интереса к северным землям из-за: 1) враждебной к ним религии; 2) чужого языка. Никому в 13 колониях особенно не были близкими канадские проблемы. Хватало, например, проблем с Мэрилендом, католическим штатом внутри себя.

Что же касается убийства и отнятия земель у лоялистов, то удивительно не то, что такие случаи были, но ОЧЕНЬ удивительно, что их было относительно немного, особенно - в городах. Континентальный Конгресс никогда не поддерживал насилие, никогда не призывал к насилию против лоялистов. Континентальная армия, выискивая и конфискуя продовольствие, не дискриминировала население - отбирала и у тех и у других. Расстреливала и вешала и тех и других, если считала нужным. Где-то до 100 тысяч лоялистов достаточно спокойно уехали в Англию. Никогда их оставшихся детей и родственников не дискриминировали. Во всяком случае, я о таких случаях не знаю.

Владимир Вершинин
Оттава, Канада - at 2015-09-15 03:35:56 EDT
Вопрос автору, почему не упомянут "Акт о Квебеке", который собссно и стал последней каплей?

Как насчет изгнания революционерами лоялистов с их земель, с отнятием всего и вся?

Евгений
Абакан, Россия - at 2012-07-30 15:30:08 EDT
Материал интересен. Спасибо автору. Но два момента хотелось бы отметить: - коробит идеализация "отцов"; - настораживает приписывание Вашингтону бессеребрянничества: я думаю, вы читали Яковлева, который приводит хорошие примеры о крохоборстве этого человека.
Националкосмополит
Израиль - at 2011-08-16 13:02:23 EDT
С тех пор было три мощных попытки создания супер – государств, эффективней США.
Франция с Декларацией Прав Человека и Кодексом Наполеона.
Создание СССР – государства интернационал социализма, превращенного Сталиным в государство Русского Национал Социализма.
«Соединенные Штаты Европы» - Европейский Союз на базе идеи абсурдной идеи мультикультурализма монокультуралов,

Все эти попытки не создали модель государственного устройства эффективней США.

Имеет серьезные шансы перегнать США «Либертарный (Рыночный) Коммунизм Китая».

Всех же перегонит Союз Высокоразвитых Государств Мира на основе непринятой конституции Европейского Союза с добавлением Симметрии Недель Труда и Творческого Отпуска – «Новой Субботы» расширяющейся элиты персонал – мульти – культурных граждан,
Уместней всего страной – столицей этого союза сделать Израиль Воскрешенный.

Инна
- at 2011-08-14 21:54:44 EDT
Уважаемый Игорь, спасибо за Вашу прекрасную работу. Благодаря Вам я пополнила свое образование. Буду ждать второй части.
Владимир Янкелевич - Игреку
Натания, Израиль - at 2011-08-14 11:11:08 EDT
Спасибо, сейчас стало понятно. Просто приведенные в тексте цифры состава армий англичан и Вашингтона как-то (без хотя бы короткого разъяснения) повисли в воздухе.
Е. Майбурд
- at 2011-08-14 04:41:00 EDT
Что такое революционная ситуация? Это когда сверху не могут, а снизу не хотят.
Игорь Юдович
- at 2011-08-14 01:10:12 EDT
Сорри, произошел срыв
И кто найдет время читать еще более длинный текст? Уже набежало больше ста страниц. Там ведь в конце должно быть - Продолжение следует, а не окончание.
Владимиру Янкелевичу:
Владимир, военную часть я как раз сознательно старался избежать. Не в ней суть становления государства, а именно это было основной темой. Кстати, если Вы, к примеру, посмотрите материалы Вики по Войне за независимость и сравните их с той же Вики по Континентальной армии, то увидите просто невероятную разницу в оценке размеров армии. У меня есть соображения почему так, но мои цифры - реальные (более-менее) и соответствуют источникам из достаточно толстых и известных книг (не перечисленных в конце статьи). Они же гораздо больше совпадают с данными Вики по армии.
Что касается самой войны. Очень схематично.
Вначале англичане совершенно не ловили мышей, они просто весь 75 и часть 76 годов не могли поверить, что в них будут стрелять. Военное начальство было просто кошмарное. Плюс, они всегда были привязаны к портам, били же их партизанскими наскоками далеко от моря, в лесах, где у партизан очевидные преимущества. Их неудачи в Нью-Йорке - один из невероятных случаев военных провалов. Опять таки, в основном от того, что не проснулись, плюс фантастическая удача помогла армии Вашингтона унести ноги. Шансов у них, между нами, не было. Но - случилось. Сразу же, по инерции последовало 2-3 победы американцев, одна из которых - в Канаде - позволила наконец-то захватить артиллерию.
Потом война перешла в чисто партизанскую фазу, англичане легко выигрывали ВСЕ открытые сражения и Вашингтон стал американским пре-Кутузовым. Говорят, что никто больше Вашингтона не потерпел поражений в открытых сражениях. Опять таки, Вашингтон вытягивал англичан подальше от моря.
Потом произошло два важных события. В ам. армии появился прусский офицер (или самозванец - толком не известно) Baron von Steuben, который за год навел относительный порядок в армии. Но более важным было официальное вступлении в войну Франции и неофициальное - Испании и Голландии на стороне американцев. Французский флот блокировал важные порты, испанцы отогнали англичан из Флориды и спасли южный фланг для американцев. Снабжение стало регулярным и платили в основном французы (весь порох был французский, к примеру). Это уже 78-80. Потом была громкая победа под Йорктауном, где молодой полковник Гамильтон впереди своего полка бежал на английские редуты и первым ворвался в них. Ну а потом, англичане окончательну устали гоняться по всей огромной территории за армией Вашингтона, так никогда и нигде ее не догнав. Воевать в такой далекой Америке - и все без какого-либо результата - стало просто финансово непосильно. После 81 года почти не воевали. Мир заключили в 1783. Так что можно сказать, американцы не столько выиграли войну, как не проиграли. И, кстати, не оправдались расчеты англичан на поддержку роялистов. Которых армия Вашингтона во время военных действий без колебания вешала на деревьях, подавив в зародыше. В спокойное относительно время им давали возможность убраться в Англию, и очень многие - особенно из НЙ и Нью-Джерси - уехали.

Игорь Юдович
- at 2011-08-14 00:32:49 EDT
Спасибо прочитавшим за добрые слова.
Борис Дынин, наверно, ухватил саму суть - эта работа для меня действительно была "примером исполнения интеллектуальной обязанности эмигранта перед самим собой и перед страной, выбранной им для жизни".
Борис Тененбаум, конечно, прав - всё достаточно конспективно, приходилось ограничивать себя в каждой главке, но где взять время на бОльшее? И

Марк Аврутин
- at 2011-08-13 18:27:44 EDT
Читал с огромным удовольствием историю о том, как «совсем небольшая группа людей в середине 1780-х» решала проблему: «способны ли люди сами управлять собой?» Сожалея при этом, что в России в 1990 годы не нашлось таких достойных людей.
Читая, как «отцы-основатели» рано оценили свою роль в истории и тщательно сохраняли все документы, невольно сопоставляешь с тем, как тщательно уничтожали документы диктаторы ХХ века, будь то Сталин или Гитлер.
И хотя Советская Россия, казалось бы, тоже возникла вследствие революции и «вокруг общих идей», но какая огромная разница. И тут же находишь ответ на вопрос: почему так получилось? Там у истоков стояли люди, чья «репутация была создана изначально не в политике, их материальное состояние зависело от их репутации; в политике они следовали своей репутации «дельных» людей, а не наоборот». Кроме того, для них «служение обществу было важной частью жизни, но далеко не всей жизнью». А ещё они стремились «подтягивать общества до своего уровня» в отличие от большевиков, которые возглавили самую маргинальную часть общества, и пошли навстречу их требованиям.
Прочитав фразу: «Был ли Гамильтон евреем точно не знает никто», непроизвольно всплыли в памяти, как минимум ещё две похожие фразы: был ли Пастернак крещенным евреем, и был ли Франко потомков древних марранов тоже точно не знает никто.
Короче, интересно, познавательно, увлекательно. Премного благодарен автору.

Марк Фукс
Израиль - at 2011-08-13 16:27:31 EDT
Работа Игоря Юдовича лично для меня представляет особый интерес, т.к. все, что мне было известно по поводу Государственного устройства и истории США укладывалось в обычный набор знаний «гомо советикус».
Конечно, телевидение, разного рода отрывочные статьи несколько расширяли кругозор, но системности в восприятие не добавляли и общего уровня моих знаний не меняли.
Мне интересно было столкнуться с авторской констатацией:
«В нашем европейском понимании революции случаются согласно классической фразе, когда «верхи не могут, а низы не хотят» жить по-старому.»
Более того, я как добросовестный советский ученик и студент, хорошо помню о трех ленинских объективных признаках революционной ситуации и хочу, или не хочу этого, применяю их к распознанию происходящего рядом.
Автор выводит меня из этого круга и, на основе своего исследования, предлагает инструмент и метод, свободный от устоявшихся в сознании норм и правил.
Мне буде крайне интересно продолжить чтение.
Спасибо.
М.Ф.

Владимир Янкелевич - Игреку
Натания, Израиль - at 2011-08-13 14:14:22 EDT
Прекрасная работа, Игорь, большое спасибо. У меня остался все же один вопрос. В статье приводятся данные о английском корпусе, его боевой подготовке и незначительной численности американских войск. Я думаю, что в те времена гораздо более, чем сегодня, работала максима французского маршала XVII п. Жака д´Эстамп дела Ферте "Бог на стороне больших батальонов", а если к этому добавить лучшую в то время выучку, то становится непонятным, как "ковалась победа". В статье есть об этом несколько слов, но, на мой взгляд, не дающих ответа на этот вопрос.
Спасибо.

vitakh
- at 2011-08-12 19:17:31 EDT
Прочитал с большим интересом. Спасибо.
Элла
- at 2011-08-11 19:04:02 EDT
Спасибо. Эта информация, конечно, не сработает сразу, но постепенно уляжется в голове и кругозор расширит существенно.
Борис Дынин
- at 2011-08-10 22:32:31 EDT
Е. Майбурд - Б.Дынину
- at 2011-08-10 20:02:48 EDT

"Естественные права" - другое дело, их легче... как сказать? Отчудить?:) Наверное, отчужить.
=====================================
Только если Законы Природы не установлены Богом. Однако (позволю себе сказать от имени Джефферсона) человек в своем естестве есть образ и подобие Бога, и посему его естественные права естественно принадлежат ему и столь же "неотчужимы" как и образ в нем Бога. Но (теперь от своего имени) человек способен отчуждать от себя этот образ и тем самым терять свои естественные права. Он должен подчиниться Закону, что есть уже признание отчуждения человека от естественного права (данного Богом). Закон всегда есть нечто неестественное (если только не признавать преступность за естество человека, - но тогда преступность по отношению к какой норме, тоже естественной?. Закон демократического общества должен быть сформулирован в свете признания естественности прав человека. А в чем может быть их естественность (то есть не релятивность, не иллюзорность, не случайность, не средство для выживания - то есть не право, а сила), кроме как в укорененности в образе и подобии Богу. Sorry за "мудрствование лукавое", но он во многом было пружиной истории, рассказанной Игорем Юдовичем.

Игрек-Э.Рабиновичу
- at 2011-08-10 21:09:45 EDT
Уважаемый Элиэзер, Вы правы, автором памфлета был Samuel Johnson. Вот что об этом написано в подписи под фотографией памфлета в источнике 14 из моего списка, на стр.11
British PM Lord Frederick Norht has this pamphlet printed in 1775 to counter the colonies´ claim of "taxation without representation". North reaffirmed Britain´ right to tax and levy as it felt fit.
Я понимаю причину ошибки: в подпии под рисунком невероятно мелкий шрифт и я прочел his вместо this. Хотя по сути дела это был ответ Норта, но он не был автором.
Спасибо за замечание.

Е. Майбурд - Б.Дынину
- at 2011-08-10 20:02:48 EDT
Борис Дынин
- at 2011-08-10 02:32:57 EDT
Е. Майбурд
- Wed, 10 Aug 2011 00:56:36(CET)
нашел досадное упущеие, но чрезвычайно важного свойства. Фраза Джефферсона в Декларации Независимости звучит так: "Мы прдерживаемся самоочевидной истины, что все люди сотворены равными, что они наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, в том числе право на жизнь, свободу и стремление к счастью".
Насколько я знаю, здесь отличие от точки зрения естественного права, выраженной у Локка.
============================================
Ув. Евгений, Вы цитируете второй параграф Декларации. Ему предшествует первый с ссылкой также и на Законы Природы. Следует помнить, что ссылка на Творца для деиста Джефферсона была и ссылкой на "естественность" прав человека. Для нас "естественно" противопоставление естественного и сотворенного; для деистов такое противопоставление было неестественно.
00000000000000000000000000000000000

Дорогой Борис, ваше объяснение интересно, наверное в нем есть резон. Думаю, понимаю, почему "естесвенное" не противопоставляется сотворенному. И если обратиться к первому параграфу Декларации, там все сказано: "Законы Природы и Бог Природы" (если буквально). Законы природы сотворены Богом.

Но кажется мне, что неотчуждаемсть прав - строго говоря - гарантируется в максаимально возможной степени тем, что даны они Творцом непосредственно, а не через посреднничество Природы. Оттого упоминание о Нем было необходимо. Заметим, именно второй параграф говорит о правах человека.
"Естественные права" - другое дело, их легче... как сказать? Отчудить?:) Наверное, отчужить.

Элиэзер М. Рабинович
- at 2011-08-10 06:41:09 EDT
Исключительно интересное исследование вещей, о которых я знал мало, хотя был обязан знать больше, так что спасибо уважаемому автору за просвещение. Одно маленькое замечание: Wikipedia риписывает авторство трактата 1775 г. "Taxation No Tyranny" Самуэлю Джонсону. Где ошибка - у них или у Вас?
И.Юдович-Б.Дынину, Е.Майбурду
- at 2011-08-10 03:15:54 EDT
"Упущение, о котором Вы говорите, может быть легко прояснено с пользой для читателя".
***
Борис, Вы ответили по существу. Я же думал добраться до дома и уточнить, кто - Франклин или Адамс - вначале подчистили текст Джефферсона, убрав из него прямую ссылку на Творца. Как мне помниться, такая подчистка имела место. Кажется, это сделал самый нерелигиозный, самый большой "естественник" из всех отцов-основателей - Франклин. Но Джефферсон уперся именно в этом вопросе - и Творец оставили. Но главное не это, главное, на мой взгляд, что люди того времени и, прежде всего, отцы-основатели действительно видели в связке "божественное - естественное" больше общего, чем видим сегодя мы. Спинозу они уже уважали.
Кстати, Франклин и особенно Д.Адамс внесли так много существенных исправлений в текст Декларации, что Адамс всю свою дальнейшую жизнь считал себя несправедливо обиженным, когда все вокруг восхваляли Джефферсона за текст Декларации. И его можно понять.

Борис Дынин
- at 2011-08-10 02:32:57 EDT
Е. Майбурд
- Wed, 10 Aug 2011 00:56:36(CET)
нашел досадное упущеие, но чрезвычайно важного свойства. Фраза Джефферсона в Декларации Независимости звучит так: "Мы прдерживаемся самоочевидной истины, что все люди сотворены равными, что они наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, в том числе право на жизнь, свободу и стремление к счастью".
Насколько я знаю, здесь отличие от точки зрения естественного права, выраженной у Локка.
============================================
Ув. Евгений, Вы цитируете второй параграф Декларации. Ему предшествует первый с ссылкой также и на Законы Природы. Следует помнить, что ссылка на Творца для деиста Джефферсона была и ссылкой на "естественность" прав человека. Для нас "естественно" противопоставление естественного и сотворенного; для деистов такое противопоставление было неестественно.

Слова первого параграфа Декларации: "...the separate and equal station to which the Laws of Nature and of Nature´s God entitle them... связывают Законы Природы, волю ее Творца и права человека, и это оставило отпечаток на политической культуре Америке. Именно в этой связи, а не только в ссылке на Творца, заключены истоки динамизма Декларации, проявившегося в дальнейшей политической жизни Америки. Упущение, о котором Вы говорите, может быть легко прояснено с пользой для читателя.

Е. Майбурд
- at 2011-08-10 01:40:13 EDT
Дочитал. Очень впечатляет глубокий (насколько позволяет жанр) анализ: "Как молоды мы были" и дальше.
Просто молодцом! На конкурс по номинации История!

Е. Майбурд
- at 2011-08-10 00:56:36 EDT
Прочитал пока до половины. Впечатление: замечально, умно и прекрасно изложено. Спасибо, Игорь!
Почему встреваю прямо сейчас?

Потому что нашел досадное упущеие, но чрезвычайно важного свойства. Фраза Джефферсона в Декларации Независимости звучит так: "Мы прдерживаемся самоочевидной истины, что все люди сотворены равными, что они наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, в том числе право на жизнь, свободу и стремление к счастью".

Насколько я знаю, здесь отличие от точки зрения естественного права, выраженной у Локка.
Но дело не в приоритете. Права не названы естественными. Они не результат слепой природы. Они даны Богом. Отсюда гарантия их неотчуждаемости, и дальше следует многое.

Б.Тененбаум
- at 2011-08-09 23:23:40 EDT
Выпуск "Заметок" начал читать с этой статьи. Какие-то ее части, собственно, уже читал - попадались в Гостевой в виде кратких цитат и извлечений. Начну с недостатков - статья очень концентрирована, она в своем роде как спирт-ректификат, я бы ее чуток разбавил всякими "... человеческими историями ...". Читателю, незнакомому с американской историей, было бы легче. Достоинства статьи имеют ту же природу, что и недостатки - материал очень концетрирован, чуть ли не из каждого параграфа можно сделать отдельную статью. В общем, мне показалось, что это "зерно книги" - и книга была бы прекрасной.
Юлий Герцман
- at 2011-08-09 23:03:27 EDT
Прочел с огромным интересом. Удивительно познавательно и отлично написано. С нетерпением буду ждать окончания.
Борис Дынин
- at 2011-08-09 18:59:48 EDT
Наконец то появилась эта, я знаю, долго и с любовью вынашивавшаяся рукопись. Она не только полна информации, некоторые моменты которой удивят многих читателей, и не только написана увлекательно, но является примером исполнения интеллектуальной обязанности эмигранта перед самим собой и перед страной, выбранной им для жизни, а также советом, как переставать чувствовать себя вечным эмигрантом, даже навечно сохранив акцент (впрочем, я не слышал английскую речь автора - может, она без акцента!?). Я знаю, рукопись переписывалась неоднократно, и я с удовольствием и пользой для себя перечту ее еще раз, чего и другим желаю