Zinger1
"Заметки" "Старина" Архивы Авторы Темы Гостевая Форумы Киоск Ссылки Начало
©"Заметки по еврейской истории"

Февраль  2008 года


Масааки Сираиси


Японский дипломат Сугихара Тиунэ, который спас 6000 евреев


Перевод с японского и предисловие Якова Зинберга

 

 

(продолжение. Начало в №18(90) и сл.)

 

            Комментарий переводчика

Обозревая соответствующую литературу и высказывая свое мнение по поводу «героев» и «мучеников» на фоне Катастрофы, Алан Гросс, в одном из номеров журнала Postmodern Culture за 1995 год, с иронией сопоставляет одну из заключительных сцен фильма Стивена Спилберга «Список Шиндлера» с одной из историй, которая упоминается в книге Лоренса Лангера под названием «Holocaust Testimonies: The Ruins of Memory» (Свидетельства о Катастрофе:  Руины Памяти).  Красивое название:  «Руины памяти», и звучит непросто. А в контексте размышлений Гросса – ещё и символично.  Оказывается, памяти доверять нельзя, а тем более – доверяться.

В одной из последних сцен фильма Спилберга группа счастливых спасенных евреев, в достаточно приличном физическом состоянии, с мудрой надеждой обращает свои взоры к будущему, как бы стремясь вернуться к «нормальной» жизни.  В свою очередь Лангер знакомит нас с мальчиком по имени Менахем, родители которого принадлежали как раз к тем, кого спас Шиндлер.  В 1943 году им удается вызволить Менахема из лагеря и передать его под опеку одной польской семье.  Родители пообещали вернуться, и вернулись.  Но вид их страшен: высокий рост отца только подчеркивает его худобу, гнилые зубы беспомощно свисают с десен.  Менахем не может узнать ни отца, ни мать, даже внимательно разглядывая ее фотографию, которую ему дали при расставании.  Вспоминая то время, Менахем рассказывает, что он не мог поверить в то, что те двое – были его родители.  Мальчик некоторое время обращался к ним, пользуясь словами «господин» и «госпожа».

  Гросс полагает, что Спилберг предал память таких, как Менахем, потому что хотел укрыть – не берусь судить: осознанно или же инстинктивно - за стеной очевидных расставаний и все же встреч ту самую правду, совсем нехорошую правду, что сами условия жизни и смерти евреев, попавших в жерло Катастрофы, все вокруг безвозвратно исказили и перевернули вверх дном.

  С тех пор прошло немало лет, но события и участники Катастрофы все еще плохо различимы, нередко растопляясь в ширпотребе, погоне за прибылью и политическими выгодами.

  По мнению Ватанабэ Кацумаса, японского исследователя и биографа Сугихара, популярность Сугихара Тиунэ в Японии стала стремительно расти именно после того, как в марте 1994 года фильм Спилберга «Лист Шиндлера» получил от Киноакадемии США сразу семь «Оскаров» в основных номинациях, и с легкой руки Спилберга начала разрастаться индустрия «японского Шиндлера».  Ватанабэ при этом полагает, что опасаясь «очернения» своей роли на фоне стремительного роста популярности Сугихара и вместе с тем стремясь отчасти захватить инициативу, МИД Японии, внешне отстраняясь от каких бы то ни было обвинений в адрес Сугихара и в первую очередь категорически отказываясь брать на себя ответственность за «увольнение» японского героя событий Катастрофы, вместе с тем принимается разворачивать завуалированную деятельность по «дегероизации» личной роли Сугихара. 

  Именно таким образом Ватанабэ трактует то, что 26 сентября 1994 года, на волне растущего «спроса на Сугихара», МИД Японии опубликовывает документ, разработанный его Западным отделом №2 под названием «Меры по выдаче виз вице-консулом Сугихара и реакция МИДа». Этот документ следует охарактеризовать как третий по счету случай официальной оценки со стороны МИДа Японии роли Сугихара в деле выдачи виз беженцам-евреям и как второй письменный документ такого рода.  Два других случая были описаны в моем комментарии ко второй серийной статье Сираиси Масааки.  В этом документе закреплены все те позиции, которые были высказаны в ходе заседания бюджетного комитета парламента Японии, состоявшегося 11 марта 1992 года и описанного в моем втором комментарии.

  На этот раз привожу свой перевод текста этого документа, помещенного в книге Ватанабэ Кацумаса под названием «Трагедия Сугихара. Говорят документы Кремля», опубликованной по-японски в Японии в 2006 году: 

«Вице-консул Сугихара после завершения исполнения своих служебных обязанностей в консульстве в Каунасе работал в Генеральном консульстве в Праге, затем в дипломатическом представительстве в Румынии, и в 1947 году вернулся на родину, после чего был уволен со службы по собственному желанию.  В течение периода времени до ухода со службы г-н Сугихара повышался в должности и получал награды, в соответствии с регламентом службы ему было выплачено выходное пособие и выплачивалась пенсия, и не имеется никаких сведений о том, что в его отношении были предприняты несправедливые меры воздействия.  Нет никаких оснований полагать, будто бы г-н Сугихара был уволен из МИДа в наказание за несанкционированную выдачу виз.
             
В соответствии с «Указом об административном реформировании и по поводу временных работников» от 1946 года МИД Японии был призван сократить число своих органов и работников,и за период времени с 1946 по 1947 гг. примерно треть сотрудников МИДа подверглись увольнению.  Если число постоянных сотрудников МИДа в 1946 году составляло 2261 человек, то в 1947 году оно сократилось до уровня 1563 человек».
 

  Несомненно, такого рода документ вполне соответствует «духу времени» и позволяет даже предположить былое существование некоей «доброй воли» на стороне МИДа, которая могла даже обусловить все то хорошее, что произошло в японском консульстве в Каунасе.  Однако документы МИДа, как правило, остаются малоизвестными и как таковые мало пригодны для широкого воздействия на общественное мнение.

  Именно при такого рода обстоятельствах и возникает, согласно Ватанабэ, фигура Гиллеля Левина, впоследствии автора популярнейшей книги о Сугихара, который в 1994 году прибывает в Японию по приглашению МИДа Японии.  По мнению Ватанабэ, именно Гиллель Левин, воспользовавшись благоприятной политической конъюнктурой, широко распространил кампанию по «дегероизации Сугихара», охватив ею далеко не только пределы Японии, но и насаждая свою версию событий среди в первую очередь огромного числа англоязычных читателей и не в последнюю очередь – евреев, без которых никому и никак в этом случае не обойтись..

  Гиллель Левин будет нередко в центре внимания серийных статей Сираиси, и нам еще предстоит многое узнать, в частности, о содержании и результатах судебного процесса, который был возбужден семьей покойного Сугихара Тиунэ против японского издательства, опубликовавшего перевод книги Левина на японский язык, прежде чем прийти к определенным выводам.  Такого рода судебный иск не может не волновать, являясь, вероятно, пока что единственным в своем роде разбирательством в связи с репутацией одного из «Праведников народов мира». При этом в искажении действительности обвиняется известный американский ученый, еврей, посвятивший более 25 лет жизни преподаванию в таких университетах США, как, в частности, Гарвардский и Йельский, в настоящее время профессор Бостонского Университета, специалист по межэтническим конфликтам, президент неправительственной организации «Международный институт посредничества и исторического согласия», знаток еврейской истории, получивший в свое время степень консервативного раввина.  Иными словами, казалось бы именно Гиллель Левин обладал всеми необходимыми качествами для написания книги о Сугихара Тиунэ, за исключением, пожалуй, того достаточно существенного недостатка, что он не владеет японским языком.  Однако не буду забегать вперед и коротко вернусь к основной теме моего комментария.

  Оказывается, далеко не только Норман Финкельштейн разоблачает «индустрию Холокоста», политизацию и низведение до уровня «ширпотреба» столь чудовищного злодеяния, но и, например, Семен Букчин, доктор филологических наук, прозаик, публицист, член Союза писателей Беларуси, со своей стороны также выдвигает достаточно обоснованные аналогичные претензии, которые при этом непосредственно касаются личности Сугихара Тиунэ.  Я имею в виду статью Букчина, размещенную в «Белорусской деловой газете» 26 октября 1999 года под названием «Список Сугихара», отосланную в редакцию газеты из Варшавы, в которой автор делится своими впечатлениями о просмотре в клубе иностранных журналистов документального фильма Анджея Милоша, младшего брата нобелевского лауреата по литературе Чеслова Милоша, под названием «Визы жизни», который, по словам Букчина, не мог «пробиться на экран» и таким образом стать достоянием множества зрителей. 

  Завершая свою статью, Букчин сообщает, что на его вопрос, обращенный к режиссеру, о том, почему «такой фильм уже несколько лет маринуется на полке» и «почему его нельзя показать польскому зрителю», Милош «только развел руками».  Отвечая поневоле самостоятельно на свой собственный вопрос, Букчин дает прозорливо точное определение самой сути «проблемы Сугихара», заявляя, что «над этим фильмом, где сошлись воедино еврейские, польские и литовские памятные узлы, все еще висит как проклятие страшный груз, в котором перемешались национальные предрассудки, затаенные «исторические расчеты», нежелание честно и откровенно поведать прежде всего самим себе истинную правду».  Нам остается только расширить сеть «памятных узлов» и «подлить в огонь» политический расчет наших дней.  Впрочем, Букчин и это предвидит, заключая, что «над пеплом жертв еще торжествует политический расчет, кому-то хочется быть святее самого Бога.  Кому-то хочется доказывать на весь мир, что виноваты другие, а у него или его народа руки не обагрены невинной кровью». 

   Похоже, впрочем,что такого рода обширные выводы Букчин сделал главным образом на основании лишь просмотренного фильма Милоша.  Почему же мое внимание привлекла статья Букчина?  Говоря о кинематографе, наиболее популярным фильмом о Сугихара, безусловно, является короткометражный фильм, выпущенный в США, под названием «Visas and Virtue» (Визы и добродетель), получивший премию «Оскар» в 1997 году и широко известный во всем мире.  И все же работа Милоша мне представляется чрезвычайно интересной и правдоподобной, формирующей не «мифологический», а, напротив, предельно приближенный к действительности образ Сугихара.  Приведу в качестве примера лишь один отрывок из текста статьи, описывающей содержание фильма: 

Гринцевич и завязал контакты с Сугихарой, остро нуждавшимся в информации относительно концентрации немецких войск на западных границах СССР, в которой более чем было заинтересовано японское правительство. Польская и японская разведки оказывали взаимные услуги с 1919 года, поэтому сотрудничество между японским консулом и поляками развивалось, можно сказать, стремительно, чему содействовала, конечно, и сложнейшая политическая ситуация. По рекомендации Гринцевича Сугихара принял на должности секретарей консульства офицеров польской разведки, капитана Альфонса Якубанца и поручика Лешека Дашкевича, которым были выданы японские служебные паспорта. В обмен на информацию о германских приготовлениях к войне с Советским Союзом Сугихара позволил полякам использовать каналы японской дипломатической почты для высылки секретных сведений резиденту польской спецслужбы в Стокгольм. 

  Версия событий в кинематографическом изложении Милоша во многом подтверждается данными, содержащимися в работах профессора Бандо Хироси, известного японского эксперта по польско-японским отношениям.  В своем следующем комментарии я подробно сопоставлю версию Милоша с позицией профессора Бандо.  Пока что отмечу лишь то, что это позволит осознать причины ограниченного доступа к фильму Милоша, а в широком плане – вновь подтвердит безусловное и отягощающее присутствие политизации в «вопросе Сугихара».

 

   НАЧАЛО КАРЬЕРЫ ЭКСПЕРТА ПО РОССИИ:  СЛУЖБА В ГЕНКОНСУЛЬСТВЕ ЯПОНИИ В ХАРБИНЕ

 

Как я уже писал, новоиспеченный дипломат Сугихара Тиунэ, специалист по Советскому Союзу, поступил на службу в МИД Японии и начал работать в Генеральном консульстве Японии в Харбине в 1925 году, когда была подписана «японо-советская основная конвенция» и советско-японские отношения находились в сравнительно хорошем состоянии.  Возглавлявший советскую дипломатию в то время Максим Литвинов (с 1921 по 1930 гг. М.М. Литвинов являлся заместителем Наркома по иностранным делам сначала РСФСР, а после 1923 г. – СССР, с 1930 по 1939 гг. – Нарком по иностранным делам СССР, в мае 1939 г., накануне начала войны, был снят с должности Наркома, которую занял В.М. Молотов) после того, как в сентябре 1931 года произошел «Манчжурский инцидент», даже писал, что начиная с периода их возобновления вплоть до конца 1931 года, советско-японские отношения пребывали в наиболее дружественном состоянии, не было ни конфликтов, ни недопонимания, а если и возникали споры, то таковые разрешались мирно при помощи дипломатических средств, при этом ни от одной из сторон не исходили угрозы.

  Однако хотя советско-японские отношения того времени и отличались относительным спокойствием, это вовсе не означает, что Сугихара было нечем заняться.  В свое время город Харбин был построен по замыслу России как опорный пункт вдоль Китайско-восточной железной дороги (КВЖД), которая от Харбина разветвлялась во все стороны, таким образом охватывая Манчжурию.  Кстати, значительная доля южной ветки того участка КВЖД, который распространялся между севером и югом, в результате русско-японской войны перешла в пользование Японии, а именно сформировавшейся Южно-манчжурской железнодорожной компании.  И со временем сложилось так, что в Харбине наряду со множеством  советских граждан, которые по своей работе имели отношение к КВЖД, в городе прижилось и немало так называемых «белых» русских, которым была не по душе советская власть и которые переместились в эти края после революционных событий в России.  И поскольку новоиспеченный дипломат Сугихара Тиунэ, хорошо владевший русским языком, оказался в многонациональном городе Харбине со значительным русским населением, ему поручали вести множество дел, многие из которых были весьма деликатного характера.

 

Сугихара на открытке с видом Харбина

 

 

  К этому вопросу я намереваюсь еще вернуться в своих последующих статьях, а пока что сообщу читателям только лишь то, что в 1936 году МИД Японии решил направить Сугихара на работу в посольство Японии в Советском Союзе в качестве переводчика второго ранга, но Советский Союз отказался выдать ему въездную визу, в результате чего в 1937 году Сугихара Тиунэ в конечном итоге оказался сотрудником дипломатического представительства Японии в Финляндии.  В связи с этим МИД Японии неоднократно выражал свой протест в отношении решения советской стороны и вместе с тем расследовал обстоятельства деятельности Сугихара.  Сугихара отсылал отчеты по поводу своей работы в Генеральном консульстве Японии в Харбине, а также и в Департаменте внешних сношений Манчжурии (об обстоятельствах перехода на работу в Департамент внешних сношений и о ее содержании я расскажу в следующий раз), и если ознакомиться с материалами расследования, выясняется, что Сугихара приходилось заниматься крайне опасными делами, как то с самого начала посредничать в ссорах, возникавших между русскими и японцами, собирать сведения о советских журналистах, намеревавшихся прибыть в Японию, расследовать контрабандную деятельность в пограничных районах, располагавшихся между Китаем и СССР, приходилось браться и за разного рода необычную работу:  например, следить за советскими журналистами или же действовать по поручению выкупить закодированную в Советском Союзе информацию, которую выкрал сотрудник Генерального консульства СССР в Харбине. 

  Кроме того, Сугихара занимался и вопросом оказания помощи сиротам из среды «белых» русских, которые были убиты «красными партизанами» во время советско-китайского конфликта на КВЖД в 1929 году, лично общаясь с представителями «белых» по поводу назначения денежных пособий, которые пересылало Общество Красного Креста Японии.

  Постепенно таким образом Сугихара начал проявлять себя в связи со всевозможными делами, связанными с Советским Союзом и русскими, и есть необходимость коснуться ряда важных вопросов, как общественного, так и личного характера, имеющих отношение к этому периоду жизни Сугихара.

  Говоря, в частности, о делах общественных, стоит упомянуть, что в 1926 году Сугихара, будучи в возрасте 26 лет, составил обширный отчет о состоянии советской экономики.  Этот отчет чрезвычайно высоко оценили в МИДе, и его копии в твердом переплете под названием «Обзор национальной экономики Советского Союза» даже распространялись в качестве реферативного материала внутреннего пользования.  В этом исследовании, потребовавшем целых шестисот размера В5 печатных страниц текста, подробно и разносторонним образом описывалось состояние советской экономики, и, вероятно, тот факт, что такого рода материал, в основном высокого качества, смог переработать молодой человек 26-летнего возраста, свидетельствует о том, что Сугихара уже в то время проявлял себя как чрезвычайно способный дипломатический сотрудник, умело занимавшийся сбором информации.

  Что же касается личной жизни, то необходимо упомянуть, что в тот период времени Сугихара вступил в брак с русской женщиной.  Ее звали Клавдия Аполлонова, но, пожалуй, можно сказать, что нет никаких особых оснований подвергать рассмотрению личную жизнь Сугихара, которая, без преувеличения, почти что не имела никакого отношения к его дипломатической деятельности.  Достаточно было бы просто сообщить, что Сугихара в 1924 году женился на русской женщине из среды «белых» по имени Клавдия Аполлонова, с которой в 1935 году развелся по взаимному согласию.

  В своей первой серийной статье я писал, что считаю книгу профессора Бостонского Университета Гиллеля Левина под названием In Search of Sugihara («В поисках Сугихара»), впервые напечатанную издательством Free Press в 1996 году, чрезвычайно несовершенной работой, породившей множество неверных представлений о Сугихара.  Именно поэтому я полагаю своим долгом во имя защиты доброго имени Сугихара Тиунэ в своих серийных статьях по мере необходимости опровергать такого рода представления.  И поскольку именно то, что Левин в своей книге писал о Клавдии, можно отнести к числу наиболее проблематичных аспектов его работы, я позволю себе на этот раз остановиться отдельно на этом вопросе.

  В книге Левина подробно сообщается, что автор, намереваясь поговорить непосредственно с Клавдией о событиях тех дней, с упорством принялся ее разыскивать и в конце концов обнаружил доживавшей последние годы своей жизни в доме для престарелых в Австралии, после чего Левин направился в Австралию, где ему удалось встретиться и переговорить с Клавдией.  Однако автору этой статьи, многие годы своей жизни посвятившему изучению наследия Сугихара Тиунэ, сведения о Клавдии в изложении Левина не могли не показаться немыслимыми!  Чего стоит, например, хотя бы та часть, в которой Левин пишет, что Сугихара поселил в жилом помещении при Генеральном консульстве Японии в Харбине не только Клавдию, но даже и ее семью!..  Весьма трудно предположить, что Сугихара, только что начавший работать в МИДе, был в состоянии поселить в жилом помещении при консульстве семейство своей супруги.

  Кроме того, наиболее малоубедительным представляется то, что, согласно Левину, и после развода Сугихара продолжал любить Клавдию и до старости не переставал посылать ей наполненные любовными переживаниями письма.  Известно, что Сугихара впоследствии вновь женился, и у него было от нового брака четверо детей, при этом и Клавдия вновь вышла замуж, и поэтому мне представляется весьма сомнительным то, что Сугихара якобы продолжал писать Клавдии любовные письма.[1]

  Впрочем, поскольку речь шла о том, что рассказывала непосредственно Клавдия, было бы неразумно все отрицать, и, кроме того, поскольку Клавдия вскоре после встречи с Левиным, по его словам, умерла, нет никакой возможности подтвердить через нее достоверность сведений Левина .  В этой связи я стал предполагать, что в заявлениях Левина, вероятно, перемешались всяческие преувеличения и спутанные воспоминания Клавдии.

  Однако в Японии существует группа энтузиастов во главе с г-ном Ватанабэ Кацумаса, которые с увлечением изучают наследие Сугихара.  Подобно мне, и они с сомнением относились к содержанию воспоминаний Клавдии, и отправились в Австралию, где выяснилось нечто невероятное.  Им удалось встретиться с племянником Клавдии по имени Майкл.  Именно Майкл встретил Левина в аэропорту, отвез его в дом для престарелых, в котором проживала Клавдия, его тетя, и сам лично их представил друг другу.  Как выяснилось, Майкл даже ничего не знал о том, что профессор Левин написал «проблемную» книгу, и узнав о ее содержании, был просто потрясен.  Дело в том, что, как разъяснил Майкл, когда профессор Левин посетил Клавдию, она уже была не в состоянии толком общаться, и все кончилось просто тем, что Левин и Клавдия обменялись приветствиями.

  Так откуда же появилось содержание всего того, что Левин якобы узнал от Клавдии?  Майкл и его окружение считают, что речь идет о широко раздутом изложении того, что профессор Левин почерпнул из рассказов членов семьи Клавдии.  При этом Майкл с особым упорством отрицает вероятность наличия переписки в прошлом между Клавдией и Сугихара.  Кстати, он с огромным уважением отзывался об энтузиазме группы во главе с г-ном Ватанабэ.

Узнав все это от г-на Ватанабэ, я утвердился в своем первоначальном мнении, что все те сведения о Клавдии были просто выдумкой, и вместе с тем странным образом вполне осознал то, что Майкл действительно никак не мог знать того, что профессор Левин издал книгу.  Бывает ли так, что человек с наличием здравого смысла не отсылает свою книгу тому, кто его встретил в аэропорту и проводил в обратный путь, пригласил к себе домой, достал всяческие необходимые сведения?  Однако в этом конкретном случае отослать свою книгу Левин, вероятно, так и не решился.

  Можно ли осознать, какого рода удивление, какого рода шок испытали супруга Сугихара и его семья, прочитав, что Сугихара Тиунэ, оказывается, поддерживал любовную переписку со своей бывшей женой?  Как я уже писал в своей первой серийной статье, прочитав книгу профессора Левина, его супруга настолько поразилась степени искажения подлинного облика ее мужа, что даже заболела и была не в состоянии вставать с постели.  Спустя некоторое время она инициировала судебный процесс о защите чести и достоинства, одной из побуждающих причин которого была как раз проблема Клавдии.  Добавлю еще, что меня не могло оставить равнодушным то, что версия профессора Левина, породившая искаженный образ Сугихара, вероятно, повлияла на сознание множества людей.

 

 

Сугихара в период начала работы в МИДе Японии

 

 

  Впрочем, вернемся к харбинским будням Сугихара.  За период службы Сугихара в Генеральном консульстве Японии в Харбине начальство в лице Генконсула Японии менялось четыре раза.  Встреча с четвертым по счету консулом по имени Охаси Тюити оказалась одним из важнейших событий в жизни Сугихара.  Охаси был родом из префектуры Гифу, откуда происходил и Сугихара, и крайне серьезно относился к нему.  Сугихара сопровождал Охаси во время поездки консула в Советский Союз, при этом случилось даже такое, что они оба по ошибке, находясь во Владивостоке, забрели в помещение ячейки Японской коммунистической партии, пережив таким образом вдвоем довольно опасный жизненный опыт.  Кроме того, во время службы Сугихара под начальством Охаси произошел «Манчжурский инцидент», что развернуло ход жизненных событий Сугихара в совершенно неожиданном направлении, но об этом я расскажу в следующий раз.

 

(продолжение следует)

 


Примечание

[1] Выступая 1 июня 1999 года в Университете Сан Диего в штате Калифорния перед аудиторией, состоявшей из представителей местного отделения American Jewish Committee и Japan Society of San Diego and Tijuana, профессор Гиллель Левин рассказывал, что «Клавдии Аполлоновой Сугихара Дорф» было 93 года, когда он навестил ее в Австралии, и что она признавалась ему в том, что «все еще была безумно влюблена в Сугихара», сообщив, в частности, что они состояли в переписке вплоть до 1980 года.  Левин также рассказал, что в конце их беседы Клавдия пояснила, что решение о разводе приняла лично она, потому что ей не хотелось иметь детей.  Клавдия, по словам Левина, рассказала также, что решила никогда не иметь детей под впечатлением увиденного во время бегства из России, включая картины деторождения в тесных вагонах поездов.  Забеременев, Клавдия скрывала это от мужа, и несколько раз прибегала к абортам, о чем не сообщала Сугихара.  В конце концов Клавдия посоветовала Сугихара, желавшему иметь детей, жениться на «женщине общего с ним происхождения», что и привело, согласно Клавдии, к разводу.  По словам Клавдии в изложении профессора Левина, Сугихара продолжал поддерживать с ней связь и оказывал материальную помощь ей и ее семье.  Комментарий переводчика. 


   


    
         
___Реклама___