Публикация
«Богословия ненависти» Евгения Майбурда напомнила мне о предании анафеме диаконом Андреем Кураевым Михаила
Булгакова за его «Мастер и Маргарита». Даже урезанная публикация книги в 1966
стала не только литературным, но и духовным событием в том под-советском
времени. Тогда христианство представлялось многим моральной альтернативой
власти, и образтихого доброго Иешуа был
ей вызовом, «лучом света в темном царстве», где люди были игрушками мрачных
шуток всемогущего Воланда. Диакон Кураев и сам восхищался, по его собственным
воспоминаниям, романом. Но это было до его превращения в богословский
рупоррусского державного православия.
Став таковым, он уже не мог простить булгаковскому образу Иисуса проявлений
человеческой слабости перед Пилатом. Надо ли удивляться проявлениям у самого
диакона Кураева богословия ненависти? 1966 год ушел в историю, но «Мастер и
Маргарита» не ушли, что и побудило диакона провозгласить анафему роману, дабы
православные не поддавались соблазну человечности. Прочитав««МАСТЕР И МАРГАРИТА»: ЗА ХРИСТА ИЛИ ПРОТИВ?»
диакона Кураева, я написал ему с разрешением реагировать на текст как ему
заблагорассудиться. Ему заблагорассудилось никак не реагировать. Возможно, он
был занят проповедью: «Как делают антисемитом» или размышлениями на тему «Как
вкладывают меч в руки православных». Время идет, но все эти темы не устаревают,
вот я и решил предложить «Заметкам по еврейской истории» мое давнишнее письмо
диакону Кураеву (коррекция текста, не изменила его содержания).
Уважаемый о. Андрей!
В своих странствованиях по Интернету я наткнулся
на Вашукнигу «МАСТЕР И МАРГАРИТА»: ЗА
ХРИСТА ИЛИ ПРОТИВ? Уже прошло некоторое время, как она была опубликована, но тема не устареет
еще долго.
В Вашем анализе «Мастера и Маргариты» видны усилия
спасти душу Булгакова иоградить
читателя от его книги. Я ожидал от русского церковного писателя проникновения
через пласты смыслов булгаковского произведения и в особенностиромана в романе об Иешуа и Пилате. Однако...
В конце книги Вы выразили возмущение идеей
памятника Бегемоту с примусом в руках на Патриарших Прудах. Вы пишите:
«Мне же представляется, что
прежде установки такого памятника стоило бы ответить на три простых вопроса. 1)
Хотел ли бы Булгаков, чтобы Воланд и его свита навсегда прописались в Москве?
2) Хотел ли бы сам Булгаков провести вечность в созерцании Воланда? 3) Хотел ли
бы сам Булгаков быть с Иешуа (не с библейским Христом, ученики которого
носили мечи, а сам он не гнушался обличения ни словом, ни бичом – а с
заискивающим Иешуа)? Надеюсь, в своей книжке мне удалось пояснить, что на все
три вопроса булгаковский ответ был бы – «нет!»». (Выделено мною – БД)
Первые два вопроса поставлены так, что на них
можно ответить только негативно. Это тривиально. Я думаю, и скульптор Александр
Рукавишников сказал бы «нет!» на так поставленные вопросы. Парящий примус на
Патриарших побуждал бы бывших советских граждан и их потомков не забывать о
маразме эпохи, когда «в квартирах происходилинеобъяснимые происшествия - люди начали бесследно исчезать». Если они
забудут о нечистой силе тех времен, Воланд, действительно, наворожит себе
постоянную пропискув Москве. Вы не
обсуждали художественную ценность замысла Рукавишникова, -вы протестовали против скульптурного
воплощения нечистой силы. А зря. Прохожий не застыл бы перед скульптурой
надолго, но, возможно, задумался бы лишний раз о зле в жизни и стал бы
болеевосприимчив к образам добра в
Божьих храмах. Произведения искусства могут иметь духовную ценность от
противного – они не иконы и не наставления с паперти.
С третьим вопросом дело обстоит сложнее. Вы писали
о «Мастере и Маргарите» с предвзятой целью. Это не упрек. У Вас была не
литературоведческая, но церковная задача. Булгаков не был церковником и не
писал нового Евангелия от Мастера, однако, образ Иешуа в «Мастере и Маргарите»
ближе Иисусу Евангелий, чем Ваша критика этого образа.
Вы начинаете свою книгу с обвинения:
«Сразу скажу: так
называемые «пилатовы главы» «Мастера и Маргариты» кощунственны. Это неинтересно
даже обсуждать. Достаточно сказать, что Иешуа булгаковского романа умирает с
именем Понтия Пилата на устах, в то время как Иисус Евангелия – с именем Отца».
И Вы цитируете один из черновиков романа:
«Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях: - Спасибо, Пилат… Я же
говорил, что ты добр».
Вы усматриваете кощунство в эмоциях Иешуа по
Булгакову: «Иешуа заискивающе улыбнулся...»;
«Иешуа испугался и сказал умильно:
только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня»; «Иешуа шмыгнул высыхающим носом и вдруг такое
проговорил по-гречески, заикаясь». И Вы заключаете: «Булгаков не мальчик в
литературе. Если он так описывает персонажа – то это не его герой». Вы
цитируете черновики романа, но и в его последнем варианте сказано:
«Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел
дыхание и ответил хрипло: - Я понял тебя. Не бей меня». Эта просьба равна всем
«кощунственным» словам из черновиков, и Вы имели право их цитировать.
Но прислушаемся к самой Вашей церкви. Она признала у
Иисуса две природы - божественную и человеческую, соединившиеся во Христе так,
что ине смешались в одну общую природу
и не изменили каждая своих природных свойств. При этом они соединились так, что
их невозможно разделить либо разлучить. Они "неслитны, неизменны,
нераздельны, неразлучны" (Четвертый Вселенский собор, 451 год). Вы это,
конечно же, знаете и, как православный диакон, наверняка исповедуете
христологию Вселенского собора как истину. Всмотримся же в Иешуа в ее свете.
Если Иисус и человек, то именно
Булгаков верен Иисусу. Вы можете в этом убедиться, представив себя избитым два
раза Крысобоем (не заикались ли священники в застенках КГБ, что не означало их
неверия?). Если для Вас заискивание Иешуа есть кощунство, то как вы можете
признать в Иисусе и человека? Знаете ли Вы только
тогоИисуса, «ученики которого носили
мечи»? Если да, то не стоит спасать душу Булгакова, ибо можно быть
уверенным, что он, воспитанный в христианской семье и выбравший профессию
доктора, знал ииного Иисуса. Такое
детство и такая профессия не есть гарантия человечности, но в случае с
Булгаковым, возможность реализовалась.
Только по образу и подобию Иисуса-человека
избитый, заискивающий, шмыгающий носом Иешуа мог отвечать Пилату без колебаний
до креста и на кресте:
«Что это ты все время
употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь? — Всех, —
ответил арестант, — злых людей нет на свете. — Впервые слышу об этом, — сказал
Пилат, усмехнувшись, — но, может быть, я мало знаю жизнь!.. А вот, например,
центурион Марк, его прозвали Крысобоем, - он добрый? — Да, ответил арестант,
он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он
стал жесток и черств».
Даже очень добрый «нормальный»
человек не может такое сказать о людях. Лишь признав, по словам Тертуллиана,
что «всякая душа есть христианка», можно сказать такое, хотя это и может быть
истиной только для христиан. Можете ли Вы как христианин отрицать это?
И душа Пилата, по Булгакову,
оказалась христианкой.
«Боги, боги, - говорит, обращая надменное лицо к
своему спутнику, тот человек в плаще, - какая пошлая казнь! Но ты мне,
пожалуйста, скажи, - тут лицо из надменного превращается в умоляющее, - ведь ее
не было! Молю тебя, скажи, не было? - Ну, конечно не было, - отвечает хриплым
голосом спутник, - тебе это померещилось. - И ты можешь поклясться в этом? -
заискивающе просит человек в плаще. - Клянусь, - отвечает спутник, и глаза его
почему-то улыбаются. - Больше мне ничего не нужно! - сорванным голосом
вскрикивает человек в плаще».
Кто же победил: грозный Пилат с мечом или Мастер с
его заискивающим Иешуа?
Уважаемый диакон, неужели Вы всерьез думаете, что
Булгаков писал, и мы читаем «пилатовы главы»как Евангелие, задуманное заменить церковные? Это не новое евангелие и
не лепка нового Иисуса, а художественное воплощение «души христианки» по образу
и подобию Иисуса-человека. Поняв это, читатель найдет тот стержень, вокруг
которого раскручивается фантасгармониядобра и зла в «Мастере и Маргарите», поймет роман и как образ частных
обстоятельств советской жизни и как СЛОВО О ЧЕЛОВЕКЕ. Фантасгармониядобра и зла продолжается:
«Ну что же, ... они - люди как люди. Любят деньги,
но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были
сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны...
ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... В
общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их».
У каждого из нас, у каждого времени и места есть
свой «квартирный вопрос», и пока не видно конца «лунной дороге, по которой идут
Иешуа и Пилат, разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться». И
можно быть уверенным, Булгаков ответил бы: «Да!» на Ваш третий вопрос. Можно
быть уверенным, что Иешуа был его героем. К этому привела Булгакова его жизнь
среди «чертовщины».
Надо морально повзрослеть, чтобы оценить «героя без
меча».
Трудно человеку договориться со своей совестью,
если он вспоминает о ней. Вы, уважаемый диакон, не забыли предсмертную просьбу
Булгакова: «Пусть знают!.. Чтобы знали… чтобы
знали…». Но Вы заключаете:
«Я был бы совсем не против, если бы удалось
демифологизировать булгаковский роман, если бы его стали читать как некую
литературную сказку для взрослых, не видя в нем ни учебника жизни, ни тем более
учебника веры».
О, Россия! Еще не ушла в прошлое дьяволиада твоей
истории, а для твоих пастырей она уже стала сказкой для взрослых!
Я, еврей, не
богословствую от имени христианства и во имя «истинного» учения церкви. Но Вы
перестали воспринимать моральную глубину «Мастера и Маргариты», и здесь
проявляется тенденция Вашего богословия быть «богословием ненависти». Кто
читает роман Булгакова как учебник теологии? Его читают и христиане, и евреи, и
безбожники, как слово о человеке и истории, и тем самым она заставляет
вдумчивого читателя, верующего или неверующего, задуматься о себе ивере. Кто согласится с Иешуа, кто нет, но
никто не согласится с Пилатом, если прислушается к Булгакову. И в этом надежда
(не гарантия!) на конец власти Воланда.
«Скандальное развитие получает проект «Имя России.
Исторический выбор-2008» телеканала «Россия» совместно Институтом российской
истории РАН и фондом «Общественное мнение». Первое и третье место занимают
личности, имеющие очень неоднозначные достижения в истории – Иосиф Сталин и
Владимир Ленин».
(За Сталина – 156000 голосов, за Ленина – 90000, за
Сахарова –15500. Возможно, только
коммунисты выступают сплоченным фронтом, и можно быть уверенным, что Вы,
диакон, не голосуете вместе с ними. Но если России и ее церкви нужен герой с
мечом, то, как не признать Сталина за символизирующее ее имя, даже если он и
попирал церковь? Можно предположить, что опус «Как делают антисемитом» получил
бы специальное одобрение «учителя человечества». Прописался таки Воланд в
России! – БД)
