ArLevin1

Евреи появились на территории Грузии более двадцати шести веков назад.

Постоянные войны и распри между князьями разоряли население, вынуждали грузинских евреев искать покровительство у местных правителей, что привело к их закрепощению. Крепостные жили небольшими разрознёнными группами. Забывая свой родной язык, они перешли на грузинский, переняли многие обычаи и одежду местного населения. Родной еврейский стал языком молитв.

С четырнадцатого по девятнадцатый век грузинские евреи были крепостными князей, церкви, частных владельцев. Их продавали, проигрывали в карты, дарили монастырям. После отмены крепостного права евреи, которые до этого занимались обработкой земли своих хозяев-феодалов, стали переселяться в города и местечки. В конце XIX века в Грузии проживало около двадцати тысяч евреев. Занимались они, в основном, мелочной торговлей, главным образом вразнос (40%); ремеслами (20%) –женщины пряли нитки и изготовляли пряжу, мужчины красили ткани и делали шляпы. Около 6 % продолжали заниматься сельским хозяйством.

Среди грузинских евреев были распространены суеверия и способы лечения, которые использовало и окружающее их нееврейское население. Народная медицина была в руках знахарей и знахарок. Как правило, если и обращались к врачу или к фельдшеру, то одновременно и к знахарям. Знахари, более или менее, успешно лечили переломы, вывихи, огнестрельные и открытые раны, но «лечение» инфекционных заболеваний снадобьями и молитвами не помогало, а иногда наносило вред. В Цхинвали, например, было принято лечение грязной водой. Холеру же «лечили» водным настоем корицы и гвоздики, а для утоления жажды давали холодную воду с глиной.

До присоединения к России в Грузии не было случаев проявления антисемитизма в виде «кровавого навета». Зато после присоединения Грузии к России, только с 1853 по 1884 гг. (ещё до дела Бейлиса) было шесть случаев кровавого навета, наиболее известным из которых в 1878 году было обвинение в убийстве накануне пасхи девочки. В некоторых случаях обвинения в ритуальном убийстве сопровождались погромами.

В Грузии не было учебного заведения, выпускающего раввинов. Религиозной жизнью руководил хахам. Он же выполнял функции раввина, хазана, резника, моэля и учителя. Возглавляли еврейские общины старосты-габаи, выборные лица из числа наиболее уважаемых прихожан.

Отношения между общинами грузинских и ашкеназийских евреев были напряжёнными. В глазах грузинских евреев ашкеназийские были безбожниками; последние зачастую смотрели на грузинских евреев свысока, считая их необразованными, хотя большинство из них были тоже недостаточно грамотными. Те и другие молились в разных синагогах, между собой не общались, браки между ними не заключались.

Грузинские евреи, так же как и их единоверцы – ашкеназийские евреи, жили в черте оседлости, на них распространялась процентная норма при приёме в учебные заведения.

В 1890 году в Грузию для сбора средств на образование прибыл раввин А. Хволес. В Цхинвали он произвёл такое прекрасное впечатление на местную еврейскую общину, что его попросили стать их раввином. По совету своего учителя он дал согласие.

Однако при утверждении А. Хволеса в должности раввина возникли осложнения.

Евреям, выходцам из России, за небольшим исключением, было запрещено проживание в Грузии. Тогда А. Хволес дал согласие одновременно выполнять функции духовного раввина, выбранного местной общиной, и, так называемого, казённого раввина, ведущего книги гражданского состояния, назначенного властями. Благодаря этому ему было дано разрешение на проживание в Цхинвали.

Таким образом, в Грузии через 25 лет после отмены крепостного права, когда из памяти евреев ещё не изгладились случаи погромов и кровавых наветов, появился первый ашкеназийский раввин, который вошёл в историю, как выдающийся религиозный и общественный деятель, просветитель грузинских евреев.

Абрам (Авраам) ха-Леви Хволес – 1854(7?)-1931– родился в Ковно (Каунас, Литва). Получил хорошее религиозное образование. Прекрасно владел ивритом и идишем, языками народов Балтии, русским, немецким. Он был учеником одного из видных религиозных и общественных деятелей девятнадцатого века раввина Ковно Ицхака Эльханана (Ицхока-Эльхонона) Спектора (1817-1896), который практически возглавлял духовно-общественную жизнь русского еврейства в последней четверти XIX века. И.Е. Спектор отличался большой терпимостью и в своих решениях всегда стремился примирить требования религии с требованиями жизни. Рабби И.Э. Спектор хлопотал перед правительством об облегчении положения евреев России, много сделал для сближения западного и российского еврейства, организовывал помощь пострадавшим от стихийных бедствий, голода, эпидемий, посылал своих учеников для сбора средств на организацию и содержание учебных заведений.

Ицхак Эльханан (Ицхок-Эльхонон) Спектор. (Еврейская энциклопедия Брокгауза и Эфрона, том XIV)

Крупнейший исследователь истории евреев на Кавказе Ицхак Давид писал о большом влиянии на духовное пробуждение грузинских евреев Авраама Хволеса, который стал раввином Цхинвали «вопреки домоганиям местных грузинско-еврейских раввинов и хахамов, подстрекающих общину против ашкеназийского чужого раввина, способного свернуть их с пути предков и традиционного иудаизма».

В большой библиотеке А. Хволеса была не только духовная литература – книги выдающихся еврейских теологов, законоучителей по каббале, но и книги по медицине, пособия по различным ремёслам на иврите и немецком. «Все стены в доме были заставлены стеллажами», – вспоминает Дора Левина.

Простота, мудрость и добросердечие притягивали к нему людей. В его доме встречались и мирно беседовали люди разных религиозных верований, социальных слоёв, политических взглядов: местный священник и приехавший к нему за советом раввин, сионист Д. Баазов и хасид Ш.Д. Баумберг, урядник и революционер Миха Цхакая, провизор Василий и богатый купец Монашеров.

Его глубокие знания удивляли всех. Его уважали и любили, ему доверяли. Его считали праведником. К нему за советами и решением спорных вопросов, как к третейскому судье, обращались простые евреи и местное грузинское население.

Признавая авторитет Хволеса, за советом для разрешения сложных вопросов раввинской практики к нему обращались духовные лидеры еврейских общин Грузии. Даже Кутаисский раввин Реувен Элиагулашвили, который хоть и был не согласен с А. Хволесом по вопросам образования, но считал его большим знатоком законов и Торы. Неоднократно обращался к нему за советами и Ш. Сосонкин, посланный любавическим ребе на Кавказ.

Авраам Хволес придерживался принципа, усвоенного им во время учёбы у рабби Ицхока Эльхонона: «Живи по заповедям Торы, а не умри от них». В своих разъяснениях он толковал законы в облегчённом виде, позволял отступать от некоторых правил, которые были установлены в средневековой ритуальной практике, стремясь примирить, так же, как и его учитель, требования религии с требованиями жизни. С просьбой разъяснить и прокомментировать отдельные положения Священного писания обращались к нему и священнослужители армяно-григорианской и других православных церквей. Пояснения он давал на иврите, которым священнослужители прекрасно владели.

«Три четверти своего заработка он приносил жене. Когда она справлялась об остальном, тот отвечал, что раздал деньги нищим», – писал о А. Хволесе его ученик Илья Паписмедов.

Под стать А. Хволесу была и его жена Мирьям (Мери), урождённая Дульчина (1857-1926). Рассказывают, что она была очень красивой, прекрасно пела. Несмотря на то, что у неё была большая семья – семь человек детей – она оказывала помощь больным, пользуясь медицинской литературой. Её приглашали принимать роды. Она хорошо лечила ожоги, фурункулёз, различные кожные заболевания, сама приготавливала мази, навещая больных, следила за тем, чтобы они принимали лекарства строго по назначению врача.

В арендованном доме А. Хволес установил различное оборудование и за свой счёт выписал из Литвы учителей для обучения еврейских подростков ремёслам. После окончания учёбы многие из его учеников становились мыловарами, плотниками, портными, сапожниками и т.д. Благодаря этому удалось отвлечь часть молодёжи от мелочной торговли вразнос, поднять материальный уровень их семей.

А. Хволес ввёл обучение Талмуда среди грузинских евреев. Грузинским языком он не владел. Ученики, как правило, не владели ивритом и, тем более идишем. Поэтому обучение велось по системе «иврит на иврите». В 1906 году раввин А. Хволес организовал в Цхинвали Талмуд-Тору, в которой обучалось 400 детей. Эта Талмуд-Тора стала, как писал Натан Элиашвили: «счастливым началом в деле распространения просвещения среди еврейства Грузии». В течение нескольких лет из этой школы вышли многие образованные подростки, знающие Тору и основы иудаизма, а также еврейский язык. Вместе со своим учеником раввином Д. Баазовым он обратился к духовным руководителям общин Грузии с предложением, используя уже имеющийся в Цхинвали опыт, открыть Талмуд-Тору и ремесленные училища во всех городах и местечках, где проживали евреи.

Вслед за Цхинвали Талмуд-Торы были открыты в Кутаиси, Кулаши, Они и в других городах и местечках, где проживали евреи. Влияние раби А. Хволеса вышло далеко за пределы Цхинвали. Перефразируя известное выражение «Из Иерусалима выйдет Тора», ученик А. Хволеса раввин М. Даварашвили говорил: «Из Цхинвали вышла Тора». (Со слов Хаи-Мерав, дочери раввина И. Бабаликашвили, она слыхала в доме и другое выражение: «Из Хволеса выйдет Тора»).

А. Хволес продолжал приглашать из Литвы учителей, которые преподавали детям и духовным деятелям. Большим его достижением была организация обучения еврейских девочек.

В 1902 году в Тбилиси была основана школа для детей грузинских евреев. Преподаватели этой школы, по рекомендации А. Хволеса, также были приглашены из Литвы.

А. Хволес поддерживал связи со многими известными духовными деятелями ашкеназийских евреев. Это давало ему возможность посылать для углублённого изучения Торы самых способных своих учеников в наиболее известные центры западных губерний России. Давид Баазов, например, был послан А. Хволесом в Вильно, где завершил своё духовное образование.

В 1910 году А. Хволес, снабдив братьев Моше и Габриэла Даварашвили рекомендательными письмами, отправил их продолжать обучение в Россию, в частности, Моше – в иешиву города Радин, Седлецкой губернии, а Габриэль продолжил своё духовное образование вначале в Любавичах, затем в Минске у Гелеви Соловейчика. В 1920 году в любавической иешиве в России учился и младший из братьев Даварашвили, Яков.

Позднее и в Цхинвали была открыта иешива, во главе с раввином А. Хволесом, в которой обучалось десять учеников. А. Хволес заботился о них, старался создать им условия для занятий Торой. По его ходатайству, например, братьев Даварашвили освободили от обязательных для всех общественных работ, поскольку время работы совпадало со временем учёбы.

«Радикальная революция совершилась в духовно-религиозной иерархии евреев Грузии. В действительности раввин Хволес своей просветительской деятельностью дал сильный толчок к образованию не только цхинвальской еврейской молодёжи, но и еврейскому подрастающему поколению вообще во всей Грузии».<…> «Арба грузинского еврейства немножко сдвинулась с места и начала двигаться вперёд», – писал впоследствии его ученик Натан Элиашвили.

Раввин постоянно обращал внимание властей на бедственное положение еврейского населения, о чём неоднократно писал в газетах. Он организовывал делегации просителей, предлагал различные проекты, направленные на улучшение материального положения населения. К нему постоянно приходили с просьбой помочь написать прошение, защитить от произвола исправника.

В 1902 году в результате поджога сгорело около 300 домов в еврейском квартале Цхинвали. 1300 евреев одна треть еврейского населения, осталась без крова. Был создан уездный комитет спасения по оказанию помощи погорельцам, в котором активную роль играл раввин А. Хволес. Он писал письма губернатору, выступал в прессе. Писал, просил, настаивал, чтобы погорельцам были выделены пустовавшие земли и оказана материальная помощь, писал о беспросветной нищете евреев Цхинвали, о том как трудно из-за этого поднять их духовный уровень.

Раввин всегда был готов придти на помощь пострадавшему независимо от его вероисповедания.

Когда холера подступила к Цхинвали и стало ясно, что население невозможно обеспечить врачебной помощью, раввин Хволес собрал группу приехавших на каникулы студентов и ежедневно вместе с ними после утренней молитвы обходил больных, оказывая им помощь. Ему помогали студенты: грузины, осетины евреи. Это был, как теперь бы сказали, «интернациональный» отряд добровольцев. А. Хволес даже от жены скрывал, что помогает больным холерой. Приходя домой, просил, чтобы она не подпускала к нему детей, он якобы устал. Но и жена его тоже скрывала, что посещает их. В одном доме они всё же встретились и, уже не скрывая ничего друг от друга, стали вместе лечить больных. Он со своими помощниками – мужчин, она – женщин. Сохранились два рассказа внучки А. Хволеса Доры (Деборы) Левиной.

«Высокий, слегка сутулясь, он быстро шёл по пыльному городку. Несколько молодых людей едва поспевали за ним. Знойное лето. В Цхинвали холера. Врач за тридцать километров от Цхинвали, фельдшер не успевает оказывать помощь больным. Да может ли он оказать помощь, когда эпидемия охватила всю Южную Осетию? Из дома в дом переходит раввин Абрам Хволес и его добровольные помощники-студенты, приехавшие в Цхинвали на каникулы. Близится время вечерней молитвы, а впереди в последнем доме больные хозяин и его жена. Правда, три дня назад хозяин выглядел уже почти здоровым, и студенты дали ему полчашки бульона. Хозяйка находилась всё ещё в тяжёлом состоянии.

Но почему, по мере приближения к этому дому, замедляет рабби шаги? Почему всё больше и больше хмурится рабби?

Трудно бывает уговорить местную жительницу обратиться к врачу, а тем более к мужчине или даже всеми уважаемому раби. Обычно раби приходится общаться с больной через домочадцев. Мешают оказывать помощь знахарки. Каждый раз приходится долго уговаривать больную приложить спиртовой согревающий компресс, очистить желудок, больше пить, воздержаться от контактов с детьми, не слушать советов знахарки. Вчера, когда раби с помощниками подходил к этому дому, хозяин встретил их на пороге и очень мягко дал понять, что помощь не нужна.

"Знахарка в доме", – подумал рабби и повернул назад.

Вот и сегодня хозяин загородил собой дверь и с порога кричит, что жене лучше, больная идёт на поправку. Пусть рабби спокойно идёт домой.

Неужели опять появилась знахарка, которую рабби несколько дней назад выставил из дома? Нет, сегодня он не допустит, чтобы знахарка своими снадобьями и колдовством ухудшила состояниё здоровья больной. Рабби решительно шагнул в дом, отстранив хозяина. Так и есть. Спиной к нему, заслонив собой свет, около больной стоит женщина. Что-то знакомое было в этой спине. Женщина обернулась. Жёсткие слова, которые хотел сказать рабби, мгновенно улетучились. Перед ним стояла его жена Мирьям, Мери.

"Что ты здесь делаешь?" – растерянно произнёс рабби.

"А ты?" – вопросом на вопрос ответила Мери. Оба рассмеялись. Смеялся хозяин. Смеялись дети. Рассмеялась и больная.

"Больная идёт на поправку. Пусть рабби спокойно идёт домой, – Мери со смехом повторила слова хозяина, потом сказала: "Пошли скорей домой. Нас ждут дети".

«В Цхинвали жил разорившийся князь Цинамзхваров, сын которого, Миша, учился в гимназии в Тбилиси. Он был способным, прекрасно учился и должен был получить золотую медаль, которая давала право на бесплатное обучение в высшем учебном заведении. Но медаль незаслуженно вручили тому, кто дал взятку. Из-за несправедливости Миша психически заболел. Необходимо было срочно отправить больного на лечение за границу. Денег, естественно, не было. Дедушка обошёл дома состоятельных людей и собрал так много денег, что их хватило на поездку за границу, лечение и на учёбу в Германии. Миша стал известным врачом. ...Дедушку уважали не за звание, а за человечность и доброту. Когда дедушка проходил по Цхинвали, люди, вне зависимости от вероисповедания, вставали и приветствовали его: "Рав Хволес идёт"».

Но Авраама Хволеса не любили консерваторы и ортодоксы. Раввин самой большой Кутаисской общины Рэувен (Рувен) Элиагулашвили, авторитет которого среди еврейского духовенства с приездом Авраама Хволеса несколько пошатнулся, часто высказывался против его нововведений: улучшения системы еврейского образования, включения в программу обучения общеобразовательных предметов, обучения ремёслам. Он считал, что раввин не должен этим заниматься. Признавая авторитет Хволеса, он напрямую не выступал против него, зато доставалось ученикам Хволеса, особенно просветителям-сионистам Давиду Баазову, Натану Элиашвили и др. С нападками на них разгневанный раввин выступал не только в проповедях, но и в прессе.

«Хволес был воистину учёный еврей и имел на свою общину исключительно благотворное влияние. Он воспитал целую плеяду видных общественных деятелей; среди них известных сионистов: Давида Баазова, Натана Элиашвили, Ехиклея Джинджихашвили, Давида Шапташвили и др.», – писала дочка Давида Баазова Фаина. Среди его учеников – выдающиеся раввины, духовные и общественные деятели: братья Даварашвили, Симон Рижанашвили, Абрам Кикозашвили, Михаил Шамелашвили, Габриэль Давидашвили, Аарон Крихели, Илья Паписмедов, Ицхак Мамиствалов и др.

Потомки бывших крепостных князей Абашидзе, Авалова, Палавандова, Цицианова, тоже ученики А. Хволеса, продолжали просветительскую работу среди евреев Грузии, повсеместно организовывая Талмуд-Торы. И они сыграли большую роль в развитии культуры и в духовной жизни евреев Грузии.

Давид Баазов (1883, Цхинвал – 1947, Тбилиси) в двадцать лет становится раввином города Они.

«Отец призывал грузинских евреев к пробуждению, просвещению, к сознательному осмысливанию своего прошлого и, особенно, настоящего, – писала о своём отце Давиде Баазове его дочь Фаина. – Он бросил вызов укоренившейся темноте и невежеству. Следуя примеру своего учителя, он заботился о просвещении грузинских евреев: открыл первую в Грузии общеобразовательную еврейскую школу и иешиву. Участвовал в организации в Грузии школ, в которых преподавали еврейский язык, традиции и историю еврейского народа.

Д. Баазов основал просионистские газеты "Голос Еврея" и "Макавеели", которые были закрыты при советской власти. Он постоянно поддерживал тесные связи с российскими и зарубежными сионистскими организациями. В 1938 году Давид Баазов и оба его сына были арестованы. Старший сын, известный писатель Герцль, был расстрелян без суда. Д. Баазов был приговорён к расстрелу по обвинению в сионистской деятельности. Расстрел был заменён ссылкой. После возвращения из ссылки в 1945 году занимался просветительной работой».

Натан Элиашвили (1893, Цхинвал – 1929, Тель-Авив), по отзывам современников, обладал энциклопедическими знаниями в различных областях науки и техники, прекрасно разбирался в вопросах иудаизма. Он был поэтом, писателем, переводчиком, редактировал газету.

Давид Баазов и Натан Элиашвили стали признанными вождями евреев-сионистов Грузии, просветителями и борцами против сторонников ассимиляции.

Учениками А. Хволеса были и сыновья уважаемого в Цхинвали Рахима Даварашвили, известные впоследствии раввины и общественные деятели Моше, Габриэль, Яков.

Моше Даварашвили – Моше Акатан (1893, Цхинвал – 1980, Иерусалим) после завершения своего образования жил в Кутаиси, занимался активной религиозной и общественной деятельностью. Ему выпала честь представлять евреев в Национальном Совете Грузии и 27 мая 1918 года поставить свою подпись под актом независимости (позднее Национальный Совет был переименован в Парламент Грузии). В 1919-1921 годах он был членом Парламента Грузии. В 1970 году эмигрировал в Израиль, где был одним из духовных лидеров грузинских евреев.

Удостоверение члена первого парламента Грузии, раввина Моше Даварашвили, ученика Авраама Хволеса (из архива семьи Авраама и Лии Даварашвили)

Моше Даварашвили помог сохранить некоторые произведения фольклора евреев Грузии. Наибольший интерес представляет произведение, известное под названием «О мудрости царя Соломона». В Израиле он выпустил молитвенник на грузинском языке.

Габриель Даварашвили (1896, Цхинвал – 1985, Иерусалим), завершив учебу, вернулся в Грузию, где стал раввином в Сурами. После советизации Грузии был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности. Выпущен из-под ареста за отсутствием улик. Постоянно находился под наблюдением карательных советских органов. В 1973 году эмигрировал в Израиль, где преподавал в иешиве.

Яков Даварашвили (1902, Цхинвал – 1980, Иерусалим) в 1927 году, после учёбы в России, становится раввином Кутаиси. С 1965 года главный раввин Грузии. Считался одним из крупнейших знатоков Торы и Каббалы. Постоянно преследовался властями по обвинению в сионистской деятельности. В 1971 году репатриировался в Израиль, где возглавил общину грузинских евреев.

Аарон Крихели (1906, Цхинвал – 1974, Израиль) – историк, автор многих публикаций о быте грузинских евреев, составитель иврито-грузино-русского словаря. А. Крихели возглавлял Государственный историко-этнографический музей евреев Грузии. В 1949 году был обвинён в космополитизме, приговорен к десяти годам лишения свободы. Реабилитирован. В 1974 году репатриировался в Израиль.

Паписмедов Илья Шаломович (1902, Цхинвал – 1980, Бат Ям, Израиль) – историк, этнограф. Работал научным сотрудником, а после ареста А. Крихели директором Историко-этнографического музея евреев Грузии вплоть до его закрытия в 1950 году. Автор нескольких научных работ по истории евреев Грузии. В 1980 году репатриировался в Израиль. Написал воспоминания, опубликованные опубликованные на грузинском языке под названием «Увидевший, услышавший, почувствовавший».

Симон Рижинашвили был раввином в Кутаиси, затем в Бухаре и Самарканде. Писатель, автор учебников. Способствовал укреплению и развитию связей между общинами бухарских, горских и грузинских евреев.

После советизации Грузии началось преследование еврейских духовных деятелей. Особенно участились аресты после 1924 года. Главное обвинение – сионизм. Авраама Хволеса арестовали, но благодаря известному революционному деятелю Михе Цхакая, который дружил с его сыном Ицкой и до советизации часто бывал у него в доме, вскоре освободили. Несколько раз А. Хволесу удавалось добиться освобождения невинно арестованных, в чём ему также иногда помогал Миха Цхакая.

В 1931 году А. Хволес умер. А в 1937-1938 гг. подавляющее большинство духовных лидеров грузинских евреев были арестованы. При этом особенно пострадали ученики рабби А. Хволеса. В 1937 году были арестованы и расстреляны без суда семь его учеников и последователей, семь хахамов, среди которых был и зять А. Хволеса, хасид Ш.Д. Баумберг, не имевший никакого отношения к сионизму (у него при обыске нашли книгу стихов Бялика).

После 1953 года ученики А. Хволеса смогли восстановить духовную жизнь евреев Грузии. Особенно большую роль в этом сыграли раввины - братья Даварашвили и их ученики, которые позднее успешно продолжали свою деятельность в Израиле.

Прошло восемьдесят лет со дня смерти раввина Абрама Хволеса. Но о нём постоянно вспоминают как о выдающемся деятеле, внёсшем большой вклад в просвещение и культуру грузинских евреев.

В Израиле, в Кириат-Шарете, районе Холона это недалеко от Тель-Авива, стоит красивое двухэтажное здание – синагога «Бейт-Авраам», которую в 1984 году построили грузинские евреи в честь Авраама ха-Леви Хволеса, главного раввина Цхинвали, «диди раби» (великого учителя), как его называли грузинские евреи.

В Израиле, в Кириат-Шарет, в районе Холона, есть красивое двухэтажное здание – синагога «Бейт-Авраам»,

которую в 1984 году построили грузинские евреи в честь Авраама ха-Леви Хволеса, имя которого выведено на фронтоне

В 2003 году в Израиле заслуги Авраама Хволеса широко отмечались на юбилее, организованном в честь 150-летия со дня его рождения и 80-летия со дня рождения его внука, талантливого математика Александра (Яши) Хволеса.

Общественность Грузии торжественно отметила 150-летие со дня рождения Авраама Хволеса

Правительство независимой Грузии в июне 2005 года выпустило почтовую марку, увековечив имя выдающегося просветителя грузинских евреев раввина Авраама Хволеса.

Вице-президент "Бней Брит" Даниел Мариашин передаёт Президенту Грузии М. Саакашвили портрет А. Хволеса на презентации в Израильском Кнессете

Внук Авраама Хволеса Меер Баумберг показывает на презентации портреты А. Хволеса и расстрелянных раввинов

«По данным переписи населения в 1917 году в Цхинвале из 900 дворов 38,4% были еврейскими (грузиноязычными), 34,4% – грузинскими (православными), 17,7% – армянскими и 8,8% – осетинскими. В советское время Цхинвал был обычным многонациональным центром. К 2007 году он стал этнически чистым осетинским населенным пунктом».

Четыре года прошло с того времени, как раввин Авраам Хволес покинул Ковно[1] и возглавил общину грузинских евреев в Цхинвали. Но накопилось много дел, из-за которых раввин приехал в родной город. За несколько дней до отъезда в Грузию раввин А. Хволес навестил рабби Иешуа Цадиковича. И вот сидят они вместе с рабби Иешуа (Шикой) Цадиковичем в его гостеприимном доме в Ковно. Друзья, знакомые с детских лет, вместе учились в Талмуд-Торе и ешиве у Эльханона Спектора. Рядом сидели в синагоге. Оба – большие знатоки Торы и Талмуда. Много лет их связывала работа по сбору денег на образование. Рабби Хволес был мешулахом (мешулах – посланец, посланник, в том числе и сборщик денег на образование). По заданию И. Э. Спектора он объезжал города и местечки, собирая деньги. И. Цадикович был главным казначеем. Деньги на поддержание еврейских учебных заведений распределяли главный казначей и сам И. Э. Спектор.

Копия письма, проданного на аукционе, в котором И.Э. Спектор благодарит госпожу Мальта, пожертвовавшую крупную сумму денег на образование (прислала Сара Хоффман (Левина).

Рабби А. Хволес рассказывает И. Цадиковичу о своей работе казённым и духовным раввином Цхинвали, об учениках – грузинских евреях, которые за короткое время освоили древнееврейский язык (иврит) и достигли больших успехов в изучении основ иудаизма, о своих планах. А планов много. Он предполагает основать в Цхинвали Талмуд-Тору и школу для девочек, организовать обучение ремёслам еврейских юношей. О станках для обучения ремёслам Авраам Хволес уже договорился. Их установят в нижнем этаже дома, который арендует раввин. Но нет мастеров для обучения, которые согласились бы переехать в Цхинвали из больших городов Грузии. Надежда на рабби Иешуа и на его связи с еврейскими общинами, так как в еврейских местечках России большая конкуренция среди ремесленников и не всегда у них есть работа и возможность сбыта продукции. По дороге в Ковно рабби Хволес посетил в Брест-Литовске раввина Х. Соловейчика, заехал в Любавичи и договорился о направлении наиболее способных своих учеников в ешивы для продолжения обучения. К сожалению, не успел ещё раввин вырастить помощников из местных еврейских юношей. Вероятно, придётся пригласить на несколько лет из России какого-нибудь молодого человека, окончившего иешиву...

Рабби А. Хволес допил чай, поблагодарил хозяев дома за гостеприимство, и собрался было уходить, но задержался у окна. На небольшой площадке перед домом катались на коньках молодые люди. Среди них выделялся юноша среднего роста, плотного телосложения, с небольшой светлой бородкой. Что-то знакомое было в облике этого юноши.

– Что вы так пристально смотрите, ребе Авраам, не узнаёте моего Беню? – усмехнулся Иешуа...

...Ребе Авраам впервые увидел мальчика Беню в середине 1872 года, когда присутствовал на его обрезании в Ковенской синагоге. Авраам хорошо запомнил этот день; на обрезание были приглашены ученики раввина Ковно И. Э. Спектора, который тогда горячо поздравил Иешуа с первенцем.

Когда Бене исполнилось три года, ребе Иешуа, согласно еврейской традиции отметил в синагоге первую стрижку мальчика (опшерниш – на идише). Затем на Беню впервые надели кипу и талес. Он сразу остепенился, почувствовав себя взрослым. Трехлетнего Беню отдали в хедер, где под руководством меламеда он получил начальное образование... В четырнадцать лет он закончил иешиву в Ковно, и впервые покинул дом, чтобы продолжить своё образование в г. Вильно.

Город Вильно был важнейшим культурным и религиозным центром ашкеназийских евреев.

Его называли «вторым Иерусалимом». Более сорока процентов населения составляли евреи. В иешиве, куда поступил Бенсион, преподавали известные учёные-иудаисты на древнееврейском языке. Между собой учащиеся общались на идиш, однако большинство из них разговаривали также на немецком языке, небольшое число – на польском, несколько человек – на русском. Иврит и идиш Бенсион знал в совершенстве (писал, читал, свободно говорил), на польском, литовском и русском – хорошо говорил, немецкий освоил уже в Вильно.

После окончания сыном Виленской иешивы отец решил, что ему полезно будет дополнить образование основами хасидизма и отправил его в Любавическую ешиву. В Любавичах Бенсион подружился с Иосифом Ицхаком Шнеерсоном, с которым переписывался долгие годы. Свое образование Бенсион продолжил в Америке, в Чикаго.[2] Бóльшую часть времени он проводил в библиотеке при общине, в которой было много книг на еврейском и английском языках. Два года в Чикаго Бенсион продолжал углублённо изучать комментарии к Торе и Талмуду. Кроме того, он в совершенстве овладел английским языком. Он рассказывал, что изучал язык, сопоставляя тексты Торы и Талмуда на иврите и английском языках, а произношение легко освоил благодаря прекрасному слуху. Бенсиону предлагали остаться в Америке продолжать совершенствовать свои знания. К нему, голубоглазому блондину, сватали богатых невест. Но он отказался от всех предложений и вернулся домой в Ковно. Когда раскрасневшийся после катания юноша влетел в дом, ребе всё ещё стоял у окна и о чём-то думал. А думал он о том, что хорошо было бы взять этого юношу с собой, и станет он помощником в его трудной работе. Да и старшей дочери пора замуж. Хорошо, если молодые понравятся друг другу. С интересом посмотрел ребе Авраам на Бенсиона, решил повременить с уходом, и опять подсел к столу.

Сказав броху, Бенсион с аппетитом поглощал еду, которую ему подкладывала мать и рассказывал о своей учёбе в Вильно и Америке, и о том, что при Виленской Талмуд-Торе в 1892 году, впервые в России, установили верстаки и обучают еврейских юношей столярному и плотницкому ремёслам. Авраам Хволес с интересом слушал Бенсиона, интересовался обучением ремеслам в Вильно, спрашивал его мнение о различных комментариях к Торе, и очень остался доволен ответами.

– Не отпустишь ли ты своего сына на год-два со мной? Он ещё не приступил к работе после приезда из Америки, а мне он поможет в подготовке учеников, тем более, что он обучался в разных иешивах, и его знания будут очень полезны. Отец и сын согласились. Бенсион понимал, что устроиться на работу в Литве трудно. За последние годы иешивы Прибалтийских губерний подготовили много выпускников.

Бенсион был доволен, что попадёт в новую среду, будет помогать ребе, был уверен, что через год вернётся в Ковно.

Долгая дорога пролегала в объезд столиц, через белорусские и украинские местечки. Принимали их прекрасно. У ребе везде были хорошие знакомые, благодаря тому, что в бытность мешулахом он объездил западные губернии и Кавказ. В основном, переезжали на лошадях, часто везли их местечковые балагулы. Только из Баку до Тифлиса ехали поездом. «Дорога из Баку до Тбилиси немноголюдна, пустынна. Только небо да песок, только отдельные караваны горбатых верблюдов. В окрестностях Тбилиси – прекрасные поля, дремучие леса», – так через несколько лет описал свою поездку рабби Шмуэль Сосонкин.[3] Шёл 1894 год.

Из Тифлиса до Гори передвигались на фаэтоне. Далее, до Цхинвали, – на буйволах, т.к. из-за проливных дождей дорога была размыта.

У раввина была большая семья. Дочки: Рахиль-Ента (1876-1962), Малка (1884-1976), Чарна (1879-1937), Нехама (1892-1974), Эстер (1895-1989) и сыновья: Исаак (1889-1938) и самый младший – Рувим (1897-1973), который родился через два года после приезда Бенсиона.

Поселился Бенсион в небольшой комнате вместе с Исааком (Ицкой), который был младше на семнадцать лет.

Бенсиону очень понравились Цхинвали и его окрестности. Была весна. Деревья уже покрылись листвой, город утопал в садах и виноградниках. Через город протекала речка Лиахви. По её берегам раскинулась большая роща, в которой группами гуляли еврейские юноши и девушки. Всех развлекал своими озорными песнями молодой поэт и танцор Тоба Крихели, который аккомпанировал себе на многих народных инструментах.

Я себе часто задавал вопрос. Почему оказалось так, что именно Цхинвали, сравнительно небольшое местечко, стало центром образования грузинских евреев. Почему, именно в Цхинвали было впервые организовано систематическое религиозное образование. (Со слов Лии Даварашвили грузинские евреи даже усилили выражение, придуманное её свёкром: «Из Хволеса выйдет Тора»).

Крепостное право было отменено около тридцати лет назад. Однако, бывшие крепостники всячески притесняли крестьян, несмотря на то, что среди последних было уже немало состоятельных хозяев. Богатые евреи в конце XIX века начали активно переселяться из деревень. В городах селиться им было запрещено, поэтому селились они в небольших местечках. Цхинвали стало местом, которое облюбовали многие бывшие крепостные. Наличие сравнительно недорогой земли, реки и дешёвой рабочей силы привлекло предприимчивых людей. Появляются мельницы, небольшие кирпичные заводы, которые принадлежали исключительно евреям. Начинают развиваться кустарные промыслы.

Илья Паписмедов, крупнейший исследователь и знаток истории евреев Грузии, проследил миграцию в Цхинвали многих семей, которые сыграли впоследствии большую роль в развитии культуры и образования евреев.[4] В Цхинвали из Тамарашени переселились Давиташвили, Манашерови (Манашеров), Мамистваловы, Патаркацишвили, Элиашвили и др. Из Брети – Даварашвили, Паписмедашвили. Из Атени – Мошиашвили. Из Церониси – Крихели.

Среди наиболее зажиточных заметно выделялись семьи купцов Даварашвили и Даниелова, Манашерова, владельца нескольких мельниц, виноградников, пастбищ и домашнего скота. Крихели и Атанелов были владельцами небольших кирпичных заводов. Авторитет многих евреев был настолько большим, что некоторые из них занимали выборные должности. Например, одно время старостой был Хаим Паписмедов, а судьёй – Мордехай Джинджихашвили. Постепенно налаживались деловые связи с заграницей. Всё больше евреев по делам торговли стали выезжать за границу. Благодаря дешёвому кирпичу, который мог купить или взять в долг житель со сравнительно небольшим достатком, росли богатые еврейские кварталы с кирпичными домами.

Княгиня Уварова, посетившая Грузию в конце XIX века, писала в своих заметках, что Цхинвали – город значительно красивее и богаче многих уездных городов России.

И тем не менее, наряду с ростом благосостояния некоторой части населения, основная масса евреев жила в нищете.

По удачному стечению обстоятельств, когда Цхинвальская община искала образованного наставника, в город прибыл раввин Хволес, которому было суждено сыграть большую роль в жизни евреев Грузии. Безусловно, вклад А. Хволеса, как учёного и организатора огромный, да и своих денег он тратил немало. Но вряд ли он добился бы успехов без большой поддержки, которую ему оказала вся община Цхинвали и, в первую очередь, без материальной помощи состоятельных евреев, чьи дети активно овладевали азами иудаизма... Но вернёмся к молодому Бенсиону Цадиковичу.

Раввин А. Хволес не ошибся в выборе помощника. С большим интересом Бенсион окунулся в дела раввина. Росла популярность раввина. Всё больше родителей стремились отдать своих детей в обучение к ребе. Не хватало места и времени, тем более что и всё большее количество взрослого населения посещало занятия. Много времени уходило на организацию обучения ремёслам. Небольшой опыт по организации обучения ремёслам при религиозном заведении был только в Вильно. (Об этом рассказывал Бенсион раввину ещё в Ковно).

И здесь Бенсион оказался, как нельзя, кстати. Он с удовольствием делился знаниями, полученными во время учёбы в иешивах у разных учёных в России и в Америке. Если появлялись вопросы, копался в книгах, а книг на полках в доме было много. . Конечно, намного меньше, чем в еврейской общине в Чикаго. Однако, среди книг попадались старинные, очень потрёпанные книги, которые раввин давал читать только Бенсиону.

Бенсин Цадикович (Левин). (Фото из архива Григория Любарского)

Прошёл год, за ним – второй. Бенсион всё больше и больше втягивался в дела раввина, откладывая отъезд на родину. И ещё одно обстоятельство удерживало его от отъезда. Старшая дочка раввина Рахиль (Рахиль-Ента), белоликая шатенка с вьющимися волосами оказалась очень интересной собеседницей. Всегда спокойная, девушка была незаменимой помощницей матери. Целый день она помогала матери вести хозяйство, убирать дом, смотреть за младшими. Когда все ложились спать, она забиралась на стул, снимала с полки толстенную книгу по каббале, тайному еврейскому учению о том, как был создан мир и как этот мир управляется. Убедившись, что отец уже спит, она принималась за чтение. Отец не одобрял её увлечения каббалой, полагая, что это чтение не для девушки. Через час-полтора она опять взбиралась на стул и ставила книгу на место. Однажды Бенсион заглянул в книгу и с удивлением увидел, что девушка читает «Зоар», первую книгу по каббале. К каббале Бенсион относился отрицательно, считал, что она полна противоречий. Когда он высказал своё отрицательное мнение о каббале, то неожиданно натолкнулся на чёткие аргументы Рахили, которые заставили его обратить внимание на ум и находчивость девушки.

С того времени они часто в свободное от занятий и работы время обсуждали различные комментарии к Торе, говорили о духовной неподвластности евреев чужим и чуждым влияниям, то именно, что позволило им выжить, несмотря на преследования на протяжении почти двух тысяч лет жизни в диаспоре.

Бенсиона увлекали беседы с Рахилью, и он стал серьёзно подумывать о том, чтобы обратиться к своему отцу с просьбой поговорить о сватовстве с рабби А. Хволесом. Через знакомого купца, который торговал пряностями, Бенсион отправил отцу в Ковно письмо. Скоро пришло в Цхинвали два письма: одно – ребе А. Хволесу, с просьбой дать согласие на замужество дочери. Второе письмо было адресовано Бенсиону: пожелание быть примерным зятем и отцом. Под хупу молодые пошли в 1896 году, А весной 1899 года родился мальчик, мой отец Семён Бенсионович, которого назвали Шимон (Шимка). Через год в Ковно серьёзно заболел отец Бенсиона. Община собрала деньги и отправила его в Германию. К сожалению, было уже поздно, и через некоторое время, в начале 1900 года, он скончался. А ещё через несколько месяцев родился второй мальчик, которому в память о дедушке дали имя Иешуа (Шика). Менее чем через три года родилась первая дочка Рива.

Внук А. Хволеса Сендер Файн и его правнук Арнольд Левин (слева)

После женитьбы и рождения детей материальное положение семьи ухудшилось. Уроки, которые давал Бенсион таким же беднякам, как и он, практически, были бесплатными. Сам он питался у учеников, домой приносил еду только в субботу. Но главная беда поджидала семью впереди.

О том, что в доме раввина находится молодой человек, не имеющий права на проживание, вне «черты оседлости» знали многие. Но никому в голову не приходило доносить об этом, отчасти из уважения к раввину, но и к самому Бенсиону, который, как учитель, быстро завоевал авторитет в Цхинвали. Но и ввиду глухого недовольства существующим режимом и притеснениями властей. Ни староста, ни урядник, которые часто бывали в доме раввина, не принимали мер для высылки «нелегала», закрывая глаза на присутствие в Цхинвали полезного для городка пришельца. Полагали, что, когда раввин наладит свою работу, Бенсион уедет домой. Более того, когда из Тифлиса должна была прибыть комиссия для проверки городского хозяйства и соблюдения законов, они предупреждали раввина и тот под каким-либо благовидным предлогом каждый раз отсылал Бенсиона в деревню, где у него были хорошие знакомые. Но когда Бенсион женился на Рахили и появились дети, местные власти начали проявлять беспокойство. Ужесточились российские законы. Кроме того, вместо старого урядника прислали нового, молодого, который стал ревностно наводить порядки в Цхинвали. Для начала он выслал из Цхинвали нескольких евреев, нелегально проживающих на мельнице, потом стал намекать раввину, что пора уже зятю с семьёй отправляться восвояси. Всегда спокойный раввин начал нервничать. Он не хотел отпускать далеко от себя зятя, которого успел за эти годы полюбить, как сына, и который был не только помощником, но и советчиком по вопросам иудаизма. Жаль было отпускать от себя и любимых старшую дочку и внуков. Некоторое время Бенсион с тремя детьми нелегально проживал в Абастумани, где работал шойхетом, моэлем и раввином по убою скота. Но с каждым днём становилось всё труднее скрываться от властей. Семье грозила административная высылка. Помог случай.

В конце 1905 года к Аврааму Хволесу обратился Моше Левин, шойхет и моэль из г. Поти, за рекомендательным письмом перед переездом с семьёй в Палестину. Получив письмо, М. Левин пожаловался на то, что после его отъезда община г. Поти останется без шойхета и моэля и попросил помочь найти ему замену. Просьба оказалась кстати. Заменить М. Левина мог бы, конечно, Бенсион, который зарекомендовал себя прекрасным шойхетом и моэлем. Однако, препятствием был закон о черте оседлости. После переговоров с потийским городским начальством выход из положения нашёл Моше Левин. Небольшой «фокус» с документами и в 1906 году, после отъезда Моше с женой, двумя девочками и мальчиком в Палестину, Бенсион Цадикович, 1872 года рождения, становится Бенсионом Левиным, 1870 года рождения. Исправленный посемейный список Моше Левина о составе семьи за подписью мещанского старосты и скреплённый его печатью вручается главе семьи Бенсиону Левину.

Мещанин города Ковно Цадикович становится в Поти шойхетом и моэлем Левиным, а две девочки и мальчик Моше Левина превращаются, благодаря «фокусу» старосты, в двух мальчиков и девочку. Количество евреев в Поти не изменилось, новые фамилии не появились. Это было важно мещанскому старосте показать губернским чиновникам при проверке списка евреев.

Поти стал быстро развиваться с конца XIX века, после открытия движения по железной дороге, связавшей город с Тбилиси, в том числе и за счёт притока евреев.

Постоянно увеличивался поток товаров через Потийский порт. Появились новые магазины, многие из которых принадлежали евреям. В начале ХХ века в Поти проживало более восьми тысяч человек, около трехсот из них – евреи. К Потийскому раввинату была также приписана сухумская еврейская община – около двухсот евреев. Две трети евреев Поти и Сухуми были местными, грузинскими евреями.

Грузинские евреи во многом расходились с ашкеназийскими. Они настаивали, в частности, чтобы раввин был грузинским евреем, а также – на объединении должности духовного и казённого раввина.

Переезд в Поти семья Цадиковича-Левина восприняла с радостью. Родители вздохнули с облегчением. Казалось, страхи о принудительном выселении позади. Старших мальчиков больше всего радовало море. Приезд Бенсиона вначале был встречен с неудовольствием как раввином, так и прихожанами. Раввин знал, что новый шойхет получил прекрасное образование и боялся, что он будет претендовать на его должность. Прихожане надеялись, что после отъезда старого шойхета его место займёт местный грузинский еврей. Но очень скоро раввин понял, что Бенсион не только не претендует на его должность, а, наоборот, старается держаться в тени, очень деликатно давая советы по вопросам, связанным с толкованием законов. Местные евреи тоже оценили и полюбили нового шойхета и его жену – за прекрасную работу, сердечность, доброту, тем более, когда узнали о родстве с рабби А. Хволесом. Пока Бенсион занимался общинными делами, к Енте приходили местные жительницы. Рахиль переняла опыт своей матери, многое узнала из книг по практической медицине, которые читала в доме отца. Знания эти пригодились. Она умела внимательно слушать, помогала советами. Особенно хорошо ей удавалось лечение кожных заболеваний, болезней горла и уха. В Поти у супругов Цадиковичей-Левиных родились два мальчика – Иосиф (1907-1948) и Эммануил (1914-1942) и дочка Дебора-Дора (1910-2005).

В квартире Бенсиона останавливались приезжие евреи, мешулаухи, посланец любавического ребе Дов Кук, брат известного Авраама Ицхака Кука, хорошо знавшего покойного Иешуа и Абрама Хволеса. Семья уже перестала бояться административной высылки, стали забываться страхи проверки, когда в доме внезапно без предупреждения появился брат Рахили-Енты Исаак.

Исаак родился в семье знаменитого ортодоксального раввина Грузии Авраама (в Грузии его имя произносили и писали Абрам) Хволеса в 1889г. в Цхинвали. Родители и друзья звали его Ицка. Ицка был легендарной личностью, но о нём всегда говорили шёпотом. Было время, когда им гордились, но в то же время боялись о нём рассказывать, так как он был объявлен «врагом народа». К сожалению, об этом необычном человеке я знаю прискорбно мало. В основном, то, что мне рассказал мой отец – Семён Бенсионович Левин.

Исаак закончил Талмуд-Тору, самостоятельно подготовился и сдал экзамен за полный курс гимназии в Тифлисе.[5] Родители надеялись, что он получит раввинское образование и будет раввином или станет врачом. Но он пошёл совершенно другим путём.

Исаак рано покинул родной дом. Он владел несколькими языками, был прекрасным рассказчиком, быстро сходился с людьми, легко увлекался разными идеями. Вначале, он короткое время поддерживал связи с палестинофилами. B палестинофильстве его увлекла идея переселения евреев в Палестину, создания там колоний (поселений). В этот период кавказские евреи приступили к созданию колонии, которая впоследствии получила название Беэр-Иаков. Исаак был с теми, кто не собирался терпеть невзгоды и ждать пришествия Мессии, который освободит евреев и поведёт их в страну предков, Палестину. Позднее, под влиянием ученика своего отца – раввина Давида Баазова, он так же активно и тоже недолго, увлекался сионизмом. Продолжал встречаться со своими друзьями из комитета «шекеледателей», которые возглавили сионистское движение на Кавказе. Но более всего и навсегда увлекли его идеи «интернационального братства» трудящихся всего мира, лозунг «Пролетарии всех стран – соединяйтесь». Он видел в революции выход для евреев из бесправного положения, в объединении их в борьбе за права со всеми угнетёнными трудящимися. Исаак не внял предостережениям Зеэва Жаботинского, который был против участия евреев в революционном движении. Он не понял, что, покинув ряды сионистов и активно участвуя в революционном движении, совершил непоправимую ошибку, о чём впоследствии горько жалел и за которую поплатился жизнью. Исаак Хволес стал членом Российской социал-демократической рабочей партии и профессиональным революционером, известным под партийной кличкой Ицка Цхинвалели. Дружил с такими же идеалистами, как и он сам: с Михой Цхакая, который часто бывал в доме его отца, с Ладо Кецховели, с Ицкой Рижинашвили и другими, известными впоследствии большевиками. Ицка Рижинашвили, профессиональный революционер, был старше Ицки Хволеса на три года. С ним связывала Исаака большая дружба. Они всегда бывали вместе. Их так и называли: «Два Ицки». Рижинашвили грозит арест. Он скрывается – едет в Германию, где продолжает свое образование. В 1906 году возвращается в Кутаиси. Но Ицку Р. слишком хорошо знают в родном городе. Его выслеживают и убивают.

После гибели друга Исаак Хволес целиком ушёл в нелегальную работу. В том же году, узнав о предстоящем аресте, уехал в Мюнхен и поступил в Университет.[6]

Время, проведённое Исааком за границей, было для него очень плодотворным. Он много работал в библиотеках, подготовил и прочёл несколько докладов, усовершенствовал свой немецкий язык, начал вполне сносно разговаривать на французском.

Денег на квартиру и питание у Исаака не было, родители помочь не могли. Проучившись некоторое время и сдав несколько экзаменов, он через год вернулся в Грузию. Жить Исааку было негде. В Тбилиси и Цхинвали его искали. Почувствовав слежку, он добрался до Поти и решил некоторое время пожить у старшей сестры, Рахили. Приезду Ицки в Поти все очень обрадовались, особенно дети. Муж дочери А. Хволеса Рахили, Бенсион, до женитьбы жил в доме раввина в одной комнате с Ицкой, и хоть не разделял его взглядов, но ценил за острый ум. Ицка любил возиться с племянниками – Сёмой и Шикой, когда те ещё проживали в Цхинвали, придумывал всевозможные развлечения.

В дом Бенсиона Ицка внёс веселье, знал много интересных историй, рассказывал о своей жизни за границей. Но вместе с весельем в доме поселилась тревога. Ицка не скрывал, что его разыскивает полиция. Но вёл он себя неосторожно. Его часто навещали приезжие, с которыми он, как правило, выходил беседовать на улицу. Соседи начали интересоваться посторонними. Свахи, пронюхав, что в доме появился молодой, неженатый племянник «из хорошей семьи», постоянно приходили с предложениями. Бенсиона всё больше и больше волновал брат жены. Если полиция узнает, что в доме скрывают революционера, начнётся слежка, может вскрыться «фокус» превращения Цадиковича в Левина. Рухнет с таким трудом налаживающийся быт, и семью, в лучшем случае, вышлют по этапу, а ещё хуже – Бенсиона могут отдать под суд за подлог и проживание под чужой фамилией.[7]

Однажды ночью кто-то постучал в окно. Ицка быстро оделся, вышел на улицу, переговорил с незнакомым мужчиной. Не заходя домой, он сел в подъехавший фаэтон и растворился в ночи.

Утром нагрянули жандармы. Их интересовало, нет ли в доме посторонних. Они осмотрели помещения, порылись в книгах, ничего интересующего их не обнаружили и ушли. Стала понятна причина внезапного исчезновения Ицки: его предупредили о готовящемся аресте, и он во время покинул семью сестры.

Больше Ицка не появлялся ни в Цхинвали, ни в Поти. Через своих товарищей он просил передать отцу и сестре, что у него всё в порядке, чтоб не беспокоились и не искали его. Несколько раз приходил к раввину А. Хволесу урядник и спрашивал, не знает ли он, где Исаак. В дом к Бенсиону приходили подозрительные личности, справлялись об Ицке. Без разрешения заходили в дом, интересовались, не оставлял ли он каких-либо бумаг или поручений. Волнений было много. На этот раз опасность для семьи миновала.

Скрываясь от ареста, Исаак уехал за границу. Неизвестно, когда и как он оказался в Палестине. Там он познакомился с руководством социал-демократической еврейской рабочей партии «Поалей-Цион» («Рабочие Сиона»), марксистские идеи которой были ему близки.

В 1909 Исаак, неожиданно для его единомышленников, дал согласие преподавать в Яффо в школе ортодоксальных религиозных сионистов «Мизрахи».[8] В 1910 Исаак уже опять в Грузии. Но его подпольная работа прерывается арестом в Тифлисе за принадлежность к революционной организации и антиправительственную деятельность. Прежде его отец, раввин А. Хволес, неоднократно обращался к губернатору по делам еврейской общины, заступался за невинно арестованных евреев. На этот раз родственники с трудом уговорили А. Хволеса просить губернатора о встрече.

Внук раввина, Александр (Яша) Хволес, рассказывал, что когда дедушка обратился к губернатору с просьбой о снисхождении, тот сказал:

– Абрам Александрович, Вы такой мудрый, приятный, красивый, как у Вас вырос такой сын?..

С девятнадцати лет Исаак скрывался, выполнял поручения партии большевиков, менял адреса, фамилии, жил по фальшивым паспортам, его неоднократно арестовывали. Во время Первой мировой войны он был некоторое время вольноопределяющимся. Вероятно, военным фельдшером или лекарем, судя по фотографии, которая была в семье Меера Баумберга.

В мае 1918 года была образована независимая Грузинская республика и сформировано коалиционное правительство, поддержанное меньшевиками. Были объявлены выборы в Учредительное собрание Грузии. Два места в нём предоставили грузинским евреям, одно – ашкеназийским. Для выдвижения кандидатов в Тбилиси был созван Всееврейский Конгресс.

Еврейское общественное движение в Грузии было неоднородным. Сионистам, которые имели большое влияние в Грузии, противостояло несколько групп. Наиболее серьёзными оппонентами были силы, сосредоточенные в Кутаиси, в городе, в котором был наиболее высокий процент еврейского населения. С одной стороны, против сионистов выступали ортодоксальные слои евреев и хасиды-хабадники, имевшие в Кутаиси много последователей, с другой – евреи-ассимиляторы. Ссылаясь на «исторические исследования», ассимиляторы выступали с позиций, что грузинские евреи отличаются от коренного населения только религией и являются «грузинами Мойсеева закона».

Перед выдвижением кандидатов в Учредительное собрание Грузии Исаак приехал в Тифлис, чтобы поддержать марксистов. Он несколько раз встречался с известным на Кавказе сионистом, военным врачом Яковом Вейншалом[9] на предвыборных собраниях, где обсуждали кандидатов в депутаты, и у общих знакомых. Я. Вейншал агитировал еврейскую общественность поддержать кандидатов от партии сионистов. На предвыборных собраниях и заседаниях Всееврейского Конгресса И. Хволес и Я. Вейншал страстно отстаивали своих кандидатов.

На Всееврейском конгрессе основную роль играло Объединение сионистов Грузии. От сионистов кандидатами были выдвинуты многолетний руководитель сионистов Грузии, зубной врач Михаил (Михаэль) Штрейхер, ученик А. Хволеса раввин Д. Баазов и Б. Какителашвили. Антисионисты, отказавшись участвовать во Всееврейском Конгрессе, собрали в Кутаиси параллельный съезд, на котором выбрали своих кандидатов.

Избирательная комиссия пошла на поводу у социалистических лидеров, и кандидаты от Всееврейского Конгресса не были приняты. Кандидатами в депутаты Учредительного собрания Грузии были утверждены представители Кутаисского съезда.[10]

Я. Вейншал оставил интересные воспоминания о встречах с Исааком Хволесом.[11]

И. Хволес, как правило, появлялся на всех лекциях, которые проводил Я. Вейншал. Выступал очень остроумно и доходчиво. Среди сионистов Тифлиса у Исаака было много знакомых, с которыми он поддерживал хорошие отношения. Но при встречах все разговоры сводил к марксизму и мировой революции. Навязывал дискуссию. Я. Вейншал рассказывал, что Исаак владел «дюжиной профессий: он – инженер, врач, адвокат и пр.». Это не удивительно: Исаак обладал феноменальной памятью и выдающимися способностями. Когда он учился в Тартуском университете, умудрялся сдавать экзамены одновременно на разных факультетах.

Исаак выступал не только против кандидатов в депутаты первого парламента Грузии от сионистов и представителей от религиозных евреев, но и против русских монархистов, сторонников «единой неделимой России». Я. Вейншал привёл выдержки из большой статьи, опубликованной Сергеем Городецким[12] в белогвардейской антисемитской газете под заголовком «Хволес», в которой автор писал об Исааке, как о типе «еврейского коммуниста», «невменяемого», «распределяющего свою одежду между нуждающимися, довольствующимся тряпками, предпочитающим дикарскую жизнь странника, «удручённого жидёнка» и «подрывающим основы великой Руси»

В ноябре 1917 года в Азербайджане власть захватила Бакинская коммуна. Исаак из Тифлиса переезжает в Баку. Летом 1918 года коммуна была разгромлена. Баку оккупируют англичане, власть переходит к правительству «Диктатуры Центрокаспия». Исаака арестовывают. Расстреляны 26 наркомов, советских и партийных деятелей, среди которых – шесть евреев (в советской историографии: «26 Бакинских комиссаров»).

В Баку Исаак был известен под своей партийной кличкой как Ицка Цхинвалели (Я. Вейншал полагал, что он – грузинский еврей). В тюрьме находился под своим настоящим именем, показания давал на русском. Возможно, поэтому Исаак избежал расстрела.

В 1920 году после ухода английских войск из Баку, Исаак бежит из тюрьмы и встречается с доктором Яковом Вейншалом, который был одним из руководителей сионистской молодёжной организации и в то же время помощником главного врача больницы. Исаак предупредил Якова, что в ближайшие несколько дней в Баку войдут красные, и попросил его помочь спрятаться до их прихода. По словам Я. Вейншала, он «видел перед собой больного еврея, заражённого идеей фикс» (марксизмом – А.Л.), которая ему, как сионисту, была чужда. Тем не менее, Вейншал предложил Исааку помощь: положить его в больницу, якобы на операцию.

За несколько дней до падения Азербайджанской республики, благодаря предупреждению И. Хволеса, многим сионистам удалось скрыться и спастись от репрессий большевиков.

После прихода большевиков в Баку Вейншал опасался ареста, поэтому его встревожил неожиданный вызов к И. Хволесу. Кабинет Хволеса был расположен в здании Военного отдела ЦК Компартии Азербайджана. Охрана прореагировала на имя «Хволес», как на пароль, и проводила его в здание. От имени Хволеса большевики предложили Я. Вейншалу конфисковать университетское здание, прогнать весь медперсонал и обучать медсестёр, набранных из членов партии. Вейншал уговорил большевиков не конфисковывать здание университета, а организовать на его базе медицинское училище. Это гарантировало ректору и преподавателям неприкосновенность и питание в буфете. Учёба была организована на высшем уровне. Лекции будущим медсёстрам читали университетские профессора и преподаватели, в том числе Я. Вейншал, мать будущего академика Льва Ландау – Любовь Ландау – и сам И. Хволес.[13]

По словам Я. Вейншала: «Хволес к тому времени занимал пост министра просвещения и культуры» («наркома» – А.Л.). Министр «не скрывал удовольствия от результатов деятельности своего "друга-врача", который в короткий срок смог организовать работу учебного культурно-просветительного учреждения, не имевшего себе подобных». Хволес недолго возглавлял министерство и вернулся на партийную работу, но с Вейншалом «по-прежнему поддерживал дружеские отношения». Во время работы И. Хволеса «министром» на поприще «просвещения и культуры» и в партийном аппарате Азербайджана ни одно религиозное учреждение не было закрыто. В Баку было три раввина. На бойне работали два шойхета.

В своих воспоминаниях Я. Вейншал описывает любопытную и характерную для того времени историю освобождения из тюрьмы армянского философа-либерала профессора Карамозяна.

По просьбе своего учителя, хирурга Б. Финкельштейна, Я. Вейншал обращается к Хволесу за содействием в переводе Каромозяна из тюрьмы в больницу на обследование. Бумаги под рукой у Хволеса нет. Он пишет письмо на грузинском языке на «прогнившей папиросной коробке». Вейншал в недоумении. Можно ли доверять такому «документу»? Видя растерянность Вейншала, Хволес поспешил его успокоить:

– Доктор! Не беспокойся, иди в тюрьму, обратись к Алексею, передай ему эту записочку, всё уладится.

Действительно, всё уладилось. Алексей даже не посмотрел на бумажку. Имя «Хволес» и на этот раз произвело магическое действие. Двери камеры открылись. Каромозяна выпустили. Врачи, Финкельштейн и Вейншал, «осмотрели» больного и составили заключение, что он немедленно нуждается в операции. Врачей и «больного» проводили из тюрьмы, как почётных гостей. Философ был спасён. Хволес неоднократно говорил Вейншалу, что если последний даст согласие, то будет немедленно назначен ректором Университета. Но у Вейншала были другие планы, связанные с сионистским движением. Через некоторое время Хволес переезжает в Москву, работает в партийном аппарате и преподаёт. Я Вейншал осуществляет свою мечту – в 1922 году он репатриируется в Палестину.

Два еврея – Яков Вейншал и Исаак Хволес. Два незаурядных человека. Один отдал свои силы сионизму, эмигрировал в Палестину, работал врачом, организовал больничную кассу, возглавлял ЦК сионистов-ревизионистов в 1925-1928 гг. Был членом городского Совета Тель-Авива, написал около двадцати романов. Пользовался почётом и уважением. Другой порвал со своим народом, «боролся за счастье трудящихся всего мира», сидел в тюрьмах, воевал, агитировал за советскую власть, закончил Институт красной профессуры (первый выпуск) и сгинул в подвалах Лубянки в конце тридцатых годов.

В конце двадцатых годов, узнав, что у Сёмёна, старшего племянника, проблемы с работой, Исаак пригласил его в Москву. Семён приехал в Москву в бурке и папахе. Дядя посмотрел на племянника и сказал, что Семён – готовый командир-кавалерист, надо только закончить училище. Когда Семён выразил сомнения, дядя отрезал: «Что? Нет среднего образования? Лишенец? Из семьи служителя культа? Ерунда. Всё устроится. Примут без промедления по моей рекомендации. Отец – шойхет, т.е. резник. Значит – работник бойни. «Работник бойни», так и скажешь».

Первый выпуск института Красной профессуры. Сидит первый слева в белой шапке И.А. Хволес. (Фото из архива семьи А. Хволеса)

Исаак был «красным профессором», преподавал математику, политэкономию, медицину и ещё какие-то предметы в Институте Красной профессуры, в кавалерийском училище и ещё в нескольких вузах Москвы, а также работал в центральном партийном аппарате. Там же работала и его жена – Паукова. Исаак, несмотря на возраст и положение, был похож на восторженного молодого человека, которого Семён помнил еще, будучи мальчиком, и знал по рассказам родственников. Жизнь подпольщика и тюрьмы не сделали Исаака холодным и чёрствым человеком. Студенты обращались к нему с уважением «профессор» и «Валериан Валерианович; товарищи – по имени Ицка или по фамилии, но почему-то не «Хволес», а «Хвалес». Он всегда был поглощён своими мыслями, быстро, почти бегом, ходил, на ходу вскакивал в трамвай, и так же, во время движения, выскакивал из него. Мог забыть заплатить за проезд и не услышать напоминания кондуктора или, наоборот, дать деньги за билет и не взять сдачу. Иногда, вдруг, вытаскивал из кармана смятый листок бумаги или обрывок газеты, прислонялся к стенке на улице или в трамвае и что-то записывал. Семён часто видел эти смятые обрывки, разбросанные по квартире. На них были математические знаки и формулы, таблицы с непонятными словами. Несколько раз Исаак брал Семёна на лекции.

Аудитории, в которых Хволес читал лекции, всегда бывали заполнены, несмотря на то, что посещение занятий было необязательным. К лекциям Хволес никогда не готовился. Читал интересно, чётко и просто, остроумно отвечая на реплики студентов. Рассказывал анекдоты. Студенты его обожали. Он перебегал из одной аудитории в другую; переезжал на трамвае из одного института в другой. Иногда опаздывал. Семён был свидетелем того, как терпеливо дожидались студенты дядю, как он блестяще владел словом и часто превращал лекционные занятия в театр одного актёра. Нередко он уходил после лекции под аплодисменты.

Жили в большой коммунальной квартире, с общей кухней на шестнадцать человек – восемь или десять семей, – с одной раковиной и туалетом. Каждое утро у раковины и туалета выстраивалась очередь. Люди нервничали. Боялись опоздать на работу. Семья дяди из трёх человек занимала большую комнату (дочке было два года). Домой возвращались поздно. Дочка до возвращения родителей была у соседки. Почти ежедневно собирались гости, чаще – друзья по работе на Кавказе. Мало ели и пили. Больше говорили. Говорили на смеси русского, грузинского, армянского, азербайджанского языков. Говорили до поздней ночи, иногда засиживались до утра. Спорили, называли известные и незнакомые Семёну имена и фамилии. Часто пели кавказские песни, иногда танцевали. Семья жила скромно. Чувствовалась неприязнь к мещанству, накопительству, роскоши. Деньги не считали. В дни зарплаты появлялись деньги. Много денег. Часть вносили в партийную кассу. Остальные – скомканные, были в карманах, лежали на столе, табуретках. Их щедро давали в долг, часто без возврата. Через несколько дней, когда кончались деньги, их занимали у соседей до получки. В день получки, в первую очередь, раздавали долги. Шкафа в комнате не было. Вещи висели на гвоздиках, вбитых в стенку. Стопки книг лежали на грубо сколоченных полках, на полу по всей комнате и в коридоре. Несколько раз за то время, что Семён жил в Москве, всей семьёй с друзьями выезжали на грузовике на подмосковную станцию Усово, недалеко от которой находились экспроприированные поместья «бывших». В этих поместьях находились дома отдыха, государственные дачи. Недалеко от Усово находилось Завидово, поместье бывшего нефтяного магната – дача Сталина. Недалеко от неё – дача А. Микояна, который часто приглашал к себе соратников – закавказских большевиков.

Семён видел, что дядя очень занят, и стеснялся напомнить ему об обещании помочь с зачислением в кавалерийскую школу. Много читал. Заметив любовь племянника к чтению, особенно к чтению мемуаров и книг по истории, дядя вытряхнул остатки картошки из мешка на пол, набил его книгами и подарил Семёну.

Прошло более месяца со дня приезда Семёна в Москву. Однажды он не выдержал и напомнил дяде об обещании устроить в кавалерийскую школу. Дядя хлопнул себя по лбу: «Забыл. Через два дня будет».

Через пару недель дядя принёс бумагу о зачислении «Семёна Бенсионовича Цадиковича» в кавалерийское училище. Сёмён пытался объяснить дяде, что все документы у него на фамилию Левин, что с документом на фамилию Цадикович он никуда показаться не может. Дядя устало махнул рукой, сказал, что всё устроит и пошёл спать. Утром дядя уехал в командировку. Через несколько дней вернулся, узнал, что племянник решил не рисковать и уехал домой. (С собой он увёз ценный подарок – мешок с книгами). Дядя махнул рукой и поехал читать очередную лекцию.

В конце тридцатых годов Исаак приезжает в Батуми. Останавливается в маленькой комнате, в которой проживает наша семья. Отец рассказывал, что Исаак сильно изменился. Перед приездом в Батуми он был в Баку и Тбилиси, встречался с друзьями, которые «делали революцию» в Закавказье, но были отстранены от работы. Говорил, что у власти люди, не имеющие никаких заслуг перед революцией, бывшие меньшевики и агенты охранки. Он собрал много документов и писем старых большевиков против, как он говорил, карьеристов и случайных людей, захвативших власть, особенно в Закавказье. Был очень взволнован, всё время ходил по комнате, постоянно курил. Говорил, что оклеветана и уничтожается старая большевистская гвардия. Люди, «делавшие революцию, гнившие в тюрьмах, стали «врагами народа». Лучшие кадры Института Красной профессуры и других учебных заведений изгнаны, многие арестованы. Идеи оказались обманом. Марксистские пророки, проповедующие светлое будущее, оказались лжепророками. Больше тридцати лет, лучшие годы, вычеркнуты из жизни. Рассказывал анекдоты, говорил очень громко дома, на улице, в присутствии посторонних. Родителям было не по себе от слов, которые произносил Ицка. В городе каждую ночь арестовывали кого-нибудь из знакомых. Брат Семёна, Шика, в 1926 году бросил свой партбилет на стол секретарю партячейки. Таких арестовывали в первую очередь. Правда, секретаря и почти всю партячейку давно арестовали по обвинению в троцкизме. Но город маленький и о партийном прошлом Шики помнили. Однако не только это было необычно и опасно в те страшные времена. Шика был среди немногих стопроцентных антикоммунистов, которые уже тогда понимали, что коммунизм и советская власть – зло во всём его проявлении, был горяч, не лез за словом в карман. Не в пример моему осторожному отцу Шика не был пассивным слушателем Ицки, он прекрасно разобрался в советской и партийной кухне. Интересно и страшно было моим родителям слышать громкие антисоветские разговоры дяди и брата. Соседи могли донести, тем более что они давно намекали на то, что комната, которую занимала наша семья, принадлежит им. Многие знали, что отец был в армии грузинского меньшевистского правительства, что его братья и сестра – дети работника религиозного культа, с клеймом «лишенцы». Родственники заграницей. Да и жили все под чужой фамилией – Левины. Через неделю Ицка, собрав ещё какие-то бумаги и встретившись с несколькими своими друзьями, уехал домой.

Это была последняя встреча Ицки Хволеса с родственниками. Вскоре после приезда в Москву его арестовали, как врага народа. Предполагали, что на него донесла жена, с которой у него были плохие отношения. Приговор – десять лет без права переписки. Жена отказалась от Исаака, но это её не спасло. Вскоре и её арестовали. Дочь заявила, что от отца не откажется, и попала в приют для детей врагов народа под фамилией матери.

За помощь в подготовке к печати этой публикации автор приносит свою благодарность Шуламит Шалит

B статье использованы воспоминания внуков Раввина А. Хволеса: Семёна и Деборы (Доры) Левиных, Яши (Александра) Хволеса, Сендера Файна, Меера Баумберга, переводы с иврита Эси Хволес, исследования И. Давида. Некоторые материалы были переданы мне Сарой Хоффман, дочерью Бориса Левина и Светланы Кукашвили. Использованы фотографии автора, а также из архива семьи Лии Даварашвили, правнукoв раввина Авраама Хволеса – Григория Любарского и Абена Хволеса

[1] Ковно (Ковна), Вильно (Вильна) - в настоящее время соответственно Каунас и Вильнюс (Литва).

[2] Община, при которой находилось учебное заведение и библиотека, вероятнее всего – «Огабе Шалом Мариамполь». Известно («Еврейская энциклопедия», издательство Брокгауз-Эфрон, т. ХV), что эта община помогала ортодоксальным евреям, выходцам из славянских стран, объединяла их и обладала очень большой библиотекой.

[3] Ш.Сосонкин. «Мои воспоминания». Иерусалим, 1980. Перевод Эси Хволес.

[4] Мы называем фамилии только известных нам людей из тех, кого перечислил И. Паписмедов и чьи потомки живут сейчас в разных странах. Использованы также материалы Ицхака Давида.

[5] Тифлис – старое название Тбилиси.

[6] Среди студентов из России в Мюнхенском университете более 90% были евреи. Из них медиков 85%. Большинство студентов разделяли взгляды эсеров и социал-демократов.

[7] Семья Бенсиона не имела права проживать в Грузии. Ему помогают изменить фамилию Цадикович на Левин (глава 2).

[8] В начале ХХ столетия начали проявлять активность ортодоксальные сионисты, к которым примкнули некоторые раввины. Основные противоречия между традиционными сионистами («реформистами») и ортодоксальными заключались в образовании. Они выделились в отдельную фракцию «Мизрахи» («Мерказ рухани» – духовный центр), образованную в 1901 году раввинами. Основное внимание руководители фракции обратили на работу в Палестине. В противовес существующей в Яффо гимназии и с целью отвлечь еврейскую молодежь от социалистически и светски настроенных сионистов, они открыли среднюю религиозную школу.

[9] Вейншал (в «Российской Еврейской Энциклопедии», т.1, 1994 – ошибочно – Вайншель), Яков (1891, Тифлис – 1981, Израиль), врач, писатель, лидер сионистского движения на Кавказе. Двоюродный брат академика Льва Ландау. Учился в университетах Мюнхена, Женевы, Юрьева. Во время Первой мировой войны служил в Российской армии. После революции вместе с И. Трумпельдором вёл активную деятельность по мобилизации еврейских солдат на борьбу за освобождение Эрец-Исраэль. С 1922 года в Эрец-Исраэль. Один из основателей «Союза сионистов-ревизионистов» (1925г.). Автор научных статей и книг по хирургии, истории и художественной литературе.

[10] В 1919 году депутатами Учредительного собрания Грузии были избраны по списку социал-демократической рабочей партии Грузии Э. Бернштейн, раввин М. Даварашвили, ученик А. Хволеса, и социал-демократ И. Элигулашвили (1880, Кутаис - 1953, Париж). В правительстве независимой Грузии был министром финансов. С 1921 года - в эмиграции).

[11] Яков Вейншал «Мои воспоминания», Иерусалимский журнал, № 9, 2001;10,2002. Вступление и перевод В. Хазана). Использован также перевод Ицхака Давида. Воспоминания хранятся в Институте З. Жаботинского в Тель-Авиве (архив Я. Вейншала, 2/1/93 ф.).

[12]Сергей Городецкий (1884, Петербург – 1967, Москва). До Октябрьского переворота писал о себе, что он «бард великой державной России», выступал под ура-патриотическими лозунгами (после чего многие его друзья прекратили с ним общаться).

С 1916 года – корреспондент газеты И. Сытина «Русское слово» (газета была закрыта в 1918 году за выступления против большевиков, особенно против окончания войны). В 1918-1919 гг., в Тифлисе, участвует в литературной и политической жизни. Был выслан, так как писал статьи против Правительства независимой Грузии. В своей автобиографии, опубликованной после Октябрьского переворота, он писал: «Февральская революция застала меня в Иране… Там я познакомился и сдружился с большевиками – доктором М.С. Кедровым и Б.Е. Этингофом. Они ласково и сурово вводили меня в круг ленинских идей, которыми я живу и сейчас». Вейншал в связи с этим писал, что «в середине 1917 года С. Городецкий был "белым из белых", но потом поменял шкуру и стал придворным Ленина – "красным из красных"».

[13] Из книги «Круг Ландау», стр.26. После революции мать Ландау преподавала физиологию, анатомию, фармакологию на курсах сестёр и красных фельдшеров при Всеобуче и в Военной школе азерб. армии.