Написаны тысячи воспоминаний о далеких трагических годах кровавого сталинского режима. Как я неоднократно убеждался, нынешнюю молодежь мало интересует то далекое прошлое. Нет уверенности, что все они знают, кем был Сталин и за что он преследовал и уничтожил самую лучшую элитную часть общества. В результате – чуть было не проигранная война, последующий развал империи. То страшное прошлое поставило несмываемое клеймо и на нынешнем обществе. По-прежнему Россией руководят бывшие мгебешники, повсеместно нарушаются права человека, царит поголовная коррупция, отсутствует эффективная правовая система. В таких условиях долг нашего «едущего с ярмарки» поколения много-много раз напоминать, о том, что было и через что мы прошли. Как всегда, евреи страдали те годы больше других. Или за то, что были слишком активными или, наоборот,- «недостаточно бдительными».
Илья Марьясин и Булат Окуджава
в Тель-авивском отеле в 1995 г. во время пребывания Булата в Израиле
Эти воспоминания о юношеских годах состоят из 2-х частей. Первая посвящена памяти моих незабвенных родных, по которым каток сталинского режима прокатился особенно сильно. Вторая часть относится к школьным годам и товарищам, которых «уж нет». Они немало потрудились на ратном поприще. Большинство из них были евреями.
1. Памяти моих близких
Посторонний наблюдатель, не знакомый с событиями сталинского времени и вообще с советской историей, рассматривая судьбы моих родителей и их ближайших родственников, мог бы прийти к логичному выводу о чьей-то особой заинтересованности в уничтожении всей нашей семьи. То, что начали делать сталинские сатрапы и заплечных дел мастера по отношению к моему отцу Марьясину Лазарю Мироновичу, моей матери Рите Яковлевне, родным братьям отца Михаилу Мироновичу и Илье Мироновичу, родному брату матери Лившицу Борису Яковлевичу, закончил Гитлер, уничтожив в Бабьем Яру моего дедушку Меира Михайловича Марьясина. В середине 2001 г. в Израиле вышел 3-й том мартиролога «Вторая катастрофа» (Евреи – жертвы сталинского террора). В нем собраны данные о евреях, загубленных сталинскими опричниками, фамилии которых начинаются с букв Л-П. Из разных страниц этой книги я собрал фамилии всех своих близких. Привожу эту выписку.
ЛИВШИЦ Борис Яковлевич. Жил в Киеве. Начальник управления кинофикации Украины. Арестован и расстрелян в 1936 г.
МАРЬЯСИН Илья Миронович 1901-1988. Жил в Киеве. Районный прокурор. Арестован в 1937 г. Приговорен к 25 годам лагерей. Освобожден в1953 г.
МАРЬЯСИН Лазарь Миронович. Род .1896 г. Жил в Нижнем Тагиле, нач. строительства Уральского вагоностроительного завода (УВЗ). Арестован 23.12.1936 г. Расстрелян в 1.04.1936 г.
МАРЬЯСИН Михаил Миронович. 1900-1955.Жил в Москве. Юрист, доцент Московского юридического института. Арестован дважды в 1941 и 1950 гг.
МАРЬЯСИНА Рита Яковлевна1898-1976.Жена Л. М. Марьясина (расстрелян). Арестована 1.02.37. Приговорена к 8 годам лагерей. Освобождена в 1955 г.
По существу никакой разницы в методах работы репрессивной машины обоих режимов не было. Разница заключалась только в одном. Руководители немецкого народа (других, причастных к уничтожению евреев, тоже) признали свою ответственность за действия фашизма, а русский народ в своей подавляющей части, до сих пор считает своего фюрера выдающимся государственным деятелем и пытается откреститься от его деяний. Даже портреты его выносят по торжественным коммунистическим праздникам.
Мне приходилось много писать о трагических судьбах родителей (см., например, «Трагедия отцов» журнал Урал» №3 2007 г. Статья эта о судьбах моего и Б.Окуджавы отцов). Однако сделаю это в очередной раз в связи с тем, что в мои руки попала книга Вадима Роговина «Была ли альтернатива. Троцкизм: взгляд через годы». Специальная глава этой книги посвящена февральско-мартовскому 1937 года пленуму ЦК. Этот пленум был по существу увертюрой к кровавой сталинской расправе над ведущими хозяйственными руководителями страны. После него, СССР погрузился во мрак тотального кровавого террора против своих лояльных и честных граждан. Как обычно, евреи не оставались в стороне от активного участия в строительстве социализма. Известно, что не менее половины руководителей крупнейших строек были евреями. Мой отец в одночасье оказался «матерым шпионов и вредителем». Он был арестован в декабре 1936 г и через три месяца расстрелян. Протоколы упомянутого Пленума хорошо иллюстрируют, какие анекдотические предлоги шли в ход для доказательств фактов вредительства. Вот примеры:
1)
Секретарь Свердловского обкома партии Кабаков рассказал, что «в день
открытия съезда Советов в Свердловске возникли очереди за хлебом, поскольку
"в органах Облвнуторга всё руководство транспорта и торговли были
захвачены врагами. В одном магазине встретили такой факт, что на обертку
используют книги Зиновьева, в другом ларьке обертывают покупки докладом
Томского (Смех). Мы
проверили, и оказывается, такой литературы торгующие организации купили
порядочное количество тонн. Кто может сказать, что эту литературу пользуют
только для обертки?".
2) «Евдокимов говорил, что враги, засевшие в Ростовском горсовете, при строительстве школ сознательно не обеспечивали их противопожарным оборудованием. При этом, как заявлял Евдокимов, ссылаясь на показания "вредителей", они говорили: "Пусть учатся детишки, а через некоторое время мы им устроим такой костер, что всё население Ростова будет проклинать советскую власть до самой смерти».
3) А вот, что касается моего отца «В своей речи на Пленуме Молотов указывал, что в течение ряда лет во главе Уралвагонстроя стоял активнейший вредитель Марьясин, который потом признался во всех этих делах. Ясно, что возглавляемая им группа сделала немало вредительских актов против нашего государства. Но, как понять в свете всего этого такой факт, что уже в феврале месяце этого года по поручению Наркомтяжпрома выезжала комиссия для проверки вредительских дел на Уралвагонстрой, которая... констатирует: Вредительская работа на стройке не получила большого развития... (Голоса с мест: Не получила? Чепуха. Не получила?)... И они указывают, почему они приходят к этому выводу. Но пока они ездили в феврале месяце туда, Марьясин тут дал новые показания, более конкретные, и они не совпадают с этими выводами. Как же тут понять?... Нельзя ли, товарищи из Наркомтяжпрома, ещё раз проверить и Марьясина, и комиссию, которая ездила на место? (Голоса с мест. Правильно!)". Этот пассаж молотовского доклада служил недвусмысленным предупреждением партийным и хозяйственным руководителям о недопустимости ставить под малейшее сомнение правдивость самооговоров, полученных в застенках НКВД. Ещё более откровенно и цинично эта мысль была выражена в опубликованном тексте доклада, где говорилось: "Политическая близорукость комиссии совершенно очевидна... Достаточно сказать, что эта комиссия не привела ни одного факта вредительства на стройке. Получается, что матёрый вредитель Марьясин вместе с другим вредителем, Окуджавой, сами на себя наклеветали". Комментируя данное место доклада Молотова, Троцкий в свое известной книге о режиме Сталина писал: "Читая, не веришь глазам! Эти люди утратили не только стыд, но и осторожность... Доследование фактов вредительства понадобилось, очевидно, потому, что общественное мнение не верило ни обвинениям, выдвинутым ГПУ, ни исторгнутым их показаниям. Однако комиссия под руководством Павлуновского, бывшего долголетнего работника ГПУ, не обнаружила ни одного факта саботажа".
Троцкий глубоко ошибался. «Общественное мнение” верило и хотело верить этим идиотским сказкам. Более того, во многих случаях оно аплодировало расстрельным приговорам, в том числе и моему отцу.
«Дело» отца потянуло за собой и других членов нашей семьи. Мама, прежде награжденная орденом за участие в общественном движении жен хозяйственников, была арестована в ноябре 1937 г, получила 8 лет лагерей «за связь с мужем-врагом народа». Младший брат отца Илья получил 25 лет лагерей по такому же мотиву, а брат Михаил – видный юрист был арестован дважды и скончался после возвращения из ссылки после второго ареста. Первый раз он был арестован за день до защиты диссертации по символической теме «Презумпция невиновности в советском законодательстве» Брат матери Борис Яковлевич Лившиц видный журналист, кстати, принимавший активное участие в написании книги Берия” История большевистских организаций в Закавказье», был расстрелян в начале 1937 г.
Выступление Молотова на упомянутом пленуме было опубликовано вскоре в газете «Правда». Статья называлась «Выше революционную бдительность». Эта статья попала в руки моего слепого деда Меира Михайловича Марьясина. Он бережно хранил газету в потаенном месте и часто просил перечитать ее, поскольку самостоятельно не мог это сделать. Он недоумевал подобно Молотову: «Как же так? Комиссия не нашла фактов вредительства, а Лазаря, тем не менее, расстреляли». Раньше он очень гордился успехами старшего сына, занимавшего высокие посты на стройках социализма. Кстати говоря, в книге Ю.Домбровского «Факультет ненужных вещей” приводятся слова Сталина, который тоже «недоумевал», почему Марьясин признался в своем вредительстве, а указанная комиссия не установила фактов вредительства. Святая простота! Сам давал приказы о применении самых изощренных методов физического воздействия к «врагам народа, а тут не понимал.
К большому сожалению, у меня слишком мало фактов о жизни дедушки – отца моего отца. Однако считаю своим долгом все же кое-что о нем написать. Судьба его семьи схожа с судьбой многих еврейских семей в сталинские времена.
Итак, немного о деде. Точная дата рождения Меира (Мирона) Михайловича Марьясина мне не известна (вероятно, конец70 годов19 века). Зато абсолютно точна дата его трагической смерти – Бабий Яр 29-30 сентября 1941 г. Трагичность этого страшного события усугубляется фактом его абсолютной слепоты. Зрение он потерял в результате неудачной глазной операции. Вспоминаю деда: огромный лоб, серые глаза, среднего роста, коренастый. Его жена и моя бабушка – Софья Борисовна была властной женщиной необычайного ума. Все дети ее обожали. Отца уважали, но побаивались. Дедушка жил с семьей в Воронеже. У него было пять сыновей (Наум - старший, погиб в империалистическую войну, Лазарь - мой отец, Михаил, Илья, Лев, дочь Таня). Был коммерсантом средней руки. Занимался торговлей крахмалом. Кажется, владел небольшим предприятием по его производству. Известно, что крестьяне свозили на это предприятие картофель. Случилось так, что старшие дети увлеклись революционными делами, как всякие интеллигентные еврейские разночинцы. Мой отец ушел из дома в 17 летнем возрасте. Стал жить самостоятельно.25 летним он уже занимал видный пост на советской службе. Был назначен на должность зам. Начальника коммунотдела Киева. Немало сделал на этом посту. Он имел возможность перевезти своих родителей из Воронежа в Киев. Здесь они получили одну большую комнату в коммунальной квартире на ул. Кирова 21 (бывшая Александровская) В этой квартире я бывал не раз. В это время дедушка был уже слепым. При жизни бабушки он был абсолютно ухожен. После ее смерти жизнь сильно усложнилась. Все заботы об отце легли на плечи дочери Тани, которая вместе семьей тоже жила в Киеве. Вот некоторые детали. Дед был необычайно аккуратным человеком. Помню, как он на ощупь складывал свой носовой платок (складочка к складочке). Очень любил музыку. Напротив его дома был расположен изумительный Александровский сад, где по выходным дням играл симфонический оркестр. В дни, когда я бывал у него, мы вместе переходили улицу, направляясь в этот парк. Дед стал привычной принадлежностью этого района. Я видел, как с ним приветливо раскланивались знакомые и даже незнакомые люди, которые при необходимости переводили его на другую сторону улицы. Мой отец не имел возможности видеться с родителями вследствие чрезвычайной занятости по работе (работал тогда на Урале). Приближалась война. Видя, как Красная Армия без конца отступает, как немцы бомбят Киев, дед часто повторял на идише «Аланд!». Эту фразу он произносил иронически и вкладывал в нее абсолютное неприятие советской власти, которая отняла у него детей и не могла должным образом подготовиться к войне. Помню, как он рассказывал старый еврейский анекдот о том, как к зажиточному еврею пришли советские жлобы и потребовали денег. Он спросил, для каких целей им нужны деньги. Ответили: «для строительства социализма». Еврей ответил: «если нет денег, то социализм не строят».
Наступил момент эвакуации из Киева. Дед категорически отказался эвакуироваться. Не только потому, что понимал, с какими трудностями связана для него эвакуация, но отчасти и потому, что считал, как и многие другие евреи, что немцы - цивилизованная нация и что они не посмеют ничего сделать со стариками. В этом они сильно ошиблись. Можно предположить, что вся эта кошмарная трагедия была еще страшнее для слепого человека. Никаких документов о гибели деда в Бабьем Яру мне найти не удалось. Но я, по крайней мере, выполнил свой долг, заявив в Яд Ва Шем о его гибели. Он был внесен в список жертв Холокоста, о чем имеется документ. Вечная ему память! Таковы трагические судьбы членов моей семьи, погубленной сталинскими опричниками.
Хотелось бы, чтобы статья внесла бы хоть маленькую лепту в дискуссию о Покаянии России перед миллионами своих загубленных и замученных граждан. Дискуссия, которая, к сожалению, руководством России не считается необходимой и актуальной.
2. Мои одноклассники
Недавно довелось перечитать некоторые старые рассказы Виктора Некрасова и среди них «Случай на Мамаевом Кургане», опубликованный в 1966 г в «Новом Мире». В нем автор рассказывает о своем повторном посещении Сталинграда в 1965 г. Впервые он побывал на месте самой ожесточенной битвы за Сталинград на Мамаевом Кургане в 1942 г. Во время первого посещения Некрасов познакомился с Юрием Беньяшем - командиром минометного батальона, защищавшего Мамаев Курган. Писатель был тогда военным инженером дивизии и по долгу службы неоднократно инспектировал командный пункт (КП) батальона капитана Беньяша. Юра был моим одноклассником по Киевской средней школе №83. Мы, его соученики, конечно, знали о судьбе нашего товарища и до публикации. По прошествии многих лет сейчас мне захотелось поделиться воспоминаниями об этом необыкновенном парне, а также вспомнить некоторых других своих товарищей по этой школе. Казалось бы, далекая история юношеских школьных учащихся одного из классов рядовой средней школы может быть интересной только самим участникам тех событий. Однако история класса, судьбы моих одноклассников, по существу, являются историей маленькой, но далеко не ординарной, ячейки большой еврейской диаспоры, Мой личный долг перед теми, кого « уж нет» и перед теми, «кто далече» рассказать о том, что сохранилось в памяти. В центре Киева, где располагалась и наша 83 средняя русская школа, перед войной проживали многие еврейские, преимущественно интеллигентные, семьи. Для тех, кто знаком с Киевом, школа находилась на Лютеранской улице и стояла на обрыве Круглоуниверситетского спуска к Бессарабскому рынку. Число учеников - евреев в несколько раз превышало число всех остальных учащихся. В моем 8 классе, куда я впервые поступил, евреев было 21 из общего числа 28 . В качестве курьеза можно упомянуть нашу соученицу милую девушку с украинской фамилией Зингоренко, но ее имя было Рива. Кстати говоря, из восьми, получивших отличные аттестаты, шестеро были евреями. Такой «перекос» образовался, в том числе, в результате проходившей в 1934 году реформы средней школы. На Украине усиленно насаждались украинские школы. В них евреи были нежелательными элементами. В предвоенные годы, о которых идет речь, мы никаких проявлений антисемитизма не чувствовали, о чем свидетельствует количество золотых аттестатов у еврейских ребят. Юра Беньяш был, безусловно, яркой личностью и человеком героической судьбы. Помимо В.Некрасова, о нем пишет в своей неопубликованной книге «Георгий Беньяш - отважный сын еврейского народа» Вольф Бухбайндер, живущий ныне в Америке.
Он был близким другом Юры в детские годы. Каким же мне запомнился Юра? Воспитывался он в семье деда - известного в Киеве профессора - микробиолога, жившего в «Доме врачей» недалеко от театра им.И.Франко. Отец и мать жили в разводе, и этой темы Юра никогда не касался. Отец Юры женился на молодой девушке, не посчитавшись с неприятием ее родителями. Поэтому он вместе с женой был вынужден уехать из Киева в Москву, оставив маленького Юру на попечение дедушке и бабушке.
У дедушки Моисея Григорьевича и бабушки Марии Савельевны было еще двое детей. Один из них «дядя Вася» стал близким родственником знаменитого писателя Василия Гроссмана. Постоянная разлука с родителями была Юре далеко не безразлична. Однако эту больную тему он никогда в школе не обсуждал. Семья деда жила в полном достатке, в отличие от большинства из нас, и во внуке дед не чаял души. С ранних лет Юра воспитывался гувернанткой Тиной - немкой из Латвии. Она воспитывала также и отца Юры. Была в доме абсолютно родным человеком. Не будучи еврейкой, она, не колеблясь, пошла вместе со стариками в Бабий Яр и погибла вместе с ними. Кстати говоря, они категорически отказывались от эвакуации из Киева, потому что не могли допустить, что немцы будут уничтожать евреев. «Они же не варвары». Это они знали доподлинно, так как долгие годы жили и учились в Берлине. Немецкий язык был для Юры практически родным. Ученье было для него не слишком интересным занятием, и учителям стоило немалых сил заставлять его выполнять задания и вообще учиться. Четверки были его наивысшими оценками. Слыл он хулиганистым парнем, и имя его было окружено некоторым ореолом романтики и героизма. За что и пользовался повышенным вниманием девочек, тем более что был удивительно красивым парнем. Высокий стройный темноглазый с шапкой густых темно-русых волос. Особенно отличали его длинные густые бархатистые ресницы. Читатели могут в этом убедиться по сохранившемуся несовершенному фото.
Он был прекрасным и добрым товарищем, всегда готовым на помощь. Писал наивные
восторженные стихи, в которых говорил о своей ненависти к фашизму. Одно такое стихотворение послал в
«Пионерскую Правду». Ответили, что тема очень важная, но ему еще нужно поработать над стихом. “Присылай»
еще». Сидел он один на первой парте, рядом с учительским столом. Учителя и в
первую очередь классный
руководитель - незабвенная Мария Евгеньевна Пальчевская, любившая
Юру как сына (своих детей не было), не хотели во время уроков выпускать его из поля зрения. Однако это не очень
помогало, и Юра ухитрялся устраивать
всякие фокусы и на первой парте. Вот один из них. Наш историк Сергей Павлович
Зеленецкий - закоренелый холостяк и не очень опрятный человек, был предметом особого внимания Юры. СП не обращал внимания ни
на свою одежду, ни на состояние обуви. Иногда приходил в ботинках с рваными
носами. Как Юра мог пропустить это
мимо! Он просовывал тонкую соломинку в дырку в ботинке и крутил ее. Учитель отодвигался вместе со стулом и столом
назад, а Юра незаметно вместе с партой
продвигался вперед. Юра мог, ни слова не говоря, стоя рядом с СП, вытащить из
верхнего кармана его пиджака расческу и причесаться, Учителя прощали ему эти незлобивые шутки. После окончания
школы Юре было уже 18 лет. Он
пытался поступить в Киевское танковое училище. Но не был принят. Причина
заключалась в том, что его мать была
репрессирована. Поэтому он ушел в Армию рядовым.
Те из нас, кто родился в 1923 году, успели
поступить на первые курсы институтов и закончили их до войны. Те же, кто
родился в 1922 г, призывались
в Армию накануне войны. Очень многие погибли в первые месяцы 1941г. Среди них Яша Левин, Лева
Тартаковский, Год Мирский,
Ганя Энгель, Миша Бабич. Почти половина мужской части класса. Обстоятельства их
гибели мне неизвестны. Помню одно из писем Гани Энгеля родным. Он служил в
береговой артиллерии на полуострове Ханко. Гордился техникой, которую обслуживал. Писал, что с ее
помощью можно делать все, кроме того, чтобы «варить суп». Он погиб через
несколько дней после начала войны во время эвакуации гарнизона при посадке на корабли под сильнейшей
бомбежкой.
Все упомянутые мальчики были евреями, и это
лучшее доказательство нашего участия в Войне. Теперь предоставим слово Виктору Некрасову («Случай на Мамаевом Кургане»): «КП первого батальона (На
Мамаевом Кургане) находился здесь довольно давно - с августа сорок второго ... В свое время я
сюда довольно часто наведывался. Батальоном командовал отчаянно смелый, лихой капитан Беньяш. Это был удивительно красивый, кудрявый, веселый парень, гроза немцев и
окрестных санинструкторш. Это у него на КП,
в этом самом подвале, устраивались концерты, и мы штабные проверяющие, под любым предлогом приходили «проверять» именно
этот батальон. В конце октября или начале ноября Беньяш погиб. Погиб
по-глупому, от случайной мины во
дворе мясокомбината, где он назначил свидание одной из своих поклонниц. Мы
долго оплакивали его. Похоронили на высоком волжском берегу, а когда в
Сталинграде кончилась война, на могиле поставили памятник по моему эскизу. Это
был первый памятник в Сталинграде. Он хорошо был виден с Волги. Сейчас его нет:
он был деревянный».
И далее «Беньяш никого на свете не боялся, даже своего замполита. Уверен,
что он и перед самим Сталиным стоял бы, как позволял себе стоять перед командиром полка
или дивизии, не вытянувшись в струнку,
а свободно, расслабив одну ногу, с высоко поднятой головой и чуть-чуть согнутыми в локтях и сжатыми в кулаки
руками. Ни разу ни от кого он не получал за это замечания, даже от Чуйкова, а тот отнюдь не
отличался любовью к вольностям».
Некрасов упоминает портрет кудрявой девушки,
висевший в Юрином блиндаже,
хотя, как он предполагает, Беньяш не был женат. В 1942 году Юре было всего 20 лет, а он уже был командиром
батальона,- фактически на должности майора или подполковника. Можно быть уверенным, что он заслужил это
своим ратным трудом и
незаурядной храбростью. Удивительно, откуда у парня, воспитавшегося в полном достатке в сугубо
интеллигентной еврейской семье, взялись такие качества профессионального воина. Будучи в служебной командировке в Сталинграде, я тоже посетил Мемориал славы на Мамаевом Кургане. С волнением искал имя Юры Беньяша среди
множества других фамилий. Нашел ее
высеченной на мраморе среди многих тысяч других - погибших воинов. Мне
захотелось крикнуть всем людям вокруг: «Я учился с этим парнем!». Светлая ему память. Ходили слухи, что он был представлен к
званию Героя, но он не получил его, возможно, из-за того, что кого-то не
устраивала его национальность. Таких случаев было немало.
Моими ближайшими друзьями в школе были ныне
покойные Абраша Брикер и
Миша Чернявский. Первый ушел в Армию сразу после окончания школы. Поскольку он вступил партию уже в школе,
ему доверили самую секретную работу в армии. Он стал военным шифровальщиком после окончания специальной школы.
Вместе со штабом Киевского
военного округа попал в окружение и с боями вышел из него. Вспоминал, как покончил с собой командующий
Киевским военным округом генерал
Кирпонос. Впоследствии Абрам служил на Дальнем севере и принимал участие в проводке морских караванов
союзников. По роду своей работы он раньше всех узнал о надвигающейся войне в июне 1941
года. Предупреждал нас о необходимости
отъезда из Киева. Когда его отпускали домой на побывку, мы все его товарищи,
собирались у него в доме, а его мама угощала нас замечательными еврейскими коржиками. Миша Чернявский
окончил Киевское танковое училище, был оставлен на преподавательской работе и
впоследствии окончил Бронетанковую
Академию. В звании подполковника работал на Кубинском танковом полигоне под Москвой.
Несколько наших ребят стали учеными. Миша Яновский
окончил радиофакультет
Киевского политехнического института. Стал крупным специалистом в области радиоэлектроники, лауреат.
Марк Бердичевский стал крупным ученым
геологом, профессором МГУ. Софа Васютинская была одной из самых известных в
Киеве адвокатов. Так же, как и Тамара Цейтлин. Вова Кибальчич стал редактором газеты «Львовская Правда». Зачастую
юношеские романтические привязанности мальчиков и девочек внутри класса
заканчивались очень прочными, на всю жизнь браками. Так,
например, отпраздновали свою золотую свадьбу Абрам Брикер, о котором говорилось
выше, и Люба Цукерман. Свою любовь, зародившуюся еще в начальных классах, они
пронесли через всю жизнь.
То
же можно сказать о другой паре Михаиле Чернявском и Клавдии Перель. Эта девушка
была бессменным старостой класса. Пользовалась непререкаемым авторитетом. Имела
со всеми ровные дружеские отношения и все беспрекословно ее слушались. Мы жили
с ней в одном подъезде дома в киевском знаменитом пассаже. Я часто спускался в
ее квартиру, где в большой многодетной семье было тепло и дружелюбно. Ее брат
Ося погиб в самый последний день войны. Не забуду, как, увидев на мне драные
носки, она взялась их штопать. Будучи на фронте и потеряв всякую связь со всеми
друзьями, я восстановил ее с помощью письма на радио (письма фронтовиков). К
счастью, наша дружба сохранилась на долгие годы. Мы оба живем в Израиле и имеем
возможность встречаться. Я часто вспоминаю слова нашей прекрасной классной
руководительницы Марьи Евгеньевны Пальчевской, воспитавшей за долгую жизнь
тысячи учеников, что такого дружного класса у нее никогда не было. Она всех нас
помнила по именам, с некоторыми переписывалась многие послевоенные годы.
Наш
десятый класс заканчивало в 1940 г. заканчивало 28 человек. Из них 8 получили
аттестаты отличников (6 из них евреи). По существующим правилам, они не должны
были сдавать вступительные экзамены в ВУЗ. Несколько слов о себе. До
поступление в киевскую школу я учился в Москве. Вынужден был переехать в Киев к
тете после ареста в 1937 г. мамы. В начале 1937 г. был арестован и вскоре
расстрелян мой отец Лазарь Миронович Марьясин. Так я стал круглым «сиротой» при
еще живых родителях.
Как
оказалось впоследствии, судьба многих моих сверстников была аналогичной, но в
школе было заведено табу на разговоры на эту страшную тему. После поступления в
класс быстро я быстро сдружился с одноклассниками и пронес эту дружбу со
многими через всю жизнь. В отличие от меня, многие ребята знали идиш. Я же, не
зная ни слова на идише, часто попадал впросак, в особенности, когда
употреблялись всякие острые словечки и присказки. После ареста родителей моей
второй мамой стала тетя Нина Яковлевна Лившиц, которую исключили из партии «за
связь с братом-троцкистом». Своей семьи у нее не было, и я по существу стал ее
сыном.
После
начала войны мы – допризывники 1923года рождения пешком под бомбежками
организованно уходили из Киева. Шли по ночам, днем отсыпались в лесах. Видели
страшные картины массового бегства. По радио передавали бесконечные реляции о
мнимых победах. Помню, как парень из нашего отряда мой одноклассник Эдик
Бендлин - большой шутник, наслушавшись этой трескотни, утверждал, что сам
слышал по радио, что один деревенский мальчик сбил из рогатки двухмоторный
Юнкерс.
В 1942 г. Я был призван в армию. Прошел всю войну, участвуя в битвах на разных фронтах. Служил в гаубичной артиллерии РГК, был награжден боевыми орденами и медалями. Впоследствии закончил Менделеевский институт, защитил диссертацию и стал научным работником в области физической химии. Таким был наш незабвенный, по существу, еврейский класс, о котором давно хотелось рассказать.
