"Простой еврей". Мой папа
Это было полвека назад. Полвека минуло, а я помню многие события, будто всё произошло только вчера – так они врезались в мою память…
Мне восемь лет; я ученик второго класса. Уже два года как в школе меня спрашивают о том, кто мой папа. В эти моменты мне больно и я мямлю в ответ что-то невнятное. На вопрос же учительницы я был вынужден сказать, что мы живем с мамой и дедушкой, и я не знаю, где отец. И фамилию ношу мамину и дедушкину. В нашей семье не принято говорить об отце, а если он и упоминается редко в разговорах со мной с глазу на глаз, то исключительно в негативном тоне. Я лишь знаю, что он известный медик и живет в другом городе. То ли в Москве, то ли в Астрахани, то ли в Саратове. Фотографий отца в доме нет. Они все, как я понял позже, были уничтожены. Дед – видный юрист – помог сменить мою фамилию по отцу на фамилию мамы.
Друзья часто рассказывают, что ездили с папой на рыбалку, что-то мастерили, что папа привез какие-то подарки. Да, мы с дедом ходим на каток, иногда на рыбалку, но мне нестерпимо хочется иметь папу. Настоящего папу.
За мамой, когда мы ездили с ней на море, бывало, ухаживали мужчины, но рядом по-прежнему никого нет. Эти мужчины не появлялись в нашем доме. А мне так хочется иметь папу! Это чувство жжет, постоянно возвращается, а никому о нём я сказать не могу.
Когда я был уже в третьем классе к нам в дом пришел невысокого роста мужчина, с копной пышных черных волос, умными глазами и, как скоро обнаружилось, золотыми руками. Он как-то ловко помог мне собрать трактор из конструктора и отремонтировал часы на кухне. На день рождения он мне подарил небольшого формата замечательный атлас мира, сразу же ставший моей настольной книгой. Я путешествовал по странам и континентам, проговаривая про себя диковинные названия стран, городов и рек.
Мир с тех пор сильно изменился, политическая карта давно устарела, появились другие прекрасные атласы мира, но тот самый атлас по-прежнему стоит у меня на полке самых часто используемых книг и каждый раз, открывая его, я смотрю на карты, раскрашенные в разные цвета, с восторгом первооткрывателя.
Дядя Саша – так звали этого мужчину, начавшего бывать в нашем доме – не заискивал передо мной, он вел себя с мягким достоинством, никогда не отказывая в помощи и ненавязчиво привлекая меня к каким-то техническим поделкам. Оказалось, что он радиоинженер, а фамилия у него была смешная, никак не вязавшаяся со всем его солидным обликом – Беспальчик.
Как-то мама подошла ко мне и, волнуясь, спросила: "Как ты, Валя, считаешь, не будет ли нам всем лучше, если дядя Саша переедет жить к нам?". Я, разумеется, не возражал.
Дядя Саша стал жить с нами. У меня появился папа, причем такой папа, которым я мог гордиться: умница и умелец. Чуть позже я узнал, что на первом советском спутнике, оглушившим мир своим "пи-пи-пи…", стоял передатчик, сделанный под руководством папы. Эти сигналы, извещавшие человечество о начале космической эры, программировал папа…
Когда я первый раз решился его назвать "папой", то он почти прослезился, мы горячо обнялись и расцеловались. На душе у меня стало светло и спокойно.
У папы была своя квартира, которая находилась далеко от нашей. Мы туда иногда приезжали в субботу-воскресенье.
Вскоре дед, мама и папа решили объединить квартиры, съехаться. С большим трудом деду удалось договориться о том, чтобы сдать горисполкому две трехкомнатных квартиры (нашу и папину) и получить четырехкомнатную, которая к тому же требовала едва ли не капитального ремонта – она была до решения коммунальной. В намерении произвести такого рода неравноценный обмен, как я понял значительно позже, отражался – как это сказать точнее? – в высшей степени непрактический характер и моего умудренного жизненным и юридическим опытом деда, и, конечно же, папы.
Папа меня усыновил. Мой родитель, видимо, с облегчением отказался от меня – ведь ему не надо было в таком случае платить алименты. В новом свидетельстве о рождении сохранилась фамилия мамы и деда, а отчество стало папиным.
Летом я на месяц поехал в пионерский лагерь. Я страшно скучал, но почему-то именно по папе. Помнится, даже плакал ночью, когда он мне приснился.
Вскоре после переезда на новую квартиру, где всё было непривычным и незнакомым, я серьезно заболел стригущим лишаём. Мне облучали рентгеном голову так, что выпали все волосы. Таковы были методы советской кожной медицины.
Всю зиму я просидел дома.
Если до болезни математические задачки как-то сами собой решались в моем мозгу (я очень любил математику!), то после болезни возникали сложности с их решениями. То ли я отстал от класса, то ли что-то нарушилось в голове, а, возможно, имело место и то, и другое…
Папа со мной занимался, у меня получалось лучше, но учительницы по математике и русскому языку – обе маленького роста и довольно, судя по всему, пожилые – меня откровенно почему-то невзлюбили. Двойки сыпались как из рога изобилия. С учительницей по математике ходил и вёл переговоры папа; с учительницей по русскому языку мама (видимо, как филолог по образованию). Их отношение ко мне, помнится, несколько улучшилось, но проблема была снята лишь тогда, когда учителя по математике и русскому языку поменялись при переходе в старший класс.
Несколько лет спустя учительница математики ушла на пенсию, она стала подрабатывать разноской телеграмм. Как-то она принесла телеграмму и нам, причем я ей открыл дверь и расписался в "квитке". Мы сделали вид, что не узнали друг друга.
Я хорошо закончил школу, потом с отличием Казанский университет, причем по специальности "теоретическая физика". В энциклопедии "Британника" помещена моя статья "Лобачевский, Николай Иванович". Школьные недоразумения по математике вспоминаются сейчас совсем не с той остротой, с какой я переживал во многом, полагаю, незаслуженные двойки. Спасибо папе, что он тогда поддержал мою веру в себя. И на протяжении жизни делал это неоднократно.
С папой у меня всегда были хорошие и ровные отношения, но мне было интересно кто же мой настоящий родитель? Почему он с такой легкостью отказался от меня? Почему у них с мамой не получилось?
Мне удалось узнать, что он работает заведующим кафедрой в Саратове. Написал ему и вскоре получил довольно теплый ответ. Он как раз переезжал в Москву, где я часто бывал. Через некоторое время мы встретились. Внешне я был похож на деда со стороны мамы, которого родитель не любил. По этой или иной причине я не испытал к нему близких родственных чувств. Видимо, и он ко мне также: он не видел сына почти два десятка лет, не воспитывал его, не переживал, когда он болел или когда ему было плохо и не радовался – поскольку просто был далеко – его успехам. Однако он и его новая жена приняли меня, и я, бывая в Москве, иногда останавливался у них дома.
Не знаю, догадывался ли об этом папа, но, во всяком случае, он ни разу даже намеком не показал мне, что моё поведение не одобряет. Мама же открыто осуждала меня. Вообще, в студенческие годы с мамой у меня складывались непростые отношения: из-за того, что общаюсь с родителем, крайне критически отношусь к советской власти и игнорирую так называемые выборы (мама долгое время была членом парткома), что дружу не с "теми" мальчиками и девочками...
Родитель никак не мог – по крайней мере, на словах – смириться с тем, что мама вышла замуж за еврея. Он неоднократно старался подчеркнуть, что мама предпочла жить с "каким-то евреем", а не наладить когда-то отношения с ним. Я эти суждения не комментировал, но про себя отмечал, что "этот еврей" мне роднее и ближе, чем тот, чьё семя дало мне биологическую жизнь. Мы были разными людьми. Не столько, возможно, физиологически, сколько духовно.
Когда я только стал профессором и приехал очередной раз в Москву, то родитель пригласил меня переночевать в их доме. Как помню, стояли солнечные апрельские дни, было Благовещение. Вечером я позвонил в квартиру родителя. Мне не открыли: сквозь дверь я слышал, как его жена спросила: "Кто это?". Родитель ответил: "Валя". Потом всё смолкло.
Я понял, что родитель отказался от меня второй раз. Горькое, тяжелое чувство охватило меня не только потому, что я осознавал, что больше никогда не войду в этот дом, что для родителя я совсем чужой, но и потому, что я дико устал после дороги, целого дня курсирования по Москве, а накануне ночи мне негде приткнуть голову, а назавтра запланированы многие важные дела… Благо, что мне удалось дозвониться до приятеля, который жил на другом конце города. Я напросился переночевать у него. С гостиницами тогда в Москве было совсем плохо, да и с деньгами у меня тоже. Шел 1992 год.
От родителя объяснений не последовало. Связь была прервана навсегда. Моя сводная сестра, которой я как-то помог, рискуя вызвать гнев родителя, также порвала отношения. Понятно, что она не посчитала нужным сообщить мне о его кончине. Узнал о ней случайно лишь много лет спустя.
Папа же хотя часто болел (он прошел всю войну, давно и много курил), но жил взахлёб, восторженно принимая технический прогресс. Он сам собрал на заре эры информации компьютер, затем у него появился современный компьютер, для которого он научился писать разные программы. Папа часто говорил мне, что ему так не хочется уходить из жизни, когда в мире творится столько интересного и техника развивается фантастическими темпами…
Получилось так, что мне пришлось уехать из родного города и жить в ином, нежели мама и папа, городе, не в Казани. Я старался как можно чаще навещать их и каждый раз, приезжая или прощаясь, я прижимался к папиной лысине и вдыхал его такой родной запах – запах курящего человека, который пользуется терпким парфюмом.
Летом 2011 года у папы случился инфаркт – я в этот момент находился за границей. Немедленно вылететь в Казань оказалось невозможно; каждую минуту ожидания вылета в Россию я молил Б-га только о том, чтобы папа дождался меня. Мама была также очень слабой и не смогла бы решить все проблемы, выпадающие на долю тех, кто ухаживает за тяжело больным человеком, уходящим из жизни.
Я успел. Чуть более недели мы, как могли, ухаживали за ним и видели, как угасает сердце и разум папы. Когда я приехал, он еще находил в себе силы шутить: "Первый раз умираю. Простите, опыта еще нет, а потому доставляю вам беспокойство".
Я вспоминал стихи Тютчева: "Не смерти жаль с её томительным дыханием. Что жизнь и смерть!? А жаль того огня, что воссиял над целым мирозданием, и в ночь идёт, и плачет уходя".
Все дни и ночи перед уходом он стонал или кричал. На вопрос, что у него болит, он отвечал, что ничего. Видимо, общее состояние было тяжелым. Он часто интересовался тем, какое сегодня число месяца, не скоро ли принесут пенсию. Как у участника войны пенсия у папы была повышенной. Пенсию, видимо, собрав всю свою волю, он успел получить. После этого его состояние резко ухудшилось.
Ночь перед кончиной оказалась наиболее сложной. К утру взгляд помутнел…
Папа ушел днём, совсем тихо. Будто заснул. Ему было 87 лет.
С уходом папы поблекла и частичка моей жизни, с которой я связываю такие человеческие черты как глубокая порядочность, ненавязчивое участие в судьбах других людей, удивительная бескорыстность, доброжелательность и настоящая интеллигентность.
"Какому-то еврею", доценту, радиоинженеру, а вовсе не профессору и заведующему кафедрой, я обязан и своим воспитанием, и всей своей судьбой. Он – единственный мой папа.
Недостаточно дать человеку жизнь, чтобы этот человек считал давшего жизнь папой. Родной папа – это тот, кто дарил тебе свою теплоту, думал о тебе, делил с тобой радости и горе, и передал тебе свои человеческие качества, жизненные ценности и установки. Дух, а не кровь связывает людей и делает их родными.
Именно таким родным человеком был и остается мой папа: Александр Исаевич Беспальчик.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2850
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer1/Bazhanov1.php - to PDF file
Комментарии:
Arthur SHTILMAN
NY, NY, - at 2017-05-19 01:04:06 EDT
Чудесные, искренние и тёплые воспоминания, написанные от всего сердца! Спасибо автору! И всех ему возможных благ и удач!
Бутусова ЛЮДМИЛА
саров, РОССИЯ - at 2017-05-18 23:53:11 EDT
До глубины души тронул рассказ об Александре Исаевиче. Я училась у него и с четвёртого курса работала на кафедре. Это был замечательный очень интеллигентный человек, великолепный талантливый специалист, многогранная личность. Восхищена вашим произведением, впечатлена образом, созданным в Вашем рассказе. Да, это был удивительный человек! Благодарна судьбе, что свела меня с Александром Исаевичем. У меня есть его фотографии 1970 года, которые я сделала во время работы на кафедре. Со скорбью узнала о его кончине. Светлая память Александру Исаевичу Беспальчику!
Борис Э.Альтшулер
Берлин, - at 2013-02-17 02:19:43 EDT
Прекрасный рассказ-исповедь.
Соплеменник
- at 2013-02-17 00:58:27 EDT
Большое спасибо!
Понимаю и принимаю близко к сердцу;
сходная мстория была и в нашей семье.
ЛЕОНИД
КАРМИЕЛЬ, ИЗРАИЛЬ - at 2013-02-16 19:14:44 EDT
НОРМАЛЬНОЕ ЧУВСТВО. С КЕМ ЖИВЕШЬ БОК-О-БОК. ЭТО ТВОЯ СЕМЬЯ
Игонт
- at 2012-01-27 16:46:58 EDT
По-моему это нормальное явление, когда дети почитают родителей.
Буквоед
- at 2012-01-27 13:44:05 EDT
Чудесно!
Б.Тененбаум
- at 2012-01-27 10:41:23 EDT
Благородный человек. И написал это сын, достойный отца.
vitakh
- at 2012-01-27 07:58:24 EDT
Подписываюсь, как ещё один благодарный читатель.
Элиэзер М. Рабинович
- at 2012-01-27 06:40:27 EDT
Как просто и как тепло написано! И тепло от прочитенного.
Марк Авербух
Филадельфия , Пенсильвания, Сша - at 2012-01-27 05:22:29 EDT
Дорогой Валентин! Сердечное спасибо за рассказ об отце. Моя давняя мысль: слова памятник и память имеют одну корневую основу. Лучшим, духовным. живым памятником ему есть Ваша благодарная о нем память, память сына и благородного человека.
Мне кажется, что в рассказ закралась небольшая ошибка. Стихотворная цитата принадлежит А.А. Фету из его сборника стихотворений "Вечерние огни". Стихи озаглавлены
А.Л. Б-ой
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет уходя.
Игрек
- at 2012-01-23 06:46:29 EDT
Спасибо, Вы написали за многих из нас.
Е. Майбурд
- at 2012-01-23 03:20:29 EDT
Я очень рад, что сегодня, в свой вынужденный "выходной". получилось прочесть многое, что пропустил прежде.
Одно из тех - рассказ Валентина.
Не знаю даже, как сказать. Взволнован? растроган?
Блажен, кто может так почтить память отца...
Марк Фукс
Израиль - at 2012-01-20 16:39:53 EDT
Ну что Вам сказать Валентин Александрович?
Я прочел Вашу историю два дня тому и под впечатлением от прочитанного по сей час.
Мне нравится Ваша жизненная позиция и Ваш рассказ. Не так уж часто читаешь такие признания благодарности и сыновьей любви. Редкие в наши дни качества...
Спасибо Вам.
М.Ф.
Валерий
Германия - at 2012-01-19 13:54:15 EDT
Потрясающая Исповедь,достойного,благородного Человека!
Спасибо, и удачи во всем!
Ernst
- at 2012-01-19 11:23:23 EDT
Исповедь производит сильное впечатление. Хорошо, что Вы всё это изложили, для Вас это и долг, и освобождение
Моше бен Цви
- at 2012-01-18 14:21:22 EDT
Замечательный рассказ. Проза, жизненносюжетность которой только подчёркивает её достоинства.
Илья Рубинштейн
Москва, Россия - at 2012-01-18 02:03:36 EDT
Замечательно! Спасибо Вам! Удачи!