Златоуст – документальная биография А. Эбана
I
В 1939 году 24-х летний выпускник Кембриджа, по
имени Обри Эбан (Aubrey Solomon Eban), пошел добровольцем в армию, и, благодаря
образованию имея право на офицерские курсы, их и окончил. Взвод, в котором он
проходил необходимую строевую подготовку, вызывал у сержанта-инструктора
чувство, похожее на отчаяние.
«…Вы тут,
будьте вы все прокляты, вместе говорите, наверное, на 50-и языках? Но пройти 50
проклятых шагов в строю вы не можете!..»
– говорил он своим курсантам.
В тексте мемуаров Эбана, написанных на английском,
откуда и приведена цитата сержантских речей, употреблено слово «bloody»
– «проклятые», но можно не
сомневаться, что приведено оно только из соображений приличия, и на деле
сержант говорил более по-сержантски.
«Кадет
Эбан, – кричал он на учениях – бей же в чучело штыком! Прямо в потроха!
Христа ради – ну вообрази, что ты
ненавидишь кого-нибудь!»
Сержанту приходилось нелегко – взвод, который он
обучал, состоял сплошь из людей чрезвычайно образованных, но в ногу они ходили
плохо, и со штыком обращались как-то неуверенно.
Как бы то ни было – Обри Эбан, лингвист, который
знал 7 языков, включая арабский и фарси, получил наконец чин лейтенанта, с
рекомендацией:
«...использовать
в разведке ...».
И его действительно назначили офицером разведки – в пехотную роту, размещенную на восточном побережье Англии, у Ярмута. В его обязанности входило объезжать окрестности на выданном ему казенном мотоцикле с коляской, и следить – нет ли где признаков высадившегося неприятеля?
Абба Эбан (Обри Соломон Эбан) в 1951 г.
Как объяснил лейтенанту Эбану элегантный полковник
из отдела распределения кадров в военном министерстве – согласно новой
инструкции офицеры, чьи семейные корни начинались не на британских островах, не
могли быть допущены к штабной работе – а дед лейтенанта Эбана имел
неосторожность родиться в Литве.
История эта нам известна – так же, как и сержантские
монологи – из мемуаров Эбана. Он усиленно хлопотал о переводе, и не только
посредством подачи рапортов в соответствующие инстанции, но и неофициально –
через доктора Хаима Вейцмана.
Вейцман был не только известным в Англии
человеком, но и как бы главой «сионистского государства» – не существующего,
правда, в природе. Несмотря на это, держал он себя соответственно статусу главы
государства – как некий «князь», окруженный неким «двором». Например,
передвигался по Лондону на собственном Роллс-ройсе, с личным шофером.
Состоянием он был обязан себе самому – патенты на работы в области производства
взрывчатки в период Первой мировой войны принесли ему немалые деньги.
Эбан был вхож в «придворные круги» Вейцмана чуть
ли не с колыбели: его мать перевела Декларацию Бальфура с оригинала – на
русский и на французский – так что обратиться к нему за помощью было делом
вполне естественным.
Однако и доктор Вейцман не смог помочь. Его
собственный сын, Майкл, был признан годным к подготовке в летчики, но к работе
со штабными бумагами признан негодным – семейные корни будущего летчика были
слишком уж «небританскими».
А то, что отец Майкла Вейцмана был человек влиятельный,
вхожий к таким людям, как бывший английский премьер, Дэвид Ллойд Джордж, в
глазах военной администрации не служило достаточной гарантией его патриотизма.
Однако перевод все-таки состоялся. На Ближнем
Востоке начались военные действия, и начальству пришло в голову, что английский
офицер с блестящим знанием арабского будет более полезен в штабе английских
войск в Каире, чем в качестве дозорного мотоциклиста в Ярмуте.
Из вышесказанного можно сделать два вывода. Первый
состоит в том, что англичане все-таки – разумные люди, и здравый смысл в конце
концов берет свое даже в узких рамках их военной бюрократии.
Второй, пожалуй, посложнее, и кратко может быть
выражен так: пути взаимодействия между английским обществом и английским
еврейством в то время были далеко не прямолинейны.
II
Вышесказанное, собственно, можно
проиллюстрировать. Премьер-министр Великобритании, Герберт Генри Асквит,
предшественник Ллойд Джорджа на этом высоком посту, был известен как дамский
угодник, да и сам признавал, что «…питает
некоторую слабость к обществу умных и красивых женщин…».
В 1915 году этой слабостью была мисс Венеция
Стенли, подруга его дочери. За первые три месяца 1915 года он отправил ей 151
письмо, что немало и для самого отчаянного флирта – в конце концов, они к тому
же и общались почти ежедневно. Мистер Асквит ревновал свою молодую подругу
просто отчаянно – особенно к некоему лицу, чья «…мрачная семитская сущность слишком уж стремилась к блистающей
арийской чистоте…» мисс Стенли. И премьер, и его милая приятельница очень
охотно посмеивались над этим самым лицом – одним из секретарей премьера, по
имени Эдвин Монтегью, который действительно был евреем, и который действительно
в мисс Стенли был пылко влюблен.
Юмористический обмен мнениями по его поводу
продолжался какое-то время – пока в один прекрасный день барышня не рассудила,
что ее столь предосудительный «семитский поклонник» и собой хорош, и богат, и
молод – и не решила выйти за него замуж – ровно через месяц после того, как
получила от Асквита совершенно влюбленное письмо, где говорилось, что видя ее,
он просто возрождается к жизни.
Выбор между пожилым премьер-министром и его
пригожим секретарем мисс Стенли сделала, не задумываясь – и семитские корни ее
будущего супруга ее не остановили. Она даже в иудаизм перешла для этой цели, и
обряд бракосочетания был проведен не в церкви, а по старинной еврейской
традиции.
Премьер был ужасно расстроен.
История эта интересна еще и тем, что счастливый
новобрачный, Эдвин Монтегью, примерно в это время изо всех сил боролся против
принятия Декларации Бальфура, считая ее «... антисемитским документом...», и сделал
все от него зависящее, чтобы провалить проект создания «еврейского полка»,
который пытался создать в Англии В. Жаботинский.
Однако, помимо Эдвина Монтегью, в Англии был и
Хаим Вейцман. О да, он стоял на твердо проанглийских позициях в сионистском
движении. Симпатизировал Англии, и сделал все, что мог, для ее победы в Первой мировой
войне. А сделал он много – нашел способ дешевого синтеза ацетона, важного
компонента для изготовления взрывчатки. В ответ на вопрос Ллойд Джорджа: «…как мы можем вас отблагодарить?» – ответил,
что ему лично ничего не надо, но он просит, чтобы Англия помогла еврейскому
делу. То есть он для Англии – как бы и друг, и союзник. Но не англичанин.
А вот Эдвин Монтегью считал, что он – именно
англичанин. От прочих, возможно, отличается религией. Но у него одна, и только
одна лояльность – к Англии, гражданином которой он себя безраздельно ощущает.
И был В. Жаботинский – не имеющий британского
подданства офицер в британском полку, который он же и создал для Англии – но не
для борьбы за Англию, а для борьбы за Палестину, предназначенную для еврейского
народа.
И были еще беженцы из России – «портные» из
Уайт-Чепеля в Лондоне. Этим было наплевать и на Англию, и на Палестину. Они
хотели только одного – чтобы их оставили в покое. Однако остаться в стороне от
войны в Англии 1917 года оказалось невозможно даже и «российским» беженцам. В
итоге именно из них-то и был в большой степени сформирован «еврейский полк», о
котором так мечтал Жаботинский. Это все было где-то в 1915-1918 годах.
К 1939 году еврейских беженцев из России уже не
было. Жаботинский после английской тюрьмы в Палестине, куда его посадили за
участие в еврейской самообороне, в Англии больше не жил.
Доктор Вейцман, хоть и говорил, что он – просто «…еврей из Мотоля и всего лишь неполный
профессор в провинциальном университете …», но он был британским подданным,
и уже давно. Сам он был уже слишком стар, но его сын, и его племянник, Эзер,
сделали выбор «по Монтегью» – добровольно пошли сражаться с врагами своей
страны, даже если она и выражала некоторые сомнения по поводу их не совсем
корректного происхождения.
Эбан сделал то же самое – его страной была Англия.
III
Назначение, которое Эбан получил в Каире, состояло
в цензуре местной арабской прессы. Во внимание явно были приняты не только его
знания как арабиста, но и возможные сионистские симпатии. Можно было быть
уверенным, что уж кто кто, а еврей в арабской газете возможной крамолы не
пропустит. И, разумеется, цензуру ивритской прессы в Палестине вел араб –
Альберт Хурани.
Англичане, как уже было сказано, разумные люди, и
знали, кому следует поручать надзор – и над кем.
Однако в цензуре Эбан не задержался – в начале
1942 ему предложили должность поживее, и не в Каире, а в Иерусалиме. Одной
организации, известной по аббревиатуре – S.O.E. – «Subversive Operations
Executive» (что-то вроде «Управления Подрывных Операций») требовался человек,
хорошо знающий иврит.
Организация эта была создана по инициативе
Черчилля, задачей своей имела подготовку диверсий и саботажа на территориях,
оккупированных державами Оси, и, в частности, готовила диверсантов. А поскольку
в данный момент принимались меры, связанные с возможным прорывом немецких войск
в Палестину, то было решено подготовить кадры и на этот случай. Персонал же
требовалось набрать на месте. Еврейская община Палестины – ишув – могла
предоставить превосходных кандидатов: умных, способных людей, чрезвычайно
мотивированных, с прекрасным знанием местных условий, к тому же без всякого
акцента говорящих по-арабски, а иногда – и по-немецки.
Проблема была в том, что отношения между
британской колониальной администрацией и ишувом были очень напряженными – на
что было множество причин. Как бы то ни было, стороны не доверяли друг другу.
Поэтому было решено, что необходим специальный
отдел, который занимался бы связями между S.О.Е. и еврейским подпольем –
которое, таким образом, получало некоторую легализацию.
Британский офицер, вполне приемлемый для еврейских
организаций – они его, в сущности, и рекомендовали – с прекрасной
характеристикой, и к тому же уже имевший запись в личном деле: «... использовать в разведке...» – капитан Эбан был просто идеальным
кандидатом на должность офицера связи.
На эту должность его и назначили.
IV
Обязанности офицера связи, возложенные на
капитана, были велики, разнообразны, и требовали непрерывных поездок по стране.
Его снабдили казенным автомобилем, но шофера не выделили, так что ездил он сам
по себе.
Тренировочный лагерь должен был в краткий срок
подготовить 600 курсантов – людей выделяла Хагана, а инструкторов, обучающих их
всевозможным военно-техническим премудростям, вроде взрывного дела,
картографии, радиосвязи, и прочего, должны были предоставить англичане.
Операция имела высокий приоритет для обеих сторон.
Английской группой S.O.E. командовал генерал-майор Уилсон. По английской
системе воинской иерархии это был второй генеральский чин, который
соответствовал бы дивизионному генералу во французской армии, или
генерал-лейтенанту в немецкой или советской.
Хагану представляли люди из ее руководства, Элияху
Голомб и Ицхак Саде, а план диспозиции сопротивления на случай немецкой
оккупации был разработан в Технионе, и одобрен английской службой разведки.
Задачей капитана Эбана было сглаживание
всевозможных недоразумений, неизбежно возникающих между двумя столь разными
сторонами, что требовало изрядных дипломатических способностей.
Узнаем мы обо всем этом из мемуаров самого Эбана.
И надо сказать, что мемуарист производит очень
приятное впечатление: легкий, добродушный человек, с хорошим чувством юмора,
которое он – несмотря на явно высокую самооценку – охотно прикладывает и к
себе.
На эту самооценку он, несомненно, имеет право,
окончив Кембридж с чем-то вроде тройной золотой медали. И действительно очень
много знает, что видно даже из негативных примеров. Скажем, Эбан с искренним
сожалением пишет о том, что его «…разговорный
фарси был окрашен русским акцентом…», потому что кембриджский профессор
классической иранской литературы был глубоким знатоком своего предмета – но
родился-то он в России, а фонетикой явно пренебрегал.
Что же касается собственно его деятельности в
качестве офицера связи, то для описания ее мемуарист цитирует израильского
историка, Иеħуду Бауэра, который пишет о том, как удачно, «...благодаря нестрогому соблюдению правил…»
использовались английские курсы Пальмахом.
И от себя добавляет, что в большой степени этой «…нестрогостью правил…» Пальмах был обязан
ему, и действительно, он смотрел сквозь пальцы на то, что еврейское подполье
пропустило через эти столь нужные ему курсы куда больше людей, чем было
записано в соглашении.
Несомненно, он несколько сгущает краски – у него
получается, что, потакая вольностям Пальмаха, он чуть ли не действовал против
собственного командования.
Действительность была не столь романтична.
Колониальная администрация Палестины и в самом
деле не хотела никакого сотрудничества с ишувом, справедливо подозревая, что
каждый подготовленный боец Хаганы через какое-то время вполне может повернуть
приобретенное им умение против английской власти.
Однако цели военного командования были противоположны,
и состояли в подготовке максимально большого числа людей, готовых сражаться с
немцами.
Поэтому вся программа подготовки еврейских
диверсантов носила характер вынужденного компромисса и была обставлена
всевозможными крючками.
Не следует подозревать командиров S.O.E. в
наивности. Капитана Эбана и назначили-то, пожалуй, именно с целью, чтобы он «…не видел…», что программа вышла за
намеченные для нее рамки.
Его роль в этой секретной операции была все-таки
скорее декоративной, но, как бы то ни было, он относился к ней с большим жаром.
И даже попросил, чтобы в случае оккупации он
оставался бы в Палестине, согласовав свою просьбу и с S.О.Е. и с Пальмахом. К
счастью, делать этого ему не пришлось.
Вопрос об оккупации Палестины попросту отпал – в
ноябре 1942 Роммель потерпел поражение под Эль-Аламейном.
V
По понятным причинам уже в начале 1943 проект S.O.E. был признан «…избыточной
предосторожностью…», и был ликвидирован. A капитана Эбана перевели в
распоряжение министерства иностранных дел – в Foreign Office вдруг озаботились
тем, чтобы открыть в Иерусалиме «Middle East Center of Arab Studies», что в
приблизительном переводе означало «Ближневосточный Центр Изучения Арабских
Проблем».
Идея была создать курс для дипломатов, военных и
бизнесменов, с тем, чтобы познакомить их с арабской культурой и историей. Этому
центру был нужен лектор, Эбан им подошел, и на этой полугражданской должности –
оставаясь тем не менее в армии – он и прослужил до конца войны, благополучно
получив чин майора, и успев даже жениться.
В июле 1945 года в Англии прошли выборы,
закончившиеся поражением консерваторов. К власти пришли лейбористы во главе с
Клементом Эттли, тем самым, про которого Черчилль однажды не без яда сказал:
«Мистер
Эттли очень скромный человек. И по праву...».
Победа лейбористов была сокрушительной – они
получили большинство в Палате Общин в 145 голосов.
Это событие – поначалу встреченное еврейской
общиной в Палестине с энтузиазмом – повело однако к тому, что тлеющий конфликт
с британской администрацией перешел в открытый мятеж.
Сам Эбан считал, что кризис грянул 13 ноября 1945
года, когда новый лейбористский министр иностранных дел, Эрнест Бевин, произнес
громовую речь по поводу сионизма, и, в частности, по поводу стремления
еврейских беженцев из лагерей для перемещенных лиц иммигрировать в Палестину. В
частности, он сказал следующее:
«…они
[евреи] норовят пробраться без очереди, и
тем поощряют антисемитизм…».
Приложить такое определение к несчастным, измученным,
чудом уцелевшим в кошмаре Холокоста людям, которые не хотели оставаться в
убивавшей их Европе – это, пожалуй, было слишком. Даже принимая во внимание то
обстоятельство, что Англия была разорена, имела значительные интересы в
арабском мире – в Египте, в Ираке, в Трансиордании – и в принципе приняла
совершенно определенное решение: в арабо-еврейском конфликте в Британской
Палестине встать на сторону арабов.
Государственное решение о «крене в сторону арабов», вероятно, было бы принято и правительством
консерваторов, если бы они выиграли выборы 1945, но лейбористы, новички в
вопросах международной политики, взялись за дело проведения в жизнь
геополитических интересов Великобритании со всем пылом неофитов. И делалось в
этом смысле много чего – например, запрет на еврейскую иммиграцию из лагерей DP
– то есть «перемещенных лиц» – был объявлен
еще до речи, которая так потрясла Эбана. Собственно, не очень даже и понятно,
почему Эбан обозначил как момент кризиса именно её. Он сам до выборов
симпатизировал лейбористам – и настолько, что даже думал о возможной
послевоенной парламентской карьере в их рядах.
У А. Кестлера есть роман, «Воры в Ночи», где
повествуется о Палестине в 1940 годах. Главным героем книги выступает
английский еврей, о жизни которого в Англии мы узнаем немногое – видимо, он был
небогат, но принадлежал к образованному сословию. Во всяком случае, говорил он
на Oxford English, а, согласно Бернарду Шоу, «...классовая принадлежность в
Англии определялась по фонетике...».
И в один прекрасный день герой книги Кестлера
бросил все – и уехал в Палестину, «...строить
еврейскую страну...».
Из Англии его выгнал некий эпизод: после
непредвиденно случившейся загульной ночи дама его сердца, проснувшись с ним
рядом, неожиданно обнаружила, что ее случайный любовник, оказывается, еврей – и
велела ему убираться. Холодное отвращение, написанное у нее на лице,
действительно выгнало его далеко – не только из ее постели, но и вообще из
Англии.
Возможно, что-то в этом духе произошло и с майором
Генштаба Обри Эбаном?
Не сразу после столь примечательной речи министра
иностранных дел своей страны – у него был контракт, который он не счел
правильным нарушить, и по которому он был обязан отслужить до 1946 – но он ушел
в отставку с государственной службы Великобритании, и поступил на работу в
Еврейское Агентство.
VI
Бесконечные стычки между еврейской общиной
Палестины и британской колониальной администрацией перешли в открытый конфликт
17 июня
29 июня британские власти арестовали членов
правления Еврейского агентства и Национального Еврейского Комитета Палестины, и
провели серию обысков в кибуцах с целью обнаружить членов Пальмаха и оружейные
склады Хаганы. Операция эта в английском штабе называлась «Агата». B историю
еврейской Палестины она вошла под другим именем – «Чёрная суббота».
Моше Шарет, глава иностранного отдела Еврейского
Агентства, уже давно уговаривавший Эбана перейти к нему, был арестован вместе
со своими коллегами. Он и прислал ему из тюрьмы предложение работы, совершенно
рекордное по краткости. Состояло оно из одного слова: «Ну?». Записка была на иврите. Неизвестно, было ли это «Ну»
ивритским сленговым словцом, русским словом, или заимствованием из идиша, но
понял его адресат прекрасно, и ответил – по-английски, но столь же лаконично – «Certainly». То есть – «Конечно».
С точки зрения личной карьеры шаг этот был очень
рискованным. Казначей Еврейского Агентства заверил Эбана, что его денежное
содержание будет «...выше черты голодания...»
– но ненамного. Из британского офицера он делался лицом, связанным с мятежным
движением, с ежеминутным риском быть арестованным.
Однако шаг был сделан, и надо сказать, что Эбан в
своем донкихотском порыве оказался не одинок.
Уолтер Эйтан, бывший офицер секции морской
разведки Великобритании, сделал то же самое. То же самое сделал и Хаим Герцог,
который в 1945 вернулся в Палестину и заново вступил в Хагану. Во время службы
в английской армии он руководил разведкой в Северной Германии – и, в частности,
операцией по розыску и установлению личности рейхсфюрера СС, Генриха Гиммлера. Хаганa
получила в его лице весьма компетентного сотрудника.
Эзер Вейцман, племянник доктора Хаима Вейцмана,
отслужив в качестве пилота Королевских ВВС в годы войны, демобилизовался из
армии в 1946 году, остался в Англии, и поступил на авиационные инженерные
курсы. Его Хагана не устроила, она показалась ему недостаточно радикальной – и
он вступил в Иргун.
Все они, английские офицеры, еще столь недавно
преданно и ревностно служившие Великобритании – и родившийся в Палестине Эзер
Вейцман, и родившийся в Германии Уолтер Эйтан, и Хаим Герцог, сын главного
раввина Ирландии, и майор в отставке Эбан, поменявший свое английское имя «Aubrey»
на ивритское «Абба» – все эти люди встали против Англии, на защиту
существующего только как проект, «еврейского государства», не имеющего покуда
даже имени.
VII
Доктор Хаим Вейцман, глава Всемирной Сионисткой
Организации, аттестовал себя без всяких фанфар, и он, действительно, говорил,
что он всего лишь «…еврей из Мотоля и неполный
профессор в провинциальном университете...».
Но не следует обольщаться столь вызывающе
заявленной и столь вызывающе подчеркнутой скромностью. Фраза, цитата из которой
приведена выше, полностью звучала так:
«Я, Хаим
Вейцман, еврей из Мотоля и всего лишь неполный профессор в провинциальном
университете, начав с нуля, сумел привлечь к нашему делу цвет мирового
еврейства».
Сионистская организация была своего рода
международным концерном по строительству еврейского государства в Палестине.
Популярная шутка 1930 годов определяла сиониста, как американского еврея,
который дает деньги английскому еврею для того, чтобы тот поселил польского
еврея на Святой Земле.
Шутка в немалой степени отражала реальность.
Американские евреи свой главный вклад в дело сионизма вносили деньгами –
охотников переселиться из США в нищую провинцию бывшей Оттоманской Порты было
немного. Политический центр движения находился в Лондоне – что было совершенно
естественно, ибо Англия управляла Палестиной на основании мандата Лиги Наций, и
специальной декларацией обещала содействовать построению в Палестине «еврейского национального дома».
А «строители
национального дома» в ту пору поступали главным образом из Польши, на что
были свои причины. В Польше жило около трёх миллионов евреев – в 6 раз больше,
чем, например, в Германии – правительство же Польши делало все возможное для
того, чтобы исключить польский вариант «Эдвина Монтегью», считающего себя
обычным гражданином своей страны.
В апреле 1934 года «Союз Польских Католических
Писателей», «Координационный Комитет Академических Корпораций Польши», «Союз
Польских Католических Юристов» и «Объединенный Профсоюз Инженеров и Техников
Польши» выпустили общий призыв к бойкоту – декларировался полный отказ покупать
что-либо у евреев, продавать им что бы то ни было, отказ в найме любому еврею в
любой сфере профессиональной деятельности, и так далее.
В январе 1938 года правящая партия Польши, «Лагерь
Рабочей Польши», приняла резолюцию, требующую «…полной ликвидации еврейского присутствия в индустрии, торговле и
деловых предприятиях, с решением еврейского вопроса посредством поощрения
массовой эмиграции...».
Собственно, В. Жаботинский еще в 1936 году
предлагал именно это – массовую эмиграцию. Он называл ее «…программой эвакуации…» – за что его
поносили все еврейские партии, как справа, так и слева, и без всякого различия
в географии. Его одинаково бранили и в Польше, и в Палестине, и в Англии.
К 1939 году, однако, стало ясно, что слова
Жаботинского об «...эвакуации перед лицом
грозящего уничтожения...» были вовсе не «…чудовищным преувеличением, разжигающим страсти…», а самым что ни на
есть трезвым отражением холодной реальности.
И именно в этот момент английское правительство
опубликовало так называемую Белую Книгу за 1939. Чтобы оценить этот документ по
достоинству, есть смысл просто процитировать энциклопедию:
«...
указывалось, что "целью правительства Его Величества является основание в
течение десяти лет независимого палестинского государства". Принцип
ограничений, обусловленных экономической емкостью страны, установленный в Белой
книге
Если говорить простыми словами, это означало отказ
от Декларации Бальфура.
VIII
Вообще говоря, решение министерства колоний по
замыслу было делом сугубо прагматичным. Война, что называется, висела в
воздухе. Войск на Востоке не хватало повсюду – от Сингапура и до Египта.
Следовательно, надо было «…купить добрую
волю арабов…», а еврейская община Палестины рассматривалась как фактор
второстепенный.
Ну, а уж судьба «…беженцев из Европы…», по мнению министерства, вообще мало что
значила по сравнению с интересами Великобритании.
Но сугубый прагматизм оказался непрактичным. Отчет
о политических мероприятиях британского правительства, представляемый
парламенту (т. н. Белая Книга за 1939) едва не вызвал в Палестине мятеж, и
предотвращен он был главным образом потому, что Книга была опубликована в мае
1939 – а в сентябре 1939 грянула война, и вопросы о квотах на иммиграцию отпали
сами собой.
Ожидалось, что после достижения победы над
Германией трудные отношения между Великобританией и ишувом можно будет уладить.
Если Англия с величайшим трудом приходила в себя после тяжелейшей войны, то и
существующее сугубо виртуально «сионистское государство» тоже переживало
чудовищный кризис. Еврейские общины Европы были уничтожены.
Старый координационный комитет сионистского
движения в Англии утратил влияние – и доктор Вейцман вместе с ним. Реальные
решения теперь принимались в Палестине, Бен Гурионом – у него в руках были
организация и оружие. Впридачу к этому срочно требовалось дипломатическое
представительство в Лондоне, подчиняющееся непосредственно ему.
Делегация Еврейского Агентства состояла из дюжины
людей, и Бен Гурион включил в нее и Эбана. Английскую сторону представлял
Эрнест Бевин – что само по себе гарантировало, что никакого компромисса не
будет.
Бевин был из низов, выдвинулся как профсоюзный
лидер, и наилучшими качествами дипломата полагал наличие боевого духа и
употребление максимально сильных выражений.
Именно в такого рода выражениях он и поведал
сионистской делегации, что он никогда не согласится на раздел Палестины, потому
что «...это означало бы подчинение 400
тысяч арабов правлению еврее ...».
На вопрос Эбана – почему такое решение хуже, чем предлагаемое Бевиным
подчинение 600 тысяч евреев арабскому правлению – он не ответил.
В итоге правительство Эттли по рекомендации Бевина
приняло решение: «…передать вопрос о
Палестине на обсуждение Объединенным Нациям…».
Тем самым Англия отказывалась от мандата, полученного
ею от Лиги Наций. Это было хорошим способом завалить проект раздела – Бевин
твердо рассчитывал на то, что великие державы договориться не смогут, и дело
будет вновь передано на решение английской администрации.
С точки зрения Еврейского Агентства, никакой
надежды на соглашение с Англией больше не оставалось.
Центр дипломатических баталий вокруг Палестины
переносился тем самым из Лондона на заседания ООН.
IX
В следующие месяцы члены делегации Еврейского Агентства
жили на чемоданах – их носило от Нью-Йорка к Женеве, а от Женевы – в Париж. Или
в Лондон, или в Лозанну. Звонкие названия городов не должны внушать мысли о
том, что делегация купалась в роскоши – отнюдь нет. Европа была разорена и
разрушена. В Лондоне переговоры шли в неотапливаемом здании министерства
колоний. В Париже премьер Франции, встретившийся с Эбаном, должен был
прикуривать от его спички – зажигалка премьера трижды подряд отказала
Лампочки под потолком в залах заседаний время от
времени желтели – электричество подавалось с перебоями.
Визиты в США тоже проходили не без проблем. В
Нью-Йорке, правда, с подачей электричества все было в порядке, но делегация
Еврейского Агентства довольно четко делилась на две фракции – «палестинскую» и «американскую».
И если «американская» фракция в Нью-Йорке была как бы дома, то «палестинским» делегатам
снять номер в приличном отеле было не по карману. Так что жили они более чем
скромно, в небольшой гостинице, в ресторане которой шумно гуляли
демобилизованные моряки.
Однако организационные проблемы просто меркли по
сравнению с теми, которые возникали в плане самой работы дипломатических
представителей сионизма. Дела политической неправительственной группы,
представлявшей всего-навсего интересы полумиллиона еврейских фермеров Палестины
– и еще какого-то количества «перемещенных лиц», собранных в лагерях в Европе –
мало кого интересовали.
Для той или иной страны, уже имевший суверенитет,
и счастливо входящей в ООН, какие-то вещи были само собой разумеющимися –
скажем, никому и в голову бы не пришло оспаривать её право на разрешение
иммиграции.
Однако именно это право надо было буквально
выцарапывать у Англии – и делать это в условиях уже идущей «этнической войны»
между арабской и еврейской общинами Палестины, при которой арабская сторона
широко пользовалась тем, что границы страны с ее арабскими соседями были вполне
проницаемы и для людей, и для оружия.
Нужно было искать связи. Нужно было разрешать
тысячи крючков и крючочков, от которых зависели решения по поводу Палестины.
И оказалось, что Абба Эбан очень подходит для
такого рода работы. Приятный человек, легко находящий контакты, он оказался
очень хорош в переговорах. C французами, например – он говорил на их языке, и
не только в буквальном смысле слова. Он ценил «…галльское остроумие…», и сам был не прочь щегольнуть
остротой, которую потом повторяли.
Например, когда ему кто-то сказал, что не следует
так уж обижаться на плохие манеры Бевина, потому что, в конце концов, он
человек, который выбился из низов, и сам себя создал «…self-made man…» Эбан ответил:
«…создав сам
себя, Бевин освободил Господа от тяжелой ответственности…».
Вопреки легенде, беседы Эбана с Громыко проходили
не на русском. Это была прерогатива Шарета – это он говорил с Громыко без
переводчика. Примерно так же проходили и беседы их заместителей – Семена
Царапкина и Элияху Эпштейна.
Замечательный оратор, Эбан умудрился оставаться в «команде»
Бен Гуриона – и тем не менее не поссориться с отстраненным от дел Хаимом
Вейцманом, что было сделано в немалой степени стараниями Бен Гуриона.
Во всяком случае, речи он писал и для Вейцмана, и
для Шарета.
Первого мая 1948 года Эбан произнес свою первую
речь в ООН. Она была написана им для Моше Шарета накануне, 30 апреля – и Шарет
нашел, что она так хороша, что и произнесена должна быть ее автором.
Британский мандат на управление Палестиной истекал
15 мая 1948 года. Американцы предлагали ввести в Палестине «...специальный режим опеки...», что
автоматически снимало вопрос о провозглашении еврейского государства. Речь
Эбана как раз и была направлена против американского предложения. Она оказалась
успешной.
Президент Трумэн в последнюю минуту велел своему Государственному Департаменту снять предложение об опеке.
(продолжение следует)
Приложения:
ПРЕМЬЕР-МИНИСТРЫ ИЗРАИЛЯ:
1. Давид Бен Гурион, 1948-1954, от партии Мапай.
2. Моше Шаретт, 1954-1955, от партии Мапай.
3. Давид Бен Гурион, 1955-1963, от партии Мапай.
4. Леви Эшкол, 1963-1969, от партии Мапай.
5. Голда Меир, 1969-1974, от партии Авода.
6. Ицхак Рабин, 1974-1977, от партии Авода.
7. Менахем Бегин, 1977-1983, от партии Ликуд.
8. Ицхак Шамир, 1983-1984, от партии Ликуд.
9. Шимон Перес, 1984-1986, от партии Авода.
10. Ицхак Шамир, 1986-1982, от партии Ликуд.
11. Ицхак Рабин, 1992-1995, от партии Авода.
12. Шимон Перес, 1995-1996, от партии Авода.
13. Беньямин Натаниягу, 1996-1999, от партии Ликуд.
14. Эхуд Барак, 1999-2001, от партии Авода.
15. Ариэль Шарон, 2001-2005, от партии Ликуд.
16. Ариэль Шарон, 2005-2006, от партии Кадима.
17. Эхуд Ольмерт, 2006-2009, от партии Кадима.
18. Беньямин Натаниягу, 2009-, от партии Ликуд.
МИНИСТРЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ:
1. Моше Шаретт (Шерток), министр, с 1948 по 1956. Годы жизни: 1894-1965.
2. Голда Меир, министр, с 1956 по 1966. Годы жизни: 1898-1978.
3. Абба Эбан, министр, c 1966 по 1974. Годы жизни: 1915-2002.
4. Игал Аллон, министр, с 1974 по 1977. Годы
жизни: 1918-1980.
5. Моше Даян, министр, с 1977 по 1979. Годы жизни: 1915-1981.
6. Менахем Бегин, министр, с 1979 по 1980. Годы
жизни: 1923-1992
7. Ицхак Шамир, министр, с 1980 по 1986. Годы жизни: 1915-
8. Шимон Перес, министр, с 1986 по 1988. Годы жизни: 1923-
9. Моше Аренс министр, с 1988 по 1990. Годы жизни: 1925-
10. Дaвид Леви, министр, с
1990 по 1992. Годы жизни: 1937-
11. Шимон Перес, министр, с 1992 по 1995. Годы жизни: 1923-
12. Йосси Бейлин, министр, с 1995 (июль) по 1995(ноябрь). Годы жизни: 1948-
13. Эхуд Барак (Брог), министр, с 1995 по 1996. Годы жизни: 1942-
14. Дaвид Леви, министр, с
1996 по 1998. Годы жизни: 1937-
15. Биньямин Нетаньяху, министр, с 1998 (январь) по 1998(октябрь). Годы жизни:
1949-
16. Ариэль Шарон, министр, с 1998 по 1999. Годы жизни: 1928-
17. Дaвид Леви, министр, с
1999 по 2000. Годы жизни: 1937-
18. Эхуд Барак (Брог), и.о. министрa, с 2000 (4 авг.) по 2000 (10 авг.). Годы жизни: 1942-
19. Шломо Бен-Амин, и.о. министрa, с 2000 (август) по 2000 (ноябрь). Годы жизни: 1943-
20. Шломо Бен-Амин, министр, с 2000 по 2001. Годы жизни: 1943-
21. Шимон Перес, министр, с 2001 по 2002. Годы жизни: 1923-
22. Ариэль Шарон, министр, с 2002 (2 ноябрь) по 2002 (6 ноябрь). Годы жизни:
1928-
23. Биньямин Нетаньяху, министр, с 2002 по 2003. Годы жизни: 1949-
24. Сильван Шалом, министр, с 2003 по 2006. Годы жизни: 1958-
25. Ципи Ливни, и.о министрa, с 2006 (январь) по 2006 (май). Годы жизни: 1958-
26. Ципи Ливни, министр, с 2006 по 2009. Годы жизни: 1958-
27. Авигдор Либерман, министр, с 2009. Годы жизни: 1958-
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2168
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer9/Tenenbaum1.php - to PDF file
Комментарии:
Михаил
Воронеж, Россия - at 2009-05-20 04:19:19 EDT
Очень интересный материал!
Ждем продолжения
Юный следопыт - Вайсбергу
- at 2009-05-19 11:56:12 EDT
Владимир Вайсберг
Кельн, - Tuesday, May 19, 2009 at 10:24:45 (EDT)
Ваши нападки на г.Тененбаума совершенно не по существу и свидетельствуют лишь, как мне кажется, о мелком, простите,мстительном злопыхательстве, не достойным человека образованного, следующего религиозной морали.
Приведенные Вами эпизоды, называемые Вами "вставками", в отличие от Вас мне не кажутся избыточными, не относящимися к теме. Напротив, они вполне уместны и замечательно вписываются в контекст повествования, читаются с интересом, как, впрочем, и вся, опубликованная его часть.
Я не знаю, компиляция это или не компиляция, для меня это и, смею надеяться, для большинства читателей, не играет никакой роли. Это информативно, познавательно, живо, расширяет наши знания о предмете (субъекте) повествования, без необходимости лезть в источники, опубликованные тем более "не на нашем" языке. Я не испытываю пиетета к г.Тененбауму. Его категорические суждения в дискуссиях и характеристики оппонентов вызывают у меня, порою, отторжение, но его публикации всегда вызывают неподдельный интерес и чувство благодарности автору за его труд.
Б.Тененбаум-В.Вайсбергу :)
- at 2009-05-19 10:58:17 EDT
"Hикакого отношения к теме статьи" - очень тонко подмечено. Понятное дело - поскольку я плагиатор и компилятор, то вот, стараюсь впихнуть какую-нибудь несуразицу, чтобы в плагиате все-таки не сразу уличили. Именно поэтому "... cтатья, вообще, перегружена авторскими вставками, отношения к делу не имeющими ...". Hапишите то же самое - но лучше меня, с тем, что к делу относится. И изложите это стихами.
Coздайте "... СТИХОТВОРНОЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ, которое задевает не только наш интеллект и наше мировоззрение, но которое должно действовать на наши чувства, вызывать их, усиливать их и развивать их ...".
Уверяю вас - мой интеллект вы задели даже прозой :)
Владимир Вайсберг
Кельн, - at 2009-05-19 10:24:44 EDT
Следующие цитаты из статьи вызывают мысли об отсутствии у ее автора навыков к самостоятельному творчеству. Пока пересказывается автобиография героя - все в порядке.
Как только авторский текст: либо несуразица, либо никакого отношения к теме статьи. Судите сами:
"Из вышесказанного можно сделать два вывода. Первый состоит в том, что англичане все-таки – разумные люди, и здравый смысл в конце концов берет свое даже в узких рамках их военной бюрократии.
Второй, пожалуй, посложнее, и кратко может быть выражен так: пути взаимодействия между английским обществом и английским еврейством в то время были далеко не прямолинейны."
Обрщает на себя внимание: "все - таки разумные"- а кто англичан считал идиотами? Или "в те времена...взаимодействия не были прямолинейными"- а не в те времена?
Или, какое отношение к герою статьи имеет следующая душещипательная история?
"У А. Кестлера есть роман, «Воры в Ночи», где повествуется о Палестине в 1940 годах. Главным героем книги выступает английский еврей, о жизни которого в Англии мы узнаем немногое – видимо, он был небогат, но принадлежал к образованному сословию. Во всяком случае, говорил он на Oxford English, а, согласно Бернарду Шоу, «...классовая принадлежность в Англии определялась по фонетике...».
И в один прекрасный день герой книги Кестлера бросил все – и уехал в Палестину, «...строить еврейскую страну...».
Из Англии его выгнал некий эпизод: после непредвиденно случившейся загульной ночи дама его сердца, проснувшись с ним рядом, неожиданно обнаружила, что ее случайный любовник, оказывается, еврей – и велела ему убираться. Холодное отвращение, написанное у нее на лице, действительно выгнало его далеко – не только из ее постели, но и вообще из Англии"
Иль следующий пассаж:
"Европа была разорена и разрушена. В Лондоне переговоры шли в неотапливаемом здании министерства колоний. В Париже премьер Франции, встретившийся с Эбаном, должен был прикуривать от его спички – зажигалка премьера трижды подряд отказала."
Так бедна, что у французского премьера не было средств на нормальную зажигалку.
Статья, вообще, перегружена авторскими вставками, отношения к делу не имющими.
Чего только стоят истории про Асквита, мисс Стэнли и Монтегью, занимающие половину объема второго раздела?
Жаль, очень жаль... Больно уж тема благодарная
Б.Тененбаум-Онтарио :)
- at 2009-05-18 19:16:30 EDT
За комплимент - искренне признателен. Поверьте мне - "источник" комплимента мне приятнее даже его содержания :)
По поводу сестер - да, знаю. Об этом даже написано в XI главе:
-
Хаим Герцог - тoже бывший офицер британской армии, и даже родственник Эбанa - их жены, Сьюзи Эбан и Ора Герцог, были сестрами.
-
То-есть - появится в следующем номере :) Интрига же - с попыткой разобраться, зачем Эбану понадобилис две автобиографии - появится и того позднее, в главе XXVIII,
которая заканчивается такими словами:
-
“тень” в мемуарах не связана с раздражением плохими манерами Шимона Переса, влезающего со своими проектами в сферу ответственности МИДа. Kажется, что дело тут все-таки в чем-то другом.
-
Теперь, наведя на плетень достаточно тени, я надеюсь, что обеспечил ваш интерес к следующему выпуску "Заметок", где будет продолжение :)
Ontario14
- at 2009-05-18 18:33:11 EDT
Борис Маркович, в очередной раз :-) прочитав первую часть биографии Абы Эвена, остаюсь при своем мнении:
"ВАМ ДАНО"
Кстати, Вы знали, что Эвен и Х.Герцог были женаты на сестрах ?
Б.Тененбаум-Буквоеду :)
- at 2009-05-18 12:22:00 EDT
Вся интрига этой "компиляции" впереди :) K сожалению, я не смог вместиться в обьем, подходящий для публикации в одном номере - поэтому самое интересное, например, почему Эбан написал две биографии, сам себе ? И почему никто другой этого не делал ? И так далее :)
Буквоед - Б. Тененбауму
- at 2009-05-18 08:28:49 EDT
Уважаемый коллега! Очень понравилась Ваша "компиляция":)! О Громыко. Он всегда использовал переводчика, даже если знал язык: это давало Андрею Андреевичу дополнительное время на обдумывание ответа.
Б.Тененбаум
- at 2009-05-18 03:16:10 EDT
Имена и фамилии персонажей (в случае сомнения в их "русском" правописании) даны так, как они звучали бы по-английски, например: Эбан, Аллон, Шаретт - вместо Эвен, Алон, Шарет. Главными источниками к написанию данной статьи послужили обе автобиографии Аббы Эбана, обе были написаны им на английском, и поэтому есть смысл называть его именно так, как он называл в них сам себя.
Daniel Golshtein
Jerusalem, Israel - at 2009-05-18 03:00:03 EDT
не Эбан а Эвен - камень, по крайней мере, Аба Эвен, и никак по-другому, сложившийся неологизм того времени, кроме того - имя собственное.