О пользе русского языка
Рассказы
Содержание
Пять диалогов с Василием Васильевым
Пять диалогов с
Василием Васильевым
Предисловие
Однажды мне позвонил из Израиля мой друг Миша.
– Слушай, старик, – сказал он, – у меня к тебе
большая просьба. Мой московский партнёр по бизнесу хочет побывать в Америке. Он
уже везде был – и в Турции, и на Кипре, и в Израиле, а вот в Америке не был. Можно
тебя попросить встретить его, показать Нью-Йорк, ну и вообще провести с ним
время? Он классный мужик, тебе понравится. Его зовут Василий, фамилия Васильев.
Я ему про тебя много рассказывал. Насчёт жилья не беспокойся, он остановится в
гостинице, у него денег – куры не клюют. Ему главное – сопровождение, он ведь
по-английски ни бум-бум. Пожалуйста, старик, сделай мне такое одолжение. Это
очень важный партнёр.
– Миша, конечно! – сказал я с готовностью – Какие
могут быть разговоры? Твой друг – это мой друг. Когда он приезжает?..
Диалог первый
В аэропорту мы с Василием сразу узнали друг друга.
Я заранее знал, что он – классный парень, а его, наверняка, Миша
проинформировал, что я – классный парень, так что мы бросились в объятия друг к
другу, как люди, у которых много общего. Василий был светлоглазый блондин с
открытым, счастливым лицом человека, для которого в мире нет тайн. От него
исходил запах радости с лёгкой примесью запаха пота.
– Ну, давай, показывай свою Америку, – сказал он,
со всего маху хлопнув меня по спине, после чего мы сели в машину и понеслись на
запад, огибая Бруклин по кромке океана.
Первую половину пути Василий молчал, внимательно
изучая машины на дороге. Потом он сказал, нахмурившись:
– Почему этот мерс тебя обогнал?
– Наверно потому, что едет быстрее, чем я, – признался
я, не совсем поняв вопрос.
– А ты что, не можешь быстрее?
– Могу, – сказал я и, поддав газу, обогнал
мучивший Василия Мерседес.
– Ну вот, другое дело, – одобрил Василий. – А вон
ту, зелёную, можешь обогнать?
– Могу, – сказал я и обогнал зелёную.
– Да, медленно у вас ездят, – со вздохом сказал
Василий. Сразу видно – не русские люди. Ты что, быстрее не можешь?
– То есть, как это не могу? – сказал я, обидевшись
за своих соотечественников, и ещё прибавил газу.
Сзади раздался вой сирены, замигали красные огни. Василий
обернулся и, оценив ситуацию, доложил:
– За тобой менты гонятся. Давай, жми!
На этот раз я не послушал совета Василия. Я
перестроился вправо, остановился на обочине и открыл окно. Неспешно подошедший
полисмен, галантно откозырял и попросил документы. Не успел я достать бумажник,
как Василий вдруг навалился на мою сторону, вдавив меня в спинку сиденья, и
закричал в окно:
– Эй, начальник, кончай! Что ж мы, договориться не
можем?
Полицейский отпрянул и схватился за пистолет.
– Что он сказал? Вы обязаны говорить по-английски
в присутствии полиции!
Я, как мог, отпихнул Василия.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, офицер, – сказал я.
– Это – известный русский солист балета. Он только что с самолёта, и ещё не
научился говорить по-английски. Он сказал, что счастлив быть в Нью-Йорке и что
русский и американский народы должны жить в мире и дружбе.
– Сколько ему дать? Полста хватит? – сказал
Василий, запустив руку во внутренний карман. Я двинул его локтём под рёбра и
прошипел:
– Молчи, пока нас не арестовали!
– Во имя мира и дружбы можете ехать, – сказал
полицейский и снова откозырял. – Но советую соблюдать разрешенную скорость. Желаю
хорошо провести время в Нью-Йорке.
Я с облегчением вздохнул, и мы двинулись дальше.
– Что ж ты ему не дал? – укоризненно сказал
Василий.
– Нельзя.
– Почему нельзя? Могут засечь?
– Да нет, засекать некому.
– Тогда почему нельзя? У него что, семьи нет?
– Не полагается.
Василий пожал плечами и ничего не сказал.
Диалог второй
На следующий день я пригласил Василия к себе домой.
Василий внимательно осмотрел весь дом, а потом мы вышли во двор.
– Хороший у тебя двор, – сказал он одобрительно. –
Просторный. Тут можно ещё два таких дома построить.
– Построить-то можно, – согласился я. – Да кто ж
разрешит?
Василий театрально отступил назад и уставился не
меня, демонстрируя изумление на грани шока.
– Не хочешь ли ты сказать, что надо просить
чьего-то разрешения строить на своей земле?
– Конечно. Нужно разрешение города. Горсовета,
по-вашему.
– Не морочь мне голову, – сказал Василий. – Земля
твоя?
– Моя.
– И ты не можешь на ней делать, что хочешь?
– Могу, но не всё.
– Где же ваша знаменитая свобода?
Я застыдился, но попытался объяснить:
– Видишь, если каждый будет строить на своей земле
что хочет, тогда что получится? Я построю дом, сосед построит автомастерскую, а
другой сосед возьмёт и построит химзавод. Представляешь, во что тогда наш город
превратится?
– А тебе какое дело до города?
На этот раз я не нашёл, что ответить.
Диалог третий
На третий день Василий сказал.
– Слушай, своди меня в какой-нибудь хороший
магазин. Жена, понимаешь, заказов надавала, да и мне самому прибарахлиться не
помешает.
В магазине Василий долго примерял пиджаки и никак
не мог решить, какой ему больше подойдёт – синий в полоску или серый в клетку.
– Возьми оба, – посоветовал я. – Потом решишь,
какой оставить. А другой вернёшь.
– Куда вернёшь? – не понял Василий.
– В магазин, куда же ещё. В течение месяца имеешь
право.
– И они что, деньги отдадут?
– Конечно. Надо только чек предъявить.
– А как доказать, что пиджак мне не подходит?
– Не надо ничего доказывать.
– И отдадут все деньги?
– Отдадут.
– Во идиоты! – восхитился Василий.
Теперь не понял я:
– Почему идиоты?
– Гляди, – разъяснил Василий. – Я могу купить
пиджак, получить чек, отнести пиджак домой, и придти сюда опять с чеком. Правильно?
Здесь я возьму с вешалки другой такой же пиджак и сдам его. И получу деньги. Значит,
мой пиджак достанется мне бесплатно. Правильно?
– Наверно, – согласился я. – Мне в голову не
приходило. Может быть, кто-нибудь так и делает.
– Кто-нибудь? А почему все не могут?
– Наверно, не догадываются.
Василий сокрушённо покрутил головой и подытожил:
– Народ у вас, я смотрю, туповатый.
Диалог четвёртый
На четвёртый день мы с Василием гуляли по
Нью-Йорку. К концу дня мы забрели в Центральный парк и присели на скамейку
отдохнуть. Василий с интересом разглядывал разноцветную манхэттенскую толпу, в
которой заметную часть составляли дамы с собачками всех пород и размеров. Одной
рукой дама вела свою собаку, в другой держала пластиковый пакет и совок.
– Гляди, гляди! – вдруг зашептал Василий, хватая
меня за рукав. – Тётка собачье дерьмо в кошёлку собирает! Зачем оно ей? Огород
удобрять, что ли?
– Так полагается, – разъяснил я. – Хозяева должны
убирать за своими собаками.
– Вот это да! – удивился Василий. – Строгости тут
у вас! А что будет, если она это своё добро собачье не подберёт?
– Как что? Останется на земле.
– Я не про дерьмо, а про хозяйку. Что ей за это
будет?
– Не знаю, - сказал я. – Наверно, ничего не будет.
– Зачем она тогда подбирает?
– Так полагается.
Василий смачно выругался.
– Ну и страна у вас! Полагается – не полагается… Как
в тюрьме.
Диалог пятый
На пятый день Василий сказал:
– У вас здесь хорошо, ничего не скажешь. Но пора и
восвояси. У меня там бизнес. Дела не ждут.
Услышав это, я пригласил Василия к себе на
прощание отобедать по-холостяцки, поскольку жена была в отъезде.
Сначала мы, конечно, выпили светлого пива. Потом
мы выпили тёмного пива. Потом мы выпили водки и хорошо закусили. Василий
намекал на коньяк, но я объяснил ему, что коньяк надо пить после обеда. Потом
мы пообедали и выпили красного вина. А уж после обеда мы, конечно, выпили
коньячку.
Когда я убирал со стола, Василий заметил:
– Пустые бутылки, смотрю, не выбрасываешь. Вы тут
тоже посуду сдаёте?
– Сдаём. Её там на что-то такое перерабатывают. По-английски
это называется recycling. Как это
по-русски? Пере-цикляция, что ли?
– И сколько у вас дают за бутылку?
– Чего дают? – не понял я.
– Ну, сколько платят?
– Нисколько. За пустые бутылки не платят.
На этот раз не понял Василий:
– Как не платят? Зачем их тогда сдавать?
– Так полагается.
– А что тебе будет, если не сдашь?
– Ничего не будет.
– Так, – подвёл итог Василий. – Значит, и не
платят, и не наказывают. Тогда почему ты не можешь выбросить их в помойку?
– Могу.
– Почему не выбрасываешь?
– Не полагается. Чтоб не засорять землю.
– Ты мне не засоряй мозги! – рассердился Василий.
– Тебя что, директором земли назначили?
И, немного успокоившись, добавил:
– Да, порядки у вас тут…
Послесловие
Недели через две после отбытия Василия мне
позвонил мой друг Миша из Израиля.
– Старик, ты не представляешь, как я тебе
благодарен за Василия! – закричал он. – Он в восторге от своей поездки! Америка
ему понравилась, ты ему понравился, так что всё в порядке. Спасибо, старик!
Далее Миша рассказал, что вскоре после возвращения
Василий выступал на собрании общества русско-французской или какой-то ещё
дружбы с рассказом об Америке. Миша был в это время в Москве и присутствовал на
выступлении Василия.
– Народу собралось – тьма, заметил Миша. – Василий
там человек известный.
Василий рассказал собравшимся, как ему понравилась
Америка. Дороги у них хорошие, народ приветливый, на улицах чисто, в магазинах
всё дёшево, объяснил он.
– Единственное, что мне не понравилось, – сказал в
заключение Василий, – что там нет никакой свободы. За что не возьмись – то не
положено, это не положено. Прямо – как в зоне или в армии. Да куда уж дальше –
я сам видел, как они собачье дерьмо подбирают и к себе домой носят. Это что,
по-вашему, свобода? Или, может, это у них демократия так выражается?
Слова Василия были встречены долгими,
продолжительными аплодисментами.
Дамы и господа, позвольте вас спросить: ваш
ребёнок говорит по-русски? Подозреваю, что ваш ответ мне известен заранее:
– Ой, лучше не спрашивайте!
Я вам сочувствую. Я знаю, что это болезненный
вопрос. Дети иммигрантов не говорят на языке родителей. Не хотят говорить или не
могут говорить – кто их знает? Что поделаешь, их родной язык – английский. Самый
родной. Роднее некуда.
Впрочем, не все родители от этого страдают. Многим
всё равно. Некоторые даже гордятся:
– Мой Джончик вообще по-русски не говорит! Только
по-английски!
Я знал родителей Джончика. Между собой они
говорили по-русски, но к своим детям обращались по-английски. Чтоб детям
понятнее было. И заодно – чтоб было, чем гордиться. Удивительно, но, как
выяснилось впоследствии, какой-то рудиментарный запас русских слов всё равно
оседал в незамутнённом сознании Джончика.
Всё это было давно. Тогда, во времена нашего
знакомства Джон только закончил колледж и нашёл свою первую работу в Канаде, в
городе Калгари. И там он впервые пожалел, что не научился от своих родителей
говорить по-русски. Вот как это случилось.
В 1988 году в Калгари проходила 15-я международная
зимняя олимпиада. Весь мир съехался в Канаду, чтобы прикоснуться к этому
знаменательному событию. Люди платили бешеные деньги за то, чтобы попасть на
стадион и посмотреть на лучших лыжников или конькобежцев мира. А Джону никуда
не надо было ехать: он был уже там, в гуще мировых свершений. Но, увы, денег у
него не было. Не только бешеных, но и самых обычных, банальных денег. И ему
было очень обидно, что он не увидит лучших лыжников и конькобежцев мира.
И тут Джончик проявил свою природную находчивость.
Он сообразил, что при таком страшном количестве иностранцев, собравшихся в
Калгари, им требуется такое же страшное количество переводчиков. Он пришёл в
административный офис олимпиады и предложил свои услуги в качестве
русско-английского переводчика.
Конечно, если бы его мама или папа узнали об этом,
они бы умерли от смеха. Но в олимпийском офисе людям было не до смеха. Им
позарез нужны были переводчики. К тому времени в Калгари было уже довольно
много иммигрантов их Советского Союза, которые прекрасно знали русский язык. Но
в олимпийском офисе этого не могли оценить. Они не понимали по-русски, зато
слышали, как плохо иммигранты говорят по-английски.
И они наняли Джончика, который замечательно
говорил по-английски. Они считали, что человек, который так хорошо говорит
по-английски, должен так же хорошо говорить по-русски. Они не знали, что его
недюжинный русский словарный запас был буквальным, то есть не превышал дюжины
слов.
Джончик был счастлив, не подозревая, на что его
обрекла собственная находчивость. Его прикомандировали к советской женской
команде то ли лыжниц или конькобежек. Эти доблестные атлетки почему-то часто
болели, а когда не болели, то ходили по магазинам. И у Джона не оставалось времени
смотреть олимпиаду. Он должен был их всегда сопровождать – или в больницу, или
в магазин.
Однажды у одной спортсменки начались какие-то
неприятности по женской линии. То ли преждевременное кровотечение, то ли,
наоборот, задержка. Поехал Джон с ней в больницу. Врач эту бедную спортсменку
осмотрел и спрашивает, разумеется, по-английски:
– Когда у вас последний раз была менструация?
Бедный Джон, конечно, понятия не имеет, как
выразить этот интимный вопрос по-русски. Он говорит:
– У тебя... это...
И хочет показать жестом, что именно. Но неудобно.
– У тебя, – говорит, – это... знаешь, что у тебя
бывает раз в месяц?
Спортсменка попалась догадливая.
– Знаю, – говорит. – Зарплата.
– Да, – говорит Джон, поскольку слова «зарплата»
он тоже не знает. – Это самое, – говорит. – Когда было?
Спортсменка, конечно, не понимает, почему врач её
зарплатой интересуется. Но начинает подозревать: не иначе, как заставят
платить. У них тут так – капитализм. И ей уже не до её женских проблем. Надо
ноги уносить. Она говорит:
– Зарплату нам в этом месяце ещё не выдавали, так
что платить мне нечем. И вообще это неправильно – брать с людей деньги за
лечение. У нас вот, при социализме, нет такого безобразия. У нас медицина
совершенно бесплатная.
Из всего этого Джончик понял только два слова –
«социализм» и «нет». Он напряг воображение и перевёл так:
– У них при
социализме менструации не бывает.
Врач несколько удивился. Но он был человеком
либеральных взглядов, и заявление советской спортсменки ещё более укрепило его
убеждение в преимуществе социалистической системы.
Спортсменка, со своей стороны, была так напугана
перспективой платить, что её болезнь сразу прошла. На следующий день она уже
выступала на соревнованиях и показала хорошие результаты.
Но Джон этого не видел. Как раз в это время у
другой спортсменки заболел живот, и её тоже пришлось везти в больницу. Врач
теперь попался другой, но, как и прежний, задаёт вопросы. Мало того, что
по-английски, но ещё и совершенно неприличные вопросы:
– У вас, – говорит, – есть боли при испражнении?
Тут бедного Джона прямо потом прошибло. Откуда он
знает, как этакую гадость по-русски выразить? Помучился Джон с минуту и, в
конце концов, вспомнил одно русское слово, которое папа с мамой употребляли,
когда сердились друг на друга. Говорит:
– Тебе болит, когда говно идёт?
Спортсменка краснеет, но вопроса не понимает.
Откуда идёт? Куда идёт? И как оно вообще может ходить? А врач тут уже задаёт
следующий вопрос: нет ли у этой спортсменки жидкого стула? Поноса, попросту
говоря. Это врачу, может, попросту, а бедному Джону совсем не так просто
выразить такую коварную мысль по-русски. Он опять напряг воображение и говорит:
– Говно вода?
Спортсменка совсем сникла от этих паршивых
вопросов, но всё равно не понимает, чего от неё хотят. Тогда Джон пускается на
хитрость, и, манипулируя теми же двумя словами, ставит вопрос по-другому:
– Вода говно?
Спортсменка, наконец, думает, что поняла вопрос, и
говорит:
– Да, – говорит, – вода здесь действительно
неважная. Не иначе, как от неё все неприятности.
Джон, конечно, опять недопонял. Вернее, он ничего
не понял, кроме слова «да». Так он и перевёл. И, кроме того, ещё от себя
добавил, чтобы убедительнее звучало:
– Да, стул у неё никуда не годится. Смотреть не на
что. Прямо дерьмо какое-то, а не стул.
Я уж не знаю, какое лечение назначил доктор этой
пациентке на основании Джонова перевода, но она, как ни странно, вскоре
поправилась, порозовела лицом и вполне удачно выступила на соревнованиях, не
посрамив честь своей родины.
В магазинах Джон тоже, конечно, мучился с этими
надоедливыми спортсменками, но не так сильно, как в больнице. В магазинах он
приучил их, а заодно и сам научился выражать жестами такие тонкие понятия, как
размер, цена, цвет и даже оттенок. И они остались вполне довольны друг другом. Вернувшись
домой, спортсменки всем рассказывали, какой у них был красивый и высоко
квалифицированный переводчик-канадец.
А у Джона, представьте, от шока, вызванного этими
олимпийскими мучениями, проснулся интерес к языку своих родителей. Он начал с
того, что выучил, как по-русски будет «менструация», что, к его удивлению,
оказалось совсем не трудно. Это его воодушевило, и дело пошло дальше. Говорят,
теперь он заведует кафедрой русского языка то ли в Гарварде, то ли в Стэнфорде.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 3051
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer13/AMatlin1.php - to PDF file
Комментарии:
Майя
- at 2010-11-16 13:11:17 EDT
Вы, конечно, будете меня ругать и сомневаться в моём OBLICO MORALE,но мне рассказы понравились и при первом чтении, и при втором, я смеялась.
alex5161
Detroit, MI, USA - at 2010-11-16 12:53:20 EDT
Не понимаю, чего другим понравилось этих двух рассказах?!
Довольно банально, плосковато с юмором. На 3 из 5 где-то выходит.
У автора есть более интересные вещи: 2=1, - умнее и об´ективнее; "Мой бедный великий и могучий", "Герцман и Белинскер" - и все эти значительно юморнее!
А здесь - эти два персонажа из "5 диалогов" - плоские: первый - а-ля ново-русский жлоб, второй (автор) - какой-то недоумок.. (ничего из сказанного - к А.Матлину, персонально, ясно, что этот ´автор´ просто выбранный персонаж.)
Вот у таких ´русских´, как ´автор´ из 5-ти диалогов и растут такие дети, без русского, и заодно, без мозгов, как посильное для родителей наследие своему чаду!
Сам таких знаю, потому и говорю! Мой дети - только по-русски дома, и читат научились раньше чем в школе, и Пушкина и Крылова и Толстого и Достоевского читают на русском - надо быть дебилом, что бы отбирать у своего ребенка то, что у тебя есть и может быть переданно без усилий. (но, сорри, явно другая тема!!)
Соплеменник
Муравия - at 2009-08-13 03:14:02 EDT
"...Говорят, теперь он заведует кафедрой русского языка то ли в Гарварде, то ли в Стэнфорде...."
Как писал Паустовский, глупо, но похоже на правду.
Остальное еле тянет на троечку.
Imho
- at 2009-08-12 12:26:52 EDT
Блестяще!
M.N.
USA - at 2009-08-12 05:36:01 EDT
Первый рассказ хороший, антирусский. Просто "Борат" какой-то. А второй - так себе.
:)
Марк
- at 2009-08-12 05:10:34 EDT
Алекс
Тверия, Израиль - at 2009-08-12 04:54:57 EDT
Рассказы, в общем, ничего, даже местами смешные. Но при чем здесь "Заметки по еврейской истории"? или "Еврейская старина"?
Всё, над чем евреи смеются, есть часть еврейской истории. ИМХО.
Алекс
Тверия, Израиль - at 2009-08-12 04:54:57 EDT
Рассказы, в общем, ничего, даже местами смешные. Но при чем здесь "Заметки по еврейской истории"? или "Еврейская старина"?
Кашиш
- at 2009-08-04 10:18:59 EDT
Как засмеялся в начале рассказа, так и сидел с отвисшей челюстью, пока не дочитал до конца.Только тогда заметил, что сигарета выпала и на столе догорела... Вау!
Артур ШТИЛЬМАН
Нью Йорк, НЙ, США - at 2009-08-03 01:53:48 EDT
Надо же! Два брата, и оба такие талантливые!Как говорил знаменитый и незабвенный дирижёр Юрий Фёдорович Файер:"У меня вся семья такая! Все такие талантливые!" И правда!И не только у Файера!
Что сказать по существу? Замечательно! Блестяще написано! Лично я получил огромное удовольствие. Несогласные с этим мнения прошу серьёзно не воспринимать.А Джон особенно хорош!И знаете,очень жизненный тип! У меня был похожий ученик - я пытался учить его играть на скрипке, а ему казалось, что он колоссальный артист! И самое главное - он умел внушать это людям, правда в музыке ничего не понимавшим.Но тут литература, и всяк умеющий читать имеет своё мнение.Пусть имеет.Ещё раз - мне это доставило искренне удовольствие. Спасибо, г-н Матлин! Пишите ещё! Ваш искренне, бывший скрипач/не на крыше, а повыше!/
Матроскин :))))))))))))))))))))))))))))
- at 2009-08-02 04:55:09 EDT
БЛЕСК!!!
V-A
- at 2009-08-02 00:05:29 EDT
Какие-то уж очень утрированно-карикатурные персонажи,
Нежизненные.
Б.Тененбаум
- at 2009-08-01 19:28:09 EDT
Ну, что сказать - очень жизненно :)
Самуил
- at 2009-08-01 19:00:34 EDT
Ох, спасибо господин Матлин! Долго смеялся. 5+