Посвящена Узнику Сиона Шимону Хаиму Вайсу
(В этом рассказе привожу
выражения Шимона на идише - точно как они выражались им)
Заснеженным, завьюженным,
холодным февральским утром 1959 г., наш маленький сборный этап прибыл в
мордовский строгорежимный политический лагерь 385/10. Нас долго шмонали у
вахты; заставили раздеться, заглянули во все отверстия, вывернули наизнанку всю
нашу одежду и тшательно ощупали её, открыли мешки и чемоданы и долго рылись в
барахле. Искали запрещенную литературу и отняли для цензорской проверки пмсьма,
фотографии и вообще- всякую найденную у этапников письменность.
После шмона впустили нас,
основательно замерзших, в полупустую зону. Все на работе. К нам подошли лагерные ротозеи и осторожно
стали расспрашивать откуда этап и какие статьи. Узнав, что все мы политические,
отдалились. Шли слухи, что в каждом этапе КГБ вправляет в лагеря своих людей.
Ко мне, как то боком, вглядываясь в меня выпуклыми, воспаленными
глазами и готовый в любую минуту повернуться и исчезнуть, осторожно подошел
неряшливый зэк среднего роста с небритым рыжеватым лицом, одно ухо в ушанке поднято, второе
опущено, телогрейка замасленна до
блеска, ватные штаны растегнуты, а на ногах залатанные валеньки.
- Ди бист а ид? - Ты
еврей? Осторожно спросил он, стоя ко мне
боком, готовый немедленно
ретироваться.
- А цийойни? -Сионист?
- А эмесер цийойни? -
Настоящий сионист?
И услышав положительные
ответы, обнял меня, увел в свой барак и усадил у самой печки. Напоил горячим
сладким чаем, угостил припрятанными сухарями, и тут же предложил мне рассказать
о своем «деле», из чего оно состоит, и какой я получил срок.
***
Шимон родился в известной
ортодоксальной еврейской семье в городе Сэгет, в Венгрии. Окончил с отличием
знаменитую пресбургскую йешиву и раввинатский 3-х годичный семинар известного
гаона равва Гинзбурга, и, выдержав с отличием экзамены пятичленной комиссии высшего раввината
Венгрии, Румынии, и Чехословакии, получил официальное звание раввина. Шимон мог
отлично и обеспеченно устроиться: богатые ортодоксальные евреи охотились за
такими одаренными молодыми раввинами, с целью- женить их на своих подросших
дочерях, но, Шимон, следуя завету мудрецов- «не делай из Торы мотыгу чтоб
копать ею», решил не воспользоваться святой Торой и званием раввина, чтоб
заработать себе на жизнь.
Уступил Шимон только
настояниям гаона Гинзбурга, который обязал его поделиться своими отличными знаниями с учениками, и он
согласился работать преподавателем Танаха
и Талмуда в еврейских школах и йешиботах городов Венгрии, работая в каждой
школе по одному году.
Шимон также сотрудничал в нескольких журналах
по иудаике и его статьи всегда вызывали в среде религиозной интеллигенции живой
интерес и обширные отклики. Шимона приглашали выступать с лекциями на высших
учительских семинарах в нескольких столицах Европы, и он с готовностью
соглашался, и всегда выступал безвозмездно, отдав доходы в фонд нуждающимся
учителям. Слава о молодом учителе, мыслителе и толкователе иудаизма разошлась
по Европе.
Фешенебельная хасидская
свадьба Шимона на молодой дочери пресбургского раввина - гаона Бергсона,
состоялась летом 39 г., и присутствовали
на ней съехавшиеся венгерские и румынские известные рабаним, хасидим и
йешиботники - избранный цвет хасидисткого еврейства.
Семь старых почетных
хасидим удостоились чести прочитать под хупой каждый по одной из семи
благословений - «шева брахот», а гаон Гинсбург завершил трогательный, незабываемый,
ритуал под хупой.
И прежде чем садиться за
уставленными столами, присутствующие хасидим, блестя черными шелковыми
капотами, и рыжими штраймлых на головах, образовали большой круг, положили друг
другу руки на плечи, и устремив туманные, отрешенные взоры ввысь, в небеса,
пустились под громкие звуки клейзмеров в бесконечный хасидский степенный танец
годая - благодарения. Они благодарили Господа Б-га за трогательное душевное
веселье, за удачное сочетание молодой и новой хасидской семьи, и просили Б-га осчастливить
эту семью многими детишками и молили Его снизослать на грешную, сходящую с ума,
буйную землю - мир и благополучие, и уберечь от лиха и несчастья избранный Им
народ...
Дом Шимона по субботам был
открыт для многочисленных любителей божьего слова; его слушали с вожделением и,
уходя, желали ему мира, благополучия и семейного счастья.
***
Шимон часто вспоминал
подробности своей свадьбы, перечислял по именам именитых гостей, и, добавляя за
каждым именем - зихройне ливрухе - благословенной памяти - тихо плакал, когда же боль становилась невыносимой, он поднимал
ввысь воспаленные, заплаканные глаза, и с укором вопрошал:
- Рибойной шел ойлом-
фарвус? Фарвус кимт индз аза штруф? Фарвус гости эс цигелост? Сыз дох аш ин
порох геворен фын дем гонцен тайерен ойлем...
Создатель мира сего - за
что? Чем мы заслужили такую кару? Почему ты допустил такое? Ведь пепел и порох
только и остались от всего этого дорогого и благородного общества...
***
Наступила грозная война, а
с нею великое несчастье и бедствие еврейскому народу…
Шимон объезжал города и
местечки Венгрии и учил Танах и Талмуд в частных домах еврейских детей,
зарабатывая себе и семье на скудный хлеб. В 1942 г. Шимона мобилизовали на
работы по заготовке дров для казарм и через полгода отпустили, и он вернулся к
своему занятию - разъезжал и учил детей.
Когда же взрослые, втайне
от властей, собирались на урок талмуда, они всегда приглашали Шимона проводить
этот урок, что он исполнял с готовностью, объясняя философию и историю взглядов
еврейских мудрецов древности в свете грозных актуальных событий.
Он наблюдал также за
кашрутом, там, где ещё соблюдали его, и, научившись резать курей, стал, наряду
с работой разъезжающего меламеда, ещё и шойхетом. Женщины его называли- дер
блондер шойхет. Так протянул он время до немецкой оккупации Венгрии...
***
...В мае 1944 года,
очередной транспорт голодных и жаждущих евреев Венгрии, прибыл в Освенцим.
Сошедших с вагонов уставших и измученных людей, криками и дубинками выстроили в
длинную шеренгу на «площади селекций» и заставили двигаться навстречу своей
судьбы... Шимон и его семья, затиснутые в шеренге, медленно двигались вместе со
всеми.
Когда «ангел смерти»
Менгеле, принимавший «жидовский парад», как злобно шутили украино-польские
охранники с дубинками, заметил Шимона, он вызвал его из рядов, внимательно
осмотрел, и спросил – уверен ли он, что он еврей.
Перед Менгеле стоял
светловолосый, голубоглазый, с рыжеватой густой бородой, крепкого сложения
мужчина. Шимон ответил, что родители его, предки его, и весь его род происходят
из Давидова колена, и потому он настоящий иудей, и он очень гордится этим.
Менгеле подозвал охранника
и велел отводить Шимона прямо к Антону, и передать ему, чтоб тот немедленно поставил его работать на
выгрузку газовых камер…
***
Бригадир «санитаров»-
разгрузчиков газовой камеры - свирепый Антон - первым делом ощупал мышцы Шимона и смерил его презрительным, уничижающим
взглядом, и, посколько Шимон не в силах был отвести удивленных
глаз своих с лица злого, свирепого, страшного гоя, Антон стал бить его
по лицу - пощечины сыпались справа и слева, и, все больше свирепея, Антон сбил
его с ног и увесистым дрыном стал колотить по спине скрюченного от боли Шимона
пока тот не перестал реагировать. Тогда он велел обливать его водой из шланга
до тех пор пока не придет в себя.
- Это тебе, жидовская
морда, за то, чтобы ты никогда прямо на меня не смотрел своими белесыми наглыми
бельками. Понятно?
***
Когда Шимон впервые увидел
задушенных газом людей, их потрясающий, искаженный вид, и, среди сцепившихся в
агонии трупов, увидел свою жену в тесной обнимке со златоголовым сынишкой своим,
Шаулем, он громко, всем существом своим, изо всех сил, крикнул в пустые
небеса- «шма Исруэл...»- слушай
Израиль... (слова из молитвы) и свалился без сознания...
С тех пор на Шимона
навсегда опустилась черная, беспросветная, мара... Прежнего Шимона- учителя и
наставника- больше не стало. Новый Шимон был психически неуравновешенный
человек, страдающий и постоянно преследуемый страшными видениями... Все время
губы его шевелились в молитве, с уст не сходил Кадиш и слезы беспрестанно лились,
вел он себя странно, часто уединялся и всячески избегал общества «санитаров».
Много горя увидели его
светлые глаза за полгода работы по разгрузке газовой камеры, многих
единоверцев, отравленных газом, погрузив осторожно на тележку, перевез Шимон из
газовой камеры в ярко горящие печи Освенцима, особенно страдал он, когда увозил
на сожжение задушенных, синегубых, еврейских детишек. В каждом из них видел он сынишку своего - златоглавого
Шауля...
Много раз он пытался
скрыться в газовой камере, незаметно втиснувшись со всеми и забившись в дальний
угол, но, зорко следивший за ним свирепый Антон вытаскивал его из камеры,
избивал жестоко дрыном и приговаривал:
- Ты, брат, не торопись на
тот свет, работа ещё не закончена. Вот когда «санитарно обработаем» еще пару
миллионов твоих жидков, и земля наконец станет Judenrein, так и быть, я лично
тебя «санитарно обработаю». Обещаю тебе. И перекрестился...
***
Пятьсот тысяч(!) венгерских
евреев задушили газом и сожгли в печах Освенцима немецкие нацисты и их помощники
за шесть последних месяца 1944 года.., - пятьсот тысяч.
***
В январе 1945 года у ворот
освенцимского ада появилась колонна приземистых, зелено-грязных, запорошенных
снегом советских танков. Головной танк одним махом вышиб ворота ада. В лагерь
смерти осторожно, удивляясь и не веря увиденному, вошли красноармейцы,
спасатели…
Ужасные видения Освенцима
на всю жизнь врезались в память Шимона: будоражили, страшили, и пугали по
ночам.., и, когда перед глазами вставали газовая камера и смрадные печи, даже
запахи преследовали его, запахи горящих человеческих тел... Видения Освенцима
всегда маячили перед его взором, Шимон жил с ними, привык к ним и всегда
страдал от них. В выпуклых, когда-то голубых, глазах Шимона, затянутых красными
прожилками и всегда воспаленных, навсегда застыло отражение нескончаемого горя
галутного еврейства. Была в них какая-то детская беспомощность, страх и покорность, взывающие чувство жалости к
нему. Губы его всегда шевелились в
нескончаемой молитве.
***
После освобождения из
Освенцима Шимон поселился в городе Араде, в Трансильвании, и, по собственной
инициативе, открыл в пустующих еврейских домах школы для еврейских детей,
которых нацисты не успели «санитарно обработать». Он обучал детей Торе,
еврейской истории, ивриту, а, главное, азбуке сионизма - идее возрождения
древнего еврейского государства- Эрец Исраэль, и срочной необходимости
собирания туда уцелевших от уничтожения евреев, и, вообще - всех евреев мира.
Только в Освенциме Шимон
понял, что спасение евреев от гонений и уничтожения – в окончательном и
поголовном исходе из враждебного, убийственного галута, в воссоздании своего
суверенного государства, и в приобретении эффективной и мощной силы защиты
народа и государства –армии обороны. Он призывал детей стремиться без устали,
всеми силами, уехать в Эрец-Исраэль.
Он утверждал с упреком, что
виновны в катастрофе евреев те рабаним, которые, до катастрофы, рьяно выступали
и боролись против сионизма и репатриации евреев в Эрец Исраэль, вызвав этим
гнев Г-да Б-га и ужасную божью кару, от которой, почти весь народ погиб...
***
В 1947 году Шимона
арестовали румынские власти и тут же передали в руки смерша.
Его увезли в Москву и,
после длительных допросов, обвинили в «распространение антисоветской,
подрывной, религиозно-сионистской пропаганды», осудили к 15-ти годам заключения
в ИТЛ, и послали отбывать наказание в северные лагеря для работы в шахтах
редких металлов.
На каторжных работах в
шахтах здоровье Шимона надорвалось, давление крови повысилось, сахар в крови бушевал,
и сознание, переполненное видениями Освенцима, шаталось…
В 1956 году выездная Сессия
Верховного Совета ССР освободила Шимона Хаима Вайса от дальнейшего
отбывания наказания в ИТЛ «за отсутствием состава преступления».
Шимон уехал в Москву,
получил израильский паспорт и готовился уехать а Израиль, но решил немного
задержаться, чтобы хоть что-то сделать для поддержания «тлеющего огонька
иудаизма и зарождающегося сионизма среди московских евреев».
Будучи постоянным
прихожанином в московских синагогах, Шимон роздал сотни брошюр, календарей,
альбомов, фотографий, значков и сувениров жадным ко всему израильскому,
советским евреям, с целью- «возрождения угнетенного и забытого еврейского
самосознания». Он знал, конечно, что подвергает себя опасности, но не мог
остановиться и продолжил работать на пользу своего народа и его страны и был
очень горд этим и счастлив. Он мстил за Освенцим.
В 1957 году Шимона Хаима
Вайса арестовало КГБ по обвинению в «распространении подрывной антисоветской
сионистской литературы и в преступных связях с иностранными агентами» и после
18-ти месячных утомительных допросов он был осужден областным судом гор. Москвы
по статье 58.10.2 к 8-ми годам лишения свободы в ИТЛ, и
отправлен в мордовский строго- режимный политический лагерь 385/10 .
Там мы и встретились с ним
в начале 1959 года, когда и я прибыл в этот лагерь.
***
Он поджидал меня у ворот
зоны почти ежедневно, угощал конфеткой, расспрашивал, как прошел рабочий день и
рассказывал мне прочитанные в газетах новости, а главное - что слышно «там», и
с гордостью сообщал, «как им набили морду, чтобы не совались», имея ввиду
очередную акцию возмездия израильских
спецсил, и сообщал, что об этом говорит мир и как реагирует печать
Союза.
По вечерам мы собирались в
нашем уголке, прозванном зэками «Паластинкой», и вели беседы, разумеется, все
больше об Израиле, о последних новостях и о наших перспективах когда-нибудь
уехать туда. Часто, по просьбе Шимона, когда на него «находило», мы пели
хасидские мотивы, по которым душа у Шимона исходила, и хазанутовские мелодии из
молитв Рош-Хашана и Йом-Кипур. Тут,
конечно, как самый молодой, я подключался петь соло перед поникшим и плачущим
Шимоном...
В лагере, на десятке,
только мне, наедине, не раз открывал Шимон свою страшную тайну, рассказывал, как
сильно страдал и мучился работой в газовой камере, особенно когда надо было
сперва разъединить сцепленных в предсмертной агонии удушенных газом людей,
затем укладывать их осторожно на тележки и затем отвозить в горящие ярким огнем
печи, где тела превращались в пепел... И все это под громкие крики свирепого
подгонялы Антона и его увесистого дрына. Он рассказывал подробности своей
«работы», исполнением которой он стыдился, видя в этом божье наказание, и
обливался горючими слезами. Плакал и я... Не ведал Шимон, что своими
реалистическими рассказами навсегда ранил мою душу... До сих пор плачу, видя
фильмы или читая о Холокосте...
Шимон никогда не пускался в
разговоры об иудаике, хоть и был очень интеллигентным человеком и обладал
обширными знаниями в иудаизме; не раз его вызывали на беседу, от которой он
увиливал, но когда ему особо докучали, приставая к нему с претензиями мол - «где был Бог?», у
него тут же увлажнялись глаза, и, ссылаясь на внезапную головную боль, уходил.
Я-то хорошо знал какие ассоциации вызывает у него вопрос «где был Бог?», но я,
дав слово Шимону, никому и никогда в лагере не рассказал о его освенцимском
трагическом несчастии...
Только в Израиле, когда
Шимона уже не было в живых, мы часто говорили с Каневским и Бродским об этой
ужасной шимонской трагедии, и приходили в ужас от одного разговора...
В 1973 г., по совету Моисея
Бродского, я обнародовал эту страшную трагическую историю нашего товарища
Шимона Вайса, написав и посвятив его памяти повесть «Шимон», появившейся в израильском журнале «Сион». А в 1978 г., по просьбе А. Штукаревича, посвятил «страницу
воспоминаний» памяти Шимона Вайса.
***
Однажды, на 'Паластинке', Шимон спросил меня, есть ли у меня родные в городе Араде, что
в Трансильвании. Я рассказал ему, что в этом городе с 1935 г. по 1949 г.
проживал мой старший брат Хаим-Лейб, который после окончания Вижницкой йешивы и
Бухарестских высших раввинатских семинаров получил в 1934 г. раввинатскую
степень и женился в 1935 г. на дочери знаменитого и очень богатого
ортодоксального еврея Г-а, и что брат и вся его семья уехали в 1949 году в
Израиль и проживают в городе Бней-Браке.
Услышав это, Шимон очень
разволновался: он метался в порыве чувств и пытался не иначе как стать на
колени предо мной, обнимал и целовал меня в лоб и, потрясенный вестью, вопрошал:
«Ты знаешь, кто такой Хаим-Лейб? Это же великий талмид-хахам.., его же знает
вся Европа.., и я имел честь не одну субботу гостить в его доме, в Араде.., и
ты его - брат ???» удивленно вопрошал он...
Долго Шимон не мог
успокоиться, и рассказам о семейных достоинствах и благородных качествах
братовой семьи не было конца... Он тут же спросил о нашей семье - откуда
родители и чем они занимались. Пришлось мне рассказать о своей семье и о её
достоинствах, которые уступали разве только в богатстве арадской семье моего
брата. Когда же Шимон услышал что сам старый вижницкий ребе был
шадханом-сватом- моего брата Хаима-Лейба с дочерью арадского знаменитого хасида
г-на Г-а, он совсем разошелся в едва
удержимом эмоциональном волнении...
С тех пор Шимон при встрече
целовал меня в лоб, отряхивал пылинки с моей рабочей куртки, приносил мне
нетронутые пайки хлеба, клянясь жизнью своей, что это ему вернули долг, и мне с
большим трудом удавалось угомонить его и вернуть ему хлеб. Он обижался на меня,
целовал в лоб, произнося с особым, чуть ли
не святым голосом и чувством- « Хаим-Лейб-с бридер»...
***
Приехав в Израиль в 1965
году, Шимон разыскал моего брата и рассказал ему небылицы о «великом и
благородном» брате Мордехае, с которым он «имел честь…» и т.д.
***
В конце 1959 года
руководство ГУЛАГа предложило Шимону сокращение срока наказания и полное
освобождение из заключения взамен на
отказ Шимона от израильского гражданства и принятие им советского гражданства.
Состояние Шимона к этому
времени было очень скверным: больное, слабое сердце, постоянно повышенное
кровяное давление, неуправляемый, очень вредный, сахарный диабет, вспышки
помешательства- то тихого то буйного...
И этот человек, который
остался на всю жизнь пленником газового Освенцима, гонимый страшными видениями
удушенных газовых камер, который отработал в северных лагерях почти 10 лет,
который сидит в мордовском строго-режимном лагере уже 2 года, и которому
осталось сидеть ещё 6 долгих лет, этот
сломленный физически и духовно человек, будучи убежденным сионистом и гордым
евреем, в критическую минуту своей жизни - кто мог подумать - показал
героическую стойкость и мужество самопожертвователя, мартира...
Очень ему хотелось уйти на
свободу, очень. Он был убежден и верил, что на свободе он тут же выздоровеет от
всех своих болезней и невзгод.
Но отказаться от Израиля,
от обещанной еврейскому народу самим Творцом Вселенной Страны - от святого
Сиона? Отказаться от неприкосновенной национальной ценности, которая ценнее всех
благ и превыше всех идеалов? Отказаться от Эрец Исраел??? Ни в коем случае!!!
Он не поменяет свою выстраданную веру и мечту даже на собственную жизнь…
Шимон Хаим Вайс отказался
принять предложение ГУЛАГа, несмотря на то, что все ему советовали согласиться
и уйти на свободу...
***
Освободился Шимон в 1962
году (со слов узника Сиона Каневского), уехал в Бухару, женился на религиозной
женщине и уехал в Израиль в 1965 году. Шимон поселился в Бней-Браке.
Ежедневно, утром и вечером,
посещал Шимон синагогу, где усердно молился и громко, с нескрываемым упреком и
вызовом, читал кадиш, видя перед глазами удушенных газом людей, и, мысленно
упрекая Господа Бога за то, что допустил такое, что «закрыл лицо свое перед
своим народом».
В 1968 году (со слов Узника
Сиона Меира Каневского) Шимон Хаим Вайс – религиозный еврей, убежденный сионист и великомученик,
переживший Освенцим, в минуту отчаяния и душевного помешательства - покончил
жизнь самоубийством…
Многочисленные болезни
тела, а главное - ужасные и мучительные воспоминания, следовавшие неотступно за
ним и мучавшие его по ночам, мутившие его сознание и повергавшие его в
помешательство, наконец окончательно его сломили, и, не выдержав кошмара
видений и запаха, запаха горящих человеческих тел, он полез в петлю, порвав
этим актом насилия весь комплекс мучительной
связи с ужасным миром...
Да будет благословенна и
вечна его чистая и благородная память!
