Евгения
Соломоновна Фейгенберг – жена Николая Ивановича Ежова
В высшее общество ведут два основополагающих
пути. Мужской и, пусть простят меня эмансипированные дамы, женский.
При мужском, используя недюжинные деловые качества и благоприятствующую конъюнктуру человек оказывается вблизи властных структур, и обретает разнообразные возможности и многочисленные блага, которые прочим гражданам не доступны.
При женском все это можно получить в
результате удачного брака. Стать женой человека либо находящегося на пути к
высшим сферам. Либо уже пребывающего там.
В 1904 году в многодетной семье гомельского
ремесленника Израиля Фейгенберга родилась дочь Суламифь.
О её детстве и отрочестве
сколько-нибудь достоверных сведений нет.
Она где-то училась. То ли у семьи
нашлись средства. То ли, что более вероятно, новая власть предоставила
смышленой, не по годам развитой девочке такую возможность.
Во всяком случае, перебравшись вместе с первым мужем слесарем Хаютиным в Одессу, Суламифь смогла устроиться на работу в какое-то издательство. Там она свела знакомство с известными одесскими писателями, Катаевым, Олешей, Бабелем.
Судя по фотографиям и рассказам знавших её людей, Суламифь Хаютина, ставшая к тому времени Евгенией Соломоновной, была женщиной неординарной. Красивой, яркой, темпераментной. На неё обращали внимание.
Евгения Хаютина с приемной дочкой Наташей
Довольно быстро брак со слесарем
Хаютиным распался.
Место Хаютина занял некий Александр
Гладун. «Красный командир», как его именуют в справочных изданиях.
Александр Гладун был не только красным
командиром. Ещё он был журналистом и дипломатом.
Вместе с Гладуном Евгения Соломоновна
перебралась в Москву. Там она какое-то время работала в легендарной газете
«Гудок».
Возможно, в «Гудок» её устроили
одесские друзья, которые в ту пору с этой газетой активно сотрудничали.
Когда Гладуна с дипломатическим
поручением отправили в Германию, Евгения Соломоновна поехала с ним.
Они жили в Берлине. Евгения Соломоновна
работала машинисткой. Не то в посольстве. Не то в консульстве.
С Ежовым Евгения Соломоновна
познакомилась в Сочи. В одном из ведомственных санаториев.
Уже в Москве у них были какие-то
случайные встречи. Телефонные звонки.
Однажды Ежов преподнес Евгении Соломоновне золотой перстень старинной работы. И предложил стать его женой.
Николай Ежов
Внешне Ежов был далеко не мачо.
Низкорослый, почти карлик. Щуплый. Кривоногий. С
маловыразительным, лишенным сколько-нибудь заметной приятности лицом.
Но по сравнению с Гладуном; Гладун в ту
пору работал главным редактором, одной из столичных газет; был птицей куда
более высокого полета. Он совмещал две солидные должности.
Ежов был завкадрами ВСНХ и зав.
распредотделом ЦК ВКП (б).
И это решило дело. Евгения Соломоновна
оставила Гладуна. И вышла замуж за Ежова.
Произошло это в 1928 году.
Совместную жизнь Евгении Соломоновны и
Ежова можно, условно, разделить на две неравномерных части. До сентября 1936
года (в сентябре 1936 года Сталин прислал из Сочи телеграмму, в которой
потребовал «назначить тов. Ежова народным комиссаром внутренних дел»). И после этого.
Сталин и раньше продвигал Ежова. Он поставил
его во главе КПК.
С подачи Сталина в 1934 году на ХVII съезде партии Ежова избрали секретарем ЦК.
Высокие посты открывали неограниченный доступ
к разного рода распределителям.
И Евгения Соломоновна не преминула
воспользоваться этим.
Во время обыска в квартире Ежовых нашли пять
меховых шуб, больше сотни платьев, десятки кофточек и шляп. Картины, ковры,
украшения.
Ещё у себя на даче Евгения Соломоновна
завела павлинов. Осуществив тем самым, судя по всему, какие-то затаенные
детские мечтания.
По нынешним временам, это мелочь. Но в пору
повсеместно декларируемого братства и равенства. А также, говоря словами поэта,
«честной бедности», выходило за рамки. Даже самые снисходительные.
Московские сановные жены, дамы, в большинстве
своем степенные и зажатые, прозвали Евгению Соломоновну «стрекозой».
Во время официальных и полуофициальных встреч
и празднований она не в меру резвилась; и хотела, чтобы окружающие следовали её
примеру. Танцевали, пели, играли в какие-то общие игры.
Не желая, чтобы её рассматривали лишь как жену
высокопоставленного партийного функционера, Евгения Соломоновна занялась
журналистикой.
Её взял к себе В.И. Межлаук,
совмещавший ответственную работу в Госплане СССР и наркомате тяжелой промышленности
с редактированием, судя по всему номинальным, журнала «СССР на стройке».
И назначил своим заместителем.
Ещё, вслед за Лилей Брик и Зинаидой
Райх, женой Мейерхольда, Евгения Соломоновна завела у себя дома, что-то вроде
салона.
К ней приходили самые разные, но,
непременно, чем-то примечательные люди.
Бабель, Михоэлс, Утесов, Маршак,
Соболев, журналист Михаил Кольцов, издатели братья Урицкие, известный
ученый-полярник Отто Юльевич Шмидт и многие другие.
Нравы там, судя по воспоминаниям
очевидцев, были довольно свободные.
Ежов жене не препятствовал.
В ту, как пишут «вегетарианскую» пору
его жизни, Ежов, во всяком случае, внешне был достаточно уравновешен, и терпим
к людям.
Максим Горький прочувствованно, не
иначе как в ответ на какую-то любезность, говорил о Ежове, как о «чудесном
несгибаемом большевике».
И Надежда Мандельштам, и Лиля Брик,
которым пришлось столкнуться с Ежовым, тоже отзывались о нём, как о «довольно
приятном человеке».
У Лили Брик для этого были более чем
веские основания.
Именно Ежову Сталин поручил принять
меры по известному письму Лили Брик.
При активном участии Ежова (Ежов в ту
пору ведал оргвопросами), начертанный Сталиным на письме рескрипт, о том, что
«Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом
нашей советской эпохи», начали вбивать в литературные
и окололитературные головы.
Время от времени до Ежова доходили слухи о
многочисленных увлечениях его ветреной жены.
Он пенял её за это. Но Евгения Соломоновна
достаточно успешно оправдывалась.
Мол, все это наговоры и происки завистников.
В «любовниках» у Евгении Соломоновны ходили
многие.
Во всяком случае, так сплетничали в Москве.
Говорили, что нежные чувства к ней питал сам
Сталин.
С этим связывали гибель Чкалова, который тоже
не мог устоять перед чарами Евгении Соломоновны.
И Сталин распорядился устранить соперника.
Едва ли. Но само предположение, несмотря на
его очевидную нелепость, свидетельствовало о неотразимости Евгении Соломоновны.
Уж, ежели сам Сталин. Да ещё в купе с
Чкаловым…
Детей у Ежовых не было. В 1936 году они взяли
из детского дома четырехлетнюю девочку Наташу.
Девочка, как говорят, была неприглядная, «в
болячках»
Но она бросилась Евгении Соломоновне на шею с
криком «мамочка». И у той дрогнуло сердце.
Идея «Большого террора» принадлежала Сталину.
В стране не всё ладилось. Большие успехи на поверку, оказывались не менее
крупными провалами.
Было много недовольных. И Сталин решил
упредить. Показать наглядно, кто в доме хозяин.
Олицетворением террора стал Ежов.
В газетах писали о врагах, которых развелось
видимо-невидимо.
И о «железном наркоме» Ежове, с его «ежовыми
рукавицами».
Дабы поднять авторитет Ежова, ему первому из
чекистов присвоили звание маршала. Точнее, адекватный званию маршала воинский
чин.
Переименовали город Сулимов. Он стал
Ежово-Черкесском. (Современный Черкесск – В.Д.).
Те же, кому пришлось столкнуться с
Ежовым на деле, прозвали его «кровавым карликом».
В доселе тихом и неприметном Ежове
проснулась страсть к мучительству.
Ежову было мало общего руководства. Он
не выходил из пыточных камер, и лично участвовал в кровавых допросах.
Упиваясь своей неограниченной властью над
раздавленными пытками людьми.
Ещё Ежов стал не в меру пить и напропалую
развратничать. Проявляя при этом не только гетеросексуальные, но и, как говорили,
гомосексуальные наклонности.
Очевидно, выползли наружу глубоко спрятанные
комплексы. Тяжелый подкорковый конгломерат неотреагированных желаний и
поползновений.
Евгения Соломоновна знала об этом. Но
ничего сделать не могла.
Смирилась и принимала как должное.
Когда Сталин посчитал задачу
выполненной, и надобность в Ежове отпала, от него решили избавиться.
На одном из совещаний Сталин обозвал
Ежова мерзавцем.
После чего удалил из «органов». И
перевел, правда, не надолго на должность наркома водного транспорта.
В апреле 1939 года Ежов был арестован. 4 февраля 1940 года его расстреляли.
Ещё до увольнения на Ежова начали
собирать компромат.
Этим занялся Берия – заместитель Ежова
с октября 1938 года. И его будущий приемник.
В поисках доказательств наличия
компрометирующих связей и преступного нерадения Ежова, взялись за его жену.
С Евгенией Соломоновной велись какие-то
беседы. Бывшие сотрудники мужа пытались что-то выяснить. До чего-то докапывались.
Арестовали ее первых мужей, незаметного
слесаря Хаютина и бывшего «красного командира», а позднее дипломата и журналиста
Александра Гладуна.
Был арестован брат Евгении Соломоновны Илья
Фейгенберг.
В последствии все они были расстреляны.
В довершении всех бед Евгению Соломоновну
уличили в измене.
Пока ещё только мужу.
Следили, в общем-то, не за ней, а за писателем
Шолоховым.
С Шолоховым Евгению Соломоновну свёл Фадеев.
Он привел его в дом к Ежовым. Видно решил
познакомить провинциального собрата с хозяйкой модного столичного салона.
Потом они вместе обедали в ресторане гостиницы
«Националь».
На следующий день
Евгения Соломоновна пришла к Шолохову одна.
Зам начальника первого отделения 2-го
специального отдела НКВД лейтенант госбезопасности (Кузьмин) сообщал Берия:
– …Примерно в середине августа Шолохов снова
прибыл в Москву и остановился в той же гостинице (речь идет о гостинице
«Националь, в которой Шолохов, во время предыдущего приезда останавливался
вместе с семьей – В.Д.).
Так как было приказание в свободное от работы время включаться самостоятельно в номера гостиницы и при наличии интересного разговора принимать необходимые меры, стенографистка Королева включилась в номер Шолохова и, узнавши его по голосу, сообщила мне, нужно ли контролировать, Я сейчас же об этом доложил Алехину, который и распорядился продолжать контроль…
На второй день заступила на дежурство
стенографистка Юревич, застенографировав пребывание жены тов. Ежова у Шолохова. Контроль за номером Шолохова продолжался
еще свыше десяти дней, вплоть до его отъезда, и во время контроля была
зафиксирована интимная связь Шолохова с женой тов. Ежова.
Берия не преминул вручить копию стенограммы
Ежову.
Ежов, как показала во время следствия, бывшая
при этом подруга Евгении Соломоновны, то ли бросил в лицо Евгении Соломоновне
бумагу с записями, с криком:
– На, читай!
То ли отхлестал её по лицу бумагой.
Евгения Соломоновна запаниковала. Не столько
из-за амурных дел и очевидного провала. Сколько из-за изменившегося отношения
со стороны властей.
В бумагах Ежова нашли полную отчаяния
записку Евгении Соломоновны:
– Колюшенька! Очень тебя прошу,
настаиваю проверить всю мою жизнь, всю меня… Я не могу примириться с мыслью о
том, что меня подозревают в двурушничестве, в каких-то не содеянных
преступлениях.
Но от «Колюшеньки» толку было мало. От
него уже ничего не зависело.
И Евгения Соломоновна замкнулась.
У неё начисто пропал интерес к прежним
занятиям и увлечениям.
Появилась масса жалоб.
Ежов положил жену в Кремлевскую больницу.
Был установлен диагноз: «астено-депрессивное
состояние».
С этим диагнозом Евгению Соломоновну в октябре
1938 года поместили в подмосковный санаторий имени Воровского.
Не пробыв в санатории и месяца, 21 ноября 1938 года
Евгения Соломоновна покончила жизнь самоубийством.
В акте о «вскрытии тела» записано: «Труп женщины, 34 лет, среднего роста,
правильного телосложения, хорошего питания… Смерть наступила в результате
отравления люминалом».
Бытует версия, что в этот день её навестил муж с
большим букетом цветов.
Что, как полагают, было условленным сигналом.
Предупреждением о немедленном аресте.
Это всего лишь красивая легенда.
Дело в другом. Депрессия, особенно выраженная,
сама по себе предрасполагает к самоубийству.
Потом Евгения Соломоновна женщина умная и
хорошо осведомленная осознала, что её ждет. И приняла трудное решение.
В Сухановской тюрьме, пыточном филиале
известной Лефортовской, Ежов под давлением следствия признал себя виновным «в
изменческих шпионских связях» с разведками Польши, Германии, Англии и Японии.
Ещё Ежов повинился в том, что вместе с
женой и её «любовником» Бабелем планировал покушение на Сталина.
Он же, чтобы «замести следы», отравил
жену как ненужного и крайне опасного свидетеля.
Бабеля сочли шпионом, «агентом
иностранных разведок».
И Ежов, его нещадно пытали, подтвердил
это.
В деле с его слов записано:
– На основании моих личных наблюдений я подозреваю, что дело не обошлось
без шпионских связей моей жены с Бабелем, с которым она была знакома с 1925 года.
И моя жена пыталась скрыть от меня эту шпионскую связь.
Бабель знал Евгению Соломоновну ещё с
одесских времен.
Потом они встретились в Берлине.
– Я пригласил Гладун, – показал на следствии
Бабель, – покататься по городу в такси, убедил ее зайти ко мне в гостиницу. Там
произошло мое сближение с Гладун".
Так ли это было. Бог весть. Показания
из Бабеля выбивали.
Жена же Бабеля Антонина Николаевна
Пирожкова утверждала, что муж ходил к Ежовым из чисто профессионального интереса.
Он собирался написать роман о чекистах.
Бабеля расстреляли 27 января 1940 года (по
другим данным – 17 марта 1941-го).
Бабелю вменили, что:
– Будучи организационно связанным по
антисоветской деятельности с женой врага народа
Ежовой-Гладун-Хаютиной-Фейгенберг, последней Бабель был вовлечен в
антисоветскую деятельность, разделяя цели и задачи этой антисоветской организации,
в том числе и террористические акты… в отношении руководителей ВКП (б) и
Советского правительства.
Евгения Соломоновна, как жена наркома, была
похоронена на привилегированном Донском кладбище в Москве.
Ежов, судя по всему, лежит где-то рядом.
Его труп сожгли в крематории Донского
монастыря, а останки сбросили в безымянную яму.
Кровавая трагедия шекспировского замеса. И по
накалу страстей и по развязке.
Путь в высшее общество тех лет был
непредсказуем и чреват опасными последствиями.
В пресловутое высшее общество было
трудно попасть. Ещё труднее удержаться.
Трагическая судьба дочери гомельского ремесленника Израиля Фейгенберга, Евгении Соломоновны Фейгенберг-Хаютиной-Гладун-Ежовой подтверждает это.
Вам нужен недорогой, но комфортабельный отель? Тогда свис отель - это то, что вам нужно!
