Марк Азов
Говорят, никто не написал и не напишет всей правды о войне. Но ко мне это никак не относится. Правда вообще не мой жанр. Я рассказываю "майсы" – то есть забавные случаи. А на войне убивают. Причем изощренным способом, при помощи самых прогрессивных технических средств кромсают ваше тело, как на мясокомбинате. Не нахожу в этом ничего забавного. Лучше я расскажу вам, как Ицик Шрайбер проспал победу над Германией. Не подумайте, что в переносном смысле. Наоборот. Пока они там (Сталины, Черчилли) торговались, кому принимать от немцев капитуляцию, хлопцы уже где-то за Берлином набрели на винные погреба и уверенно утверждали, что там есть вино двухсотлетней выдержки. Пусть знатоки нас поправят, но мой Ицик не специалист, он просто подставил кружку. Ту самую песенную "железную кружку" из алюминия. И ему ее наполнили до краев. Триста граммов тягучей зеленой массы. И хотя Ицик не был былинным богатырем, весил не более пятидесяти двух кило с сапогами и каской, пить двухсотлетнее вино кружками не представлялось ему опасным занятием. Всего-навсего вино, компотик... А мы из таких кружечек, слава Б-гу, глотали "спиритус вини ректификата", порой запивая водичкой, а порой и нет...
Выпил и вырубился... И не знает, не помнит, как туда попал, но проснулся на телеге в обозе. Проснулся не от хорошей жизни, а от такой стрельбы, какой за все время на фронте не слышал. Естественно, скатился с воза и заполз в кювет, не успевши продрать глаза. А когда все-таки продрал, убедился, что все лупят в небо, кто из чего может: из автомата, карабина, пистолета, ракетницы. И земля под нами дрожит, и гильзы сыплются на шоссе.
Ну не жалеть же теперь патроны.
Кому они теперь могут понадобиться?
– Война кончилась!
– Конец войне!
– Все, ребята, теперь живы будем, не помрем!
И еще он увидел, что все машины и повозки украшены флагами либо просто красными лоскутами, и кумачовые ленты повозочные вплетают в хвосты и гривы лошадей. Прохромал мимо какой-то обозный солдатик:
– А ты что не радый, лейтенант?
Почему это он "не радый"? Наверно, потому, что на повозке, где он проспал Великую Победу, не было ничего красного, кроме красной рожи повозочного, который, должно быть, в усмерть насосался зеленого вина и до сих пор не очухался...
И как-то ему стало не по себе: у всех флаги, красные ленты, а он что – пальцем делан?
Должен сказать, что желание "быть как все" Ицику Шрайберу вообще-то не свойственно. Вплоть до наоборот. Он как раз из того анекдота: "Весь полк шагает не в ногу, один прапорщик в ногу". Ицик в свои тогдашние девятнадцать лет имел уже полный набор не подходящих для коллектива качеств: интеллигент, еврей и пишет декадентские стихи.
А тут... тут его как будто подменили. Он почувствовал, что ему ни мира, ни мамы не видать, пока на его возу, как на других возах, не будет хоть язычка, хоть лоскуточка красного. А где его взять? Они стояли на аккуратной немецкой бетонке, обсаженной яблоньками в белых чулочках. Война, поперхнувшись, не успела наделать бед в этой германской глубинке. Елочкой выстроились вдоль шоссе краснокрышие домики-близнецы. Одинаковые сетчатые ограды, одинаковые бордюрчики, цветочки и все травинки во дворах как из-под одной мамы.
Немецкий рабочий поселок – живет "подкупленный капиталом привилегированный рабочий класс". (У нас до войны в России дома стояли, как пьяные, "кто в лес, кто по дрова.) А тут... Интересно, как немец находит свой дом, если, скажем, натринькается шнапса в день получки? Впрочем, пусть у немца голова болит об этом, а русский солдат-победитель (в данном случае Ицик Шрайбер) может в любом немецком доме взять себе что-нибудь красное для флага Победы (если не над рейхстагом, то хотя бы над возом в обозе). Вот с такими умными мыслями Ицик заходит в первый попавшийся дом и шарит глазами по стенам, шкафам, полкам...
Орден висит в рамочке. "Дойче муттер" – немецкая мать. Значит, хозяйка этого дома нарожала фюреру солдат, а нам врагов аж под завязочку... Но лейтенанта это в данный момент не гребет. Вот если бы у хозяйки были красные трусики... Но ни трусиков, ни хозяйки...
И тут ему бросается в глаза то, что в каждом немецком доме входит в обязательный ассортимент, – красные перины. Громадная кровать – мы на таких укладывались вшестером поперек – на перинах спят и перинами укрываются. Но главное – они красные! И его рука, у головы не спрашивая, хватается за нож... Чем еще может поигрывать мальчик из порядочной, интеллигентной еврейской семьи с особым удовольствием на войне? Ну, конечно же, ножичком.
И так же, у головы не спрашивая, рука с ножом вспарывает немецкую перину. Зря, конечно: пух вспыхивает, как взрыв, и оседает на всем вокруг. Какая-то генетическая память из прочитанных книг тут же подсказывает слово: ПОГРОМ. Вот так же, врываясь в дома, погромщики вспарывали "жидовские перины". Теперь они с Ициком поменялись ролями. Может, оно и справедливо, но у Ицика была другая, куда более серьезная забота: как отодранный от перины лоскут очистить от пуха? Он оказался красным лишь с одной стороны, с внутренней стороны перины ткань была белой от густо налипшего пуха.
Но не выбрасывать же в день победы белый флаг! Шутите, братцы? И он, стоя в пуховых облаках, сам покрытый пухом, как птенец (а кто он был, если не желторотый птенец?), пытался ноготком сцарапывать пушинки, потом пальчиками снимать по одной и отбрасывать... Словом, вычерпывал море наперстком. Результат получился плачевным... Да и он уже, если и не плакал, то посапывал носом – это точно...
И вдруг Ицик Шрайбер обнаружил, что он в комнате не один. Тут же стоит, и, видимо, с самого начала тут стоял, хозяин – немец лет пятидесяти, еще не седой, с усами цвета латунных гильз, жесткий, прямой, как шомпол.
Добра Ицик в его глазах не прочитал, но и зла – тоже. Молчит и смотрит. Если бы он по-немецки заговорил, Ицик бы, скорей всего, не понял, а в глазах было просто русскими буквами написано: "У тебя, парень, руки не оттуда растут".
Если бы лейтенант Шрайбер этого не понял, он бы того немца, наверно, убил. Потому что в следующее мгновение немец протянул свои рыжие руки и отнял у Ицика его флаг...
Отобрал тот злосчастный лоскут и вышел. А лейтенант стоит и глазами хлопает.
Все-таки другой, не такой начитанный, этого дядю пристрелил бы, а он... Дождался. Немец возвращается с доской и небольшим деревянным чемоданчиком. В чемоданчике у него разные в отсеках инструменты, шурупы, гвоздики. На мальчишеский взгляд, очень даже интересно...
Лоскуток, оторванный Ициком с перины, дяденька распял на дощечках и аккуратно закрепил обойными гвоздиками. Потом стал доставать щеточки мал мала меньше, разной жесткости и последовательно, неуклонно счищать щеточками с красной тряпочки белый пух. У Ицика уже не хватало терпения, все, казалось – работа закончена, чего еще надо, но немец находил еще и еще какие-то микроскопические волоски...
Наконец он повыдергивал гвоздики, отшпилив "красное счастье" от доски. Ицик протянул было руку, но его "усатый нянь" не спешил отдавать.
Он выстругал палочку и тщательно отполировал ее "шкуркой". Потом к этому древку мельчайшими гвоздиками с помощью маленького молоточка прибил подвернутый лоскуток и торжественно вручил Ицику флажок. Смотрел он при этом, как строгий, но добрый папаша: мол, делай как я, и, может, из тебя еще выйдет со временем что-то путное... Хотя вряд ли.
А лейтенант, забыв про спасибо, вышел из этого немецкого дома, как юный пионер на "линейку", с флажком в руке.
...Израиль Яковлевич Шрайбер до сих пор не может понять, что это было. Не так ли деловито-аккуратно набивали рабочие дяди диванчики волосами наших сестер?
Когда разрешили отправлять из Германии посылки домой, мама Фрида получила посылку с немецким душистым мылом и выбросила на помойку.
– Это мыло из еврейских детей, – сказала она. Так что это было: конец войны?.. Но война не кончилась – и немец все равно враг, хотя он родился после того смертоубийства и сегодня в своей новой Германии завозит еврею-иммигранту свою старую мебель на квартиру. Доводы ума тут вообще ни при чем. У нас это не в головном, а, может быть, в спинном мозгу. Мы, евреи, пронизаны противостоянием до мозга костей. Парни, рисующие свастики на наших могилах, подливают масло в вечный огонь, исламский мир... (только на русском языке это называется миром!..) этот мир продолжает смертоубийство. И все-таки, что это было?
Они в те минуты забыли, что они враги. В тот момент в том немецком доме встретились не еврей и немец, а просто взрослый дядя и пацан. Будто спали и проснулись людьми.
Ах, если бы было возможно сказать тому мгновению: "Остановись!" Это был бы ВЕЛИКИЙ СТОП-КАДР – полная и окончательная победа человека над враждой.
К сожалению, так в жизни не бывает.
