У тех, кто возрастом постарше, наверняка в 1950-60
годах имя митрополита Николая Крутицкого и Коломенского было на слуху. Оно
часто мелькало в прессе, звучало на радио, и сам он появлялся нередко на
экранах телевизоров в высокой митре на голове и длинном церковном одеянии. Этот
человек вместе с высшим саном православных епископов нес на себе груз видного
общественного деятеля. Он был членом Всемирного Совета мира и осуществлял связи
с зарубежными конфессиями. К моменту, когда у меня состоялось с ним знакомство,
он успел побывать с миссией мира в 28 странах и прочитать массу страстных проповедей
и речей, призывавших к гуманизму, терпимости и добросердечию. Я это пишу с
полным основанием, поскольку читала сборник его речей, изданных в Москве. Он
обладал ораторским даром, и легко импровизировал. Его голос имел красивый
тембр. Правда, мне доводилось читать в одном из романов Эльзы Триоле о том, что
Николай, митрополит Крутицкий и Коломенский, ходит по Парижу с красными
крылышками. Это был намек то ли на прокоммунистическую его настроенность, то ли
на некую связь с КГБ, но тогда, когда мы с ним общались, ничего такого я не
знала, да это и не имело для меня никакого значения.
А познакомились мы с ним вот как. Я только окончила институт и
отдыхала в родительском доме после защиты дипломной работы. Через полтора
месяца мне предстояло приступить к работе инженера-метеоролога, а пока юная,
полная надежд и добрых предчувствий, я наслаждалась в родном Сухуми красотами
природы, видом ласкового моря, чудесным воздухом, напоенным терпкостью
приближающейся осени.
В ту пору на экранах
кинотеатров шел какой-то югославский фильм, название которого я позабыла, но
помню, что главную героиню звали Ханкой. Почему-то многие находили во мне
сходство с этой Ханкой, и помню даже, как однажды кто-то из незнакомых парней,
стоявших на улице, бросил мне вслед: "Ханка!"
Ну вот, иду я по пустынной
набережной этакой "Ханкой", молодая, в те времена стройная, в ярком
бело-красном платье с большим вырезом и развевающимися волосами и думаю о
чем-то своем. Жара уже спала, но для массовой прогулки горожан по набережной
время еще не наступило. Издали я увидела медленно идущую навстречу фигуру
старца. Он держался прямо, одет был в вельветовую темно-коричневую толстовку.
Мое внимание привлекло его необычное лицо, излучавшее доброту и свет. Может
быть, так казалось из-за того, что он был совершенно седовлас и седобород.
Когда мы поравнялись с ним, наши взгляды встретились, а когда прошли мимо друг
друга, какая-то магнетическая сила заставила меня оглянуться, и я увидела, что
старец тоже обернулся. Я немного смутилась и мысленно себя отругала за то, что
обернулась. Но лицо это мне запомнилось, хотя, безусловно, я бы забыла об этом
человеке, его мягком и одновременно глубоком и мудром взгляде. Так бы и было,
если бы не случайное совпадение в цепочке событий тех лет, которое
способствовало продолжению этой мимолетной встречи.
Как раз в то время в гости к
моим родителям из Ленинграда приехал отдыхать художник Семен Наумович
Городецкий. Он приезжал много лет подряд то с супругой и сыном (позже –
известным клоуном-лицедеем Робертом Городецким), то один, и целыми днями
пропадал на пляже, носился где-то с фотоаппаратом, несмотря на не молодой
возраст.
Однажды он мне говорит:
"Я вас хочу познакомить с очень интересным человеком". Когда я
спросила его: "С кем?" – он ответил, что с митрополитом Крутицким.
"А о чем я с ним буду говорить? Очень мне это надо!" – запротестовала
я.
- Вы себе не представляете,
что это за человек, - настаивал Городецкий.
Оказывается, художник был
давно знаком с митрополитом, который также ежегодно приезжал в одно и то же
время отдыхать в Сухуми. Словом он (Семен Наумович) меня уговорил. Он условился
с Николаем о дне и времени встречи. И вот мы идем с ним в гостиницу
"Абхазия", в 44-й номер, который неизменно освобождался к приезду
важной персоны. Стучимся в дверь. Она открывается – и на пороге я вижу того
самого старца, с которым переглянулась три дня назад.
Во дворе частного дома
грузинской семьи, с которой Митрополит был дружен
Для меня это было
неожиданностью. Видимо, и для хозяина – тоже. Он мягко улыбнулся и произнес:
- А ведь я вас видел три дня
назад на набережной и запомнил!
- И я вас видела… и
запомнила, - робко пролепетала я.
- Заходите, заходите!
Располагайтесь…
Мы уселись в мягкие кресла.
Завязалась беседа. В основном говорил художник Городецкий. Потом митрополит
взял со стола большую коробку с шоколадными конфетами и стал галантно угощать
меня. Когда он приблизил ее ко мне, я увидела в ней металлические щипчики, и
меня охватил ужас: я не знала, надо ли щипчиками ухватить конфету и отправить
прямо в рот, или следует ими пользоваться, чтобы только извлечь из коробки, а
потом переложить в руку и пальцами положить конфету в рот. Николай, мгновенно
поняв причину моего замешательства, первый взял руками конфету и, смеясь,
произнес: "Давайте по-простому, отбросим церемонии и щипчики!" Мне
самой стало смешно и легко от этого понимания ситуации…
Наш визит в тот раз длился
минут 30-40, но расставались мы друзьями. Митрополит взял с меня слово, что я
позвоню ему (он дал мне телефон) тогда, когда у меня будет время для прогулок.
А поскольку ему не с кем совершать ежедневный моцион, то он будет очень рад
видеть меня в своей компании – так было сказано им.
С художником Семеном
Наумовичем Городецким
Перед тем, как мы собрались с
Городецким уходить, митрополит произнес: "Разрешите мне сделать вам
маленький презент". Он ушел в другую комнату и вскоре вышел оттуда, зажав
что-то в руке. Потом он разжал кулак, и я увидела на ладони маленькую красную
горошину. "Это - индийский боб, - пояснил он. – Я недавно был на Цейлоне и
привез его оттуда. Тамошние женщины считают его талисманом. Дарю вам его на
память и надеюсь, что он принесет вам в жизни счастье". Потом он
продемонстрировал этот боб перед нами. Боб представлял собой вишневую полую
косточку, отполированную и покрытую красным лаком. А внутри косточки находились
двенадцать слоников из слоновой кости. У каждого на спине была попонка, а на
ней выгравирован рисунок. Митрополит Николай высыпал всех слоников из косточки
на стол, подал нам лупу, и мы стали их с восторгом разглядывать. Косточка, как
кувшинчик, закрывалась резной белой пробочкой из слоновой кости. Так что
слоники оттуда не вываливались. Очень много лет я берегла этот дорогой для меня
сувенир, но несколько
лет спустя его у меня
похитили, и я знаю, кто. Но это уже не имеет значения.
Прощаясь, митрополит обнял
меня по-отцовски или по-дедовски, мой лоб оказался на уровне его бороды, и я
была удивлена, насколько эта борода была мягкой и шелковистой…
…Признаться, я долго не
решалась позвонить, так как, с одной стороны, робела, мне казалось, что я
абсолютно не интересный собеседник для такого человека, а с другой стороны, его
простота, непринужденность общения, богатство и разносторонность знаний,
жизненного опыта очень привлекали. В конце концов, мое любопытство взяло верх, и
я позвонила.
- Куда же вы запропастились?
– спросил он в трубку, как только узнал, что звоню я. – Так мы сегодня гуляем,
- не то вопросительно, не то утвердительно произнес он.
- Да, да, - подтвердила я.
И вот мы гуляем по
набережной, потом садимся на парковую скамейку, и я поражаюсь, как легко
разговаривать с этим человеком, несмотря на большую разницу лет, различие в
образе мышления, характере занятий.
Разговор начался с детального
знакомства. Митрополит спрашивал у меня, что я окончила, где буду работать, кто
мои родители и так далее и тому подобное. Когда он узнал, что я окончила
одесский гидрометеорологический институт и собираюсь работать
инженером-синоптиком в сухумском аэропорту, он азартно воскликнул: "Ба-а!
Да мы с вами коллеги! Да будет вам известно, что на заре своей молодости я тоже
был синоптиком. А ну-ка, я вас сейчас проверю, как вы усвоили в институте все
премудрости? Скажите мне, пожалуйста, как называются вот эти облака?" – он
поднял голову к небу и указал пальцем на кучевые облака средней высоты. –
"Это «альта кумулюс»", - без запинки ответила я. – "Правильно, а
эти как называются?" – он показал рукой на другую часть неба, где были
тонким слоем раскинуты перистые когтевидные облака. – "Это «цирус унцинус»",
- опять без колебаний ответила я. – "Молодец!" – одобрил он.
Из нашей беседы я узнала, что
в миру его имя и фамилия - Ярушевич, Борис Дорофеевич. Родился он в январе1892
года, в Ковно, в семье священника. Он сказал мне, что окончил физико-математический,
а позже философский факультеты Московского университета. Позже, интересуясь его
биографией, я узнала, что он еще изучал юриспруденцию и медицину, причем,
одновременно учился и в Духовной Академии. Пострижен в монашество был еще в
1914 году, то есть в 22-летнем возрасте. Не женат – "не положено по
сану".
Вообще, это был очень
одаренный человек: в юности писал стихи, гимназию окончил с золотой медалью. Родители
его, несмотря на принадлежность к духовенству, посоветовали ему, перво-наперво,
получить хорошее светское образование.
До знакомства с митрополитом я
думала, что Крутицкий - его фамилия, а оказалось, что в Москве есть Крутицкое
подворье – ансамбль построек второй половины XVII века, являющийся городской
резиденцией митрополитов. Там сохранилась и церковь Успения (1685 г.). Теремок,
в котором живут митрополиты, очень красочен и наряден. А вот название
"Коломенский" я так и не прояснила для себя. То ли оно связано с
селом Коломенским в Московской области, где возведена церковь Вознесения (1532
г.), то ли с городом Коломной, где еще в XVII веке был воздвигнут Успенский
собор…
Во
время одной из прогулок
Наши беседы с Николаем Дорофеевичем были полны открытий для меня. Он интересно рассказывал об обычаях
разных стран, о том, что видел. Например, он рассказывал, как в Индии йоги
демонстрировали ему свои умения: глотали колотое стекло. Одного закопали при
нем в землю, а потом через длительное время раскопали, и он был жив и невредим.
Потом он описывал свои ощущения от вида ящериц, пауков и еще каких-то
невиданных существ, заползавших через открытое окно гостиничного номера в
Коломбо, на Цейлоне (ныне Шри-Ланка). «Я всю ночь не мог заснуть, - описывал он
мне свое состояние, - когда вдруг ощутил у себя на груди что-то холодное и
скользкое».
В свою очередь, я осмелела и
задавала ему вопросы, в основном, касающиеся религии. Его воззрения казались
мне вполне материалистическими, и я допытывалась, как он совмещает свои знания
о мире с идеализмом, верой в Бога, и как он объясняет наличие многих Богов – иудейского, христианского, мусульманского
и т.д.
- Вы, наверное, представляете
себе Бога в виде старичка с бородой и крылышками, сидящего на облаках? – задал
он мне вопрос. Признаюсь, он был не далек от истины. И он раскрыл передо мной
концепцию высшей разумной силы и своего понимания Бога. А насчет
"множества" Богов он мне объяснил так: "Подобно тому, как
жидкость, налитая в сосуд разной формы, принимает форму этих сосудов, так и
религия, имея единую суть, облечена в разные формы".
В другой раз, помнится, мы
беседовали о предрассудках, потом – об астрологии. Кто-то из Прибалтики прислал
ему письмо и просил его данные, чтобы составить гороскоп. "Не верю я во
все это", - сказал он.
Меня восхищали в этом
человеке умение быть естественным, его образованность и полнейшее безразличие к
тому, что я еврейка. Он был абсолютно чужд какому бы то ни было национализму
или шовинизму. И, конечно, я была в полнейшем восторге от его
"джентльменства", отеческой заботы. "Здесь ветер дует, вы
простудитесь", - говорил он и старался увести на защищенное от морского
бриза место. Позже, в воспоминаниях митрополита Никодима, я прочитала, что
Николай Крутицкий был дамским угодником, и это объяснило мне его предложение
составить ему компанию во время ежедневных прогулок.
Так завязалась наша дружба. Я
несколько раз выходила на встречу с ним и, видимо, помогала коротать отпуск.
Потом он уехал в Москву. И каково было мое удивление, когда к празднику
Октябрьской революции, 7 ноября я получила по почте коротенькое
письмецо-поздравление? "Сердечный, искренний, дружеский, праздничный
привет… пожелания здоровья и успехов в новой работе!" И подпись Н. Д. Кр.
Я тут же побежала на почту и послала ответную телеграмму (у меня был адрес). С
тех пор мы обменивались поздравлениями на все праздники. И я пригласила его на
свою свадьбу. Он тогда писал мне: "Всей душой поздравляю дорогую невесту,
желаю долгой счастливой жизни с избранником сердца. Служебные дела и отъезд на
конгресс, к сожалению, мешают принять участие в радостном торжестве". И
потом еще, кроме телеграмм, было письмо, а в нем такая фраза: "Спасибо за
память. И я хорошо и часто вспоминаю наши встречи. Храню и снимки…"
Николай Дорофеевич скончался 13
декабря 1961 года. Мы больше никогда не виделись, хотя он и продолжал в сентябре-октябре
приезжать в Сухуми. Но я уже там не жила. Однако всякий раз, будучи в Сухуми,
он звонил моим родителям, интересовался моей жизнью, передавал привет.
Гораздо позже я узнала и
другие подробности из его жизни. Среди них – высылка коммунистами в 1923 году в
Зыряновский край, и много другого интересного. А в мае 1945 года во главе с
Патриархом Алексеем он совершил паломничество на Святую землю. В 1960 году его
вынудили уйти в отставку, и он уехал в Сухуми, где прожил почти до смерти.
...Прошли годы, но образ
этого яркого человека живо встает передо мной. Общение с Николаем Крутицким
обогатило меня пониманием того, как духовно богатый, глубокий, образованный,
чуждый каких-либо предрассудков человек, в межличностных отношениях прост, и
всегда общечеловеческие ценности ставит выше национальных, конфессиональных и
других.
Сегодня, в нашем маленьком
Израиле растет противостояние между религиозной и нерелигиозной частями
населения, доходит до силовых разборок. Нам не хватает терпимости, взаимного
уважения, того, что должно быть неотъемлемой частью нашей еврейской культуры,
основой человеческого общения. Мне кажется, что пример священнослужителя, о
котором я рассказала здесь, весьма и весьма поучителен. А сама неординарность личности
крупнейшего иерарха православной церкви заслуживает того, чтобы вспомнить о
нем.
