Grajfer2
©"Заметки по еврейской истории"
Июнь  2005 года

 

За открытое общество!

Приглашение на первую встречу

Перевод с немецкого Эллы Грайфер

 

От переводчика

Не так давно газета "Вельт" отметила, что в Германии появился "самиздат" - да-да, так прямо русским словом и обозначено. Имеется в виду целая группа блогов, открыто и бескомпромиссно противопоставляющих себя "левому" мировоззрению, господствующему в СМИ. Тем, кто хотел бы познакомиться с ними поближе, рекомендую сетевой дневник "Die Achse des Guten".

Манифест "сторонников открытого общества" опубликован на соответствующем блоге под эпиграфом: "Эта молодежь, которая желает заново изобрести либерализм". Есть там два электронных адреса - Михаэля Хольмеса и Инго Вая (Michael Holmes und Ingo Way). Есть ли у этого текста еще авторы – сказать не берусь, но единомышленники у них имеются – провели уже в реале пару-другую встреч.

Текст показался мне интересным не только потому, что во многом я разделяю мнения его авторов, но и потому, что он достаточно полно описывает мировоззрение нынешнего европейского «мэйнстрима».

 

     Настоящим предлагаем всем заинтересованным лицам без всяких обязательств принять участие в первой встрече сторонников открытого общества. Что подразумевается под этими словами?

     Мы – пока что небольшая группа либералов, которые после с 11 сентября 2001 года постепенно разуверились в аксиомах левого мировоззрения. Мы – из тех, что, предвидя возрождение имперских амбиций, от начала опасались объединения Германии, из тех, что не забыли Освенцим, не клеймили Израиль, и постепенно (в конце концов – до полной несовместимости) интеллектуально и эмоционально разошлись со множеством левых течений, которым симпатизировали в юности.

     Нам опротивела ложь левых, их интеллектуальный диктат, неприятие современного общества и личной свободы, постоянное оперирование недоказанными фактами, воспитательная работа по методу «Лешенька, Лешенька, сделай одолжение» в качестве основного средства борьбы против исламского террора, «антисексизм», культивирующий враждебность к мужчинам, их стремление всех и каждого учить, как себя вести, в т.ч. в самые интимные моменты жизни, пустые фразы их склеротического жаргона, морализация любой дискуссии, риторические трюки для переключения практических вопросов в плоскость идеологии и нравственности, (причем, «левизна» является единственным критерием истины!), узколобая антинаучность, не позволяющая объяснять поведение человека с помощью антропологии и естественных наук, а у самых продвинутых – еще и романтическое пренебрежение трудом: работать не желаем, оставим одно потребление! И ежели осмелится кто спросить, как же вы, в индустриальном-то обществе, без работы прожить сумеете, в ответ услышит, что с позиции «критической» скатился на «реальнополитическую» и не может, стало быть, больше считаться «левым».

     Ответ на такой вопрос был бы прямым нарушением табу «запрета на изображения». Это понятие из Критической Теории для того и заимствовано, чтоб никто задуматься не посмел, как на самом-то деле выглядят предлагаемые альтернативы существующему порядку вещей. Ведь по их утверждениям коммунизм - это вовсе не то, что было в странах Восточного Блока, это что-то совсем-совсем другое, но вот что именно... «запрет на изображения» сказать не велит. И шаги какие-нибудь конкретные предпринимать не приведи Господи, чтоб в грех «реальной политики» ненароком не впасть. Коммунизм дозволено определять только негативно: не будет при нем все продаваться и все покупаться, ни работы не будет, ни депрессии – по вкусу добавляется также уничтожение буржуазной личности, классов или гетеросексуальных отношений.

     Однако же, «реальный социализм» Восточного Блока критиковать дозволяется только за то, что не до конца избавился он от «буржуазных категорий», недостаточно был коммунистическим. А все преступления, что в тех государствах совершены, вызваны, оказывается, отступлениями от единоспасающего учения, так что и их с полным правом на счет капитализма записать можно. Все ужасы ГУЛАГа – всего лишь ускоренная капиталистическая модернизация, навязанная Советскому Союзу холодной войной, гонкой вооружений, и т.д. и т.п. И Сталин, при всем при том, был все же антифашистом...

     Невозможно уже не замечать, что за подобной «критикой капитализма» скрывается огульная критика современного общества, которая рано или поздно, независимо от личных намерений, обязательно приведет к антиамериканизму и антисемитизму. Прошли те времена, когда мы верили, что до проблемы этой у левых просто руки не доходят. Волей-неволей обратившись к выяснению «структуры и функции антисемитизма», сообразили мы, хоть и не сразу, что не годится он для лишней строчки в списке грехов капитала, каким обычно завершались наши листовки, не пройдет как довесочек к привычной «триаде угнетения» (расизм, сексизм, эксплуатация). После разговоров о загрязнении среды, о бедности Третьего Мира и о милитаризме – о юдофобии пару слов – больше нам и не надо было, чтоб обрести блаженство на материнском лоне левизны.

     Слава Богу – вышло иначе. Выясняя, «что есть германское» (Иоахим Брун), т.е. что именно было предпосылкой Холокоста, мы заострили «оружие критики» и обнаружили, что и старым товарищам спуску давать не имеем права. Оказалось, что всех оттенков левые антисемитизм понять не способны, потому что направлен он не против слабых, а против тех, кого все левые движения отторгали, причисляя их к сильным, к «господствующим», т.е. к своим естественным врагам. Еврею антисемиты приписывают подрыв морали древних культур посредством алчности, роскоши, денег и власти.

     В отличие от расизма антисемитизм направлен не против культур «недоразвитых», а против высокоразвитой, стремящейся (как полагают они) к мировому господству, «еврейской» культуры империалистического либерализма. Не к оборванцам из низших классов ненависть, а к спекулянтам и ростовщикам, биржевым акулам и «высшим десяти тысячам». Таинственная угроза не из африканских джунглей исходит и не из загаженных пролетарских кабаков, а из сверкающих ущелий Великой Блудницы Манхэттена. Антисемитизм – скорее порождение своеобразного комплекса неполноценности, чем элитарного чувства превосходства. Не глупым или отсталым считает еврея антисемит, а наоборот – пронырливым, заносчивым, ловким.

     И с этих пор – кто бы ни попал под наш прицел: антиимпериалист, антиглобалист, пацифист или феминистка – уже не трудно было в нем распознать очередную омерзительную голову все той же гигантской гидры антилиберализма. Лишь только удавалось отсечь одну, как тотчас же... о ужас! вырастали две новых. Спор и конфликт меняют человека, иной раз даже прибавляют ума. Общение с левыми заставило нас понять, что, критикуя антилиберализм, волей-неволей приходится (не ограничиваясь, как прежде, пустословием насчет греховности общества, построенного на товарообмене, или отречением от старого мира) брать под защиту проклятую буржуазную цивилизацию. Хотя бы ее потенциал. Хотя бы ее возможности. Так постепенно научились мы ценить Запад. Сперва неуверенно, с оглядкой, но с каждым проблеском разума воодушевление наше возрастало.

     Следующей проблемой было объяснить, как это мы, коммунисты, боремся за либерализм, мы, враги государства, отстаиваем Израиль, мы, противники капитализма, одобряем американские военные экспедиции. Объяснить это было непросто. Но к счастью, к тому времени великий наставник Адорно успел уже обучить нас диалектике. Капитализм (изо всех сил втолковывали мы левакам) – это же установка на личное счастье, на индивидуализм и гедонизм:

     «Мой секс, наркотики и рок, не ваши, ё-моё, заботы» (Jane’s Addiction)

     Но с другой стороны, к сожалению, нельзя забывать и о внутренней противоречивости системы, о том, как идеология Просвещения обращается в свою противоположность, как снова и снова возвращается варварство, как производство из источника удовлетворения потребностей превращается в возбудитель покупательной способности. Да, иллюзорно нынешнее счастье, в лучшем случае оно лишь предвкушение чего-то «совершенно иного». И даже сам антилиберализм происходит, разумеется (нет невозможного для диалектики!) от либерализма.1
     Мы будем не просто продолжать борьбу против государства и капитала, но поведем ее последовательнее, радикальнее и тверже, чем когда-либо.

     Итак, уличив всех окружающих революционеров в реакционности, единственными настоящими революционерами оказались мы сами. У нас появилась манера подхватывать и со снисходительным одобрением цитировать свободолюбивые мысли либеральной школы. О, как мы были проницательны! Ведь либералы – сами того не ведая – своей борьбой создавали условия для будущей победы коммунизма. Не ставя себе такой цели – обеспечивали нам передышку, чтобы получше разобраться в мудреной ситуации и заново спланировать мировую революцию.

     Разочаровавшись в левых, мы отыскали новое чтиво: неоконсерваторы, Ханнес Штайн, Поппер и Хайек, Жан Амери и Имре Кертеш, Фридман и Пинкер, Смит и Милль. Мы глотали эту литературу, а она нас переваривала со всеми потрохами. Аргументы ее были просты и доходчивы, факты сами за себя говорили... нас послали в нокаут в первом же раунде. Красное знамя было заброшено в чулан, зато открылась ценность того, что скучным казалось на школьных уроках обществоведения (тогда мы пачкали парты исключительно анархистской символикой): конституция, разделение властей, свобода печати, силовые структуры под контролем гражданского общества, соразмерность наказания, презумпция невиновности, отделение религии от государства и разумеется, добрые старые права человека. И осознали мы, что для построения правильной теории общества проверка утверждений фактами, логика и вразумительная аргументация, а проще сказать – интеллектуальная честность и ясность, куда важнее, чем максимальное возбуждение нервной системы поэтическими образами, таинственное жонглирование понятиями или наимоднейшая завиральная идея.

     «Вы хотите услышанным быть сперва – но кому понятны ваши слова?
     Вы хотите свободы от всяких оков – так зачем говорить языком рабов?» ((The Black Crowes)

     Померк свет утопии. Иссякли революционные надежды. Мы ощутили, что повзрослели, хоть это нас и не радовало. Мы... как бы это помягче сказать... не слишком верим в способность какой ни на есть революции свет вечности пролить в юдоль скорбей земных. Скорей уж придет Мессия и научит род человеческий любви, уважению и истинному гуманизму – а революция (на самом деле не что иное, как глобальная гражданская война с ее бесчисленными жертвами) тогда вовсе и не понадобится.

     Не то чтобы нам было на остальное наплевать. Борьба не кончена. Запад не совершенен. Не только потому, что ни одно существующее общество целиком и полностью либеральным назвать нельзя (было бы такое – мы бы давно уже туда переселились и забот бы не знали). Ни Европу, ни Америку, ни Австралию, ни даже, извините, Израиль. Не только потому, что за прогрессом следует реакция – вспомнить хоть такое тревожное явление как «холодный джихад», объявленный старушкой Европой Израилю и Америке - во всех Западных обществах прослеживается тенденция к ограничению свободы. Немцы до небес превозносят «социальное государство», призванное оградить их от всех превратностей судьбы и от беспощадного «американизированного» рынка труда, а в США вошло в моду при всякой неудаче, даже простой неприятности, даже просто замеченном дымке от сигареты немедленно искать виноватого, на которого можно все свалить.

     А впрочем, стремление приписать себе статус жертвы давно уже укоренилось и по эту сторону Атлантики. Его нетрудно расслышать в истерических воплях о сексуальном насилии, разглядеть за всяческими «антидискриминационными» постановлениями, обнаружить в разговорах об «опасности для здоровья» генной инженерии в продуктах питания, которыми ради прибыли пичкают народ гады-капиталисты. Представление о себе как о беспомощной жертве неких злых сил вкупе с бесчисленными каверзами и запретами политкорректности, именем гармонии или взаимного уважения воспрещающими поиски истины, подрывают свободу западного общества изнутри. Не удивительно, что по существу ему нечего возразить на морализаторские претензии мусульман и др. и пр.

     Мало того - все больше жителей Запада выходит на демонстрации в поддержку его врагов. Чем больше растет и крепнет экономика авторитарного Китая, чем быстрее прогрессирует ядерная программа Ирана, чем энергичнее орудуют во всем мире исламисты, тем громче раздаются на Западе призывы к безусловному уважению конфуцианской добродетели и мусульманского смирения, к отказу от претензии на универсальность западных ценностей. Тем слабее призывы к международной солидарности со студентами, воздвигшими на площади Тяньаньмэнь статую Свободы или на улицах Тегерана развернувшими американский флаг. Их поглотила тьма истории, а также не столь метафорическая тьма застенков. Тем временем в Берлине или Нью-Йорке их ровесники демонстрировали против Шарона и Буша плечом к плечу с ХАМАСом и антиглобалистами.

     И если б только левозамороченные, гормонально неуравновешенные юнцы... В некогда суверенной Испании «умиротворителей» взрывной волной приносит к власти, Михаэлю Муру вручают золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, а Арафат уносит в могилу свою Нобелевскую премию.

     Нет, нет, мы честно сознаемся, что даже если бы такого не бывало, если бы все внешние и внутренние враги либерализма внезапно открыли для себя доселе им неведомый феномен разума, при всем при том, во цвете и красе, не сможет никогда либерализм снять с человека тягость ноши жизни. Несовершенен Запад – ведь сам либерализм по структуре и сути своей противоречив и проблематичен. Либерализм есть перманентный кризис. Он сложен, спорен, обучить ему трудно, и предпосылки он содержит разнообразные. Простых решений не предлагает. В общем – соразмерен человеку, ибо человеческое существование было, есть и будет связано с кризисами.

     Нацизм, фашизм, религиозный фундаментализм и социалистический тоталитаризм, при всех различиях, имеют одну важную общую черту: Не приемлют они человека таким, как есть, а хотят переделать заново, чтоб был он совершенным: расово чистым, всегда готовым к героизму и самопожертвованию. Чтоб не было в нем ни эгоизма, ни жадности, ни глупости, ни подлости, ни агрессивности, ни сомнений, ни комплексов, ни лени. Чтоб не было случайного или подвластного коварству проклятого либидо. Вынь да положь им вот именно такого человека! А не согласен – так к их услугам и клевета, и оскорбления, и пытки, и казни. Извечная борьба абсолютного света и абсолютной тьмы, а прочее внимания не стоит. Ни одному фундаменталисту в голову не придет заняться проблемами уличного движения или динамикой инфляции в Канаде последнего десятилетия.

     Мы же открыто встаем на сторону современного общества – против коммунизма. Ни разу в жизни не встречали мы коммунизма, не антилиберального, не антизападного и не антисемитского, и непонятно, откуда берется надежда, такой найти. Современное общество не считаем мы лучшим из всех возможных миров, не закрываем глаза на голод, войну и эксплуатацию. Только вот подозрительны нам объяснения, которые всем этим феноменам дают леваки, и прежде всего - насчет вины Запада во всех бедах мирозданья: дескать, все в конечном итоге, сводится к эксплуататорской политике злых империалистов. Запад несет, конечно, свою долю ответственности за создавшееся положение, но это еще не причина обвинять его в отсутствии воды в любом кране.2

     Многое из того, в чем обвиняют Запад, (колониализм, рабство, детский труд) давно уже ушло в прошлое, а в свое время считалось нормой. Именно Западу принадлежит честь отмены этих порядков. Когда британцы были рабовладельцами, институт рабства существовал почти во всем мире. Когда же они повели против рабства борьбу, им пришлось не раз и не два слать войско в дальние страны – и это тоже часть истории Британской Империи.

     Мы настаиваем на международной солидарности в борьбе за предоставление каждому человеку того, чем обладаем мы на Западе: достаток, свобода и, хоть и не стопроцентная, но возможность, независимо от семейной или племенной принадлежности, быть кузнецом своего счастья. Мы – либералы, и верим в необходимость морали, добродетели и воспитания. Мы считаем, что для счастья в личной жизни необходим определенный минимум постоянства и верности, что в самом жарком споре следует сдерживать свою агрессивность и не запускать на всю катушку радио, когда соседу (с которым надлежит также вежливо здороваться на лестнице!) хочется спать. И еще мы считаем, что все обязаны, по мере сил, поддерживать и утешать стариков, больных и несчастных.

     Но мы считаем, что никакое правительство, никакая политика, ни повышение производительности труда, ни даже изменение производственных отношений, никакое массовое движение и никакое переворачивание света с ног на голову не в силах ни создать, ни сохранить мир, свободу, благосостояние, справедливость, радость и взаимную вежливость, покуда люди добровольно не согласятся на это. (Спасибо, месье Сартр!).

     Без добровольного сотрудничества дело не пойдет дальше наказания за самые отвратительные мерзости. Охота пуще неволи. Психушку, которой нередко кончают молодые наркоманы, считаем мы меньшим злом, чем смертная казнь, к которой приговаривают за травку в Таиланде. Пусть уж девицы лучше впадают в депрессию оттого, что дружок их не столь изыскан и прекрасен, как Брэд Питт, чем плясать от радости, удостоившись чести устлать душистыми алыми цветами дорогу под сапогами самого великого Ким Чон Иля. Мы не приемлем мировой скорби левых, их стремления во всякой личной неудаче и неприятности обвинить «общество», «капитализм», «патриархат» или еще какое-нибудь надувное чучелко. При всякой трудности, не поддающейся мгновенному преодолению, левые принимаются хныкать насчет жестокости проклятой системы, словно малые дети, что в беспросветное отчаяние впадают, обронив порцию мороженного.

     А мы считаем, что каждый человек должен за себя отвечать и ценить свое счастье. Нам непонятно, как это люди на улицах не пляшут от радости, что живут в относительно свободном, либеральном и демократическом обществе, что пользуются исторически и географически беспримерной свободой, которой завидует (если ненависть глаза не застит) весь остальной мир. Причем, немалые усилия и риск, которыми приходится платить за эту свободу, вовсе не кажутся нам чрезмерной ценой.

     Мы согласны с тем, что когда-нибудь общество может стать хорошим и свободным (В будущее смотрим с осторожным, но – оптимизмом. Многое станет лучше.), но знаем, что невозможно указать одну простую причину, по которой пока еще не стало. Всякая теория заговора свято верит, что отыскала корень зла: подрывная деятельность спецслужб, злостные замыслы «мировой закулисы». А всякая левая теория насквозь видит механизм угнетения человека человеком: либо алчность господствующих классов, либо логика государственных интересов. Неомарксисты или инициативная группа «Социалистический форум», в свою очередь уверены, что бутылку с формулой заклятья, лежащего на нашем мире, уже прибили к берегу волны Критической Теории: это Товарный Фетишизм, стоимость как фактор интеграции общества...3
     При таком раскладе лучше уж вернуться к древнейшей классике всех «освободительных речей»: Да сгинет ненависть, да победит любовь! Это, конечно, тривиально и скучно, но уж, по крайней мере, правильно и понятно всем, вплоть до Далай-ламы.

     Конечно, в сравнении с окончательной ликвидацией всех бед людских цели либерализма выглядят более чем скромно. По крайней мере, что касается ближайшего будущего. Пусть многое хотелось бы поправить, но мы со здоровым скептицизмом воспринимаем попытки политическими мерами регулировать и менять поведение человека. Мы убеждены, что государство должно ограничиться созданием и обеспечением либеральных порядков в стране. Оно обязано защищать человека от насилия со стороны сограждан (убийство, изнасилование) или неформальных коллективов (организованная преступность, самосуд). Вот и все.

     Только если оно с этой задачей не справляется, долг и право гражданина нарушить государственную монополию на насилие. (Право на необходимую оборону есть одновременно и право на сопротивление). В сомнительных случаях мы склонны скорее согласиться на недостаток, чем на избыток госконтроля. Но парадоксальным, или, если угодно, диалектическим образом, чтобы защититься от избыточного госконтроля, люди должны государство контролировать сами.

     Мы твердо убеждены, что субъектом права является только индивидуум, а не группа, к которой он принадлежит или причисляется. Потому и не верим в эффективность социального планирования, корректирующего поведение людей, когда, например, с помощью антидискриминационного законодательства отменяют свободу найма на работу и посредством квот, законов и распоряжений обеспечивают «равенство полов», вместо того, чтоб каждую, да и каждого защищать от нарушения их прав. Бороться надо против дискриминации отдельных лиц на основании признаков, которые они не выбирали, а вовсе не за интересы целых «дискриминируемых групп», которые нынче размножаются как кролики, чтоб отхватить поскорей кусочек «антидискриминационного» пирога. Того гляди, неохваченным останется один только белый, гетеросексуальный, мужчина-неинвалид (а ему так и надо, ибо он являет собою воплощение всех зол капитализма!).

     Мы не считаем, что в компетенцию государства входит нравственность общества и предписывание гражданам, как между собою улаживать личные дела (эти, в конечном итоге, тоталитарные претензии равно свойственны и хулиганствующим анархистам, и красно-зеленой правительственной коалиции, хотя первые к государственной власти доступа не имеют, а вторые на телесных наказаниях не настаивают). Если после отмены всех законов, дискриминирующих женщину, поведение женщин все же отличается от поведения мужчин и в какой-то мере сохраняется разделение труда между полами, то это, по нашему убеждению, проблемы личные, которые решаются на уровне семьи, а не государства. (И если до сих пор мужчины и женщины предпочитают разные виды деятельности, то в нашем списке общественных проблем, ожидающих своего решения, эта – отнюдь не на первом месте).4

     Достаточно, в сущности, одного: защиты личности со стороны правового государства, что отнюдь не разумеется само собой. Во всяком случае, в истории это встречается не часто. Дальнейшее облагораживание человека истиной, красотой и справедливостью осуществлять надлежит путем свободной дискуссии, просвещения, образования, воспитания, а также процесса эволюционного обучения во всех его разновидностях.

     Либерализм есть воплощение запрета на изображения. Он требует не только отделения религии от государства, личного от публичного, фантазии от реально совершенного преступления, но и радикального различения между абстрактным правом5 и любыми вопросами культуры, стиля жизни, художественного вкуса, философских взглядов, сексуальных предпочтений и т. д. Для нас непостижимо, почему люди смотрят мыльные оперы, но покуда нам любимые программы никто не мешает смотреть, не держим обличительных речей о маскультуре, убивающей истинное искусство. Странно звучит для нас утверждение, что Иисус Христос – Сын Божий, но против утверждающих мы ничего не имеем, покуда они не нападают на врачей, делающих аборты. Мы готовы посочувствовать антиглобалисту, повествующему, что не дают ему спать спокойно какие-то небоскребы за тридевять земель, но увидев, что он покупает билет на самолет – быстренько позвоним в полицию.

     Исторически западное общество вышло из христианства, влияние которого ощущается до сих пор, но с тем же успехом можно принимать или отвергать западный образ жизни, будучи атеистом, буддистом или иудеем. Мусульмане сегодня, по большей части, более или менее радикальные антизападники, но даже среди них есть незначительное либеральное меньшинство6 (не уменьшающее, к сожалению, опасности современного политического ислама).

     Западные общества конца ХХ века действительно подверглись сильному влиянию СМИ и индустрии потребления, но все же не это определяет их образ жизни. Тот, кто живет в деревне, трижды в день занимается йогой, кока-коле предпочитает экологически чистое молоко, а яростным воплям Eminems – буддистские «напевы китов», может быть вполне западным человеком. Покуда он террористов не поддерживает, что людям бомбы по почте шлют, его закидоны интересуют нас не больше прошлогоднего снега.

     Основа либерализма – не какая-то конкретная религия или культура, неправильно будет сказать, что есть культура либеральная, а есть – арабская или азиатская.7 Азиатский буддист либералом может быть ничуть не хуже атеиста-шведа. Всем возражениям и слухам вопреки мультикультурным и неэтноцентрическим является только либерализм. В Тель-Авиве вас может ночью разбудить муэдзин, а вот в Рамалле синагогу вы не отыщете (да и искать небезопасно).

     Уважение либерализма к носителям иных культур кончается там, где они начинают призывать к насилию против иноверцев и чужаков.8 А поскольку такое встречается не так уж редко, важно отметить, что мы – либералы – в таком случае можем стать очень даже нетерпимыми. В отличие от большинства европейцев, мы не считаем возможным вести переговоры с Хамасом или НДП. Таких следует безоговорочно запрещать. Основа либерализма – не Библия, а конституция. И самое ценное наше достояние – не правоверие, а свобода. Только свобода позволяет человеку найти свое предназначение, по-своему выстроить жизнь и на свой лад стать счастливым (но счастья не гарантирует, ибо нет на свете инстанции, чтоб такое смогла).

     Нам нравится, когда люди уважают разум и изучают Гегеля, но мы не станем обзывать болванами тех, кто предпочтет Уолта Диснея. Мы одобряем тех, кто покупает у панков или наркоманов газетки-самостроки или дарит им проездные на метро. Но и те, кто этого не делает, не услышат от нас возмущенных обличений проклятого эгоистичного общества. Нам нравится, когда женщины, чтобы быть привлекательными, часами наводят макияж, но и без того мы с удовольствием их целуем.

     И разум, и мораль, и красота, сами по себе и нужны, и важны, но главное все же – свобода, предпосылка всякого истинного счастья.

     Либерализм не предлагает нам образцового человека. Человечность его заключается именно в безразличии, в неразличении людей. В центре либерального общества – пустое место.

     Либерализм не требует поклонения никаким идолам, никакого исповедания веры – включая и либеральное. Он – основа первого и единственного общества, которое предоставляет свободу слова самым суровым своим критикам и право на жизнь – своим злейшим врагам.9 На нем построены самые самокритичные, самые обучаемые в мире общества. В наши дни они, правда, с самокритикой несколько перегибают палку. Либерал не учит других, как им жить и что им думать. О человеке он знает лишь две общие истины: все люди разные и все они несовершенны. Эти две истины ставят предел любым претензиям утопии. Либерализм разумен, он всем понятен. Он то простое, что трудно совершить.10

     Либерализм – и только либерализм есть лагерь свободы.

     О том, как отстоять свободу в каждом конкретном случае, в соответствии с категорическим императивом Канта, Маркса и Адорно (что на самом деле одно и то же!) спорить придется долго. И еще - о прошлом, настоящем и будущем либерализма, об отношении к марксизму и анархизму, традиции и современности, демократии и науке, о борьбе с его самыми опасными врагами: фашистами, сталинистами, исламистами (и прочими антисемитами, как бы они себя ни называли). О методах защиты либерализма, об осуществлении власти и контроле над ней.

     Мы не отрекаемся огульно от всего, чему учились и что отстаивали, будучи на левом фланге: национальные сантименты нам чужды, мы осуждаем стремление немцев рядиться в тогу истинных жертв Второй Мировой, мы настроены решительно произраильски и отнюдь не считаем Америку самым мерзким государством в мире. Мы равно отвергаем культ жертвы, групповое мышление и теории заговора, будь они выдвинуты левыми или консерваторами. Ни коммунитаризма, ни культурного релятивизма мы не приемлем, также как национализма и святости семейных уз.

     Мы по-прежнему не считаем оправданной войну НАТО против Югославии, отстаиваем открытые границы и возражаем против высылки т.н. «проповедников ненависти» (с которыми, на самом деле, следует обращаться как с обычными немецкими нацистами). Дальнейшему обсуждению подлежит вопрос о либеральной критике преступлений, совершаемых демократическими государствами – от практикуемого Германией порядка предоставления/непредоставления политического убежища до смертной казни в США.

     В случае конфликта между либерализмом и демократией позиция наша однозначна: права человека надлежит отстаивать даже вопреки мнению большинства. В 1933 году в Германии и в Палестине в 2002 году идея уничтожения евреев определенно владела массами. Бывают ситуации, когда либералам приходится выступать с антидемократических позиций.

     И, разумеется, никак не обойти такую глыбу как отношение либерализма к проблемам, связанным с материальным воспроизводством общества. Предварительно можно только сказать, что политический и экономический либерализм для нас – два разных вопроса. Во всяком случае, предложения, рынок совсем не регулировать, а государство лучше отменить, доверия у нас не вызывают. К либертинцам и анархокапиталистам мы, несмотря на определенное сходство в некоторых вопросах, отношения не имеем, поскольку признаем необходимость либерального правового государства. Если уж сам Милтон Фридман поддержал идею государственных гарантий минимального дохода каждого гражданина, что нам за резон быть католиками больше самого Папы? Мы готовы обсуждать достоинства и недостатки свободного рынка.

     Главное – не потерять из виду цель: как можно больше благосостояния, по возможности, для всех людей, при максимально удобном рабочем времени и условиях труда. Но задача это, мягко говоря, непроста. Почему, к примеру, в современной Западной Европе, где повышение производительности труда вполне обеспечивает возможность сокращения рабочего времени, оно, наоборот, удлиняется, а сокращается число рабочих мест? Это не просто интересный вопрос, эту ситуацию необходимо изменить. Отвратительным и антилиберальным находим мы «высоконравственное» осуждение лентяев. Мало того, что богатые западные общества не сумели окончательно устранить бедность, так еще всякие трудоголики и фанатики благосостояния подливают масла в огонь своей руганью и издевательствами.

     Дискуссии о преимуществах и недостатках либерального государства мы ведем, но не столь уж охотно. Того, кто предлагает ликвидировать либеральное государство, мы рассматриваем как политического противника, сколь бы благородными мотивами он при этом не руководствовался. (А если в ходе дискуссии мы придем к выводу о нераздельности политического и экономического либерализма, то и экономический либерализм готовы взять под защиту).

     Приглашаем всех, кто хочет участвовать в нашей дискуссии или в планировании будущих совместных мероприятий.
     E pluribus Unum! (Из многих – единое!)


     Адрес немецкого оригинала:

     http://gesellschaftsfreunde.blogspot.com/2005/03/einladung-zu-einem-ersten-treffen-der.html

     Примечания

     1. Одно из самых мерзких обвинений в адрес открытого общества, по структуре аналогичное утверждению, что евреи своим поведением провоцируют антисемитизм. назад к тексту>>>
     2. Вина Запада в нищете Третьего мира – отнюдь не «эксплуатация» этого последнего, а протекционизм и поддержка нерентабельных предприятий у себя дома. назад к тексту>>>
     3. Но очень важно подчеркнуть, что мы по-прежнему ближе к нашим бывшим товарищам, с которыми выступали против объединения Германии, чем к тем левакам, что непременно заявят с ухмылкой, что давно уже заметили отпадение противников объединения от левого правоверия и скатывание к неприкрытой апологетике буржуазного общества. Мы помним, у кого учились, помним, чем мы им обязаны, и символическое отцеубийство совершать не намерены. назад к тексту>>>
     4. Угнетение женщины – серьезнейшая проблема во многих частях света, но уж во всяком случае - не в западных демократиях. Тот, кто принципиально отказывается видеть различия между Францией и Саудовской Аравией, не просто поощряет откровенное варварство, но и не признает, что именно западный либерализм как никакая иная система в мире способствовал установлению равноправия между полами. назад к тексту>>>
     5. В принципе, мы разделяем мнение Альфреда Зон-Ретельса, что абстрактное право возникло в истории вместе с товарным хозяйством и абстрактной стоимостью; неясно только, каким образом это великое достижение цивилизации Древней Греции и европейского ренессанса противопоставляется закону стоимости. назад к тексту>>>
     6. Интересно, что тех немногих интеллигентов, которые считают себя одновременно либералами и верующими мусульманами, как, например, Бассам Тиби или Сейран Атес, немецкие леваки обзывают расистами, а тем, что совсем утратили связи с религией отцов, досталось от наших ориенталистов-любителей и прочих поклонников Востока издевательское прозвище «Ассимиль-Али». назад к тексту>>>
     7. Ошибка, которую совершают Хантингтон и Фалаччи, также как их критики-антизападники. назад к тексту>>>
     8. Также как в отношениях между отдельными людьми, по праву рождения уважение не дается - его надо заслужить. А кто любую критику вспринимает как личное оскорбление – справедливо считается невежей, на всю жизнь задержавшимся в подростковом возрасте. назад к тексту>>>
     9. Антиамериканец и антилиберал Ноэм Хомский имеет кафедру в MIT и жалуется на преследования со стороны СМИ, когда видит (например в Нью-Йорк Таймс) критику в свой адрес. Под воспетой им властью красных кхмеров ему бы голову отрубили за принадлежность к миру науки. В израильских кинотеатрах под обстрелом идут палестинские фильмы, прославляющие террористов-самоубийц, хотя, конечно, не под такие бурные аплодисменты как в Берлинале. назад к тексту>>>
     10. Так Б.Брехт писал о коммунизме (прим. перев.) назад к тексту>>>


   


    
         
___Реклама___