Shalit1

Гирш Ошерович – еврейский поэт, до сих пор на других языках почти не прочитанный. Глубоко думающий, высококультурный собеседник. Его поэзия горька и светла. Свою боль он умел обращать в силу.

В сборнике библейских поэм "ТАНАХ поэмес" (Тель-Авив, 1979) он погибает с Самсоном (//Шимшон, думаешь ты, слаб? / Нет, он мужеством богат...//); разделяет страдание Каина (//Я держу в руке тот камень, / Как понять его, себя...//); вместе с Авраамом взывает к Б-гу (//Люблю тебя, мой Б-г великий / И сына моего люблю. Один он у меня. / Но почему ж одна любовь / должна сжирать другую? //); Когда Авраам вместе с чудесно спасенным Ицхаком (Исааком) идут домой, и отца смущают задумчивость, молчание сына, а тот на все расспросы, слова любви, заверения, что все это было только игрой, произносит снова и снова: //Не могу осилить страха - / взгляда твоего боюсь.// - кажется, что и отцовское страдание и страх ребенка, который не может забыть отцовских глаз (или отсверка ножа в этих глазах?) – пережиты поэтом лично, все болит сегодня, поэт ищет и не находит ответа, но пробуждает мысль, зажигает сердце. Поэзия Г.Ошеровича очищает, защищает и укрепляет душу.

Гирш Ошерович

А был он добрейшим и очень скромным человеком. Он умер десять лет назад, 6 июня 1994 года, в Тель-Авиве. А родился в литовском городе Паневежисе (Поневеж) в 1908. Стихи писал с детства, но печататься начал только в 1934 году, сразу после окончания юридического факультета Каунасского университета. Выходу его первого большого сборника "Багинен" ("На рассвете") помешала война. Весь тираж книги в 1941 году попал в руки фашистов и был уничтожен.

С женой Ривкой (в девичестве Шмуклер) они познакомились в ранней юности, в гимназии, ее семья тоже была родом из Паневежиса. В начале войны пути Гирша и Ривки разошлись: семье Ошеровича удалось эвакуироваться в Алма-Ату, Ривка с сестрой Фрумой[1] оказались в каунасском гетто.

В 1944 году, по дороге из эвакуации в Литву, Гирш Ошерович оказался в Москве. Здесь он написал своего "Самсона" (сентябрь-октябрь 1944) - первую из поэм на библейские темы. Он писал эту книгу с перерывами почти тридцать лет. В 1945 году написана поэма "Саул", в 1962 – "Строители пирамид", в 1970 – после стихотворения о Каине он возвращается к этой теме и пишет поэму "Каин, нэбэх...".

Разумеется, ни библейская тема, ни философское ее осмысление в свете позднейших трагических событий в жизни еврейского народа не могли найти отражения в первой и единственной книге на русском языке, вышедшей в переводах Арсения Тарковского в 1962 году. Называлась она "Мой добрый клен" и очень скоро стала библиографической редкостью.

Мое знакомство с этой семьей, поэтом Г.Ошеровичем и его женой Ривкой состоялось в 1966 году. Вместе с подругой Далией Эпштейн мы переводили с литовского на русский сборник рассказов еврейского писателя Меера Елина (М.Эглинис-Елинас) "За одну ночь". Нужна была хорошая машинистка, и ею оказалась Ривка Ошерович. Они жили тогда в Вильнюсе на улице Комунару. Когда она открыла дверь, мне пришлось поднять голову: Ривка была очень высокая. Машинка стояла тут же, в комнатке-прихожей, на маленьком столике. Пока Ривка что-то допечатывала, из двери слева, со стаканом в руке появился Гирш Ошерович. По-моему, он был не выше меня, что было приятно. Ривка встала, забрала из его рук стакан и ушла на кухню. Невольно я стала объектом его интереса. "Еврейская девочка переводит еврейского писателя с литовского языка... ", - мне показалось, он сказал это с грустью.

Позднее Меер Елин назовет Ошеровича "айсбергом". "Почему?" – спросила я и, имея в виду его рост, рассмеялась. "Потому что мы знаем только его видимую часть", - заметил Елин. И, чтобы не углубляться в тему, он добавил, тоже со смешком, как будто разговаривал с ребенком: "Немножко пишет днем, немножко ночью".

Смысл этого разговора дошел до меня через десятки лет. В том же году, когда в Москве выходил сборник лирических стихотворений поэта, он "ночью", не зная, будет ли это напечатано когда-нибудь, писал свою разящую, исполненную боли и страстного гнева поэму "Молох". Да, это было в 1962 году.

Справедливости ради надо сказать, что в литовский сборник 1964 года ("Pažinimo medus" – "Мед познания", Вильнюс, изд-во "Вага") эта поэма вошла (пер. Янины Вайчюнайте). И думаю, только благодаря редактору книги Аушре Слуцкайте. Мы провели с Аушрой две или три недели в совместной поездке в Польшу, были неразлучны, и только в Освенциме, когда я отошла в сторонку, фотографируя колючую проволоку и вышку, ко мне подошел вдруг журналист Зейфас и тихо сказал: "Нас тут, живых евреев, всего трое". Я спросила, кто же третий? – "Ну, твоя подруга - Аушра!" Так я узнала ее "тайну". Книга Г.Ошеровича под ее редакцией вышла через год.

Литовские поэты, самые известные – Э.Межелайтис, Ю.Марцинкявичюс, А.Балтакис – переводили его, не знаю, с большой ли любовью, но уверена – с большим уважением. Особенным успехом, помнится, пользовалась - и у читателей и у критиков - его поэма "Спартак".

2 июля 1949 гола он был арестован за "антисоветскую националистически-сионистскую деятельность" и в 1950-м осужден на десять лет лагерей. После освобождения летом 1956 года он возвращается в Вильнюс. Квартиру в писательском доме, на Антакальнисе, Г.Ошерович получил уже незадолго до отъезда. Неподалеку находился и дом художников, где жил Шмуэль (Самуил) Розинас. Они познакомились, подружились. Ш.Розинас иллюстрировал его книгу "Святая повседневность" (Šventoji kasdienybė", Vilnius, 1969).

В Израиль Ошеровичи приехали в 1971 году. Здесь одна за другой, почти каждый год по книге, стали выходить сборники его стихов и поэм: "Цвишн блиц ун дунер" ("Между молнией и громом", 1973), поэма "Майн Поневеж" ("Мой Паневежис", 1974, - вместе с ее параллельным переводом на иврит Авраама Шлионского); сборник стихотворений "Охез ha-лейль сакин кхула" ("Ночь сжимает синий нож") вышел на иврите - в переводах разных поэтов, в 1976 году. Образ ночи, сжимающей синий нож, явно перекликается с незабываемыми строками А.Тарковского "Судьба по следу шла за нами, / Как сумасшедший с бритвою в руке". Он мог бы чувствовать себя вполне счастливым, но две горькие истины печалили его сердце: "Хочется иметь детей" ("Молох") – детей у них не было; для кого он пишет, кто его прочтет? – читающих на идиш от года к году становилось все меньше.

Обложка книги, изданной в Израиле в 1979 году
"ТАНАХ поэмес" (Hirsh Osherowitch. TANAKH-poemes), Израиль, Рашафим.1979

О том, какими добрыми, "бескорыстно дающими" людьми были Гирш и Ривка, рассказала журналистка Шели (Татьяна) Шрайман (Вести, 31.5.01):

"Гирш Ошерович – известный поэт, пишущий на идиш. Ривка – его жена и верный друг на протяжении многих десятилетий.
Эти люди преклонного уже возраста не могли пройти мимо, глядя, как на улице Бен-Иегуда разгружается багаж, полученный репатриантами из далекой Украины, – они тут же вызывались помогать. Заслышав на улице русскую речь, они не могли не пригласить незнакомых людей к себе домой на обед, хотя жили по-стариковски небогато.
Ривка, уже чувствовавшая себя неважно, всякий раз вызывалась идти с репатриантами в качестве добровольного переводчика в Бюро по трудоустройству и Службу национального страхования. Ошеровичи делились с новоприбывшими всем, что у них было, – вплоть до шампуня и зубной пасты".

Последние годы Гирш Ошерович много болел. Как-то, году в 1990, Ривка позвонила, они жили уже не в Яффо, а на улице Байрона, в центре Тель-Авива, и попросила срочно найти ей то ли уборщицу, то ли домоправительницу, сказала, что Гирш очень болен, ей трудно стало управляться одной. О том, что сама больна, умолчала. Я была тогда в "высокой должности" председателя Сионистского форума в Рамат-Гане, ко мне сходились все нити, знала, кто ищет, а кто предлагает работу. В тот же день послала к ним одну милую девушку.

Ривка ушла первой, это было так странно. Я еще подумала: совсем как в рассказе Василия Гроссмана "Лось". Муж героини вечно болен, а она разрывается между ним и тяжелой нудной работой. И вдруг она умирает. Именно она умирает первой, неожиданно, "против правил".

Как он теперь – один? – думала я про такого "защищенного тылом" поэта, которому Ривка всю жизнь размешивала сахар в стакане с чаем.

Он не мог без нее жить. "Совсем потерялся, - говорит родственница Ривки Гутя Фиш. – Он прожил после ее ухода недолго. А вы знаете, это ведь Ривка вытащила меня из каунасского гетто, - неожиданно добавляет она. - Как только ее забрали и спрятали у себя две русские Наташи, она нашла способ и для моего спасения. Ну, да я обо всем написала, скоро выйдет моя книга, там будет и про Хелену Хольцман, и про Ривку, про все". – "И про Гирша?". – "О, это был золотой человек, добрый, кому только он ни помогал. Но они были замкнутые, неразговорчивые, им хватало друг друга". Ривка его оберегала, а как поэта – боготворила.

Этель Ковенская, еврейская актриса, которой Михоэлс в 16-летнем возрасте доверил главную роль в "Блуждающих звездах", навестила Гирша в больнице, он казался очень усталым. Перед уходом она сказала: "А теперь закройте глаза, отдохните". Вернулась домой. Звонок. "Русская" сестричка говорит: "Вы знаете, только Вы ушли, он закрыл глаза и умер".

И вот что еще рассказала Этель: как-то она читала, будучи у Ошеровича, его стихи, и от одного кольнуло в сердце. Мужа, композитора Льва Когана, не было дома. К его приходу она уже сочинила мелодию и вскоре спела Г.Ошеровичу его стихотворение. "Никто не верил, что музыка моя, - рассмеялась Этель, - при муже-то композиторе... С того дня между нами появилась какая-то удивительная ниточка-связь, что-то такое очень духовное".

И вот уже десять лет, как не стало Гирша Ошеровича.

Когда Ривка и Гирш шли рядом по улице, люди на них оглядывались. Может, из-за разницы в росте они выглядели странной парой, но мне казалось, потому, что они излучали тихий свет – свет любви. Любили и берегли друг друга с самого детства до глубокой старости.

Я всегда думала, почему Гирша Ошеровича не переводят на русский язык? Его язык классически прост и понятен, тематика его творчества ничуть не устарела, более того, она очень актуальна и сегодня. Он умен, а потому прекрасен даже в подстрочнике. Надеюсь, что перевод "Молоха", сделанный Эллой Грайфер, - не случайная ласточка, а добрый знак возвращения поэта к читателю.

[1] Ривку спасли русские подруги, две Наташи (Фогелевичюте и Егорова). Фруму – немка Хелена Хольцман. Хелена (1891-1968), художница и преподаватель рисования и немецкого языка, была замужем за евреем-книготорговцем Максом Хольцманом. У них родились две дочери Мария и Маргарете. Макса вместе со старшей дочерью фашисты убили в 1941 году. "Место" Марии заняла 9-летняя Фрума. После войны Хелена с младшей дочерью уехали в Германию, Фрума живет в Каунасе. В 2000 году в Германии усилиями Маргарете Хольцман вышла книга Хелены Хольцман "Dies Kind soll leben" ("Это дитя должно жить") - дневник свидетельницы трагических событий в Каунасском гетто в 1941-1944г.г.. Книга переведена на французский, китайский, польский (2002), литовский (2003). Гирш Ошерович всю жизнь помогал людям, с риском для жизни спасавшим евреев в страшные годы войны, в том числе и названным выше Праведницам мира, благодаря которым остались в живых его жена Ривка и ее сестра Фрума.