Прощай, петербургский гранит,
Увидимся, вряд ли ещё мы,
Прощайте, дворцы и трущобы,
Пусть бог христианский хранит
Один вас отныне, а мой
Рачительный Бог, некрещеный,
Он в паспорте вписан со мной
И едет отсюда домой.
Прощайте, друзья и враги,
Я вас не забуду, но прежде
Пускай разойдутся круги
По тысячелетней надежде,
Пускай установится быт,
В еде, языке и одежде,
Который был прочно забыт.
Признаться, я до смерти сыт
Судьбою своею особой,
И жалостью вашей, и злобой.
Не знаю, дойдёт или нет
К тебе мой последний привет,
Сторонница пищи здоровой,
Подружка из бывшей столовой,
Приличной вполне и дешёвой-
Спасенье студенческих лет.
О пшёнка! твой солнечный свет
Дарил нам любовь да совет
По времени самый толковый.
Излишне меня не вини,
Что я иногда в помраченье
Другие искал развлеченья,
Особенно в рыбные дни.
В столовой теперь казино,
Там эти продажные шавки
Играют на крупные ставки.
И пьют дорогое вино.
Никто там не варит пшено,
Никто там не просит добавки.
А впрочем, не всё ли равно.
Чего же тебе пожелать?
Чтоб было чего пожевать?
И чтобы и ныне, и присно
Любили тебя бескорыстно.
Балтийское море - адью,
Я выложил деньги на бочку,
За волн твоих мерную строчку,
За серую с белым струю,
За каждую чайку и квочку.
Не всё мне бродить по песочку
В холодном и бедном краю,
Не всё мне любить попадью,
И даже поповскую дочку.
Пора мне примерить к колену
Средиземноморскую пену.
И новую землю свою.
А что мне действительно жаль
Покинуть, судьбы не исполнив,
Так это кладбищенский холмик,
И бледно-зеленый шиповник
И чёрную эту скрижаль,
Пока что стоящую прямо.
И я бы под нею лежал,
И за руку крепко держал
Мою беспокойную маму,
Которую так обижал...
Но Бог по-другому судил,
Когда он меня отрядил,
Почти на другую планету,
И средь разорённых могил
Окажется, видно, и эта…
Лишь только окончится лето.
НА БЕРЕГУ
Прими от меня пустоту
И плоскость морского пейзажа,
Такого пустого, что даже
Одну пожилую чету,
Стоящую молча, и ту,
Как лишнюю вовсе черту
Во влажной серебряной пряже,
Стремится представить поглаже,
Как крупную гальку на пляже.
Но всё ж с моложавой улыбкой
Взгляни напоследок туда,
На моря периметр гибкий,
Где небо, земля и вода,
Сошлись как морские суда
Колонной кильватерной зыбкой
С любовью, игрой и ошибкой
И больно скрежещут обшивкой,
Пропахшей уже навсегда
Наивною детской присыпкой.
Там дети - ещё малыши .
Там всё так прекрасно и просто,
Как след на песке от мальпоста.
-Но там уже нет ни души...
Уходит судьба припадая
На каждой девятой волне,
Оставив навечно во мне
Ту память и явь наравне,
Когда ты была молодая,
На самом краю Голодая,*
Стоящая в белом огне.
И это виденье, и арок
Латинский курсив без помарок,
И скрип пришвартованных барок,
И правила белых ночей,
Прими на прощанье в подарок
И спрячь среди детских вещей...
Но только, смотри, осторожней,
Не выдай себя на таможне…
Как утка взлетает заря
Над нежной морщинистой плёнкой
И острым углом сентября,
И красной своей перепонкой
Такою пропащей и тонкой,
И криком бессмысленным -кря
Тревожит окрестности зря.
Ну что ж нам с тобою пора,
Домой бы поспеть до утра,
Где взрослые наши потомки,
Которым плевать на пейзаж
И памяти острые кромки,
Готовят к отъезду багаж...
Они набивают котомки,
Они подгоняют постромки,
Они подстилают соломки,
А прочее, видимо, блажь.
---------
* Остров Голодай
***
Прошедшую тысячу лет
Я прожил не так, как хотелось,
Не так мне игралось и пелось,
Не так мне любилось и елось,
И был никудышным буфет.
Прошедшую тысячу лет.
На праздничной той лотерее
Я вытащил чёрный билет-
Судьбу городского еврея,
Ужимку и смех брадобрея,
Конечно, пикейный жилет,
И круглый фрондёрский берет.
Как часто с улыбкою мёртвой
Я шёл на аутодафе
В трамвае, на рынке, в кафе
С веселой еврейскою мордой,
Походкой намеренно твёрдой
Повадкой униженно гордой
И записью в пятой графе.
Заветная фига в кармане
Страна в полупьяном дурмане
Кричи, колотись, голоси…
И всё это стоит копейки,
Как звуки пастушьей жалейки,
Знакомые всем на Руси.
Да что там считаться… Играй,
Играй деревенская дудка,
Дрожащая сладко и жутко,
Покруче словцо загибай,
Бездумно вперёд забегай,
Животных различных пород.
Забей в мой оскаленный рот
Еврейские охи и ахи.
Простите меня, патриархи,
Великий пастушеский род,
За взрослые детские страхи.
А всё ж я его одолел
То самое чудище обло,
И сгинула гнусная кодла
Живущая праздно и подло,
Куда - то за дальний предел.
А всё ж я его одолел
Не скурвился, не околел,
Болея за вашу и нашу…
Сейчас я пройдусь босиком
Ногою придвину гамаши
И тресну об стол кулаком,
И весело крикну домашним-
Подайте мне гречневой каши,
А лучше ещё, с молоком.
МАРИНЕ
Собаки, кошки, дети и сама
Хозяйка этого веселого содома,
Капризом или промыслом ведома,
То вспыхивает ярко, как солома,
То сходит потихонечку с ума
В стенах уже обглоданного дома,
Где всё так пусто, больно и знакомо.
Наш Моисей, наш маленький Моше,
Наш предводитель с подростковым взглядом,
Как жаль, что ты намылилась уже,
Как было хорошо с тобою рядом,
И как сейчас тревожно на душе.
Ну как же ты, ну как же ты без нас,
Своих евреев, собралась на раз,
Мы так не договаривались, детка.
Конечно, жизнь не мятная конфетка
И слава Богу, распахнулась клетка,
Но как печально средь других потерь,
Ещё и за тобою хлопнет дверь,
Мы здесь-то виделись довольно редко -
Когда-то мы увидимся теперь.
Ты только не пойми меня превратно -
Я говорю всё это не в упрёк,
Я вовсе не зову тебя обратно,
Я сам объездил вдоль и поперёк
Страну на знаменитом автостопе,
Когда рисковый был и молодой.
Ведь мы народ вообще-то кочевой-
У всех у нас, наверно, шило в жопе,
Мы скоро все поедем за тобой.
Давай на посошок за добрый путь,
За твой большой успех на новом месте,
За то, чтобы мы все когда-нибудь
Собрались под твоей мезузой вместе.,
За то чтоб ты, и Анечка, и Лев
Полмира, как во сне, преодолев,
Забыли запах нечестивых крошек
С немытого, несытого стола
И вспоминали только о хорошем,
О том, что все мы одного ствола,
Одних корней, одной могучей кроны,
Мы рождены на свет не бить поклоны,
А чтоб работать на своей земле,
Измазаться в дерьме, добре и зле,
Писать свои суровые законы
Носить свои тяжёлые погоны,
Молить своих, а не чужих богов,
И по-библейски честно и бездонно
Любить друзей и не любить врагов.
КУХНЯ
Ткачиха разведённая одна…
Она была в любой момент
улыбчиво готова
На целый мир наткать бы полотна,
На целый мир - за ласковое слово.
И в памяти, назначенной на слом,
Где я иду, конечно же,
своей дурной дорожкой,
Она, на кухне, будто девушка с веслом,
Мешает кашу деревянной ложкой.
И слышно всем сквозь комбижирный чад
И хлопающие не подогнанной
задвижкой двери,
Как хищные в груди моей кричат
Голодные и пламенные звери.
И у родителей в ладонях валидол,
И с увлеченьем вряд ли
только бакалейным
Соседкин ослепительный подол
Так бешено полощет по коленям.
Не надо песен, Исаак Ньютон…
Я видел сам,
как вообще без торможенья
Опровергало глуповатый твой закон
Шуршащей юбки вечное движенье.
И не дождаться мне, когда уснут,
В кровоподтёках весь
от взглядов якобы случайных,
Я в третий раз за несколько минут
Иду смотреть, не закипел ли чайник.
И юности отломленная часть,
Постыдная и проклятая
мною многократно,
Прими меня такого, как сейчас,
Уже ученого, прими меня обратно.
Побудь со мною в кухонном чаду,
Дай мне от старости
и от болезни передышку,
Закрой у всех соседей на виду
Тяжёлую и плоскую задвижку.
Дай пригубить пахучей и густой
Похлёбки, на былом огне
Из нетерпения варёной,
И жизни одинаково простой,
Неправедной и недоговорённой.
Горячим шепотом, подтаявшей зимой
Напомни мне,
уставшей божьей твари,
Что это я над грешною землёй
Летал гораздо раньше, чем Гагарин..
ЕВРЕИ В МЕТРО
Давай скрипач, сними-ка варежки,
Открой футляр и не спеша,
Без фокусов и антраша,
Сыграй у стеночки у самой с краешку
Не ради звякающего гроша,
А чтоб на острые цветные камешки
Ра-ра-рассыпалась моя душа.
Ах эта музыка, ты не помощница
Ни жить смеясь, ни умереть смирясь,.
Идут прохожие и не поморщатся
По острым камешкам не торопясь,
А следом остаётся грязь,
И вот уже визгливо матерясь,
Сюда спешит дежурная уборщица.
Ну что, скрипач, мошна твоя пуста,
И у меня с утра ещё ни грамма,
И назревает маленькая драма,
Пойдём наверх, претит мне эта яма,
Считай, что выпивка сегодня как с куста,
Здесь всё мои знакомые места,
И я плачу, не то чтобы спроста,
Гляди, сейчас крутая эта дама,
Уставшая от грязи и бедлама,
Припомнит все грехи нам от Адама
И до распятия Христа…
БОЛЕЛЬЩИКИ
У футболиста выбор не велик,
Беги, в щенячьей броуновской давке,
Беги, куда бежать тебе велит
Весёлый мячик на зелёной травке.
Ногами поживей перебирай,
От простодушной центровой отметки,
Удары и углы перевирай
На радость звонкой кожаной планетке.
Твои великолепные финты
Так сладко жизнь раскачивают нашу,
И всю вином азартной маеты
Зелёную наполненную чашу.
Играй, мы всё вернём тебе сполна
В своём безумном крике косоротом,
Когда твой мяч вонзится, как стрела
В лопатку убегающим воротам…
И лишь один под крик Оле, Оле,
Взгрустнёт болельщик на трибуне божьей-
О чём они ликуют на земле?..
На мячике с ободранною кожей...