Передо мной две фотографии, показывающие сходный сюжет - приезд новоселов в Еврейскую Автономную Область. Одна относится к 1928 году,

другая - к 1948.

Обе они помещены в книге Роберта Вейнберга "Забытый сталинский Сион". Не было в прошлом периода, столь сильно потрясшего многострадальную Землю, как эти два десятилетия. И евреи, как обычно, были в мартирологе жертв первыми. Гитлеровский фашизм уничтожал их физически, у советского режима была другая цель - лишить евреев исторической памяти, традиционной культуры, религии, языка. Показательно, что именно после 1948 г. в ЕАО культурная жизнь еврейского населения и функционирование идиша были сведены почти на ноль.
     А ведь все начиналось с больших надежд. Когда в 1928 году Президиум ЦИК принял постановление о "закреплении" за Комитетом по землеустройству евреев-трудящихся (Комзетом) части Приамурья и там появились первые переселенцы из бывшей "черты оседлости". Это привлекло внимание многих евреев в мире. "Искатели счастья" из Европы, обоих Америк и даже Палестины, обделенные судьбой или увлеченные социалистическими идеями, потянулись осваивать таежный край. Во многих странах мира, в том числе в США, появились организации помощи ЕАО.
     Основной поток переселенцев потянулся из Белоруссии, из районов бывшей черты оседлости. Положение белорусских евреев еще до революции было тяжелым, а при советской власти стало просто отчаянным. Они были лишены традиционных видов деятельности - кустарничества, мелкой торговли.
     Еврейская сторона освоения Приамурья для большевистского правительства была второстепенной. Главная задача оставалась той же, что и для царского - заселить, освоить таежный край и в конечном счете закрыть границу для нелегальных китайских эмигрантов.
     Как бы то ни было, тысячи еврейских семей осенью 1928 года, собрав свои бедняцкие пожитки, двинулись на восток. Никакого жилья для них никто не готовил. Практика большого переселения народов впервые была опробована советской властью на евреях.
     Переселенцы тех лет ехали семьями, память прошлых лет, дискриминация и погромы жили в памяти, и надежды на счастливую жизнь в советском Сионе были искренними.
     Взгляните на фотографию, показывающую переселенцев 1928 года. Мы ровно ничего о них не знаем. Внимательно посмотрим в их лица.
     Трое мужчин, две женщины, семеро детей. Они только что выгрузились из эшелона. Это, конечно, близкие родственники, одна "мешпуха". Некоторые дети и один мужчина, думаю, чей-то неженатый брат - босые. Вещей - мало. Корыто, стул, самовар, только один чемодан. Есть, правда, старый буфет с выбитым зеркалом. Бедность, многовековая еврейская бедность местечек Западного края. Эта бедность стала темой идишской литературы. Большие писатели России и Польши редко сюда заглядывали.
    Дом, на фоне которого они сняты, в полном смысле слова может быть назван курятником. Погода хорошая, но куда они денутся, когда польет дождь? Не скоро наладится быт этих людей. Но на их лицах нет уныния. Мужчины крепкие, никакая работа им не страшна. Край суровый, много потребуется усилий, чтобы он стал пригоден для жилья.

Хватило нам и холода и зноя, 
Закон тайги  помог пройти нам путь.
Ты хочешь пить - трудись, колодец роя,
Ты хочешь есть - сам сеятелем будь.
                       (Арон Вергелис)

     Больше всего привлекает наше внимание молодая женщина в цветастом платье на фоне неба, слева. Она не похожа на других родственников. В ней нет ничего провинциального, местечкового. Она стройна, на лице - улыбка. У нее необычная для тех лет прическа, руки и плечи ее открыты. Нет, не в тайге ей место, я вижу ее в большом городе, в театре или в интеллигентской компании, она - душа общества, в центре внимания. Но не такова ее судьба, у нее дети, двое из них, самые младшие, прильнули к ней. Кто-то из просто одетых мужчин в картузе - ее муж. Ждут тебя большие заботы, красивая еврейская мама.
     О ее будущем мы знаем одно - она не сгинула в бурях войны, подобно ее землякам , которые не успели уехать из родных мест до прихода гитлеровцев. На второй фотографии мы видим как раз тех, кто потерял всех близких в Белоруссии и на Украине в годы оккупации. Они не по своей воле приехали на Дальний Восток, их привезли. Ехать им некуда, родного очага нет. Главное, что отличает переселенцев 48-го года от переселенцев 28-го - то, что они все разобщены, они не родственники, они товарищи по несчастью.
    Ни на чьем лице не видно улыбки. Если старые переселенцы имели хоть какую-то крышу над головой, то этих привезли в товарняках, и высадили прямо в чистое поле. Это даже не полустанок, они сидят на рельсах. Босых среди них не видно, но несколько мужчин и ребят - без верхних рубах, в майках. Это даже не бедность. Можно не сомневаться, что все имущество некоторых - то, что на них. Ни одной молодой женщины. Видим только мужчину с ребенком на руках. Где твоя жена, друг?
    Несколько человек в военных обносках. Они прошли войну, они победили Гитлера, но он забрал у них самое главное для простого человека - их семьи.
    Несколько подростков и девушек. Они занимают мои мысли больше всех, ибо они - мои сверстники, они могли быть моими друзьями. В 1948 году мне было 14 лет.
    И я мог быть на их месте.
    Среди других - скромно одетая, с аккуратными косами девушка, у нее растерянный взгляд. Она явно городская, возможно из Киева, города моего детства. Я учился в мужской школе, знакомых девочек у меня было немного. Может, она могла стать моим другом?
    Далеко занесла меня фантазия. Не только история, но и жизнь не имеет сослагательного наклонения.