Кто же не знает ответа на вопрос, почему был разрушен
Второй Храм. Отвечает известная история, описанная в трактате Гитин Вавилонского
Талмуда и других древних источниках. О ней упоминает также Йосиф Флавий
в автобиографии «Жизнь Иосифа».
Предание от раби Иоханана:
«Блажен человек, который всегда осторожен; ожесточенный
сердцем впадает в несчастие». Из-за Камцы и Бар-Камцы разрушен был Иерусалим.
Из-за петуха и курицы — Тур Малка. Из-за тележной оси — Бетар:
а) Камца и Бар-Камца.
Некий человек имел друга по имени Камца и врага
по имени Бар-Камца.
Однажды, устроив пир, человек этот сказал своему
слуге:
— Иди и скажи Камце, что я приглашаю его на пир.
Слуга по ошибке пригласил Бар Камцу. Войдя в пиршественную залу и увидя
Бар-Камцу среди гостей, хозяин, обращаясь к нему, сказал:
— Ведь ты враг мне. Место ли тебе здесь? Встань
и уйди.
— Прошу тебя, — сказал Бар-Камца, — так как я уже
нахожусь здесь, позволь мне остаться; я готов заплатить стоимость всего,
что съем и выпью на твоем пиру.
— Я на это не согласен, — ответил хозяин.
— Я уплачу половину стоимости всего пира.
— Не желаю.
— Уплачу все, сколько пир стоит.
— Нет! — решительно сказал хозяин и, схватив
гостя за руку, заставил его встать и удалиться.
«При нанесенной мне обиде, — сказал себе Бар-Камца,
— присутствовали просвещеннейшие люди города и не заступились за меня, —
они, следовательно, рады моему унижению. Хорошо же, пойду с доносом
на них к кесарю».
Явившись к кесарю, Бар-Камца сказал:
— Государь! Евреи изменили тебе.
— Чем ты докажешь это? — спросил кесарь.
— Пошли им, — ответил Бар-Камца, — жертвоприношение,
и увидишь, принесут ли они жертву твою.
Послал кесарь через него же трехлетнего тельца.
В дороге Бар-Камца сделал тельцу повреждение на верхней губе (по другому
преданию — в роговой оболочке), что делало животное неприемлемым для жертвоприношения.
Держали ученые совет, и решено было: ради царя, принять тельца для жертвоприношения.
Восстал против этого раби Захария бен Евколос:
— Это, — сказал он, — может создать в народе мнение,
что вообще животные с телесным изъяном могут быть приносимы в жертву.
Пришли к решению — казнить Бар-Камцу, дабы он не
стал доносить о деле этом кесарю. И тут противником общего мнения выступил
раби Захария:
— Утвердится мнение, — сказал он, — что казни подлежит
всякий, кто причинит жертвенному животному повреждение. По поводу этого
раби Иоханан говорил:
Смиренномудрие раби Захарии бен Евколоса привело
к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной
земли.
(Сказания, притчи, изречения Талмуда
и Мидрашей в авторизированном переводе И.Равницкого и Х.Бялика)
Из рассказанной в Талмуде истории можно сделать
выводы, противоречащие один другому: с одной стороны, ожесточенный сердцем
не просто сам впадает в несчастие, но приносит страдание и горе другим (Бар
Камца). С другой стороны, смиренномудрие раби Захарии бен Евколоса привело
к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной
земли. Нельзя не заметить, что в начале обсуждения р.Захария ведет себя
отнюдь не смиренно: он восстает против мнения большинства принять жертву
ради царя, он стоит на страже Закона (hалахи) , а затем, когда обсуждается
вопрос, как поступить с Бар Камцой, снова выступает против решения большинства
казнить Бар Камцу, дабы он не стал доносить «об этом деле кесарю» и здесь
уже проявляет гуманное отношение к врагу, который сознательно пошел на преступление
против собственного народа, зная, что отказ евреев принести в Храме жертву
Нерона приведет к необратимым последствиям.
Один и тот же текст агады создает эмоциональное
и интеллектуальное напряжение, парадокс между ожесточением и смиренномудрием,
требует погружения в историю и исследования исторических реалий. Что нам
известно? Какие исторические реалии помогают понять и оценить смысл происходящего?
Известно, что в 3824 (64 г) жил в Иерусалиме человек,
который любил еврея по имени Камца и ненавидел его сына Бар Камцу. Из страницы
Трактата Гитин не ясно, почему некто «ненавидел его сына Бар Камцу». В
действительности этого сынка знали как приближенного царя Агрипоса и сторонника
римлян. Чтобы оценить отмеченный исторический факт, выясним, какова картина
враждующих между собой партий и противостоящих сил. А затем представим хотя
бы некоторые исторические события из жизни Иерусалима периода начала Великого
восстания.
Для еврейского восстания против Рима, особенно
в самом начале его развития, были характерны не столько сражения с римлянами,
сколько беспрерывные внутренние столкновения между различными политическими
и социальными группами евреев, боровшихся за власть и влияние. Зачастую
эти столкновения перерастали в настоящую войну (Эпоха Второго Храма.
Беседы о еврейской истории. МИЛИ. И. Гольденберг. - c.-170, 1998).
Наиболее умеренная и проримски настроенная старая
аристократия во главе с членами семьи Гордоса и некоторыми коhенами Храма.
Сначала эти люди выполняли посредническую функцию между народом и Римом,
впоследствии перешли открыто на сторону римлян (Агрипос II, Береника) и
порвали связь с народом.
Цдуким, храмовая аристократия, включая некоторых
когенов и левитов, не присоединилась к восстанию. Этих людей подозревали
в неверности народу и открытой поддержке Рима.
Прушим: мудрецы, учителя Закона, члены Санhедрина:
их верность народу и стране была вне подозрений. Умеренная позиция прушим
объяснялась не тем, что они считали восстание против Рима несправедливым,
а безысходностью бунта, обреченностью восставших, признанием военного превосходства
римлян Канаим и сикариим. Канаим – ревностные защитники еврейского Закона,
знаменосцы восстания. Сикарии – выделившаяся экстремистская группа, считавшая
своими противниками не только римлян, но и богатых евреев. Йосеф Клаузнер
отмечал, что общими для сикариев и канаим были как мессианские идеи, так
и стремление к политическим и социальным преобразованиям, при этом приоритет
сикариев - социальная революция, а политическое восстание – путь к ней,
для канаим же самое важное – политическое восстание, а социальная революция
второстепенна.
Кроме названных групп, существовали еще и местные
группировки: эдомим, жители Галилеи (Галилея была колыбелью канаим), жители
Ципори, столицы Нижней Галилеи, не поддержавшие восстание, канаим из Гуш
Халав (возглавлял Йоханан бен Леви), канаим-экстремисты Йегошуа-«разбойника»
и мн. др.
«Кто полагает, что Великое восстание можно представить,
как конфронтацию еврейской и римской армий, - ошибается. Еврейской
армии как национальной силы не существовало. Каждый район страны, каждый
город, каждая деревня вели самостоятельную борьбу (Эпоха Второго Храма.
– МИЛИ. – 1998, с. –174).
Бар Камца – приближенный царя Агрипоса и сторонник
римлян. Что из этого следует? Известно, что Агрипос II некоторое время
выступал в защиту евреев, понимая положение в Эрец Исраэль, он пытался уговорить
народ отказаться от борьбы с Римом, от мятежа, гибельные последствия которого
нетрудно было предвидеть. Например, в речи, обращенной к народу в 60 году,
во дворе Храма, после его возвращения от Нерона, он поведал о войне Рима
против германских народов, о гибели тысяч людей, и предупредил о том, что
восстание против Рима приведет к уничтожению народа Израиля: призвал терпеть
гнет, проявлять сдержанность, а он, царь, будет просить Нерона убрать из
Иудеи злодеев Феликса и Филоса.
Однако когда воинственный молодой коhен Элазар,
сын Ханании, и его канаим нанесли весомое поражение римским отрядам, а потом
набросились на римских вельмож, вернувшихся вместе с Агрипосом из Рима,
и убили их вместе с их воинами, Агрипос становится на сторону Рима и посылает
в Иерусалим 6 тысяч воинов, чтобы защитить как будто бы тех, кто
желает мира, а на самом деле, беспокоясь о собственной власти и влиянии
на народ.
Семь дней идут тяжелые бои - под ударами воинов
Агрипоса канаим ищут спасение в Храме, воины царя преследуют их, но одновременно
в Храм врываются и сикарии, они разят своими короткими кинжалами защитников
Агрипоса, многих убивают. Оставшиеся в живых бегут из города под защиту
царя, а с ними и учителя Закона и все сторонники мира.
Агрипос расценивает действия канаим и Элазара,
их предводителя, как преступление. Страшась яростной мести Рима за убитых
вельмож и воинов, а, следовательно, и за себя самого как царя, он торопится
к Нерону с повинной. Реакция Нерона на удивление оказывается умеренной.
Нерон отправляет в Иудею с миром Кастиуса, начальника римской армии
в Сирии. Обрадованный возмущением Агрипоса и его желанием отомстить
иерусалимцам, не пожелавшим прислушаться в его речи о мире, Кастиус
собирает большую армию и идет по Иудее с огнем и мечом, убив более 8
тысяч человек, уничтожив еврейские города (Явнэ и окружавшие
его селения). Только жителей Ципори, вышедших навстречу его армии с мольбой
о милости, он щадит.
Канаим собирают большие силы вне Иерусалима, не
желая подвергать опасности жителей страны, в Гивонском ущелье, и, отпраздновав
шаббат, с громкими кликами и трублением в шофар, набрасываются на римлян.
Канаим под предводительством Элазара, сына Ханании, наносят армии Кастиуса
смертельный удар, уничтожают 27 тысяч пехотинцев. Так растет слава
молодого коhена и боевой дух его армии.
Испуганный Кастиус и Агрипос посылают к Элазару
послов с просьбой о заключении мира, однако предводитель канаим не только
не принимает их предложение, но и убивает одного из послов. Некоторое время
канаим чувствуют себя властью в Иерусалиме. И это только одна страница кипения
междоусобных страстей.
Нетрудно заметить в поведении Агрипоса уже знакомый
нам комплекс личной мести (тип поведения Бар Камцы). Он ожесточается
против собственного народа, его действиями управляет жажда мести, таким
образом, совершая вероломное и подлое злодейство, он переходит на сторону
врага. Еврейские мудрецы не считают личные мотивы убедительной причиной,
оправданием для войны против собственного народа.
Сказали наши Мудрецы (Йома 9Б): «Из-за чего был
разрушен Первый Храм? Из-за трех грехов: идолопоклонства, разврата и кровопролития».
Не осталось места в Земле Израиля, где не поклонялись бы идолам. И делали
это на протяжении семи Батей Дин (высших судов) подряд. Евреи убивали друг
друга, оскверняли Субботу, не давали детям учить Тору.
«Из-за чего же был разрушен Второй Храм, в годы
существования которого занимались Торой, соблюдали заповеди, делали добрые
дела? Из-за беспричинной вражды между евреями, которая - как три греха,
вместе взятые: идолопоклонство, разврат и кровопролитие". Евреи в описываемое
нами время не проявляли терпимости друг к другу, не уважали друг друга.
Они следили за буквальным исполнением законов Торы, но пренебрегали милосердием.
Яркий тому пример - история о Камце и Бар-Камце.
Теперь обратимся ко второй части истории о Бар
Камце, связанной с принесением в жертву быка, отправленного в дар Нероном.
Известно, что Нерон послал в Иерусалим великолепного
быка с позолоченными рогами, золотой короной, парчовой попоной с драгоценными
камнями, да еще и дорогие дары. Мы знаем, что ночью, когда сопровождавшие
стражи заснули, Бар Камца сделал небольшой надрез на верхней губе быка.
По закону, даже с таким незаметным дефектом нельзя возносить животное на
алтарь в Храме, хотя нееврей не считает это изъяном.
Бар Камца использовал свои знания в различиях
между еврейскими и римскими законами жертвоприношения. И по римским
законам нельзя было приносить в жертву животное, имеющее какой-то серьезный
дефект. По еврейскому же обычаю животное с любым дефектом, даже незначительным
(губа или ухо рассечены, бельмо в глазу), не годилось к жертвоприношению.
Он нанес быку легкую рану. Несмотря на то, что
евреи понимали, к чему может привести непринесение жертвы императора, тем
не менее, жертва эта принесена не была.
Камца - на арамейском языке - "горсточка". И из-за "горсточки" начался
великий пожар... Мудрецы хотели судить и казнить Бар Камцу, чтобы тот не
донес Нерону, что евреи отвергли его жертвенный дар, но потом, по совету
р.Захарии, решили стерпеть и не делать этого.
Флавий не пишет о том, что служители еврейского
культа отвергли жертвенный дар, т.к. нашли в нем изъян, противоречащий hалахе:
именно этот факт делал жертвенный дар неприемлемым… Он пишет только, что
посланная жертва не была принесена, и это вызвало гнев римлян: евреи оскорбили
императора! Однако талмудические источники указывают, что войне предшествовала
частная интрига, «беспричинная ненависть» и подробно разъясняют ситуацию,
связанную с обсуждением кошерности жертвенного животного.
История с несостоявшимся жертвоприношением воздействовала
на горожан и особенно на молодых канаим. Их вождь, уже известный нам Элазар
бен Ханания, коhен, занимавший видную должность в Храме, возревновал
за святость Дома Бога Израилева и решил не только не принимать «чужих»
жертвоприношений, но вообще запретить вход в Храм неевреям. Элазара поддержали
в этом многие жители Иерусалима, мучительно переживавшие давление Рима,
иностранное засилье. Элазар убедил коhенов одной из смен, и они перестали
принимать жертвы от неевреев. Это было нарушением Закона, и традиции, и
обычая.
Флавий считает, что этот отказ от жертвоприношений
неевреев был практически началом войны с римлянами. Безусловно, что в основу
Храма были положены в самом его начале гуманные устремления и идеи.
Его строитель, царь Соломон, в своей молитве при открытии Храма вещал: «Храм
этот будет святым для всех, и чужой, не из народа Израиля, придет к тебе».
«Чтобы знали все народы мира Имя Господа, как и народ Израиля».
Со времени посещения Храма Александром Македонским
росло число царей, которые обращались в Храм с просьбой вознести жертвы
от их имени и слали дары, потому что слава Иерусалимского Храма признавалась
во всем мире.
Великим мудрецам Израиля, членам Санheдрина стало
ясно, что молодые коhены рвутся к бунту против римлян, нарушение ими
закона ведет к отказу принимать жертвоприношения от римского императора
и последствия такого шага будут чудовищны. Старейшины мудрецов, главы
коhенов, а также много народа – собрались у ворот Храма, чтобы обсудить,
как предотвратить эту явную провокацию против Нерона и не менее явное нарушение
закона Торы, а также слов Бога, переданных пророком Йешаягу (56:7):
«Мой дом будет назван домом молитвы для всех
народов».
Однако все усилия мудрецов были напрасны: в сердцах
евреев уже горел огонь восстания против Рима. Элазар и его сторонники даже
не пришли выслушать мудрецов, ясно видевших, что произойдет в недалеком
будущем.
Дальнейшие события становятся понятны в контексте
развития напряжения и противостояния канаим и сикариев. Сначала следует
провокация цдуким, придворной верхушки Храма и Агрипоса, сторонников
Рима, обуреваемых напрасной враждой и злобой (синъат хинам) – они
посылают две делегации - в Рим и к Агрипосу - с просьбой разгромить восставших,
лишить их власти и властвовать самим, и этот шаг приводит к братоубийственной
войне, которая велась в Иерусалиме с предельным ожесточением в течение
недели и привела к захвату канаим Верхнего города и их победе над армией
Агрипоса (Агрипос послал в Иерусалим 3000 отборных еврейских всадников и
подвластных ему римских воинов). Остатки защитников Гордоса прячутся в его
дворце и в крепости Антония, но канаим после двух дней осады захватывают
крепость и сжигают ее. В осаде дворца Гордуса принимают участие и сикарии
под предводительством Менахема Галилейского.
Римские воины сначала прячутся во внутренней цитадели
дворца, а потом переходят в его башни, но, напуганные мощью и боевым духом
повстанцев, решают сломить свою гордость и сдаться на милость победителей.
Элазар бен Ханания с радостью принимает капитуляцию римлян и открывает им
свободный выход из крепости. Но когда безоружные римляне покидают крепость,
на них нападает Менахем, и его сикарии безжалостно рубят всех, оставляя
в живых только командира отряда Матилиуса, принявшего гиюр. (Эпоха Второго
Храма. – МИЛИ. – 1998, с. –160-165).
Это вероломное и подлое злодейство потрясло и мудрецов
Израиля, и весь народ. Сумасбродство возгордившихся сикариев спровоцировало
гнев и месть римлян. К тому же резня произошла в шаббат, в святом городе.
Написано в трактате ШАБАТ: «Йерушалаим был разрушен еще и потому, что осквернили
в нем шабат». На следующий день люди Менахема убили главного коhена Хананию
и его брата.
Тираническое правление Менахема в Иерусалиме вызвало
возмущение народа, говорившего: «Где польза восстания против римлян за волю,
если сейчас отдадим свою свободу в руки этого ожесточенного тирана-душегуба».
Когда терпение народа иссякло, люди Элазара, поддерживаемые толпами народа,
преследовали Менахема и его свиту, направлявшихся во двор Храма, и убили
их. Оставшиеся в живых сикарии спрятались в Масаде, в том числе и Элазар
бен Яир, который потом возглавил борьбу защитников Масады против римлян.
Эта страница истории Великого восстания против Рима убедительно свидетельствует:
тип поведения Бар Камцы, приоритет ожесточения и личной мести - характеризует
целые группы и партии, участвующие в восстании: цдуким, сикарии во главе
с Менахемом, Элазар бен Ханания и его партия. Последние на фоне сикариев
выглядят более человечными и справедливыми, но и в их сторону можно обратить
упрек народа и его учителей: пыл молодости, горячность юности, благородный
патриотический гнев не всегда спасительны, нарушение Закона о жертвоприношениях,
инициаторами которого были канаим, вызвали ожесточение Рима и явились одной
из причин Великого восстания. (Иерушалаим в веках, ч. 3, с. 158-159. Живая
связь, с. 102-104.
Исторические реалии актуализируют
самое главное, что всегда остается в любой гражданской, междоусобной войне:
она отменяет законы морали. Сначала их место занимает принцип: «Цель
оправдывает средства», затем – рано или поздно - средство превращается в
самоцель.
Невозможно представить себе, что в обычных условиях царь, отец народа, посылает тысячи своих воинов с целью уничтожения собственного народа, обращается за помощью к империи-поработительнице, чтобы с ее помощью эффективнее уничтожать врагов царского двора, невозможно представить, что в обычной жизни можно убить посла иной державы, очень трудно вообразить, что люди, пусть и враги, попросившие о пощаде, буду полностью вырезаны, несмотря на их капитуляцию. То, что в обычной жизни совершенно недопустимо - в условиях восстания превращается едва ли не в норму.
Обоюдная жестокость канаим и сикариев,
цдуким, всеобщая нравственная глухота, онемение души, насилие, порождающие
все новые волны насилия - такова логика восстания. Ценность человеческой
жизни при этом неизмеримо падает. Стремясь защитить с оружием в руках Храм,
его святость, участники восстания постоянно нарушали самые святые для иудаизма
понятия и представления.
О накале междоусобной войны свидетельствует,
например, чудовищное преступление крайних канаим и сикариев, которые, не
колеблясь, уничтожили склады продовольствия, заготовленного на время осады,
лишь потому, что эти запасы были созданы их противниками – умеренными евреями,
и этот поступок обрек всех осажденных и самих преступников на страшный голод.
Вот как об этом рассказывает агада. Три года продолжалась
осада Иерусалима Веспасианом. В Иерусалиме в то время жили три богатых человека:
Накдимон бен Горион, Бен Калба-Шабуа и Бен Цицит-Гакесат. Эти трое заявили,
что принимают на себя продовольствие всех жителей Иерусалима: первый пшеницей
и ячменем, второй вином, солью и елеем, третий топливом. В их складах оказалось
предметов продовольствия для всего города на двадцать один год.
Партия зелотов настаивала на том, чтобы сделать
вылазку и попытаться оттеснить римлян. Люди благоразумные, напротив, советовали
вступить в мирные переговоры с Веспасианом. Тогда зелоты сожгли все продовольственные
склады, и в городе наступил жестокий голод. Выйдя на улицу, увидел раби
Иоханан бен Заккаи, как народ варит в воде солому и воду эту пьет. И воскликнул
он:
Люди, которым осталось одно это питание, — им ли
устоять перед силами Веспасиана?
Обратим внимание на то, как Талмуд (Гитин 56 а)
характеризует Накдимона бен Гориона, Бен Калбу-Шабуу и Бен Цицит-Акcата.
«Были в столице три человека, известные не только богатством, но и жизнью
по законам Торы: Накдимон бен Горион, Бен Калба-Шабуа и Бен Цицит-Акcат.
Первого звали Накдимон, ибо ради него вдруг появилось
солнце, пробив (накда) дыру в облаках. Бен Калба Савуа (Шабуа) получил
такое имя, потому что любой вошедший в его дом, голодный, как собака (кальба)
выходил сытым (савеа). Имя Бен Цицит Аксат свидетельствует о том,
что цицит (четыре кисти на краях его одежды, напоминающие обо всех
законах Торы), касались кресел знатных римлян.
Группы крайних канаим и сикариев Талмуд называет
бирйоним, а Раши объясняет этот термин в трактате Арахин (6): люди пустые
и сумасбродно рвавшиеся к войне с римлянами (этим словом потом называли
хулиганов, бандитов). Мудрецы сказали им: выйдем и заключим с римлянами
мир. Не пустим, - ответили бирйоним и сказали: пойдем и будем воевать с
ними.
Ответили мудрецы:
Не достигните вы этим ничего.
Тогда поднялись бирйоним и сожгли склады пшеницы
и ячменя, и одолел всех голод (МИЛИ, с. 182).
Это объяснение чрезвычайно важно, во-первых, тем,
что нравственные качества личности характеристика трех горожан и их отношение
к людям) определяют смысл и значение человеческой деятельности и память
о человеке, которая живет в народе и звучит в его имени как символ доброты
и милосердия. Высшая доблесть человека – это созидание добра в противовес
злу и беспричинной ненависти. Во-вторых, чрезвычайно важно появление слова
«бирйоним», люди пустые и сумасбродно рвавшиеся к войне с римлянами
(этим словом потом называли хулиганов, бандитов). Это не политическая группа.
Это даже не канаим или сикарии, это по природе своей другое начало:
вырвавшаяся, будто из-под земли «люмпенизированная» масса, толпа, лишенная
чести и совести, нравственные подонки, мародеры, стихия, поднявшаяся со
дна жизни в благоприятный момент и определившая исход поединка иудеев и
римлян.
Неоспоримое доказательство того, что в гражданской
войне не бывает победителей. Проигрывает НАРОД. «Не достигните вы этим ничего»-
не случайно говорят мудрецы. В продолжение Великого восстания позиция мудрецов,
умеренной партии, как мы видели, - это или призыв к миру с Римской империей,
или стремление в самых невероятных условиях, когда очевиден трагический
финал противостояния иудеев и Эдома, сохранить еврейский народ и его духовные
ценности (агада о выходе Й.Бен Заккая за пределы Иерусалима и создание в
Явне академии).
Так исторический контекст углубляет содержание
известных агадот о том, почему был разрушен Храм, и не просто обогащает
историческое видение событий, изложенных в Талмуде, но придает им общечеловеческий
смысл, акцентирует наше внимание на этико-философском понимании раскола
еврейского народа в период Великого Восстания. Разрушению Иерусалимского
Храма предшествовало оскудение храма еврейской души, переполненность ее
взаимной ненавистью, беспричинной злобой, ожесточением и местью.
При этом мы не должны потерять из виду глубокое
противостояние Рима и Иерусалима, ненависть Рима к еврейским святыням, Иерусалимскому
Храму, обычаям евреев.
В дни осады и разрушения Храма в его сторону
были направлены все стрелы врага. Глубокое символическое значение имеет
талмудический рассказ о стрелах римского императора Нерона, направленных
во все четыре стороны: на восток, запад, север и юг, которые падали в одну
сторону, в одно место, в Храм Иерусалима.
И пошел на них Нерон. Когда он достиг Иерусалима,
пустил он стрелу на восток, и упала она в Иерусалиме. Пустил он на запад,
на север, на юг – все стрелы падали в Иерусалиме.
И видел Нерон еврейского мальчика и сказал ему:
– Прочти мне какой-нибудь стих из ТаНаХа. Прочел
мальчик из книги Иехезкиель: «И отомщу Я Эдому рукой Моего народа Израиля».
– Б-г хочет разрушить Свой дом и мною очистить
Свои руки, – воскликнул Нерон.
Испугался он и не пошел на Иерусалим.
В Талмуде немало других рассказов и легенд, символизирующих
желание римлян уничтожить Храм, в то время как в рассказе приверженца Тита
еврейского историка Иосифа Флавия говорится о желании римского императора
сохранить прекрасный Иерусалимский Храм* (см. Примечание). ЧТО ЖЕ ПРАВДА?
ЧЕГО НА САМОМ ДЕЛЕ ХОТЕЛ ТИТ?
"Мы знаем свидетельство летописца монаха Сульфициуса,
основанное на показаниях современных императору Титу источников, в которых
ясно говорится о твердом намерении Тита разрушить Храм с тем, чтобы вырвать
с корнем веру иудеев в вечность их Храма", - пишет д-р М.Гликсон.
Многочисленные рассказы и хроники тех лет доказывают,
что Рим и их император Тит рассматривали разрушение святыни еврейского народа,
его духовного бастиона, его веры и надежды как свою «историческую миссию».
И это злодеяние соответствовало духу Римской империи.
Храм, назначение которого символизировать и воплощать
дух народа, его Тору и веру в единого Бога, его религиозность и моральные
чувства, был совершенно чужд и противен сознанию и миропониманию римлян
(д-р М.Гликсон).
Мы НЕ ЗАБЫЛИ, что агада в известной степени осуждает
смиренномудрие р. Захарии, хотя и видели, что поступки рабби амбивалентны;
в то же время Й.Флавий акцентирует внимание на отказе коhенов от «чужих»
жертвоприношений как прямой причине войны с Римом. В итоге перед нами уже
известная метаморфоза этических понятий и ценностей: ЦЕЛЬ:
римляне идут войной на евреев как будто бы в отместку
за то, что жестоковыйный народ» не дает им права приносить свои жертвы Всевышнему
–
РЕЗУЛЬТАТ:
полное УНИЧТОЖЕНИЕ ХРАМА. Совершенно ясно, что
отказ от жертвоприношений в Храме не может быть определен как действительная
причина войны римлян с евреями, в противном случае римляне дорожили бы Храмом.
"Но мысли и сердца римлян не были подготовлены
для этой универсальной всемирной идеи, выпестованной еврейским народом.
Слишком духовными, слишком возвышенными, слишком человечными были эти идеи.
Правда, Римская Империя временами относилась довольно терпимо к верованиям
других народов. Покорители тогдашнего мира, римские сатрапы иногда
поклонялись богам покоренных народов. Но проявление такой веротерпимости
объяснялось, прежде всего, отсутствием веры вообще у римлян и безразличием
к вопросам религии. Об этом рассказывает агада.
Например, агада « Вельможа
обиделся" – это объяснение ненависти Всевышнего к потомкам Эсава,
которое в образной форме дает р.Акива:
Однажды начальник города Рима Руфус говорит р.
Акиве:
— В вашем Писании сказано: "Эсава возненавидел
я". За что, скажи, ваш Бог так не любит нас?
— Завтра я отвечу тебе на это, — заявляет р. Акива.
Назавтра спрашивает Руфус:
— Что же, было тебе сонное видение и указано, что
ответить мне?
— Именно так, — отвечает р. Акива. — Двух собак
я видел во сне; одну зовут Руфус, другую Руфина...
— Как! — закричал возмущенный градоправитель. —
Ты для своих собак других кличек не нашел, как имя моё и моей жены?! Смерти
заслуживаешь ты за такую дерзость!
— А велика ли разница, — спокойно отвечает р.
Акива, — между тобой и ими? Ты кушаешь и пьешь, и они едят и пьют; у тебя
рождаются дети, у них также; ты умираешь, и они умирают. А стоило мне назвать
одну из них твоим именем, и ты в такое негодование пришел! А Всевышний?
Он небеса простер, Он землю основал, а ты берешь чурбан какой-нибудь и Богом
его называешь! Как же Господу не возненавидеть вас, потомков Эйсава? (Танхума).
Эта агада убедительно доказывает: римлянам была
чужда "настоящая вера, духовная возвышенность религиозных идей, основанных
на принципах этики и морали" (Д-р М.Гликсон). Языческие преклонения,
идолы — это было для них «естественно» и понятно, и к ним можно было относиться
терпеливо и даже с уважением. Отсюда неуважение к Иудейскому Храму, римские
россказни о том, что в Иерусалимском Храме стояло грубое изваяние с главою
осла. Отсюда, с точки зрения римлян, и необходимость разрушить Храм
вообще, разрушить духовную крепость этого странного непонятного им народа,
отсюда ненависть к евреям. Ни один народ не оказал римскому хищнику такого
отчаянного, поистине титанического сопротивления, как евреи.
Владевший уже полу миром, Рим выпустил монеты с
торжествующей надписью «Иудея покоренная, Иудея плененная»-
это было сделано только в честь победы над маленьким народом, евреями, а
победителю устроен небывалый триумф. «Вот в чем видела свою заслугу Римская
империя Тита, и так ее видят потом во все века притеснители еврейского народа
— последователи римских легионов» (Д-р М.Гликсон).
C другой стороны, еврейский народ очень хорошо
чувствовал свою особенность, отделенность от мира язычества, и замечательная
агада «Лисица и рыбы», в которой р. Акива объясняет Папусу, почему евреи,
несмотря на гнев императора, бесстрашно продолжают заниматься Торой, подчеркивает
уникальность еврейского народа, важность изучения Торы для его выживания
и продолжения («долгоденствия») жизнедеятельности как народа.
Лисица и Рыбы
Вышел от Рима указ, запрещающий евреям заниматься
изучением Торы. Некий Папус бен Йегуда, видя, как р. Акива продолжает по-прежнему
устраивать собрания и всенародно преподавать Святое учение, говорит ему:
— Раби! Неужели ты не боишься гнева императора?
— Папус, — ответил р. Акива, — люди считают тебя
умным человеком, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Слушай, скажу
тебе притчу: Шла лисица по берегу реки и видит — рыбки мечутся туда-сюда
в большой тревоге. И спрашивает лисица:
— От кого это вы бежите, рыбки?
— Спасаемся, — отвечают они, — от сетей, закинутых
в реку, чтоб изловить нас.
— Так выходите лучше на берег, — советует лисица,
— заживем мы мирно вместе, как жили когда-то мои и ваши предки. Отвечают
рыбки:
— Про тебя, лисица, говорят, что ты умнейшее из
животных, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Ты рассуди: если в реке,
где нам жить назначено, мы очутились в такой опасности, то, как же мы решимся
выйти на сушу, где верная гибель нас ждет?
Точно так же и я отвечу тебе, Папус: если и
теперь, продолжая изучать Тору, в которой залог жизни и долгоденствия нашего,
нам приходится трепетать за свою жизнь, то, что же будет с нами, когда мы
сами откажемся от Святой Торы нашей? (Брахот, 61).
Мы прочитали несколько агадот, стремясь по-настоящему
обогатить представление об Устной традиции, получить многомерное, многоаспектное
толкование событий, сделать акцент на этико-философском звучании текста
агадот, его непреходящем значении во Времени и Вечности.
Мы увидели, что само понятие еврейской истории
– это не некий исторический отрезок времени, раз и навсегда прошедший, канувший
в Лету, а нечто живое и непреходящее, вечное, обладающее огромным нравственным
потенциалом для осмысления и сопереживания. Сегодня. Агада - дорога в
историю и путь к личности еврейских мудрецов - именно она открывает возможность
продолжения жизни Письменной Торы в сознании современников, благодаря ей
Тора обретает новые смыслы, агада - мост из прошлого в современное и непреходящее.
Чрезвычайно важно, как мы читаем, что мы чувствуем,
насколько эмоционально переживаем эти, такие с виду простенькие рассказы.
Но именно они создают чувство причастности к народу и Земле Израиля. «Ум
можно просветить, память развить прекрасным обучением, но сердце должно
постоянно пребывать во вдохновении...» — писал в прошлом веке раби Шимшон
Рафаэль Гирш.
Вот почему «Только тот, кто плакал над трагедиями
Израиля, только тот, кто восхищался мужеством святых еврейских мучеников
всех поколений, только тот, кто представляет себе ценность созданной нами
литературы и может оценить влияние иудаизма на все человечество как единственной
морализующей силы, имеет право сказать, что он гордится своей принадлежностью
к святому и вечному народу, чувствует единство Израиля, понимает, как страшен
отход от еврейской традиции …» (Сончино)
Примечание:
* "На следующий день Тит повелел
отрядам, предназначенным для тушения огня и уборки, приступить к борьбе
с пожаром и постройке дороги, обеспечивающей легионам свободный проход вплоть
до самих ворот Храма. Затем он созвал военный совет. В совете участвовали
шесть высших военачальников: Тиберий Александр, Секст Цереалий — от Пятого
легиона, Ларций Лепид — от Десятого, Тит Фригии — от Пятнадцатого, Фронто
Атерий, командовавший двумя александрийскими легионами, и Марк Антоний Юлиан,
прокуратор Иудеи. Были приглашены также другие прокураторы и трибуны, и
Тит предложил присутствующим высказать свое мнение по поводу судьбы Храма.
Некоторые настаивали на применении законов войны:
мятежи не прекратятся, пока Храм будет существовать как очаг мятежей для
евреев всего мира. Другие возражали им, утверждая, что Храм можно сохранить
при условии, что евреи его покинут и вооруженным лицам будет воспрещен вход
в Храм; в противном случае его следует сжечь, ибо Храм, использованный в
военных целях — уже не Храм, но крепость, и в кощунстве будут виновны не
римляне, но евреи, вынудившие римлян применить силу.
Тит заявил, однако, что даже и в случае использования
евреями Храма в военных целях, он предпочитает карать людей, а не неодушевленные
предметы. Римляне многое потеряют, если погибнет столь неповторимое произведение
искусства; но, напротив, в интересах самих же римлян сохранить Храм, это
украшение в венце империи.
Фронто, Александр и Цереалий выразили то же мнение.
Затем Тит распустил совет. Он отдал приказ дать армии отдых перед решающей
битвой и повелел «отрядам по тушению огня и уборке» проложить дорогу через
руины и приступить к тушению пожара.
В тот день изможденные и объятые ужасом евреи утратили
свою предприимчивость. Но на следующий день в восемь часов утра евреи, вновь
обретя силы и самоуверенность, предприняли вылазку против гарнизона, охранявшего
внешний двор Храма. Атакующие натолкнулись на упорное сопротивление римлян,
которые, сдвинув щиты и образовав нечто вроде защитной стены, сомкнули ряды.
Но римляне уже не в состоянии были долго продержаться, ибо атакующие превосходили
их и числом и решимостью. Цезарь, наблюдавший сражение с форта Антония,
поспешил им на помощь во главе отряда конников. Сопротивление евреев было
сломлено. Воины, сражавшиеся в первых рядах, погибли; остальные отступили.
Но едва только римляне отошли, как евреи появились снова и атаковали римлян,
затем снова были отброшены, и так продолжалось до одиннадцати часов утра,
когда, подавленные численным превосходством римлян, евреи вновь отступили
и были подвержены осаде во внутреннем дворе Храма.
Тит вернулся в форт Антония, готовясь предпринять
решительную атаку на заре следующего дня и взять Храм... Но, однако, Господь
уже обрек Храм огню. Судьба повернула колесо истории, и наступило роковое
10 лоуса, день, который некогда, много веков тому назад, был свидетелем
сожжения Храма царем Вавилона. (Форт Антония — замок на склоне Храмовой
горы, выстроенный Маккавеями, а затем переименованный в честь знаменитого
римского полководца и государственного деятеля, участника второго триумвирата
Марка Антония.) Но сами евреи были причиной и виновниками пожарища. Ибо
когда Тит отступил, повстанцы некоторое время пребывали в спокойствии, но
затем снова атаковали римлян. Произошло столкновение между отрядом, охранявшим
святилище и римскими отрядами, пытавшимися потушить пожар во внутреннем
дворе Храма. Римляне отбили атаку и преследовали евреев вплоть до самого
святилища.
И тут один из солдат, не ожидая приказа и, по-видимому,
не отдающий себе отчета в ужасных последствиях своего поступка, но, несомненно,
движимый некоей высшей силой, внезапно выхватил головешку из тлеющих развалин
и, вскарабкавшись на спину другого солдата, швырнул ее через обрамленное
золотом оконце в один из северных приделов Храма. Евреи, увидев поднявшиеся
языки пламени, испустили душераздирающий крик и ринулись тушить огонь, не
щадя ни сил, ни жизни, ибо то, что они столь преданно охраняли, исчезало
на их глазах.
Гонец принес известие о пожаре Титу, отдыхавшему
после боя в своей палатке. Тит выбежал из палатки как был и ринулся к Храму,
чтобы пресечь бесчинства. Его военачальники устремились вслед за ним, а
вслед за ними ринулись возбужденные, яростно вопящие легионеры. Цезарь кричал
и размахивал руками, требуя от солдат потушить пожар. Но солдаты были ослеплены
и оглушены яростью и не слышали его криков и не видели подаваемых знаков.
И легионы ринулись в Храм, и уже ни приказы, ни
угрозы не могли предотвратить бесчинства: бешенство овладело армией. Сбитые
в кучу в проходах, солдаты топтали друг друга, и победители погибали той
же жалкою смертью, что и побежденные.
Приближаясь к святилищу, солдаты делали вид, будто
не слышат приказов кесаря и подстрекали бегущих впереди швырять головешки.
Повстанцы уже не могли ничему помочь: всюду были убийства и кровавые схватки.
В большинстве жертвою пали мирные жители, слабые и безоружные. Изловив их,
римляне безжалостно их убивали. Возле алтаря росла гора трупов и вдоль ступеней
святилища текла река крови, и тела убитых наверху скользили по ступеням
вниз. Солдаты были словно одержимые, и невозможно было их удержать, и никто
уже не пытался бороться с огнем.
Когда кесарь увидел, что с разбушевавшимися солдатами
не справиться, он прошел со своими военачальниками во внутренний зал и лицезрел
Святая святых. Он осмотрел внутреннее убранство Храма, превосходящее по
красоте все описания, воистину заслужившее свою славу.
Огонь еще не проник во внутренний зал, но пламя
уже бушевало в прилегающих помещениях. Кесарь подумал, что еще возможно
спасти изумительное здание. Покинув помещение, он принялся уговаривать солдат
приступить к тушению огня. Он повелел Либералию, центуриону стрелков своего
караула, бить дубинками каждого, кто осмелится не подчиниться приказу.
Но страх и уважение к кесарю были бессильны побороть
бешенство, овладевшее солдатами, их ненависть к евреям, обуявшую их жажду
боя. Большинство было к тому же объято жаждой наживы, убежденное, увидев
золотую отделку Храма, что храмовые подземелья ломятся от денег.
И уже кто-то предупредил их желание и, в то время
как кесарь пытался удержать своих солдат, подложил огонь к металлической
обшивке ворот. Языки пламени появились изнутри. Кесарь и его военачальники
отступили, оставив Храм на милость армии. Так, вопреки желанию кесаря,
Храм был предан огню".
Диалог первый опубликован в
№ 23
