От
автора
Мы уже писали о них – об отце и сыне – Карле-Николае и
Альбрехте Гаусгоферах («Заметки»,№№ 26 и
28)
Однако изучение их биографий принесло (уже после указаных
публикаций) новые «открытия». Кроме того, появилась возможность опубликовать
оставшиеся неопубликованными переводы «Моабитских сонетов» Альбрехта
Гаусгофера.
Я пользуюсь этой, любезно предоставленной мне редактором
настоящего издания, возможностью не только ради
удовлетворения переводческого тщеславия. В 2003 году Альбрехту Гаусгоферу
исполнилось бы 100 лет. Он не дожил до этой даты ровно столько, сколько мы
живем в относительном мире – 58 лет.
Насколько мне известно (?), полный перевод «Моабитских
сонетов» на русский язык еще не публиковался. Это – своего рода приношение его
памяти.
И несколько примечаний:
1. В изысканиях биографии Альбрехта Гаусгофера мне
помогала моя жена
Раиса
Вениаминовна Гарбар. А подстрочные переводы текстов стихов А. Гаусгофера
выполнила профессиональный переводчик с немецкого Ева Семеновна Едвабная.
Приношу им мои самые искренние благодарности.
2.
Под каждым переводом проставлена дата его (перевода) осуществления. Это сделано
не только из научного педантизма или с целью оказания помощи будущим
исследователям моего «творчества». Отнюдь. Просто таким образом мне хотелось
показать как это делалось,– ибо ознакомление с творчеством и высотой духа этого
человека было как ожог.
3. Половина «Моабитских сонетов» (в моих переводах) уже
была опубликована на страницах журнала «Заметки...»
(№28). Сегодня мы публикуем
оставшиеся.
4. И еще одно: кроме 40 новопубликуемых переводов, я
позволил себе привести еще раз его сонет «Мама». Мотивы моего поступка,
надеюсь, станут понятны после прочтения этого эссе.
Пролог
в форме Эпилога
«Это случилось в ночь с 23 на 24 апреля 1945 года, за
сутки до того, как советские войска замкнули кольцо окружения вокруг
Берлина. Хлесткие выстрелы на
заваленном обломками после очередного авианалета союзников пустыре между Lehrter Str. и Potsdamer Bahnhof, в столице
«Третьего рейха» оборвали жизнь восьми человек – людей разного возраста,
происхождения и духа, объединенных лишь общими чувствами ненависти, отвращения
и презрения к двенадцатилетнему правлению
национал – социалистического режима. Это их, узников тюрьмы Моабит,
гестаповцы под предлогом перевода «в иное место» и «для сокращения пути» повели
через пустырь и эти развалины... За первым залпом последовал второй...
И еще
шесть человек рухнули на землю. «Поторапливайтесь! – крикнул штурмфюрер СС,
– у нас еще много дел. Пуля в затылок
тем, кто шевелится или стонет...». Затем тяжелые шаги удалились... И все
стихло... Один, переживший все это, молодой коммунист, получивший «свою» пулю в
голову навылет и избежавший «выстрела милосердия» только тем, что потерял
сознание, сумел через несколько недель рассказать все это и даже указать место
расстрела своих спутников». Так пишет
автор послесловия к книге «Моабитские сонеты» Урсула Лаак – Мишель. Именно
благодаря ему, чудом выжившему в эту страшную ночь молодому коммунисту, мы и
знаем о последних часах нашего героя.
Я не ставлю слово герой в кавычки, ибо, действительно,
считаю этого человека ГЕРОЕМ.
Ведь речь идет о замечательном человеке - Альбрехте Гаусгофере (Хаусхофере).
Это и его жизнь оборвалась там, на пустыре между Lehrter Str. и Potsdamer Bahnhof.
Оборвалась...
Так
это начиналось
А начиналась она в Баварии, в семье генерал-майора
германской армии, доктора политической географии, профессора Мюнхенского
университета Карла-Николая Гаусгофера и его жены Марты. Именно здесь, в Мюнхене 7 января 1903 года у них родился
сын, названный в честь наследника
баварского престола Альбрехтом.
Семья принадлежала к аристократии (известный американский
журналист и историк, автор книги «Взлет и падение Третьего рейха» Уильям Ширер
титулует А. Гаусгофера графом). Это была не только аристократия по
происхождению. Карл и Марта Гаусгофер были аристократами духа, интеллектуалами,
ценителями музыки, живописи, литературы. Именно в этой обстановке и воспитывались их дети.
В семье царил культ трудолюбия, верности долгу,
гражданской ответственности, сочетавшийся с романтизмом и приверженностью к
монархии.
Детство и юность Альбрехта Гаусгофера прошли в Мюнхене.
Здесь в 1917 году, в возрасте 14 лет он поступил в «Терезиенгимназиум», где и
проучился до 1920 года.
Как вспоминает его соученик, историк Германн Гампель,
гимназист Альбрехт Гаусгофер выделялся
среди своих товарищей не только широкими и не по возрасту глубокими знаниями,
но и замкнутостью, «дистанцировавшей» его от соучеников. Все годы своего
ученичества он «оставался вне коллектива» и иногда казалось, что «он один шел
по тротуару, когда все остальные маршировали по улице». И продолжает: «этот дух
всепроникающего романтизма, в котором
романтический историзм был воздухом, сочетался с увлечением философией Шопенгауэра и Ницше, преклонением
перед гением Шекспира и Гете, страстной любовью к Альпам и увлечением музыкой».
В области музыки юный Альбрехт достиг весьма значительных успехов, выйдя за
рамки дилетантизма. Уже в самые юные годы он занимался «компонированием». И в
будущем, где бы он ни жил, музыкальному инструменту всегда находилось место в
его доме».
А вот еще одно воспоминание того же Германна Гампеля. Оно
касается выступления Альбрехта Гаусгофера на вечеринке, посвященной окончанию
гимназии (лето 1920г.):
«Позже... выступил Альбрехт Гаусгофер. Он произнес большую
речь. Он говорил о Германии.., и так любовно...; говорил обо всем мире, о
камнях и звездах, о прошлом и будущем..., говорил так серьезно... Мы не до
конца понимали его речь, но полные одобрения, молчали...».
Мальчик очень рано думал о своем предназначении. Вот что
вспоминает еще один из его знакомых, Райнер Хильдебрандт: «Говорят, что еще в
возрасте 14 лет Альбрехт Гаусгофер в ответ на
вопрос о том, кем он будет, когда вырастет, ответил: «министром
иностранных дел Германии». И добавляет: «возможно, это только легенда, но
интересно, что эти слова приписывают именно Альбрехту Гаусгоферу»...
Мюнхенские волнения 1918 –1919 г.г, попытка установить
республику Советов в Баварии, расстрел заложников в Леопольдгимназии,
убийство Курта Эйснера, – произвело на
юношу такое впечатление, что даже спустя 10 лет он вспоминал это как
«неисчерпаемый источник ненависти, недоверия, гнева и издевательства...».
Однако время шло. Альбрехт Гаусгофер закончил гимназию и,
видимо, таково было моральное воздействие отца (чей авторитет был всегда
необыкновенно высок и в семье, и среди окружавших его людей), что юноша решил
пойти по его стопам – стать специалистом по истории и политической географии.
Именно по этим специальностям закончил он университет в 1924г. Защита
диссертации принесла ему звание «доктора» («Promotion»). Надо отметить, что А. Гаусгофер очень рано
почувствовал тягу и к литературному творчеству: еще до окончания университета
он написал драму в форме диалога «Осенний вечер». Позднеее он еще несколько раз
будет возвращаться к жанру драмы. В частности, в 30-ые годы им будет написана
т. н. «Римская трилогия». Но это будет потом . А сейчас... Юность
заканчивается. Начинается взрослая жизнь.
Взрослая жизнь
После окончания университета А.Гаусгофер переезжает в
Берлин и поступает ассистентом к известному ученому профессору Берлинского
университета Альбрехту Пенку.
Старт молодого ученого в науке оказался необыкновенно
плодотворным. Уже в 1929 году он был избран Генеральным секретарем берлинского
«Географического общества» и назначен ответственным редактором журнала этого
Общества. В журнале на протяжении нескольких лет была опубликована целая серия
научных статей молодого ученого.
Однако автор не испытывал внутреннего удовлетворения от
этой своей деятельности.
Как пишут биографы, «..его скепсис был глубок. Он касался
не только конкретных вопросов, но и общих проблем научных исследований, их
значения и смысла... В поисках смысла целого он обнаруживал лишь «тысячи
мгновений» без цели и единства...».
Впрочем, научная жизнь продолжалась. И продолжалась, по
крайней мере, внешне весьма успешно. Первые годы работы в университете
предполагали большое количество весьма продолжительных научных командировок в
разные части света: в 1924г. – Южная Америка (Бразилия...); 1925г. –
Скандинавия; 1927 – Северная Америка; 1930 – СССР.
В период с 1928 по 1938г.г. около полутора десятков поездок
в Англию. Я не говорю уже о странах Европы... А еще Китай, знатоком истории,
искусства и литературы, которого он стал... Все эти поездки не только расширяли
кругозор молодого человека, но и укрепляли его связи с бесчисленными коллегами
– учеными всего мира.
Вместе с возмужанием приходило и понимание окружающего
мира. И понимание того, что возникало, что творилось в его родной Германии.
А в его родной Германии все больше в силу входил фашизм.
Фашизм, в зарождении которого на первых порах принимал участие и его отец Карл
Гаусгофер, отец, – чей моральный и
научный авторитет был так высок, чьи взгляды, особенно на первых порах, были
вне (и выше) всякой критики. Но приходило осознание...
Осознание
Год 1933 в жизни Альбрехта Гаусгофера, как, вероятно, и в
жизни многих его сверстников, был переломным. Однако, в отличие от многих, он
быстрее, глубже и болезненнее ощущал «изнанку» нового режима, новой власти.
Может быть этому способствовало и знакомство с бонзами нового режима: не надо
забывать, что «заместитель фюрера» (таково было его официальное звание) Рудольф Гесс был ассистентом его отца, что
именно он познакомил Карла Гаусгофера с Гитлером, что Рудольф Гесс до конца
своей жизни благоговел перед «магом» Карлом Гаусгофером и оказывал дружескую
поддержку и ему самому, и его сыну. Но в «прозрении» Альбрехта Гаусгофера,
несомненно, сыграли свою роль и обширные знания последнего, и его кругозор, и,
конечно, его принципы и понятия.
Вот, что пишет уже цитированная Урсула Лаак – Мишель: «С
сейсмографической чувствительностью своего впечатлительного интеллекта он
ощущал, что происходит. Вначале, как многие одаренные молодые люди, он был
приверженцем национал – социализма. Но когда он понял, что идеалы его поколения
и его знания используются во вред нации и государства, он отвернулся от
Гитлера». И произошло это весьма рано, во всяком случае, гораздо раньше, чем к
его отцу. Уже в марте 1933 года, после выборов в рейхстаг А. Гаусгофер пишет
матери: «... убежден, что мы идем навстречу такой большой катастрофе, что это...».
Впрочем, он не только осознал величину опасности, но и со
всей решительностью его деятельной натуры повернулся против режима. Вот, что
пишет комментатор его «Моабитских сонетов» Айке Мидделль: «Согласно
воспоминаний коллег и слушателей, юный профессор на своих лекциях и
семинарах для всех, кто мог (и хотел)
слушать его критические высказывания против политической практики немецкого
фашизма, делал это в метафорической форме, в академических докладах и в
литературных произведениях».
И продолжает: «в отличие от большинства представителей
духовной элиты Германии, которая в 1933 году не принимала национал – социализм
всерьез, считая его (эту идею) «мимопроходящим призраком», Альбрехт Гаусгофер
уже тогда понимал (и говорил) о серьезности тех последствий, которые несет с
собой эта власть».
Я сознательно опускаю ссылки на его знаменитые
«Моабитские сонеты», в которых все это сказано с поэтической точностью и
глубоким убеждением, Опускаю, ибо надеюсь, что при их прочтении единым блоком
все и так станет ясно...
Конечно, гестапо знало о крамольных высказываниях
молодого профессора. Но он был сыном самого Карла Гаусгофера! И над ним (и над его отцом) «простирал руки «второй
(после Г.Геринга) преемник Гитлера» (таково тоже было его официальное
звание) Р.Гесс!
Но вот в 1941 году Рудольф Гесс улетает в Англию для
встречи с лордом Гамильтоном!
Гитлер в ярости! Гесс снят со всех постов и объявлен
сумасшедшим...
И крысы вылезают изо всех щелей: Карлу Гаусгоферу
припоминают, что он женат на полуеврейке и напоминают о пресловутых
«Нюрнбергских законах». Но... Это все же Карл Гаусгофер! И крысы еще не
решаются его трогать. Ждут, что скажет фюрер...
Не трогают пока и Альбрехта Гаусгофера. Пока...
Знающие люди советуют ему покинуть Германию, – переехать
в Англию, в Швейцарию..., – тем более, что там живут друзья, коллеги... Но
Альбрехт Гаусгофер даже не хочет думать об отъезде: это его родина, и он должен оставаться с нею и в ней... Позднее он
посвятит этому один из своих сонетов. Да, он гражданин Германии. Но он не
скрывает ни своего неприятия звериных взглядов нацистов на «окончательное
решение еврейского вопроса», ни своего сочувствия и симпатий к евреям. Он пишет
об этом матери, прекрасно понимая, что его письма перлюстрируются (и даже
советует отцу быть осторожнее).
Надо отметить, что еще с 1934 года Альбрехт Гаусгофер по
инициативе все того же Рудольфа Гесса на факультативной основе сотрудничал
сначала с «Бюро Риббентропа», а позднее с Министерством иностранных дел,
которое с 4.02.1938г. возглавлял тот же
И.фон Риббентроп. В рамках этой работы он тоже много перемещается по
свету: в 1936 г. – переговоры в Праге; 1937 г. – длительная «полудипломатическая»
поездка по маршруту Сев. Америка –
Япония – Китай, многочисленные поездки в Англию. Однако постепенно приходит
осознание эфемерности возможностей своего влияния на внешнюю политику
нацистской Германии. Альбрехт Гаусгофер еще принимает участие в Мюнхенской
конференции, но намеренно держится «на заднем плане», не желая способствовать
скатыванию мира к войне, к которой
его (мир) вели и нацисты, и их
комбатанты.
Тем не менее, после «полета» Р. Гесса в Англию, А.
Гаусгофер, как и многие из «круга» «изменника», был отстранен от
дипломатической деятельности и даже на 8 недель посажен под арест в связи с
небезосновательными подозрениями в помощи «сумасшедшему». Там, в заключении
осуществил он «скромную проверку на прочность своей философии»; там посетили
его отец (который немного спустя тоже был временно арестован за связь с Гессом)
и мать, его любимая мать – человек, с которым он всегда делился самым
сокровенным, и о которой он так трогательно и нежно заботился... «Философия»
Альбрехта Гаусгофера выдержала «проверку на прочность».
Но кто знал, что настоящая проверка еще впереди...
Мы должны это сделать!
(«Покушение
20 июля 1944 года»)
Если «аншлюсс» Австрии принимался немцами по–разному, то
захват Чехословакии и нападение на Польшу окончательно «отрезвили» и
сторонников, и критиков «режима». Активизировались оппоненты среди
интеллектуальной и военной верхушки. За
12 летний период, в течение которого нацисты находились у власти, состоялось
около двух десятков попыток покушений
на Гитлера. Все они и готовились разными людьми, и проводились (или не
проводились) по–разному. И эта тема вполне заслуживает особого разговора.
Однако «покушение 20 июля 1944г.» стоит в этой череде особняком, – как по
своему размаху и количеству вовлеченных в него людей, так и по своим ужасным
последствиям.
Альбрехт Гаусгофер, человек, принадлежавший к
принципиальным противникам режима, не мог не принимать участия в этом заговоре.
Более того, высокий интеллект и принципиальное неприятие нацизма, сделали его
одним из идеологов заговора. И когда заговор оказался раскрыт, то Альбрехт
Гаусгофер, как человек информированный и умный, не мог не понимать, что его связи
с такими руководителями и участниками заговора, как И.Попиц, У.фон Хассель, Ф.
Шуленбург и другие не может оставаться тайной ни для юстиции, ни для гестапо.
И хотя А. Гаусгофер после провала заговора и покинул
Берлин, но не предпринял попыток покинуть страну. Он отправился к себе на
родину – в Альпы.
Здесь в родовом имении на Аммзее, в Амхютте, возле Партенкирхена, он вместе с матерью
уничтожил компрометирующие документы и здесь же был арестован.
Арестован вместе со своим младшим братом. А 28 июля там же
был арестован и препровожден в Дахау и их отец Карл Гаусгофер....
Часто ставится вопрос: почему братья Гаусгоферы,
прекрасные альпинисты, знатоки местности не сделали никакой попытки перебраться
в соседнюю Швейцарию? Ответ на этот вопрос дан в сонете «Родина». Для Альбрехта
Гаусгофера бегство – бегство от ответственности
– было невозможно. И хотя он
понимал какой режим ему противостоит, но принципы для него были важнее. Важнее
личной безопаснсти. И даже важнее угрозы смерти. Это трудно понять. И в это трудно
поверить. Но он, Альбрехт Гаусгофер доказал это и своей жизнью, и своей
смертью.
Он провел в Моабите 9 месяцев. Большинство его товарищей
было казнено почти сразу. И самым
жестоким способом... Альбрехт Гаусгофер был оставлен в живых. Пока.
Есть предположение, что временно оставляя в живых
некоторых заговорщиков, Гиммлер вел «свою игру». Наверное это так. Эти...
ничего не делали без умысла.
Но мы должны быть благодарны судьбе за то, что у
Альбрехта Гаусгофера было еще 9 месяцев...
Девять месяцев изо дня в день перебирал он свою
жизнь, мысленно общался со своими
родными, с кумирами, со своими великими современниками, делился раздумьями...
И писал. Писал сонеты. Сонеты! Вдумайтесь: здесь в
Моабите, в ожидании смерти, он писал сонеты – один из самых сложных образцов
поэзии. И как писал! И сколько!
Вместо послесловия
13 марта 1946г. в Пеле, близ Вейльгейма, узнав о трагической
гибели сына, Марта и Карл-Николай Гаусгоферы покончили жизнь самоубийством...
II Ночное послание
Сквозь ночь ко мне послание идет:
В сплетеньи звуков, лиц и голосов.
Мысль о прошедшем – на засов.
Я знаю только то, что новый день придет.
Разноголосье мертвых и живых
Доносится с земли и звездного далека.
Две бездны предо мной: глубоко и высоко...
Куда? Я на краю... Я вижу обе их...
Среди живых теней и мертвых лиц,
Где даже пыль не пропадает зря,
Не пропадет душа моя...
Вопрос сторонится не видящих границ.
Куда она уйдет, покинув тело...
Я задаю вопрос. Но так несмел он...
Переведено 22. 02. 2003г.
III Тайна Тибета
В стране ветров и высочайших гор,
Там, где вершины штормами укрыты,
Где таинства искусств сокрыты, –
В монастырях хранятся с давних пор.
Мудрейшие из мудрых мудрецов,
Что в кельях замурованы навечно,
Живут в сиянии бескрайнем, бесконечном.
И нет для них начал... И нет концов...
Что фуги голубям, глядящим с высоты...
Что чудо красок для убогого слепца...
Что ум, что мудрость для глупца...
Но чудо: «Я» здесь переходит в «Ты»...
Да, чудо есть – то чудо веры.
Мир мал. Но с нею он без меры...
Переведено 22. 02. 2003г.
V На пороге
Я знаю способ, я его проверил:
Удар – душа на волю вышла в ночь.
Никто не сможет помешать мне.И помочь...
Никто не сможет перед ней захлопнуть двери.
Я на пороге, и моя душа
Способна вылететь на волю из тюрьмы...
Чего же ждем? Чего же медлим мы?
Ведь жизнь и так уйдет, минутами шурша.
Одних на свете держит целый ком:
Из веры. И надежды, и желаний...
Все в прошлом для меня – нет ожиданий...
Но нет, мне не уйти тайком.
Хоть веры нет ни в черта и ни в Бога,
Но я стою – не перейти порога...
Переведено 22. 02. 2003г.
VIII Хождение заключенных по кругу
В Москве, мне кажется, однажды
Ван Гога видел я картину:
По кругу – и ни шагу в середину –
Шли арестанты друг за другом каждый...
И вот теперь я в этом же строю,
Где как скотов людей гоняют
И прежде, чем убить, еще и охраняют.
И я шагаю в этом же строю...
А тот – вне строя – тоже не свободен.
Он выполняет волю злых вождей.
И что им всем страдания людей...
И ежедневно, ровно в полдень
Влачимся мы, теряя силы,
За кругом круг...к своим могилам.
Переведено 23 – 24. 02. 2003г
IX Охранники
.
Нас охраняют бравые ребята
Из Пруссии. С восточной стороны.
Наивные крестьянские сыны,
Одетые в мундир солдата.
Они молчат. Но их глаза...
Глаза глядят и вопрошают.
Они молчат... Они решают...
Задачу – ту, что им решать нельзя...
На них мундир – мундир солдата.
Но что мундир – они в плену...
Они уже закончили войну...
Придет, наступит мир когда – то
Ну, а они – поймут свою вину?
И если да, – забудут ли войну?
Переведено 24. 02. 2003г.
X Лавины
Кто жил когда – нибудь в горах,
Тот, несомненно, это знает:
Как с грохотом лавина вниз слетает,
Вселяя в души липкий страх.
Гора в глухом молчанье застывает:
Ведь, даже мелкий ком
Способен разорить твой дом,
Когда он тонны снега вниз срывает.
Она еще себя натешит всласть...
Преступен тот, кто мощь ее лелеет.
Дурак – кто о беде не сожалеет.
Безумна дикой силы власть.
Я чувствую бессилие свое.
И не пытаюсь задержать ее.
Переведено 24. 02.2003г.
XV Кто рассудит
Я сотни сотен раз встречал Его:
В обличии судьи, с гримасой гнева,
В венке терновом, возносящимся на небо...
Но не было в нем Бога моего...
Теперь я знаю: верно лишь одно:
Он на картине мастера Матисса –
Не бледный юноша. А тот, в ком жизнь светится.
Вот с Ним, с таким Христом я заодно.
Нет, здесь не только мастерство:
Сын Бога, выйдя из могилы,
Преодолел земные силы.
Сам Бог – отец вознес Его.
Отныне в небесах Его дорога:
Сын Божий воспарил к подножью Бога.
Переведено 24. 02 .2003г.
XVI Om mani padme hum
Сегодня мне привиделось такое:
Ко мне явился Будда из Камкуры.
Мир исходил от всей его фигуры
Как – будто он пришел из звездного покоя.
Вот перед ним поселок рыбаков:
Играют дети на причале.
И море: шторм еще вначале...
Он на людей глядит сквозь зеркало веков...
Гнев чужд ему. И разочарованье
Его не гложет. Он в ином:
Он учит нас заботиться о том,
Чтоб каждый раз свои желанья
Преодолели, оторвавшись от земли...
И мир в нирване обрели...
Переведено 24. 02 .2003г.
ХIХ Игра на скрипке
Сквозь стены камеры доносится извне
Игра охранника на скрипке.
Он только учится и делает ошибки,
Но даже это не мешает мне.
Великий Страдивари! Как бы я
Хотел притронуться к божественной струне
Смычком. Но это недоступно мне.
Лишь в памяти звучит струна твоя...
Бессмертна музыка. А жизнь конечна...
Ко мне сегодня Моцарт приходил.
Я счастлив – я сегодня не один.
У жизни есть пределы. Ну, а музыка вечна.
Играй, скрипач! Играй, учись!
Звучи, мелодия! Звучи. Ты – жизнь!
Переведено 24. 02 .2003г.
XXI Фиделио
Тюрьма. Незримый глаз в дверях.
Незримый звук в душе рождает
Надежду – ту, что побеждает
Насилье, злобу, ложь и смерти страх.
Притихли все, дыханье затаив.
При всем бессмертьи музыки и власти сцены
Нужны такие в жизни перемены,
Чтоб вызвать эхо на божественный призыв.
В темнице ценности дороже нет.
Добро и зло – два главных антипода
И человек в надежде – такова природа
Он ждет: вот – вот забрезжит свет.
Но жизнь проста. И нет надежды:
Казнь, безызвестность. Смерть смыкает вежды.
Переведено 28. 02 .2003г.
XXVII Арена
Кончалась ночь. Мой гость из Альбиона
Сидел. В бокале искрилось вино.
То было в прошлой жизни, так давно,
Что даже трудно вспомнить время оно.
Снаружи – праздника блестящие огни.
А он промолвил вдруг сурово:
Здесь нехватает только крови...
Но ничего, – придут и эти дни.
Он рассмеялся зло: Ну, что ж,
Здесь тигров нет и львов...
Но зоопарк уже почти готов...
Как Цезарь: «Остальное ложь».
Мой гость, мой лорд – он ясно различал.
И говорил об этом. Не молчал...
Переведено 1. 03. 2003г
XXVIII Asti spumante
Последний раз я южное вино
Пивал в Италии, в Турине.
Мне не забыть тех дней поныне:
Жизнь благостна. Друг рядом...Но
Друг мертв. Турина больше нет.
И память этих дней, наверное, мертва.
Я вспоминаю. Но едва
Способен вызвать в памяти ответ.
Нет, мне уже не пить «Спуманте Асти».
Пусть даже в винограде блещет солнце.
Ему нет входа в закопченное оконце.
Но верю: сквозь тоску, безвременье, напасти
К идущим нам вослед пробьется счастье.
Как пузырьки в вине «Спуманте Асти».
Переведено 1. 03. 2003г
XXIX Друг
Мой друг, ты мертв. Но в памяти моей
Ты жив: я вспоминаю голос, смех.
А ты. Ты помнишь ли нас здешних, тех,
Кто был с тобой? Кто был семьей твоей?
Ты много понимал, предчувствовал, предвидел
Ты для меня раскрыл смысл тяжкого труда.
Ты знал о многом уж тогда,
Когда ни я, никто еще не видел.
Я продолжаю наш с тобою путь.
Пусть даже он ведет в могилу.
Так помоги мне, дай мне силу...
И укрепи, – не дай с пути свернуть.
Скажи, скажи же, – как мне быть:
Идти вослед тебе? Иль жить?
Переведено 2. 03. 2003г
ХХХI Перстень с печаткой в виде лебедя
Фамильный перстень – с лебедем печать
Я оставляю матери своей.
Он обо мне расскажет ей
Все то, о чем я вынужден молчать.
Наш лебедь белый – королевский дар,
Сверкая крыльями, взмывает ввысь.
Туда, куда мечтой мы унеслись...
Туда, туда уносит серда жар...
И если я не возвращусь домой,
Ты передашь его племяннику, – тому,
Кто – продолженье роду твоему...
И пусть наследник этот мой
Хотя бы раз в году – на это хватит сил –
Того припомнит, кто сей герб носил.
Переведено 2. 03. 2003г.
XXXII Партнахольм
Дома деревни Партнахольм
Обречены погибнуть в зареве войны.
Конечно, в этом нету их вины –
Но то, что было, станет просто холм.
Оставшаяся ветхая лачуга,
Что спрятана и летом, и зимой,
Забытая безжалостной войной,
Переживет ее. И это – чудо.
И, может быть, когда – нибудь она
Раекроет тайну наших лет,
Расскажет тем, кто нам придет вослед,
Забывшим то, что здесь прошла война,
Пришедшим в поисках покоя, тишины –
Об ужасах чудовищной войны!
Переведено 9 – 10. 03. 2003г.
XXX111 Прощание
Поблекли на небе Юпитер и Венера.
Вершины гор зарделись вдалеке.
Бурлит, стекая с гор, вода в реке.
Ну, а вокруг меня химеры –
Я слышу топот за своей спиной...
Мой мул везет меня в долину.
А лошадиный топот – в спину, в спину...
Кто поспешает вслед за мной...
Отчизна далеко, но до сих пор
Сквозь безнадежность дней и ночи шепот
Я слышу тот тревожный конский топот...
На пастбища – к воде, текущей с гор,
Табун уходит – выше, выше, выше...
Вот на свободе он – под неба крышей....
Переведено 10. 03. 2003г..
XXXIV Мед
В моем нелегком долгом бегстве из страны
Со мною был стаканчик меда.
Он дорог мне. И сладок, как свобода,
Как память о местах.которым мы верны.
Я отворил стакан. И тотчас запах трав
Заполнил все вокруг: пахнуло летом...
Как будто родина своим приветом
Мне весть дала, – посланцев – пчел прислав.
О, эти пчелы – словно в детском сне:
Они несут мне мед с родных лугов...
Как – будто снова мир. И нет врагов...
Они летят..., летят ко мне...
Но осторожней, пчелы, берегитесь!
Не обманитесь. Солнышка дождитесь...
Переведено 11. 03. 2003г.
ХХХV Врач
Я не завистлив. Зависть – грех.
Но если б бог спросил: чего хочу?
Я б позавидовал врачу. Врачу –
Ему, ему – из всех, из всех.
Он лечит души и тела.
Днем, ночью, в стужу, в непогоду...,
К больному он – в любое время года,
Отбросив сон и отдых, личные дела.
Он входит в камеру – и будто свет
Ко мне в темницу проникает...
Комок, что на сердце, с его приходом тает...
Светлей врача на свете не было и нет.
Мой Бог, прислушайся к призыву моему:
Воздай за все сторицею ему!
Переведено 11. 03. 2003г.
ХХХV1 Соседи
Соседи! Я не знаю в полной мере:
Вот этот – сожалеет, что так сделал;
Тот огорчен, что был несмел он;
А этот все горюет о карьере...;
Тот – смотрит прямо, не закрыв лица;
А этот сжался в твердый ком
И весь в заботах о другом...
И каждый , каждый, каждый – ждет конца...
Тот – тупо стонет, этот – все хохочет.
Тот жалуется на мороз,
А этот обоняет запах роз
И с ним уйти из жизни хочет.
И каждый мой сосед – отдельная планета...
И всем нам на орбите места нету...
Переведено 10 – 11. 03. 2003г.
IL Бомбовый дождь
Град бомб на нас средь ясна неба.
Тюрьма дрожит: удар, еще удар...
И человек теряет мыслей дар:
Понять кем был он, и кем не был.
Что эта жизнь. Не стоит ничего.
Мы знаем цену нашей жизни:
Веревка здесь – в своей отчизне,
Иль пуля в спину – только и всего.
Лишь чудо может нас спасти,
Продлить нам жизнь без смысла и без цели.
Здесь выигрыш ничтожен, проигрыш смертелен.
Но вот Судьбе угодно руку отвести:
Стихает гул. Земля еще дрожит.
И каждый рад: еще хоть день прожит.
Переведено 02. 04. 2003г.
L Немезида
Он, кажется, вчера еще творил неправый суд
Вчера он четверых приговорил к петле.
Сегодня все вокруг в обломках и золе.
И средь обломков он сегодня тоже тут.
Он радовался гибели других.
Он ликовал, когда весы Судьбы
Он перетягивал ко злу, когда гробы
Он поставлял для жертв своих.
И вот не суд, а высший Судия
Направил бомбу в их отдел.
Нет больше ни судьи, ни дел
Суд! Многие. Наверное, и я
Искали смысла в слове Суд.
Он ждет нас всех. Он ждет. Но там. Не тут.
Переведено 02. 04. 2003г.
LI Превращение
Как мало в молодые дни
Мы придавали сущностным вещам.
Как мало их осталось нам
Теперь, когда в тюрьме, и мы одни.
Как много из того, что в юные года
Мы пропускали в суете дневной,
Сегодня, здесь, сейчас со мной.
Перед уходом в никуда...
Как золото и драгоценный камень,
До времени зарытые в песок,
Они лежат. Но вес их так высок,
Что ни вода, ни ветр, ни пламень
Их не снесут. И «я» твое порой
Ничтожно, словно мышь в сравнении с горой.
Переведено 02. 04. 2003г.
LIУ Навстречу смерти
Хрипят и лают голоса в тюрьме.
В них смерти страх, в них нет победы.
И пусть они нам предвещают беды,
Они и сами здесь в неведенье и тьме.
Бояться смерти свойственно любому.
Боится смерти умный и дурак...
Война закончится тогда и так,
Когда все ясно станет даже рядовому.
Что толку в том, что разум счет ведет
До дней последних, до последнего мгновенья.
Безумье правит нашим поколеньем.
Безумье к пропасти страну ведет.
Её накрыла трупов тень.
И нищета над нею распростерла сень.
Переведено 4 – 5. 04. 2003г.
LУIII Paideia
«Не доверяй». Но тот, кто ощутил
В себе способность управлять другими,
Кто может предсказать. Что будет с ними,
Тому молитва тихая прибавит сил.
Тот, кто способен охранять других
И как садовник взращивать побег,
Кто слышит в древе свежих соков бег,
Тому доверие всего превыше их.
Как можно сохранять доверие других ,
Коль сам не доверяешь никому.
Как можно лгать народу своему.
Как можно жертвы требовать от них,
И как смотреть в глаза людей,
Коль ты дрожишь над жизнию своей!
Переведено 12. 04. 2003г
LIХ Знание
В науке я стремился к одному:
Чтоб то, что ясно, называлось ясным;
Прекрасное – звалось прекрасным
И неизвестным то, что неизвестно никому.
Я много ездил в юности своей:
Как Одиссей избороздил моря и реки.
Я суть понять пытался в человеке,
Чтоб разобраться в жизни сей.
Затем все знания, что были мне даны,
Я попытался передать другим.
Они ж смеялись над желанием моим.
Теперь, когда мгновенья жизни сочтены,
Перебирая штудий дни своих,
Холодный разум – вижу я – вершина их.
Переведено 11 – 13. 04. 2003г .
LХ Кассандра
Со знаменитою Кассандрою меня
Коллеги еравнивали за мои прогнозы.
Я говорил им, что шипы – не розы
Нас ждут. Они не слышали меня.
Цена того, что сквозь победы и восторг
Я разглядел грядущие напасти,
Что предрекал им пораженья страсти, –
Я на себя лишь гнев коллег исторг.
Они навстречу буре гнали челн...
Увы, им нипочем ни скалы, ни туман...
Их паруса переполнял обман...
И вот мы все во власти страшных волн.
Не удалась попытка взять штурвал...
Теперь мы ждем, когда грядет девятый вал...
Переведено 13. 04. 2003г.
LXI Две лягушки
Бывает, – безысходная тоска
Сжимает сердце мне тисками:
Что ждет меня, что будет с нами...
Доколе ощущать мне дуло у виска...
В минуты безысходности такой
Я о лягушках притчу вспоминаю.
Что истинного в ней – не знаю.
Но мне она дает надежду и покой:
Две квакши оказались в баке с молоком.
Та, что умней, поняв сопротивленья ложность,
Пошла ко дну. Другая же, не оценив возможность,
Гребла и сбила масла ком.
В ней воля к жизни не угасла...
И я, в конце концов, хочу «увидеть масло»
Переведено 13. 04. 2003г.
LXII Персидская легенда
В Ширазе слышал я: один шельмец
Сказал, что речи учит он осла...
Молва все это шаху донесла...
И шельмеца призвали во дворец.
Шах вопрошал: неужто это так?
Да, – отвечал шельмец, – лет через пять
Осел сумеет сам вам это доказать.
Народ смеется: ну, пропал простак...
Шельмец с ослом в дворце. Шах задал им урок
Все с нетерпеньем ждут конца:
Когда возмездие настигнет шельмеца...
Шельмец: пять лет – приличный срок...
Я верую в Аллаха моего:
Уж кто-нибудь из нас не проживет его.
Переведено 13. 04. 2003г.
LXIII Кардинал Балу
Как дикий зверь – в неволе, в клетке
Провел он долгих двадцать лет.
Но дух его не сломлен, нет –
Слова язвительны и замечанья метки.
В тюрьме он много размышлял
О спорных мнениях церковных иерархов,
Об их претензиях на роль вселенских патриархов,
Которые он сам не разделял.
От чтенья при свечах Балу почти ослеп.
В глубокой старости он покидает яму.
Наощупь мученик бредет ко храму.
Свобода для него теперь все тот же склеп.
Но вот судьба как будто «сжалилась» над ним:
В носилках темных старика увозят в Рим...
Переведено 14. 04. 2003г.
LXIУ Боэций
Боэций – благородство и отвага,
Ты обвинен, ты предан, ты судим.
И в ожиданьи казни – книгу им
Ты пишешь, от себя не отступив ни шага
Гудит, гудит имперский Рим.
Пред Теодориксом дрожит Сенат.
Ты тверд. И этим ты стократ
Дороже нам, потомкам будущим своим.
Нет, смерть его не привела к закату.
Угас лишь светоч дней былых.
И в этом свете мы яснее видим их.
Лишь много позже человечество утрату
Сумело осознать. Ну, а пример его
Дошел до нас, до времени сего.
Переведено 14. 04. 2003г.
LXУ Сэр Томас Мор
Когда английский канцлер Томас Мор
Как Папе отказался присягать Тюдору,
Суду он был подвергнут и позору,
И брошен в Тауэр «до лучших пор».
Любитель женщин и знаток латыни
Велел упрямого католика казнить.
Суд перов: так тому и быть!
Не сметь перечить королю «отвеку, присно и поныне».
Вот суд, и плаха...И топор
Занесен над главою мудреца.
Но борода закрыла пол-лица.
Он бороду отвел: с каких же это пор,
Где прецедент, с кем было и когда,
Чтоб при вине главы рубилась борода?
Переведено 14 - 15. 04. 2003г.
LXУII Фритьоф Нансен
Он величайшим был из всех, кого я знал.
А я встречал по жизни славных много...
У каждого из них была своя дорога.
Но он не только шел. Он за собою звал.
Он пересек ледовый континент.
Шел там, где не было следа людского.
Он словно из металла был такого,
Которого доныне не было. И нет.
Среди других восславил свой народ.
В науке проложил свой, новый путь.
Ни шагу в сторону: вперед! И не свернуть!
И вот, когда почета, славы наступил черед,
Он не взошел на пьедестал.
Он сделал больше: он надеждой стал.
Переведено 15. 04. 2003г.
LXУIII Альберт Швейцер
Поклонник Баха, врач из Ламбарены,
Философ жизни, взысканный судьбой,
Как жаль, что мы не встретились с тобой,
Чтоб обсудить «реальной жизни» перемены.
Ты много лет живешь в глуши,
Оставив свет и «прелести» Европы.
Теперь вокруг тебя больные «эфиопы»...
Ответь мне: это зов Судьбы?
Я попросить хочу прощенья за потуги
Понять тебя, принять Судьбы урок...
Надеюсь, мне твои слова пошли бы впрок...
А может быть, сыграв «Искусство фуги»,
Ты б ничего мне больше не сказал, –
Лишь улыбнулся, посмотрев в глаза...
Переведено 04. 05. 2003г.
LXIХ Космос
Возможно ли, чтоб Кеплера закон,
В ряды созвучий воплотившись,
И из гармонии в число оборотившись,
На землю людям спущен был бы он?..
Материя в любом своем обличье:
В сияньи света, в колебаньи звуков
Едина. Это установлено наукой.
И цель ее – Творца величье.
Тот, кто смеется над величием Творца,
Не ведает как глуп он и как слеп.
Мир для него лишь темный, тесный склеп.
Наш мир един – нет ни начала, ни конца...
Волна и свет – вот струны в божьей лире.
Ну а число? Число – звук в этом бренном Мире.
Переведено 04. 05. 2003г.
LXХII Паоло и Франческа
Любовь, любовь – аллегро и анданте...
Что трогательней может быть и краше.
Вот отчего внимание и чувства наши
Мы отдаем стихам божественного Данте.
Терзания и муки, горести и сладость, –
Все перемешано в истории любови...
Великий флорентиец не жалеет крови.
Но даже он хранит надежду – радость.
Суровый Данте вновь и вновь
Проводит нас сквозь круги ада.
Но даже он не в силах: и преграда
Не может разлучить великую любовь.
И пусть кругом все тлен и прах,
Любовь преодолеет смерть и страх.
Переведено 06. 05. 2003г
LXХIII Ночное видение
Ты так давно не снилась мне.
Ты – та, которая ушла так рано.
Я ждал тебя – не заживала рана.
И вот сегодня ты пришла ко мне.
Я вспоминаю: мне безумно жаль...
О, как мерцали звезды в эту ночь,
Как мир сиял. Но я помочь
Не мог (иль не умел). И рвался прочь.
И вот теперь ты вновь пришла ко мне.
Во сне ни боли, ни печали.
Мы снова вместе – как вначале.
Мы снова вместе – хоть во сне.
Ты остаешься – я благодарю.
Что подарить тебе!? Себя дарю.
Переведено 06. 05. 2003г
LXХУ Miyajima
Ворота храма, вод текущих плеск,
Вершины сосен, шелест трав
Стада ручных косуль среди дубрав...
И тишина, и солнца блеск.
Из этих плещущихся вод
По склону вверх ступеньками тропа.
Природа здесь на краски не скупа.
Она их обновляет каждый год.
Вершина в золоте тумана
И острова в бескрайнем море.
И парус в голубом просторе...
Япония – страна у кромки океана.
Святынь высокая обитель.
Ума и духа человечества хранитель.
Переведено 07. 05. 2003г
LXХУI Предсказание
Пенанг, старик индус, гаданье по руке.
Рука – в руке, глаза – в глаза...
Он многого тогда мне не сказал,
Но столько мудрости и знаний в старике...
Я проверяю жизнию своей
Реальность предсказаний старика.
Увы, от предсказаний далека
Судьба финала жизни всей...
Он в Азии мне обещал финал, –
Где так ценима мудрость чистых слов.
Увы, мне кажется, финал мой не таков...
О, сколько бы я, кажется, отдал
Реалий из судьбы, свершившейся, прошедшей.
Но верящий в Судьбу, – немного сумасшедший.
Переведено 07. 05. 2003г.
LXХУII Ветер с моря
Свист ветра за стеной моей тюрьмы
И неба синева в разрывах облаков.
Порывист ветер – будто сонмище быков
В решетку ломится. А за решеткой мы.
Он проникает в камеру. И соль
Я носом чую. Что это! Обман?
Как моря шум, шуршанье гальки, как туман.
А может это просто сердца боль...
Но губы повторяют звук сигнала,
Что поутру будил меня от сна.
Я просыпался: и в душе весна...
Жизнь начиналась каждый день сначала.
Вот и сейчас я отплываю в Рио...
Там хорошо, там нет войны. Там так красиво...
Переведено 07. 05. 2003г
LXХУIII Ян Майен
Гренландский воздух холоден и тих.
Стремительно скользит по морю челн.
Молочно – голубой рисунок волн.
И челн как-будто разрезает их.
Туман. Туман окутал все вокруг...
Казалось, лодку поглотит седая пелена.
Но миг – и падает она:
Вулкан из моря возникает вдруг
Он стонет под напором лавы.
Мгновение – и вырвалась она.
И тишина... И снова т и ш и н а.
Недолог миг безумной славы.
И снова сон – глухой, глубокий сон.
Что видится ему? Что слышит он ?
Переведено 08. 05. 2003г
ХХХ Мама
Тебя я вижу в отблеске свечи:
Ты у калитки. В ночь глядишь в упор.
Ты ждешь. Прохлада сходит с гор.
Ты зябнешь в холоде ночи.
Ты мне глядишь спешащему вослед,
Спешащему во мрак, в безвременье, в дорогу...
И улыбаешься, чтоб скрыть тревогу...
Кто знает, что нас ждет во мраке лет...
Нет, то не свет свечи, – любовь твоя
В кромешной тьме мне освещает путь
Я ухожу... Назад не повернуть...
Седая прядь дрожит. И в ней вина моя.
Огонь свечи. Окошка рама...
Ты мерзнешь. В дом войди, согрейся, мама...
Переведено 2. 03. 2003г.
