Соседи
Пауль Анчель случайно мог повстречаться с «нашими», допустим, где-нибудь у светофора на углу Русской и
Садовского. После концлагеря он был плохо
одет, но даже и лохмотья не могли бы скрыть его замечательной красоты, одухотворённости
облика и вечной печали в глазах.
Ещё в сорок втором он трагически разминулся с родителями и сестрой в
черновицком гетто – их депортировали в эшелонах в концлагерь Михайловка, где все погибли, а Пауль, известный впоследствии
как Пауль Целан, один из самых значительных поэтов двадцатого века, чудом уцелел
в лагере Табарешты.
Итак, готовый
к побегу из ада, поэт мог стоять где-нибудь на перекрёстке и случайно увидеть
моего недавно прибывшего в Черновцы отца, облачённого, как я полагаю, в великолепный
самостоятельно сшитый байковый блузон.
После бегства оккупантов в Черновцах пустовали квартиры,
и поселиться в городе, обладавшем некогда легендарной еврейской атмосферой, с
европейской архитектурой - такая перспектива казалась сказочно-невообразимой! Иосиф Полянский был, вероятно, очень
доволен: он только что в вселился с семьёй в пустующую квартиру с двумя
венскими стульями и, разумеется, не был охвачен идеей предстоящих катастроф.
А Целан, наоборот, навсегда
покидал опустошённую румынскими мародёрами родительскую квартиру и готовился к
побегу через ближайшую границу – до неё было всего сорок километров. И вполне
можно предположить, что, считая своим долгом предупредить соплеменника, поэт
сказал моему отцу - на идише, румынском или русском: куда ты приехал, наивный
оптимист? Здесь только что кипел такой адский котёл, какой в кошмарном сне и Данте
не мог привидеться!
Знали ли мои родители и родственники (ибо ВСЕ поехали за счастьем в Черновцы) о трагической судьбе местных евреев? Знали далеко не всё, ибо Холокост был засекречен для советского народа, меж тем как ужасы черновицкого разбоя висели над городом строгим библейским напоминанием. «Местные», уцелевшие, благодаря выданным мэром города Траяном Поповичем сертификатам, свидетельствующим, как в «списке Шиндлера», об их квалификации, владели, как правило, пятью языками – идишем, румынским, венгерским русским и немецким, тогда как пришлые, «бессарабско-румынские», говорили лишь на трёх языках – идише, румынском и русском. Напротив нас, через дорогу, жил профессор, переживший гетто, на которого я взирала с почтением, когда он в своем черном беретике подходил к дому, а затем исчезал за таинственными тяжелыми, чугунными, узорными воротами. Никто из «наших» с ним заговаривать не решался. В прошлом - австрийско-венгерские Черновицы, затем румынские Черноуты, затем советско-украинские Черновцы. Пятиязычный - немецкий, венгерский, румынский, украинский, а потом и русскоговорящий город. Каждая дворничиха - полиглот.
***
Диктатор Ион Антонеску, военным переворотом
захвативший власть, призвал румынский народ беспощадно и безнаказанно убивать всех евреев, знакомых и незнакомых, соседей
и даже друзей. Он торжественно объявил, что настал священный час
- наконец-то! И такой прекрасный шанс – убивать евреев безнаказанно - ещё раз может
представиться разве что через 100 лет. «Меня не волнует, что история нас
запомнит как варваров: в истории более не будет благоприятных моментов». Наглость
вожделений Антонеску превосходила даже и больную фантазию союзника Гитлера, ибо
«древнеримская» кровь в румынском варианте почиталась им «голубее» арийской, и
чистоту ее следовало отстаивать.
Уничтожив ясских евреев, румыны
в начале июля сорок первого бодро вошли в «самый еврейский город Европы»,
как некогда называли Черновцы, и занялись бойней. Точные цифры уничтоженных,
оказывается, всё ещё не установлены, а в дни празднования шестисотлетнего
юбилея промелькнули – а потом скрылись - неожиданные данные: до войны
жительствовало шестьдесят тысяч евреев, а уничтожено пятьдесят процентов, то есть
по несложным расчётам по моим - тридцать
тысяч человек, что, оказывается, не так уж и много, согласно изуверской логике,
поскольку в Галиции было уничтожено гораздо больше - 97 процентов еврейского
населения. Какой комплимент Черновцам! Вот уж воистину: всё познаётся в
сравнении, особенно, если хочется вывернуться с помощью недопустимых сравнений.
Гестапо арестовало ведущих евреев города и
главного раввина Марка, подвергнув зверским пыткам, затем повели раввина на
верхний этаж Еврейского дома наблюдать душераздирающий «спектакль» уничтожения
людей, после чего его и других заключённых расстреляли на берегу реки Прут. Остальных
евреев, так же как ясских и бессарабских, в товарных вагонах, где большинство
задохнулось от жары и удушья, как и было задумано, увезли в концлагеря в
Транснистрию - земли между Днестром и Одессой, щедрой рукой отваленные Гитлером
Антонеску: на, бери, для дела не жалко.
И
даже при «хорошем» короле Михае, которого сверг Антонеску, до прихода Сталина,
в Бессарабии был погром, правда, не кровопролитный. Мама рассказывала: всего
лишь ограбили, но, слава Богу, не били, не убивали. Она не единожды обнаруживала
отнятые вещи у соседей, памятные, фамильные, а соседи-грабители, поймав её взгляд
узнавания, «стыдливо» отводили глаза. Власти, как у горюхинцев, так часто
менялись, что не успевали и вздохнуть. В сталинский довоенный год «чуждые
элементы» ссылались в Сибирь за наличие частной собственности в виде швейной
машинки, а нынче после эвакуации - Самарканда, Бухары и Намангана - опять этот
Сталин. Терять было нечего, совсем по Целану: А мы все смеялись и уходили в чужие долины. Нам все равно: все шатры сожгли.
C Розой
Ауслендер, тогда Розалией Шерцер, Пауль Целан познакомился в
гетто, где умудрялся писать стихи и переводить сонеты
Шекспира. Оба, помеченные
жёлтыми шестиконечными
звёздами, говорили, разумеется, не только о возможности побега (отчаянная Роза сбежала
и долго пряталась в холодных подвалах), но и о высоком назначении поэзии. И
многие узники именно этого гетто – врачи, музыканты, юристы, поэты, а также спинозисты,
кантианцы, марксисты, фрейдисты - с шестиконечными звёздами под наблюдением
грубых усатых солдат и полицейских говорили о Гельдерлине, Рильке, Тракле,
Гессе. Скажем так: уникальный выдался «литературный, интеллектуальный уголок» в
Черновцах, поэтический олимп за колючей проволокой!
В
сорок пятом Ауслендер была арестована НКВД как румынская шпионка, но через три месяца отпущена (мамина
сестра Бела Лернер, уцелевшая во время разгула ясского Холокоста, арестованная тоже
как румынская шпионка, отбыла семь лет в воркутинской тюрьме с последующим поселением
в тундре с её вечной мерзлотой). Холокост пересёкся вплотную со сталинизмом, и
черновицкая трагедия повисла в воздухе риторическим вопросом. Молчит город, не
испытывая вины, а Роза Ауслендер от такой родины и от себя в ней напрочь - отреклась:
Да я родилась когда-то
нет больше страны моего детства
я не человек как другие
я имя свое забыла
трижды поставлю крестик
аминь[1]
Я полагаю, что, в отличие от «плохого» Гамельна (который
слова не сдержал, обманул крысолова и был жестоко наказан!), всё же удостоенного
пера Зимрока, Гейне, Браунинга и Цветаевой, Черновцы, «в воздухе которого жили
сказки и легенды» (Ауслендер), а нынче город без покаяния, ещё долго не сможет
найти своего певца и войти в поэзию. Ибо именно в Черновцах, уникальном очаге
культуры, произошёл, выражаясь языком Цветаевой, ещё и «мор на поэтов», отчего
он и сделался «Веймаром без Гёте».
В сорок пятом Целан зафиксировал замену одной диктатуры другой, предугадал высокий градус доносов, подслушиваний, круговой поруки, насилия, осознал, что после одного концентрационного лагеря, может оказаться в другом. Он не забывал трагическую судьбу любимого Мандельштама: я слышал, как пела ты, бренность, я видел тебя, Мандельштам. А Мандельштам предупреждал:
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.
И всю ночь напролет жду гостей дорогих
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Пауль умчался
в Бухарест, через два года проник в Австрию, затем в Париж, но бегство не
спасло - его шатры ещё в Черновцах были окончательно сожжены. Тени прошлого
догоняли, преследовали, и он покончил с собой. Рождённые в Черновцах поэты Холокоста не удостоили
город поэзии. Моя Отчизна умерла, она погребена в огне Я
живу на моей Родине, в слове, - сказала Ауслендер.
Исчезнувший
город, исчезнувший мир…
***
Инна Иохвидович посвятила мне новеллу
«Девочка и
дворник», всколыхнувшую самым неожиданным образом далеко не безмятежный эпизод
из раннего детства, дремавший как будто бы в глубинах моего подсознания. Я
подозреваю, что всегда помнила то, о чём сейчас пишу, а сейчас прозрела, чтобы,
имея уши, да услышать и увидеть тени непогашенных огней.
Писательница рассказала историю еврейской
девочки, которой, несмотря на запреты мамы, нравилось навещать
соседей-дворников, оказавшихся бывшими полицаями. Из нечаянно подслушанного
разговора (который девочка никогда не забудет!), она узнала, что злобный
полицай-антисемит при «благоприятных» обстоятельствах с наслаждением убил бы
её. «Эх, жаль не те времена, попадись мне она во время войны, тогда, при
немцах, я бы её башкой об стену дома размазал, чтобы все мозги повылетали, чтоб
стена от них белой стала с кровью».
У меня тоже были соседи, супружеская пара, бывшие
полицаи, и они тотчас же возникли в моём сознании, когда я прочитала рассказ
Инны. А дверь их была напротив нашей, на расстоянии двух метров. Я никогда
ничего не говорила ни Инне, ни кому-либо другому о соседях, и задавать мистический
вопрос, почему писательница посвятила мне рассказ про соседа-полицая, нет
смысла, поскольку он - риторический. И теперь, когда, увы, никого из семьи моих
родителей нет в живых и не с кем поделиться страшными догадками, я прихожу к
выводу, что сосед – с супругой - изловчился «достать» нашу семью и после войны,
ибо и с помощью сталинизма – не обязательно башкой об стенку - вполне можно
было добивать недобитых.
Мне исполнился всего лишь месяц,
когда привезли меня в немыслимо красивый город с разнообразно выложенными
плиткой тротуарами. Я помню мою тихую улицу Прикарпатья, поднимающуюся в гору,
по которой из-за крутизны не ездили машины, с нарядными особняками, напоминающими
помещичьи усадьбы, и прилегающими к ним садами, что придавало улице патриархальный
вид. На нашей улице Шевченко (она и сейчас так называется, номер дома - 86)
также красовались особняки стиля модерн, известные под названием «венская
сецессия» (в центре города позировали дома, построенные учениками австрийского
зодчего Отто Вагнера). Эти дома с тяжелыми резными дверями с затейливыми
ручками были украшены цветочками, ангелочками, а у некоторых сверкали крыши,
выложенные мозаикой, и, чем выше в гору, тем они были красивей и загадочнее. Впечатления
от домов с орнаментами, изображающими растения и зверей оставили след во мне. Улица
казалась слепком некоей типичной улочки провинциального европейского города
где-нибудь в предгорьях Альп или Карпат Австро-Венгрии двадцатых годов. Не то
Триест, не то уголок старой Праги. Теперь для меня – это уже застывший слепок,
как в «Марсианских хрониках». Я не вижу улицу, а как будто бы некогда видела её - то ли во сне, то ли на картине,
то ли на ковре.
В нашем дворе жили ещё мои две
тётки – папины сёстры – с семьями. А неподалёку на Русской улице поселились ещё
его две сестры и младший брат с семьями. Нам досталась квартира не в центре с
соответствующими роскошными удобствами, а ближе к окраине. Бельэтажная квартира
состояла из одной большой квадратной комнаты с большими окнами во двор с
кустами пахучих чайных роз и сирени, от которых в восторге был мой отец, с
паркетным полом и квадратной же кухни с деревянным полом. Существенным
украшением кухни служил кран с округлой чугунной раковиной, под которой я долго
просиживала, изучая её затейливые узоры, как я теперь понимаю, узоры «модерна».
Поскольку детей было трое и
спальных мест не хватало, меня бережно, обложив подушками и чем-то ещё, чтобы
не упала, укладывали спать на большом дубовом столе, стоявшем у стены на кухне
напротив двери. Вход осуществлялся через длинный узкий коридор, выходивший во
двор у самых уличных ворот.
Коридор справа (с нашей стороны)
вдруг обрывался извилистой лестницей наверх – там, на втором этаже
располагались две квартиры. Одна принадлежала Шульке, сверстнику моей старшей
сестры, с родителями, а другая Борьке-малому (он был младше многих из нас -
«дворян») с родителями. Отец Борьки-малого Моисей Дарис и был одним из
уцелевших евреев черновицкого гетто. Борька-малый, а на самом деле Борис Исаков
умудрился запомнить меня, несмотря на то, что я с незапамятных времён выбыла из
магнетического, волшебного дворика. Разлетевшись по всему миру, в Израиль,
Канаду, США, Германию, ибо в Черновцах набирал обороты антисемитизм, а тема
Холокоста замалчивалась, они остались преданы романтическому культу дружбы,
образовав тесный круг, своего рода «отечество нам Царское село». Борис Исаков живёт
в Лейпциге, а меня – одно из воспоминаний далёкого детства - нашёл в Берлине.
***
Я мысленно возвращаюсь к судьбоносному
коридору. Так вот, по коридору слева, окнами на улицу, располагались ещё две
квартиры. В одной из них, той, что напротив нашей, жительствовала украинская
суровая молчаливая супружеская пара, до подозрительности благополучно
пережившая оккупацию. Они – муж и жена – были, на мой детский взгляд, похожи
друг на друга, сутулые, одного роста, сухощавые, тоскливо, в чернильных тонах одетые.
Из разговоров взрослых о сотрудничестве соседей
с нацистами я своим детским чутьем уловила опасность и то, что их надо бояться.
Кроме того, мне ещё велено было как можно скорее проходить мимо них, не
вступать в разговоры, которые я очень любила. Предостережение было необычным,
потому что, во-первых, мне никогда ничего не запрещали, а во-вторых, в нашем замечательном
дворе со всеми другими соседями можно было сколько угодно разговаривать даже на
идише, веселиться, смеяться и танцевать, а здесь, в коридоре – следовало быстро
и молча пройти мимо. Между тем, наша дверь – это же надо! - была напрямую -
напротив вражеской двери.
И я стала бояться! Я пробегала, вобрав голову в
свои плечики, мимо угрюмых соседей – они глядели злобно и в еврейском дворе
никогда не появлялись. Однако мне и в голову не приходило рассказать кому-нибудь
о моих страхах и, подозреваю, что многие дети без наводящих вопросов не в
состоянии о своих страхах рассказывать в силу своей, я бы сказала, чрезмерной детскости.
Я боялась до такой степени, что однажды мне приснился самый жуткий сон моей
жизни.
Я сплю на своём столе, а плохие соседи – я
почему-то знаю, что это они - пытаются вытолкнуть наш ключ входной двери, чтобы
вставить свой, другой ключ там, снаружи, и открыть дверь. Это действо
свершается при слабом желтоватом свечении. А за дверью слышен женский хор. Ключ
с моей стороны поворачивается, раскачивается мучительно долго в сопровождении непрерывного
и, как я теперь понимаю, слаженного, профессионального, оперного пения,
отзывавшегося пронзительной болью в моём детском сердце. Но он, ключ, не выпал,
и дверь не открылась. И толпившиеся за дверью соседи остались без добычи, то
есть без меня, маленькой девочки, неотрывно, зачарованно смотревшей на ключ и
считавшей, что в нём – спасенье.
Между тем, события вокруг нашей семьи сгущались
– собирались уже грозные тучи. Иосиф Полянский являл собой тип
абсолютно не замороченного властью человека, сказывалась поздняя интеграция из
боярской Румынии в сталинскую послевоенную диктатуру. Тёзку Иосифа (Сталина) Иосиф
Полянский для конспирации от подслушивающего доносителя в дискуссиях называл «Ёсалы»
- его самого на идишский манер тоже называли уменьшительно-ласкательно Ёсалы.
Вокруг Полянского (гимназия в боярской Румынии – в среде «неместных» это уважалось)
сформировалась целая группа политических единомышленников, и наша квартира с
медным, начищенным до блеска самоваром в центре стола и красивым янтарным чаем
в прозрачных тонких стаканах кипела антисталинскими страстями.
Однажды сосед-дворник со странной
фамилией Шут, живший в доме с деревянной длинной верандой-балконом справа во
дворе «рассекретил» Ёсалы - Иосифа Полянского. Шут, якобы, подтвердил органам
НКВД на допросе, что тот слушает иностранные «голоса». Взбудораженный двор
только и говорил о том, что дворник сам к НИМ не приходил, его вызвали,
спросили, а он со страху – подтвердил. Было очень важно, что по своей инициативе дворник доноса не
свершил, ибо донос в нашей среде был страшнее смерти.
Его спросили (так рассказывали во
дворе, а я всё слышала):
«Правда ли, что Иосиф Полянский
слушает иностранные голоса?»
Он ответил:
«Да».
Предавший Шут, подобно
евангельскому Иуде, осознал, что совершил, и повесился на
чердаке, где как шут висел, согласно
знаменитому пушкинскому (на полях рукописи «Евгения Онегина») «как шут висеть».
Запоздалая мысль-догадка о
соседях напротив завладела мной. Если
«иностранные голоса» мешали мне, девочке, спать – можете себе представить
старые приёмники с визгами и тресками? – то неужели те, что напротив, злобные, с
заведомо дурными намерениями не слышали, или же не подслушивали, тем более, что
для этого не нужно было напрягаться: информация сама, легко приплывала в
грязные, алчные лапы патологических антисемитов? В моём сне соседи стояли за
дверью, однако, где сон, и где реалии? А может быть, они и в самом деле там
стояли? Ребёнок, вероятно, должен был рассказать о ночном видении и громко заявить
о том, что боится соседей, стерегущих за дверью.
Но девочка промолчала. Увы, дети
иной раз оказываются в опасности, о которой любящие родители не подозревают, и колыбель качается над бездной. Этим
трагическим образом Набоков не
случайно осенил начало
романа-автобиографии «Память, говори»: «Колыбель качается над бездной, и
здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя
вечностями тьмы. Хотя обе они – совершенные близнецы, человек, как правило, с
пущим спокойствием вглядывается в бездну прижизненную, чем в ту, к которой
летит». Детство предлагает немало
загадок, которых не разрешит ни теодицея, ни психоанализ, ни литература.
Моего отца арестовали. Впрочем,
арест был не сталинско-классический, московско-ленинградский с неизбежным ГУЛАГом
или расстрелом. Иосифа Полянского через некоторое время выпустили согласно
устному договору: мы тебе – свободу, а ты нам – квартиру. Договор одной
стороной был нарушен: через полгода за отцом, как тогда говорили, «пришли», но
его уже не было в живых. Отпустили, стало быть, согласно «джентльменскому»
договору с местным НКВД, в котором процветала коррупция, и под залог такой замечательной квартиры.
В 1952 году мы, изгнанная семья,
сняли комнату в другом городе (это уже - другая история) напротив еврейского
кладбища, на котором отца вскоре и похоронили. Он угас в возрасте сорока трёх лет
в первую очередь от горя, поскольку ценой своей свободы оставил детей без
крова, в чужом углу. Полянский умер в январе пятьдесят третьего, а Сталин
спустя два месяца, однако несокрушимой оставалась закономерность: если в этом
государстве отняли жилье, где можно голову приклонить, то не вернут никогда. Больше
родительского дома у детей Иосифа Полянского никогда не было.
***
Режиссёр Аркадий Яхнис
рассказывал, как они с Фридрихом Горенштейном работали над документальным фильмом
о Бабьем Яре. Решено было найти оставшихся в живых «расстрельщиков» из
львовского куреня. Полк их назывался лирично – «Нахтигаль», что в переводе с
немецкого означает «соловей». Сам факт найти
их был бы серьезным плюсом для картины. Аркадий подарил мне, записанный
Горенштейном план неосуществившегося фильма. Под пунктом 3 записано:
Украинцы-убийцы. Буковинский курень и другие.
Фамилии. Фотографии. Есть ли еще живые? Монумент, установленный в их честь в
Черновцах.
В Черновцах? Неужели палачам установили монумент в Черновцах? Оказалось, правда: в 1995 году в сквере на углу улиц Русской и Садовского объявился памятник героям Буковинского куреня в виде трогательного до слёз ангела, раскинувшего широко свои крылья, готового прикрыть ими своих «страдальцев-праведников».
Боря
Исаков рассказал мне, что мрачная супружеская пара - дверь напротив нашей,
какой ужас! - таинственно исчезла вскоре после нашего отъезда. Засветились ли НКВД
в пору своих доносов, или некто донес на доносителей? Сталинский молох
политических репрессий варил в одном котле и полицаев, и людей, оказавшихся под оккупантами, и жертв Холокоста.
Я спросила Борю: «Как там наш коридор?» Он ответил: «Та половина, в которой
жили Полянские напротив полицаев, отгорожена деревянной перегородкой наглухо,
до потолка».
Затих, угас солнечный летний двор
под синим небом с могучим каштановым деревом с раскидистыми ветвями, усыпанном ярко-зелёными
листьями (под ним всем двором дружно в большом котле варили очень вкусное
сливовое повидло, помешивая огромными ложками-вёслами в таком количестве, чтобы
каждому из нас хватило на всю зиму), не слышно звонких детских голосов. Времена
открытости, толерантности жизнерадостного послевоенного двора с его особой
атмосферой давно ушли в прошлое, выдрав безжалостно из его книги жизни лучшие
листы.
***
Возможно, я когда-нибудь всё же
доберусь до тех мест, где прошло раннее счастливое детство, и увижу, наконец,
этот дом и двор, и сад. Однако, если, вследствие каких-нибудь причин - перестройки,
застройки, вырубки, - не увижу ни того, ни другого, а всё-таки кое-что разгляжу,
то тогда, наверное, и я испытаю, по выражению Набокова, «удовлетворённость
страдания». Но одного я точно не застану: моего детства.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4258
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer4/MPoljanskaja1.php - to PDF file
Комментарии:
C ленты фэйсбука
- at 2017-01-08 00:57:47 EDT
Евгения Стеклова Дорогая Мина, это "радость со слезами на глазах". А мой первый дом, на берегу Днепра, сгорел в Смоленске, в 1941 году.
"По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу -
Кто меня вернет? -
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где - боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой."
Soplemennik
- at 2016-10-10 15:57:45 EDT
М.П.
- at 2016-10-10 14:20:31 EDT
В Черновцах 7 октября открыли памятник Черновицкому гетто.
Ну, а как быть с другим памятником? ...
====
Уважаемая Мина Полянская!
Может быть так:
Во-первых, стоит собрать максимум материалов о Буковинском и Киевском куренях, их роли в сентябре-октябре 1941 года.
Такие попытки есть:
http://www.kby.kiev.ua/book1/articles/note6.html#art25
http://www.kby.kiev.ua/book1/documents/2
Во-вторых, заморозить требование о сносе этого памятника мельниковцам на некоторое время.
М.П.
- at 2016-10-10 14:20:31 EDT
В Черновцах 7 октября открыли памятник Черновицкому гетто.
Ну, а как быть с другим памятником? В 1995 году в сквере на углу улиц Русской и Садовского объявился памятник героям Буковинского куреня ( расстрельщиков Бабьего яра) в виде трогательного до слёз ангела, раскинувшего широко свои крылья, готового прикрыть ими своих «страдальцев-праведников».
А.Б.
- at 2016-06-15 05:04:27 EDT
"Мне исполнился всего лишь месяц, когда привезли меня в немыслимо красивый город с разнообразно выложенными плиткой тротуарами. Я помню мою тихую улицу Прикарпатья, поднимающуюся в гору, по которой из-за крутизны не ездили машины, с нарядными особняками, напоминающими помещичьи усадьбы, и прилегающими к ним садами, что придавало улице патриархальный вид..."
:::::::::
Перечитываю (в который раз) Ваш рассказ, такая благодать, особенно - после перестрелок-переписок. Вычислить меня легко, ведь я не скрываюсь; как оказалось, нас объединяют и любовь к Ф.Горенштейну, и детство в Прикарпатье. Только мой город расположился в долине, между реками Быстрица и Ворона,
ближе к польско-венгерской границе.
М.П.
- at 2016-06-15 00:41:45 EDT
Дорогой А.Б. Вы не опоздали, очень даже вовремя написали свой прекрасный отклик на мой рассказ о детстве, которое кажется мне уже небывальщиной. А недавно мой внук с помощью "ГУГЛ" нашёл мой дом, такой далёкий, далекий в пространстве. Да, и во времени тоже. Я была даже ошарашена мистически, увидев высокие его окна. Я узнала их. Дом - есть! Жаль, что во двор было никак не заглянуть из-за высоких запертых ворот. Один из читателей, "бывших "дворян", написавших здесь отклик, сообщил мне по телефону, что входные двери (они слева за воротами) в дом с чугунным затейливыми узорами и бронзовыми ручками тоже сохранились. Так что всё это было!
Я почти догадалась, кто Вы, А.Б. Я узнала Вас по почерку.
Вам спасибо за цветаевскую "круговую поруку ремесла"
A.B.
- at 2016-06-14 03:26:03 EDT
Этим трагическим образом Набоков не случайно осенил начало
романа-автобиографии «Память, говори»: «Колыбель качается над бездной, и здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя вечностями тьмы. Хотя обе они – совершенные близнецы, человек, как правило, с пущим спокойствием вглядывается в бездну прижизненную, чем в
ту, к которой летит».
Детство предлагает немало загадок, которых не разрешит ни теодицея, ни психоанализ, ни литература...
Затих, угас солнечный летний двор под синим небом с могучим каштановым деревом с раскидистыми ветвями, усыпанном ярко-зелёными листьями (под ним всем двором дружно в большом котле варили очень вкусное сливовое повидло, помешивая огромными ложками-вёслами в таком количестве, чтобы каждому из нас хватило на всю зиму), не слышно звонких детских голосов. Времена открытости, толерантности жизнерадостного послевоенного двора с его особой атмосферой давно ушли в прошлое, выдрав безжалостно из его книги жизни лучшие листы..
::::::
Времена послевоенного двора ушли в прошлое, оставшись на прелестных страницах рассказов Мины Полянской.
Спасибо, дорогая М.П. - с опозданием на 4 года.
Геннадий
Берлин, Германи - at 2016-06-13 21:09:01 EDT
Интересно было прочесть, хотя,кажется, это всё для евреев не открытие.И всё же о Антонеску,коль скоро, о нём упоминается,а что ему было с того, что нет больше еавреев? Румыния из провинции становится ведущей страной?
М.П.
- at 2015-02-08 00:47:26 EDT
Leonid
Lübeck, Deutschland - at 2014-06-18 22:09:23 EDT
Уважаемая Мина!
В Черновцах венгерский язык не ходил, но - польский
......................................................
Именно в Черновцах многие жители приобрели сейчас почему-то венгерские паспорта.
Сильвия
- at 2014-06-18 23:54:56 EDT
БЭА
- at 2014-06-18 22:14:36 EDT
В городе, но особенно в сёлах и малых городах, большинство еврейского населения говорили на идиш и жили в ортодоксальной традиции. Лишь образованные элиты говорили на немецком и практиковали реформированный обряд.
-----------------------------
На немецком говорили и, иногда, и писали на нем единственном, все грамотные евреи, родившиеся во времена Австро-Венгрии. Между мировыми войнами, при румынах, окончившие румынскую гимназию (о них знаю точно, надеюсь, они не в "элитах") сохранили знание немецкого, и в разговоре, и в чтении, при параллельном использовании идиш. Уже не говорю о том, что ведущими иностранными языками в гимназии тогда были немецкий и французский (оба были обязательными).
БЭА
- at 2014-06-18 22:14:36 EDT
В 1880 году из 45.600 жителей Черновиц было 14.449 евреев, которые составляли таким образом 31,7% населения; в 1890 году их было 17.359, в 1900 году – 21.587, в 1910 году – 28.613 или 32,8 процента населения города и 43.701 или 41,7 процента населения в 1919 году. В городе, но особенно в сёлах и малых городах, большинство еврейского населения говорили на идиш и жили в ортодоксальной традиции. Лишь образованные элиты говорили на немецком и практиковали реформированный обряд. Когда император Франц-Иосиф I в 1880 году посетил город, он отправился в Йом Кипур в синагогу.
Таким был когда-то этот космополитический европейский город в Буковине...
Leonid
Lübeck, Deutschland - at 2014-06-18 22:09:23 EDT
Уважаемая Мина!
В Черновцах венгерский язык не ходил, но - польский.
С уважением, Леонид.
Вера Бродская
Берлин, ФРГ - at 2013-11-10 17:41:39 EDT
трогательно- детское ощущение умноженно на невосполнимую потерю родного человека и всего светлого и душистого ,отбрасывает тень и на "серое" будущее...дивная атмосфера "мозаики" городских вил и потери надежности,родного дома. замечательно
Мина Полянска
Берлин , Германия - at 2012-12-02 00:50:37 EDT
Дорогая Светлана. Ваш комментарий латинскими буквами произвёл на меня большое впечатление. Я специально для Вас даю отрывок из моего интервью о романе Горенштейна "Искупление" ( Частный корреспондент):
В «Искуплении» во время войны еврейская семья была уничтожена не нацистскими захватчиками, а – соседями. Злобным соседям удалось без особых сложностей убить родителей, но пятилетний мальчик убежал и спрятался, так что пришлось его искать, и, в конце концов, соседям удалось осуществить задуманное, о котором страшно даже и говорить. Соседи, как они полагали, уничтожили еврейский род, племя, семью, их имена, а согласно Библии имена являются основополагающими для Всевышнего, и одна из книг Пятикнижия так и называется – «Шмот», то есть «Имена».
Но уцелел на войне один из членов семьи – старший сын лётчик Август, юноша неземной красоты. Август напоминает мне и судьбой, и красотой, одухотворённостью облика и вечной печалью в глазах одного из самых замечательных поэтов двадцатого века Пауля Целана, у которого в сорок втором в концлагере погибли родители и сестра, а он чудом уцелел в другом концлагере. Пауль умчался в Бухарест, через два года проник в Австрию, затем в Париж, но бегство не спасло – его шатры ещё в Черновцах были окончательно сожжены. А мы все смеялись и уходили в чужие долины. Нам всё равно: все шатры сожгли. Тени прошлого догоняли, преследовали, и он покончил с собой в Париже, бросился в Сену.
Август не вынес тоски по уничтоженной семье, и в особенности ужаса содеянного, и тоже покончил с собой, но, в отличие от Пауля Целана, он оставил после себя сына, которого и родила Сашенька. Стало быть, через Сашеньку (выражаюсь уже по-библейски) сохранился род, племя, семья, имя. И одному Всевышнему известно, почему для сохранения рода Он выбрал Сашеньку, ибо нам этого знать не дано.
svetlana
hadera, izrael - at 2012-11-19 10:19:11 EDT
proshu prostit menya za ne russkie bukvi.ne mogla ne otozvatsa na takoi znakomi do boli dvorik,eto vskolihnulo vo mne takoege vospominanie ososede benderovce,kotori natravil svoe psa na nashu porodistuy koshku,i s udovolstviem stoyal i smotrel kak pes ee ubivaet, a kogda moi papa poshel knemu razbiratsa ,on skazal cto nas vseh tak nado bilo unictogit.spasibo za rasskaz iza t cto esce est ludi kotorie pomnyat
эстэр
ульм, германия - at 2012-10-29 17:43:42 EDT
Мина Полянская открыла мне ещё одну страшную страницу Холокоста. Черновицкого Холокоста. К сожалению многие не знают, что вытворяли румыны на территории Буковины и Бесарабии. Спасибо Мине Полянской за то, что она приоткрыла ещё одну неизвестную страницу. Страх ребёнка перед полачами произвел очень сильное впечатление.
Лилия Дыкман
Петербург, Россия - at 2012-10-28 20:49:49 EDT
Всё, что выходит из-под пера Мины Полянской, её литературное слово, я читаю с большим наслаждением... Вот и этот рассказ поразил меня, как и всегда, своей масштабностью и остротой видения жизни. Он вызвал во мне душевную боль и не даёт покоя.
Наверно эта способность пронзительно высвечивать что-то очень важное и роднило двух писателей. Ведь не случайно М. Полянская долгие годы была литературным другом Фридриха Горенштейна и является его первым мемуаристом.
О, бедная, оскудевшая и осиротевшая Россия! Когда же ты, наконец, оплачешь своих детей, рассекретишь свои холокосты и холокосты пришлых. Может быть, только тогда обильно орошённая слезами наша богатая земля вновь будет рождать чудесных детей, счастливо процветающих на ней.
А пока их так мало осталось, остро пишущих и болеющих душой за свою родину детства, выдавленных ею в чужие земли.
Спасибо Вам Мина Иосифовна, за всё. Жду с нетерпением Вашей новой книги.
Спасибо за Пауля Целана.
В Бресте, где пламя вертелось,
и на тигров глазел балаган,
я слышал, как пела ты, бренность,
я видел тебя, Мандельштам.
Татьяна Светлова
Москва, Россия - at 2012-05-01 19:27:14 EDT
Какой страшный эпизод детства! И какой сон! На меня эти воспоминания произвели очень большое впечатление!
Сергей Абовский
Мюнхен, ФРГ - at 2012-05-01 19:20:17 EDT
Очень сильный рассказ настоящего мастера слова. Я никогда в Черновцах не был, но хотелось бы и город посмотреть и к этому дому подойти.
Борис Э.Альтшулер
Берлин, - at 2012-04-29 00:43:13 EDT
Очень интересная, просто прекрасная статья. Как и прекрасный рассказ Иохвидович об её авторе.
Я бы ещё только заметил, что в Черновцах в 1908 г. впервые в мире была проведена международная конференция по изучению языка идиш.
наташа
кемнитц, германия - at 2012-04-18 18:06:57 EDT
я вижу что здесь уже образовался тесный дворянский круг
я бы не хотела нарушать атмосферу я не из вашего двора
но очень хотела бы к вам присоединиться
рассказ просто замечательный
ВЛАДИМИР ВАЙСБЕРГ
КЁЛЬН, ФРГ - at 2012-04-18 14:30:24 EDT
Спасибо за разбуженные трогательные воспоминания. Я учился в Черновцах в школе 26, что на улице Шевченко. Там же учился многоуважаемый Марк Фукс. А жил я на перпендикулярной к Шевченко улице Энгельса, ранее - Тбилисская, а ещё ранее - Марамуреш В какой школе учились Вы?
Ваш рассказ, как и все Ваши произведения, написан талантливо и с любовью к героям. Ещё раз - благодарю от всего сердца.!!!!!
Борис
Лейпциг, ФРГ - at 2012-04-18 12:11:53 EDT
Прочитал и сразу окунулся в детство в нашем дворе по ул.Шевченко86 г.Черновцы.Сразу чувствуется профессионал,написано отлично. Действительно большой и дружный двор в котором детей в то время было 32чел.Не смотря на тяжелое время все друг другу помогали и весело жили.Еще раз большое спасибо автору!
Марк Фукс
Израиль, Хайфа - at 2012-04-17 18:27:49 EDT
Мина!
Добрый день.
Я рад Вашей публикации в «Заметках» Е.М. Берковича и с большим интересом прочел ее.
Мы действительно были знакомы в детстве, жили по соседству, рвали зеленые яблоки с одних и тех же деревьев, в одном и том же саду. Я Вас (тебя?) отлично помню, а также и всю обстановку и окружение в котором мы росли.
Я в той или иной степени поддерживаю отношения с друзьями-товарищами тех дней и очень ценю их.
Принято идеализировать детство и прошлое, искать в нем нечто особенное. Но я совершенно уверен в том, что «наш двор» был необычным и по своему составу и по судьбам прошлым и будущим и по сложности и одновременно – простоте отношений.
В свое время в одной из передач «Поверх барьеров» на радио «Свобода» Игорь Померанцев вспоминая и подразумевая Черновцы, заметил, что он уже бывал в за границей, в Израиле, только не осознавал этого. Это очень точное и тонкое замечание поэта, которое могут оценить только окунувшиеся в необычную ауру еврейской «Почти Вены» и «Маленького Парижа» середины прошлого века.
Свои воспоминания я с любезного согласия Е.М. разместил на Форуме на своей страничке.
Я еще раз приветствую вас, благодарю за память, за Ваши повествования и буду рад любому контакту.
Лучшие пожелания.
М.Ф.
А. Трахтман
Иерусалим, - at 2012-04-16 17:10:19 EDT
Памятник Буковинскому куреню в Черновицах - чего уж там,
по всей Западной Украине бандеровские памятники сменили
советские. Даже в Бабьем Яру есть памятник воякам Бандеры,
поссорившимся с немцами и убитых ими там. Неровен час,
можно и перепутать с еврейским...