По поводу письма Дынина Булгакову
Чуть больше года назад я получил по
электронной почте (мой адрес указан на моем сайте и всем доступен) книгу
Александра Булгакова «Где Авель, брат твой?» с подзаголовком «иудео-христианский
диалог в письмах». Я частное лицо. Я не рецензирую рукописи, не подбираю
материалы для издательства какого-нибудь журнала, и в целом дорожу своим
временем. Поэтому если я просматриваю, или тем более прочитываю, присланную мне
кем-либо книгу или статью, то исключительно по одной той причине, что она меня
чем-то заинтересовала.
Книгу Булгакова я прочел. Прочел с
интересом. В ней живым языком излагается духовный опыт русского человека,
придерживающегося евангельской веры и проявляющего живой интерес к той религии,
которую исповедовал его Учитель – Иисус из Назарета. При этом автор приходит к
выводу, что в соответствии с этой – иудейской – верой, Иисус не мог разделять
тех религиозных представлений о нем, которые впоследствии сложились в среде его
учеников. Уделяя немалое внимание тенденциозным особенностям синодального
перевода, Булгаков показывает, что перевод этот во многом предопределяет
теологические представления христиан, не имея для этого серьезного основания в
Писании евреев. Тема эта, насколько я могу судить, в России новая, и во многих отношениях
важная и интересная.
Ведь при всем том, что обособление
христианской общины от общины еврейской наметилось еще в ту пору, когда никто
не представлял Иисуса «лицом Троицы», впоследствии именно это «представление» явилось
главным пунктом расхождения между иудаизмом и христианством. Соответственно,
прояснение истины в этом вопросе не может не способствовать сближению Израиля и
Церкви. На протяжении истории некоторыми христианами (Арий, Сервет, Чаннинг) предпринимались
попытки вернуть Иисусу более человеческий, а тем самым и более еврейский облик.
В частности, протестантский теолог Рудольф Бультман в своей книге «Иисус»
(1920) писал: «Древнейшая община, видимо, считала его Мессией, но она
не приписывала Иисусу в связи с этим наличия особой метафизической сущности,
которая служила бы основой для авторитетности его слов. Хотя на основании его
авторитета она исповедовала, что Бог сделал его Царем общины. Эллинистическое
же христианство сразу превратило Иисуса в "Сына Божия", приписав ему
божественную "природу", и таким образом ввело в обиход способ
рассмотрения его личности, абсолютно чуждый ему самому».
Нельзя сказать, что тема эта никем
кроме Булгакова в России не затрагивалась. К аналогичным выводам приходит,
например, Руслан Хазарзар в своей книге «Сын Человеческий» (http://khazarzar.skeptik.net/bn/20.htm).
Однако для Булгакова, это не академический, а животрепещущий религиозный
вопрос, и уже хотя бы поэтому «Где Авель, брат твой?» заслуживает внимательного
и вдумчивого к себе отношения.
Написана книга Булгакова в форме
переписки русского евангелиста Алеши Бурлакова с проживающим в Израиле его
бывшим школьным учителем Рувимом Иосифовичем. Детство Рувима Йосифовича
пришлось на пик Сталинских гонений против религии, он не был наставлен в
основах веры своих отцов, и это, к сожалению, чувствуется. То есть, если
рассматривать «Где Авель, брат твой?» именно как «иудео-христианский диалог»,
то придется признать, что еврейская сторона представлена в этом диалоге слабо. Возможно,
во избежание недоразумений, этой книге уместнее было бы дать какой-то другой подзаголовок,
например, «Идентификация Человека из Назарета в контексте иудео-христиианских
отношений».
В этом плане критика Бориса Дынина,
выраженная в его письме Булгакову, выглядит совершенно здравой. Существует
читательское ожидание, существует некий настрой, и неточная заявка дурно
сказывается на общем впечатлении. Но во всем должна быть мера. Мне кажется, что
все прочие претензии, высказанные Дыниным в его письме Булгакову трудно назвать
справедливыми. Пока я читал это письмо, «мне все время хотелось восклицать:
"Не то! Не так! Не о том! "». К чему все эти назойливые придирки?
Что за странные подозрения в каких-то тайных манипуляциях и интеллектуальной
недобросовестности?
Например: «Кого же Вы наделили
способностями добраться до "истинных слов и значений Писаний"?
– спрашивает Дынин Булгакова. – С христианской стороны: человека
религиозного, воспитанного в религиозной семье, увидевшего в трагедиях свой
жизни путь к Б-гу. Вся его "автобиография" должна
продемонстрировать читателю искренность и открытость к слову Б-жьему и в
Евангелиях, и в еврейской Библии (ТаНаХ), и в словах мудрецов Торы (в
Мидрашах). Эта искренность и открытость нужны для того, чтобы прорваться к
слову Б-жьему, по Вашему мнению, искаженному церковью и не понятому евреями.
Образ Алексея Бурлакова (Алеши), от чьего имени написана половина писем,
ассоциируется с Алешей Карамазовым и с бурлаками, тянущими баржу истины по реке
жизни. Не правда ли, это было в Ваших мыслях? Его лубочный образ должен вызвать
доверие у читателя, особенно, у еврея, знающего, что Алеша протестует против
антисемитизма».
Ну «симпатизирует» автор своему
Алеше, ну ассоциирует, допустим, его образ с образом Алеши Карамазова. В чем
криминал? А почему, кстати, не с образом Алешки-баптиста из «Одного дня Ивана Денисовича»,
о котором (в отличие от «Братьев Карамазовых») в книге «Где Авель, брат твой?»
прямо упоминается (третье-четвертое письма)? Какой бы манипуляции эта
ассоциация могла послужить?
В той же мере нелепо обвинение в
«использовании» в своих теологических интересах израильского собеседника Алеши –
Рувима Иосифовича. Дынин продолжает: «Среди советских евреев можно было
встретить самые разнообразные типажи, выросшие на почве, в которой отравлялись
и уничтожались корни их самосознания как евреев, традиции их истории, культуры,
религии. Еврей сводился к пятой графе. Так проявлялись Рувимы Иосифовичи,
преподаватели русской литературы, гордящиеся знанием русской культуры и
принадлежностью к русской культуре, но полные невежды в смысле и значении своих
еврейских имен. Смутная память о предках или паспортные препоны побуждали
некоторых из них не менять свои имена на "благозвучные"
русские, но и, оставаясь Рувимами Иосифовичами, многие их них помнили себя
евреями только потому, что русские (даже не обязательно антисемиты) принимали
их за таковых. При чтении еврейских книг Вы, наверное, встречали выражение "ам
ѓа-арец". Буквально оно означает «народ земли», но также «невежда в
Торе». Не трудно представить, какой возможен иудео-христианский диалог с "ам
ѓа-арец"!.. Советская жизнь не предоставила Рувиму Иосифовичу иных
возможностей, и не мне осуждать его за невежество в Библии, не говоря уж о
Торе. Но я могу судить его (Вас) за интеллектуальную недобросовестность, с
которой он разговаривает по вопросам иудаизма в письмах к Алеше. Не узнав ничего
об иудаизме до приезда в Израиль, по болезни и слепоте не способный ни посещать
синагогу, ни учиться серьезно иудаизму, он позволяет себе оценивать ситуацию с
иудаизмом в Израиле. Но не случайно Вы сделали еврейского участника "диалога"
слишком немощным, чтобы попытаться жить по Торе».
Но в том-то и дело, что Булгаков
никого специально не делал ни сильным, ни слабым. Он честно описывает тех, кого
знает. При всем своем желании и старании, он не встретил в еврейском мире более
осведомленных в иудаизме собеседников. Так, к сожалению, получилось. Ну не
пользовался еще автор интернетом, когда писал свою книгу. Это чувствуется, но ничего
аморального в этом нет.
Кстати, невежественность Рувима
Иосифовича (читай самого Булгакова) в вопросах иудаизма далеко не столь
однозначна, как это можно заключить из приговора Дынина (с которым я в целом
солидаризируюсь): ее способен обнаружить лишь человек, специально обучавшийся
еврейской традиции. Общей интеллигентности для этого явно недостаточно.
Проведите опрос не просто среди «интеллигентов»,
а среди профессоров Сорбонны, Оксфорда и МГУ. Пусть по прочтении «Следопыта»
они (не заглядывая в «Google») ответят на вопрос: разбирался ли Фенимор Купер в
религиозных поверьях могикан? А затем, по прочтении книги Александра Булгакова
«Где Авель, брат твой?», пусть ответят на вопрос: компетентен ли Рувим
Иосифович в вопросах иудаизма? Ответы в обоих случаях распределятся одинаково –
пятьдесят на пятьдесят. В подтверждение своих слов я могу привести одно «усредненное»
доказательство: В русскоязычной израильской газете «Вести» работает один очень
компетентный, образованный и интеллигентный журналист Григорий Кульчинский. В
статье «Диалог иудея и «эллина» (Окна 25.06.2009), посвященной обсуждаемой
здесь книге Булгакова, Кульчинский пишет: «Александр! Вот, что я хотел бы
уразуметь. Ведь, начиная "переписку" со своим бывшим
учителем, вы одновременно выступали в двух ролях. Алеша – ну, это понятно и
прозрачно. И Рувим Иосифович. Собственно говоря, это некая реконструкция того
диалога, который вам бы хотелось вести с ним... Так что это, скорее, диалог
Булгакова с самим собой. Сам же Р.И. выступает в вашем произведении слишком
большим (на мой взгляд) знатоком иудаизма и еврейской истории, хотя он же
неоднократно признается и в своем дилетантизме, и в малом объеме знаний, и в
недостаточном знании иврита...»
Дынин заподозрил Булгакова в
навязывании читателю какого-то своего «баптистского» взгляда за счет «манипуляции»,
построенной на разнокалиберности его героев. Однако при этом он проглядел
главное – живого интересного собеседника, так или иначе вносящего свой вклад в
развитие иудео-христианского диалога. В книге «Начала и концы», отвечая на
упрек в противоречивости своего подхода, высказанный Бердяевым, Шестов заметил:
«Бердяев, возражая мне, ловит меня на слове: "на этом месте, говорит
он, я ловлю автора “Апофеоза”. Что такое свободная мысль, что такое мысль? Это
уже некоторая предпосылка, ведь всякая мысль есть уже результат переработки
переживаний, опыта тем убийственным инструментом, который мы называем разумом,
в ней уже обязательно есть последовательность". Что правда – то
правда. Поймал. Только зачем ловить было? И разве так книги читают? По
прочтении книги нужно забыть не только все слова, но и все мысли автора, и
только помнить его лицо. Ведь слова и мысли – только несовершенные
средства общения». Эх, не то! Не так! Не о том! пишет Борис Дынин!
Когда Евгений Майбурд
в своем «Богословии ненависти» «подлавливает» дьякона Кураева – это тяжелая, мáстерская
и очень важная работа, потому что «Как делают антисемитом» – книга лживая и
подлая, и это следует разоблачать. Но Булгаков, написавший «Где Авель, брат
твой?», не жулик, и его совершенно незачем «ловить», тем более на кажущихся, а
не реальных подтасовках.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2371
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2010/Zametki/Nomer3/Barac1.php - to PDF file
Комментарии:
Борис Дынин - А. Барацу (2)
- at 2010-03-06 20:46:45 EDT
А. Барац продолжает: Кстати, невежественность Рувима Иосифовича (читай самого Булгакова) в вопросах иудаизма далеко не столь однозначна, как это можно заключить из приговора Дынина (с которым я в целом солидаризируюсь): ее способен обнаружить лишь человек, специально обучавшийся еврейской традиции
Но если ее не способен обнаружить читатель, к которому обращена книга, то это и есть манипуляция! Я не обвинил автора в таком намерении, но слова А. Бараца настораживают, надеюсь без основания.
Он напомнил мне слова Л. Шестова: Ведь слова и мысли – только несовершенные средства общения» Все, кто знаком с моими постингами и текстами на Портале, знают, что именно об этом я постоянно напоминанию своим собеседникам и оппонентам. Но это ведь и не означает, что всякую неосведомленность или завуалированную заботу надо воспринимать без критики или без выяснения ее возможного смысла, даже выраженного неадекватно (с точки зрения того или иного читателя)
Дынин заподозрил Булгакова в навязывании читателю какого-то своего «баптистского» взгляда за счет «манипуляции», построенной на разнокалиберности его героев. Однако при этом он проглядел главное – живого интересного собеседника, так или иначе вносящего свой вклад в развитие иудео-христианского диалога.
Ни в чем я не заподозрил А. Булгакова. Он пишет о том, что важно для него, хотя, с моей точки зрения, не так, не то и не о том. Просто, для меня «живой интерес» не достаточен при обсуждении темы, насчитывающей две тысячи лет болезненных споров между «осведомленными» людьми. И если я прав, что по существу книга А. Булгакова есть его диалог с Церковью в надежде, что через согласие евреев восторжествует «истинное христианство», то я отдаю должное не только его «живому интересу», но и его праву вести диалог с Церковью..., но без помощи «неосведомленного» Рувима Иосифовича. Это было бы то, так, о том.
Когда Евгений Майбурд в своем «Богословии ненависти» «подлавливает» дьякона Кураева – это тяжелая, мáстерская и очень важная работа, потому что «Как делают антисемитом» – книга лживая и подлая, и это следует разоблачать. Но Булгаков, написавший «Где Авель, брат твой?», не жулик, и его совершенно незачем «ловить», тем более на кажущихся, а не реальных подтасовках.
Сравнение работы уважаемого Е. Майбурда с моим отзывом столь же бессмысленно, как и сравнение А. Булгакова с протодиаконом Кураевым. Упоминание в данном контексте последнего намекает на такое сравнение с моей стороны. Прошу прощения, но это – полная бессмыслица. Суждение же о ловле «кажущихся, а не реальных подтасовок», примеров которых А Барац не привел, пусть выносят те, кто прочитает книгу и мой отзыв на нее, закачивающийся словами: «Право, уважаемый Александр Булгаков, у меня не возникло впечатления, что на Вас можно положиться в вопросах понимания ни христианства, ни иудаизма, а тем самым и в диалоге между ними. И уж, конечно, в этих вопросах нельзя положиться на Рувима Иосифовича, что мне как еврею печально».
Борис Дынин - А. Барацу (1)
- at 2010-03-06 20:46:36 EDT
Отзыв на книгу А.Булгакова был написан не для "Заметок".Но Редактор, по обстоятельствам запроса на отзыв, прочитал его и предложил опубликовать здесь. Это предложение открывало возможность получить «отзыв на отзыв» от человека прочитавшего книгу, что, естественно, представлялось мне интересным. Я не предполагал открывать цепь отзывов на отзывы, но отклик уважаемого Арье Бараца искажает не столько содержание, сколько тон моего отзыва, и для меня, всегда ратующего за осмысленный диалог между различными мнениями, мировоззрениями, религиями, важно все-таки написать «отзыв на отзыв».
А.Барац повторяет мои предупреждающие читателя слова :Мне все время хотелось восклицать: "Не то! Не так! Не о том! "». И замечает в мою сторону: «К чему все эти назойливые придирки? Что за странные подозрения в каких-то тайных манипуляциях и интеллектуальной недобросовестности? И какие же назойливые придирки открылись А. Барацу в моем отзыве?
Ну «симпатизирует» автор своему Алеше, ну ассоциирует, допустим, его образ с образом Алеши Карамазова. В чем криминал? ... Какой бы манипуляции эта ассоциация могла послужить?
Какой криминал был приписан мною А. Булгакову посредством ассоциации с героем великой книги Достоевского? В чем здесь манипуляция? Возможно, у автора не было такой ассоциации. Не интересно ли ему будет узнать, что она появляется у читателя? Ведь не унижает она мысль автора!
Но в том-то и дело, что Булгаков никого специально не делал ни сильным, ни слабым. Он честно описывает тех, кого знает. При всем своем желании и старании, он не встретил в еврейском мире более осведомленных в иудаизме собеседников. Так, к сожалению, получилось. Ну не пользовался еще автор интернетом, когда писал свою книгу. Это чувствуется, но ничего аморального в этом нет.
Обвинил ли я автора в аморальности? Где? Как? В чем? Не встретил он осведомленных в иудаизме собеседников, - значит, не встретил. Так я ведь об этом и говорю ему! Не следовало ли учесть это, прежде чем писать книгу на тему иудео-хритсианского диалога? И какую ценность этот диалог имеет в таком случае? «Доброе слово и кошке приятно!», - так что ли? Но я сказал нечто иное и более уважительное по отношению к автору. Для меня его книга, по существу, есть его диалог с Церковью, и Рувим Иосифович есть только суфлер, так что ему и не надо (для автора) быть особенно осведомленным в иудаизме. Мне было интересно и информативно прочитать этот спор с Церковью. Уважение же мое к автору проявилось в том, что я оценил его проблему внутри христианской веры, подчеркнув, что не мне быть судьей в его споре с Церковью. Если он полагает (что не чуждо многим христианам), что окончательное спасение придет только при обращении евреев к Мессии, признанному христианами, то это не моя забота. Моя забота, в данном случае, содержательный иудео-христианский диалог.