Летом 1950 года в США были арестованы несколько
граждан еврейского происхождения, подозревавшихся в атомном шпионаже в пользу
СССР. Наиболее тяжкие обвинения выдвигались против Юлиуса Розенберга и его жены
Этель. У суда их вина не вызвала сомнений и жизнь супругов завершилась 19 июня
1953 года казнью на электрическом стуле. Живые свидетели тех лет вряд ли забыли
газетные публикации о массовых акциях протеста левых сил на Западе против
ареста невиновной, по их мнению, четы Розенберг и несправедливого смертного
приговора. Советские газеты, откликаясь на эти события, не ограничивались
сообщениями об акциях протеста и выступали против маккартистской реакции,
клеймя позором набиравшие силу антисемитские настроения в американском
обществе.
А в это же время в следственных тюрьмах и в
каторжных лагерях Страны Советов томились десятки и десятки еврейских интеллектуалов,
арест которых сохранялся в тайне и от советской, и от зарубежной публики.
Поводом к аресту большинства из них служила близость, в той или иной степени, к
деятельности Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) и Советского
информационного бюро (Совинформбюро). 24 января 1949 года во внутренней тюрьме
МГБ на Лубянке оказались супруги Эли Ватенберг и Чайка Ватенберг-Островская.
Судьбы обеих супружеских пар Розенберг и Ватенберг сближает не только арест в
годы «холодной войны». И те, и другие родились в еврейских семьях, с молодости
и Эли, и Юлиус разделяли левые политические взгляды и стали коммунистами. Все
они были эмигрантами из Европы в первом или во втором поколении. Разнит же их
судьбы то, что к Э. и Ю. Розенбергам внимание прессы было привлечено почти с
самого момента их ареста, и дискуссии о законности их казни продолжаются в
обществе более полувека после насильственной смерти супругов. А чету Ватенберг
сопровождало замалчивание в прессе и после их ареста, и многомесячного пребывания на
Лубянке и в Лефортово, и заседаний Военной коллегии Верховного суда (ВКВС)
СССР, и расстрела супругов. Не было сообщено в печати и о посмертной
реабилитации Эли Ватенберга и его жены Чайки, решение о которой приняли 22
ноября 1955 года. Мало что сообщит нам о них и «всезнайка» - интернет. Так кем
же были они, Эли и Чайка? Какой опасностью угрожали они великой Советской
державе? Какая дорога привела их в расстрельные подвалы тюрьмы Лефортово?
Вероятно, существует единственный документ, в котором рассказано о жизни Эли и
Чайки Ватенберг. Это «Стенограмма» судебных заседаний ВКВС, проходивших с 8 мая
по 18 июля 1952 года. И рассказывали они о себе сами в последнем своем слове.
Сведения, почерпнутые из «Стенограммы», и легли в основу записок о двух
бессмысленно уничтоженных жизнях.
Последние недели жизни
8 мая 1952 года на первое заседание ВКВС СССР
вооруженный конвой доставил 15 государственных «преступников»: Д. Бергельсона,
Д. Гофштейна, Л. Квитко, П. Маркиша, И.Фефера – корифеев еврейской советской литературы;
ведущего актера московского ГОСЕТа В. Зускина, государственных или профсоюзных
деятелей С.Лозовского, С. Брегмана, И. Юзефовича, главного врача Боткинской
больницы Б. Шимелиовича, академика Лину Штерн, а также редакторов, переводчиков
и журналистов, работавших в Совинформбюро или ЕАК, Эмилию Теумин, И.
Ватенберга, Л. Тальми и Ч. Ватенберг-Островскую. Следственные органы МГБ СССР
всем им инкриминировали использование ЕАК и газеты «Эйникайт» для пропаганды
еврейского национализма и передачи за рубеж сведений шпионского характера. И
хотя на беспрецедентно долгом в истории ВКВС двухмесячном судебном
разбирательстве фальсификации следователей МГБ под натиском аргументов
обвиняемых (адвокатов подсудимые были лишены) рассыпались, участь их была
предрешена. Лишь Л. Штерн, да тяжело заболевший перед оглашением приговора С.
Брегман избежали казни. Среди тринадцати расстрелянных 12 августа 1952 года,
виновных только в силу своего национального происхождения («Обвиняется кровь»,
как очень точно охарактеризовал это судилище писатель А. Борщаговский),
оказались Илья Семенович Ватенберг и Чайка Семеновна Ватенберг-Островская.
Детство и юность Эли Ватенберга
Эли (Илья Семенович, в русской традиции) родился в
1887 году в семье лесоруба из галицийского города Станислав. Уже давно нет Австро-Венгерской
империи, гражданином которой по праву рождения был И.С. Ватенберг. Не найти на
современных картах и город Станислав. Теперь он называется несколько вычурно – Ивано-Франковск
и является областным центром независимой ныне Украины. Отец Эли, мечтая
выбиться из нужды и дать своим детям серьезное образование, трижды отправлялся
в Новый Свет, пока не поселился в США окончательно. Эли рос смышленым
пареньком. Многонациональное окружение привило ему любовь к языкам. Немецкий и
некоторые славянские языки он знал также хорошо, как родной идиш. Учебу
мальчик, без сомнения, начинал с хедера, а продолжил в гимназии. С тринадцати
лет гимназист Эли стал зарабатывать на свою учебу репетиторством. Учился ли он также
в Венском и Лембергском университетах, став доктором экономики и юриспруденции (об
этом писал Х. Бейдер в журнале «Советиш hэймланд» в 1990 году), что другими
источниками подтвердить не удалось. А вот о приобщении Ватенберга в тот период
к политической деятельности известно с его собственных слов. Симпатии Эли были
на стороне угнетенных соплеменников. Это и привело молодого человека в 1905-м в
ряды партии Поалей Цион (ПЦ). Позже партийный активист Эли Ватенберг был избран
в члены Центрального комитета ПЦ и в составе австрийской делегации участвовал в
работе 5 съезде партии (Вена, 1920 год). Съезд знаменателен расколом, произошедшим
из-за разногласий делегатов по вопросу о присоединении к Коминтерну. Среди
левых активистов ПЦ был и Э. Ватенберг.
Эли Ватенберг – американец
В конце того же 1920 года Э. Ватенберг эмигрирует
в США. Восстановив политические связи с партией левых поалей-сионистов в
Америке, он вскоре стал членом ее ЦК. Но когда 3-й конгресс в 1921 году
выработал условия вступления в Коминтерн и одновременно осудил сионизм и
рабочее движение в нем, как национализм, Эли Ватенберг начинает сближение с коммунистами.
По поручению немецкой секции компартии США он совершил пропагандистский тур по
городам со значительным числом немецкоязычных жителей. На встречах с ними Э.
Ватенберг, читая доклады о положении в Австрии, в Германии, в Советской России,
знакомил своих слушателей также и с коммунистической программой. Знания и
лекторские способности партийного активиста получили должную оценку, и в начале
1922 года его принимают на работу в редакцию немецкоязычной «Нью-Йоркской
народной газеты», одного из печатных органов компартии США. Полтора года Эли
Ватенберг работал в этой газете, одновременно занимаясь коммунистической
пропагандой среди поалей-сионистов. Его агитационная деятельность в рядах левых
ПЦ завершилась в 1924 году переходом более половины членов ячеек Нью-Йорка и
Чикаго в еще нелегальную тогда компартию. Эли Ватенберг активно публиковал
статьи в левой, в том числе, еврейской прессе. Занимался он и популяризацией
социалистических идей на языке идиш. Вероятно, еще живя в Европе Эли приступил
к переводу на идиш «Истории социалистической мысли» Карла Каутского, 1 том которой
в переводе Э. Ватенберга и Х. Канторовича был издан в Нью-Йорке в 1921 году.
Эли Ватенберг
Став коммунистом, Эли Ватенберг по решению партии
продолжал политическую работу в хорошо знакомой ему среде, среди еврейских
эмигрантов. Еще в 1922 году по поручению Еврейского общественного комитета
(ИДГЕЗКОМ, на идиш), созданного в Москве под руководством Наркомата
национальностей, в США прибыл И.С. Рашкес. Ему поручили создать американское
отделение ИДГЕЗКОМа для привлечения евреев, выходцев из России к оказанию
материальной помощи еврейскому населению Советского Союза, пострадавшему в
Гражданскую войну. К участию в этой помощи привлекались многочисленные
еврейские землячества США. ИДГЕЗКОМ имел свой печатный орган «Уфбой», который
редактировал Леон Тальми. В 1924 году было решено, что отделение ИДГЕЗКОМа свои
задачи выполнило, и Михайлов (И. Рашкес) вернулся в Москву. А вот его «детище»
коммунисты США решили использовать для расширения своего влияния в среде
еврейских эмигрантов и одновременно для оказания материальной помощи новому
движению в Советском Союзе: приобщению к земледелию жителей разоренных войной
еврейских местечек. Для этой цели и была задействована уже существовавшая
организационная структура ИДГЕЗКОМа. Так появилось новое общественное движение
«ИКОР» (английская аббревиатура названия организации, созвучная ивритскому
«крестьянин»). Генеральным секретарем «ИКОР» стал Эли Ватенберг, а в состав
бюро вошел другой коммунист Л. Тальми. На первых порах американцы сотрудничали
с правительственным Комитетом по земельному устройству еврейских трудящихся
(КОМЗЕТ). С созданием в СССР общественной организации с теми же задачами – ОЗЕТ
(ГЕЗЭРД, на идиш) «ИКОР» переориентировался на сотрудничество с ОЗЕТ.
Отдавая много сил общественной и публицистической
работе, Эли Ватенберг находит все же время и для учебы, и для личной жизни. В
1922 году он познакомился с Чайкой Островской и женился на ней. Чайка Семеновна
родилась в 1901 году в местечке Звенигородка на Украине. Оно располагалось в
пределах черты оседлости Российской империи. Девочка была седьмым ребенком в
семье шойхета Шимена Островского, появившись на свет вскоре после смерти отца.
Семья Островских, оставшись без кормильца, бедствовала и в 1914 году в поисках
лучшей доли оказалась в США. Уже через два года Чайка была вынуждена пойти
работать. Знавшая идиш, русский и английский языки девушка работала на
технических должностях в еврейских организациях. Через три с лишним десятка лет
эта «еврейская» работа следователями советской госбезопасности будет
квалифицирована как сионистская. Ч. Островская, например, работала в Еврейском
рабочем союзе, который занимался вопросами страхования рабочих и
культурно-просветительской деятельностью в их среде. Освоив еврейскую
машинопись, Чайка переходит на работу в Еврейское телеграфное агентство (ЕТА).
Машинисток, знавших идиш, и в те годы было мало. ЕТА имело своих
корреспондентов в разных странах мира, в том числе в СССР, и получаемую от них
информацию о жизни евреев за рубежами США рассылало в еврейскую и
англо-еврейскую прессу. Замужество меняет круг общения Чайки. Она знакомится с
приятелями мужа коммунистами Ш. Эпштейном, П. Новиком, Л. Тальми ... Оставаясь
вне партии, Чайка сочувственно относится к деятельности коммунистов и принимает
участие в подписных компаниях на газеты «Дейли Уоркер», «Моргн-Фрайhайт», в
массовых демонстрациях в защиту Сакко и Ванцетти. В 1926 году, когда Эли
Ватенберг был послан делегатом от «ИКОР» на учредительный съезд ОЗЕТа в Москву,
Чайка сопровождала в поездке мужа. После съезда они посетили еврейские
земледельческие колонии Крыма и южных районов Украины. Навестила Чайка также
свои родные места и родственников. Что уж такого замечательного увидела она в
этой поездке, но желание Чайки жить в Советской России становилось с той поры
все сильней и сильней.
Чайка Ватенберг-Островская
А нагруженный впечатлениями об СССР и материалами
съезда Эли Ватенберг по возвращении в США совершил лекционный тур с рассказами
о национальной политике правительства СССР и о результатах переустройства жизни
еврейского населения. В том же 1926 году Эли завершает учебу в Колумбийском
университете, в который он поступил в 1923 году, и становится дипломированным
американским адвокатом. В 1927 году по решению ЦК компартии Э. Ватенберг
переходит на работу в строительно-жилищный кооператив для усиления
идеологического руководства в среде его членов, но продолжает участвовать в
работе «ИКОР», оставаясь заместителем председателя организации и членом ее бюро.
К концу
1929 года юридические знания коммуниста Э. Ватенберга понадобились не только
партии, но и «Американскому торговому обществу» (Амторг). Это акционерное
общество США было организовано по законам Нью-Йорка. Все акции и весь капитал
такого общества принадлежат одному лицу. Оно же назначает правление,
председателя, руководителей. В случае с Амторгом, формально американским, таким
юридическим лицом был Государственный банк СССР. Шел 2-й год 1-й советской
пятилетки. Страна делала крупные закупки технического оборудования в США. Для
их обеспечения Госбанк СССР послал 5 миллионов долларов в золотых слитках. Но
когда к берегам Америки пароход с золотом приплыл, разразился скандал. На судно
явились судебные чиновники и наложили арест на драгоценный груз. Действовали
они от имени белоэмигрантов, утверждавших, что золото, прибывшее в Америку, извлечено
из подвалов Госбанка царской России и принадлежит им, а не большевикам. Аресту
золота способствовала враждебная Советской России позиция тогдашнего правительства
США. Для разрешения конфликта Наркоматом Внешторга из Москвы был прислан
юрисконсульт. Но, по мнению руководителей Амторга, этому специалисту требовалось
местное подкрепление. ЦК компартии США рекомендовало на работу в Амторг
проверенного коммуниста Ватенберга. Ему предстояла трудная задача: требовалось
доказать, что прибывшее золото добыто уже при советской власти. Э. Ватенберг со
своей задачей справился и Амторг выиграл это трудное дело во всех судебных
инстанциях. Но нападки на экспортные операции Амторга в США продолжались. Было
выдвинуто обвинение, что он торгует асбестом, нарушая законы добросовестной
конкуренции. Утверждали также, что лес, прибывающий из СССР, заготавливается и
транспортируется каторжным трудом, а торговля продукцией, получаемой таким
способом, американскими законами запрещена. Поступило требование наложить
запрет на торговлю в США лесом из СССР. Обойдя все подводные камни американских
судов, юрист Ватенберг сумел справиться и с этими нелегкими задачами,
возложенными на него Амторгом.
Работая консультантом Амторга, Эли Ватенберг
сохранял свои связи с руководством «ИКОР». В 1928 году Советское правительство
принимает решение выделить территорию междуречья Биры и Биджана, для
строительства национального очага советских евреев. Реакция американской печати
на это решение была в основном отрицательной. Подчеркивали, что это край вечной
мерзлоты, что территория не пригодна для колонизации, а советские власти
стремятся переселить евреев на передний край противостояния СССР с Японией. И
все прочее в том же духе. Руководители ОЗЕТ были активными сторонниками
еврейской колонизации Биробиджана, и их американские союзники из ИКОРа решили
поддержать этот план. Профессор Чарльз Кунц – марксист, связанный с фермерским
движением и сторонник коллективизации, тогдашний председатель ИКОР, в 1928 году
посетил СССР и по возвращении в Нью-Йорк заявил, что кампания против
биробиджанского проекта не верная, а Биробиджан является местом, вполне
пригодным для активного заселения. Чтобы иметь дополнительные доводы против
«инсинуаций» буржуазной печати, ИКОР создал авторитетную группу экспертов для
знакомства с условиями жизни на дальневосточных землях. Эта комиссия под
руководством почвоведа профессора Ф. Гарриса в 1929 году в течение примерно
пяти недель знакомилась с природными условиями Биро-Биджанского района. В ее
состав вошли профессор К.Б. Солс, секретарь Гарриса, профессор Ч. Кунц и
специалист в области механизации сельского хозяйства профессор Д.Б. Девидсон.
Членами экспедиции были также ИКОРовцы Л. Тальми, В. Браун и Э. Ватенберг. Это
было второе посещение И.С. Ватенбергом Советского Союза. Благожелательный для
организаторов экспедиции отчет комиссии ИКОР был вскоре опубликован в еврейской
и английской печати и рассылался по просьбе любой организации. Документ сыграл
положительную роль в пропаганде заботы Советского правительства о нуждах
еврейского населения СССР. Через 20 лет «компетентные» органы СССР оценят его
как шпионский. После этой поездки ИКОР усилил экономическую помощь
Биро-Биджанскому району. В США были закуплены 2 экскаватора, 8 тракторов,
грузовые автомашины, оборудование для электростанции и деревообрабатывающего
предприятия.
В 1931 году Эли Ватенберг в третий раз посещает
Москву, вероятно, по делам Амторга. Тогда и поднимался вопрос о его переезде в
СССР. Ватенберг-Островская: « … мой муж был снова командирован в Москву и
здесь он имел беседу о переводе его сюда. Меня это страшно радовало. Беседа эта
была с Наркомвнешторгом. Когда же в 1933 году он узнал, что его приглашают на
работу в СССР с предоставлением квартиры, счастливее меня человека не было на
свете». И это при всем том, что «Я очень уговаривала мужа, который неохотно
принялся за это. Он был в партии, был очень активным, он чувствовал, что делает
хорошее дело в Амторге, а я все больше тяготела к Советскому Союзу». 16
апреля 1933 года супруги Ватенберг покинули Америку.
В Советском Союзе
В «Стенограмме …» практически опущен рассказ Ильи
Семеновича Ватенберга о его довоенной жизни в Москве. Вероятнее всего, этот
период не предоставил следствию фактов, соответствующая интерпретация которых
могла бы усилить обвинительные мотивы «Следственного дела» И.С. Ватенберга. В
начале этих заметок отмечалось, что в русской печати и публицистической
литературе материалов о супругах Ватенберг не много. И тут, пожалуй, следует упомянуть
исследование Г. Костырченко «В плену у красного фараона». В этой книге, изобилующей
многочисленными ссылками на архивные источники, фамилия четы Ватенберг
упоминается несколько раз: иногда порознь, порой вместе. Как правило, эти
упоминания несут мало информации. Но на одном из них остановиться, на мой
взгляд, необходимо. Автор утверждал: « Или вот еще одна неординарная
личность – Иосиф Сигизмундович Юзефович (Шпинак). /…/ Характеристика этого
человека будет неполной, если не сказать, что существует документ,
свидетельствующий о том, что Юзефович «являлся секретным сотрудником МГБ
(?-Л.Ф.) с 1938 года».
Осведомителями были также члены ЕАК супруги Илья
Ватенберг и Чайка (Хайка) Ватенберг-Островская, завербованные в 1934 году по
приезде в СССР из США чекистами Я.К. Березиным и Д.К. Мурзиным. Когда в
1937-1938 годах эти двое были арестованы, связь супругов с госбезопасностью на
время прекратилась. Однако в 1947 году «органы» вновь потребовали от них
доносить о своих знакомых, но те «двурушничали» и отделывались ничего не
значащей информацией».
Хотя о И.С. Юзефовиче в этих заметках речь не
идет, но заметим, что о «связях с органами» обвиняемый Юзефович, доставленный
на одно из заседаний Военной коллегии без своих «подельников», «… сообщил,
что еще в 1938 году дал подписку органам Государственной безопасности, в
которой обязался сотрудничать с ними. В его задачу входиловыяснение
настроений в среде еврейских советских писателей. Юзефович сказал (суду –
Л.Ф.), что поскольку эти люди что-то подозревали, то порочащих их разговоров в
его присутствии они не вели, а потому никаких компрометирующих сведений о них в
органы МГБ он сообщить не мог. … в конце 1938 года я попросил, чтобы меня
освободили от подписки /…/ и был освобожден от этой работы». (Стенограмма
заседаний ВКВС).Из этого следует, что секретным сотрудником НКВД, к
тому же не «продуктивным», И.С. Юзефович был не «с 1938 года», а только в 1938
году.
А теперь вернемся к нашим персонажам, супругам
Ватенберг. С книгой Г. Костырченко я познакомился, когда уже были возможности уточнить,
кем же являлись Я. Березин и Д. Мурзин. Например, в книге О. Сувенирова
«Трагедия РККА 1937-1938» (1998г). Если имя Березина в ней не упоминается, то о
втором «чекисте» кое-что узнать удалось. Комкор Д.К. Мурзин с 1935 года был
заместителем начальника 3 отдела (военно-техническая разведка) Разведуправления
Красной Армии. В декабре 1937-го он был арестован, а, затем, казнен. Служба Д.
Мурзина в Разведупре РККА подвела к мысли, что второго вербовщика супругов
Ватенберг следует искать там же. Им мог быть не Березин, а Я.К. Берзин,
начальник Разведупра до 15.04.1935 года, а затем, в июне-августе 1937 года до
момента ареста. И действительно, когда в 2001 году Г. Костырченко опубликовал
свою новую книгу «Тайная политика Сталина …», используя, в целом, те же
материалы, что и в предыдущем исследовании, он подкорректировал приведенную
выше цитату, исправив опечатку в фамилии БЕРЗИН. Несколько иначе зазвучала и
фраза в целом: «В 1934 году они были завербованы в качестве секретных
сотрудников чекистами Я.К. Берзиным и Д.К. Мурзиным». Но секретную деятельность
супругов, походя и не понятно с какой целью упомянутую Г. Костырченко, автор не
расшифровал и здесь.
«Стенограмма …» проливает некоторый свет на «теневые»
характеристики супругов Ватенберг, данные Г. Костырченко. На вопрос генерала
Чепцова, председателя суда, пожелавшего уточнить, когда Ватенберг принял
советское гражданство, подсудимый ответил: «В 1935 году. /…/. У меня паспорт
был в другом месте – в ПУРККА (политическое управление Красной Армии – Л.Ф.),
мне давали необходимую сумму долларов для продления паспорта. Обычно я шел в
американское посольство и мне продлевали паспорт на определенное время, и
только в 1935 году, когда истек срок паспорта, мне сказали, что я могу принять
советское гражданство… ». Почему Ватенбергу пришлось выдерживать двухлетний
советский «карантин» и какая роль в этом ПУРККА? Короткая фраза Чайки
Ватенберг-Островской, пожалуй, проясняет эту детективную ситуацию: « Мне
кажется, что в 1935 году Нарком Обороны счел нужным послать меня в секретную
командировку в Америку с заданием, говорит о том, что в то время ко мне было
проявлено доверие, /…/. Точно через три месяца я вернулась из этой секретной
командировки обратно с выполненным заданием, за что имела благодарность».
Сопоставляя поведанное Г. Костырченко, К. Сувенировым и супругами Ватенберг,
логичной выглядит версия, что руководители военной разведки СССР решили
использовать паспорт Э. Ватенберга для поездки своего резидента в США под чужим
именем (возможно, именно Д. Мурзина, в его биографии фиксируется факт
пребывания в Америке). А Ч. Ватенберг-Островской, в таком случае, отводилась
роль надежного сопровождающего: ее американский паспорт, знание языка и реалий
страны посещения делали поездку советского резидента достаточно комфортной.
И если
уж «клеймить» супругов Ватенберг, то в качестве советских шпионов, а не осведомителей.
Причем в этой шпионской истории Эли Ватенбергу вербовщики отвели весьма пассивную
роль. Что же касается второй части цитаты из книг Г. Костырченко, о том, что
«органы» в 1947 году вновь склоняли Ватенбергов к доносительству, то и здесь
все не столь очевидно. Чайка Ватенберг-Островская говорила суду: «В
протоколах все выдумано и извращено. Мне приписывают такие знакомства, о
которых я и понятия не имею. /…/ В 1947 году ко мне явился представитель МГБ и
изъявил желание иметь список лиц, которых я знала в Америке и которые могли бы
быть использованы органами МГБ, я этот список дала. Это были люди искусства,
науки, литературы, коммерции. /…/ Все эти люди, которых я знала (15 лет назад –
Л.Ф.), и которых представила, в конце концов приписывались мне как сионистские
связи …».
Не на этом ли списке делал свои выводы Г. Костырченко о связях
супругов с МГБ в послевоенное время? Гораздо логичнее, на мой взгляд,
рассматривать сей эпизод, как провокацию сотрудника МГБ против Ч.
Ватенберг-Островской при пополнении досье компроматом на одном из последних этапов
фабрикации ее будущего следственного дела. Стоит отметить, что при знакомстве с
текстом книги «В плену у красного фараона» приходилось часто удивляться тому,
как доверчив историк к протокольным записям следователей Лубянки; их инсинуации
и натяжки он воспринимает и преподносит читателю, как несомненные факты. Возможно,
предпринятая здесь попытка достовернее охарактеризовать «связь» супругов
Ватенберг с сотрудниками спецорганов СССР малоубедительна, но и промолчать по
этому поводу трудно, так как «осведомительские разоблачения» Г. Костырченко используют
и цитируют не только авторы с репутацией Вадима Кожинова, но и публицисты
еврейских изданий. Авось, у кого-то из них зародится тень сомнений и, прежде чем
цитировать утверждения авторитетных историков, появится желание уточнить их
достоверность.
В Москве Илья Ватенберг полностью отходит от
политической деятельности. По каким-то причинам не состоялся даже его перевод
из компартии США в ВКП (б). Нет сведений о его участии в этот период в
еврейской журналистике. При отъезде Ватенберга из Америки тогдашний редактор
газеты «Моргн – Фрайhайт» М. Ольгин просил его быть собственным корреспондентом
в Москве. Но картина строительства еврейского национального очага на Дальнем
Востоке была столь безрадостной, что о посылке корреспонденций в
коммунистическую печать не могло быть и речи. И Ватенберг предпочел
отмалчиваться. Приглашенный в Наркомат Внешторга СССР он работал в Москве юрисконсультом
Экспортлеса. И можно только догадываться о том, сколько средств сэкономил
опытный юрист Советскому государству, участвуя в составлении торговых
договоров. В Москве И.С. Ватенберг занялся научно-литературной деятельностью. В
предвоенное время он совместно с Д.Ф. Рамзайцевым и М.И. Шнейдманом написал
95-страничную книгу «Внешнеторговый арбитраж», изданную в 1941 году. (Для Д.Ф.
Рамзайцева эта публикация стала, кажется, первой ласточкой в череде его работ,
посвященных данной теме). А Чайка Семеновна и в Москве делала то, что лучше
всего освоила в жизни, она была переводчицей с английского и одно время
работала в Доме ученых под руководством М.Ф. Андреевой. Жизнь супругов могла и
далее протекать по-советски благополучно, если бы не инфаркт, перенесенный
Ильей Ватенбергом, да начало советско-германской войны, принудившей их к
эвакуации из прифронтовой Москвы. И.С. Ватенберг, потерявший по состоянию
здоровья работу в Наркомате Внешторга, откликнулся на предложение своего
давнего знакомого Шахно Эпштейна эвакуироваться вместе с ним в Куйбышев. Какую
роль играл Ш. Эпштейн в деятельности Еврейского антифашистского комитета
известно достаточно хорошо. Он одновременно был ответственным секретарем ЕАК и
главным редактором новой еврейской газеты «Эйникайт». Нет сомнений, что не без
рекомендаций Эпштейна безработные супруги Ватенберг были приняты в аппарат
Комитета: Илья Семенович на должность референта ответственного секретаря, а
Чайка в качестве переводчицы. Референтом И. Ватенберг проработал менее двух
месяцев лета 1942 года. Он вновь заболел, а поправившись, в комитет не
вернулся, перейдя работать журналистом в один из отделов Совинформбюро.
Примерно тогда же руководители Экспортлеса обратились к И.С. Ватенбергу с
предложением приехать в Красноуфимск и восстановиться на прежнем месте работы.
Но Илья Семенович сделал судьбоносный выбор: Куйбышев, Совинформбюро и все то,
что за этим последовало.
Еврейский антифашистский комитет
В приговоре ВКВС Верховного Суда СССР от 11-18
июля 1952 года, обрекшем на расстрел 13 подсудимых, всем им вменялось в вину
проведение националистической и шпионской деятельности под прикрытием
Еврейского антифашистского комитета. В частности, Илье Семеновичу Ватенбергу,
как члену ЕАК, а Чайке Ватенберг-Островской, как переводчице комитета. Но вместе
с изложением известных фактов взаимоотношения супругов с ЕАК, пожалуй, следует
уточнить суть самого комитета. Общественное мнение о деятельности ЕАК и о его
истинных или мнимых сотрудниках и членах под прессом господства советской цензуры
годами формировалось в основном по слухам. Не удивительно, например, что в современной
электронной версии Краткой еврейской энциклопедии (КЕК) (eleven.co.il) отсутствует
статья «Крымское дело», подготовленная к публикации в одном из томов бумажной
версии КЕК еще во времена полного отсутствия документов о так называемом «Деле
ЕАК». Но если редакция ЭЕЭ отреагировала на появление документов о ЕАК, то
многочисленные дежурные публикации, приурочиваемые к трагической дате «12
августа», в интернете и периодической печати, как правило, продолжают по
инерции основываться на устаревшем, малодостоверном информационном «багаже».
22 июня 1941 года вермахт, нарушив
германо-советский «Пакт о ненападении» от 1939 года, начал наступление по всему
фронту. Советскому правительству в поисках союзников пришлось срочно решать
вопрос о действенной информационной войне. Уже 24 июня 1941 года С.А. Лозовский
получил выписку из постановления правительства: «Создать Совинформбюро в
составе: председатель - Щербаков, Лозовский – заместитель, а также председателя
радиокомитета Поликарпова, ответственного руководителя ТАСС Хавинсона,
председателя ВОКС Кеменова, начальника управления пропаганды и агитации ЦК ВКП
(б) Александрова, и зам. Генерального секретаря НКИД - Саксина». На Лозовского
возложили две функции: пресс-конференции и снабжение всей зарубежной печати
информацией об СССР. Информационной ориентацией на заграницу и объясняется,
почему фактическим руководителем Совинформбюро был назначен зам. Наркома
иностранных дел, а не чиновник ЦК Александров. Кадровый вопрос в Совинформбюро
стоял очень остро. Сотрудников следовало искать среди тех, кто не мог держать в
руках оружие: больных, стариков, женщин. На суде С. Лозовский говорил: « Я
начал подбирать тех, кто мог бы работать, вплоть до старика Ренштейна, ему было
76 лет. Он знал иностранные языки и стал у нас работать. /…/ … материалы… мы
брали из газет (советских – Л.Ф.) … /…/. Когда за границей редакция газеты
получает статью на плохом английском или французском языке, она сует ее в
корзину». Так в составе Совинформбюро оказалось много сотрудников, годами живших
ранее за рубежами России, и благодаря этому прекрасно владевшими языками. После
войны и факт кадрового засорения Совинформбюро будет инкриминирован Лозовскому
при фабрикации «Дела». Расширяя аудиторию для пропаганды, Совинформбюро 10
августа 1941 года организовало радиомитинг славянской общественности СССР, на
котором председательствовал писатель Алексей Толстой. А 24 августа был проведен
радиомитинг еврейской общественности страны. Его поручили возглавить
художественному руководителю московского ГОСЕТа С.М. Михоэлсу. Он же первым
подписал обращение ко всем евреям мира .
Среди 26 имен деятелей советской культуры, евреев
по происхождению, под обращением оказалась подпись и замечательного физика
Петра Капицы(!?) (Прим. редакции: см. также
"П.Л.Капица. Речь на
митинге представителей еврейского народа в Москве 24 августа 1941 г." в
"Заметках", №26 2003 год). Все ли подписавшие документ приняли непосредственное участие
в митинге? Известное фото зафиксировало лишь некоторых из них. В США эффект от
этого радиомитинга был впечатляющим. Там стали возникать многочисленные
комитеты помощи СССР, что в свою очередь подвигло советское политическое
руководство, частично отказавшись от принципа пролетарского интернационализма, ориентировать
агитационную и пропагандистскую деятельность на иные социально-национальные
группы населения зарубежных стран: славян, евреев, женщин, ученых, молодежь.
Так появилась идея сформировать при Совинформбюро пять антифашистских
комитетов. Чем это идеологическое отступление в будущем обернется для евреев
СССР, никому не дано было предугадать. Фактически комитеты функционировали как
отделы Совинформбюро, но формально считались независимыми общественными
организациями. Еврейский антифашистский комитет начал формироваться в конце
1941 года. По предложению А. Щербакова председателем ЕАК назначили С.М.
Михоэлса, художественного руководителя московского ГОСЕТа. Беспартийность
кандидата в руководители ЕАК являлась одним из важных условий назначения на эту
почетную должность. Ответственным секретарем ЕАК был назначен Шахно Эпштейн,
дореволюционное бундовское прошлое которого принимавших это решение не смутило.
Вскоре Ш. Эпштейн занял еще один пост, он был назначен ответственным редактором
созданной газеты на идиш «Эйникайт». Его заместителем стал поэт И. Фефер. Антифашистские
комитеты создавались без бюрократического декора. Когда, уже после войны
заинтересовались на основание каких указаний действует ЕАК, не было найдено ни
одного документа, узаконившего его деятельность. Комитет не имел ни программы,
ни устава с правилами приема в организацию. Не удивительно, что позднее, в
период репрессий 1948-1953 годов и фабрикации так называемого «Дела ЕАК» в
Комитет стали «принимать» по рекомендации чиновников МГБ. В самом начале
«комплектования» ЕАК С.М. Михоэлс предложил считать его членами всех участников
августовского радиомитинга, а так же Л. Квитко, И. Фефера, С. Галкина, И.
Добрушина, М. Шац-Анина, Дэр Нистера, Л. Стронгина. Вероятно, поэтому некоторые
публицисты считают 24 августа 1941 года днем создания ЕАК. Чтобы придать ЕАК -
отделу Совинформбюро видимость общественной организации, в мае 1942 года в
Москве был проведен 1 Пленум ЕАК и 2-й радиомитинг. «Обращение еврейской
общественности СССР», принятое на сей раз, за исключением дирижера А. Самосуда,
певца М. Рейзена, врача Бомаша, пианиста Я. Зака, литератора А. Каплера,
писателя С. Годинера, погибшего в московском ополчении и физика П. Капицы,
подписали все, чьи фамилии фигурировали под «Обращением» от 24 августа 1941
года. Но появились и новые имена, в том числе И. Ватенберга, И. Фефера,
поэтессы из Польши Р. Корн. Под «Обращением» есть подписи колхозницы и
руководителей ЕАО. Интересно, что и В. Зускин, остававшийся в Ташкенте,
подписал его.
Общее количество подписей возросло до пятидесяти. Следующим
массовым мероприятием, проведенным ЕАК, был 2-й Пленум, состоявшийся в Москве
18-20 февраля 1943 года. Сведений о ходе его заседаний найти не удалось.
Известно лишь, что тогда выступали С. Михоэлс, П. Маркиш, И. Нусинов, И.
Эренбург, Д. Заславский, Ш. Эпштейн, И. Фефер, Д. Гофштейн, Л. Стронгин –
директор издательства «Дэр Эмэс», Ноях Лурье, Э. Фининберг, председатель
колхоза Д. Щупак. На Пленуме, можно предположить, обсуждался состав делегации
ЕАК для зарубежной поездки, хотя кандидатуры (С. Михоэлс и И. Фефер) заранее
были утверждены «высокой инстанцией» и ревизии не подлежали.
Следующий 3-й (и последний) Пленум ЕАК состоялся в
начале апреля 1944 года. Ему предшествовал 3-й же радиомитинг с трансляцией на
заграницу. Было принято «Обращение», адресованное маршалу Сталину и «Обращение»
ко всем антифашистам. По числу имен, подписавших оба документа, напрашивается
вывод, что это было самое массовое мероприятие, разрешенное Комитету. На 3-м
Пленуме был «избран» Президиум ЕАК, состав которого предварительно был
утвержден в ЦК ВКП (б). И состав членов ЕАК пополнился примерно 15-ю новыми
именами. Материалы 3-го Пленума в 1945 году были опубликованы отдельной брошюрой.
Судя по документам Пленума, в его работе участвовал Илья Ватенберг: его подпись
стоит под «Обращением» Комитета. В эти годы И.С. Ватенбергом опубликовано
несколько статей в «Эйникайт». Стоит подчеркнуть, что эта газета, декларативно являвшаяся
органом ЕАК, контролировалась, как и вся советская периодика, Отделом печати ЦК
ВКП (б). По сведениям библиографов, И. Ватенбергом в этой газете было
напечатано 8 статей. В одной из них, пожалуй, первым из журналистов, юрист
Ватенберг поднимал вопрос о международном суде над руководителями нацистской
Германии.
После окончания войны начинает меняться к худшему
отношение руководства страны к Совинформбюро и ЕАК. В материалах одной из
проверок деятельности Совинформбюро, завершенной в начале сентября 1945 года отмечался
низкий профессиональный уровень ряда его журналистов. Почти все называемые
фамилии звучали не по-русски. В том перечне нашлось место журналисту И.
Ватенбергу. Видимо тогда Илья Семенович и перешел на работу в Государственное
издательство литературы на иностранных языках. Его последняя должность –
старший контрольный редактор этого издательства. Чайка Ватенберг-Островская
оставалась штатной переводчицей ЕАК. Но с реэвакуацией из Куйбышева в Москву в
ее услугах Комитет нуждался все меньше и меньше, так как начал пересылать за
рубеж статьи по почте, а не по телеграфу и необходимость в их переводе на
английский отпадала. В конечном итоге Чайка Семеновна перешла на работу
переводчицей в то же издательство, где работал ее супруг.
Неволя
Чету Ватенберг арестовали 24 января 1949 года. Они
оказались на Лубянке, во внутренней тюрьме МГБ и были отданы на расправу
следователям Следственного отдела МГБ по особо важным делам. Чтобы добиться от
Ильи Семеновича и от его жены нужных следствию показаний и безоговорочных
признаний использовались пытки бессонницей и карцером. Объясняя судьям, почему
свои протокольные признания следователям она отрицает на суде, Чайка Семеновна
говорила: «Мне слишком хорошо была знакома дорога в карцер!».
«Следствие», как казалось, было завершено к концу
марта 1950 года. Именно в эти дни министр госбезопасности СССР В. Абакумов,
главный куратор фабрикации «Дела ЕАК» и других «особо важных дел» направил на
имя Сталина рапорт о завершении следствия и прилагал список на 85
подследственных, подлежащих осуждению к высшей мере наказания – расстрелу. Этот
список с порядкового номера 33 по 48 включал почти все те фамилии, которые нам
известны по расстрельному приговору ВКВС СССР от 11-18 июля 1952 года:
Лозовский С.А., Фефер И.С., Юзефович И.С., Теумин Э.И., Квитко Л.М., Гофштейн
Д.Н., Нусинов И.М., Шимелиович Б.А., Брегман С.Л., Зускин В.Л., Спивак Э.Г.,
Бергельсон Д.Р., Маркиш П.Д., Штерн Л.С. и супруги Ватенберг. Но Сталин в тот
момент не дал свое «добро» на казнь, посчитав вероятно, что «еврейский заговор»
до конца не раскрыт. Следственное «Дело ЕАК» было положено под сукно, а просидевшим
в следственной тюрьме более года арестантам судьба предложила ожидать в тюрьме
Лефортово решения своей участи. Не все выдержали пытку неизвестностью. В том же
1950 году ушли в мир иной два профессора: член-корреспондент АН УССР языковед
Эли Спивак - в апреле и литературовед Исаак Нусинов – в ноябре. Как хватило сил
выжить в этих условиях остальным, людям не первой молодости и не богатырского
здоровья, остается только удивляться. Летом 1951 года был арестован не
угодивший Сталину министр Абакумов. Судьба «еврейских националистов и шпионов»
оказалась в руках другого сатрапа, чекиста Рюмина. Окончательная точка в
групповом следственном деле с номером 2354 была поставлена только в феврале
1952 года. Расстрельный список пополнился фамилией Л.Я. Тальми. Кровавое многоточие
в этом злодейском деле прозвучало 12 августа 1952 года.
