ArkShulman1

В конце лета с группой ребят из Минска, Москвы и Екатеринбурга и других городов я приехал в Любавичи. Приехал сюда не в первый раз, за десять прошедших лет, здесь, наверное, по городским меркам изменилось немногое, а по деревенским – произошли изменения значительные. На подъездах к деревне мы увидели таблички с надписями на иврите. Согласитесь, в российской глухомани, в Смоленской области – это выглядит экзотически. Рядом с церковью Успения Пресвятой Богородицы, единственным кирпичным и самым высоким сооружением в деревне, построен Дом Любавичского Ребе или правильнее назвать Двор Любавичского Ребе. (У каждого цадика[1] были свои дворы).

Вообще-то исторически Двор любавичского ребе находился чуть в стороне, но в середине девяностых годов теперь уже прошлого века, когда задумали построить этот комплекс, землю под него отвели именно здесь. Вряд ли, глядя на соседнюю церковь, думали о том, чтобы две религии: иудаизм и православие тесно сотрудничали между собой или жили по-соседски, просто здесь был свободный участок земли.

Дом построили большой и красивый, из дерева с высокой лестницей и просторными светлыми комнатами. Здесь и Музей ХАБАДА, и синагога, и гостиница для приезжающих паломников. Повсюду вас встречают фотографии и портреты Седьмого Любавичского Ребе Менахема-Мендла Шнеерсона. В 48 лет в 1950 году он возглавил движение «ХАБАД–Любавичи» и руководил им почти полвека. При нем ХАБАД стал одной из крупнейших и влиятельнейших еврейских религиозных организаций мира. Жил Менахем-Мендл Шнеерсон вдалеке от Смоленщины в Нью-Йорке, но по его инициативе, велению души был построен этот Двор. Любавичский ребе незадолго до своей смерти (хотя любавичские хасиды не считают его почившим в бозе, для них он вечно живой) прислал в Любавичи своего посланника. Он и сейчас считается его посланником, и директором музея, хотя живет в Киеве и лишь время от времени наезжает в Любавичи. Деньги для строительства пожертвовал реб Яков-Зисл ха Леви и жена его Ривка, живущие в Аргентине. Как написано на памятной табличке у входа в экспозиционный зал, сделано это было для возвышения души отца Якова-Зисла – Мордехая сына Ицхака ха Леви Ольштейна. Строительство завершили в 2001 году.

И все же, когда в одном из отчетов, присланных из России своим посланником, Седьмой Любавичский ребе прочитал слово «Любавичи» он зачеркнул его и написал «где раньше были Любавичи». У меня есть немало мыслей по этому поводу, но я не решусь комментировать слова или поступки цадика. Менахем-Мендл Шнеерсон воспротивился также открытию в Любавичах ешивы или, вернее, все же, воспротивился возобновлению работы религиозного учебного заведения. Потому что первая ешива здесь была открыта еще пятым из династии Шнеерсонов – Шоломом дов Бером в 1897 году. Он основал ешиву «ТомхейТмимим Любавич». (Кстати, Любавич – это еврейское, идишистское название населенного пункта, Любавичи – так деревня называется по-белорусски или по-русски). «Томхей Тмимим» в переводе с иврита означает «поддерживающие цельных». То есть учащиеся ешивы должны были укрепляться и прогрессировать в полноте и цельности своих знаний, в умении применять эти знания в окружающем мире и передать их последующим поколениям.

По всему миру сейчас работают эти ешивы, а в Любавичах ребе не захотел возобновлять ее работу. Почему? Отвечая на этот вопрос, он сказал: «Тайна». Может, не хотел повторять слова древних философов, которые утверждали, что «дважды в одну реку не войдешь». А тем более, если это – река Времени. Или у любавичского мудреца были другие веские основания для такого ответа?

Во Дворе любавичского ребе лежит глыба камней, схваченных бетоном. Это остаток фундамента дома, в котором жили Шнеерсоны с 1813 по 1915 годы. Сто два года и два месяца Любавичи были резиденцией четырех поколений любавичских ребе.

Первым здесь учредил свою резиденцию «Средний ребе» или «Миттелер ребе» еще в 1813 году. «Средний ребе» был одним из трех сыновей основателя ХАБАДА реб Шнеура-Залмана, которого звали «Алтер ребе» или «Старый ребе». Шнеур-Залман вторую половину жизни прожил в Лядах – местечке, находящемся недалеко от Любавичей. В Лядах была написана его знаменитая книга «Танья», сформулированы основные постулаты религиозно-мистического учения ХАБАД. «Алтер Ребе» во время войны с Наполеоном поддержал русскую армию, призвал своих сторонников помогать русским войскам и в обозе генерала Неверовского уехал от наступающих французов. Он умер в 1812 году в Курской губернии. После его смерти возглавил движение «Средний ребе».

Один из трех сыновей Шнеура-Залмана – Моше или Моисей принял православие. Долгое время хасиды накладывали табу на эту тему. Никто и нигде не упоминал о выкресте из рода Шнеерсонов. Но потом была запущена в оборот версия, будто Моше вернулся в иудаизм. Так это или не так сегодня трудно подтвердить или опровергнуть.

Во время Первой мировой войны в 1915 году, когда евреев повсеместно царское правительство выселяло из прифронтовой полосы, обвиняя в тотальном шпионаже и пытаясь сделать виноватыми за неудачи русской армии, Двор пятого Любавичского Ребе съехал из Любавичей. И больше сюда не возвращался. Вот так от одной войны, поднявший весь мир на дыбы, до другой, названной «мировой», Любавичи были одним из центров еврейского мира.

Глыба камней во дворе Дома ребе – это, пожалуй, единственное, что осталось от прежнего мира, когда в Любавичи стекались паломники отовсюду. Говорят, по дорогам в те времена шли и шли хасиды, чтобы увидеть, а если очень повезет, услышать, задать вопрос, дотронуться до одежды или забрать остатки еды со стола цадика. Этот кусочек еды был святым, хасиды верили, что он принесет избавление от бед, от всех болезней и напастей. Каждый хасид должен был хоть раз в году совершить паломничество к цадику.

И сейчас в Любавичах немало приезжих. Пешее паломничество уже не совершают, едут на автобусах, машинах. В летние недели бывает три, а то и четыре, пять групп. Кто-то прибывает сюда из религиозных побуждений, а кто-то – из любопытства. Также было и в той группе молодых ребят, с которыми приехал я.

В Любавичах приезжие в первую очередь встречаются с Анатолием Николаевичем Гнатюком. Он догнал наш автобус на своем стареньком разбитом «Москвичи» и выговорил:

– Почему от меня уезжали? Я за вами с самой Рудни еду. (Ближайший районный центр. Находится в 17 километрах от Любавичей). Без меня всё равно здесь никуда не попадете.

Вскоре мы убедились в правильности его слов. Анатолий Николаевич смотрит и за Двором Любавичского ребе (у него ключи), и за старым еврейским кладбищем. У него ключи от домика из красного кирпича, возведенного над могилами Любавичских цадиков. В хасидской традиции над захоронениями цадиков возводятся своеобразные мавзолеи – на еврейском языке это звучит «огэль».

В большом, назовем его экспозиционном, зале музейного комплекса, карта мира, на которой отмечены города, в которых служат посланники Любавичского ребе. Карта усеяна точками. ХАБАД из маленького местечка, притаившегося среди лесов и полей, где в тишине и покое Любавичскому ребе никто не мешал думать и общаться с Творцом, растекся по всему шумному, многоязыкому миру. На фоне этой карты любят фотографироваться посетители музея.

На другой стене зала много-много фотографий. Они, правда, без подписей, но каждая пронумерована. Это снимки тех, кто когда-то учился в Любавичской ешиве. Приезжающие со всего мира паломники иногда узнают на этих снимках своих дедов и прадедов. И возможно, скоро под каждой фотографией будет написано имя и фамилия.

На соседней стене карта Любавичей. Так выглядело местечко в 1898 году. На северо-западе местечка большой Двор Любавичского ребе, улицы, дома, синагоги, как оборонительные редуты вокруг него.

Когда я высказал эту метафору, кто-то из ребят поправил меня:

– Скорее Любавичский двор, как кафедра, а дома, синагоги, хедеры – это скамейки, на которых разместились слушатели.

У студентов, а в группе в основном были они, привычное им видение мира.

Обратимся к статистике XIX века. В 1851 году в Любавичах было 5 синагог, 5 хедеров, двухклассное еврейское училище первого разряда, а спустя тридцать лет в 1881 году из 382 домов в местечке – 238 принадлежало евреям, здесь их проживало 1660 душ. Главным источником доходов населения было выращивание и продажа льна, а у евреев еще и предоставление ночлега хасидам-паломникам.

Судя по всему, и сейчас лен в этих местах родится отличный, и пейзажи прекрасные, и климат хоть куда. А деревня Любавичи медленно умирает. Так и напрашиваются слова «Богом забытое место». Да как же их произнесешь, если здесь был один из мировых религиозных центров.

Вокруг, куда не кинь взгляд, много старых заколоченных домов, в которых уже никто не живет, посредине главной деревенской улицы огромная лужа, не высыхающая даже в летние месяцы. А наш проводник 57-летний Анатолий Николаевич Гнатюк – один из самых молодых жителей Любавичей, да и похоже один из самых преуспевающих в ней. Как мне отрекомендовали его соседи «Главный по вашей синагоге».

Всего население Любавичей сегодня составляет около трехсот человек. Надежды на то, что паломники, как когда-то будут вносить ощутимый вклад в бюджет местных семей, или поселковый бюджет не оправдываются. Паломники приезжают в Любавичи на день, максимум на два со своей, конечно же, кошерной едой, да и на ночлег у посторонних людей не остановятся. В часе езды Смоленск. Там хорошие гостиницы, там цивилизация, а в Любавичи можно приехать рано утром и уехать вечером. Экзотику или святость (как для кого) почувствуешь не в полной мере, но время проведешь с относительным комфортом.

Евреев в Любавичах не осталось. Многочисленную еврейскую общину, которая сохранялась в местечке до начала Великой Отечественной войны, расстреляли фашисты и их местные пособники. Это произошло 4 ноября 1941 года. На памятнике цифра 483 человека. Говорят, на самом деле расстрелянных было больше. Место это у колхозной сушилки давно было обнесено оградой и отмечено скромной пирамидкой. Недавно молодые евреи из Германии привезли и установили памятник из черного гранита.

Последняя любавичская еврейка Галина Моисеевна Липкина умерла в 2003 году. Она не из местных. Приехала сюда после окончания педагогического института. Была одиноким человеком. Никогда не шла на контакты с евреями, которые изредка приезжали в Любавичи и в прежние времена. Похоронили Галину Моисеевну соседи.

Слово «последняя» я написал с большой осторожностью. И не потому, что еврейская история в целом вещь непредсказуемая. Недавно состоятельные евреи из Аргентины и Израиля купили в Любавичах три дома, покупку оформили на директора Музея. Правда, сами сюда пока не приезжали, что собираются делать с жильем, никто из местных жителей пока не знает.

В книге, где оставляют записи и посетители Музея, и религиозные паломники, есть слова, написанные с восторгом и придыханием, мол, сбылась мечта всей жизни, побывал(а) в самих (!) Любавичах. Но в основном здесь записаны просьбы, буквально мольбы о помощи. Люди просят, конечно, о здоровье, для себя, для детей и внуков.

Но гораздо больше, этих кричащих слов на записках, которые оставляют паломники у захоронений цадиков. Записок очень много. Считается, что также как и при жизни цадики, так и их захоронения, обладают чудодейственной силой. Паломники молятся у могил и просят помочь. Когда записок становится очень много, как это не кощунственно звучит, их сжигают.

Здесь в пору вспомнить слова русского писателя Михаила Булгакова о том, что «рукописи не горят». Михаил Афанасьевич лишь перефразировал высказывание средневекового раввина. Когда тот увидел, что инквизиция сжигает Свиток Торы, он сказал: «Сжигают пергамент, а буквы и слова сжечь нельзя, они поднимаются на небеса и становятся ближе к Б-гу».

Дом Любавичского ребе. В зале музейного комплекса, карта мира, на которой отмечены города, в которых служат посланники Любавичского ребе

Вслед за средневековым раввином будем считать, что просьбы и мольбы из записок, оставленных у захоронений цадиков, так или иначе обязательно доберутся до небес.

На старом еврейском кладбище, там где сегодня покоится история еврейских Любавич, похоронены Третий Любавичский ребе Менахем – Мендл (или как его называли Цемех-Цедек) и его сын Шмуэль.

Менахем-Мендл (имена Любавичских цадиков повторяются, дело в том, что по еврейской традиции детей называют именами умерших предков, и в разных поколениях одной семьи часто встречаются тезки) родился в 1789 году, Был внуком реб Шнеура-Залмана. Эта семья всей своей историей опровергала домыслы о том, что «на детях великих людей, природа отдыхает». Менахем-Мендл написал много трудов, но самый известный – «Цемех-Цедек» (в переводе с иврита «Поросль благочестия»). Вероятно, сам он полностью соответствовал этому названию, и поэтому оно стало его вторым именем. Скончался Менахем-Мендл в 1866 году.

А рядом с ним упокоился и его сын – Четвертый Любавичский Ребе Шмуэль (Махараш) (1834 – 1882). Он прославился борьбой с антисемитизмом и погромами, которые тогда набирали силу по всей России. В 1869 году основал в Санкт-Петербурге постоянную комиссию глав еврейских общин, которая отстаивала права евреев.

А чуть дальше еще один огэль, над захоронениями жен любавичских цадиков – рэбецен. Правда, этот огэль, на взгляд сегодняшних людей (не хасидов и не знатоков иудаизма, которые знают, что огэль может быть сделан из любого материала, разной конструкции), выглядит несколько странно. С четырех сторон и сверху металлическая решетка. Как будто какая-то неволя для ушедших в мир иной. Здесь покоятся три жены Любавичских цадиков. Стэрна – ее мужем был Шнеур-Залман, Шейна – жена Второго Любавичского ребе, который и привез Двор в это местечко, – Дов Бера и Хая-Мушка – жена Цемех-Цедека.

Самое старое захоронение, которое ребята нашли на кладбище, относится к 1805 году. То есть ко времени, когда еще в Любавичах не было Двора цадика. Работали ребята под руководством большого знатока эпиграфики, руководителя Центра документальных и полевых исследований из Москвы, описавшего уже не одно старинное еврейское кладбище и в Закарпатье, и в Крыму, Артема Федорчука. Ребята удивили местных жителей, когда шли в сторону кладбища с лопатами в руках.

– Это вам зачем? – спрашивали они, вероятно, считая, что будут искать клад.

– Да так, покопаемся немного, – ответил Артем Федорчук и еще больше возбудил любопытство людей.

Когда старинная мацейва была очищена от земли и прочитана надпись на ней, Артем сказал:

– Обратите внимание, буквы на мацейвах, выпуклые, это встречается очень редко. Обычно каменотесы, изготавливавшие памятники, выбивали буквы. А здесь буквы оставляли, а убирался вокруг них слой камня.

Причем подобная техника применялась и в последующие годы, и видна на мацейвах середины и второй половины XIX века. Навыки каменотесов передавались из поколения в поколения, или чаще всего по наследству. Дети перенимали профессию отцов.

На увиденных мной мацейвах (надгробных памятниках) не встретил традиционного еврейского орнамента. Но сами буквы сделаны очень красиво.

Огэли сделали приверженцы ХАБАДА еще в начале 1990 годов. И на этом остановились. Дальше расчищать кладбище не стали. И сегодня это заросший кустарником, труднопроходимый бурелом.

Повалены и, возможно, когда-нибудь будут установлены вновь свыше 500 мацейв. Но пока до них никому дела нет.

Любавичское еврейское кладбище, как и все другие кладбища, было разбито на возвышенном месте, и самые старые захоронения находятся обычно на самой высокой точке. До нее мы не добрались.

Кладбище древнее. Первое письменное упоминание о евреях Любавичей относится к XVII веку, но тогда уже еврейское кладбище было.

С одной стороны кладбище ограничено маленькой речушкой. Хасиды, приезжающие сюда, да и просто евреи, жившие в Любавичах, называли ее «Речкой надгробного камня». Потому что берет свое начало она от одного из самых старых памятников на кладбище. Еще сто лет назад буквы на этом памятнике стерлись, и нельзя было установить, чья это могила. Но из поколения в поколение передавался наказ, что нельзя пользоваться водой из этой речки для питья или бытовых нужд, и запрещено купаться в ней.

Старые захоронения на Любавичском еврейском кладбище;

Сейчас местные жители называют эту речку – Худица. В ней не купаются, из нее не берут воду для питья, то ли потому что дошел до нашего времени старинный наказ, то ли потому что речка стала совсем мелкой.

Впадает она в более полноводную речку, протекающую на севере местечка – Березину. Эта река берет свое начала в нескольких километрах отсюда, в деревне, которой носит то же наименование. И это понятно, вокруг деревни много березовых рощ.

Хасидские легенды, которые я читаю всегда с большим интересом, как интересные и поучительные произведения устного народного творчества, донесли до нас имя основателя Любавич. Его звали реб Меир. Он принадлежал к той категории праведных евреев, которые желали жить только собственным трудом. Его семья и еще три семьи отправились в путь, чтобы найти такое уединенное место, где бы можно было осесть на земле и питаться трудом своих рук. Еврейским странникам понравился этот уголок земли, и они взялись за работу. Валили в лесу деревья, строили себе дома.

Судя по всему, было это где-то в самом начале XVII века, то есть четыреста лет назад

Реб Меир отличался большой любовью к людям: евреям и неевреям. Евреи жили в мире со своими соседями. Из поколения в поколение люди передавали любимую поговорку реб Меира: «Кто мил людям, найдет милость и в глазах Всевышнего».

Не только людей любил реб Меир, он обожал и свято чтил все живое: животных, домашних и вольных птиц.

Живи он сегодня, непременно создал бы в Любавичах филиал партии «Зеленых». Его имя и в те времена, когда связи между людьми, живущими на расстоянии друг от друга, были не такими крепкими, как сейчас, пользовалось известностью и уважением. И поэтому, живущие окрест соседи, стали называть место, где стоял дом реб Меира – Любавич, от слова Люба – любовь.

Красивая легенда! Слушаешь ее, и сердце радуется.

И еще одну старинную хасидскую легенду, родившую в Любавичах, я хочу вспомнить.

Старейшая синагога в Любавичах называлась «Биньяминская молельня». Она много раз горела во время пожаров, но каждый раз отстраивалась заново.

Названа была в честь реб Биньямина, простого коробейника из Любавич. Он объезжал соседние деревни со своими товарами, продавал их, обменивал на продукты, и добывал этим своей семье на жизнь. Реб Биньямин с женой жил в маленьком домике на берегу Березины, у них был большой огород, они выращивали овощи. И все было хорошо, да не было в этой семье детей.

Реб Биньямин был очень набожным, соблюдал все мицвот[2], особое внимание уделял благотворительности, раздавая милостыню не скупясь.

Все это происходило где-то в середине XVII века, когда большими и малыми дорогами управляли банды грабителей. Почти как в нашей недавней истории.

Такая банда появилась и на дороге из Любавич в Добромысли. Грабители нападали на каждого, кто шел или ехал, и обирали его. Потом они стали нападать на окрестные деревни, забирать у местных крестьян лошадей, овец и крупный рогатый скот. Вся округа была объята ужасом.

До поры до времени только Любавичи не подвергались нападению бандитов, которые боялись в большом местечке встретить отпор. Но, чувствуя безнаказанность, они обнаглели и подались в Любавичи, надеясь там, как следует поживиться. И тогда отпор им оказал реб Биньямин, внешне не очень мощный человек, но обладавший огромной силой духа.

А вслед за ним и другие жители окрестных местечек и деревень перестали бояться бандитов и, в конце концов, прогнали их.

…Не уверен, что все уезжали из Любавичей просветленными или получившими особый заряд духовной энергии. Для этого еще до посадки в автобус надо было оставить свой скептицизм и поверить, несмотря на все проштудированные нами науки, что есть на Земле пределы, которые невозможно постичь только разумом.

P.S. Готовится очерк о местечке Кубличи Ушачского района Витебской области. Кто может поделиться своими воспоминаниями об этом местечке, или другими материалами, просьба обратиться по адресу: mishpoha@yandex.ru а/я-22, г. Витебск -1, Беларусь, 210001, редакция журнала “Мишпоха” Шульману Аркадию Львовичу.

[1] цадик – иврит; (праведник), человек, отличающийся особенно сильной верой и набожностью, духовный вождь хасидской общины.

[2] мицвот – иврит; (повеление, приказание), предписания и запреты еврейской религии. В обычном словоупотреблении мицва – всякое доброе дело.