(отрывок из книги "Из Советского Союза через Россию в США")
«Эмиграция – дело молодых»
Автор
Как известно,
до 1970 годов прошлого века эмиграции из СССР за редким исключением не
существовало – страна была закрыта. Когда же под нажимом международного
сообщества запрет ослаб, то одной из первых больших групп населения, которые
начали выезжать при определенных условиях (формальный вызов от реальных, а чаще
вымышленных родственников в Израиле), были евреи. В первой волне эмиграции в
основном были диссиденты-националисты, бывшие подолгу «в отказе», а иногда и
побывавшие в заключении, которые естественно стремились и уезжали в Израиль. Но
постепенно состав менялся и в конце концов основную массу отъезжающих
составили, люди, не имеющие идейных побуждений к эмиграции и стремящиеся только
к материальному благополучию, а иногда еще бывшие не в ладах с законом. В то
время многие «вспомнили» своё еврейское происхождение, которое они до этого тщательно
скрывали (быть евреем – стало «выгодно»), а некоторые неевреи, чтобы уехать из
страны, даже старались заключить брак с «лицом еврейской национальности»
(«Еврей не национальность, а средство передвижения», как тогда горько шутили).
Именно в то время значительное количество эмигрантов-евреев, воспользовавшись
существующим на Западе правом свободного выбора места жительства, выезжая
официально при содействии Израиля для «возвращения на историческую Родину»,
оставались в Австрии, Италии и, главным образом, уезжали в США, забыв о своей
декларируемой тяге к упомянутой родине. Некоторое время существовало правило
взыскивать с отъезжающих определенную сумму за полученное высшее образования.
Это вызвало бурю негодования, в том числе и Нобелевских лауреатов, а
американские конгрессмены ответили известной антисоветской «поправкой
Джексона-Вэника» (хотя окончательное подписание её было значительно позднее).
При этом, справедливости ради, необходимо отметить, что в большинстве стран
существует аналогичная плата за образование, которая правда взимается во время учебного
процесса.
Сразу после
отъезда дочери в США стало ясно, что рано или поздно мы тоже эмигрируем, в
частности ради сына. Вначале мы надумали попасть в Канаду, для чего побывали на
каком-то собрании, где рассказывалось об иммиграции в эту страну, а в
посольстве, в центре Москвы взяли специальные анкету, в которой в соответствии
с данными всех членов (возраст, образование, знание иностранных языков и т.п.)
семья получала суммарное количество баллов. Несмотря на формально хорошую
оценку положительного ответа мы не получили.
Затем,
справедливо считая, что Европа ментально ближе нам, чем Америка, и учитывая,
что Германия начала принимать не только этнических немцев, но и евреев, мы
стали рассматривать Германию, как потенциальную страну иммиграции. Желающих
было очень много, так что у германского консульства образовалась многотысячная
очередь только на получение иммиграционных анкет. Были составлены списки и
нужно было каждую неделю в определённое время являться на перекличку; пару
месяцев мы регулярно приезжали на бульвар у консульства отмечаться в списке,
подтверждая своим присутствием желание получить соответствующие документы для
иммиграции. Постепенно всё это сошло на нет, дочь окончательно обосновалась в
Америке и стало понятно, что, если мы и уедем, то только в США.
Действительно
в середины 1990 годов дочка подала документы на воссоединение семьи в
соответствующую организацию в Вашингтоне и мы, заполнив полученные
многостраничные анкеты, с требуемыми документами (фото, свидетельствами о
рождении, браке и т.д.) вернули всё через неё. Неожиданно, примерно через
полгода она позвонила и сообщила, что получила информацию о нашем вызове на
иммиграционное интервью. И действительно, в марте 1997года нас (меня, жену и
сына) пригласили на собеседование в американское посольство в Москве. Встреча
прошла нервозно и оставила крайне негативное впечатление: было долгое и
беспокойное ожидание в набитом людьми, неприспособленном помещении; затем
интервью, больше похожее на допрос, который вела не молодая, не любезная,
крашенная блондинка (мне показавшаяся польского происхождения). Когда по
громкоговорящей связи назвали нашу фамилию, мы втроём зашли в маленькую
комнатушку со столом и тремя стульями, отделенную от интервьюерши стеклянной
перегородкой, через которую разговор (естественно по-русски) шел с помощью
микрофона и динамика (вспоминались киносцены тюремных свиданий). После
инициированной ею клятвы с поднятием правой руки говорить только правду, мы
сели, а, заявив, что отвечать должен только я, как глава эмигрирующей семьи,
она начала задавать анкетные вопросы в достаточно жесткой форме. Для получения
статуса беженца (как потом правда выяснялось ценного только для пенсионеров) в
моих анкетных материалах подчеркивался антисемитизм, сопровождавший меня всю
жизнь; я даже представил справку из милиции об инциденте со злостной протечкой
с чердака, списывая это тоже на антисемитизм. В ответ я услышал, что справка её
не интересует и вообще она не понимает, о каком антисемитизме может идти речь,
если я был к.т.н. и начальником отдела в НИИ. Раздосадованный общим настроем и
особенно последним заявлением, я достаточно резко ответил, что, если бы не было
антисемитизма, я может быть был бы министром. При таком недружелюбном контакте
я вышел с уверенностью, что беженского статуса не будет и был радостно
обескуражен, когда минут через 15 в окошке на другом этаже получил соответствующие
документы.
Я думаю, что в
принципе вопрос об иммиграции и её статусе решался не во время интервью в
посольстве (мало вероятно, что такой серьёзный вопрос можно эффективно решить
за 15-20 минут беглого контакта), а собеседование предназначалось только для
проверки наличия данных, принципиально меняющих ранее представленные анкетные
данные. К слову сказать, не все претендующие получали желаемый статус, так
семье баптистов в этом было отказано по причине вторичности брака, вроде бы не
совместимого с баптистскими канонами. Вообще стремление доказать свою
правоверность иногда приобретало курьёзный характер: рассказывали, что как-то
женщина, стремящаяся выехать, как еврейка, судорожно спрашивала перед
интервью, как крестятся в синагоге!
После получения
документов мы поехали в московский офис МОМ (Международная организация
миграции), где получили направление на медосмотр, который прошел в одной из
московских поликлиник достаточно формально, хоть и утомительно долго. При этом
произошли небольшие трения с главным врачом, которому я заявил, что не
обязательно устраивать обеденный перерыв для всех врачей одновременно при
наличии большого количества посетителей. Видимо в отместку, несмотря на мой
невоеннообязанный возраст, он потребовал военный билет, которого естественно у
меня с собой не было. Моё возмущение таким несуразным требованием не возымело
действия, и он заявил, что задержит мои документы пока я не представлю
упомянутый билет. В следующую командировку я это проделал, но самое интересное,
что впоследствии я обнаружил, что отправка документов датирована датой первого
визита. Определенные трудности возникли с женой: по её медицинским показаниям
врачи предложили специальное сопровождение при перелете, но это осложняло
отъезд и мы отказались.
После этого
началась активная подготовка к отъезду – организация продажи дачи, машины,
гаража и более мелких вещей, которые не планировались к вывозу. Одновременно,
пользуясь любыми способами – приездом дочери, выездами за границу знакомых,
моими заграничными командировками, я старался переправлять за границу, как мне
казалось, неразрешенные к вывозу вещи: редкие книги, монеты, камни, ювелирные
изделия и т.п. Несколько раз мы с сыном использовали для этого поездки в
Хельсинки, откуда далее по почте отправляли бандероли в США. И очень
волновались, так как почта не выдавала привычных квитанций, но к нашей радости
всё прошло благополучно. Правда один раз в поезде на границе был очень
неприятный момент с представителем Выборгской таможни. Российский таможенник, видимо
что-то заподозрив (финскую таможню вообще кроме водки и сигарет, которых можно
было провозить только в ограниченном количестве, ничего не интересовало), вывел
нас с сыном в тамбур для детальной проверки. На его вопрос, везем ли мы что
либо незадекларированное, я показал серебряную ложечку для солонки, изложив
заготовленную «легенду», что я якобы пользуюсь её, принимая соду от изжоги.
Мрачно попросив больше не нарушать таможенных правил, он отпустил нас, но до
последнего момента у нас душа была в пятках, ибо, если бы он провел рукой по
весящему у окна плащу, то обнаружил бы старинный серебряный разделочный набор
(нож и вилка), и мы не отделались бы тогда, так легко.
Зато с
таможней в аэропорту Пулково сложились очень доверительные отношения, а
началось всё достаточно оригинально. Однажды, при моём отлете в очередную
командировку у таможенника при досмотре не оказалось авторучки и я дал свою, о
чем вспомнил только в самолете. Так как ручка была мне дорога, как подарок, то
при возвращении я по персональному штампу на декларации нашел этого таможенника
и он не только вернул мне ручку, но и стал моим хорошим знакомым. Этот
таможенник, несмотря на свою необязательность, не только многократно облегчал
провоз авиабагажа, но и познакомил меня с сотрудницей районного ОВИРа, что тоже
было удобно. Дело в том, что ничего противозаконного я не делал, но знакомства
всегда помогали мне избежать очередей в ОВИРе и позволяли минимизировать все
малоприятные, таможенные процедуры (досмотры, связанные с этим переупаковки, и
т.д.) и неизбежную при этом нервозность. Так при провозе дорогого
(кобальтового) немецкого (репарационного) столово-чайного сервиза даже не
потребовалось разрешение на вывоз, которое я тоже по знакомству предварительно
получил в специальной комиссии (хочу заметить, что хотя упаковкой занимался
специалист из Эрмитажа, кое-что из 96 предметов все-таки разбилось) При этом
единственной издержкой таможенных досмотров было обычно приобретение для этого
знакомого таможенника хорошего алкоголя в аэропортовском магазине «Duty-free».
В какой-то
момент выяснилось, что выезжать члены эмигрирующей семьи могут раздельно, до
этого официальная информация утверждала существования только общего,
одновременного отъезда всей семьёй. Поэтому через год (срок действия медобследования),
чтобы не проходить вновь, уже платный медицинский осмотр, в марте 1998г. в США
уехал сын, а я с радостью остался в Ленинграде, при этом жена, оставшаяся со
мной, не очень разделяла мои эмоции.
Перед самым
отъездом сына у меня произошел знаменательный конфликт на работе. К этому
времени я уже не был начальником отдела, а работал ведущим научным сотрудником
отдела, отношения с начальником которого могли бы желать лучшего, частично
по-моему из-за его антисемитизма. После возвращения из одной из командировок,
мне в лаборатории сообщили, что я уволен, в связи с выходом на пенсию, и мне
надлежит зайти в отдел кадров и расписаться в приказе об этом. Проделав это и
выслушив сбивчивые объяснения смущенной начальницы отдела кадров, я через некоторое
время решил зайти к директору, чтобы уточнить причину столь резкого разрыва
после 40-летнего нормального, как мне казалось, сотрудничества. Попросив приема
у директора и зайдя в кабинет, я сказал, что зашел попрощаться и уточнить
причины столь скоропалительного разрыва. Он ответил, что ему доложили, что я
уезжаю к дочери в США, так что его действия вполне оправдана. Тогда я ему
объяснил, что во-первых я прекрасно знаю, кто предоставил ему эти информацию,
во-вторых, что я никуда не уезжаю, хотя дочь действительно в Америке и он это
знает, и, наконец, в-третьих, я его могу заверить, что первый, кто узнал бы в
ЛОНИИСе о моём отъезде, был бы он. Видимо подкупленный моей открытой позицией
он задумался и пообещал разобраться. Я же, уходя, уже в дверях, сказал, что во
избежание кривотолков, хочу сейчас его проинформировать, что на днях в США
уезжает сын, но я лично никуда не еду. Через несколько дней на мой телефонный
запрос о дальнейших действиях, директор сказал, чтобы начальник лаборатории
написал формальную докладную об восстановлении меня на работе. Думаю, что это
решение далось ему не легко, весь институт «стоял на ушах», говорили, что это
был единственный случай, когда он отменил свой уже подписанный приказ.
Сын же,
приехав с Сидер Фоллс (маленький городок в штате Айова), жил у сестры, работать
не пошел (хотя какое-то время подрабатывал помощником бармена), считая, что
лучший способ успешно войти в американскую жизнь – это учёба, что теоретически,
наверно, абсолютно справедливо, а поступил в университет, закончив который
получил МBA. Я в какой-то момент считал, что может быть лучше сразу начать
трудовую деятельность, а, если уже учиться, то получить «компьютерное»
образование, но у него были свои достаточно весомые аргументы, так что «что
имеем, то имеем». Вообще практика показала, что предприимчивость результативна
вне зависимости от страны – люди, успешные в России, не «терялись» и в США и
наоборот. Что же касается вхождения сына в американскую жизнь, то мне кажется,
что дочка в этом не достаточно проявила сестринскую поддержку, да и общий
контакт между ними, к сожалению, может желать лучшего. Я родился и вырос в
еврейской семье, где культ родства был превыше всего; это передалось мне по
наследству, но увы не достигло дочери. В принципе в еврейской среде чувство
взаимопомощи существует на генетическом уровне – это поддержка родственников,
соплеменников, соотечественников. С моей точке зрения последнее желательно,
предпоследнее нужно, а первое обязательно и необходимо.
Мы с женой
продолжали жить в Ленинграде: я работал, ездил в интересные командировки, так
что тяги в Америку не испытывал, но я всегда образно говорил, что мой первый
пенсионный день будет последним днем пребывания в России. Жена же, занимаясь
домашним хозяйством, очень тянулась туда и каждый вечер подымала вопрос об
отъезде. Сын, со своей стороны, вообще выдвигал вариант возможности нашего
отставания в России при материальной поддержке из США. В какой-то момент
американская администрация «помогла» жене, предложив нам или выехать до конца
2000г., или под вопросом станет наше разрешение на иммиграцию. Я предложил
выехать в конце года, но она настояла на мае месяце, к моменту появления внука
(у дочери предполагался второй ребенок). Она утверждала, что из-за нашего
отсутствия мы уже потеряли контакт с внучкой и надо ехать чтобы это не
повторилось с внуком, необходимо отметить, что наше присутствие с самого
рождения (внуку было 4 дня, когда мы приехали), к сожалению, все равно не
спасло ситуацию.
По
рекомендации СОБЕСа я уволился с работы в конце апреля и перешел в пенсионное
состояние, хотя директор благосклонно предложил мне работать до самого конца. Для
отъезда, я побывал в Москве и вторично получил в МОМе закрытый пакет с
иммиграционными документами, (первоначально он был получен для сына и затем
возвратился в Москву). Билеты мы заказали до Чикаго (оптимальный для нашего
будущего места жительства – Сидер Фоллса, международный аэропорт) в польской
авиакомпании «LOТ»,
которая в отличии от остальных разрешала брать не два, а три багажных места на
билет, что было достаточно существенно. К сожалению, в последний момент “LOT” отказался допустить на
борт нашу собаку и мы были вынуждены оставить её.
Под занавес,
перед отъездом произошла последняя стычка с российской действительностью, вернее
с судебной системой России, а случилось следующее. Во время очередной мой
командировки в Москву, фирменный поезд опоздал часов на 6 и я вместо утра
оказался в Москве после обеда. По возвращению в Ленинград я решил подать в суд
на Октябрьскую ж.д. на «возмещение морального ущерба», как было написано в
исковом заявлении, в размере 10000 рублей. Честно говоря, я ни минуту не
сомневался в моём проигрыше (победа отдельного человека над государственной
структурой всегда, а в России особенно, маловероятна), но мне хотелось
поучаствовать в этом спектакле. Началось с того, что само написание и подача
заявления в районный суд оказалось не простым делом, председатель суда, у
которого мне пришлось побывать, даже советовал взять адвоката, но я в
результате с трудом, но справился. Первая инстанция на основании заявления
представителя ответчика (юриста Управления Октябрьской ж.д.) о имевшем место
ремонте на трассе какого-то моста, не приняв во внимание моё заявление, что это
не может считаться форс-мажорным обстоятельством, отказала мне в иске. Я подал
кассацию в городской суд, который естественно с ходу оставил в силе решения
районного; хорошо еще, что по закону «О защите прав потребителей» с меня не
взыскали судебные издержки, и таким образом моя юридическая «игра» мне ничего
не стоила.
В связи с
отъездом мы устроили традиционную, как обычно сумбурную, прощальную отвальную
для друзей, приятелей и знакомых. Как всегда, это было уже «на чемоданах» в
полуразобранной квартире и с мрачным настроением.
Уезжая в Америку,
мы оставили квартиру и практически все вещи. Особенно печально было оставлять
книги, каждая из которых представляла интерес и была приобретена с большим
трудом. Правда кое-какие я сумел переправить в США, некоторые продал за
бесценок или просто отдал, но многие так и пропали. В квартире оставалась жить
(с нашей собакой) приятельница –«собачница» Г. В. Пахомова. Квартиру мы тогда
не реализовали наверное по трём причинам: не подвернулся подходящий покупатель,
хотелось иметь пристанище для гостевых приездов в Ленинград и, наконец, была
тайная мечта, что сын вернётся в Россию уже на новом, «американском» уровне и
таким образом будет сохранена квартира, которая согласно советскому менталитету
была дорога нам. Правда одно время существовал план обмена нашей большой
квартиры на однокомнатную (с выплатой разницы), для чего на сына была оформлена
проданная знакомому квартира приятеля, но это сорвалось, в частности из-за
дефолта. Через несколько лет все эти обстоятельства или сгладились или вообще
отпали и было окончательно решено квартиру продать, а в Ленинграде оставались
только некоторые друзья, число которых, к сожалению, всё время сокращается, и
дорогие нам могилы.
20 мая 2000г.
мы прилетели в Чикаго и после несложных иммиграционных процедур встретились с
сыном и его приятелем – марокканцем Джавадом, который помогал ему в этом
незнакомым и долгом перегоне (Сидер Фоллс – аэропорт O’Hare и обратно), и в конце концов после суточного пребывания в
пути мы, наконец, дико уставшие добрались до конечного пункта
В Сидер Фоллсе
(Айова) мы поселились в небольшом, трехкомнатном (twobedroom)), одноэтажном
домике, но по местной традиции имевшем подвал (basement), пригодный для жилья, что
увеличивало его полезную площадь. Дом находился на одной из главных улиц (Mainstreet), сравнительно близко,
можно было дойти пешком (ведь я так и не научился водить машину) до магазинов и
других жизненно важных мест, и главное недалеко от дочки, куда мы довольно
часто приходили заниматься внуками. Правда, это иногда затруднялось традиционным
для небольших городов в США отсутствием тротуаров (дело в том, что пешеходов на
улицах вообще крайне мало, что в какой-то мере объясняет уважительное отношение
к ним – ожидание автотранспорта на переходах, наличие на них специальных кнопок
«зеленого света», оснащение некоторых автомашин звуковым сигналом заднего хода
и т.п.) и приходилось пользоваться проезжей частью дороги. Иногда это приводило
к курьёзам: как-то женщина даже остановила машину и поинтересовалась не нужна
ли помощь. Сами же тротуары обычно бетонные, имеющие поперечные разрезы, видимо
для компенсации температурного расширения.
Хочется
отметить несколько совершенно разных, иногда юморных аспектов американского
быта, бросившихся мне в глаза с самого начала пребывания в Америке: наличие
винограда без косточек, большое количество хороших общественных туалетов,
странный обычай уносить домой остатки еды из ресторанов, путаная нумерация
домов, что очень странно выглядит на фоне обычно четкой планировки населенных
пунктов, и, конечно, написание дат, начинающееся с указания не числа или года,
а почему-то месяца.
Большое
участие в нашем обустройстве, кроме конечно детей, приняла мать зятя, в
частности, несмотря на мое сопротивление, организовала в церкви сбор средств в
нашу помощь, на которые были приобретены вещи первой необходимости: посуда,
инструменты, электроприборы и т.д. По её же
инициативе в местной газете появилась заметка с фотографией о нашем
благоустройстве. Правда это послужило причиной некоторого конфуза. Дело в том,
что для увеличения пособия мы с женой были зарегистрированы, как
«separate»(разделенные) – такое понятие существует в США (супруги не разведены,
но живут отдельно), а после этой заметки нам пришлось оправдываться.
Необходимо
заметить, что все мои попытки заняться общественно полезной деятельности (даже
безвозмездно) были безрезультатны, при этом не последнюю роль видимо сыграло
отсутствие языка. Так что занимался я в основном «творчеством» (писал
воспоминания), интернетом (ежедневно читал новости и другую информацию на
русскоязычных сайтах) и домашним хозяйством: магазинами, двором (в частности
регулярно косил траву бензокосилкой – летом и убирал снег у дома – зимой) и
огородом. Последний был организован во дворе за домом и, учитывая айовский
чернозем, несмотря на ограниченный размер и атаки зайцев и птиц, от которых
пришлось защищаться сетками, давал хороший урожай ягод и овощей (лучше
магазинных, или вообще отсутствующих там – таких, как черная смородина, щавель
и редька).
Год иммиграции
совпал с моим 70-летием, празднование которого, как и все наши семейные
торжества в Америки, прошло блекло и скромно, хотя и в три приема: американские
родственники, русскоязычные знакомые и университетские приятели-россияне сына.
Как ни странно, но самая теплая и дружеская обстановка была на встречи с
молодежью, хотя сам сын к тому времени уже уехал работать в штат Нью-Йорк.
Сразу по
приезде мы с помощью детей занялись довольно муторным оформлением документов,
необходимых для легального пребывания в стране и материального обеспечения
(денежного пособия и купонов на питание – foodstamps). А через пару месяцев мы всей семьёй (дочь с мужем, и
двумя детьми и я с женой) на «вэне» – 7-ми местном микроавтобусе, отправились в
своё первое путешествие по Америке, ехали мы в Сан-Диего (Калифорния) на
свадьбу сестры зятя.
Поездка была
для нас очень интересной, несмотря на некоторые шероховатости; дело в том, что
я привык при коллективных поездках, все вопросы (маршрут, остановки и т.п.)
обсуждать и решать коллегиально, чего, к сожалению, не было, и в какой-то
момент я вынужден был даже заметить, что мы все-таки не чемоданы, которые можно
переставлять, куда угодно и когда угодно. По дороге мы заехали к дедушке и
бабушке зятя, с которыми я познакомился еще на свадьбе дочери, живущим в
Канзасе, где изредка на полях встречались нефтедобывающие насосы и обнаружился
своеобразный знак – «Центр США». Пару дней мы провели в живописных горах
Колорадо, где семья зятя имеет домик и куда мы потом несколько лет осенью
приезжали собирать грибы. В урожайные годы (через год) грибов бывало очень
много и преимущественно белых, так что нам удавалось и насушить и намариновать
их. Эти места в Колорадо малолюдные и мы много раз почти рядом сталкивались с
пасущимися дикими оленями, издали как-то даже наблюдали за бурым медведем, а с
зятем ловили спиннингом форель в горной речке (у меня лично правда это не
получалось). Именно там я впервые увидел маленьких, стрекозообразных птичек (hummingbird), порхающих у
дома, возле специально подвешенных кормушек.
Сделав
небольшую петлю, мы осмотрели высокогорную плотину им. Гувера (на границе
Аризоны и Невады) и заехали в знаменитый Лас-Вегас, где ночью погуляли по нему
и поиграли на автоматах прямо в холлах шикарных гостиниц. Впечатление от этого
игорного центра, прямо скажу, неоднозначное: с одной стороны все очень ярко,
грандиозно и красочно, с другой крайне эклектично, аляповато и безвкусно,
короче говоря, типичный «китч» (вообще хочется сказать, что в Америке со
вкусом, по крайней мере в европейском понимании, определенный напряг).
Следующая остановка была в Лос-Анджелесе, где мы с женой на пару дне
остановились у наших друзей, которые оказали нам теплый приём: мы поездили по
городу, который протянулся вдоль побережья на много километров, осмотрели достопримечательности
и даже искупались в Тихом океане.
В
Лос-Анджелесе произошла запланированная, однако довольно нескладная,
кратковременная встреча с нашими «американскими» родственниками – семьёй
двоюродной сестры. Еще до революции папина сестра иммигрировала в США и
обосновалась в Чикаго, где вышла замуж; у неё было 3 сына (одного не стало в
детстве) и 2 дочки. Контакты были крайне редки, а с началом Холодной войны
вообще прекратились (правда в 1960г. был какой-то случайный обмен письмами),а с
уходом из жизни старшего поколения связь полностью прервалась. Когда дочка
попала в Америку, я попросил её попробовать найти какие-нибудь концы через
чикагскую фотографию, адрес которой был на единственном, имевшемся у меня,
чикагском фото, но этот фантастический план быстро рухнул, когда на этом месте
оказалась булочная. Для себя я решил, что сразу по приезде в Америку займусь
более тщательными поисками, но младшая кузина меня опередили и через Красный
Крест нашли нас. Она направила запрос на несколько адресатов, но сработал
только один: найден был мой двоюродный брат, живущий в Москве; в остальных
случаях или не было в живых, или была указана девичья фамилия, или неправильно
было указано место жительство. Дальнейшее было делом техники: я передал
координаты дочери, она вышла на кузину и контакт был восстановлен. Более того,
в 1999 г. кузина с двумя своими сыновьями приехала в Россию повидаться и мы
очень тепло встретились, а когда мы появились в Сидер Фоллсе, старшая кузина с
мужем, несмотря на преклонный возраст, прилетела познакомиться с нами, что было
очень трогательно. Потом, будучи в Вашингтоне, мы пару дней провели у них в
гостях, познакомились с семьями их дочерей; но довольно быстро взаимный интерес
притупился, языковой барьер этому видимо способствовал, и мы с сёстрами в
лучшем случае стали перезваниваться по дням рождения, а кузены вообще так и не
удосужились поинтересоваться приехавшими российскими родственниками. Даже яркий
90-летний юбилей мужа старшей кузины, на котором мы присутствовали всей семьёй,
не внес принципиальных изменений.
Сан-Диего,
оказался приятным южным городом с мексиканским «привкусом», где мы провели пару
свадебных дней. От свадьбы в памяти остался только банкет, видимо за счет
некоторых странностей. Во-первых основной алкоголь продавался в баре ресторана
и гости сами его покупали; было несколько странно, что приглашенные на банкет
сами себя обеспечивают, удивительно что не дошли еще до оплаты еды. Правда в
дальнейшем я перестал удивляться, что приглашенный в ресторан сам оплачивает
счет, хотя я привык к тому, что платить должен приглашающий, а иначе это не
приглашение, а совместное посещение. Во-вторых меня несколько смущала одежда
некоторых из гостей, один из которых был в ковбойке, не снимая бейсболки, а
другой (свадебный свидетель) в торжественном черном костюме и кроссовках.
Вообще нужно отметить, что у американцев практически отсутствует регламентация
одежды в зависимости от времени и места: я встречал их в театре в сандалиях на
босую ногу и в международном аэропорту в майке и купальных трусах. А на одном
торжественном школьном вечере на сцене сидел ученик в пляжных тапочках и меня
потряс не столько сам «оригинал», сколько лояльность окружающих.
На обратном
пути, оставляя в стороне Солк-Лейк-Сити (Юта) – город мормонов (религиозная
христианская секта), издали видели величественный Храм мормонов, расположенный
в этом городе, а также заехали в Омаху (Небраска), где жила одна из приятельниц
дочери, место знаменитое разве только, как местожительство финансиста У. Баффета
– известного миллиардера.
В этой поездке
по стране меня покорили изумительные горные пейзажи; за всю свою жизнь я не
видел такого количества красивых гор, как покрытых растительностью, так и
каменисто-скалистых. Не могу пройти также мимо автодорог, по котором мы
проделали несколько тысяч километров. Дороги в США – это особый разговор, при
огромном количестве машин и повсеместном их использовании (даже на
ж.-д.платформах зачастую перевозятся не контейнеры, а автоприцепы) в стране
существует разветвленная сеть прекрасных автодорог, которые можно поделить на
городские, штатные и федеральные. Последние естественно самые хорошие, как по
покрытию (в основном асфальт, иногда с добавлением мелкой гальки для улучшения
сцепления), так и по ширине (2-3, а на подъезде к большим городам 5-6, полос в
каждую сторону).
Вообще
по-моему Ильф и Петров не правильно назвали США «одноэтажной Америкой», скорее
она «четырехколёсная»; у меня сложилось впечатление, что американцы всю жизнь –
от рождения до смерти, проводят, не выходя из машины (покупают еду и лекарство,
общаются с банком, смотрят кино...). В отличии от обычного варианта
специализированный автотранспорт в стране имеют не только полиция, почта,
пожарные, медицинские и инкассаторские службы, но, что очень ценно по всей
стране большие, желтые автобусы доставляют учеников в школы и развозят их после
уроков по домам. Мне кажется также, что основным грузовым транспортом в США
являются огромные четырех, пяти, а иногда и шестиосные фуры (траки-трейлеры),
которые с огромной скоростью (около 120-ти км/час) «летят», по
автострадам-хайвеям (highway),
не имеющим дорожных пересечений и соответственно светофоров. Правда, к слову
сказать, достаточно редкие грузовые ж.-д. составы поражают своей длиной (числом
платформ, цистерн и т.п.)
Следующий цикл
поездок – это полёты в Нью-Йорк, в котором мы бывали и зимой и летом. О
Нью-Йорке сказано и написано столько, что мне при моих кратких посещениях
остаётся высказать только общее впечатление, которое оказалось, как не странно,
скорее отрицательным, чем положительным. Огромный, разномастный, достаточно
грязный город с ужасным, правда очень разветвленным метро, с малоприятным
населением, отдельные приятные места, в частности район к востоку от
Центрального парка, где расположено российское консульство, не меняют общей
картины. Русскоязычные районы представляют ценность только наличием магазинов с
привычными для нас «русскими» продуктами. Я оставляю в стороне оценку
многочисленных интересных достопримечательностей города: здания ООН, небоскребов,
памятников, музеев, как говорится, «музеи и в Греции – музеи».
Будучи в
Нью-Йорке, мы обычно останавливались в Бруклине (правда один раз пожили у
знакомого на Манхэттене) у наших гостеприимных ленинградских друзей –, в их
небольшой, но удобно расположенной квартире (рядом со станцией метро и
«русскими» магазинами). Первое время, каждый приезд мы несколько дней проводили
в доме у приятелей в Принстоне (Нью-Джерси), маленьком городке, знаменитым
своим университетом, откуда однажды съездили в Филадельфию, где запомнился
музей Родена, и в Атлантик Сити, подобие Лас Вегаса на Восточном побережье,
удивившим нас малолюдностью. Вообще это посещение запомнилось только
полицейским арестом нашей машины за неправильную парковку и трудностями с её
выкупом поздно ночью. Именно они познакомили нас с курортной Флоридой, где мы с
ними провели несколько прекрасных дней в Неаполе на берегу Мексиканского залива,
где не только купались и загорали, но еще и посмотрели экзотичные собачьи бега,
а также побывали в знаменитом Майями.
Первый раз
прилетев из Айовы в Нью-Йорк, мы решили одновременно познакомиться со столицей
страны и поэтому возвращались из Вашингтона, куда нас к моей американской
кузине, жившей в пригороде, привез приятель. С интересом мы походили по
Вашингтону, были на экскурсии в Белом доме и Музее Холокоста, посетили
Арлингтонское воинское кладбище с мемориалом неизвестного солдата и
захоронением Джона и Жаклин Кеннеди, и даже подъезжали к дому Д. Вашингтона в Вирджинии. Также с Нью-Йорком, правда штатом, связаны наши поездки в Корнинг,
городок, где одно время в одноименной компании работал сын. Фирма была
градообразующая и, кроме неё и связанного с ней Музея стекла (первоначальная
продукция предприятия), ничего примечательного в городе не было, хотя сам он
был очень приятным. Сын показал нам окрестности: близлежащую Элмиру с могилой
Марка Твена, Итаку с Корнельским университетом, окрестные озёра и виноградники;
при этом я был вообще удивлён наличием в этих местах виноделия. Мы даже
умудрились съездить в Торонто (Канада), посмотрев при этом с канадской,
наиболее впечатляющей стороны на известный Ниагарский водопад. Торонто оказался
типичным американским городом, где мы ничего особенного, кроме красивого озера
Онтарио, не увидели. Я хотел возвращаться через французскую Канаду, но сын и
жена меня не поддержали и мы вернулись тем же путём через Ниагара Фоллс, купив
в «Dutyfree»
дешевый «Абсолют». В отличии от нас, наши друзья и знакомые были менее мобильны
и, несмотря на многочисленные приглашения и даже мои 70-ти и 75-летия, к
сожалению, за редким исключением так и не побывали у нас в гостях, оправдываясь
недостатком или финансов или времени.
В какой-то
момент у дочки появился интерес к Флориде, где она в конце концов приобрела дом
на побережье Атлантического океана в Веро Бич – маленьком городке, даже
проигрывавшем Сидер Фоллсу за счет отсутствия университета, зато с огромным
количеством «Мерседесов» и пенсионеров на душу населения. Сначала мы приезжали
туда на несколько дней, обычно зимой в районе Нового года, как-то даже из
Нью-Йорка приехали с сыном на машине, задержавшись по дороге в Атланте
(Джорджия) у знакомого, не только любезно принявшего нас, но и свозившего в
парк-музей с высеченными на скале конными барельефами генералов гражданской Гражданской
войны. Кстати, его сын, когда-то работавший в нашем отделе в ЛОНИИСе и
получивший в США лицензию нотариуса, потом иногда помогал нам оформлять
ежегодные документы, подтверждающие, что мы живы, требуемые для получения
пенсии в России. В противном случае необходимо было обращаться в российское
консульство в Нью-Йорке, чем мы правда иногда пользовались, чтобы побыть там,
повидать знакомых и отовариться в магазинах Бруклина.
Через
некоторое время (лето 2004 г.) дочь и естественно мы за ней переехали во
Флориду совсем. Переезду предшествовали соответствующие многочисленные хлопоты,
связанные в частности с раздачей, продажей (традиционные «гараж-сейлы») и
упаковкой вещей. Переезд осуществлялся различным транспортом: жена со сватьей и
внуками улетела самолетом, остальные с вещами ехали на машинах – легковом
«Мерседесе» (дочь и зять) и арендованном в U-HAULе
большом траке (я и сват). Последний был не очень комфортабелен вообще, к тому
же всё осложнялось плохо работающим кондиционером, что особенно почувствовалось,
когда дорога пошла по южным штатам. Первое время, которое растянулось, к
сожалению, на год, мы жили у дочери, а потом, после длительного, муторного и
некачественного послеураганного ремонта переехали в свою трехкомнатную
(по-американски двуспальную) квартиру на первом этаже двухэтажного, барачного
типа (однако со всеми удобствами) дома в кондоминиуме. Кондоминиум с
романтическим наименованием «Oakparkterrace»(«Терраса
дубового парка» – ни террасы, ни парка, как обычно, я не обнаружил) располагался
сравнительно далеко от дочери и океана (правда можно было пользоваться одним из
существующих бесплатных автобусных маршрутов), но близко от магазинов, почты и
других каждодневных учреждений, что было более важно для нас.
Переехав и живя
во Флориде, мы невольно сравнивали её с Айовой. Айова – средне западный штат, с
резко континентальным климатом (от 30-ти градусных морозов – зимой, до 30-ти
градусной жары – летом) и плодородной почвой, славившийся кукурузой (недаром
сюда приезжал Н. Хрущев – большой сторонник её) и свиноводством. Животный мир в
населенных пунктах: различные птицы, белки, бурундуки, еноты, зайцы, последние
по началу (пока не поставили защитную сетку) съедали всю зелень в нашем
огороде. Население практически только белое. Многие территориальные
наименования, кроме традиционно, связанных с природой (водопады, пороги,
растения и т.п.) и политикой (имена президент и т.п.), отражают влияние
французов (первых колонизаторов) – столица штата Де-Мойн (DesMoines), городок Ватерлоо (Waterloo) и аборигенов
(индейцев) – название штата Айова (Iowa), округ –Черный Ястреб (BlackHawk).
Флорида –
южный штат между Атлантическим океаном и Мексиканским заливом, с теплым
тропическим климатом, выращивающий в основном цитрусовые. Климат практически
бессезонный, круглый год лето с цветущими растениями (пальмы, бамбук, бананы и
т.д.). Кроме небольшого количества белок, животные в основном пресмыкающиеся
(ящерицы, змеи) и водные: крабы (крупные, сизого цвета), птицы (пеликаны,
чайки, цапли), ламантины («морские коровы»), крокодилы, акулы и дельфины в
океане. В общем Африка по А. Городницкому: «Крокодилы,
пальмы, баобабы и жена французского посла», только небольшая замена: вместо
баобабов – бананы (тоже на «ба») и собственная жена вместо коварной иностранки.
Впрочем несколько омрачает жизнь огромное количество насекомых: муравьёв,
жуков-тараканов, термитов и т.п., которые проникают даже в жилые помещения.
Население
штата в значительной мере цветное – негры и латинос, часто опустившиеся и живущие
на пособия или случайные заработки. Во многом чувствуется, кроме обычного
индейского, большое влияние испанского языка (географические наименования, двуязычные
объявления, названия и аннотации к товарам и т.д.); не даром говорят о
возможном его введении в качестве второго государственного. Бичом Флориды
являются ураганы, ,,любовно,, называемые мужскими и женскими именами, иногда
приводящие к большим разрушениям и необходимости эвакуации населения отдельных
районов (пару раз это коснулась и нас – пришлось уезжать в Орландо). При этом
мы наблюдали, как успешно ликвидировались последствия урагана: очищалась
территория, ремонтировались здания, восстанавливалось водо- и электроснабжение;
первоначально же, учитывая отсутствие электричества, население обеспечивалось
автономными, бензиновыми электрогенераторами, а Армия Спасения раздавала воду и
пайки из армейских запасах (детям очень нравилось разогревать еду в пакетах со
специальными реагентами, в которых для тепловой реакции заливалось мизерное
количество воды).
Дополнительные
трудности для нас создавались из-за существующей в США автономии штатов, когда
определенные жизненные положения (социальная помощь, медобслуживание и т.п.)
при переезде из одного штата (Айовы) в другой (Флориду) неожиданно оказываются измененными.
Вообще мне кажется несколько абсурдным, что в различных районах (в данном
случае – штатах) одного государства имеет место свое собственное
законодательство и, главное, с отличными юридическими нормами; так от штата к
штату изменяются, например, характер и величина налогов и помощи малоимущим,
дорожные правила и автомобильные права, санкции за нарушение законов (в одних
существует смертная казнь, в других – нет, не говоря уже о размерах штрафов) и
наличие сезонного времени (зима, лето) и т.д. и т.д. Так, что прежде, чем
нарушить закон или пойти на преступление в США, целесообразно определить, в
каком штате лучше это совершать.
Будучи в
Флориде мы осуществили две увлекательные поездки в Центр космических полётов
имени Д. Кеннеди и на Багамские острова. Космический центр, как известно,
расположен на мысе Канаверал и занимает значительную территорию, в многих
местах целинную, где мы, как не странно, видели крокодилов и броненосцев. Мы
побывали естественно только в не очень интересном гостевом (музейном)
комплексе, а все посещение запомнилось в основном высокой стоимость входного
билета и многоразовым космическим кораблем (шатлом) «Колумбия», который мы
наблюдали издали на стартовой площадке и который через месяц потерпел
катастрофу, приведшую к гибели всех 7-ми астронавтов, включая первого
израильского.
На Багамские
острова (Содружество Багамских Островов), на Большой Абако мы (сват, зять, сын
и я) перелетели из Форта Лоудердейл без всяких пограничных проблем примерно за
час. Там мы загрузились продуктами и на яхте свата поплыли вдоль побережья
многочисленных островов, иногда выходя в океан. Поездка было очень
экзотическая: яхта под парусами, изумительно чистая голубовато-зеленая вода,
необитаемые острова с безлюдными пляжами, на светлом мельчайшем песке которых
разбросаны выброшенные океаном коряги и раковины; не хватало только Робинзона
Круза и Пятницы. Нужно заметить, что справляться с парусами, несмотря на
наличие специальных приспособлений, оказалось очень не просто – я сразу «сошел
с дистанции», а сын принимал активное участие, в результате чего сорвал
парусными тросами кожу с ладоней рук, что очень мешало при купании в соленой
воде океана. К сожалению, внутренний климат в «команде» был далек от
идеального, зять был вообще по-моему не очень доволен тем, что нас пригласили в
поездку.
Почти каждый
год я c женой совершали
месячные (большие сроки ставили под угрозу наше материальное пособие) поездки в
Россию (Санкт-Петербург и Москву). Полеты были достаточно сложными: длительными
(в общей сложности почти сутки), с пересадками в Европе, с нарушением биоритмов
из-за разницы часовых поясов, и, соответственно, достаточно утомительными.
Пребывание в России имело две составляющие – практическую (квартирные,
пенсионные, кладбищенские и тому подобные дела) и эмоциональную (встречи с
родными, друзьями, знакомыми и родными местами). Нужно сказать, что первая с
различной степенью успешности реализовывалась, что касается второй – то
встречи, конечно, проходили тепло радостно, не считая, конечно, посещения
больных, а вот сам Санкт-Петербург радости не доставил. Спальные районы, если
можно так выразиться, обносились и одряхлели, а центр полностью изменился –
кругом банки, бутики, охранники; появился определенный лоск, но потерялась
собственная специфика – все эти родные улицы, рестораны, магазины, кафе, в
которых я раньше с удовольствием бывал, к сожалению, стали чужими.
Справедливости ради, надо заметить, что началось все это еще до нашего отъезда,
но со временем приобрело гораздо больший размах, так что можно с горечью
констатировать – теперь это уже не мой город. Поездка 2006г. была особенно
тяжелой, как физически, так, главным образом, эмоционально; так как была
связана с продажей нашей квартиры в Ленинграде, что оказалось достаточно сложно
и трудоёмко при отсутствии детей (совладельцев) и кратковременности нашего
пребывания, что в конечном счете привело к большим материальным потерям.
Несмотря на
многочисленные поездки, конечно, большую часть времени мы проводили дома,
сначала в Сидер Фолсе, а затем в Веро Биче, где в основном общались с семьёй
дочки (все попытки наладить контакты на стороне даже при моём общительном
характере не дали существенных результатов). Что касается дочкиной семьи, то
здесь тоже всё было далеко не идеально – очень многое меня не устраивало. Дело
в том, что она (семья) была полностью американизирована и в ней абсолютно
отсутствовала российская составляющая. Уклад жизни, питание, одежда, воспитание
детей – всё было перенесено из семьи зятя, и очень печально, что дочерью
полностью было вычеркнуто все, что культивировалось в нашей семье, при этом я
абсолютно убежден, что в нашем воспитании, если не всё, то очень много было
хорошего. Я вообще считаю, что в нормальном браке прошлое обоих супругов должно
паритетно соединяться в единое целое при полном отсутствии какой-либо
дискриминации, конечно, при условии, что никто из супругов не представляет
«первобытную» культуру (к сожалению, видимо именно к такой дочь причислила
себя). Все это создавало определенную настороженность во взаимоотношениях и
можно только радоваться, что мы в повседневной жизни не нуждались в денежном
субсидировании и требовалась только транспортная и переводческая поддержка. При
этом хочется, чтобы дочь оставалась близким человеком, а не вставала на
формальные позиции социального работника.
Особенно
печально, что не совсем сложились отношения с внуками. Они абсолютно американцы
(еда, одежда, поведение и т.д.) и в них полностью отсутствует близкое мне
российское начало, которое должно было быть заложено матерью и могло бы создать
необходимые предпосылки для контакта. Даже, когда мы встречаемся с ними, то
теплого, родственного контакта, которого нам так не хватает, зачастую не
получается; я думаю по двум причинам: во-первых их не воспитывали в уважении к
старшим и, в частности, к дедушке с бабушкой, не говоря уже о семейной теплоте,
а главное наличие языкового барьера (мы не знаем английского языка, они –
русского). Очень грустно наблюдать более близкие отношения, связывающие их с
другими, американскими родственниками. Хочется надеяться , что со временем все
это сгладится. Интересно, что пока внук не говорил было несколько легче и
определённое взаимопонимание получалось.
Хочу
заметить, что все разговоры о невозможности двуязычного воспитания – абсолютная
ерунда, может быть не просто – да. Я наблюдал в Америке целый ряд достаточно
успешных случаев такого воспитания, правда при этом, как минимум, необходимо желание
родителей. В скобках считаю нужным отметить, что с сыном сложились более взаимопонимающие отношения, определяемые духовной близостью (хоть по многим
вопросам наши взгляды и не совпадают), что проявляется, в частности, в
несколько критическом отношении его к окружающей действительности, что
соответствует моим оценками. Однако и здесь в последнее время появился определенный
«сепаратизм», который на мой взгляд при его неустроенности (отсутствие
собственной семьи, стабильной работы и дома) совершенно не оправдан и очень
меня обижает. К большему сожалению, необходимо отметить, что различия ребят в
восприятии жизни привели к отсутствию тесной близости и возникновению
определенной отчужденности между ними.
Основным
негативом нашего бытия был недостаток общения, которое я любил и имел всю
жизнь. Все мои многочисленные попытки наладить контакт с окружающими не
получались – будь то «аборигены» или иммигранты, евреи или русские, молодые или
пожилые. Видимо в старости заводить новых приятелей очень трудно, да и моя
природная коммуникабельность так и не смогла преодолеть индивидуалистическую
отчужденность и отсутствие желания общаться у местного населения, врожденное у коренных
американцев и благо приобретенное у российских иммигрантов.
Если говорить
в принципе о моей жизни в Америке, то я образно могу охарактеризовать её, как
П-образную – патриархально-провинциальная, пассивно-пенсионная и
примитивно-потребительская. При общей оценке ситуации, можно сказать, что она
хуже, чем хотелось, но лучше, чем могла бы быть. Необходимо заметить, что
только очень предприимчивые люди (к сожалению, зачастую жуликоватые) полностью
успешны в любой стране и при любом режиме, что видимо не характерно для меня.
Завершающим
аккордом нашей иммиграции было получение американского гражданства, которое
дает ряд преимуществ (голосовать, работать в госучреждениях и т.п.), а, главное
для нас, сохраняет государственное пособие. Как положено, мы после 5-ти лет
пребывания в США подали в DepartmentofHomelandSecurity,
U.S. CitizenshipandImmigrationService соответствующие
документы (анкеты, фотографии и т.д.) с чеком (добиться бесплатного оформления
не удалось – нам отказали, мотивируя тем, что, если у нас есть деньги на
заграничные поездки, как указывалось в анкетах, то мы можем оплатить и
оформление). Через некоторое время нас вызвали в Вест Палм Бич на снятие
отпечатков пальцев, но из-за очередного урагана произошло это несколько
позднее. Перед поездкой в Петербург в мае 2006 г. я очень волновался, чтобы
последующий вызов на интервью не пришелся на время нашего отсутствия, и,
получив письмо, вскрывал конверт дрожащими руками, но всё обошлось «малой
кровью» – нас вызывали на 14 июня (6-ой день после возвращения). Еще до отъезда
я пытался подготовиться к интервью (читал текст и слушал кассеты с вопросами и
ответами по анкете, а так же по истории и государственному устройству США), но
при моем «знании» английского это мало помогало и я очень боялся предстоящей
встречи с американской бюрократией. Дело в том, что вопросы были
элементарнейшие, но надо было их понять и более менее грамотно ответить, что
при моём языковом уровне составляло огромную трудность.
В
действительности мне повезло: когда мы приехали в иммиграционную службу на
интервью, снова в Вест Палм Бич, и сидели в большой комнате, ожидая вызова,
меня пригласила небольшого роста, полноватая негритянка средних лет, которая
оказалась крайне доброжелательным и благосклонным экзаменатором. Приведя меня в
свой "закуток" она попросила поднять правую руку в знак традиционной клятвы
говорит только правду, затем начала спрашивать меня по анкете для определения
все ли в ней соответствует действительности. Здесь я уточнил своё желание
изменить (сократить) своё имя и отчество (то есть среднее имя), правда, от
всего этого опять же при её любезном участии потом я отказался (интервьюер жены
напугал нас, что это резко усложнит дальнейшую процедуру). Я также сообщил о
своей последней поездке в Россию, указание о которой по времени не могло
попасть в анкету. После окончательного подписания анкеты перешли к второму
этапу – вопросам по истории и государственному устройству США, которые
оказались простыми для понимания и я легко на них ответил, хотя в начале и,
ссылаясь на мой плохой слух, попросил разрешения самому читать вопросы с
монитора, на что получил вежливый отказ. Последним испытанием была просьба
написать фразу: «I cook very well», что я и выполнил, хотя слово «cook» было
неожиданным и поначалу привело меня в некоторое замешательство.
Во время
нашего непринужденного общения (я к месту выдал ей заранее заготовленные фразы
о желании упростить имя и отчество, о моем плохом слухе и проблемах с памятником
родителям в Петербурге, а иногда даже пытался шутить) она вела себя очень
лояльно и у меня сложилось впечатление, что вообще её цель была положительно
оценить моё интервью, что она и сделала, подтвердив это соответствующей
бумажкой, правда без печати и даже подписи. Жена же по состоянию здоровья
проходила упрощенное собеседование – через переводчика (дочь) и без
историко-общественных вопросов. Через некоторое время нас вызвали опять же в
Вест Палм Бич на церемонию клятвы, к сожалению в разное время с женой, где во
время получасовой, достаточно формальной процедуры выдали соответствующий
сертификат (CertificateofNaturalization), после чего
мы стали официальными гражданами США.
