Я Вам признателен за предложение
сопроводить опус г-на Опендика моим «большим ответом», но никакого ответа ему я
писать не намерен. Пишу я Вам и предоставляю полное право публиковать это
письмо вместе с его статьей или то и другое выбросить в мусорную корзину.
Где-то его опус уже выбросили, о чем говорит упомянутая им «вашагазета»,
куда он обращался прежде чем к Вам.
Как Вы знаете, я часто подвергаюсь
атакам со стороны красно-коричневых патриотов России. Это понятно, ибо мои
писания портят им их игру, мешают спасать Отечество от жидо-масонской скверны.
Поэтому когда «Стасик» Куняев пытается отыграться на моей «ритуальной фамилии»
или газета Проханова приписывает мне авторство гнусной книжонки, которую я не
писал, то к чувству гадливости, какое вызывают такие приемы «полемики»,
примешивается и удовлетворение тем, что порой мне удается их достать.
Однако с некоторого времени у меня
появились «критики» из другого угла – «свои» воинствующие графоманы. Один из
них, понимая, что сам не способен связать двух слов, умыкнул триста страниц из
моей книги, переиздав их под своим именем. Другой устроил мне выволочку
непонятно за что, ибо так глубоко утопил свои претензии в заумной фразеологии,
заимствованной из плохо усвоенных учебников по «научному коммунизму», что
докопаться до их смысла оказалось невозможным. А третий... Третий – Опендик.
Давно уже он цепляется ко мне со своей
«критикой». Лет пять или шесть бродит по интернету его статья под выразительным
названием «Федор Достоевский и еврей Резник». Она начинается глубокомысленной
фразой:
«О взаимоотношениях Ф. Достоевского
с евреями написаны сотни статей и отдельных исследований. В период развитого
социализма подлинные отношения Достоевского с евреями не афишировались, а
“Дневники”, написанные им перед смертью, в советское время не переиздавались, и
с ними можно было ознакомиться только в специальных фондах публичных библиотек
столичных городов».
Как видите, заявлена претензия на то,
что автор знаком с литературой вопроса, который взялся освещать. Но это фикция.
Федор Михайлович Достоевский делал дневниковые записи на протяжении всей
творческой жизни, они служили ему подспорьем при создании художественных
произведений, но, судя по контексту, не эти записи Опендик имел в виду. «Дневниками»
(во множественном числе) он назвал книгу
«Дневник писателя», обманувшись сходством в названии. На самом деле это
литературно-публицистическое произведение не имеет ничего общего с дневниками,
которые пишутся для себя. Оно публиковалось по мере написания с 1873 по 1881
год, затем было издано в двух томах, а «в период развитого социализма» вошло в 30-ти
томное Собрание сочинений Достоевского, выпущенное массовым тиражом. И
дореволюционные и советские издания этой книги находились не в спецхранах (г-н
Опендик их почему-то называет специальными фондами), а были широко доступны в библиотеках,
и не только столичных. Г-н Опендик мог бы без труда найти «Дневник писателя» в нестоличном
Ленинграде, где, как следует из его автобиографической справки на Вашем
портале, он родился и окончил «Институт
инженеров жел.-дор. транспорта, факультет "Мост и Тоннели"» (так в справке), и в Архангельске, где он работал. Его
диковинные представления о «Дневниках» Достоевского говорят о том, что он этой
книги в руках не держал. Что до «сотен статей и отдельных исследований», то ни
одной из них он не прочитал (а если прочитал, то не понял), ибо даже работа
«еврея Резника», которую он обтявкал, осталась для него тайной за семью
печатями.
Познакомившись
с тем давним творением г-на Опендика, я усомнился в том, умеет ли он вообще читать.
Теперь же, познакомившись с его новейшим опусом, я убедился, что смотреть и
слушать телепередачи он точно не умеет. Так, первое же из «процитированных» им моих
высказываний в беседе с Виктором Топаллером будто бы гласило: «Я был принят в конце 1967 года в
редколлегию издательства "Жизнь замечательных людей", и было это
почти чудо». Ничего подобного я не говорил и говорить не мог, ибо издательства «Жизнь замечательных людей»
не существовало, а была (и остается) редакция
ЖЗЛ в составе издательства «Молодая
гвардия». В этой редакции, а не в редколлегии, каковой вовсе не было, я
начал работать в 1962, а не в 1967 году. Что и было сказано в интервью. Именно
издательство «Молодая гвардия», т.е. ее руководство, я назвал «гнездилищем
антисемитизма», а вовсе не редакцию ЖЗЛ того периода, ибо заведующий редакцией
Ю.Н. Коротков умел в интересах дела пробивать многое такое, что, мягко говоря,
не очень нравилось начальственным держимордам. Потому он смог принять на работу
«еврея Резника», о чем тоже шла речь в интервью. Могу добавить для полной
ясности, что и среди сотрудников редакции антисемитов не было. Все они вскоре стали
и почти все остались моими друзьями. Да и из авторов ЖЗЛ чуть ли ни каждый
второй был евреем, а красно-коричневых патриотов у нас при Короткове не пускали
на порог. За это, в конечном счете, его и уволили, после чего обстановка в
редакции стала меняться, так что пришлось уйти и мне. Об этом мы беседовали с
Топаллером довольно подробно, но у сидевшего у телевизора Опендика, как в
известном анекдоте, в ушах были «гренки».
Уровень его невежества превосходит
любое воображение. Выдающегося ученого Владимира Онуфриевича Ковалевского, чье
имя упоминалось в интервью, в связи с тем, что я написал о нем книгу, он
называет Ковальским, газету «Вашингтон Таймс» – «Вашингтонский Таймс» (уж если
переводить английское название вместо того, чтобы транслитерировать, то
следовало написать «Вашингтонские времена») и т.п. Чтобы ущучить мягкотелого
Резника, он берет себе в союзники твердокаменного национал-сталиниста Владимира
Бушина, который даже среди российских красно-коричневых слывет крайним экстремистом.
Вот к чему ведет усердие не по разуму.
На многочисленные оскорбления в мой
адрес, которыми проперчен опус г-на Опендика, я реагировать не могу. Мне
приписана «крайняя беспринципность»,
«всеядность»,«природная трусость» и
множество других пороков. Я отрабатываю какие-то серебряники, непонятно перед кем прогибаюсь, оказываюсь то Хлестаковым,
то зайцем, то дилетантом, то паучком...
Нет, паучком он называет Топаллера. Цель его проста – разозлить «оппонента»,
дабы втянуть в базарную перебранку. Не знаю, как отнесется к таким инфантильным
наскокам ведущий RTVI, а у меня это беспомощное тявканье
вызывает жалость.
Отношения г-на Опендика с русским языком
таковы, что почти каждая его фраза разукрашена сногсшибательными перлами. Это
видно из выше приведенных цитат, но вот еще несколько фраз, взятых почти наугад:
«Топаллер
либо иронизировал, либо не догадался, что эти книги посвящались русским людям,
заслуги которых сильно преувеличивал, а если они не имели национального статуса
старшего брата, им этот статус легко придавали».
«Высшие
партийные деятели, которые боялись молодых выдвиженцев, сами физически
изнасились и обрекли себя на вымирание (Суслов, Черненко, Брежнев, Андропов и
другие члены Политбюро), приблизившись к уровню полного маразма».
«...сам
Резник не изменился, продолжает жить интересами России и прогибаться, как и
прежде в гадюшнике, под русскую ментальность».
«Топаллер
сразу заявил, подняв планку на уровень Олимпийских соревнований».
«Расставаясь
с Резником, сладкоречивый Топаллер, который обмишурился с Резником и с
Солженицыным так же, как городничий с Хлестаковым, приняв за ревизора
заморского писателя и гостя, пожелал себе ещё много встреч с писателем».
Обилие языковых перлов позволяет отнести
произведения Опендика к жанру перловой
каши.
«Ума не приложу, зачем Резнику после 28 лет нахождения в Америке, говорящего,
пишущего, думающего, дышащего по-русски, было уезжать из России», недоумевает г-н Опендик. Но как
приложить то, чего нет? Бедняга не в силах согласовать падежи, где уж ему сообразить,
что Резник уехал из России до того,
как стал жить в Америке, а не после
28 лет нахождения в Америке. Ему что до,
что после, что Вашингтонский Таймс – все едино и заедино, как для нас китайская
грамота. Кстати, эмигрировал я в 1982 году, т.е. 26 лет назад, так что с четырьмя
действиями арифметики Опендик обмишурился
так же, как с падежами.
На что хватило ему грамотности, так
это на то, чтобы увенчать свою перловую кашу пламенным призывом покупать его
семитомную (!!) нетленку. Тут его текст становится лаконичным и точным. Указан
почтовый адрес, по которому следует направлять чеки, и сумма прописью, которую
следует вписать; не забыто и про надбавку на почтовые расходы.
Я буду рад, если данная публикация поможет
сбыту его товара. Мечта не столь утопическая, как может показаться. Среди тысяч
читателей «Заметок» вполне может найтись несколько собирателей языковых перлов.
К примеру, один мой приятель любит угощать гостей такими изысками – они хорошо
идут на десерт. Так что я желаю г-ну Опендику коммерческого успеха; а от
участия в прибылях, на которое имею законное право, я великодушно отказываюсь.
