Великий конспиратор Советского союза
(сборник "Сталин и космополитизм.
1945 -1953. Документы", Москва 2005)
Этот сборник документов, извлеченных (преимущественно) из архива Агитпропа ЦК ВКП (б)-КПСС и из фондов членов политбюро, насчитывает больше 750 страниц и содержит 262 отдельных публикаций.
Сильнее остального поразил такой факт. В тайной борьбе с еврейством, длившейся в СССР только в период, отобранный авторами для сборника (почти восемь лет), фактически не возникала в документах подпись человека, который всё придумал, вдохновил и контролировал. В сборнике, справедливо названном "Сталин и космополитизм", фактически нет документов за подписью Сталина.
Сборник, правда, открыли его знаменитой речью "О русском народе". Самое интересное для меня в давно известном тексте - авторская рукописная правка, которая никому не была доступна. Почему Сталин вычеркнул из выделенной им триады русских национальных черт ("ясный ум, стойкий характер и терпение") вписанный туда же "общеполитический здравый смысл"? Он сомневался в таком качестве русских? Почему из списка оккупированных немцами территорий, оставив Украину, Белоруссию, Ленинградскую область, он вычеркнул первоначально внесенные в реестр потерь Прибалтику и Карело-Финскую республику? Почему, оставив в тексте потрясшие меня в 1945 году строки про некий "иной другой народ, который мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое... обеспечит нам мир", Сталин вычеркнул следующую у него за этим фразу: "Это могло случиться, имейте в виду" (стр. 24)?
От "антикосмополитской же кампании" Сталин всегда держался в стороне. Нет вождя в политике в это время! Все документы - и из ЦК, и в ЦК - исходят от Маленкова, от Шепилова, от сменившего его Суслова, от Константина Симонова (даже не от Фадеева!), от редакторов газет, от генералов... Но Сталина - просто нет! Вернее, иногда появляется - но в примечаниях к текстам документов, когда вождь вздумает "одернуть" зарвавшихся холуев (про таких говорил Байрон: им велели полаять, а они начали кусаться). К примеру, весь пик антисемитской кампании длился недолго, примерно два месяца, и в конце марта 1949 года оборвался вниз. Почему? Да после выступления т. Сталина на тему, мол, раскрытие псевдонимов "попахивает антисемитизмом". И все примолкли, а потом, хоть не замолчали, но - сбавили крик. И вообще самое слово "еврей" упоминалось в секретных документах, но лишь в частных случаях - в применении к тому или иному "порочному лицу", но направление кампании и предлоги её каждому чиновнику предлагалось угадывать самостоятельно. И это не было некоей шуткой: иногда возникали чиновные катастрофы. Например, некий Вдовиченко, редактор "Советского искусства", почему-то решил свалить руководство Союза советских композиторов. Он написал в ЦК донос, указывая, мол, Тихон Хренников женат на еврейке (ну, это правильный ход!), но попутно облаял его сотрудников, и... Вдовиченко, видимо, не "усёк", что "космополит" есть псевдоним только и исключительно еврея и "жидовствующих", а не вообще любого нерусского человека. Объектом доноса у него стали помощники Хренникова - Ю. Келдыш (с которого, как повелось, Вдовиченко сорвал псевдонимную маску - настоящая фамилия Келдыша оказалась латышской, Калдыньш) и Шахвердян. И... ретивый Вдовиченко потерял доверие ЦК. Суслов начертал раздражённую резолюцию на доносе: "Вдовиченко всё сваливает в одну кучу" и... И перестал товарищ числиться главным редактором газеты. Соображать надо, когда доносы пишешь!
Так же вылетел из аппарата ЦК ретивый филолог (специалист по Белинскому), некто Головенченко (подумать только, я знал его лично!). На одном из активов стал объяснять партейгеноссе: "Вот мы говорим - космополитизм. А что это такое, если сказать по-нашему, по рабочему? Это значит, что всякие мойши и абрамы захотели занять наши места" (стр. 17). И - отправился товарищ из ЦК в педвуз, где я его и застал... Не распускай язык, дурачок!
Любопытно, что, судя по сохранившимся воспоминаниям, члены ЦК, руководившие космополитской кампанией, абсолютно не имели в душе ничего против евреев. Они позже описывали сие время, как мерзейшую и пакостную эпоху в своей жизни. Тон им задавал один человек - Сталин! Но "зачинщик" постарался не оставлять никаких письменных следов. Число документов, опубликованных в Москве, "ничтожно в сравнении с числом непрестанно даваемых указаний, устных и телефонных, нигде не зафиксированных, но неизменно выполняемых" (стр. 9). "Отсутствие личной позиции" и являлось первым сталинским принципом в подборе руководящих кадров, а вторым стала - конспиративность власти. На обороте первого листа любого протокола политбюро был напечатан приказ: "Обеспечить максимальную конспиративность работы". Молотов неслучайно называл Сталина "величайшим конспиратором", а Шепилов вспоминал: "Всё, связанное с именем Сталина считалось секретным и зашифрованным". Из документов нынешнего сборника ясно, что вся "грязная работа", т. е. чистки и изгнание работников, всё проводилось по указаниям ЦК, но... формально - исключительно низовыми работниками. ЦК оставался не при чём, мог изображать красивую мину в самой мерзкой ситуации. Что аппарат и делал постоянно...
Особо сильное впечатление произвёл на меня лично документ,
как раз к евреям отношения не имеющий. Под удар коллег-военных попал неожиданный
"космополит" - адмирал флота и знаменитый герой войны И. Исаков (Исакян), которого,
вопреки инвалидности (он в бою потерял ногу), Сталин лично назначил начальником
Штаба и первым замом главкома ВМФ СССР. Ему-то пришили в рамках антикосмополитской
кампании совершенно фантастическое обвинение (даже по тем временам!): "Он принижает
героические дела русской армии и флота... Опыт и военное искусство немцев, защищавших
в 1914 году крепость Циндао от японцев (союзников Антанты - М. Х.), ставит выше,
чем опыт обороны Порт-Артура русскими..." (стр. 520). Кроме того, "Исаков упорно
настаивает на старом и общеизвестном положении, что наиболее выгодным направлением
решающего удара против приморской крепости является сухопутный фронт". Видите
ли, адмирал игнорировал известную декларацию Сталина в 1918 году: "Морские специалисты
уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает всю морскую науку. Мне
остается лишь оплакивать так называемую науку" (стр. 520-521. Не могу в скобках
не оговорить, что восставший в "Красной горке" против красных гарнизон оставил
Горку и ушёл к белым ещё до подхода кораблей...)
Видать, уроки 1937 года мало что изменили в психологии властей, и невежды из ЦК вновь диктовали профессионалам-военным, как тем следует воевать на фронтах!
Весьма поучительный сборник... Читая, не верится, что я сам пережил то время, что был свидетелем всему. Профессор-германист В. Адмони вспоминал однажды: "Встретившись в книжной лавке с Ямпольским, мы одновременно сказали: "Помните осень 41-го года? Помните бомбёжки? Как спокойно тогда было жить".
