В середине ХХ в. десятки миллионов человек (по некоторым оценкам - более 100 миллионов) содержались в концентрационных лагерях и гетто (по сути - тоже концентрационных лагерях, но находящихся прямо в городах). Концлагеря - как советские, так и немецкие - стали символом Европейской цивилизации, "городами новой Европы" (В.Гроссман).
Большинство людей, прошедших через лагеря, погибли, но многие выжили, и сейчас мы знаем о концлагерях все: их быт, нравы, их культуру (а была особая лагерная культура: это общеизвестно), идеологию, законы, внутреннее устройство - и пр., и пр. На эту тему существует огромная литература. Мы знаем, зачем Гитлер и Сталин создавали лагеря, знаем, как это делалось, знаем всю историю лагерей.
Зачем же еще о них писать? Тем более, нам: тем, кто родился уже после окончания "лагерной эпохи"?
Дело в том, что мало знать факты, нужно еще их осмыслить. А вот с этим мы пока не справились. Возможно, потому, что к этому и не стремились. Лагеря - нечто настолько жуткое и отвратительное, что большинство людей, даже хорошо с ними знакомых, предпочитает не думать о них.
Между тем, концлагерь - это действительно символ Европы, символ европейской цивилизации. И в этом явлении есть смысл, но мы его пока не понимаем. Каков же этот смысл? Какова суть этого странного и жуткого явления - концлагеря?
Чтобы ответить на этот вопрос, сравним жизнь в лагере и нашу хорошую благополучную мирную жизнь.
Бруно Беттельгейм - австрийский еврей, психолог, который целых 3 года провел в Бухенвальде, но выжил, уехал в США и написал там книгу о концлагере, но это не воспоминания, а научный труд, где анализируется психология мучителей и их жертв - в книге "Просвещенное сердце" (так называется его работа о концлагере) вспоминает, что нацисты часто избивали одного из заключенных на глазах других заключенных, которых в это время водили по кругу (прогулка), иногда этого человека даже убивали у всех на глазах. При этом эсэсовцы очень внимательно следили за остальными заключенными: от них требовалось, чтобы они НИЧЕГО НЕ ЗАМЕЧАЛИ - разумеется, делали вид, что ничего не замечают, но нужно было очень стараться: малейший сочувственный или даже не сочувственный, а просто испуганный взгляд в ту сторону, где происходила экзекуция, был сигналом к расправе: этого заключенного тут же убивали.
Беттельгейм - блестящий психолог - уверен, что это была ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ АКЦИЯ. Цель состояла в том, чтобы люди перестали помогать друг другу, сочувствовать, вообще обращать внимание друг на друга - чтобы каждый интересовался только собой, причем в сугубо биологическом смысле. По-другому говоря, цель - в ПОЛНОМ И АБСОЛЮТНОМ РАСЧЕЛОВЕЧИВАНИИ ЧЕЛОВЕКА: в том, чтобы он перестал быть человеком.
Зачем это нужно? Такие существа не способны объединиться и их можно заставить делать все, что угодно: все, что нужно Хозяину - это идеальные рабы.
За более чем 100 лет до того, как был построен описанный Бруно Беттельгеймом концлагерь Бухенвальд, в Англии появилась в печати книга, с тех пор выдержавшая сотни изданий на десятках языков: роман "Жизнь Дэвида Копперфилда" Чарльза Диккенса. Самый популярный писатель того времени описывает, как мальчик Дэвид Копперфилд, у которого умерла мать, которого ненавидел его отчим, убегает из дому к своей бабушке. Подробно описано все, что происходило с ребенком в дороге. Он добирался несколько дней. Сначала его ограбил парень-тележник, взявшийся довезти до дилижанса его сундучок, где было все имущество Дэвида. Парень, взяв плату вперед и увидев, что перед ним беспомощный ребенок, просто увез его сундучок. Потом Дэвид, почти без денег, идет пешком: он вынужден убегать от всех встречных, которых боится, так как один из них - лудильщик, т.е. взрослый мужчина, имеющий профессию, вполне добропорядочную - отобрал у него шейный платок и отобрал бы деньги, если бы они у мальчика еще были. За всю дорогу, идя по своей родной стране, одной из самых цивилизованных в Европе, по густо населенным местам, этот несчастный оборванный голодный ребенок ни в ком не встретил сочувствия, никто даже не попытался ему помочь - хотя его вид был весьма красноречив, хотя Дэви - очень симпатичный внешне ребенок. Ему было бы легче, если бы он шел по пустыне: там на него никто бы не напал и не ограбил.
А ведь те люди, которых описывает Диккенс - он их хорошо знал, это был его народ - не прошли через Бухенвальд или какой-то еще концентрационный лагерь, и их не воспитывали так, как описывает Бруно Беттельгейм. Но они, тем не менее, именно такие, как будто их так воспитывали.
Дело в том, что весь уклад жизни в Европе таков, что воспитывает эгоизм и безразличие к окружающим. Мои деньги, мой дом ("моя крепость" - как говорят англичане: а раз крепость, значит, человек боится всех окружающих - иначе, зачем ему крепость?), моя семья - вот то, что интересует европейца. Другие люди - конкуренты, почти враги. Так устроена жизнь внутри европейской цивилизации уже сотни лет. То, что описывает Диккенс - результат.
Была такая цивилизация, внутри которой история, рассказанная Диккенсом, не могла произойти - это традиционная еврейская община. Заблудившийся еврейский ребенок - да и взрослый - обратился бы в любой еврейский дом, и ему бы помогли: помогать друг другу для евреев, живших традиционной жизнью, было чем-то совершенно естественным.
Но вернемся к нашей теме. ОБЫЧНАЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ ЖИЗНЬ воспитывает в людях эгоизм и равнодушие к окружающим - это всем известно. ЖИЗНЬ В ЛАГЕРЕ тоже воспитывает эгоизм и равнодушие к окружающим: это отмечали все, кто писал о лагерях: В. Гроссман, В. Шаламов, Г. Шур - и мн. др.
Продолжим наше сравнение. Все, кто писал о т.н. "акциях": расправах над евреями в гетто - все, кто писал об уничтожении масс людей в концлагерях (в газовых камерах) - все отмечают один очень любопытный прием эсэсовцев: они все делали В БЕШЕНОМ ТЕМПЕ. Быстрей, быстрей, быстрей! Шнель, шнель, шнель! "Всю дорогу солдаты били евреев нагайками, подгоняя, чтобы шли на смерть БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ", - пишет, например, Григорий Шур (автор записок о вильнюсском гетто, которые писались прямо в гетто: автор потом погиб, но записки уцелели и были опубликованы).
Уклад жизни современной европейской цивилизации именно таков: "темп - наш современный чародей", как поется в одной популярной песне. Современные европейцы все время спешат: так организована их жизнь. Разумеется, это как-то рационализируется, но на самом деле причина в том, что нельзя дать людям остановиться и задуматься над тем, что с ними происходит, а то они, пожалуй, еще взбунтуются против установленных бесчеловечных порядков. Такова мотивация эсэсовцев, такова мотивация и "рулевых" современного западного общества.
Все писавшие о лагерях отмечают глубочайшее СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ в лагерной жизни. В сталинских лагерях, например, уголовники были привилегированной кастой, а "политические" - низшей кастой. Были повара, хлеборезы - это были синекуры, за право занять эти места шла жестокая конкуренция. Дистрофики-доходяги тоже конкурировали и даже дрались за право порыться в мусорной куче. Г. Шур описывает бал в гетто: он был устроен для начальника гетто и начальника полиции гетто (оба евреи) - были гуси, рыба, дорогие вина, торты. В это время люди (в том числе дети и старики) в гетто голодали, не имея даже гнилой картошки.
Как это похоже на ОБЫЧНУЮ жизнь внутри европейской цивилизации!
Г. Шур поражается, что жизнь "на железной ладони", как он говорит, не только не объединяет людей, которые каждый день могут погибнуть все вместе, но еще больше их разъединяет.
Но ведь мы все всегда живем "на железной ладони". Гитлеровцы не изобрели смерть: она существовала и раньше. Каждый человек на Земле знает, что он обречен умереть: почему же это не объединяет его с другими людьми, тоже обреченными на это?
Другой замечательный психолог Виктор Франкл прошел через Освенцим: он потом вспоминал о т.н. "селекции", когда эсэсовский офицер мановением пальца отбирал годных для работы - в одну сторону - и подлежащих уничтожению - в другую. Франкл, которому тогда было примерно 30 лет, пишет, что в этот момент он думал только о том, останется ли он жить: он старался пошире расправить грудь, держаться прямо, выглядеть сильным мужчиной. Он совершенно не думал о тысячах несчастных, которых на его глазах "отобрали", чтобы умертвить, даже не смотрел на них.
Но разве не то же самое происходит в нашей ОБЫЧНОЙ жизни? Разве не умирают дети в Азии и Африке, в то время как европейцы и американцы (а США тоже принадлежат к западной цивилизации, это тоже европейская страна) изобретают медицинские препараты "от переедания" и закармливают своих кошек и собак высококалорийными мясными продуктами. Такой порядок устроили европейцы.
В предисловии к цитированной выше книге Г. Шура "Евреи
в Вильно" Вл. Кавторин пишет: "…исключительность обстоятельств отнюдь не исключает,
а предполагает общность встающих перед людьми вопросов. Жизнь в гетто оказывается
в чем-то похожа на нашу собственную жизнь". Василий Гроссман вложил в уста
своего героя, Ивана Григорьевича (повесть "Все течет"), слова, что - по его,
старого лагерника, освободившего и реабилитированного, мнению - "НАША ЖИЗНЬ
УЖЕ УРАВНЕНА С ЗАПРОВОЛОЧНОЙ ЖИЗНЬЮ". Никакой существенной разницы между "обычной"
нашей жизнью и жизнью в лагере, по его мнению, нет.
И это действительно так. СУТЬ концлагеря та же, что и обычной европейской жизни - но она носит ПАРОДИЙНЫЙ ХАРАКТЕР. И это очень злая пародия.
В обычной жизни европейцы конкурируют за должность, которая позволяет купить машину получше, построить коттедж и пр. В лагерной - за должность хлебореза, которая позволяет получать хлебные корки и съедать крошки. Это пародия, злая пародия.
Здесь все то же самое, но это обнажено и доведено до абсурда: это как отражение в кривом зеркале, которое что-то скрывает, но что-то искажает и выпячивает - и тем самым дает нам возможность увидеть это.
Смысл концлагеря, таким образом, в том, чтобы ПОКАЗАТЬ НАМ НАШУ ОБЫЧНУЮ ЖИЗНЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ - показать нам ее суть. Показать ее уродство и безумие.
В этом, кстати, смысл любой пародии: она обнажает скрытую суть за счет искажения, высмеивания.
Но мы так ничего и не поняли. И решили, что раз все кончилось, то можно снова "жить хорошо", т.е. по-прежнему.
Но лагеря были НЕИЗБЕЖНЫМ ПОРОЖДЕНИЕМ ЗАПАДНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. И раз мы ничего пока не поняли, значит это еще далеко не конец. И новая пародия может оказаться еще злее старой.
