Читая Герцеля

     Обычно сочинения основоположника любой идеологии разбираются его последователями на цитаты. Странным образом цитаты из Теодора Герцля практически не встречаются в современной сионистской литературе. Этим Герцль, основоположник сионизма и автор пророческой книги «Еврейское государство», отличается от своего коллеги Карла Маркса. Марксисты считают изучение и цитирование первоисточников основой идеологического воспитания.

     Призывов к изучению, или даже просто к чтению Герцля не слышно. Похоже, что для его последователей вполне достаточно одного названия главного труда Герцля, превратившегося во что-то вроде ритуального заклинания. Герцль произнес магические слова «еврейское государство» – и оно возникло. Если бы не произнес – не возникло бы. Что, кстати, вполне вероятно.

     Если же все-таки дать себе труд прочитать эту небольшую и легко написанную книжку, то становится ясно, почему нет желающих ее цитировать. Книга наивна до того предела, за которым начинаются сомнения в способности автора понять смысл им же написанного. Если научное значение исследований Маркса, (несмотря на очевидную ошибочность его прогнозов и социальных моделей) никто вроде бы не отрицает, то юрист и журналист Герцль, похоже, о социальных и политических науках своего времени вообще ничего не знал. Настолько не знал, что не боялся выставлять свое невежество напоказ и искренне удивлялся, почему коллеги считают его «болтуном и фельетонистом».

     Однако Герцлю удалось добиться того же самого, что и Марксу. Множество характерных для своего времени массовых предрассудков и научных заблуждений он превратил в стройную идеологию. А идеология обеспечила им незаслуженно долгую жизнь и привела, в конечном счете, к реализации утопического государства, сделавшие эти древние предрассудки идейной основой своего существования.

     Взгляды Герцеля на ключевые проблемы и понятия возглавленного им сионистского движения изложены в книге предельно ясно. Современные последователи Герцля исповедуют их почти без всяких изменений, хотя, как уже указывалось, практически не ссылаясь на первоисточник. Возможно не только из-за поразительного простодушия его текстов, но еще и потому, что озвученные Герцлем мысли и рефлексы – архетипичны для националистического мироощущения.
     Попробуем в них вглядеться.

    

Еврейский вопрос

    

    Поводом для написания книги «Еврейское государство» (первое издание вышло в 1895г.) послужило вполне естественное и благородное желание Герцля помочь людям, страдающим от антисемитизма. Антисемитизм действительно был тогда, в конце XIX – начале XX вв., очень силен в Европе, особенно на востоке, в Австро-Венгрии и Российской империи, где существовали специальные дискриминационные законы. Впрочем, этническая ксенофобия в самых разных вариантах была печальной нормой в ту эпоху, когда патриотически-воспитанный немец считал своим долгом не любить всех французов и наоборот. А само патриотическое воспитание считалось несомненной добродетелью. Естественно, что первыми жертвами ксенофобии становились этнические и религиозные меньшинства.

     Теодор Герцль вырос в полностью ассимилированной семье австрийских евреев, то есть был по существу образованным австрийцем, помнившем и придававшем большое значение своему еврейскому происхождению. Сам Герцль от антисемитизма практически не страдал, но проблемы жертв антисемитизма принимал близко к сердцу. Выход напрашивался сам собой. Казалось совершенно естественным, что переселение притесняемых людей из стран, где им плохо, в такие, где притеснений нет, более эффективный метод решения проблемы, чем борьба за изменение нравов и принятие более цивилизованных законов на местах.

     Процесс переселения уже шел. Европейские евреи (в первую очередь из Польши и России) составляли значительную долю среди эмигрантов в США. Но Герцль выдвинул особую радикальную идею. Сам он изложил ее так: «Наш план в сущности таков: если бы нам дали достаточную территорию на началах сюзеренства для нашей справедливой необходимости, предоставив обо всем остальном позаботиться уже нам самим, то все создалось бы само собой». 1

     Герцль предложил создать государство, населенное только евреями и в котором только евреям принадлежала бы политическая власть. То есть, в основу плана спасения европейских евреев от антисемитизма Герцль положил идею изоляции евреев от окружающих. Причину он сформулировал очень просто: «Все народы, у которых живут евреи, явные или замаскированные антисемиты». 2 Культурное слияние (ассимиляция) с антисемитами невозможно, поэтому единственное решение – изоляция, физическое разъединение.

     Такой подход даже по тем временам выглядел не только радикальным, но и экстремистским.
     Герцль мельком упоминает, что идет «усиленное переселение через океан в Соединенные штаты; но и там к несчастью нас не охотно терпят». И восклицает: «Впрочем, где нас будут терпеть, доколе у нас не будет собственного отечества?» 3
     Итак – «отечество». Не родина (с родины Герцль как раз призывает уехать), а «национальный очаг», некое место, где именно «еврейский народ» и никакой другой будет главным и с которым у всего народа установится духовная связь.

     В книге Герцль рассматривает два возможных варианта «национального очага» – Аргентину, где стараниями благотворителя барона Гирша уже организуются еврейские поселения, и Палестину, место, где предполагаемые предки современных евреев жили 2000 лет назад. Сам Герцль склоняется к Палестине, но не по причине особых удобств для эмиграции: «Что касается, Палестины, этой нашей незабвенной исторической родины, то одно имя ее уже имеет само по себе большое значение для еврейского народа вообще и для эмиграции и колонизации, в частности» 4 . То есть, Палестина – это национальный символ.

     В книге Герцль не делает окончательного выбора. Только позже, когда сионистское движение окрепло, отступление от идеи эмиграции в Палестину стало восприниматься массой влившихся в него националистов как предательство. Самому Герцлю, предложившему как промежуточный вариант для эмиграции Уганду, пришлось оправдываться на шестом Сионистском конгрессе в 1903 г. и клясться, что он и в мыслях не имел изменить сионистской, то есть палестинской идее.

     Вот тут имеет смысл внимательно рассмотреть терминологию Герцля. Понять, что он имел в виду, произнося слова «народ», «евреи», «антисемитизм», «ассимиляция», «отечество».

    

Народ

    

    Изобретателя «национального очага еврейского народа» трудно назвать националистом в обычном смысле этого слова. Ни к одной из самобытных национальных культур разнообразных еврейских общин Европы Герцль не принадлежал, ни одной из них не интересовался, ни одну не собирался культивировать в Палестине. Идиш, язык основной массы людей, которых он собирался переселить из Европы, Герцль презирал и мечтал об его исчезновении: «Всякий сохранит тот язык, которому он научился в своем отечестве. Стоит только вспомнить Швейцарию, в которой нет господствующего языка, что не мешает ей между тем быть самостоятельным государством... Что же касается того жалкого и несчастного жаргона, которым мы теперь пользуемся; того проклятого языка, который мы приобрели, заключенные в наших смрадных гетто, то наши народные учителя, конечно, уже обратят все свое внимание и приложат все старания, чтобы изгнать его...» 5

     Под «еврейским народом» Герцль подразумевал только европейские еврейские общины и выходцев из них. О существовании восточных евреев – марокканских, эфиопских и пр. – он, видимо, даже не подозревал. Во всяком случае, не упоминает их среди тех, кого в будущем потянет к «национальному очагу».
     Подчеркивая, что язык – это дело второстепенное и не он скрепляет еврейский народ, Герцль пишет: «Наш народ, поистине, какой-то своеобразный, познающий своих единоверцев только благодаря единой церкви, благодаря единой религии своих предков». 6

     Для абсолютно равнодушного к религии Герцля (о чем ниже) это фраза – ритуальная. Просто самое привычное и к тому же взятое из Библии («народ=религия») объяснение того, почему всех гипотетических потомков древних евреев, принадлежавших к множеству разных этнических групп, следует считать одним народом.
     В реальности единственным критерием принадлежности к еврейскому народу Герцль считал происхождение, а вовсе не язык, культуру или религию. Во всяком случае, сам себя он идентифицирует в качестве еврея только на этом основании.

     Это обычный для того времени предрассудок, по существу – расистский.
     Впоследствии, размышления об исходно различных породах людей, обладающих врожденной национальной спецификой и образом мыслей, были доведены до абсурдного завершения в лженаучной расовой теории нацистов (по-немецки «порода» - «Rasse»), а после 1945 г. оказались окончательно и бесповоротно скомпрометированы. Но только в немецком («арийском») варианте. Применительно к «еврейскому народу» в нынешнем израильском и тогдашнем герцелевском представлении ничего подобного не произошло. Хотя это понятие абсолютно ничем не отличается от придуманной нацистами «еврейской расы». Те же самые критерии идентификации.

     Вообще-то, бытовой расизм – наивное (и ложное) представление о наследственной этнической принадлежности – обычное дело и во времена Герцля, и сейчас. Это следствие простой неосведомленности. Но благодаря Герцлю, по наивности построившему на нем всю свою теорию «еврейского государства», этот простительный (иногда) предрассудок получил статус идеологического догмата и был надолго выведен из-под научной критики. По крайней мере, среди еврейских националистов.

     Герцель был уверен в существовании некоей специфической «еврейской индивидуальности», не ограниченной общей религией, но никак не конкретизировал ее признаки. Однако о величии еврейского народа и особой исключительной роли евреев в истории Герцль в книге не упоминает. Для этого он был слишком интеллигентен. Эти тезисы были развиты следующими поколениями сионистов.

   

Антисемитизм и ассимиляция

    

    Герцль пишет: «Мы народ своеобразный, народ особый», 7 не пытаясь охарактеризовать это своеобразие. Вместо этого он сразу же начинает говорить о перенесенных евреями страданиях и преследованиях, и о том, что во всех странах, где евреи живут, на них смотрят как на чужестранцев. 8 Получается, что еврейское своеобразие суть не имманентное качество самого народа, а выражается в реакции на него окружающих.

     Тут мы сталкиваемся с еще одним недоразумением, возведенным последователями Герцля в ранг идеологического догмата. В их представлении вся история человечества это история антисемитизма, история вечного конфликта между евреями и бесчисленными антисемитскими народами, в окружении которых те жили.
     В действительности, история человечества – это история этнических конфликтов. Всех со всеми. Понятно, что этническим меньшинствам всегда приходилось труднее. Но – всем. И предрассудки вроде этнической ксенофобии были свойственны тоже всем, и жертвам, и преследователям. Что позволяло жертвам при изменении обстановки естественно и органически превращаться в преследователей. И наоборот.

     Московская журналистка Елена Ханга описывает в книге «Про все» 9 как в 10-е годы ХХ века, как раз тогда, когда набирало силу созданное Герцлем движение, ее американская бабушка, приличная девушка из семьи евреев – выходцев из Польши, вышла замуж за американского негра. С ней немедленно порвали все родственники и знакомые, включая родителей. Белого мужа-нееврея, они как-нибудь перенесли бы, но муж-негр – это был неслыханный позор для семьи. Такой чудовищный расизм был тогда в Америке нормой среди белого населения.

     Легко представить себе, что нашелся бы идеолог национального негритянского движения (да и находились, вроде, и сейчас находятся), который из самых лучших и гуманных побуждений заявил бы, что все белые – расисты по определению, что избавить негров от преследований можно только полной изоляцией их от белых, и созданием специальных «черных» государств, где негры будут главными. По сути дела, эта нелепая фантазия – абсолютно точная аналогия тому, что придумал Герцль.
     Если допустить, что не все белые – расисты, что негры не обладают врожденной духовной особостью, которую нужно оберегать от контактов с белыми, то вся идеология рассыпается. Более того, становится ясно, что убежденность в негритянской особости – это тот же самый предрассудок, что и расизм белых

     Подобное происходит и с построениями Герцеля, если допустить, что антисемитизм не есть органическое свойство любого нееврея по происхождению. Тогда выясняется, что придуманный Герцлем способ борьбы с антисемитизмом путем разработки у всех урожденных евреев общих национальных идеалов и создания для них особого государства – очевидная нелепость. Борьба с национализмом и расизмом путем генерирования точно таких же встречных предрассудков напоминает борьбу с воровством путем обкрадывания воров. Нечто прямо противоположное борьбе с преступностью.

     По мнению Герцля, антисемитизм в больших государствах – следствие «эмансипации евреев», которая вызывает вражду окружающих, и, как следствие, встречную волну вражды среди евреев. «Гнет, в котором мы находимся, не делает нас лучшими. Мы, кажется, ничем не отличаемся от других людей, хотя правда, не любим своих притеснителей, — это совершенно верно; но только тот нам может это поставить в вину, только тот нас может в этом укорять, кто сам остается победителем в подобной борьбе чувств. Этот гнет естественно вызывает в нас ненависть, враждебное отношение к нашим притеснителям, что со своей стороны сно-ва вызывает гнет, притеснения, и, не будучи в состоянии выйти из этого круговорота, мы вертимся как белка в колесе». 10

     Отсюда вывод – в условиях совместного проживания евреев и неевреев конфликт нерешаем. Над «мягкосердечными фанатиками», мечтающими о «всеобщей любви», Герцль смеется.
     Ассимиляцию он отвергает, 11 причем так многословно и неуверенно, что становится ясно – это самое слабое и беспокоящее его место во всей теории.

     Поскольку Герцель не может четко сформулировать, что такое еврейский народ, он естественно не может внятно объяснить, как выглядит ассимиляция этого народа. С одной стороны он туманно пишет: «Наше своеобразное Я достаточно известно и определенно, и вопреки всем унижениям слишком высоко, чтобы желать его гибели, его уничтожения». Но буквально несколькими строчками ниже продолжает: «Только гнет приводит нас к прежнему состоянию, только ненависть наших соседей заставляет нас чуждаться их, только притеснения побуждают нас volens – nolens составлять ту историческую группу, которую так легко узнать по роковым ее признакам. Мы — особый народ, но быть таким заставляют нас обстоятельства; мы составляем государство в государстве, но к этому нас побуждают; враг делает нас таким против нашего желания...». 12

     В другой ситуации (и в другой аудитории) Герцль, однако, не менее убежденно будет говорить о традиционном отвращении евреев к смешанным бракам, даже если «лицо, вступающее в брак с евреем или еврейкой, переходит в лоно еврейства». 13
     Такие противоречия Герцля не волнуют. Ими полна вся книга. Герцля беспокоит в первую очередь то, что благожелательное отношение к культурной ассимиляции, даже с сохранением религии, подрывает его идею изоляции евреев от неевреев в качестве единственной меры национального спасения.

     Но Герцель времен написания книги еще в большой степени просто цивилизованный европеец и против ассимиляции выступает осторожно и примирительно: «При некотором продолжительном, политически благоприятном положении мы, вероятно, все ассимилировались бы повсюду, но я думаю, что это было бы непохвально». 14
     Герцель хочет заранее отмести подозрения во враждебности к ассимиляции: «Серьезнее будут возражения, что я препятствую ассимиляции евреев там, где хотят привести ее в исполнение и врежу дальнейшей ассимиляции там, где она уже совершилась, настолько, насколько я, как единичный писатель, в силах изменить или ослабить ее. Это возражение возникнет главным образом во Франции, хотя я жду его и в других местах, но я хочу, прежде всего, ответить именно французским евреям, так как они представляют собой самый наглядный пример» 15 .

     Герцель объясняет, что, к примеру, ассимилированные французские евреи – потенциальные противники его плана, вовсе не евреи, а французские «израэлиты», поскольку уже ассимилировались, а его план касается только евреев. 16 Более того, создание еврейского государства пойдет на пользу тем, кто захочет остаться: «Им даже поверят, что они ассимилировались до глубины своей души, если они, когда на самом деле образуется новое еврейское государство с его лучшим управлением, все-таки останутся там, где они теперь живут. Эти ассимилированные евреи извлекут еще большую пользу, чем христиане, от ухода евреев, верных своему началу, своему кор-ню...». 17

     В устах Герцля, не имеющего никакого отношения ни к одной из еврейских культур, ни к религии, слова о верности «началу и корню» звучат забавно и неубедительно. Но в них заложен главный принцип движения. Верность «началу и корню» в такой трактовке означает верность идее несмешивания с неевреями. Физического несмешивания. В этом суть «национальной» идеи, сформулированной Герцлем. Культурная или религиозная принадлежность «идейных евреев» либо вообще не имеет значения, либо имеет третьестепенное.

     В книге Герцль выражается достаточно осторожно: «Ассимиляция, под которой я разумею не только внешние изменения, например, платья, языка или привычек и манер жизни, но и уравнение в мыслях, в чувствах, в понимании искусств, может произойти при смешении, что может быть допущено большинством только как необходимость. Ни в коем случае нельзя привить подобную меру путем предписаний, циркулярно... Кто на самом деле желает уничтожения евреев, может видеть возможность этого в кровосмешении, но чтоб евреи так могли поступать, они должны приобрести столько экономических сил, чтобы этим победить старый общественный предрассудок». 18

     В речи перед парламентской Комиссией в Лондоне в июле 1902 г. Герцль, уже в статусе вождя сионистского движения, высказывался гораздо более жестко и определенно. Он объясняет английским парламентариям, почему нет иного выхода для решения еврейского вопроса в Европе, кроме создания «еврейского государства». Главный довод – еврейский народ испытывает отвращение к смешанным бракам: «...Затем является предложение ассимилироваться. Те, которые смотрят на это, как на решение еврейского вопроса, не имеют в виду только обезьянью ассимиляцию, равносильную рабскому и пошлому подражанию. Они имеют, вероятно, в виду ассимиляцию посредством смешанных браков, для того, чтобы малый поток нашей расы слился и исчез в общем потоке тех народов, среди которых она живет. Что касается смешанных браков, то на этот вопрос существуют два различных взгляда. Если б даже еврей на это согласился — предположение очень сом-нительное, — то, как можно себе представить, чтобы люди, которые нас не переносят, как соседей, за-хотели нас принять как членов своей семьи?..

     Если б мы заключали смешанные браки прежде, чем мир готов нас принять в свою среду, то, обостряя таким образом существующие отношения, мы бы вызвали еще больше горя; если же мы это сделаем тогда, когда мир расположен будет нас принять в свою среду, то тогда не было бы уже никакой на-добности это делать, потому что в таком случае исчез бы народ, который был признан и по до-достоинству оценен миром, а такой народ следо-вало бы сохранить. Я разбирал этот вопрос, до-пуская на один момент, что наш народ был бы склонен к смешанным бракам. Но нет ничего другого, чего бы большинство нашего народа держалось так цепко, как чувства, которые лежат в основе брака. Смешанный брак и тогда внушает отвращение — даже ортодоксам — когда лицо, вступающее в брак с евреем или еврейкой, переходить в лоно еврейства. Остается по этому тот исход, на который я указал в моей брошюре «Еврейское Государство». 19

     Трудно сказать, как отреагировали члены английского парламента на эту апологию чистокровности. Можно допустить, что и тогда, более ста лет назад у британцев (да и не только) было другое представление о том, какие чувства лежат в основе брака. Во всяком случае, сам Герцль считал это свое выступление «менее чем успешным». 20
     Герцль отвергает «межрасовые» браки по двум причинам. Во-первых, неевреи (поголовные антисемиты, как мы помним), заведомо не захотят принимать евреев в качестве членов семей. Во-вторых, смешанные браки глубоко отвратительны еврейскому народу и он на них никогда не пойдет.

     Первый аргумент заведомо нелеп. Как раз во времена Герцля и в первую очередь в его социальном слое такого рода браки становились нормой. Со вторым аргументом сложнее. Недопустимость смешанных браков – действительно одна из прочных религиозных традиций иудаизма. Причем традиция, гораздо более прочная, чем приверженность религии как таковой.

     Такого рода архаические племенные предрассудки или попросту бытовой расизм – нормальная вещь в развивающихся обществах или недостаточно образованных социальных группах. Парадокс в том, что просвещенный Герцль, создавая свою теорию спасения «еврейского народа» (под которым он подразумевал наследственную еврейскую «породу-расу»), сумел опереться только на один из самых нецивилизованных и неприятных для общества предрассудков. И преуспел.

     В созданной Герцлем идеологии укрепилось совершенно ложное представление о понятии «народ» и «ассимиляция». В сионизме последний термин означает не перенимание одним народом культуры и языка другого, как значится в словарях, 21 а нежелание считаться евреем, несмотря на еврейское происхождение. Это приводит к катастрофе – утрате национального самосознания и выпадению из еврейства.
     Высокий моральный смысл приобрела в рамках идеологии Герцля и банальная ксенофобия к инородцам. Идейный отказ от смешанных браков утвердился в качестве средства спасения еврейского народа и символа верности национальным идеалам.

    

Духовенство

    

    Духовенству Герцель отводит в проекте «еврейского государства» весьма невнятную, можно сказать, загадочную, роль. Впрочем, и его собственные взгляды на религию более чем любопытны.
     Идея эмиграции всех евреев в специальное «еврейское государство» была второй попыткой Герцля придумать способ борьбы с антисемитизмом. О первой попытке он так рассказывает в дневнике в записях за 1895 г.:

     «Года два на-зад мне хотелось решить еврейский вопрос при помощи католической церкви, по крайней мере, в Австрии. Зару-чившись поддержкой отцов австрийской церкви, я хотел получить доступ к папе римскому и сказать ему: помо-гите нам бороться против антисемитов, а я организую обширное движение по свободному и приличному пере-ходу евреев в христианство. Свободному и приличному потому, что вожди этого движения, и, прежде всего я, остаются и в качестве евреев пропагандируют переход к религии большинства. Такой переход, а христианство намечалось проводить в церкви св. Стефана среди бела дня, по воскресеньям в 12 часов дня, в торжественной обстановке, под звон колоколов. Не в обстановке сты-да, как это бывало до сих пор, а с высоко поднятыми головами. Благодаря тому, что вожди этого движения остаются евреями, провожающими народ лишь до по-рога церкви и не переступающими его, все движение было бы отмечено отпечатком искренности.

     Мы, стойкие, образовали бы переходное поколение, оставаясь верными религии своих отцов. Молодых сы-новей, однако, следовало превратить в христиан, пока они еще не достигли возраста собственных решений, ко-гда крещение выглядит как трусость или карьеризм. По своему обычаю, я продумал все это до мельчайших под-робностей, в своем воображении вступил в переговоры с венским архиепископом, беседовал с папой римским, которые, впрочем, весьма жалели, что я принадлежу только к переходному поколению, и распустил по миру лозунг о смешении рас». 22

     Этот анекдотический рассказ многое проясняет в Герцле. Во-первых, становится ясно, что он вообще практически ничего не понимал в вещах, о которых размышлял и писал. Он не понимал что такое религия, что такое вера, что значит быть верующих человеком. Он не понимал, что вероисповедание – это в первую очередь вопрос личных убеждений, внутреннего мира, а не политического выбора. В те времена государственных религий переход в христианство в европейских государствах действительно вел к повышению общественного статуса и избавлению от дискриминации. Но это не означало, что искренне веривших христиан и иудеев вообще не существовало. А для таких людей идея Герцля обратить всех иудеев в христианство, чтобы дать таким образом «взятку» Папе римскому и побудить его бороться с антисемитизмом, выглядит не только кощунственной, но и фантастически глупой. Впрочем, она с любой точки зрения не выглядит умнее.

     Особенно забавна мысль атеиста Герцля, что если такие как он «стойкие иудеи» будут обращать молодежь в христианство, но сами останутся «верными религии своих отцов», то такая процедура будет «приличной» и отмеченной «отпечатком искренности».
     Всю эту историю можно было бы счесть крайне циничной, если бы за ней не стояло бескрайняя наивность. Конечно, никакой аудиенции у Папы Герцль не получил и, похоже, так и не понял почему. Он попытался увлечь своей идеей издателей венской газеты «Новая свободная пресса», для которой работал в качестве журналиста, но вынужден был с горечью констатировать: «В вопросах передовых статей меня считают болтуном и фантазером». 23 Можно предположить, что в такой мягкой форме мнение коллег Герцля о нем доходило до него самого.
     Убедившись в невозможности победить антисемитизм путем массового крещения, Герцль решил пойти другим путем. Следующим был проект «Еврейского государства».
     В процессе переселения в Палестину Герцль отводит раввинам роль руководителей групп эмигрантов (групп должно было быть столько же, сколько раввинов) и роль своих агентов-пропагандистов. Герцль планирует не устраивать в группах собраний, «в которых бы больше болтали, чем дело делали, а всякий раз во время богослужений раввин пусть знакомит всю паству с целями нашего дела… Итак раввины, получая своевременно сведения... будут об этом оповещать свою паству и делиться полученными сведениями». 24

     Что же касается роли духовенства в самом государстве после его основания, то Герцль придает ей минимальное значение. Он пишет в главе «Теократия»: «Но может быть, в конце концов, у нас будет теократическое правление? На это, положим, можно ответить отрицательно. Религия нас соединяет, но совесть – освобождает. Мы не дадим даже возникнуть бессильным желаниям нашего духовенства. Предоставив им наши храмы, как предоставляем нашей милиции казармы, мы настолько уделим им права и уважение, насколько того заслуживают и требуют обя-занности того и другого. Всякий может свободно исповедывать какую ему угодно религию, или вовсе никакой не исповедывать по-добно тому, как он ничем не связан с той или другой национальностью. И если случится, что среди нас будут жить лица других исповеданий, или других национальностей, то они будут также пользоваться всеми правами и покровительством государства, как и аборигены страны. Нас в Европе научили терпимости, в самом серьезном смысле этого слова; говоря это, я не думаю иронизировать». 25

     В этой цитате любопытны внутренние противоречия. Как европейский либерал Герцль отрицает теократию, гарантирует всем жителям страны свободу совести и заранее готов дать отпор претензиям духовенства на политическую власть. Он отводит в государстве раввинам такую же подчиненную роль, как и милиции. Но об отделении иудаизма от государства и об уравнении его в правах с другими вероисповеданиями, речь в сочинении Герцля тоже не идет. Иудаизм имеет государственное значение, поскольку Герцль объявляет религию единственным фактором, объединяющим весь народ, включая неверующих. При этом он явно не понимает, что религия никак не может объединять верующих с неверующими. Иначе это не религия, а нечто другое. Он не понимал также, что согласно его собственной теории объединяющим народ фактором являлось вовсе не вера, а происхождение. Он даже не пытался развязать этот клубок противоречий, поскольку просто его не видел.

     Как не понимал раньше, в истории с Папой Римским, что иудей не может искренне способствовать обращению единоверцев в христианство. Иначе он не иудей.
     Фактически Герцль создал секулярное националистическое движение, в котором религия играла прикладную роль национального символа. И в таком виде переставала быть религией.

     Этот подход к религиозным проблемам оказался необыкновенно живучим и действенным. Столетие спустя после смерти Герцля массами его последователей сугубо формальная принадлежность к иудаизму (предполагающая вовсе не веру, а наличие еврейского происхождения и отсутствие формальной принадлежности к другим религиям) рассматривается как членство в «еврейском народе». Такое «вероисповедание» без веры воспринимается символом национального единства. А демонстративное исполнение некоторых ритуалов (вроде празднования пасхи или редких походов в синагогу) имеет не религиозный, а идеологический смысл исполнения национального долга.

 

Кровь и почва

    

    В построениях Герцеля странным образом сочетаются взгляды просвещенного европейца с элементами того, что в ближайшем будущем будет названо расизмом и тоталитаризмом. Во всяком случае, он придумал модель общества, в котором все граждане исповедуют одну политическую идею – сионизм и являются членами чего-то вроде массовой партии, которая формирует государственную структуру согласно своей идеологии.
     Герцель подчеркивает, что в его государстве будут соблюдаться все мыслимые демократические свободы. При этом он полагает, что «сионизм представляет из себя убежище, могущее укрыть все партии». 26 Существование политических партий не согласных с сионизмом в еврейском государстве как бы не предполагается.

     Герцель много пишет о том, что все в еврейском государстве будет устроено совершенно замечательно, строго по науке. Новоприбывшие будут въезжать в новые благоустроенные дома, работать только семь часов в день и пользоваться всякими благами, а «кто будет лениться и не захочет на свободе работать, того попросят в рабочий дом». 27
     Однако, о том, что Палестина совсем не безлюдна, что в ней имеется собственное население, Герцль, похоже, не догадывался. Во всяком случае, о местном населении, которому мог не понравиться массовый наплыв эмигрантов-ксенофобов, испытывающих глубокое отвращение к смешанным бракам и намеревающимся устроить на этой земле «национальный очаг» под собственной властью, он не упоминает вовсе. А ведь одно предположение о необходимости сосуществовать на одной территории с аборигенами, могло поставить под сомнения все рассуждения Герцля о демократических свободах в еврейском государстве, да и саму идею еврейского государства.

     Герцель возможно и не знал о существовании арабского населения Палестины, но его последователи, многие десятилетия после его смерти боровшиеся за создание «национального очага» на «родине предков», несомненно, знали. И были готовы платить за эту цель и своими жизнями, и жизнями тех людей, которых Герцль изначально собирался избавлять от гнета антисемитизма, и уж тем более жизнями аборигенов.
     Возглавленное Герцлем движение почти мгновенно после создания изменило свою природу и свою цель. Идея эвакуации европейских евреев в тихое место, где нет антисемитизма, сохранилась в идеологии как ритуальный догмат. А главной и, по сути, единственной целью стало создание любой ценой (!) государства, где живут только «наследственные евреи» и где только им принадлежит политическая власть. Причем создается это государство не там где удобно или пусто, а именно на мифической «родине предков», с которой у потомков якобы существует мистическая духовная связь.

     Благотворительная, по сути, идея найти преследуемым людям убежище в безопасном месте обернулась прямой противоположностью. Людей стали пропагандировать ехать в крайне опасное место, обреченное на вечную войну. Причем война была запрограммирована в самой идее создания государства, где именно этим людям предстояло быть главными по факту рождения.
     За эту идею последователи Герцля сражаются уже больше сотни лет.

     В главе «Законы», состоящей всего из двух предложений, Герцль коротко пишет, что после основания государства «будет составлен кодекс, заключающий в себе законы, вполне соответствующие современным требованиям». 28 Это краткость тем более удивительна, что книга написана юристом. Однако автор, пространно фантазируя о том, какая будет в этом государстве прекрасная жизнь, красивые дома и роскошные мундиры у представителей аристократии, самую важную тему предпочел обойти стороной. Выражение о законах, «соответствующих современным требованиям» должно было демонстрировать только просвещенность Герцля. Как именно Герцль представлял себе «современные требования» к законам осталось тайной, возможно и для него самого.

     В главе «План» Герцль мечтает о том, что «остальные государства окажутся настолько подготовленными, чтобы отдать евреям в сюзеренство какую-нибудь нейтральную страну». 29
     «Сюзеренство» означает, скорее всего - – «владение». Несколько странный юридический термин, но объяснимый, если иметь в виду, что в качестве политического строя Герцль предлагал для еврейского государства демократическую (парламентскую?) монархию или аристократическую республику. Что означает «нейтральная страна» не очень ясно, но можно допустить, что имеется в виду «безлюдная». Во всяком случае, рассуждая о преимуществах Аргентины и Палестины, Герцль ни словом не упоминает проблему местного населения.

     Так он начинал. Но уже через три года после выхода книги, в программной речи на открытии Базельского сионистского конгресса в 1898 г. Герцль заявляет: «На этой почве, на которой так мало произрастает, выросли идеи для всего человечества. И именно поэтому никто не может отрицать, что между нашим народом и этой страной существует непреходящая связь. Если вообще существуют законные притязания на какую либо часть земной поверхности, то все народы, верующие в библию, должны признать право евреев». 30

     Фраза звучит фантастически, тем более, когда произносится доктором права. Ни о каких «законных притязаниях» на такой нелепой основе и речи быть не могло (ни тогда, ни сейчас). При всем уважении «народов верящих в библию» к Ветхому завету. Мало ли где, чьи предки жили тысячелетия назад?
     Тезис о том, что все «народы, верящие в библию» должны признать законными претензии потомков древних евреев на владение Палестиной, лежит за гранью логики. Он мог быть воспринят как должное только фанатиками-националистами, к которым Герцль собственно и обращался в своей речи. К этому времени он, видимо сам того не заметив, тоже превратился в фанатика-националиста, невосприимчивого к нормальной логике.

    

***

    Можно долго перечислять смешные несообразности в фантазиях Герцля о еврейском государстве. Парадокс в том, что это абсолютно утопическое сочинение действительно стало основой для мощной националистической идеологии и даже реализовалось в натуре в виде государства Израиль. При этом все исходные принципы идеологии не претерпели за столетие практически никаких изменений. Современный сионизм состоит из набора тех же самых предрассудков и нелепостей, которые в 1895 г. озвучил Герцль.
     Во-первых, и главных, это совершенно ложное представление о «еврейском народе», состоящем якобы только из потомком древних евреев, несмотря на различные языки, культуры и религии этих гипотетических потомков.

     Это неверный смысл, вкладываемый в понятие «ассимиляция». Оно воспринимается сионистами не как реальное взаимодействие культур, а как простое нежелание считать себя евреем, несмотря на соответствующее происхождение.
     Это чисто расистское отторжение «смешанных браков» (то есть браков с «инородцами») из боязни утратить «еврейскую индивидуальность.

     Это странное, антирелигиозное по существу, представление о религии как о символе национального единства, не включающее в себя необходимость ее исповедовать. И не менее странная уверенность, что можно принадлежать к конфессии по факту рождения, а не по вере. И что можно сохранять эту принадлежность, просто не вступая в другие конфессии.
     Это антидемократическая убежденность, что некая группа людей может претендовать на политическую власть в стране, только потому, что тут некогда жили их предки, а потомки якобы ощущают с ней духовную связь. Последняя идея была развита в 30-е годы нацистами в виде идеологии «крови и почвы». Но прожила недолго. В сионистском варианте ей суждена была долгая жизнь.

     И, наконец, еще один наивный предрассудок Герцля, намного его переживший – уверенность в том, что «библейское» право на политическую власть и вообще привилегии по происхождению совместимы с демократическим законодательством.
     Если изъять из сионизма все эти нелепости, идеология просто растает в воздухе. Защищать базисные ценности сионизма исходя из неидеологизированной логики и вне внутрипартийного сионистского сообщества практически невозможно. Поэтому главной заботой последователей Герцля по сию пору остается борьба за то, чтобы в принципе не ставить сионизм под сомнение и не допустить его открытого обсуждения.
     Много десятилетий это удавалось делать беспрепятственно.

     1. Теодор Герцль. «Избранное», Израиль, 1990, с. 37.
     2. Там же, с. 29.
     3. Там же, с. 74.
     4. Там же, с. 41.
     5. Там же, с. 97-98.
     6. Там же, с. 98.
     7. Там же, с. 15.
     8. Там же.
     9. Елена Ханга, «Про все», Москва, 2001.
     10. Теодор Герцль. «Избранное», Израиль, 1990, с. 35.
     11. «...что же касается ассимиляции, то... я все-таки ни на одно мгновение не соглашусь сказать, что желал бы ее». Там же, с. 36.
     12. Там же, с. 36.
     13. Там же, с. 191.
     14. Там же, с. 16.
     15. Там же, с. 19.
     16. Там же, с. 20.
     17. Там же, с. 21.
     18. Там же, с. 17-18.
     19. Там же, с. 191.
     20. 1. Вальтер Лакер, «История сионизма», М., 2000, с. 171.
     2 1. а) «Ассимиляция – ...2) слияние одного народа (или его части) с другим путем усвоения его языка, обычаев, и т.п. и утраты своего языка, культуры и национального самосознания». Словарь иностранных слов, Москва, 1980, с.58. б) «Assimilation... Vorgang, bei dem einzelne oder Gruppen die Traditionen, Gefьhle und Einstellungen anderer Gruppen ьbernehmen und in diesen allmдhlich aufgehen (z. B. Einschmelzung verschiedenartiger Einwanderergruppen in den USA); ferner jede Angleichung der Einzelnen an die umgebenden Gruppen (Familie, Berufsverband, Staat u. a.)- Die A. ist ein wesent. Faktor des Wachstums von Stдmmen, Vцlkern, Sprach- und Religion Gemeinschaften.». Vorauslexikon zur Brockhaus Enzyklopдdie, Mannheim 1986, с. 148.
     22. Там же, с. 238-239.
     23. Там же, с. 239.
     24. Там же, с. 77-78.
     25. Там же, с. 98-99.
     26. Там же, с. 126.
     27. Там же, с. 79.
     28. Там же, с. 99.
     29. Там же, с. 39.
     30. Там же, с. 119.

---

   

---

    

___Реклама___

---