К «суворовской» дискуссии
Ну, раз пошла такая пьянка, что все в стратеги подались, то на одном, то на другом сайте 41-ый год обсуждают с высот своих военных познаний – дай-кось и я выскажу пролетарское мнение. Романа я на этот раз не то, чтобы совсем не читал ... . Что-то когда-то читал и даже, как говорил поручик Мышлаевский, с удовольствием. Если не до конца, то не по категорическому несогласию либо девическому неприятию неприличных покушений на святое, а просто – есть же и другие дела. Вообще, из трех нынешних властителей народных дум – Суворова, Фоменко и Паршева – первый представляется мне и поинтереснее, а может и пополезнее для движения мысли. Фоменко, тот не знает, как уж учудить, чтобы публику поэпатировать, что бы такое уж совсем – не объединить ли в один исторический персонаж Петра Алексеевича и Григория Васильевича Романовых? Оба родом не питерские, но вершины карьеры достигли в Ленинграде, оба обучались кораблестроению, у обоих по две дочки. Ясно, что это, на самом деле, одно лицо, а П.А.Романов – фантом, созданный позднейшими историками на базе реально правившего Г.В..
Хотя Екатерину Великую все одно не перешибешь. Та, сказывают, в узком кругу на один раз доказывала, что Центральная Америка – исконная русская земля и шпанский король там правит по нашему недосмотру. Очень просто: Илья Муромец, когда в Киев через болота пробивался, то мосты мостил и гати гатил. Есть гать большая, через Соловья-Разбойника и вятичей. А в сторонке еще гать малая, позже позабытая-позаброшенная. Вот эту местность индейцы да конкистадоры по незнанию правильного выговора и кличут Гватемалой. Ну, а Паршев и его паршивцы как сумели усвоить трудную идею, что в России холодно и приходится по зиме тратиться на обогрев – то на этом и остановились, все остальное – из этой идеи выдедуктировано. Эту истину миру и вещают. В принципе, многие это знали и до них, а есть люди, знакомые уже и с расходами на эйр-кондишен, что, скажу по секрету, сильно дороже. И там и тут обсуждать, в общем-то, нечего и неинтересно.
Суворов же со своими лихо написанными книжками затронул несколько модифицированную после ХХ съезда официальную модель Великой войны и всего, что с ней связано в национальной памяти, заставил думать на эти темы многих, кто без этого довольствовался в лучшем случае симоновскими романами и некричевским полуофициозным самиздатом. Тоже был, знаете ли, шаг вперед после той лажи, что до Оттепели не терпела и тени сомнений. А думать на эти темы невредно в рассуждении будущего, где вряд ли повторится то страшное лето, но несомненно будут новые неприятности, с которыми как-то придется же управляться. Это, однако, никак не означает обязанности принимать новую догму, с коварными планами Кремля на начало июля 1941-го и благодетельным действием тотального террора на боеспособность Красной Армии. Я и не принимаю. Специальных доводов против я не подбирал, да и читал давно. Так что, если кто поправит – не обижусь .
О чем, вообще спор? Способен ли был к нападению на соседа сталинский Советский Союз? Персидские Энзели и Решт в 1920-м, Северный Афганистан и Манчжурия в 1929-м, Западные Украина и Белоруссия в 1939-м, Прибалтика, Бессарабия и Буковина в 1940-м году, чтоб не говорить об августе 45-го на Дальнем Востоке – это все без объявления войны, малой кровью и на чужой территории. Перешеек – тоже на чужой территории, правда, кровь была уже не такая малая и результат поскромнее. Мы, кстати, тоже так, почти по В.Суворову, и объясняли – что белофинны по своей подлости готовились на нас напасть. Да уж, собственно, и напали, стрельнули из пушки, а вот мы их опередили с ответным ударом! И теперь помогаем нашему равноправному союзнику революционному правительству Финляндской Демократической республики со станции Комарово освободить страну от остатков маннергеймовских белых банд.
Оценка этих объяснений Советом Лиги Наций известна – страну-агрессора единогласно исключили из Лиги. Правда, в шуме начинавшейся Мировой войны это особого впечатления ни на кого не произвело, да и сама всемирная организация невдолге приказала долго жить. Однако, это избавляет нас от необходимости оценивать агрессивность СССР по книжечкам с яркими обложками при наличии официального заключения от наших будущих союзников по Великой Антифашистской Коалиции. В укор это? В данном случае, наверное, да, а вообще не всегда. В 1941-м мы вместе с куда уж демократическими британцами оккупировали Иран, Реза-шаха заставили отречься и уехать в Южную Африку, возвели на престол его сына, поменяли министров и губернаторов, кое-кого взяли под арест. Потом много всего было, вплоть до наших попыток создать, после уж войны, народные демократии в иранских провинциях Азербайджан и Курдистан. Но тогда, в те дни, когда Гудериан шел на Москву, что – лучше бы, если Иран попал под Гитлера и давал бы нефть Рейху?
У одного знаменитого писателя есть формула: «Волкодав прав, а людоед нет». У этого классика тоже не все стоит брать на веру, и про Гулаг, и про прочие дела. Да ведь и ни у кого – на веру-то. Но тут, по моему ощущению, правда. Не то, чтобы Цель всегда оправдывала средства – так можно зайти куда угодно. Но между всегда всем разрешенными средствами и теми, которые могут испоганить любую цель, лежит, как мне кажется, некая «серая зона». То, что я, и, по моему ощущению, Гений Истории, прощаем тому, что считаем Добром или хоть Историческим Прогрессом, и не любим, когда это делает Зло. Грубо говоря, если Покрышкин или Сент-Экзюпери собьют мессер – это шаг в правильном направлении, а наоборот – нет. А вот насиловать женщин в занятом городе – нехорошо, будь у тебя хоть Железный Крест, хоть Золотая Звезда Героя, хоть Пурпурное Сердце.
С этой точки зрения мы оба считаем приход Красной Армии в Аушвиц и прекращение его деятельности – безусловным добром.
Так что: готовь Сталин нападение тем летом, сумей он опередить своего заклятого друга, окажись в Верхней Силезии еще осенью 41-го – что ж тут неправильного? На три бы года меньше работать печам. Что он планировал так сделать в 42-ом, когда Красная Армия освоит новую технику, или если фюрер надолго застрянет в полевой войне на Британских островах – очень похоже. Так это, по моему, никто особенно не отрицает. На мой вкус, это и намного натуральней, чем искренняя солдатская верность недавно обретенным боевым сотоварищам вроде Геринга или Риббентропа. Но вот, что Дядя Джо так-таки планировал на 6 июля в четыре тридцать утра или какой-то близкий момент – никак не верится. Смотреть все, что написано против, и ссылки давать мне нынче тоже не в настроение, да и это ж каждый сам способен. При этом, еще и удовольствие от процесса можно получить, зачем же мне вас его лишать? Так, пару слов лично от себя безо всяких литобзоров.
У меня так устроено сознание, что я обязательно должен зацепиться за собственный опыт – тут ничего не изменишь. Дело было так, что я служил лейтенантом в Краснознаменном Дальневосточном с августа 68-го по июль 70-го. Как раз в период конфликтов, доходивших кое-где и до боев, с Китайской Народной республикой. Часть моя была – фронтовой, а по мирному времени окружной склад горючего в сорока километрах от Амура. Ну, а я там был старшим офицером по учетно-операционной и мобилизационной работе. Думаю, что я не открою уж очень серьезной военной тайны, если вспомню, что у меня в комнатке за бронированной дверью в трофейном японском сейфе весом в полтонны лежали отдельно от прочего большие пакеты. Вскрыть их должен был наш командир майор Юденич по получении соответствующего извещения. Как вы полагаете – что там внутри? В феврале 69-го мне казалось, что вот-вот узнаю. Да, впрочем, и особых сомнений не было. Что там нет указания разыскивать ближайшего командира либо комиссара НОАК для сдачи в плен – можно догадаться. Отступать – а куда там, в Приамурье, отступишь? Тем более, БАМ пока и не строится. Да и топокарты, получил я на соседнем складе – тоже сомнений не оставляют. Как же мы, думаю, будем наступать, коли у нас на мобскладе рация колхозного образца, да и на ней работать некому. Как же танкисты догадаются, куда надо ехать заправляться? В ходе учений «Амур», что были после окончания конфликта на Сунгари, я понял, что оценки мои еще и частично завышали нашу боеспособность.
Но, смотрю, кадровые наши офицеры держат хвост пистолетом и воевать, вроде, пока не собираются. Командир как начинал в 10 утра бухать с подполковником-зампостроевой из танковой дивизии – так и тут бухают, несмотря ни на какой Даманский. Я-то по своему штатскому дилетантизму ничего не понимаю – спросил у нашего зампотеха Вовы: «Как же, мол, так, округ на повышенной боевой готовности. Вот-вот на полную перейдем, а все спокойны, жен-детей никто на Большую землю не отправляет? Да и вообще – как шло все ладом-неладом, так и никто дополнительно палец о палец ... хоть бы и мы с тобой?» Володя меня уважал за умение отличить одну смазку от другой и знание красивых научных слов «трибология» и «химмотология», которые у них в Ульяновском училище не употребляли. А я, хоть и подозревал временами, что за этими названиями частично скрыта очередная лженаука, подозрениями этими с ним не делился.
Но зато за военного он меня справедливо не держал, понимая, что в армии я кадр проходной. Собственно, это все понимали, почему за нашим братом-двухгодичником и закрепилась кличка «пиджак с погонами». В данном случае старлей мне пояснил, что если бы что-то на самом деле ожидалось, то в нашем гарнизоне уже сидело бы несколько старших офицеров из Хабаровска. Уж какой-нибудь майор из окружного Штаба Тыла достался бы и в нашу часть. «Вот будут учения – увидишь». А раз этого нету, раз все суетятся только там, на Имане и Уссури – значит, действительно, простой пограничный конфликт, по неловкости вышло, а наверху воевать не хотят. «Вон, спроси хоть у Виталия Петровича, когда протрезвеет – как это перед наступлением бывает? Или Витю-автомобилиста. Он в августе в Чехословакию входил – так говорит, что накануне у них там в Прикарпатском от московских и окружных визитеров было не проплеваться». Действительно, и командир подтвердил – да, мол, что именно начальство порешило делать на фронте обычно не знают, но если что-то порешило – чувствуют все. «А если китайцы?» - «Да ты что – они больные, что ли? Ракеты-то! Ну, нас тут они задавят – а дальше что? Когда Пекина не будет. Так, местные балуются. Они у себя тоже за «культурную революцию» подраспустили, не хуже, чем мы вас. Тут и до войны такие конфликты были, еще с самураями».
Черт его знает, я, вообще-то, в таких делах больше привык практикам верить, а не теоретикам, что всю жизнь тезисы рисуют, а живой, скажем так, бабы не видали. Может и правильно. Тем более, прогноз подтвердился, вскоре и на Уссури затихло, и у нас на Амуре перестали хунвэйбины на середину реки с лозунгами бегать. Повышенную боевую готовность на какое-то время сняли, отпуска разрешили и я под это дело в Москву слетал, встречать жену из роддома. Что лично меня убедило в основательности зампотеховских умозаключений.
Но от наших же дослуживавших фронтовиков, среди которых были и воевавшие с самого начала, я много раз слышал, что – нет, не было ни у кого предчувствий тогда, в конце июня. Даже таких, какие все-таки были у среднего комсостава в сентябре 39-го пред переходом польской границы. Никакого Вэ Суворова тогда еще не было, тоже еще лейтенантик, наверное, обдумывал свои будущие коварные измены и предательства. Но книжка Анфилова про 41-й по памяти уже вышла, я ее с большим интересом прочитал и тоже, помнится, все думал: «В Бессарабии же ничего похожего на катастрофу Белорусского округа не было, что ж они дуру валяли – даже и не попробовали ломануть в сторону промыслов? От Прута-то не так и далеко, всего километров сто пятьдесят. А противник – на две трети румыны(!). Хоть бы и не добрались – так и то полезней, чем бомбить Кенигсберг или даже Берлин и мечтать о наступлении на Краков. Может, хоть заставили бы ОКВ перебрасывать часть ударных сил южнее Карпат. А тут переправились на ту сторону, малой кровью на чужую территорию, красный флаг подняли, комбед организовали – и ни шагу от берега дальше, так же, как в Персии в 20-м или на Сунгари в 29-м». Конечно, таких маршАлов, как я, после боя кулаками махать, всегда хватало – но все-таки! Неуж не знали, что у немцев Плоешти главный нефтяной источник?
Ну, и вообще было интересно, про тот июнь, вот я и расспрашивал. А фронтовикам, давно выслужившим свой стаж и нынче дожидающимся отставки, тоже ведь лестно, что кто-то их слушает, открыв рот. Вот за стаканом и делились воспоминаниями. Но ничего похожего на двухнедельную готовность к «прыжку» из их рассказов не просвечивало. Просто обыкновенное советское разгильдяйство и неразбериха. Вы, конечно, можете сказать, что ощущения лейтенантов 41-года к делу не пришьешь и уж тайнами будущего завоевания Европы никто с ними делиться не стал бы. Не отрицаю. Но и все-таки их чувство времени для меня лично поубедительней суворовских дедукций. А тут ведь так – все участники этих склок сначала верят или не верят. А уж потом начинают подбирать для своих взглядов как бы рациональные доводы. Не все в этом честно сознаются, как я.
Есть и еще одно соображение для неверия, тоже опирающееся частично на свидельство современника. Сколько помню, один из главных доводов за коварность сталинских планов это численность нашей авиации. Действительно, получается ребус типа паззл: летательных аппаратов у нас, по любым оценкам для этого ТВД, к моменту старта в полтора-два раза больше, чем у Люфтваффе. Что и служит одним из главных доводов насчет готовности к завоеванию Европы. А в рассказах фронтовиков про первое лето один припев: «Наших в воздухе вообще нет, фрицы что хотят, то и делают». Ну, допустим, фактор внезапности знаменитый, так что уже к началу июля очень сильно поубавилось ... . Но не до отсутствия же наших соколов в раскладе сил на фронте! Положим, техническое превосходство. «Мессер», скажем откровенно, для И-16 – это следующее поколение. Ну, а разве в Испании не так было? И численное превосходство за «Кондором» и итальянцами, и техника у них была лучше – но до игры в одни ворота не доходило. Пока наши летчики не уехали, полными хозяевами воздуха фашисты не были. Кроме как на севере, в Стране Басков и в Астурии – там с начала и до конца в воздухе противник, как сказал бы Щедрин, «стражался», а красные «претерпевали стражение». Как и на Восточном фронте в 41-ом.
Или возьмите ту же «Зимнюю войну». Понятно, у кого в этом лесу больше шишек. Финны начинают войну с сотней аэропланов, заканчивают с двумястами. У оппонента – тысяч пятнадцать. Кажется – вот вам, теоретики воздушной войны, идеальный полигон, никакому Дуэ не снилось. Забомбите все к чертовой матери, раз уж вас именно за бомбежки Хельсинки в агрессоры аттестовали, высадите своих знаменитых парашютистов где-нибудь около Турку и выиграйте войну, как обещали – малой кровью, смертельным ударом, что никак на земле не получается. Холодно, говорите, прыгать? Ну, знаете, 18-20 декабря 1939 года, например, у финнов погода была около нуля Цельсия при ясном небе, не знаю, как уж у вас? Это на фронте в Карелии, а в финском тылу, небось, потеплее. Мои знакомые из Тушинского клуба говорят – можно. Вот это всё сразу вызывает некоторые сомнения в знаменитом миллионе сталинских воздушных десантников, разве что в 39-м их почти и не было, а к 41-му вдруг выучились.
Но это я так, мрачно шутю, а на самом деле чисто случайно знаю, что послать на финский фронт всю эту многотысячную армаду советских ВВС нет никакой возможности. Если они и слетятся с разных аэродромов шестой части света – то для боевых вылетов у них не останется горючего. Соединенные Штаты Америки в соответствии с Законом о нейтралитете прекратили поставку стране-агрессору авиабензина и высокооктановых компонентов. Штука тут в том, что высокооктановый бензин дает возможность увеличения мощности на килограмм веса мотора. Во времена поршневой авиации это один из главных компонентов успеха в воздухе. Я уже об этом однажды писал в связи с Битвой за Англию, если кому интересно – может посмотреть. То ли наши начальники, как всегда, забыли эту маленькую подробность, то ли на самом деле рассчитывали, что их финляндскую прогулку никто не заметит – но обнаружилось уже в первые недели войны, что выпуск авиабензина стремительно падает. А ведь надо еще и по договорам в Германию отправлять, тоже двести тысяч тонн за полтора года. Базовой фракции из нефти, в общем, почти хватает. Мы, все-таки, к этому времени заняли уже второе место в мире по нефтедобыче, хоть с американцами нам не тягаться, на США в 1939-ом приходится 60% мировой нефтедобычи, а на нас 10%. Но для того, чтобы повысить октановое число, надо бы добавлять еще алкилат и изопропилбензол. Этого в нефти нет, их получают на химических установках. А мы в Союзе это делать пока не умеем.
Тогда нарком Каганович и вызвал трех молодых нефтепереработчиков: моего отца, двадцатисемилетнего замдиректора по науке АзНИИ НП, А.С.Эйгенсона, его ровесника, директора ГрозНИИ НП, будущего министра нефтепереработки В.С.Федорова и тридцатилетнего московского доцента А.И.Скобло, чтобы спросить – нельзя ли как-нибудь по-быстрому поднять производство? Почему этих троих? А все почти специалисты постарше успели в середине тридцатых съездить поучиться уму-разуму за океан и потом, в ходе того самого, возлюбленного Вэ Суворовым, Очищения были за это расстреляны или отправлены на Север ведомством охраны устоев. К примеру, отцов учитель профессор Кострин, главинж всей бакинской нефтепереработки, оказался шпионом, завербованным Интеллиженс Сервис во время своей командировки в Штаты. Через четверть века, когда он после срока и последующей ссылки в Ухте переберется под крыло к своему ученику в Уфу, я его спрошу по молодости и простоте души: «Зачем же Вы, Константин Васильич, такое подписали?» - и он покажет мне молча костяные бугорки на кончиках своих пальцев, где положено быть ногтям. Вот вам, отчасти, и объяснение, почему вдруг авиатопливная проблема как с печки упала. Лучшие спецы в могиле или в лагере, оставшихся молодых ребят, недавних выпускников, попросту на всё не хватает, они вот в данном случае ничего такого волшебного не сумели придумать, а за главного распоряжается тут Лазарь Моисеевич с его глубокими познаниями или сменивший его и еще менее компетентный Иван Седин из Ивановского обкома.
Так это дело с нехваткой авиабензина и висело, став одной из главных причин малого налета и, значит, низкой квалификации большинства сталинских соколов, до рокового июня. То есть, по сколько-нибудь приличному тогдашнему бензину Б-78 потребность Красной Армии промышленность могла удовлетворить только на 4%. Даже по основному тогда бензину Б-70, который в мое время, когда я был офицером службы снабжения горючим, числили еще авиационным, но применяли уже только в наземной технике, обеспеченность в 1941-м была на две трети. Экономили, в основном, на боевой подготовке в частях и на учебных полетах в авиашколах. Отсюда и все качества. С первых дней войны первое, что просит Сталин по ленд-лизу – это авиабензин и его компоненты. И он их получил, Рузвельт сразу сломал конгресс, задолго до 7 декабря – теперь Красная Армия была не агрессором, а жертвой, да при этом – подразумеваемым будущим союзником. Конкретные цифры по поставкам легко найти в очень грамотной статье Б.Соколова. Посмотрите, они ясно рисуют картину. Да еще прибавьте американскую техническую помощь по организации во время войны производства алкилата и алкилбензолов в Союзе. До уровня союзников мы, все-таки, не дотягивали, но по сравнению с Люфтваффе у нас тут дело было получше.
И что же, вы хотите мне сказать, что вот с такой картиной по предвоенному снабжению авиации качественным топливом Сталин мог мечтать о быстрой победе своих аэроклубовцев над асами Геринга? А на небыструю бензина без американской подкачки и вовсе бы не хватило. У немцев, известно, с этим и вовсе было плохо, кабы не синтетика – пришлось бы воевать пешком. Но жалеть бензин на обучение пилотов им, все-таки, не приходилось. А у нас ... рассказывали старики. Тот же мой любимый командир майор Юденич чуть было не улетел бить врага под облаками после двенадцати часов налета, да тут пришел другой приказ и его за месяц переучили на артиллерийского лейтенанта. И Сашки Климова отец, летчик-истребитель, Герой Советского Союза кое-что за стаканом рассказывал, как пацаны из училищ на фронте один за другим горели, да и другие люди.
Давайте честно скажем, что впечатляющие цифры по превосходству в числе танков, аэропланов и в весе «ворошиловского залпа» несколько не учитывают тот факт, что пушке нужен артиллерист, самолету – летчик, танку – танкист, а не колхозный охламон в исполнении Петра Алейникова. Да и в пехоте важней всего даже не оружие, а грамотные офицеры и смекалистые солдаты. А они появились только уже в ходе самой Великой Отечественной войны. Заплачено за это страшной ценой потерь, которые даже сосчитать до сих пор не удается. Хорошо бы еще к этому талантливых и квалифицированных генералов – но понятно, что уж об этом и нынче можно только мечтать.
Вот, собственно, и все, что я мог бы сказать на «суворовскую» тему.
