Buzhor1

Один турист поведал мне как-то, что в строках Мандельштама:

Вы помните, как бегуны

В окрестностях Вероны

Еще разматывать должны

Кусок сукна зеленый…

речь идет об участии евреев в карнавалах и состязаниях в средневековой Италии. Заставляли бежать в лапсердаках или, наоборот, нагишом, пейсы развевались… Было очень весело. Но, похоже, мой информатор в данном случае ошибся. Приведенный текст восходит к XV песне дантовского «Ада». Нетрудно убедиться, что еврейская тема здесь не при чем.

Все же и мне захотелось заняться модной сейчас дешифровкой текста, а заодно и оправдаться за немножко слишком красивый заголовок, выбранный для путевых заметок. Исходный вариант был достаточно непритязателен: «Еврейская тема в европейском путешествии». Но вот это самое «евр…евр», случайное, казалось бы, созвучие, и раньше не дававшее покоя, а здесь еще и сошедшееся в заголовке, оживило в памяти одно стихотворение Эренбурга. Приведу его целиком:

ЕВРОПА

Летучая звезда и моря рокот,

Вся в пене, розовая, как заря,

Горячая, как сгусток янтаря,

Среди олив и дикого укропа,

Вся в пене, роза поздняя раскопок,

Моя любовь, моя Европа!

Я исходил петлистые дороги

С той пылью, что дороже серебра,

Я знаю теплые твои берлоги,

Твои сиреневые вечера

И глину под ладонью гончара,

Надышанная светлая обитель,

Больших веков душистый сеновал,

Горшечник твой, как некогда Пракситель,

Брал горсть земли и жизнь в нее вдувал.

Был в Лувре небольшой, невзрачный зал.

Безрукая доверчиво, по-женски

Напоминала нам о красоте,

И плакал перед нею Глеб Успенский,

А Гейне знал, что все слова не те.

В Париже, средь машин, по-деревенски

Шли козы. И свирель впивалась в день.

Был воздух зацелованной святыней,

И мастерицы простодушной тень

По скверу проходила, как богиня.

Твои черты я узнаю в пустыне,

Горячий камень дивного гнезда,

Средь серы, средь огня, в ночи потопа,

Летучая зеленая звезда,

Моя звезда, моя Европа!

1943 г.

Похоже, созвучие не давало покоя и Эренбургу. «Тема» здесь присутствует. Я докажу! В пользу моей версии говорят и имя автора, и инфернальная дата создания текста. Этноним «иври», «евреи» означает «перешедшие через реку». Красавицу Европу похитил притворившийся быком Зевс. Древнегреческий миф родился не на пустом месте: название континента восходит к мрачному финикийскому божеству Эребу. Он властвовал над Западом. Финикийцы – семиты, их язык лингвисты относят к ханаанейской группе. Другие семиты – первые евреи - тоже ведь двинулись на запад…Бык у финикийцев - Баал, а это уже ветхозаветный персонаж. А сквозная метафора Эренбурга (Европа = звезда)? Да это же звезда Давида - герб государства, создание которого в 1943 году было на повестке дня! Упомянуты Гейне и Успенский, оба высказались об Афродите Милоcской в свое время. Гений-ренегат из Дюссельдорфа и российский демократ, по случаю погромов разъяснявший, что, мол, жиды насели и мужик не вытерпел, недаром оказались в соседних строках. К тому же писали, соответственно, латиницей и кириллицей; оба алфавита вышли из семитского (финикийского) письма. «Потоп» – понятно. Оливки и укроп – кошерно, понятно. Козы – шагаловские. Почему звезда зеленая, когда она голубая в государственной символике Израиля? Есть ответ: планету Нептун описывали как зелено-голубую звезду. Нептун, он же «Посейдон синекудрый» (Гомер). «Слабеет океан, Европу омывая» (Мандельштам). Найдется объяснение и для «серы», «горячего камня», «огня» и «пустыни». И вообще, Илья Григорьевич заодно напророчествовал конфискационную еврокатастрофу, настигшую нас на пороге 3-го тысячелетия.

Внимательный читатель, конечно, сообразил, что дешифровка текста плавно перешла в пародию на неё. Ссылками на подсознание можно доказать что угодно. Но ведь и обратное недоказуемо. Все равно в этих ли, других строках мы будем упорно искать и находить «число зверя», какие-то озарения, детские комплексы, чёрт знает что. Это уже, правда, будет характеризовать не столько авторский текст, сколько наше его восприятие. Ну что ж: моя звезда, моя Европа!

Верите ли, все это уже было на бумаге, когда неожиданно набрел еще на одно стихотворение Эренбурга, датированное 41-ым годом: «Где камня слава, тепло столетий? Европа – табор. И плачут дети…». А заканчивается оно так: «…А дом высокий, как снег, растаял. Прости, Европа, родной Израиль!»

Ну вот, а вы говорите…

* * *

«Не нам гадать о греческом Эребе», пора в путь. С вашего позволения, начнем с Италии. Недавно мне пришлось заступаться за эту самую что ни на есть еврейскую страну, обвиненную в злостном нееврействе («Заметки по еврейской истории», 04.01.04),. Действительно, если считать по головам, то на Апеннинском полуострове не многим более 1 % населения могут считаться евреями, в пределах 70 тыс. человек. В одном только Париже или Лондоне евреев намного больше! Но когда евреи и евреев считали по головам? Не в количестве дело – это отражено и в антипрозелитизме иудейской веры: вербовкой не занимаемся. И если уж на то пошло, еврейских физиономий вы найдете где угодно в Италии чуть ли не большинство. «Италия» на иврите – «остров божественной росы» (ih-tal-yah). Случайное совпадение? Возможно…Росы хватало. Тем более, что Древний Рим – место первых еврейских поселений в Европе, еще при Маккавеях. 2200 лет для орошения, то бишь генетической агрессии, более чем достаточный срок.

Италия! Произнесите это слово еще раз. Шесть звуков, но сколько гармонии! Примочка застойных времен: чтение какой-нибудь инструкции, ну, по применению глазных капель, то есть заведомо нейтрального текста, в переводе сперва на немецкий, a la Hitler, затем соответственно на итальянский, в нежном миноре. Валяли дурака в молодости. Попробуйте, нужная интонация возникнет сама собой. Слушать «язык Италии златой» – наслаждение. Даже если на нем ругаются. Нордического человека может слегка раздражать жестикуляция, которой итальянцы, особенно южане, сопровождают свою речь, но нельзя не признать: эти жесты и эта мимика точны и красивы. Случайно ли, что итальянцы придумали оперу и балет? Что почти все великие кутюрье - итальянцы (да, осели в Париже, но нет пророка в своем отечестве)? Здесь знают толк в красоте. Поэтому первая остановка в нашем путешествии – самый удивительный город в мире, который многие, не задумываясь, назовут и самым прекрасным. Конечно, это Венеция.

Для первой встречи лучше всего отправиться с мыса Саббиони, морем. Вас доставят к Славянской набережной, это рядом с Сан-Марко и Дворцом дожей. И тогда «Серениссима» ( «строжайшая», и в то же время «великолепнейшая»), она же «республика бобров» (Гёте), «гениальное безумие» (Герцен), «размокшая каменная баранка» (Пастернак), откроется перед вами во всей красе. По левому борту – остров Лидо. Кто помнит сейчас, что первый кинофестиваль организовали здесь, не в Каннах. «Охота на львов» не раз была удачной для наших соотечественников, золото доставалось и Любови Орловой, и вот прошлым летом Андрею Звягинцеву за «Возвращение». На Лидо, в Сан Николо, находится и самое старое к югу от Альп еврейское кладбище. Из сохранившихся только еще одно в Европе старше - в Вормсе (Германия). Сегодня весь архипелаг населяют примерно 600 евреев - членов общины, так что захоронение здесь событие редкое. Лет четыреста назад, когда на единственно дозволенном крохотном пятачке было их в десять раз больше, белые гондолы (официальный цвет траура в Республике) с покойником и неутешными родственниками частенько пробирались сюда из района гетто в обход, упаси бог не по Большому каналу, чуть свет. Меньше было шансов получить вдогонку оскорбление, плевок, а то и комок грязи…

Поначалу евреев селили на соседнем с Лидо острове, который потом назвали «Еврей-город», Джудекка. Так, между прочим, Данте называет последний пояс завершающего, девятого круга Ада, где прописаны предавший своих благодетелей Иуда Искариотский, но наряду с ним и за то же злодеяние Брут с Кассием – убийцы Цезаря. Среди прочих в «Божественной комедии» Данте вывел колдунов и прорицателей, ростовщиков, лукавых советчиков и скупердяев, но, удивительное дело, лиц известной национальности среди них почти нет. Великий тосканец к нашему брату относился спокойно, больше внимания уделял своим политическим противникам. Зато шекспировский Шейлок именно в Венеции требует возврата долга, да ещё натурой - в виде фунта христианского мяса. Вот гад! Характерно, что Шекспир в Венеции никогда не был, а в современной ему Англии шейлокообразные уже - и еще - не водились. Потом, это мясо…Граф Л.Толстой подобные несуразности у У.Шекспира, эсквайра, высмеивал. Хотя, видимо, им просто тесно было на одной планете. Не будем дураками и не станем обижаться. Портрет сквалыги и чадолюба психологически точен, да он и герой к тому же: предпочел смерть крещению. А венецианский антураж и нацпринадлежность условны и только подчеркивают вневременный, общечеловеческий посыл. Как вифлеемские сугробы у Брейгеля. Как необрезанный Давид во Флоренции.

По правому борту – остров Святой Елены, Арсенал. Здесь были стапели, откуда спускали на воду один корабль за другим. Венеция из точки в лагуне к 13 веку выросла в настоящую великую державу на Средиземном море, с владениями на Аппенинском полуострове, в Далмации, в Греции тоже отломилось кое-что, даже на какое-то время Константинополь, ей принадлежали Кипр, Крит и Корфу, «зоной жизненных интересов» были Черное и даже Азовское моря. Нужен был большой флот, а не только жертва морю, которую ритуально приносил каждый очередной дож – в воду бросали дорогущий перстень. Открытие торгового пути в Индию, минуя мыс Доброй Надежды, и особенно открытие Нового Света мало-помалу вывели Венецию из числа главных конкурентов на мировом рынке. Первые успехи генуэзского еврея и испанского адмирала Колумба здесь расценили, как страшное несчастье, «кроме разве потери самой свободы». Посредник в торговле с Востоком становился не нужен. Но еще долго не угасал блеск Венеции, и в 18 веке она была, наряду с Парижем, местом паломничества европейской элиты.

Впереди грандиозный купол Санта Мария делла Салюте – детище Балдассара Лонгени. А еще он построил Испанскую синагогу в районе Канареджио. Да и все остальные четыре синагоги там построены архитекторами-христианами. Почему? Выясним, когда туда доберемся. Пока - Дворец дожей. Он вырастает из воды и парит над ней, как межпланетный корабль над стартовой площадкой. Неимоверно тяжелое строение с его в то же время лаконичным благородным фасадом, обращенным к лагуне, зрительно опирается на хрупкие аркбутаны и невысокие, тонкие столбы. Это и создает космический эффект. От места высадки на берег до дворца рукой подать, как раз успеваешь передохнуть от нахлынувших впечатлений у Моста вздохов. По нему вели узников, в том числе самого знаменитого и в одном известном смысле лучшего из них - Казанову, в соседнюю тюрьму Пьомби («Свинчатку»). «Мост вздохов», Ponte dei Sospiri… В русском варианте 8 теснящихся согласных на 3 гласных, в итальянском соотношение 8:7. Протяжнее вздыхают в Италии? Но sospiri – не «вздохи»; проходящий по мосту-коридору в последний раз мог бросить взгляд в зарешеченное окошко на родной город и лагуну; он не издавал ахи и охи; он не мог приостановиться. Он мог на секунду пере-дохнуть. В русском языке это слово закрепилось в другом значении; переведем описательно: «Мост, где перехватывает дыхание».

Когда-то в Древнем Риме задумали и даже один раз провели-таки столетние, юбилейные Олимпийские игры. Заполучить билетик и побывать на трибунах хотелось всем многочисленным подданным Империи. Понятно, это можно было сделать не чаще, чем один раз в сто лет. Отсюда выражение «увидеть Рим и умереть». Потом стали выражаться фигурально: увидеть Неаполь и умереть, увидеть Париж и умереть. Увидеть Амстердам и обалдеть. О чем думали осужденные на смерть, проходя здесь? Наверное, об этом: увидеть Венецию и умереть. Отнюдь не в переносном смысле. «Строжайшая» наказывала всерьёз. За измену запросто подвешивали за ноги головой вниз между двумя колонами на Пьяцетте, возле дворца. После окошка было еще что-то, но настоящая казнь осуществлялась здесь, non officio, на мосту, в эту секунду. Дыхание прерывалось, комок в горле. Отсюда – и в вечность…

Венеция – город Бродского. Он о ней мечтал, он в нее верил. Как там у Е.Рейна? «Я сказал: никогда. Ты сказал: Отчего же? И фортуна отметила знак вопроса…». Несомненно, и он был посетителем Дворца и Ponte dei Sospiri. Но прошел по нему и как бы заранее. В одном из предсмертных интервью сравнивал переходы между внешним и внутренним корпусами ленинградской тюрьмы «Кресты», узником которой был и где ему «делали биографию», как ревниво заметила как-то Ахматова, с этим мостом в Венеции. В русской венециане Бродский занимает едва ли не первое место, да и по-английски о ней немало написал. Наезжал чаще в зимнюю пору, и здесь родились его рождественские стихи – лучшее, что создано на этот сюжет в русской литературе. Хотел умереть здесь и быть похороненным тоже здесь. Второе получилось. Нобелевский лауреат не был посмертно допущен на православную часть кладбища, поэтому лежит несколько вдалеке от могил Дягилева и Стравинского. Католики тоже не пустили. Рождественские стихи не зачлись. Упокоился в протестантском ряду кладбища Сен-Микеле, рядом с американцем Эзрой Паундом – собратом по поэтическому цеху и яростным антисемитом. Впрочем, поэзию Паунда Бродский ставил высоко. В годы фашистского режима Эзра жил в Раппало, но регулярно выступал по римскому радио с антиамериканскими речами. После войны друзья упрятали его на 12 лет в сумасшедший дом, избавив тем самым от куда более крупных неприятностей, литературные премии находили его уже там…

Чтобы посетить христианское кладбище на Сен-Микеле, надо по водам лагуны отправиться в северо-восточном направлении, еврейское же кладбище на Лидо находится, наоборот, к югу. В этом элегическом обрамлении и располагается Изола – главный остров архипелага, S-образно разрезанный Большим каналом, в геологическом прошлом – рекой Брентой. Перед пешеходной экскурсией я заманиваю своих туристов на вапоретто («паровичок», маршрутный кораблик), который курсирует по Большому каналу. Местной туристической индустрии здесь негде развернуться, и она об этом способе перемещения умалчивает. Гиду на борту делать вроде бы нечего, ведь это просто водоплавающая разновидность городского автобуса. Такси же, гондола, индивидуальный гид в придачу – все это очень сильно кусается. Я много лет знаю Венецию, но всякий раз все равно покупаю «ретурно» (билет туда и обратно). Аргумент неотразимый; группа обилечивается, и мы отчаливаем.

Есть в Нью-Йорке и Бильбао музеи Гуггенгейма, а в Венеции – музей Гуггенгейм. Потому что в данном случае Гуггенгейм – не он, а она. Американка, из швейцарских евреев (когда-нибудь, добравшись до Швейцарии, вернемся к этому семейству). Почти сразу за старинной таможней и Санта Мария дела Салюте – фасад дворца 18 века. Дворец кажется недостроенным, так оно и есть. Здесь она и жила в одиночестве, если не считать собак, 30 послевоенных лет, а в 1979 году оставила любимому городу громадную коллекцию современного искусства (Пикассо, Шагал, Миро, Магритт, Брак, Поллок, да кто угодно). Её отец был в числе пассажиров «Титаника» и утонул. В наследство Пегги досталось сравнительно скромное состояние. Затем Париж, Лондон, вихрь многочисленных и всегда очень серьёзных романов, бегство из вишистской Франции…Что за женщина! Могла устроить официанту разнос за маленькую неточность в счете, но могла и отдать все, что при ней было, случайному попрошайке. Сама экстравагантность, она в то же время обладала редким нюхом на перспективных мастеров, расчетливым покупателем и продавцом. Сегодня коллекция музея оценивается в полмиллиарда. Она заплатила за нее в общей сложности 250 тысяч…В Венеции любят посмеяться над богатыми и беспробудно темными американцами. К примеру, новое для себя слово в названии Дворца дожей один такой принял за «доджей», и подумал, что это что-то вроде автосалона. Другая решила, что гид-итальянец просто ошибся в произношении, что это «Дворец собак» (т.е. не Doges, а dogs), и уважительно переспросила, как зовут их хозяйку. Анекдот, конечно. Но дом-дворец Гуггенгейм как раз и был населен собачками. Все они, общим числом 15, одна за другой похоронены неподалеку от музея. Как могли венецианцы, приняв в дар бесценные полотна и скульптуры, не исполнить последний каприз Пегги!…

Возле знаменитого моста Риальто привлекает внимание Fondaco dei Tedeschi –Немецкое подворье. Cолидное здание. Немецких купцов привечали здесь, торговля шла бойко, но венецианцы относились к коллегам-«тедескам», не ахти каким мореходам, свысока. Некоторое исключение делалось для Нюрнберга. «Вся Европа слепа, и только Нюрнберг смотрит одним глазом», - говорили здесь. Сегодня в этом здании – городской почтамт, после антимуссолиниевского путча в Риме в 1943 г. располагались военная комендатура гитлеровцев и гестапо.

Дворец Контарини-Фазан – здесь жила в девичестве Дездемона. Впрочем, за звание дома, откуда венецианский мавр умыкнул подругу жизни, борются еще несколько дворцов. Дворец Джустиниан – здесь Вагнер работал над 2-ым актом «Тристана и Изольды». А вот и последнее пристанище Вагнера – дворец Вендрамин Калерджи. Окончательно спятивший гений умер здесь в 1883 году. Теперь здесь казино.

Я принадлежу к большим поклонникам Вагнера-композитора, но он совершенно немыслим в здешнем макрокосме, точнее, полярен ему.. То ли дело Мендельсон-Бартольди, который тоже сочинял музыку в Венеции(«Песня гондольера»). Вагнер был патологический юдофоб, как известно («Иудаизм в музыке», это же надо додуматься!), хулитель Мендельсона и Мейербера, а ведь эти евреи помогали ему в свое время стать на ноги. За предательство благодетелей Данте, напомним, предусматривал 9-ый, последний круг ада. Но если бы я ограничился контроверсой Вагнер v. Мендельсон, это было бы пристрастной натяжкой. Потому что Венецию воспели еще Вивальди, Монтеверди, Альбинони, Марчелло, Чимароза, Бриттен…Но и еврей Густав Малер – его «Маленькое адажио» открывает фильм «Смерть в Венеции» по Томасу Манну. Прототип несчастного Густава фон Ашенбаха – как раз Малер.

Может быть, самый красивый дворец на Канале – Ка д’Оро, шедевр пламенеющей венецианской готики. Его в 1845 году на время прикупил банкир, и еврейский общественник Абрамо Эррера. Годом позже реставратор дворца, некто Медуна, был судим за попытку продать на сторону детали декора. Что-то не нравится мне этот Медуна. Судя по фамилии, типичный марраноид.

Дворец, где сегодня располагается музей естественной истории, а раньше было турецкое подворье – Fondaco dei Turchi - напоминает об одной любопытной заминке в работе внешнеполитического ведомства Серениссимы. В 16 веке папа Павел VI изгнал евреев из всех доминионов Папской области (за исключением Рима и Анконы) и призвал к аналогичным мерам другие итальянские государства. Венеция не раз подчеркивала свою независимость от пап, но почему иногда и не поладить с сильным соседом. Тем более, что со всех сторон наседают конкуренты банкиров из гетто. Казалось, что в евреях больше не нуждаются. Сами научились уже производить бумагу и печатать книги, выдувать стекло и выделывать шелк. Вроде и с денежными потоками управились бы. В 1574 г., как раз накануне долгожданного мира с Турцией, сенат рассматривал соответствующий законопроект. И, скорее всего, нехристям пришлось бы убираться куда подальше, но тут выясняется, что с верительными грамотами из Константинополя выехал… еврей. Мирное соглашение под угрозой, ведь по местным законам ни один иудей, не важно, посол или старьевщик, не может поселиться вне гетто! Папа рвет и мечет. Слава богу, в сенате преобладали не горячие сердца, а холодные головы. Посол Соломон Удине был принят во Дворце дожей со всеми полагающимися почестями, и получил достойную резиденцию. Мир был заключен. А затем использовал все свое влияние, чтобы евреев в Венеции оставили в покое, и изгнание (а, значит, как минимум полное разорение и крах всех надежд) не состоялось. Надо думать, не обошлось без ценных подарков нужным людям, но прежде всего турецкий эмиссар взывал к здравому смыслу сенаторов: банкиры-христиане знают свое дело, спору нет, но кто будет присматривать за товаром и финансами, вложенными в индийскую экспедицию, в чужих портах, кто даст кредит в Амстердаме, примет к оплате вексель в Александрии? А если завтра война?…Чтобы наработать такие связи, надо полторы тысячи лет пожить и поторговать в рассеянии. Убедил. Вскоре Соломон отбыл домой. Его с энтузиазмом приветствовали турецкие евреи (им там, надо сказать, тогда жилось неплохо), обрадованные за своих соплеменников. В Венеции остался для получения образования его сын Натан, которого тоже в гетто не загоняли и креститься не заставляли. «Строжайшая» умела делать исключения.

Продолжаем знакомиться с Венецией посуху. Напротив собственного дома, на площади, названной его именем, стоит увековеченный в памятнике Даниеле Манин, по происхождению из старинного еврейского рода Медина и сын выкреста. В 1848 г. он возглавил революционные массы и восстановил в Венеции республиканский строй, прерванный за 50 лет до этого Наполеоном. Правда, восставшие долго не продержались. Австрийский маршал Радецкий разбил их силы при Виченце и в августе 1849 г. принял капитуляцию. Больше Венеции уже никогда не быть вполне суверенной: вскоре итальянцы объединятся в едином государстве, и она войдет в его состав. Так что эти 17 месяцев президента Манина, финальный республиканский аккорд, здесь помнят хорошо. К слову, и последнего дожа, смещенного Наполеоном, звали Лодовико Манин. Нет, не родственники. Отцу Даниеле в крещении дали и новое имя, и новую фамилию в честь крестного отца, а им был брат последнего дожа.

Уроженец Венеции Исаак Пезаро Маурогонато. Был правой рукой Даниеле Манина и его министром финансов. Когда республика пала, австрийский генерал Горшковский, принимая казну, внимательно изучил все счета и воскликнул: «Никогда бы не подумал, что эти негодяи республиканцы такие честные парни!» В 1866 году Рисорджименто (борьба за освобождение и объединение Италии) одержало победу. Исаак стал депутатом парламента, а при короле Умберто – сенатором. Король Виктор Эммануил настоятельно и не раз предлагал ему портфель министра финансов страны. После пышных похорон в Риме и Венеции Маурогонато погребен у себя на родине. На большой доске- эпитафии, прикрепленной к одному из городских фасадов, под благородным профилем выбита надпись : «Пламенный патриот. Мудрый экономист. Распорядитель народного достояния, когда Венеция в одиночестве противостояла империи».

А вот Луиджи Луццати. Начал с организации профсоюза гондольеров и дослужился до министра финансов, а в 1910 году - до премьер-министра Италии. Креститься он и не думал. И еще был один премьер «из наших», к тому же дважды – Сидней Соннино. Этот, правда, перешел в протестантизм, но в сильно католической Италии никто не назвал бы это конъюнктурным поступком.

Возлюбленная и наставник Муссолини, его биограф и спичрайтер, стоявшая вместе с ним у истоков фашизма – Маргерита Сарфатти, еврейка из Венеции.

Пробираемся узкими улочками к самой прекрасной в мире площади -Сан-Марко. Архитектурная доминанта – знаменитый собор, «золотая голубятня у воды»(Ахматова). Мозаичные панно фасада рассказывают, как мощи евангелиста Марка контрабандой вывозили из Александрии. Навалили сверху свинину, и мусульманин-таможенник побрезговал досматривать груз. Сюжеты выстроены в хронологической последовательности, но…справа налево, в лучших традициях. Квадриге над собором без малого 2500 лет. Наполеон забрал было ее к себе в Париж. Когда ему в подобных случаях пеняли, дескать, это наши культурные ценности, нехорошо, мол, он отвечал кратко и по существу: «Воюйте!». Пришлось повоевать, и лошадки вернулись на место. Но, если честно, теперь надо воевать грекам, ибо первым конокрадом был дож Дандоло. Слепой 90-летний старец лично руководил осадой Константинополя в 1204 году с последующим разграблением – совместно с крестоносцами. А мощами святого Марка патриарх Венеции все же поделился с христианами-коптами в Египте, у которых эти самые мощи когда-то и выкрали. Разделение святых останков было предпринято совсем недавно, особенно по этому деликатному вопросу в прессе не распространялись и что именно от мощей осталось в Венеции, не разглашается. В соборе обнаруживаем огромный камень с могендавидом. Говорят, украшал еще храм Соломона. Вообще-то вряд ли. Но Марк, как историческая личность, бесспорно, существовал. В детстве он как-то гулял с отцом по пустыне, и им повстречался лев. Лев хотел их съесть, но маленький Марк ласково заговорил со львом, и тот, пристыженный, убежал. Львы в Венеции летают – один взлетел на колонну Пьяцетты и застыл там, - а голуби ходят. Сейчас голубей стало поменьше, и они действительно по большей части ходят и клянчат кормежку, которая продается здесь же, и ничего другого скармливать им нельзя, запрещено. Разрешенный корм содержит противозачаточное средство, ему не поддаются только самые стойкие особи. Так контролируется голубиное поголовье, иначе пришлось бы постепенно сдать в утиль всю бронзу и весь мрамор Венеции.

Что и говорить, площадь Святого Марка и одноименный собор прекрасны. Как говорится, кто не был, тот будет, кто был, не забудет. Венецианцы! Синьоры, камарады, экчелленцы! Вы не забыли, что ваш покровитель святой Марк – великий сын народа Израиля?..

«Пешеходка» завершается. У нас есть свободное время, чтобы побродить по городу. Кто-то держит путь в галерею Академии, для встречи с Карпаччо, обоими Беллини, Тинторетто, Веронезе, Тицианом. Есть что посмотреть в огромных церквях Санта Мария деи Фрари, Сан Дзаниполо. Тех, кто здесь не впервые, может заинтересовать непарадная, «обыкновенная» Венеция – и она тоже необыкновенно интересна. Неплохо и просто, без особой цели, уже самостоятельно исследовать паутину улиц и каналов. У каждого есть карта, где обозначены место сбора на причале для возвращения катером назад к автобусу, и я помогаю отметить в ней объекты с учетом специальных интересов. Перекусить, прикупить что-нибудь. А как же гетто, спросите вы? Ведь старейшее в Европе! Называю и гетто. Естественно, и до этого в ходе экскурсии упоминаю о нем. Но заранее готов к тому, что, может быть, никто из евреев в группе не станет уточнять, как туда пройти… Агитировать не стану. Ну, а нам с вами ничего не мешает туда отправиться.

Евреи-купцы и ростовщики наезжали в Венецию еще в 10 веке. Сохранились документальные свидетельства 945 и 992 гг: венецианским капитанам запрещалось брать их на борт…Поселиться с семьями разрешили только в 1252 году, и не на Изоле, а на острове Спинаулунга, переименованном по этому случаю в Джудекку. Только через 100 лет пустили и на Изолу. Но тут же последовали новые ограничения. Нельзя было находиться здесь более двух недель и с интервалами менее двух недель, нельзя было владеть землей. Был введен опознавательный знак: сперва желтая метка на одежде, затем желтая шляпа, затем, в 1500 году, красная. Кровавые наветы не обошли поселенцев, например, в 1480 году озверевшая толпа растерзала троих. И все же, по сравнению с тем, что претерпевали последователи Моисеева закона в других странах, положение выглядело предпочтительнее, и сюда потянулись испанские и португальские изгнанники. Самый известный из них – Исаак Абраванель, идеолог диаспоры и комментатор Библии. Впоследствии, уже в гетто, прославились раввин Симо Луццато с его трактатом «Диалог о положении евреев», раввин Леон-да-Модена – поэт и талмудист, написавший в возрасте 13 лет сочинение о вреде азартных игр (вряд ли Казанове, который, говорят, придумал первое казино именно в Венеции, было известно это имя), Сара Коппио Суллам – поэтесса и хозяйка салона, которым не гнушались и аристократы…

В 1516 году евреям Венеции надо было выбирать из двух зол: либо переселиться на остров Бурано либо оказаться в изоляции на маленьком, грязном пятачке внутри города. Третьего не дано. Так возникло первое в Европе гетто – Getto Nuovo(«новое», хотя на самом деле самое старое), к нему позже присоседились Getto Vecchio(«старое») и Getto Novissimo(«новейшее»), в зависимости от происхождения переселенцев: итальянские евреи, левантийские, ашкеназы, сефарды. Из последних многие до этого ходили в марранах – они стали, так сказать, дважды евреями. Обратный процесс был невозможен, ибо: «Крестившимся евреям не дозволяется входить в этот город и заниматься какой бы то ни было работой, ни под каким предлогом…Нарушители будут повешены, либо заключены в тюрьму, либо высечены кнутом у позорного столба». Эта выписка из приказа для убедительности была выбита в камне прямо на одной из улочек гетто, ознакомиться с текстом можно и сегодня . Конечно, и до этого евреи повсеместно оказывались в вынужденной, а отчасти иногда и добровольной изоляции, т.е. фактически гетто уже существовали. Но это явление впервые оформлено законодательно, обросло многочисленными распоряжениями властей и обрело название именно в Венеции. На местном диалекте geto означает «кузница», до переселения здесь отливали пушки. Гетто запиралось на ночь, на одном из домов сохранились пазы, где крепились огромные петли. Земли не хватало, чтобы всех как-то разместить, надстраивали все новые этажи, и так до 6-го и даже 7-го, пока дома не превратились, по венецианским масштабам, в небоскребы. Благодаря строгой гигиене и режиму питания, возведенным буквально в религиозный культ, евреи реже болели чумой, чем представители коренных национальностей, но если эпидемия все-таки проникала на территорию гетто, спастись от нее в этом безумном манхэттене, из-за огромной скученности, было очень сложно. Летом 1630 года чумные гондолы перевезли на Лидо около 500 покойников.

А на Бурано тогда, в 1516 г., переехали стеклодувы со своими печами, и дожи могли быть довольны, так как, во-первых, вывели пожароопасное производство за город и, во-вторых, обезопасили его от лишних глаз – шпионов из всей Европы, выведывающих секреты производства стекла и особенно зеркал. Довольны были и стеклодувы: первыми мастерами были евреи, ну и постепенно научили христиан-подмастерьев ремеслу, известному еще в Древней Иудее. Живя и работая бок о бок, по-человечески неудобно было соперничать со своими учителями, а так – другое дело…Евреям оставили право ссужать деньги и брать вещи в заклад, печатать еврейские книги, торговать тканями, ювелирными изделиями и пряностями, лечить больных. Не так мало…И, видимо, неплохо лечили евреи из Венеции, если становились личными врачами королевы Франции, короля Испании и даже папы Павла III. Врачи гетто работали по вызову и с христианами ( до “убийц в белых халатах” додумались только в середине 20 века), и комендантский час на них не распространялся, но нужно было при возвращении показать справку, подписаную клиентом. Стража была из христиан, но платили ей за службу сами обитатели гетто. А вот строить что-либо запрещалось, надо было и проект, и работы заказывать у города. Поэтому синагоги Венеции построены христианами и своей внутренней планировкой напоминают несколько католический храм.

В 1797 году солдаты Наполеона сорвали, торжественно сожгли ворота и посадили Дерево свободы. Радующихся было не так много: по сравнению с 17-ым, в 18 веке население гетто уменьшилось втрое. А когда в 1943 году Венецию занимали войска вермахта, община насчитывала около 1200 человек. С ноября 1943 по август 1944 года 205 человек были депортированы, среди них и главный раввин. Не оставил в беде свою паству. Об этих событиях напоминают памятные барельефы скульптора Арбита Блатаса на площади перед Casa di Riposo. Это интернат для стареньких ветеранов общины, сегодня их здесь 10 человек. Сюда, на эту площадь, сгоняли евреев перед депортацией. Барельефы вмонтированы в боковые фасады дома. Вот поезд несется на север, мелькают теплушки. Пункт назначения – мир теней, дым. И дым из трубы низко стелется над составом, едут быстро. Смотришь – и хочется проверить себя, приложив ладони к ушам: кажется, слышен пронзительный гудок паровоза…

Кроме не вернувшегося из Освенцима венецианского рабби Адольфо Оттоленги, род Оттоленги дал еще много раввинов, поэтов, каббалистов, филантропов, финансистов и воинов. Например, Эмилио Оттоленги был возведен в рыцарство, в 1881 году ему был пожалован графский титул за успешное руководство Национальным банком страны. Но самый известный – генерал Джузеппе Оттоленги(1838 – 1904). Гарибальдиец-доброволец не раз был награжден за мужество в бою, стал первым евреем в Генштабе и затем военным министром Италии.

Сегодня только около 30 членов общины живут в районе бывшего гетто. От других аборигенов остались лишь дверные углубления для мезузы…Однако здесь активны музей иудаизма и еврейский культурный центр, сюда приходят. Как правило, для молитвы и церемоний используются две синагоги, остальные три показывают (за плату, разумеется) всем интересующимся вместе с музеем. Можно отведать кошерного и всегда найдется, с кем поговорить за жизнь.

В сумерки над бывшим гетто загорается неоновый указатель – «Гетто Нуово», на итальянском и на иврите. Жизнь, в том числе еврейская, продолжается.

И наше путешествие тоже.