Видовременные глагольные категории в библейском иврите (и в семитских языках вообще) заметно отличаются от таковых в европейских языках. То, что в современном иврите привыкли считать «прошедшим временем», передает в библейском иврите законченное действие, совершенный вид или перфект: כתב катав «он написал», «он напишет», а современное «будущее время» передает несовершенный вид, имперфект, יכתוב йихтов «он писал», «он будет писать». Так называемое же современное «настоящее время» вообще является причастием, именной частью речи: כותב котэв«пишущий».
Об этом говорится в любом учебнике грамматики, процитирую второе издание Gezenius’ Hebrew Grammar Э. Кауча (Oxford, 1910 г., в современном переиздании – книга эта перепечатывалась десятки раз), представляющее собой переработку двадцать восьмого немецкого издания этой знаменитой книги:
The name Imperfect is here used in direct contrast to the Perfect, and is to be taken in a wider sense than in Latin and Greek grammar. The Hebrew (Semitic) Perf. denotes in general that which has concluded, completed and past, that which has happened and has come into effect; but at the same time, also that which is represented as accomplished, even though it be continued into present time or even be actually still future. The Imperf. denotes, on the other hand, the beginning, the unfinished, and the continuing, that which is just happening, which is conceived as in process of coming to pass, and hence, also, that which is yet future; likewise also that which occurs repeatedly or in a continuous sequence in the past (Latin Imperf.). It follows from the above that once common designation of the Imperf. as a Future emphasizes only one side of its meaning. In fact, the use of Indo-Germanic tense-names for the Semitic tenses, which was adopted by the Syrians under the influence of the Greek grammarians, and after their example by the Arabs, and finally by Jewish scholars, has involved many misconceptions. The Indo-Germanic scheme of three periods of time (past, present, and future) is entirely foreign to the Semitic tense-idea, which regards the occurrence only from the point of view of completed or incomplete action. (47:1a, note).
Пусть читателя не смущает, что эта классическая книга была написана в XIX веке, филологическая наука с тех пор, разумеется, продвинулась вперед, но в данном отношении то же самое сообщают и современные работы. Например, Йехошуа Блау, крупнейший израильский гебраист, президент Академии языка иврит, в своей грамматике (J. Blau. A Grammar of Biblical Hebrew, р. 86) не использует термины перфект и имперфект, но подтверждает, что обе формы могут использоваться для обозначения действия как в прошлом, так и в будущем (особенно в поэтических текстах). Грамматика Гезениуса, однако, остается непревзойденной – книга эта для гебраистов имеет такой же авторитет, как для физиков «Курс Теорфизики» Ландау и Лифшица или для идишистов «стория еврейского языка» М. Вайнрайха; с ней так просто не поспоришь.
Несколько примеров перфекта, обозначающего действие в будущем, и имперфекта, обозначающего действие в прошлом:
השדה נתתי לך והמערה - «Поле я дам тебе и пещеру» (Быт. 23:11)
עד-מתי מאנת לענת מפּני - «Доколе ты будешь отказываться смириться предо Мною?» (Исх. 10:3).
לכן גלה עמי - «Потому уйдет мой народ в изгнание» (Исайа 5:13)
ואד יעלה מן-הארץ - «И пар поднимался от земли» (Быт. 2:6)
אז ישיר-משה - «Тогда запел Моисей» (Исх. 15:1)
ככה יעשה איוב כל-הימים - «Ибо так делал Ийов всегда» (Иов 1:5)
Примеры можно продолжать, однако, пересказывать учeбник грамматики, даже такой увлекательный, как «Грамматика» Гезениуса – дело неблагодарное, потому на этом остановлюсь.
Как связано такое странное для европейца отсутствие категории времени в древнееврейском языке (и связано ли вообще) с тем, что, по мнению некоторых мыслителей, евреи – народ времени, или, как афористично сформулировал Э. Бормашенко, «Как язык, не содержащий времени, может обслуживать культуру времени (еврейскую культуру)?» Ответа на этот вопрос я не знаю. Возможно, отнесение действия к прошлому или будущему имеет значение как раз с точки зрения субъекта, а с точки зрения действия, рассматриваемого как таковое, важна завершенность или длительность. Считается, что в центре внимания эллинистической онтологии стоит предмет, а в центре внимания еврейской – действие. Рассматривая действие как отношение между субъектом и объектом, как производное от субъекта, мы вынуждены отнести его к прошедшему или будущему (по отношению к бытию субъекта) времени. Напротив, рассматривая субъект и объект как производные по отношению к действию, мы воспринимаем действие в имманентных ему категориях, таких как длительность или завершенность.
В некоторых культурах парадоксальным образом отсутствуют понятия, центральные для этих культур. Например, вся еврейская культура сосредоточена вокруг изучения текстов, но самого слова «текст» в древнееврейском языке нет. Нет в нашем языке и слова «вера» в его европейском смысле, да и слово דת дат «религия» – позднее, заимствованное из персидского языка и имеющее скорее значение «закон». Несмотря на явную универсальность еврейской религии, нет в библейском иврите слова «вселенная» (слово עולם олам означает «вечность»), и уж подавно нет слова «природа» (слово טבע тэва явно заимствовано средневековыми авторами из арабского языка). Если «народ Книги», текста, обходится языком, в котором нет слова «текст», то, может быть, и «культура времени» может обходиться языком без грамматического времени?
Так или иначе, в древнееврейском языке существуют средства для передачи видовременных категорий, но средства эти отличны от тех, что известны нам по европейским языкам. К специфическим древнееврейским средствам можно отнести «вав последовательности» (или «вав переворачивающий»), придающий имперфектным формам (точнее, юссивным) значение перфекта (и реже – наоборот).
Не менее интересно, по-моему, обратиться к синтаксису, уже потому, что изложение семитского синтаксиса изрядно запутано, как средневековыми грамматистами (арабскими и еврейскими), так и западными гебраистами. И те, и другие различают именное и глагольное предложения, т.е. (согласно европейской точки зрения) то, в котором сказуемым является именная часть речи или же глагол. В иврите, по большому счету, всего две части речи – имя, включающее существительные, прилагательные, числительные, причастия, местоимения, и глагол. Различие между именным и глагольным предложением отнюдь не формальное, оно отвечает стоящему за ним различию в мышлении. Именное предложение передает мысль, сконцентрированную на предмете, а глагольное – на действии.
Средневековые грамматисты полагали, что любое предложение, начинающееся с имени, является именным, а с глагола – глагольным. Например, предложение типа אברהם ידבר לשרה Авраhам йэдаббэр лэ-Сара («Авраам говорит Саре») понимается как сложноподчиненное, с подлежащим «Авраам», и сказуемым «Он будет говорить Саре». Гезениус, сначала принявший эту классификацию, в более поздних изданиях своей «Грамматики» отказался от нее в пользу более простой европейской. Традиционный подход к глагольному предложению не так абсурден, как может показаться. Ведь постановка предмета, о котором идет речь, на первое место – типичная семитская черта. Вспомним класическое библейское е החכם עיניו בראשו «Мудрец – глаза его на голове его», ירושלים הרים סביב לה «Иерусалим – горы вокруг него» или арабское «Кузнец – была у него собака». Современные филологи говорят здесь о выдвиждении на первое место «естественного подлежащего», будто в предложении есть грамматическое подлежащее («глаза», «горы») и естественное подлежащее, то, о чем идет речь («мудрец», «Иерусалим»), потому фразы «Глаза мудреца на голове его» или «Горы вокруг Иерусалима» трансформируются в вышеприведенные. Для традиционного грамматиста же предложение «Кузнец – была у него собака» является именным сложноподчиненным, а «Была собака у кузнеца» – обычное глагольное предложение. Думаю, стоящее за такими трансформациями напряжение между «глагольной» мыслью, направленной на действие, и мыслью, обращенной к предмету, очевидно.
Каббалистическая Сэфер Йецира («Книга Творения») рассказывает нам про три фундаментальных понятия, задающих определенную систему координат всего мироздания. Они называются עולם олам (мир), שנה шана (год) и נפֿש нэфэш (душа), в переводе на современный язык это пространство, время и индивидуальность. Именно в этой системе координат осознает себя еврейская традиция, например, в пространстве святостью обладает Страна Израиля (а внутри нее – Иерусалим, Храмовая гора и Святая Святых Храма), во времени – суббота и Йом Киппур, а в координате нэфэш – Израиль (а внутри него – священники и Первосвященник). Все три «координаты» важны для еврейской традиции, примерно как для глагольного предложения важны субъект, действие и объект. В отличие от этого, западная объективная наука, поставившая целью геометризацию нашего знания о мире, пошла по пути избавления от субъекта и развoрачивающегося во времени действия, рассматривая мир, состоящий из одних объектов.
