Содержание.
8. Дела сионистские.
9.«Свадьба» продолжается
10. «Свадьба» №3.
11. Выдержка из письма Иосифа Менделевича родителям
из тюрьмы от 17 февраля 1974 года и небольшой комментарий.
12. Несколько слов о прошлом некоторых «самолётчиков».
13. Поведение обвиняемых на следствии и суде.
14. Методы КГБ.
15. «Околосамолётчики».
8. Дела сионистские.
Как уже было сказано, в те времена в Ленинграде
существовала сионистский организация. Гилель Бутман, наряду с Владимиром
Могилевером, Давидом Черноглазом, Соломоном Дрейзнером, Аркадием Шпильбергом
и Брудом был одним из его учредителей.
Сионисты занимались организацией кружков по изучению
еврейской истории, культуры, иврита, изготовлением и распространением сионистской
литературы, налаживанием контактов с Израилем. Деятельность была, естественно,
нелегальной, но дабы не отвлекаться и не слишком раздражать власти, активисты
старались заниматься чисто еврейскими вопросами и сводить антисоветизм до
минимума.
Из вышесказанного видно, что Бутману не слишком
нравилась повседневеая и кропотливая работа. Повидимому, он решил, что достоин
большего, в этом, наверно, причина его интереса к идее угона самолёта. Однако
он находился не в безвоздушном пространстве и не мог не учитывать мнение
своих товирищей по духу. С декабря 1969 года прошло уже несколько месяцев,
и с каждым днём ошибочность его плана становилоась всё очевиднее. Однако
он не мог просто так признать ошибку. На карту был поставлен его авторитет.
Для отказа от «Свадьбы» нужна была серьёзная причина, на которую было бы
не стыдно указать Дымшицу и Кузнецову. А то, что «не являясь членами организации
(сионистской – И.С.), они меньше всего будут думать о ее интересах» («Л.-И…»,
стр.156), фактически отошло на второй план.
Подлинным же сионистам судьба их организации было
небезразлична. Они понимали, что «Свадьба» при любом исходе приведёт не
только к разгрому этой организации, но и всей еврейской просветительной
деятельности, которая осуществлялась в те годы всё с большим размахом.
(Забегая вперёд, скажу, что «Свадьба» хоть и показала
миру желание советских евреев, покинуть страну победившего социализма, но
не привела к их возвращению к своим корням.)
Владик Могилевер (осуждён на Втором Ленинградском
процессе) и Давид Черноглаз (осуждён на Кишинёвском процессе) попытались
предпринять конкретные шаги с целью поставиить ситуацию под контроль. Бутман
описывает это так («Л.-И…», стр.162)
«Владик и Давид добивались
встречи с Марком, которого они не знали и звали просто «пилотом». Я знал
решимость Марка и тем не менее не хотел, чтобы они попытались поколебать
её накануне приближающегося дня 2 мая (намеченной даты акции – И.С.) и отказал
им.»
Однако гораздо логичнее предположить, что Бутман
отказал своим старым знакомым во встрече с Дымшицем не из-за своих имевших
почву сомнений в решимости Марка, а потому, что нашему герою было абсолютно
ясно, что эта встреча не оставит камня на камне от «Свадьбы» и выставит
его в глазах товарищей если не провокатором, то не вполне нормальным человеком.
В конце концов вопрос о «самолётной» деятельности
Бутмана был поставлен на конференции организации, состоявшейся в апреле
1970 года.
Тут следует отметить, что, несмотря на шаткость
своей позиции, Гилель Бутман проявил завидную стойкость, и конференция пошла
на компромисс. (Бутмана не осудили, а Черноглаз в знак протеста даже вышел
из состава Ленинградского сионистского комитета.) Было принято решение запросить
мнение израильских властей о целесообразности «самолётной» акции.
На практике Бутман мог чувствовать себя чуть ли
не победителем.
Не стоит забывать, что это было время, когда арабские
террористы начали практиковать угоны изральских самолётов, и как Израиль
мог согласиться поставить себя на одну доску с ними, совершенно непонятно.
Положительный ответ был бы на руку КГБ и советским пропагандистам. Отрицательный
- который был в конце концов получен на практике – не принёс советским властям
таких дивидендов, но, тем не менее, добавил очков обвинению «самолётчиков»
и, самое главное, «околосамолётчиков» в измене родины в средствах советской
массовой информации.
Зато Бутман, отказываясь от «Свадьбы», мог с гордостью
сослаться на запрет израильских властей. В его книге всё достаточно логично,
он хоронит «Свадьбу» №1 25 мая 1970 года после получения ответа из Израиля
(«Л.-И…», стр.190). Однако опровергают эту дату буквально все, и он сам
в других источниках тоже.
Привожу показания Дымшица на суде (приложение к
«Дневникам», стр 328):
«… Захват самолета ТУ-124
(48-52 пассажира) с маршрута Ленинград – Мурманск. Этот вариант назывался
операцие «Свадьба». От него отказались в двадцатых числах апреля, а назначен
он был на 1 – 2 мая.»
Выдержка из допроса свидетеля Михаила Коренблита
(члена группы Бутмана), осуждённого на Втором Ленинградском процессе («Антиеврейские
процессы в Советском Союзе, стр. 109):
«С Дымшицем его познакомил
Бутман. Они подружились и втроем обсуждали и приняли первый план побега.
Но в 20-х числах апреля от побега отказались.»
Наконец допрос самого Бутмана («Антиеврейские процессы
в Советском Союзе, стр. 417, 418):
«Некоторое время тому назад,
в самом конце декабря 1969 и начале 1970 года, он собирался вместе с Дымшицем
покинуть СССР нелегально на самолете, готовил эту акцию, но затем понял,
что этот вариант неприемлем и добровольно отказался от него (примерно 9-10
апреля 1970 года).»
Таким образом причина отхода в сторону от «Свадьбы»
Бутмана не связана с запросом в Израиль. И не так уж далёк от истины Давид
Черноглаз, который «был уверен, что он (Бутман – И.С.) и на захват самолёта
не решится» (журнал «22», №50, 1986, стр. 107).
9. «Свадьба» продолжается.
Таким образом из трёх фактических зачинателей «самолётного»
дела (Дымшиц, Бутман и второй Веня, Веня Чернухин – не в счёт) в игре остаётся
лишь Дымшиц. Положение его к середине апреля 1970 года стало аховым, ведь
ради «Свадьбы» он развёлся с женой и ушёл с работы.
Но… наверно, Бутман знает, что говорит: «С момента,
когда органам КГБ стало известно о готовящейся «Свадьбе», все старания КГБ
были направлены на то, чтобы не дать ей захлебнуться и довести ее до логического
завершения.» («Л.-И…», стр.218). Откуда ни возьмись в кустах появляется
рояль!
В приложении к «Дневникам» на стр. 354 даётся следующая
информация о выступлении на суде в качестве свидетельницы бывшей жены Дымшица:
«Дымшиц Алевтина Ивановна
живет Ленинграде, работает лаборантом. Много и долго говорила о том, как
муж ее уговаривал уехать, но не соглашалась, потому что она русская и здесь
ее родина. Из-за этого разошлись. Но всегда была с мужем очень и очень счастлива
(однако он жил в Бухаре, а она в Ленинграде). Муж очень любил свое летное
дело, но его боялась (дела), и хотела, чтобы он жил на земле, а не в воздухе.
19 апреля муж пришел в день ее рождения (неясно, сам или она его позвала)
и она согласилась ехать с ним лишь бы восстановить семью. Сама сказала дочерям
об отъезде…»
Последнее – явный криминал (вовлечение в преступление),
а если учесть, что одна из дочерей несовешеннолетняя (Юле Дымшиц было 15
лет), то криминал с отягчающим обстоятельством.
Неожиданная поддержка, несомненно, воодушевила
Марка, тем более, что Кузнецов весьма критически относился к ходам Бутмана
и был готов поддержать Дымшица в его стремлении осуществить побег.
Марк Дымшиц решает захватывать не большой, а маленький
самолёт того типа, на котором он уже летал в Бухаре, т.е. фактически возвращается
к своей первоначальной идее с той разницей, что осуществить её предполагает
в Ленинграде.
Так появился план «Свадьба» №2, который «придумал
Дымшиц в конце мая и для проверки его вызвал в Ленинград Кузнецова. Это
был план захвата самолёта ночью на поле аэродрома. Предполагался самолет
типа АН-2 (двенадцатиместный). Дымшиц и Кузнецов (с ними была жена Кузнецова
– Залмансон Сильва) в последних числах мая ездили на аэродром в «Смольное»
и поняли, что это невозможно (собаки, прожектора и прочее).» (приложение
к «Дневникам», стр.328).
Хотя Бутман и вышел из игры, осмысленности в действиях
«самолётчиков» не прибавилось, если исходить из того, что у лидеров «Свадьбы»
имело место подлинное желание нелегально покинуть СССР. Спрашивается: Зачем
было Дымшицу вызывать из Риги Кузнецова да ещё с женой, чтобы убедиться
в ночной охране аэродрома? Неужели он не мог сделать это самостоятельно?
Дело попахивает, между прочим, и презренным металлом. Два билета по маршруту
Рига – Ленинград и обратно стоили не менее 50-60 рублей, что равнялось половине
зарплаты тогдашнего среднего советского работника. А Дымшиц, как мы помним,
был тогда безработным при отсутствии на нашей бывшей родине в те времена
пособий по безработице.
Сам собой напрашивался вариант покупки 12 билетов
на двенадцатиместный самолёт и захвата самолёта силой. С точки зрения логики
этот план выглядит наиболее реальным. Недаром, когда в 1986-м члену редколлегии
журнала «22» Виктору Богуславскому (там же в то же время сотрудничал и Э.Кузнецов)
понадобилось превознести идею Дымшица, он её изобразил следующим образом:
«Надо сказать, что идея Дымщица
была предельно проста и вполне осуществима. Собираются двенадцать евреев,
закупают места на 12-местный самолёт из Ленинграда в какой-нибудь районный
центр поближе к финской границе… после взлёта связывают пилота, его место
занимает Дымщиц. Пять минут полёта над Финляндией, посадка в Швеции, пресс-конференция»
(Журнал «22», №47, 1986).
Ну, во-первых, не «пять минут полёта над Финляндией»,
а 5 часов. Финляндия большая, а самолёт АН-2 маленький, причём не только
в смысле величины, но и в смысле скорости.
А во-вторых, необходимо уточнение, которое представляется
существенным для понимания дальнейшего развития событий. Автору этих строк
пришлось в 1971 – 1975 г.г. поработать в командировочной организации, что
на практике означало постоянные перелёты (не менее 50 раз за означенный
период времени) из одного конца страны в другой, и был накоплен довольно
большой «самолётный» опыт. Дата полёта зачастую была неизвестна, поэтому
приходилось брать билет без даты и лететь тогда, когда это было необходимо
по служебным или, что греха таить, личным обстоятельствам. Никаких особых
прав и льгот не было, и, тем не менее, не было ни одного случая отсутствия
свободных мест в самолёте. Когда в кассах уверяли, что билетов нет, и не
хотели регистрировать, нужно было просто пойти на посадку или даже перелезть
через забор к самолёту. Вопрос всегда решался положительно. Более того,
в полёте обычно обнаруживалось ещё несколько пустующих кресел. Такова была
советская система, всегда готовая предоставить место кому-то из номенклатуры.
Из этого следует, что заказать заранее 12 билетов на 12 мест было практически
невозможно (автор летал и на АН-2 тоже).
Возможно, конечно, Виктор Богуславский прав, и
у «самолётчиков» действительно был обнародованный им план, но все остальные
лица, причастные к «Свадьбе», в т.ч. обвиняемые, свидетели, адвокаты и прокурор
говорят о другом. В новом плане зачем-то потребовалась промежуточная посадка
на советской территории, т.е. в Приозерске…
10. «Свадьба» №3
Так назывался вариант захвата самолёта, на который
в итоге пошли наши герои. Начало и тут весьма туманно. Однако факт остаётся
фактом: 1 июня 1970 года Марк Дымшиц по неясной причине снова оказался на
аэродроме «Смольное». Бутман пытается объяснить, что поехал он туда снова
в «поисках работы» («Л.-И…», стр.209). Однако в последнем слове на суде
Марк Дымшиц заявляет нечто иное: «…люди из отдела кадров, к которым я когда-то
безуспешно обращался за работой – уж они-то могли меня остановить – до осени
1969г.» («Антиеврейские процессы в Советском Союзе, стр. 136).
Но даже если Бутман и прав, то совсем необязательно
очередное обращение в отдел кадров аэропорта «Смольное» должно было совпасть
с неожиданным появлением в расписании Приозерска. Этого пункта не было в
опубликованном в «Ленинградской правде» в середине мая расписании движения
самолётов из аэропорта «Смольное». Приозерск не увидели Эдуард Кузнецов
и Сильва Залмансон, приезжавшие в «Смольное» в последних числах мая, в связи
со «Свадьбой» №2. Откуда же он взялся 1 июня?
Уже упоминвшийся Владимир Бейдер без обиняков отвечает
на это этот вопрос: «Скорее всего, именно кэгэбисты, не желая снимать уже
расставленные силки, "подставили" приемлемый вариант: был введен местный
рейс Ленинград-Приозерск.»
Но откуда гэбистам было известно, что Дымшицу для
осуществления замысла нехватает именно Приозерска, точнее - ещё какого-то
пункта, расположенного на территории СССР рядом с границей, ведь и аэропорт
«Смольное» расположен от неё не слишком далеко (каких-нибудь 100-150 км
по прямой)?
Это можно объяснить, учитывая сохранившуюся со
времён Бутмана беззаботность в наборе пасажиров, который производился несмотря
на то, что искомый рубеж в 12 человек был уже пройден (в конце концов остановились
на цифре 16). Отсутствие конспирации приводило к тому, что в КГБ был в курсе
возникающих проблем, а источники наверняка были разные.
Но вот от кого сотрудники КГБ узнали, что Дымшиц
именно 1 июня 1970 года приедет в «Смольное», и именно 1 июня подготовили
приозерский рейс? Подслушивали телефонные разговоры? Но Марк Дымшиц жил
не на Луне, а в СССР и прекрасно знал, какой разговор телефонный, а какой
– нет. Можно, конечно поверить Кузнецову в том, что «самолётчики» хотели
«довести дело до скандала» (ОРТ «Как это было» 24.10.99) и сознательно шли
на арест. Этакие Александры Матросовы. Но если Дымшиц не боялся КГБ и говорил
по телефону в открытую, то значит, он подставлял жену и обеих дочерей, принимавших
участие в деле. В это уже поверить трудно. У читателя есть возможность поразмышлять.
Итак, 15 июня 1970 года была произведена попытка
осуществления варианта «Свадьба» №3:
Двенадцать человек (Марк Дымшиц, его жена Алевтина
Ивановна и две дочери Елизавета и Юлия, Эдуард Кузнецов, Юрий Фёдоров, Алексей
Мурженко, Иосеф Менделевич, Вульф Залмансон, Израиль Залмансон, Анатолий
Альтман и Мендель Бодня) приехали к 15 июня в аэропорт «Смольное» и должны
были в 8-35 утра сесть на самолёт АН-2, следующий рейсом №179. В момент
посадки в Приозерске ребята должны были вытащить из самолёта пилотов («Л.-И…»,
стр.216). .
Четыре человека (Сильва Залмансон, Борис Пэнсон,
Арье и Мэри Хнох) 14 июня 1970 года отправились на электричке в Приозерск,
где во время посадки рейса №179 15 июня должны были присоединиться к основной
группе. Далее за штурвал самолёта должен был сесть Марк Дымшиц и повести
машину, в сторону финской границы.
Участникам «дела» до самолёта дойти не удалось.
Первая группа была арестована после объявления
посадки на рейс №179 15 июня в Ленинграде. Вторую группу «взяли» за 5 часов
до этого.
Большинство самолётчиков ленинградцами не были,
город и, тем более, его окрестности знали плохо, поэтому должно быть понятно,
насколько была необходима разведка условий предстоящей акции.
Производилась ли разведка? Да.
1 июня 1970 года в Приозерск из «Смольного» слетал
Дымшиц.
8 июня тот же путь таким же образом проделали Дымшиц,
Кузнецов и Фёдоров. Этим взрослые «пассажиры» практически ограничились (или
их ограничили). О результатах этой разведки мало что известно. Марк Дымшиц
в письме в «Н.н.» сообщает, что «в Приозерске большая полоса», достаточная
для разбега загруженного АН-2.
Примерно 10 июня в Приозерск слетали дочь Дымшица
Юля и её подруга Оля Козлова.
Арье и Мери Хнох специально приехали в Ленинград
раньше, остановились у Дымшица, чтобы произвести разведку и заполнить рейс.
12 июня они попытались сделать это, приехали в аэропорт, но рейс был отменён
якобы по техническим причинам. Супруги не слишком переживали и возвратились
к гостеприимным хозяевам. В 2002 году автор этого материала позвонил Арье
Хноху и поинтересовался, почему они не съездили в Приозерск на пригородном
поезде и не обследовали местность вблизи Приозерского аэродрома. Вот полученный
ответ:
- Разведка местности в Приозерске – дело второстепенное.
Главное – разведка расположения кабины, сидений в самолёте, поведения лётчиков.
В результате о действиях приозерской четвёрки Хнох
на суде рассказывает так:
«Что мы делали, оставшись вчетвером? Вечером 14
июня были на Финляндском вокзале. Едем в Приозерск (до станции Ковалево).
На вокзале (Финляндском) заметили слежку. Мы пытались лавировать. Как? Вероятно,
это для вас неинтересно. Скажу вкратце. Мы меняли поезда, направления, уходили
в лес, возвращались и т.д.».
Сейчас придётся повторить то, что было сказано
в статье «Газированная вода… без газа»: Станции Ковалево в районе Приозерска
нет и никогда не было. Пытаясь оторваться от шпиков в совершенно незнакомой
местности, ребята «лавировали… меняли поезда, направления». И долавировали…
В Приозерск они, скорее всего, не попали!
- А если не в Приозерск, то куда? – спросит читатель.
Ответ на этот вопрос может стать ответом и на другое
законное недоумение:
Почему приозерскую группу арестовали на 5 часов
раньше смольнинской, ведь между двумя группами могла существовать вполне
реальная связь (в Приозерске существовал уже в те времена телефон-автомат
для переговоров с Ленинградом)? Скажем, в 5 часов утра 15 июня в квартире
Дымшица или любой другой нет условленного звонка, и акция отменяется. Гэбисты
должны были учитывать это.
В книге Иосифа Менделевича «Операция «Свадьба»
на стр. 8 имеется такая фраза: «…в шесть часов вечера (14 июня – И.С.) мы
все вышли из электрички на станции «Смольный». Повидимому, Иосиф до сих
пор уверен, что аэропорт «Смольное» находился на территории Ленинградского
обкома партии. В действительности эти пункты были связаны лишь похожим названием,
а станции «Смольный» в районе Ленинграда не имеется. Зато недалеко от аэродрома
«Смольное» находилась и находится до сих пор та самая станция Ковалево,
на которую, по словам Хноха, приехала приозерская группа. Таким образом,
если бы гэбисты не арестовали «приозерцев» ночью, утром 15 июня могла произойти
радостная встреча обеих групп, и участникам пришлось бы разойтись по домам..
Тем не менее, Иосифа Менделевича необходимо поблагодарить,
поскольку он наиболее подробно рассказал о подробностях ареста в «Смольном».
11. Выдержка из письма Иосифа Менделевича родителям
из тюрьмы от 17 февраля 1974 года и небольшой комментарий
«…Вот приехали из Ленинграда
и все остальные. Прошли регистрацию багажа. 8.35. Объявляют посадку на самолет
Смольное – Приозерск. По-одиночке, по-два подходим к заборику и там – все
уже вместе. Билеты проверяет пожилой мужчина в форме ГВФ. Странно. Обычно
такими делами занимаются молодые девушки. Ну, а впрочем – какая разница.
Один за другим выходим на летное поле и идем цепочкой
к желто-оранжевому кукурузнику, стоявшему в метрах 50-ти от входа. Я иду
последним. Я бы сказал, что со стороны наша процессия должна выглядеть подозрительной.
Мы проходим несколько шагв и вдруг все ребята начинают поворачивать голову
в мою сторону. В чем дело? Ах, да, ведь нашего «пилота» нет среди нас. Ну,
это дело поправимое, ведь он с семьей расположился чуть вдалеке от аэрокассы.
Поскольку я последний, значит я должен его позвать – решаю я для себя. Почти
бегом, но без паники поворачиваю к выходу. Мужчина у выхода не хочет меня
подпустить. Я ему доказываю: «Но мой товарищ задерживается, надо его позвать».
Вы на Бокситогорск?» спрашивает он меня. Но я не отвечаю ему, проталкиваюсь
сквозь толпу и бегу к месту, где расположилась семейка. Ну да! Они что-то
едят. Юля держит в руках гитару. «Что же вы? Ведь уже объявлена посадка!»
«Разве? Не может быть, не слышали объявления, да и по расписанию ещё десять
минут до посадки… Странно…» «Да, - говорю я, - все ребята уже садятся в
самолет!»
Они быстро собираются, идут за мной. По дороге
к выходу встречаю «билетера» и весело ему кричу: «Я же говорил, что товарищ
задерживается, а вы не верили». На его лице удивление: «Вы на Бокситогорск!»
Дался ему этот Бокситогорск. Я спешу к летному полю. У входа большая толпа.
Слышу удивленные возгласы: «Дерутся?» Слышу, но не понимаю, о чем это они.
Пересекаю калитку. Вдруг кто-то крепко хватает меня с двух сторон, дают
подножку и кидают на землю. Голову прижали к земле – очки стали изогнувшись
поперек лица и царапают кожу… Завели мне руки за спину и вяжут веревкой.
Ах, вот в чем дело – нас выследили и арестовали: ну что же, к этому я был
внутренне готов и поэтому сейчас вполне спокоен и регистрирую в памяти все,
что вижу вокруг.
А вижу я – меня уже подняли с земли, – что на аэродроме
много здоровых молодых людей (двое из них крепко держат меня с обеих сторон,
задние карманы спортивных штанов оттопырены пистолетами). Тут же вооруженные
офицеры, пограничники с собаками и автоматами, военные автобусы – подготовились
старательно. Мимо меня проводят Марка… Глаз у него начинает заплывать, по
лицу сочится кровь. Все ребята в наручниках или со связанными руками стоят
дальше от меня, почти у самого самолета, внешне спокойны, их по-одиночке
уводят в машины. Вот повели и меня: проводят мимо жены и дочек Марка. Вид
у них такой, как будто-бы они здесь оказались совершенно случайно.
Меня приводят в дощатый барак диспетчерской. Сижу
на стуле, рядом охрана. Чего-то ждут. Руки начинают отекать, но это ерунда.
Входит старший лейтенант КГБ, двое прнятых, молодые парини. Тщательно меня
обыскивают. Улов из моих карманов небогат. Жалкая сумма наличных – 5р.60к.
вызывает изумление. Наверное думали найти тысячи. Предъявляют ордер на задержание
– измена и пр. Отказываюсь подписать. Вся процедура происходит без шума,
спокойно. Вдруг через окошко я заметил, что в соседней комнате сидит Эдик,
курит и с кем-то довольно бодро говорит. На лице улыбка. Он замечает меня.
Машет рукой. Я тоже улыбаюсь и киваю ему – руки-то завязаны.
Входит старший офицер. Удивлен, что я связан…»
И действительно есть, чему удивиться. Одного связали,
другого не только не связали, но даже дали закурить. Самому Менделевичу,
наверно, тоже было чему удивиться. Вот причин для «улыбки» не видно, особенно
если вспомнить кровь на лице Дымшица. Однако у Иосифа ещё долго сохранялась
память об улыбке Кузнецова. Целых 15 лет (из них 11 в местах лишения свободы),
но в 1985 году «улыбки» кончились, и при публикации ивритского текста «Операции
«Свадьба» (как, впрочем, и русского – в 1987-м), рассказывая об аресте,
забавный эпизод с Эдуардом Кузнецовым он выбросил.
Однако всё равно надо признать мужество одного
из основных героев «Свадьбы». Факт непоявления Дымшица в нужное время на
лётном поле аэродрома «Смольное» он решил оставить для истории.
Этот факт подтвердил и Анатолий Альтман. В разговоре
по телефону он уточнил, что именно он заметил отсутствие «пилота» после
выхода «самолётчиков» на лётное поле.
- Ну и что? – скажет читатель – Возможно, Дымшица
подвели одни на всю семью часы.
- И ещё уши, глаза и не только Марка, но и его
жены и дочерей, не заметивших внезапное исчезновение товарищей по акции,
- добавит автор.
Так или иначе, в лучшеи случае ненамеренная попытка
отхода в сторону последнего из зачинателей «Свадьбы» налицо. Насколько она
ненамеренная сказать трудно, тем более, что есть ещё одна деталь. В самом
начале этого повествования был упомянут самодельный пистолет Дымшица. Так
вот, свой пистолет перед самой операцией Марк (бывший военный, как мы знаем)
почему-то отдал Юрию Фёдорову (сугубо гражданскому лицу). Не исключено,
что, зная свои нелады со временем (читатель ещё не забыл провал Кузнецова
и Дымшица с выбором рейса «Свадьбы» №1), Марк Дымшиц решил подстраховаться
и доверил своё оружие более надёжному человеку. Да и вообще, если он по
какой-то случайной причине окажется за бортом самолёта, зачем ему пистолет?
А что Кузнецов? Ведь он считается командиром «Свадьбы».
Мог бы ухитриться пересчитать людей и узреть отсутствие «пилота» если не
сразу после объявления посадки (допустим, конспирация не позволила), то
хотя бы в накопителе перед выходом на лётное поле. Есть всё-таки ощутимая
на глаз разница между восемью и двенадцатью «пассажирами».
Кузнецов до сих пор делает всё возможное, чтобы
не придавать значение вышеприведённому обстоятельству.
«На поле уже пошли, приближались к самолёту. Из
самолёта выпрыгнула группа людей определённого типа. Сразу с разных сторон
машины на нас двинулись легковые, и начали нас крутить. Меня, правда, не
били. Дымшица, я знаю, ударили чем-то тяжёлым по голове, потому что он потом
половину следствия ходил с повязкой на голове» – вот всё, что он
рассказал о деталях ареста в передаче ОРТ «Как это было».
Что ж, такой вот он командир.
Ну а жена и дети Дымшица? Вышли они на поле или
нет? Что с ними стало в тот день, 15 июня? Прямая информация отсутствует.
Зато в изданной книге Менделевича «Операция «Свадьба»
появилось новшество. С течением времени они изменили своё поведение в этом
эпизоде:
«Вот повели и меня: проводят
мимо жены и дочек Марка. Вид у них такой, как будто-бы они здесь оказались
совершенно случайно.» (Менделевич образца 1974 года).
«Неподалеку, бледные как мел, его (Дымшица – И.С.)
жена и две девочки. Дочери.» (Менделевич образца 1985, 1987 г.г.).
Так всё же арестовали Алевтину Ивановну
(жену Дымшица) и двух дочерей (Елизавету – 19 лет и Юлю – 15 лет) или нет,
может быть, их сначала арестовали, а затем отпустили, как это произошло
с беременной Мери Хнох? На этот вопрос (хотя, в принципе, было ясно) до
самого последнего времени никто чёткого ответа не давал.
Однако совсем недавно на это отважилась проработавшая
«с Кузнецовым 10 наилучших в профессиональной жизни лет» известная израильская
журналистка Евгения Кравчик. 15 мая 2003 года на первой странице «7 дней»
(приложения к «Н.н.») была опубликована её восторженная статья о «самолётном»
деле под названием «В Израиль прорубить окно…». Статья начиналась так:
«15 июня 1970 года сотрудники
КГБ арестовали 13 членов сионистской подпольной группы, планировавшей захватить
в Ленинграде самолёт и улететь в Израиль».
Если учесть, что в наличии было 16 потенциальных
угонщиков, и произвести несложное арифметическое действие, получим троих
неарестованных.
12. Несколько слов о прошлом некоторых «самолётчиков»
Любой более или менее серьёзный автор, исследуя
«самолётное» дело, не может пройти мимо роли КГБ во всех перипетиях «Свадьбы».
Эта тема буквально пронизывает книги и статьи Бутмана, об этом писали и
Кузнецов, и Богуславский, и Черноглаз. Давид Черноглаз даже использует термин
«гэбистская «Свадьба» (Журнал «22», №50, 1986, стр. 126). При этом,
если Богуславский указывает пальцеи на провокатора, то Кузнецов и Черноглаз
уверяют, что в их среде осведомителей не было.
Но как мог КГБ двигать в нужном для него направлении
дело, несколько раз упиравшееся в тупик, без своих людей, откуда у него
была такая точная информация? Тот же Черноглаз констатирует факт: «Последнее
заседание Комитета, на котором я сдавал дела, записано полностью.» (Журнал
«22», №50, 1986, стр. 126).
Что ж, возможно, у КГБ были какие-то сверхтехнические
средства. Однако не помешает разобраться, кто есть кто в мире «Свадьбы»
и прежде всего люди, не поладившие с властями, в т.ч. с КГБ, ещё до «самолётного»
процесса.
В сборнике «Антиеврейские процессы в Советском
Союзе» (стр. 1074 – 1077) приводятся сведения о предыдущей судимости четырёх
самолётчиков: «Кузнецов Эдуард Самуилович… В 1962 году был осуждён на 7
лет лишения свободы в ИТЛ строгого режима…
Мурженко Алексей Григорьевич…За участие в антисоветской
организации «Союз свободы разума» был арестован в марте 1962 года. Приговорён
к шести годам лишения свободы в ИТЛ строгого режима. Освободился в 1968
году…
Пэнсон Борис Соломонович…В 1964 году судим и приговорён
к 5-ти годам лишения свободы. Условно-досрочно освобождён в 1967 году…
Фёдоров Юрий Павлович…В марте 1962 г. был арестован
и обвинён в участии в антисоветской организации, называвшей себя «Союз свободы
разума». Приговорён к 5-ти годам лишения свободы в лагерях строгого режима.
Освобождён в 1965 г.».
Из этой справки видно, что Мурженко и Фёдоров были
ранее осуждены за участие в антисоветской организации «Союз свободы разума»,
причём Мурженко отсидел от звонка до звонка, а Фёдоров был освобождён досрочно
(последнее нехарактерно для советских политических заключённых).
Как уже стало привычныи, имеется и явный пробел.
Отсутствует информация о причине «досвадебной» отсидки Кузнецова и Пэнсона.
Ну, с Пэнсоном автор этих строк разобрался довольно
быстро. Заглянул в приложение к «Дневникам» Кузнецова на стр. 345, а затем
в «Нетуристский маршрут» самого Бориса Пэнсона. Поскольку все, без исключения,
люди, знавшие этого человека, очень по-доброму отзываются о нём, причину
первой посадки Пэнсона, наверно, не стоит уточнять в данной публикации.
Скажем лишь, что она находится вне области политики.
Над первой посадкой Эдуарда Кузнецова висел туман.
В «Дневниках» (стр. 78, 79) сообщается следующее:
«…в 61 году КГБ, сочтя мою
социальную активность выходящей за рамки декретированного русла, арестовал
меня и оценил степень моего отклонения от желаемого в 7 лет».
Автор приложения к «Дневникам» (стр.333), почему-то
не слишком знакомый с мыслями Кузнецова, добавляет подробности:
«На втором курсе был арестован
и в 1961 г. осуждён по ст. 70 и 72 на 7 лет.»
Всё равно расплывчато, не правда ли?
Ещё деталь в предисловии к «Дневникам» на стр.7:
«Вместе с Осиповым (тем,
кто теперь издаёт «Вече», разошлись пути), ходил на площадь Маяковского
в 1961-62 годах. Засадили и получил в Мосгорсуде 7 лет».
Неужели кто-то видел Кузнецова на площади
Маяковского» в 62 г., если в 61г. его «засадили»? Оставляем это на совести
анонимного автора предисловия… Вероятно, тоже были трудности с прочтением
самих «Дневников».
Так или иначе, но долгое время не удавалось конретизировать
причину первоначальной вины Кузнецова перед советскими властями. Но вот
в середине 90-х публикуется обвинительное заключение по делу Бокштейна,
Осипова, Кузнецова, и туман понемногу рассеивается.
Вот один из пунктов обвинительного заключения («Площадь
Маяковского», стр. 241):
«В августе-сентябре 1961 года ОСИПОВ, ИВАНОВ, КУЗНЕЦОВ
обсуждали возможность совершения террористического акта в отношении Главы
Советского правительства.»
Такое вот «отклонение» от «рамок декретированного
русла».
- Послушайте, - возмутится читатель, - но ведь
вместе с Осиповыи и Кузнецовым фигурирует Иванов. Причём тут Бокштейн?
- Такова система работы КГБ, - ответит автор, -
её «умом не понять» и «аршином общим не измерить».
А если серьёзно, то интересующимся предлагается
прочитать изданную в 1997 году книгу Людмилы Политковской «Площадь Маяковского».
Там желающие могут найти материалы об участии Эдуарда Кузнецова в нелегальном
кружке русского националиста Владимира Осипова и о «Космонавте», одном из
предшественников «Свадьбы». Операция «Космонавт», в которой принимал участие
Эдуард Самуилович, – это подготовка к покушению на Хрущёва в 1961 году.
В данной работе мы её рассмативать не будем, поскольку к еврейскому движению
она, как и сам Кузнецов в те времена, отношения не имела.
«Кузнецов был наполовину еврей (его мать, Зинаида
Васильевна, была русская). В лагере стал христианином, надел крест…», -
так пишет о нём Осипов в «Дубровлаге»
Зато связь между еврейским движением и «Свадьбой»
хотелось бы рассмотреть поподробнее, но для этого придётся коснуться весьма
деликатной темы.
13. Поведение обвиняемых на следствии и суде
Вообще-то тема скользкая. И здесь можно согласиться
со словами израильского журналиста Аркадия Красильщикова: «не знаю, как
бы сам себя повел на допросах в кабинетах Лубянки» (в данном случае, Большого
дома – И.С.). Однако этот вопрос рассматривается в претендующем на историчность
сборнике под редакцией Абрама Рожанского «Антиеврейские процессы в Советском
Союзе» (1969-1971), причём делаются очень серьёзные выводы для целой группы
лиц, и поведение этой группы на суде явно противопоставляется поведению
«самолётчиков»:
«Обвиняемые по 2-му Ленинградскому
процессу – люди в своем большинстве преданные своему народу и идее алии
советских евреев в Израиль, осмелившиеся в условиях советского тоталитарного
режима начать организованную деятельность во имя своих убеждений, на следствии
дрогнули, и один за другим начали признавать себя виновными и раскаиваться.
Советской пропаганде это и было нужно. Газеты во время процесса пестрели
пространными статьями, в которых цитировались показания подсудимых и их
последние слова, в которых они осуждали самих себя и свои действия. Действующий
в унисон с пропагандой Ленинградский суд дозировал наказание пропорционально
степени «раскаяния».
И это утверждает юрист, принимавший участие в одном
из «околосамолётных» процессов (Рижском), прекрасно знавший обстоятельства
всех этих дел и прекрасно понимавший, что основной целью КГБ был именно
разгром сионистского движения в СССР и что фактически «самолётный» процесс
был лишь прелюдией ко всем остальным (Второму Ленинградскому, Рижскому и
Кишинёвскому). На этих трёх процесах были осуждены исключительно евреи,
члены Ленинградского сионистского комитета и активные сионисты, и КГБ использовал
все возможности, чтобы заставить раскаяться именно этих людей. А возможности
у КГБ были и ещё какие! Раскаивание или нераскаивание «самолётчиков» ничего
особенного для гэбистов не давало, более того, возможно, нераскаивание устраивало
больше, поскольку для советского обывателя вина потенциальных угонщиков
была и так ясна. От «самолётчиков» нужны были, прежде всего, показания об
их связях с сионистами, об участии сионистов в деле. И эту задачу сотрудники
КГБ выполнили.
Наиболее циничной выглядит следующая фраза:
«Итак, подсудимый Штильбанс,
врач по профессии, несмотря на то, что он согласился оказать содействие
«самолетчикам» и предоставить им лекарственный препарат для усыпления летчиков,
был в результате своего поведения на следствии и в суде приговорен всего
лишь к одному году лишения свободы».
Адвокат (защитник!) Рожанский, вместо того, чтобы
радоваться тому, что кто-то из еврейских активистов получил сравнительно
мягкое наказание, пишет «всего лишь». И ему как юристу в голову не приходит,
что суд не мог наказать Штильбанса за предоставление лекарственного препарата,
поскольку, во-первых, лекарственный препарат не предоставлялся и не было
даже попытки сделать это, а во-вторых, никто из «самолётчиков» в намерении
применить лекарственный препарат для усыпления летчиков даже не обвинялся.
Рожанскому вторит Иосиф Менделевич:
«Суд по делу ленинградского
сионистского комитета начался 11 мая 1971 года. И вот я, уже осужденный,
в роли свидетеля оказался в том же зале, где недавно сам сидел на скамье
подсудимых. За барьером девять комитетчиков, членов Всесоюзного координационного
комитета. Бледные, испуганные» («Операция «Свадьба», стр. 155).
Автор этих строк был на этом процессе, никакого
испуга на лицах подсудимых не заметил и лишь недоумевает: В 60-х годах,
впервые после, минимум, сорокалетнего перерыва в Ленинграде был организован
Сионистский комитет, единственный в своём роде в Союзе (ничего похожего
тогда не было даже в Москве с её более чем двухсоттысячным еврейским населением),
а ленинградские сионисты напрочь дискредитированы, и нет надежды на признание
их подлинной роли в еврейском движении, в современной еврейской истории.
Когда же началось извращение фактов в пользу «самолётчиков»?
Не сразу.
В 1972 году в Израиле вышел сборник «Свободу Сильве
Залмансон». В этом сборнике, возможно, впервые публикуется протокол суда
над «самолётчиками» с кое-каким комментариями. Из этих комментариев видно,
что линия в отношении «самолётного» дела ещё не определилась.
Выдержка из допроса Вульфа Залмансона:
«…Прибыл в Ленинград 14 июня
вместе с братом Израилем и Менделевичем. Сказал, что ему дано было задание
вместе с М.Бодней связать второго пилота в аэропорту в Приозерске.
Прокурор спрашивает: А кто должен был связать первого
пилота?
Ответ: Я не знаю. Моя задача была ясна мне. Очевидно
другие.
Вопрос прокурора Катуковой: Если все другие, то
могла быть путаница, и мероприятие могло быть невыполненным из-за плохой
организации.
Ответ: Это то, что случилось (и четкая реакция
на эти слова в комнате суда).»
В «Антиеврейских процессах» (1979) вопрос Катуковой
о «плохой организации» и ответ Вульфа ликвидированы как класс. В «самолётном»
деле, в отличие от дел сионистских, всё должно быть прекрасно!
Отправным, повидимому, явлется 1973 год. В этом
памятном году в Париже вышли в свет уже много раз упоминавшиеся «Дневники»
Эдуарда Кузнецова (кстати говоря, с крестами на обложке). История их появления
за границей заслуживает, наверно, более подробного обсуждения и выходит
за рамки этой работы. Что же касается отношения автора «Дневников» к ленинградским
сионистам, то сказанное им на суде и процитированное на стр. 196. 197, по
меньшей мере, удивляет:
«С некоторого момента я опасался
уже 2х комитетов – беда, когда люди берутся не за своё дело…
Кто-то из адвокатов спросил:
- Первый комитет – очевидно КГБ, а второй?
- Ленинградский, - говорю, - вот этот самый.»
Выдающийся советский правозащитник Эдуард
Кузнецов поставил на одну доску Ленинградский сионистский комитет и КГБ
СССР! Хуже представить еврейских активистов в глазах западной интеллигенции,
наверно, невозможно. И мы мы ещё удивляемся неудачам израильской пропаганды
в настоящее время. А корни-то идут оттуда, из семдесятых.
В 1975 году «Дневники были опубликованы на иврите,
но без предисловия, в котором на стр.12 говорится:
«…присмотритесь к составу
пассажиров злосчастного самолета, к их судьбе, а главное к самому подходу
Эдика к двум своим родинам, и вы почувствуете, что если до сих пор и существует
«еврейский вопрос», то ответ на него может быть только христианский.»
Заодно из ивритского варианта было выброшено и
приложение, зато на обложке, вместо крестов, появилась звезда Давида.
Сейчас «Дневники» считаются классическим произведением,
их восхваляют, на основании написанного в них делаются далеко идущие выводы,
рушатся авторитеты.
Так случилось, что наибольшего карьерного успеха
среди подсудимых на рассматриваемых процессах добился не Кузнецов, а бывший
обвиняемый на Рижском процессе Борис Мафцер (Мафцир). Где-то в районе 2000
года он стал генеральным директором министерства абсорбции Израиля. И вот
06.07.2000 в «Окнах» (приложении к «Вестям») появляется статья бывшего политзаключённого
Виталия Свечинского, посвящённая 30-летию «Свадьбы». Характеризуя «Дневники»
как «яркое свидетельство» того времени, автор статьи приводит следующую
выдержку из них:
«Каким мужественным и солидно деловитым подавал
он (Мафцер – В.С.) себя на воле, и каким съежившимся, жалкой мямлей предстал
он на нашем суде – свидетелем».
И далее Свечинский уже сам продолжает: «Мафцер
не должен занимать в Израиле официальных должностей… Однажды он был взвешен
и оказался легким.» и т.д.
Справедливости ради, отметим, что в конце статьи
приводися комментарий Кузнецова, который несколько подсластил пилюлю, но
не отвёл удар, нанесённый по генеральному директору. Заодно Эдуард Самуилович
скромно поставил себя на один уровень с Владимиром Буковским и президентом
Чехии Вацлавом Гавелом.
Вот так прошлое перекликается с настоящим. Более
того, настоящее поправляет прошлое.
28.12.95 в «Вестях» появилась статья, посвящённая
25-летию Первого Ленинградского процесса. Из этой статьи вдруг выяснилось,
что именно тогдашний главный редактор «Вестей» был инициатором захвата пассажирского
самолёта.
На пике своей славы Эдуард Кузнецов довольно часто
выступал в качестве эксперта по различным российским телеканалам.
И 21.03.1998 в программе «Совершенно секретно»
РТР по поводу дела Лернера при участии ряда израильских деятелей, в т.ч.
Э.Кузнецова, была дана биографическая справка о герое «самолётного» дела.
Справка убивает наповал. Оказывается Кузнецов «из Ленинграда угнал в Израиль
самолёт».
Но так ли уж безупречен сам Эдуард Самуилович,
так ли достоверны сами «Дневники»?
14. Методы КГБ
Коль скоро речь пошла о поведении командира «Свадьбы»,
не обойтись без обсуждения положения обвиняемых на допросе и методах, применявшихся
КГБ для получения нужных показаний.
В интервью Политковской («Площадь Маяковского»,
стр. 223, 224) Кузнецов следующим образом охарактеризовал обстановку, сложившуюся
на допросах во время его первой посадки:
«Э.К… «Обычные интенсивные допросы. С давлением,
но без физического насилия. Разумеется перед лицом этого аппарата мы были
бессильны – правила игры нам были неизвестны. В юридическом смысле мы были
абсолютно не подкованы, не знали ни Кодекса, ни своих прав – полное невежество.
Естественно, мы избрали совершенно неудачную линию защиту, дескать, мы не
собирались наносить вред советской системе, хотели только ее улучшить, антисоветского
умысла у нас не было. Нас легко ловили на противоречиях.
Л.П. А как вы отбивались от обвинения в намерении
совершить теракт?
Э.К. Я сейчас уже с трудом припоминаю, но примерно
так: да, был какой-то разговор, чушь какая-то, болтали что-то, непонятно
что.
Если бы не этот факт, мы бы, конечно, прошли следствие
значительно красивее – это нас сильно подкосило».
Что и говорить – молодо, зелено, можно и мямлить…
Людмила Политковская продолжает интервью:
«Л.П. Вас пытались «расколоть, вытащить какие-то
дополнительные фамилии?
Э.К. Ну, естественно, как водится. Задействовали
массу народа, на допросы таскали около сотни человек. Десятка два выгнали
из институтов. Работали вполне традиционно и вполне профессионально».
Ну а как всё-таки вёл себя тогда Эдуард Кузнецов.
На этот вопрос чётко отвечает его подельник Владимир Осипов («Площадь Маяковского»,
стр. 180):
«Эдик все рассказал и признал себя виновным.»
Ну, а как дело обстояло при втором («самолётном»)
столкновении Кузнецова с КГБ.
Из письма Менделвича родителям мы знаем, что он
начал «довольно бодро» разговаривать уже на аэродроме. Не мямлил, это точно,
есть подтверждение сотрудника КГБ (ОРТ «Как это было»):
«Владимир Егерев, старший следователь УКГБ по Ленинградской
области в 1970 году (отдельная запись):
- Мне во время следствия приходилось постоянно
встречаться с Кузнецовым.
Кузнецов на первых допросах тоже вообще-то объективно
начал давать показания, хотя резко всё это воспринимал, отказывался. Вёл
себя вызывающе».
Самое главное, конечно, не как, в какой форме,
а что говорил. Что такое «объективно» в глазах КГБ, наверно, тоже понятно.
Но может быть, гэбист оговаривает Кузнецова, ведь в «Дневникиах» (стр.113,
114) написано несколько иначе:
«Прокурор: …Кузнецов, как
вы изготовили книгу Шуба «Политические деятели России и для какой цели?
Я: - Отпечатал с фотопленки.
Прокурор: - А кто вам дал эту фотопленку и кому
вы потом отдали и ее и книгу?
Я: - Здесь не кабинет следователя, и на этот вопрос
я отказываюсь отвечать.»
Но существует ещё и приложение к «Дневникам». Так
уж получилось, что на стр. 334, 335 приводится тот же элизод, и вот, как
он подаётся:
«Вопрос: Где и при каких обстоятельствах и для
чего Вы сделали фотокопии книги Шуба «Политические деятели России»
Сделал, получив пленку от друга, а копию сделал
сам, чтобы прочесть. Не считаю ее особенно интересной.
Вопрос: А антисоветской?
Ответ: Да.
Вопрос: Кому в Ленинграде отдали?
Ответ:: Абраму Шифрину, который в настоящее время
в Израиле.»
Разница между «ярким свидетельством» и не очень
ярким весьма существенна. Между прочим, Кузнецов был арестован 15 июня 1970
года, и до суда он сидел в следственном изоляторе Большого дома, а потому
не мог знать, что Абрам Шифрин находится в Израиле, поскольку выпустили
Шифрина только в июле-августе того же года.
И ещё факт, изложенный в приложени к «Дневникам»
на стр. 338:
«- Собирались устроить в
Швеции конференцию?
Кузнецов:
О данном факте упоминал Бутман, но я считал, что
это игрушки, и конкретно об этом разговора не было.»
Вполне естественное поведение человека, не желающего
брать на себя лишнее, ну а Бутман пусть сам отвечает за свои «игрушки».
Такова жестокая реальность. Подследственные
находились в сверхтяжёлых условиях. Моральное давление бывает не менее сильным,
чем физическое.
Во-первых, это – угроза смертной казни. Угрожали
всем, кто имел хоть какое-то отношение к попытке угона самолёта. В крайнем
случае, если человек явно не тянет на «вышку», многозначительно замечали:
- Ну, высшую меру, конечно, к Вам вряд ли применят,
но кто знает, кто знает…
А во-вторых, и это, пожалуй, не менее эффективное
средство воздействия – использовались родственные связи. От твоих показаний
зависела судьба твоих близких.
Методы, применявшиеся КГБ были настолько же действенны,
насколько неприятны. Поэтому бывшие советские политические узники редко
касаются этой больной темы. Письмо Гилеля Шура (одного из подсудимых на
Кишинёвском процессе) в Верховный Совет СССР явлется, пожалуй, исключением
из общего правила:
«Запугивание в процессе следствия
применялось постоянно. Куликов (начальник следственной бригады – И.С.) задавал
в этом тон. Мне он угрожал максимальным сроком и последующей ссылкой на
пять лет, занимался подсчетом того, в каком возрасте я освобожусь окончательно,
грозил, что мне придется отбывать наказание на Шпицбергене, где, как он
выражался «Макар телят не пас». Постоянно угрожал отправкой в психиатрическую
больницу. Меня постоянно шантажировали арестом младшей сестры*.
Через день после появления в газетах сообщения
о захвате советского пассажирского самолета и убийства бортпроводницы (октябрь
1970 года) следователь заявил мне, что дело рук литовских евреев, и теперь
всех обвиняемых по делу 66-28, а они все евреи, ждет жестокое наказание.»
(«Антиеврейские процессы», стр. 917).
(*Младшая сестра Шура Крейна активно
участвовала в ленинградском еврейском движнии.)
С точки зрения родственных связей, «самолётчики»
идеально подходили для дачи «объективных» показаний.
В число «пассажиров» вошли, например, жена Кузнецова
– Сильва Залмансон и беременная сестра Менделевича – Мери Хнох. Но самым
уязвимым был, как читатель, наверно, догадался, Марк Дымшиц. Вот как защищает
Дымшица его адвокат Певзнер: «Дымшиц ничего не утаивал и всё рассказал следствию.
Его первый допрос начался 15 июня в 11 часов 40 минут на аэродроме «Смольное»
и закончился там же в 12 часов 35 минут. Откройте 1-й том настоящего дела
и вы убедитесь, что с первой минуты он активно способствовал следствию.»
(«Антиеврейские процессы», стр.121).
Положение Дымшица было хуже губернаторского. Ему
ничего не оставалось делать. А когда начинаешь называть имена, остановиться
бывает трудно. И даже Кузнецов в «Дневниках» (стр. 117) замечает это:
«Дымшиц упорно тащит Бутмана
в соучастники. Не понимаю. Похоже на издержки прмолинейной честности: он
говорит правду без всяких подмалевок, не лицеприятствуя, не выбирая выражений
– касается ли это подельников или советской власти».
Бутману вообще здорово не повезло. Он не только
не стал признанным инициатором массового выезда в 70-х, его не только Дымшиц
«тащил» на «вышку», его ещё публично обвнили в недостойном поведении на
следствии.
Виктор Богуславский начинает:
«Когда посадили лидеров Комитета,
Штильбанса не тронули. О нем ничего не знали, пока о нем не заговорил Бутман.
А заговорил он из-за бумажки, которую нашли у него в кармане» (Журнал «22»,
№47, стр. 119).
Давид Черноглаз продолжает:
«Итак, кого Бутман «заложил»
на следствии: Штильбанса, Л.Коренблита, Петю Шихтмана и ещё 2 десятка людей
– из тех, кого звали на «Свадьбу».» (Журнал «22», №50, стр. 129).
Но и поведение Бутмана на следствии можно
объяснить. Однако при этом необходимо привести слова Богуславского, не скрывающего
своего восхищения поведением «самолётчиков»:
«Они ведь тоже кололись,
и еще как! Когда я сказал, что они держались прекрасно, я имел в виду именно
их показания. Они не молчали, не скрывались, они открыто декларировали своё
намерение похитить самолёт, угнать его через границу, улететь в Израиль.
При том, что за это им угрожает расстрел!… Это и сделало их процесс героическим.»
(Журнал «22», №47, стр. 120, 121).
Вот уж истинно, благими намерениями выстлана дорога
в ад. Самое-то главное, что они «кололись». «Кололись», «все рассказал»,
«говорит правду без всяких подмалевок», «объективно начал давать показания»,
«активно способствовал следствию» - фразы одного порядка и одного смысла.
Гэбистов это устраивало, а конкретным «самолётчикам» они задавали такие
вопросы, правдивые ответы на которые никого прославить не могли.
«Первый вопрос, который задали Иосифу Менделевичу,
когда его привезли из аэропорта в «Большой дом», был : «Знаете ли вы Бутмана?»
Это не был праздный вопрос. Им нужно было недостающее звено, чтобы связать
попытку захвата самолета с Комитетом ленинградской сионистской организации.»
(Л – И, стр. 219).
К сожалению, такова специфика группового дела.
И об этом лучше всего знали лица, уже отсидевшие за «групповщину».
Бутман в таком положении оказался впервые и пытался
молчать..Он молчал первые три недели после ареста (Арестовали его тоже 15
июня.) Да и не особенно нужен он был вначале гэбистам. С помощью главных
«самолётчиков» они полностью вошли в курс дела и уже тогда вплотную занялись
Бутманом.
Кстати, поведение подследственного зависит не только
от его силы воли, но и от (может быть и больше) степени давления на него.
После получения исчерпывающих показаний от его товарищей гэбисту не нужно
быть большим мудрецом, чтобы сказать:
- Ваша вина доказана при активном участии Ваших
приятелей. Продолжайте молчать и тем самым обеспечьте себе «вышку», а мы
займёмся пока Вашей женой. Ребёнка отдадим в детский дом. (У Бутмана была
четырёхлетняя дочь.) Единственный шанс, способный облегчить Ваше положение
– помочь следствию в отношении некоторых других виновных. Может быть, это
сохранит Вам жизнь, но мы уже ничего не гарантируем.
В общем, «раскалывались» все или подавляющее большинство,
причём мера «раскалывания» нам известна из не всегда объективных источников.
Но общепринятое мнение таково: «самолётчики» - герои, а те, кто, рискуя
арестом, занимались в Советском Союзе нелегальной сионистской деятельностью,
- увы, потому что не хотели брать на себя угон самолёта.
Очень хочется разрушить это представление. Говоря
словами Эдуарда Кузнецова, «околосамолётчиков», точнее - еврейских активистов,
«сильно подкосила» «Свадьба». Если бы не этот факт, они «бы, конечно, прошли
следствие значительно красивее».
15. «Околосамолётчики»
В заключение хотелось бы назвать поимённо подсудимых
на всех «околосамолётных» процессах с указанием места тогдашнего проживания.
Сроки заключения вряд ли стоит приводить. На взгляд автора этого исследования,
гэбисты «дозировали наказание» не только и не столько «пропорционально степени
«раскаяния» или даже сионистской активности, сколько пропорционально своим
тактическим и, что ещё важнее, стратегическим интересам. Поэтому в перечислении
советских граждан еврейской национальности, получивших сроки за свою сионисткую
деятельность, лучше придерживаться алфавитного порядка. Данные взяты из
сборника «Антиеврейские процессы в Советском Союзе (1969 – 1971)», под редакцией
А.Рожанского, Иерусалим, 1979.
Второй Лениградский процесс (11 – 20.05.1971)
Богуславский Виктор Ноевич, г. Ленинград.
Бутман Гиля Израилевич, г. Ленинград.
Дрейзнер Соломон Гиршевич, г. Ленинград.
Каминский Лассаль Самойлович, г. Ленинград.
Коренблит Лев Лейбович, г. Ленинград..
Коренблит Михаил Семёнович, г. Ленинград..
Могилевер Владимир Ошерович, г. Ленинград.
Штильбанс Виктор Иосифович, г. Ленинград..
Ягман Лев Наумович, г. Ленинград.
Рижский процесс (24 – 27. 05.1971).
Александрович Рут Исааковна, Рига
Мафцер (Мафцир*) Борис Мейерович, Рига.
Шепшелович Михаил Зеликович, Рига.
Шпильберг Аркадий Абрамович, Рига.
Кишинёвский процесс (21 – 30.06.1971).
Волошин Аркадий Саулович, г.Кишинёв.
Гальперин Александр Зейликович, г.Кишинёв.
Гольдфельд Анатолий Моисеевич, г. Ленинград.
Кижнер Харий Яковлевич, г. Кишинёв.
Левит Семён Абрамович, г. Кишинёв.
Рабинович Давид Яковлевич, г. Кишинёв.
Трахтенберг Лазарь Абрамович, г. Кишинёв.
Черноглаз (Мааян) Давид Исерович, г. Ленинград.
Шур Гилель Залманович, г. Ленинград.
* В скобках указаны теперешние
фамилии бывших узников Сиона.
Приложение
Письмо Иосифа Менделевича, часть 1.
Письмо Иосифа Менделевича, часть 2.
Письмо Иосифа Менделевича, часть 3.
