Grajfer1
Элла Грайфер
Заколдованный круг




     В защиту Папы Римского
    
     Да-да. того самого Папы Пия 11-го, который, по мнению, многих, мог бы хотя бы частично спасти евреев во время холокоста. Мог бы, но не захотел. Захотеть же был обязан.
     А кстати, почему вы так уверены, что официальный протест Папы – волшебная палочка? Да, конечно, нацисты огласки не любили, в чем несомненно одна из причин успеха женского бунта на улице Роз. Одна, но – не единственная. Женщины-то ведь выступали не против высылки евреев как таковой, а только против того, что не делают из этого правила предусмотренного законом исключения для их супругов. Так вот, именно тот же Папа не раз и не два добивался, чтобы для кого-то, даже без никакого закона, сделали исключение, ему для этого и шуметь-то было не надо.
     Зато когда католические епископы Голландии во всеуслышанье заявили, что депортация евреев - преступление и потребовали ее прекратить, нацисты в ответ подгребли евреев из их собственной паствы (в т.ч. небезызвестную Э. Штайн), чего обычно не делали. (Помните, как православный священник Д. Пьянов в оккупированном Париже евреям фальшивые свидетельства о крещении писал? И помогало – покуда сам в Освенцим не загремел!). Стало быть, просьба за какого-то конкретного еврея или группу евреев, особенно если ее подкрепляли взяткой или угрозой скандала, с порога не отвергалась. А вот открытый протест против антисемитских репрессий воспринимался режимом как личное оскорбление и с рук виновному не сходил.
     Может, конечно, и не посмели бы нацисты на самого Папу руку поднять, но уж на пастве его отыгрались бы без сомнения. Так вот, попробуйте на минуточку влезть в шкуру этого самого Пия и поразмыслить, имеет ли он право под удар ставить тех, кто его слушается и доверяет ему, ради евреев, которые ему не родственники и даже не однофамильцы, притом что и эффективность такого заступничества более чем сомнительна?
     Не говоря уже о том, что в момент подъема девятого вала европейского антисемитизма (не немецкого только, а вот именно общеевропейского!) папский протест неизбежно возмутил, оттолкнул бы от церкви немало людей по традиции ей приверженных. Потом-то уж, может, по-иному все повернется, мнения переменятся, забудется причина, но ни ушедших, ни потомков их уже не вернуть. Бог весть, останутся ли они в десятом поколении антисемитами, но, как свидетельствует опыт, вряд ли станут опять католиками.
     Однако, это все, на самом деле - реплика в сторону. Настоящий вопрос: почему самой важной заботой Папы Римского должны быть вот именно евреи? Почему не те же цыгане, среди которых католиков, необорот тому, хватает? Откуда у нас у всех интуитивная эта уверенность, в особой важности вот именно еврейского вопроса? Почему вся дискуссия вокруг Папы разворачивается под знаком вопроса, сделал ли он все, что должен был сделать, и никому даже в голову не приходит спросить: А должен ли?
    
     «...Они нам должны!»
    
     ...От евреев такое слышать, признаться, мне неприятно, но, в общем, не удивительно: слаб человек, не упускает случая самоутвердиться за счет ближнего своего. Куда удивительнее (и еще неприятнее) получать согласие и подтверждение от самих потенциальных «должников». Как точно подметил Пастернак в «Живаго», долг этот европейскимим христианами – ощущается. Как нечто тягостное, смущающее, но... неотвязное. Не в смысле конкретной вины и столь же конкретного за оную возмещения, а в некоем высокоморальном, где-то как-то даже «духовном» смысле.
     Есть, к примеру, немало русских, признающих, что в конце тридцатых со странами Балтии поступила их родина, мягко скажем, неделикатно. Вероятно, не были бы они против даже определенную компенсацию выплатить, кабы за этим дело стало. Но вряд ли стали бы эти русские есть глазами каждого встречного латыша, а эстонцев принципиально пропускать вне очереди в вокзальном туалете.
     А фокус-то весь в том, что в евреях видят добрые европейцы не просто жертву данной конкретной несправедливости, а ЖЕРТВУ par exelence, за все про все прогрессивное человечество. Извечно темные силы покушались на нас за то, что изобрели христианство, боролись против тирании, двигали вперед науку и культуру... (ненужное - вычеркнуть, нужное – подчеркнуть), осуществляя в истории свое мессианское предназначение Избранного Народа. А посему прогрессивное человечество нас уважает и, затаив дыхание, ждет...
     ...Чего именно? А это уже – в зависимости от личного и общественного вкуса. Кто поскромнее довольствуется моральным эталоном и указанием пути к спасению. Кто поразмашистей ультимативно требует незамедлительного разрешения всех мировых проблем, вплоть до плохой погоды и несчастной любви. Объединяет все эти требования разве что полная фантастичность и решительная неисполнимость. Так что рано или поздно настает момент истины, теоретическая неисполнимость переходит в практическое неисполнение, и почитатели наши преисполняются горькой обидой. Естественно – на нас. А за обидой, как водится, оргвыводы...
     Маятник анти/филосемитизма постоянно качается от очернения жертвы через очередную расправу к прославлению и обратно. Меняются словесные «мотивировки», терминология, псевдообъяснения, но амплитуда и несокрушимая вера в то, что жертва есть существо сверхъестественное, остается постоянной. Для чего эта система нужна убийцам – см. книги Рене Жирара, а кому лень Жирара искать, может удовольствоваться моей статьей в пятом номере «Старины».
     Есть у этой медали, однако, и другая сторона. Жирар и ее упоминает, хотя не рассматривает так подробно. Самый яркий пример – происхождение монархии. Просвещенческая концепция 19 века – проста как воды глоток: Нашелся в роде-племени самый сильный, ловкий, удачливый, а может даже просто самый жестокий и хитрый. И уж были ли у него на самом деле перед народом заслуги особые или просто людям голову задурил, но вот удалось ему как-то всех убедить, что он тут – самый главный.
     Жирар же обращает внимание на мифологию различных первобытных племен, повествующую об удавленных, зарезанных, утопленных предшественниках монарха. На древние ритуалы интронизации, подозрительно имитирующие убийство, и на ритуалы человеческих жертвоприношений, подозрительно напоминающие интронизацию (один из них описан в Евангелиях под именем «тернового венца»). На то, что многие царские дома Востока традиционно и открыто практиковали инцест, рядовым гражданам тех же государств запрещенный. И делает предположение весьма вероятное:
     Если в определенных обществах прежде чем принести человека в жертву ему вменяют в обязанность совершить все возможные антиобщественные поступки, т.е. практически все дозволено, никто ему не смеет перечить, и весь процесс рассматривается как сакрально необходимый, даже самый тупой кандидат на голгофу не может инстинктивно не стараться хотя бы увеличить разрыв во времени между вынесением приговора и его исполнением. А кто посообразительней, может использовать авансом выданное суеверное почтение окружающих для того, чтобы добиться замены, скажем, пленным иноплеменником или вовсе животным...
     Во многих первобытных культурах монарх – не судья и не военный вождь, а нечто вроде живого талисмана. Не ждут от него ни особых заслуг, ни чародейства, даже жрецом назначают не всегда, а холят и лелеют просто потому, что потеря его грозит племени неисчислимыми бедами. Зато если беды, паче чаяния, все-таки наступают, вполне могут прошлое вспомнить и священную особу использовать по прямому назначению.
     А поскольку распределение функций в традиционном обществе устойчивое и наследственное, наследник престола с младых ногтей приучается видеть в себе существо радикально отличное от простых смертных, облеченное сверхъестественной силой и несущее особую историческую ответственность за судьбы своего народа. Многочисленные отголоски этой веры можно, в частности, обнаружить в теперешних российских публикациях о расстреле семейства Романовых.
     Целые библиотеки написаны о том, что по замыслу евангелистов (не только Иоанна, который это говорит открытым текстом) «страсти» представляли собой своего рода интронизацию.
     В «Комманифесте» пролетариат представлен как жертва, из чего вполне логично вытекает его предназначение на роль мессии и спасителя. (Спасение, в конечном, итоге, правда, не состоялось, зато «грабь награбленное» под это дело прошло отлично).
     Стало быть, пребывание в статусе жертвы не вовсе глухая безнадега. Оно дает и некоторый шанс, и если использовать его умело...
    
     Единственные и неповторимые!..
    
     Не помню уж, у Давида Флуссера или у Шломо бен Хорина вычитала я простое как все гениальное замечание, что язычников всех в Европе христиане в свое время под корень обратили, одни пережитки остались, а нас – оставили, поскольку верили в нашу абсолютную историческую необходимость: без евреев народ неполный, и Второе Пришествие должным образом организовать не удастся. Чуть позже то же положение сложилось и в странах ислама.
     Так что самоопределение, самоутверждение да попросту выживание наше осуществлялось последние два тысячелетия в рамках этой «особости», «уникальности», «сверхъестественности». Другой «экологической ниши» не оставила нам история, но кажется, статус этот и сами мы приняли без особенных возражений. Да не сами ли мы его и изобрели? Ведь в знаменитых «Песнях Отрока Господня» уже достаточно точно описывается процесс унижения и прославления жертвы, под которой, вне всякого сомнения, понимается еврейский народ. Та, первая примерка, связана была исторически еще с вавилонским, галутом.
     «Рационализаций», псевдообъяснений и квазиобоснований этой привязанности евреев к своему жертвенному положению существует не меньше, чем антисемитских теорий на противоположной стороне.
    - Когда слишком много евреев собираются вместе – они в тягость даже самим себе.
    - Мы же соль земли – попробуйте-ко обед приготовить из одной соли!
    - Избранность – не привилегия, а ответственность, нас гораздо строже карают за малейшее отклонение от нравственных норм!..
    Да еще туда же до кучи - все эти многомудрые вопрошания о цели еврейского существования и смысле еврейской судьбы... (вам, кстати, никогда в голову не приходило спросить, кому и зачем нужны, например, папуасы?)
    По старой памяти веру эту ассоциируют нередко с религией: с одной стороны с христианством, с иудаизмом – с другой. Возможно, лет триста назад такая связь действительно существовала, но в наши дни вера в «Протоколы сионских мудрецов» вполне обходится без догмата троичности и, как показывает опыт, вера в «избранность» Избирающего предполагает не всегда. Можно вполне сослаться на наше умственное и нравственное превосходство (не важно, существует ли оно на самом деле, достаточно, что окружающие на самом деле верят в него).
    Немалый вклад в укрепление этой веры внесла, как ни парадоксально, и ассимиляция: Выйдя из гетто, мы сразу же попали «в струю» - востребованными в обществе оказались именно те навыки, которыми мы владели от века. Кроме того, для двух-трех поколений, попавших как бы в зазор между двумя культурами, обе системы ценностей утратили, как водится, свой императивный характер. С одной стороны «все дозволено» - выплеск в политический радикализм, да и в простую уголовщину, с другой – освобождение от мыслительных стереотипов, способность нетривиально поставить и решить задачу, новаторство в науке и искусстве.
    Миф о еврейском «превосходстве» получил тогда мощную подпитку, а в наши дни многие с недоумением и горечью вопрошают, отчего и почему так скоро иссяк столь мощный фонтан еврейской гениальности...
    
     Если я жертва, почему не другой, но если я не жертва, то кто я?
    
     Похоже, единственным восстанием, попыткой вырваться из тюрьмы-убежища собственного «сверхъестественного» имиджа в истории евреев последних двух тысячелетий был сионизм. Порыв к реальности: конкретно устроиться на конкретной земле, избавиться, наконец, от необходимости быть «лучше», «умнее», «правильнее», от тщетных стараний соответствовать чьим-то ожиданиям и бесплодных оправданий по поводу этого несоответствия. И как ни горько, приходится признать, что попытка эта кончилась неудачей.
     Среди многих причин, по которым далеко не все евреи желают жить в Израиле, эта, на мой взгляд, занимает не последнее место. Собственная страна, независимость, даже такая куцая как наша, не оставляет места для привычного имиджа «самых-самых», но чтобы понять это нашим идеалистам потребовалось полстолетия.
     Поначалу в киббуцах видели не просто форму сообщества, соответствующую вполне определенным условиям, а магистральный путь к хрустальным дворцам коммунизма, и верили свято в сверхчеловеческое благородство ЦАГАЛа, воюющего в белых перчатках... А вот когда киббуцы себя изжили, когда перчатки замарали порох и кровь, когда Израиль на поверку оказался просто заштатной провинцией, заурядным медвежьим углом со своими мерзавцами, уголовниками и шлюхами...
     Вот тогда доблестный офицер ЦАГАЛа, гордо отказавшийся воевать на территориях, на робкий вопрос журналиста, как его гражданское мужество скажется на безопасности страны, решительно ответил, что ежели б у него, офицера, об безопасности голова болела, так он бы давно уже взял билет и улетел в Америку... Можно подумать, в Америке безопасность даром дается, без армии и без войны... Есть, конечно, все основания, такого воина трусом и дезертиром честить, да только, по-моему, тут дело хуже.
    Думаю – в той же американской армии он вел бы себя иначе. В качестве американца, француза или россиянина еврей убивает и умирает как все. Покуда русский солдат Йося Трумпельдор на японской войне воевал и «георгия» получал за храбрость, ни у одного раввина возражений не возникало (разве что на чуждую религиозную символику награды покоситься могли). Россия воюет, Йося - хоть и самый что ни на есть третьесортный - все же российский гражданин, так что все путем. А вот в качестве еврея он не имеет права быть таким как все. Убивать и умирать за свою страну? (знаю, знаю, не говорил он этого, но делать-то все-таки делал!) Нет, нет, это ниже нашего достоинства! Вековая привычка по умолчанию подсовывает «кидуш хашем» - принять без сопротивления мученическую кончину, нравственно превзойти, дабы засвидетельствовать!.. Любимый лозунг современных ультраортодоксов: Псалмами – по ракетам!
     ...По-моему, больше, чем пули и снаряды, пугает нашего героя вопрос, что станет говорить княгиня Марья Алексевна из газеты «Ле Монд»... А с другой стороны, не зависела ли наша безопасность два последних тысячелетия, целиком и полностью от мнения этой самой княгини? ...А с третьей, неужели не ясно, что мнение это определялось всегда чем угодно, только не реальными нашими словами и поступками?..
     Какой только лепешкой не разлепешивались мы перед ними во весь прошедший век! Какой разводили энтузиазм: тут тебе и «За Родину – за Сталина!», тут тебе и за демократию и права человека... Стоило Эйхману заикнуться, что хотелось бы ему фортепьяну – восемь штук враз на дом приволокли – играй не хочу! ...И все же эйхманы предпочли другие игры...
     Маятник анти/фило не в наших часах тикает и гирями на нем виснут грехи не наши. Не для того жертвоприношение производят, чтоб грехи жертвы искупить, хотя, если жертва человек, свои грехи у нее, естественно, тоже имеются, но это мало кого волнует.
     Понимает ли наш горе-вояка, что пожертвовав нами надеются либеральные его «друзья» отвести от себя угрозу исламизма... и напрасно надеются. Также напрасно, как мечтали великомученики Романовы ярость народную выплеснуть на жида... и кончили у стенки (но жертв тех погромов к жизни тоже ведь не вернуть!). Также напрасно, как пытались немцы, поднявши знамя «расовой теории», взять реванш за поражение в Первой Мировой... так и Вторую проиграли (но и шесть миллионов уже не воскресить!).
     И самое главное, что результаты эти (вернее, безрезультатности) предсказать можно было заранее, на уровне элементарного здравого смысла. Даже если все мы незамедлительно, коллективно и добровольно повесимся, не спасем мы Европу, так что ей-Богу не стоит ее упреки принимать всерьез. Разве что как угрозу практическую: стоит бояться бешеного пса, но ведь даже в самом животном ужасе не приходит нам в голову считать бедное животное моральным авторитетом.
     Беда, однако, в том, что «соответствовать» стремимся мы не за страх, а за совесть. Ту самую больную еврейскую совесть, давно уже интериоризировавшую требование если и не сверхчеловеческого могущества, то уж, по крайней мере, немыслимого благородства. На самом-то деле и его у нас точно также никогда не бывало. Жили – как все. Но, в отличии от всех, этот факт не находили естественным.
     Вероятно, никто не сформулировал эту проблему лучше Хавы Альберштейн в известном переложении пасхальной песенки про двухгрошового козленка: Я привыкла считать себя кротким агнцем, а тут приходится вживаться в роль тигра и хищного волка. Была уже и голубем, козленочком была... так что же я стала теперь такое?..
    Воистину, в отчаяние приводит ее перспектива утраты излюбленного образа непорочного агнца... И в мыслях нет, что именно своею непорочностью так и просится он на алтарь: Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать... Но вот это-то как раз чертовски трудно понять. Так и тянет при всякой откачке маятника в сторону «фило» поскорее поверить, что это уже навсегда. Что вот, наконец-то, оценили они наши достоинства, нашу избранность, нашу честность...
     На самом-то деле особые эти достоинства – такой же миф, как кровавый навет. Как обвиняют нас в злодеяниях, которых мы не совершали, так и превозносят за достоинства, которых на самом деле не было и нету. Однако, слаб человек: выдумкам для себя лестным верит охотно, отвергает с возмущением только оскорбительную клевету... Не замечая, что выдаются они в наборе, как в блаженной памяти магазине советских времен: к «Трем мушкетерам» изволь в нагрузку брать руководство по разведению моржей в условиях полярной зимы...
     Священные коровы, в конечном итоге, всегда сберегаются на заклание, это более или менее ясно. Открытым остается другой вопрос: Даже если мы все поймем, если согласимся отказаться от идеи собственной уникальности... сможем ли радикально изменить свое положение? Ведь в сохранении статус-кво, в том, чтобы жертву всегда иметь под рукой, западная цивилизация и в наши дни заинтересована не меньше, чем прежде, об исламе я уже и вовсе молчу. Как в том анекдоте: «Я-то знаю, что я не зернышко, да вот беда - петух-то не знает»...
    
         
    
    


   


    
         
___Реклама___