Содом и Гоморра
Как-то вечером, когда весь город высыпает на улицы и все ищут развлечений, увеселений и приключений, устав от сегодняшних трудов, а пуще - от завтрашних, случилась одна не очень приятная и даже некрасивая история.
Молодежь, знаете, -- к ней все иностранное прилипает мгновенн?о, потому что кажется новым и не таким серым, как свое собственное. Появилось у нас заморское поветрие, из Эллады, страны новой, варварской, грубой. У них там жуткое многобожие и демократия - и они этим кичатся и даже утверждают, что это прогрессивно и весь мир должен им подражать. У нас, конечно, над этим только смеются, но не только смеются. Некоторые подражать начинают.
А у эллинов с их тотальным плюрализмом появилась дурная привычка спать с кем ни попадя. И мужчины с мужчинами и женщины с женщинами и даже со скотами всякими. Они это платонической любовью называют - всякое безобразие, направленное не на продолжение рода, а утехи ради.
В тот вечер к одному горожанину гости дальние пришли. Жил этот человек затворником, гостей принимал редко, дочерей своих, что уже почти на выданье, блюл и из дому не выпускал. А тут вдруг - невесть откуда и кто.
Шалопаи наши, хулиганье уличное, пьянь и рвань, сопляки, которые пить не умеют, а чуть выпьют, дебоширить и шуметь - будьте вам, всегда в заводе. Увидали они, что Лот (того горожанина Лотом звали) гостей в свой дом пустил, устроили неприличную кутерьму у его дверей и под окнами. Греческой любви им приспичило!
Ну, как водится, пошумели, покричали, пришел стражник, быстро все это развеял и погасил, буяны разбрелись по кабакам пропивать заработанное - и ведь не всегда ими, часто - родителями, потакающими дурным нравам и наклонностям падкой и морально неустойчивой молодежи.
А наверху начался по этому поводу спор и торг, не очень приличный. И всех дел-то - кучка негодяев и бузотеров, наслушавшихся о заморских безобразиях. Но решено было для острастки "замочить в сортире всех" (так и было сказано!). Долго наш человек там наверху торговался и выторговал - того горожанина с семейством. Всего лишь.
На следующий день, без всяких объяснений и объявлений: с утра артподготовка, авиационные налеты, бомбометания, напалм - сгоряча не только Содом, еще девять городков окрестных смели с лица земли. Такой погром учинили - и всего лишь за проделки жалкой кучки лоботрясов!
Жена Лота, женщина, судя по всему с повышенным гражданским чувством, не захотела осквернять себя сговором и добровольно вернулась в город. По дороге она, естественно, погибла, как и все прочие. Понимаете, супружеская верность (а тут даже дело не в верности, а просто в семйном согласии по тому или иному вопросу) - ничто в сравнении с чувством справедливости. И жена Лота поступила так, как ей подсказывала ее совесть, а не понукания мужа.
Что таким чудовищным и нелепым образом пороки и заблуждения людей не исправишь, показали последующие события.
Да, Лот со своими дочками спасся. Да, греческая любовь была напрочь искоренена в нашей стране. Зато появился инцест. Бежавшие из города не только хлебнули горя, но и вина, к тому же, видать, изрядно. Лот заснул, а дочки, хваленые воспитанием в ежовых рукавицах, еще дрожащие от ужасов "наведения порядка", можно сказать, сама невинность, спокойненько переспали с собственным отцом и зачали от него.
То ли Лот ушел потом к своему дяде и покровителю Аврааму, то ли в другой город переехал - это неизвестно, да, признаться, и неважно.
А Десятиградие до сих пор стоит в руинах и вони. Сколько денег было отпущено на восстановление - а где они, те денежки?
Далила
В чем сила женщины?
Безусловная тварь, низкая, коварная, продажная, спавшая и переспавшая с половиной города, Далила побеждает могучего Самсона, не применяя ни силы, ни ума, ни красоты, ни ловкости, ни хитрости - откуда эти свойства у уличной девки, у замарашки из зачуханного и захолустного филистимлянского городишка, названия которого даже не сохранилось, какая-то филистимлянская Тверь?
Самсон, этот косматый исполин, вовсе не был доверчивым дуралеем. Он был иудейским царем, а потому - не безнадежно глуп. Он был достаточно мудр -- чтобы, будучи обманутым, сразу же порвать с первой своей филистейской невестой, а ведь та действовала совершенно в духе Далилы, выпытывая из жениха разорительную для него тайну загадки о пчелах, откладывающих мед в трупе удавленного им льва.
Всю жизнь провоевать с филистимлянами, чтобы нажить себе в их городе любовницу - явно работающую на местное начальство, которое спит и видит, как уничтожить Самсона, постоянно, с тупой последовательностью и неприкрытым коварством выпытывающую источник силы знаменитого иудея, уже много раз пойманную с поличным и уличенную в предательстве своего клиента (назвать его любовником Далилы - погрешить против основ рыночной экономики) - Самсон, где были твои глаза и где было твое сердце, когда ты так подставился этой стерве?
Будь Самсон русским, я бы еще подумал о русской бабьей душе, жаждущей издевательств над собой, унижений и измен - ведь даже у Ильи Муромца была эта склонность к мазохизму и самоуничижению у княжеского стола. Но Самсон - душа решительно иудейская, с черствой прямотой и неприклонностью.
Возможно, все дело в мужском и женском понимании выбора между противоположностями и несхожестями. Это отличие хорошо заметно в русском языке: в синонимической паре "или" и "то", "или" совершенно мужской союз противопоставления, здесь противопоставление параллельно и безотносительно ко времени. Женское "то" - также противопоставление, но последовательное, допускающее смену потивопоставляемых, их чередование. Для сравнения: "или брюнетка или блондинка" (мужской выбор) и "то брюнет, то блондин" (женский выбор). Может быть, самсон и Далила играли в эту игру?
История не сохранила нам описание внешности или нрава Далилы. По совершенно понятной причине - она не обладала никакими выдающимися и запоминающимися чертами и свойствами. Таких в любом доме терпимости, на любой панели и у любого из трех вокзалов - хоть веники вяжи. Ни убежденности в святой правоте своего народа, как у Юдифи, ни дразнящей внешности Соломии, ни любопытства царицы Савской, ни извращенности Клеопатры или Иродиады, ни волос и походки Береники: серая, скучная, рутинно отдающаяся по зову своей порочной души и по профессиональному требованию женщина далеко не первой молодости, потрепанная и потасканная, Господи, ну, откуда у этой бляди эта сила?!
Может, все дело в том, что она как-то по особому доставляла Самсону удовольствие? Или - особым образом выражала свое? Или - умела льстить мужским статям богатыря? -- Уверен, что ничего такого не было и никакими особыми чарами и речами эта курва не обладала. Она сонно нудила свое, бубнила свои несуществующие обиды, делая это лживо, неумело, без особого блеска и вдохновения, да и откуда взяться этому блеску, вдохновению и азарту - ведь не на сцене же она выступала, а в своем затрапезнейшем доме или даже номере дома терпимости. Неужели можно быть такой занудой, чтоб простым нытьем заставить человека сделать себя беззащитным? И кого? -- Самсона, поднаторевшего с филистейскими бабами еще смолоду!
Самсон, как известно, был маловером. Маловерие - огромная слабость. Ведь вера в Бога - основа доверия между людьми. И то, что Далила воспользовалась доверием Самсона, есть следствие того, что сам он плохо и мало верил в Бога.
Конечно, схваченный филистимлянами и посаженный на цепь Самсон, униженный и потерпевший, все-таки умирает героем. Его волосы отросли и в неволе, и он рушит на ненавистных врагов свод дворца и уносит со своей смертью еще три тысячи отборных и ядреных филистимлян. Будь под сводом дворца Далила - и Самсон опрокинул бы на нее не только крышу, но и само небо, -- такова была ярость оскорбленного и обманутого героя. А вот Далила умерла в безвестности и забвении: то ли от порочной болезни, то ли, пресытившись развратом, гнусной ханжой - грязные подстилки любят в своем ветошном конце побрюзжать на моральные темы.
Понять, в чем сила женщины, невозможно.
Но и смириться с этим невозможно.
И на каждую кроткую Руфь всегда найдется развязная и наглая Далила.
Но только вот ведь что говорит нам Священное Писание: растворяются в небытие поскребыши и выблядки далил, но становятся царями потомки скромных и преданных жен.
О, кротость женщины!
За плотной занавеской
твой абажур. Уменьшены
масштабы бытия и из рояля
щебет арабески
и лодка на двоих без весел и руля.
Смиряет кротость мой жестокий нрав,
я становлюсь сильнее и добрее,
и я, притихший, говорю "неправ",
и места нет за все вины отмщенью,
и полночь мне рассветом розовеет.
О, урони мне в душу свой покой
и чистых слез раскаянье, прощенье.
Приди и сон обманом успокой!
Не обмани меня, святая кротость женщин!
Зачем размеренно цедить судьбу,
коль можно сразу, залпом и до дна?
В единый миг - горенье и борьбу,
и холод тайны женщины из сна
И мира красота из петли вынимает:
цветы мимозы и январская весна,
и изумленья ах рассветное спасает,
и холод тайны женщины из сна.
И в расходящихся клубах тумана,
на берегу из брызг мне жизнь моя ясна:
все - копоть жалкая бессильного обмана
и холод тайны женщины из сна.
Я не устал, да это и не надо.
Так много жизней прожито, а смерть всего одна.
Все полумрак: свеча, камин, лампада
И холод тайны женщины из сна.
