И к памяти душою прислонясь…

Прозаические тексты
Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
Post Reply
Levina
участник форума
Posts: 5
Joined: Wed Dec 08, 2010 8:11 am

И к памяти душою прислонясь…

Post by Levina »

«У любви, как у пташки крылья» - это знают все люди.
« Её никак нельзя поймать» - это тоже известно. Нельзя. Никак!.
«Тщетны были бы все усилья»…
Действительно, ведь и предположить было невозможно, что откроется дверь, и Она войдёт в комнату.
Все замолчали на полуслове.
В чёрном платье, обтягивающим её фарфоровую фигуру.
Шея, с картин Модильяни , небрежно распущенные волосы, ключицы, торчащие из-под выреза платья и только два горящих глаза, взглянув на меня, заворожённую этим видением, улыбнулись...
Майя Михайловна участливо спросила: « Страшная, да?»..
Слова застряли в горле. В который раз я поняла, что на моём лице можно прочесть всё.
Я громко ойкнула. - Что вы?!.. И, соврала.
Да, разве можно было узнать в этой , то ли женщине, то ли птице, ту красавицу, ту знойную испанку, которую мы только что видели на сцене?
Сильную, гордую, насмешливую Кармен!
Глядя на неё, я поняла, почему «Тщетны были бы все усилья, но крыльев ей нам не связать»…
Конечно, невозможно было даже представить, её в клетке, окольцованную. Заставить её готовить поэлью, просить петь и танцевать, когда она сама не захочет!
Этот вихрь чувств, калейдоскоп ломаных движений, нескончаемую уверенность в своей свободе и любви. В прошедшей и будущей.
А сейчас эта великая балерина - Майя Михайловна Плисецкая стояла перед нами.
В руке она держала горсть таблеток, и, смеясь, объяснила:
- Без них ни за что не усну. И, показывая на дверь, позади себя, добавила:
-Родственники одолели. Я с ними сидела, сидела - больше не могу...
- А больше и не надо, - отреагировал Щедрин.
Они сидели втроём - композитор Родион Щедрин, дирижёр Израиль Гусман и режиссёр Леонид Хаит.
Горько смеясь, они обсуждали, как министр культуры Екатерина Фурцева отправила балет «Кармен» в Ленинград, с формулировкой – « Москва не должна видеть это безобразие. Москва ещё не доросла до такой эротики. Одни сплошные намёки»…
Щедрин смеялся, Гусман был возмущён, а Хаит обречённо разводил руками. Только что запрещали, урезали его спектакль «Ноев Ковчег» в театре Образцова.
Ночью куклам укорачивали, резали носы!.
Формулировка была та же: « На что намекаете?! Убрать!»... И убрали...
Щедрин с удовольствием рассказывал:
- Она спрашивает: «Про что спектакль?»...
Про любовь, говорю, Екатерина Алексеевна. - Что это за любовь? – спрашивает, - за кого вы меня принимаете?!.. На генеральной репетиции Фурцева возмутилась, вообще, не на шутку: - « В кого вы превратили национальную героиню испанского народа?»..
- Видишь, Родя, - грустно рассуждал Гусман.
Они всё отлично понимают...
- Просто, министр спутала Кармэн и Долорес Ибаррури, - добавил Хаит.
Щедрин разлил по рюмкам коньяк.
Майя Михайловна положила таблетки на стол, села, обхватив ноги, своими сказочными руками.
- А, действительно,- задумчиво разглядывая меня, - спросила Майя Михайловна, - Неужели было понятно, про что мы танцевали?.. Ведь у нас в стране всё давно устоялось.
«У любви, как у пташки крылья» и всё… А тут, что-то получилось иначе… Это понятно?!

Она интересовалась так искренне, что я набравшись смелости заговорила.
Я говорила о том, что, наверное, только сегодня поняла, про что написал свой рассказ Мериме. Уж, конечно, не про птичку, которую нельзя поймать...
Я увидела спектакль о неизведанных чувствах, о губительной страсти, о жажде быть счастливой, несмотря ни на что, - даже на смерть.
Майя Михайловна слушала, кивала своей царственной головой, а потом вдруг спросила:
- А при последней встрече с Хозе, я не пережала?..
И оправдываясь, добавила:
- Знаете, он мне так надоел, этот Хозе, поэтому, я не знала, как от него избавиться!.. Вот это движение не слишком? - и она повернула ногу «кочергой», как бы, отпихнув кого-то!.
Плисецкая у меня спрашивает?!..
Я обнаглела совсем и стала рассказывать, как удивительно, что каждое её движение можно дублировать словом и , что я даже могу рассказать, о чем думает героиня, когда впервые встречает Эскамильо.
Майя Михайловна радостно засмеялась. Она откинула голову и глядя куда-то, сквозь потолок, выдохнула:
- Господи! Как хорошо!...
Гусман подошёл, обнял её за плечи и промурлыкал:
- Я же говорил, что это будет Действо Века!.. И твоя музыка, Родя, - обратился он к Щедрину..
Тот захохотал:
- Ты, что-то спутал, Иза!. Это не я... Это Бизе сочинил!...
Гусман искренне удивился.
- Что ты говоришь?.. Вообще-то я вспоминаю - Бизе!.
Но, согласись, ты не выдержал, подправил слегка…
Я думаю, Фурцева скоро опомнится и будет стонать, что премьера была не в Большом.
Майя Михайловна махнула рукой.
- О чём ты, Иза? Не смеши… Если б ты слышал, как они всё это обсуждали!..
Как им не подошёл мой костюм! И длина не та, и почему косой, и почему кружевной?.. А костюм красивый, правда? - обратилась она ко мне.
- Потрясающий! – выдохнула я.
- Точно, потрясающий. - Согласилась Майя Михайловна. – Никогда, ни у кого такого не было!
- Ух, ты, моя скромница, - с обожанием, глядя на нее, говорил Щедрин.
- Да. Никогда!... И ни у кого!, - продолжала Плисецкая. – А что, разве не правда?
- Правда. Чистая, правда. Хочешь глоточек? А вы, Ася? – Щедрин протянул рюмки.
Мы, почему-то, обе замахали руками.
- Что ты! Что ты! - испугалась Майя Михайловна.
- Ты что хочешь, чтоб у меня не было ночи?..
- Ночи не будет! - подхватил Гусман. - Будет вечная музыка!..
Все дружно прореагировали на его очередной каламбур, а Хаит выразительно посмотрел на часы.
Я поняла, что минуты мои сочтены. Поезд в Москву отправлялся через сорок минут.
Мы приехали в Питер, тогда ещё он назывался - Ленинград, утром. Нас пригласил старый друг Леонида Хаита, Израиль Борисович Гусман. Главный дирижёр Горьковской филармонии, искрящийся юмором, неотразимый мужчина, организатор всевозможных розыгрышей.
Они с Хаитом были дружны долгие годы.
Когда он предложил нам провести ночь в пути и денёк в Ленинграде, - мы тут же согласились.
- Ребята! - говорил восторженно Гусман,
Вы должны это увидеть! Всю жизнь будете потом меня благодарить!.. А я для вас буду очень хорошо махать палкой!
Он был дирижёром этого волшебного вечера.
Спектакль в Ленинграде был объявлен внезапно.
Рекламы не было, но многотысячный Октябрьский зал был забит до отказа.

Первое отделение - музыка Родиона Щедрина – дирижёр Израиль Гусман. Второе - опальная «Кармен-Сюита»!...
Нам поставили стулья в литерном ряду и мы, как дети, замерев, ждали, что же будет?..
И действительно, мы увидели, что-то совсем не похожее на то, к чему привыкли.
Антибалет, пронизанный поэзией танца!
Мы ощутили тему Судьбы и Рока, совсем уж не свойственную традициям советского балета.
Звучала знакомая музыка Бизе, усиленная нюансами чувств Щедрина. Зал дышал в унисон, взрываясь единым вздохом восхищения!...
Но тогда, в гостинице, во время нашего общения, часы неумолимо неслись, и я быстро фотографировала глазами, каждый момент существования в пространстве, женщины, которую отметил Бог.
Майя Михайловна встала и сделав круг по комнате, выпила таблетку и вздохнула:
- Господи!.. Как всем нашим далеко до Алонсо и Бежара! Как далеко!.. Как до Эвереста!..
-Хочу на Эверест! – заключил Щедрин, и я поняла, что пора уходить.
Прощаясь с нами, Майя Михайловна, улыбаясь, сказала:
- Спасибо, что приехали. Так славно мы поговорили..
И как вы правы, сцену с Эскамильо, я передумаю. Спасибо!..
Это Она - говорила мне!..
Я выскочила за дверь, переполненная вдохов и выдохов, горестно думая о том, что Хаиту нужно ехать в Москву в театр к Образцову, а мне сойти по дороге в Калинине, на репетицию к Виктюку… И это всё вместо того, чтобы забраться куда-нибудь повыше и прокричать во всё горло -
- Люди! Знаете ли вы, что рядом с вами живёт, мыслит и трудится - Звезда!
Настоящая!
Яркая и Неповторимая!
Знаете ли вы, что планета № 4626, открыта в честь Майи Плисецкой и носит её имя!

« МАЙЯ ПЛИСЕЦКАЯ ». Целая планета!
И ещё, Люди! Знайте, что если случится, что вы окажетесь в пределах её сияния, то этот свет рано или поздно отразится в вашей душе!
Прошло много лет...
Было у Майи Михайловны Плисецкой много диковинных балетов – открытий, много побед, вопреки всему существующему.
Имя великой балерины у миллионов мира сего, а у меня единственный вечер, который длился так недолго, а помнится всю жизнь.
И когда на очередном юбилее, я увидела громадное фотографическое полотно, где в одном углу был портрет балетмейстера Мессерера, а наискосок в другом, - Лебедь, Плисецкой, то снова невольно вспомнились слова Кармен -
«Безответна на все угрозы,
Куда ей вздумалось, летит»…
Лебедь - Любовь, улетая через всю картину, оставляет большое пространство Памяти и Жизни.
Post Reply