Я и чекисты
Рассказ об отношениях с чекистами я не собирался начать кратким содержанием беседы с моим другом Семёном Резником. Не тем Семёном Резником, которого вы все знаете. Не с замечательным писателем, автором моих любимых книг - биографий Николая Вавилова, Мечникова, Парина. Не с тем Семёном Резником, который своей блестящей книгой «Вместе или врозь» прочно заколотил последний гвоздь в гроб с репутацией Солженицына. Общаясь с писателем Семёном Резником, к сожалению, только посредством электронной почты, темы моих отношений с чекистами не касался.
А вот с Сенькой, который был на три класса моложе меня, с Сенькой, у которого в школьные годы я был пионервожатым, с Сенькой, с которым мы оказались в одной студенческой группе в институте, с тем Семёном Резником недавно, слегка выпивая, как-то незаметно задели эту самую весьма болезненную тему.
В одной группе мы оказались, так как война своровала у меня четыре года жизни, а мальчик Сенька успел окончить школу и догнал меня. Институт он тоже окончил с отличием. Один из девятнадцати в выпуске трехсот двух врачей. Несколько профессоров хотели увидеть его своим аспирантом. Но по вполне понятной причине он оказался не аспирантом, а хирургом в заброшенном шахтёрском Снежном на Донбассе. Там практический врач в невыносимых условиях сделал кандидатскую диссертацию. Это было началом. А из Советского Союза в Израиль репатриировался заведующий кафедрой хирургии Тюменского медицинского института профессор Семён Резник.
Так вот, ушедший на пенсию с должности заведующего хирургическим отделением израильской больницы Сенька решил, что сейчас мы, наконец, можем спокойно и обстоятельно вычислить, кто в нашей студенческой группе был стукачом.
На эту почётную должность из двадцати четырёх студентов группы Семён первоначально номинировал четырёх кандидатов. Двух я отмёл сходу. Сеня не одобрил моей поспешности. И продолжал размышлять. Один из оставшихся двоих не вызывал у нас сомнения. Стукач. Безусловно, стукач. А второй? Сомнение не оставляло меня. Точки я ещё пока не поставил.
– Неужели ты допускаешь, что на такое количество студентов был только один стукач, или даже двое? – Спросил Сеня.
Я не мог ответить односложно. Допускаю, что оценки моего друга более верны. Общение с советской властью при отъезде у Семёна было более тяжёлым, чем у меня. Шутка ли? В 1974 году из Сибири впервые в Израиль уезжал советский профессор!
Да, но всё-таки не с этого мне следовало начать рассказ. Во-первых, можно ли стукачей считать чекистами? Во-вторых, с чекистом, да ещё каким я начал общаться не в институте, а уже в семилетнем возрасте.
Роза Сибирякова была на год старше меня. В первый класс, как и положено, она пошла в восемь лет. А меня, семилетнего, перевели в первый класс после двух дней занятий в нулёвке. Все четыре года, в течение которых мы с Розой учились в одном классе, учителя не переставали удивляться тому, что самая красивая девочка в школе, самая толковая, самая воспитанная, да ещё дочь таких родителей, непонятно почему избрала себе другом отъявленного хулигана, просто бандита. Непонятно!
Прошло несколько дней нашего знакомства и дружбы. В тот день сразу после уроков мы пошли к Розе домой. Жила она недалеко от школы на Дворянской улице, самой красивой и самой престижной в пограничном Могилёве-Подольском. На этой улице жили все высокопоставленные чекисты. Розин папа был самым главным из них. У Розиного папы на петлицах ярко-зеленого цвета был один ромб. Комбриг. А на гимнастёрке над левым карманом был привинчен орден Красного знамени. Трудно объяснить вам, что я ощутил, когда кончиком указательного пальца прикоснулся к этому ордену. И погладил его кончиком пальца.
Случилось так, что в день окончания четвёртого класса меня вышвырнули из школы. Репутацией моей в городе мне трудно было похвалиться. Мама увезла меня в Одессу, где я проучился четверть в пятом классе. Затем мы вернулись в Могилёв-Подольский. Меня всё-таки приняли в школу. Уже не в эту. В другую. Розы я не нашёл. Ни в школе. Ни дома. На Дворянской улице Серебряковых уже не было. Комбрига Серебрякова, как выяснилось, арестовали. Враг народа.
Разумеется, я свято верил всему. Я верил тому, что три маршала из пяти, Блюхер, Егоров, Тухачевский враги народа. И тому, что комкор Раудмиц враг народа. И Гамарник, и Якир, которых я видел незадолго до того, как они стали врагами народа. С верой и яростью разрывал и выбрасывал обложки тетрадей с портретами этих самых маршалов, этих врагов народа. Но поверить тому, что комбриг Сибиряков враг народа, я не мог. На кончике моего указательного пальца всё ещё сохранялось прикосновение к ордену Красного знамени.
У комбрига Серебрякова были ярко-зелёные петлицы. Пограничник. Но комбриг Серебряков называл себя не пограничником, а чекистом. Следовательно, пограничники тоже чекисты. Я начал часто бывать на заставе не берегу Днестра, относительно недалеко от нашего дома. Поэтому вскоре стал считать себя чекистом. Тем более, что начальника заставы капитана Строкача должны были избрать депутатом первого в Советском Союзе Верховного совета. Капитан Строкач называл меня своим приближённым и доверил мне агитировать за себя. И за ещё одного чекиста, который, как и капитан Строкач должен были стать депутатом Верховного совета от нашего Могилёва-Подольского. За наркома внутренних дел Украины товарища Балицкого.
Но депутат Совета Национальности товарищ Балицкий тоже оказался врагом народа. В отличие от капитана Строкача, депутата Совета Союзов, который после войны стал наркомом Внутренних дел. Потом министром.
А моё посещение заставы, стрельбы из револьвера «наган», из пистолета «ТТ», из винтовки, метание гранаты, вольтижировка очень пригодились мне уже в первых боях, правда, без вольтижировки, пеши, в боях, которые начались всего лишь через четыре года после первого посещения заставы. Свой в семье пограничников, я с гордостью считал себя чекистом.
В конце января 1942 года, выписанный из госпиталя после ранения в никуда, в продпункте станции Актюбинск я случайно столкнулся с капитаном-пограничником Александром Гагуа, с которым был хорошо знаком. Он служил в Могилёве-Подольском в 21-ом погранотряде. Капитан отправил меня к своему отцу в Грузию, написав два письма - отцу и председателю колхоза в их селе. Мог ли я на всю жизнь не сохранить благодарности такому чекисту?
Так уж получилось, что общение моё с чекистами перемежалось, то с хорошими, то с плохими. Вот в октябре 1942 года я попал в лапы чекиста, смерша 70-ой отдельной стрелковой бригады. Не знаю его звания. Он был в свитере. Мой подчинённый Степан Лагутин принял на себя предназначенный мне удар его кулака. Трудно представить, чем мог бы кончиться для меня, семнадцатилетнего, такой удар. Мощный почти двухметроворостый Степан еле устоял на ногах. Смерш выходит был не менее мощным. А вся его контора, в подвале которой ночь, день и ещё одну ночь со Степаном мы ожидали смертной казни, оказалась такой же мощной и такой же гнусной.
Но вытащил нас из этого страшного подвала тоже чекист, смерш. Правда, на сей раз начальник особого отдела нашего 42-го отдельного дивизиона бронепоездов. Он хорошо знал и Степана, и меня. Так что я ещё не мог полностью избавиться от детских суждений и однозначно заключить, что абсолютно все энкаведисты, то есть, чекисты оконченные сволочи. Хотя потом, уже в танковой бригаде, оба известных мне смерша, батальона и бригады, с которыми мне, увы, пришлось познакомиться, оказались удивительными гадами.
О студенческих годах ничего сказать не могу. Тогда ещё не знал. Да и сейчас не могу сообщить ничего больше того, что вы узнали из моей беседы с профессором Семёном Резником.
А вот вскоре после начала моей врачебной деятельности произошло событие, о судьбоносности которого я узнал только спустя четыре с половиной года. Не событие произошло, а чудо.
Действительно, случилось невероятное. В начале 1952 года вместо заведующего отделением профессора Елецкого, по непонятной мне причине почти три недели симулировавшего заболевание, я удачно прооперировал мужчину со старым огромным болезненным рубцом, результатом ранения разрывной пулей. Летом 1956 года случайно встретил его в парке. В тренировочном костюме, он выгуливал величественного сенбернара. Врач и пациент обрадовались встрече. Разговорились. Оказывается, пациент, когда я оперировал его, был заместителем министра госбезопасности Украины. Вот, оказывается, почему симулировал профессор Елецкий! Год спустя, в январе 1953 года замминистра прилагал немалые усилия, чтобы исключить меня из списка врачей-вредителей, шпионов и изменников, которые будут приговорены к смертной казни. А уже через короткое время сам должен был спасаться от этого.
О том, как я вычислил и разоблачил стукача, врача скорой помощи, мной написан бесхитростный рассказ, в котором нет никакой беллетристики. Ну, просто протокол.
А нашего рентгенолога Ц. (Простите, не называю её фамилии) разоблачать не было необходимости. На расстоянии пушечного выстрела без затруднений в ней можно было обнаружить примитивного стукача. Её медицинским багажом мне пользоваться не приходилось. Даже не зная рентгенологии на порядок лучше её… Тут я застопорился. Что значит на порядок лучше неё? Она ведь ничего не знала. Еврейка. Правда, член партии. Но даже хороших врачей евреев членов партии запросто выбрасывали с работы. А Ц. оставалась неприкосновенной. Когда она входила в мой кабинет с явной целью выведать хоть что-нибудь для отчёта о своей чекистской деятельности, я задавал ей непременный вопрос: «Ц., Расскажите, каким образом вам удалось получить диплом врача?». Она отмахивалась, пытаясь превратить всё в шутку.
- Ц. (Обращался к ней исключительно по фамилии без предваряющего слова доктор. Никогда не по имени и отчеству), хотите, я продиктую вам что-нибудь противоречащее генеральной линии нашей партии и правительства, чтобы вы смогли отчитаться в КГБ. Без этого вас, наконец, просто выбросят к такой-то матери.
Разъярённая Ц. выскакивала из кабинета. Интересно, что она писала в своём отчёте?
Но, к превеликому сожалению, бывало, что даже честный человек вызывал подозрение. Не стукач ли он? А однажды я чуть не поддался на провокацию.
Наш сын читал уже в трёхлетнем возрасте. Я вспомнил, как он в своей кроватке живо реагировал, читая книжечку Ефима Чеповецкого. Ещё несколько книжечек этого автора в кроватке ждали своей очереди. Сын читал их повторно. Я взял одну из них, желая узнать, что вызывает у сына такой восторг. Действительно, здорово! Хорошо написанное с одинаковым удовольствием читают и дети и взрослые. А вспомнил я сына, читающего Ефима Чеповецкого, когда один мой приятель посоветовал мне не поддерживать отношений с Чевовецким, с которым я познакомился незадолго до этого.
- Понимаешь, работает он в клубе МВД, живёт на улице Чекистов.
- Ну и аргумент! Я живу на улице Розы Люксембург, на которой этот клуб, да ещё управление КГБ. Так в чём ты меня обвинишь?
- Ну, а то, что он заходит не просто в твой подъезд, а в гости к твоему ближайшему соседу?
Я задумался. Это случилось уже после разговора жены нашего ближайшего соседа с моей женой, и после фразы средней дочери нашего ближайшего соседа, походя брошенной мне на автобусной остановке. Я задумался.
С нашим ближайшим соседом я познакомился, как только мы въехали в нашу новую квартиру. Пенсионер. Бывший полковник КГБ. В ту пору я уже знал, что бывших кагебистов не бывает. Сдружила нас любовь к столярничанию. У нас был общий верстак. Я считал себя неплохим столяром. Но сосед был лучше меня. Многому я у него научился. Зато это его преимущество я компенсировал тем, что был лучшим слесарем. Разумеется, работая вместе, мы беззаботно беседовали. Но однажды жена соседа сказала моей жене: «Люся, предупредите Иона Лазаревича, чтобы он был осторожен в беседах с моим мужем. Это страшный человек. У него руки по локти в крови». А дня через два, когда я ждал автобус на остановке, средняя дочка соседа почти теми же словами огорошила меня.
Поэтому я не мог не отреагировать на слова о дружбе или даже знакомстве Ефима Чеповецкого c нашим соседом. Человек не очень деликатный, я упомянул об этом при первой же встрече с Ефимом. Он грустно улыбнулся и сказал:
- Я знаю. Недоброжелатели распространяют слухи о том, что я стукач. Так вот послушайте. Я прочту вам свою басню.
Член и Сердце.
Член с Сердцем были не в ладу.
Раздулся Член и возгордился.
Я на виду. Всегда в ходу.
Я популярности добился.
А ты чего стучишься в стену?
Инфаркта хочешь? Не стучи.
Всего важней на свете члены.
Мы – это связь между людьми.
А Сердце Члену отвечало:
Молчи, невежда и нахал.
Ведь, если я бы не стучало,
Не дай Бог, замерло и стало,
Так ты бы тоже не стоял.
Мораль:
Когда решается вопрос первостепенства,
О сердце думай, Не держись за членство.
Возможно, я не совсем точно процитировал басню. Я ведь её никогда не видел. Только слышал. Одно место – То ты бы тоже не стоял, вынужден был несколько смягчить и облагородить. Впрочем, Ефим тоже иногда это делал.
- Так вот, Ион, скажите, мог стукач написать такую басню? А главное – прочитать её вам, не очень скрывающему свои взгляды?
«Оставим лучше троны,/К министрам перейдём», как писал Алексей Константинович Толстой. Ну, в данном случае не совсем к министрам. Только к заму. Моим пациентом стал заместитель министра государственной безопасности Украины. Не помню точно, может не замминистра, а зампредседателя комитета. То есть, не МГБ, а КГБ. Одна холера. Зам этого самого. Генерал, в общем. Перед бывшим лейтенантом генерал обычно стоял по стойке смирно. Беспрекословно и точно выполнял всё предписанное мною. Из общего числа пациентов я слегка выделял его, но не по званию и не по должности, а только потому, что он был мужем врача. Клятве Гиппократа я не изменил ни разу. Но и он, кажется, берёг меня. Доказал это, приставив ко мне личным наблюдателем своего адъютанта, красавчика-майора, о котором я уже упоминал в одном из своих рассказов. А однажды он сказал:
- Ион Лазаревич, бросьте, в конце концов, вашу фронду. Сегодня утром Щербицкий спросил меня, до каких пор вы будете на свободе. И я должен был уверять его в том, что вы лояльный советский человек. Это же анекдот! КГБ защищает вас от партии.
А в тот день подлый осколок в головном мозгу напомнил мне о своем существовании. Боль не утихала ни на мгновенье. Я не вышел на работу. Случай чрезвычайный. Вечером генерал пришёл ко мне домой со своими жалобами. Не знаю, принял ли бы я в таком состоянии другого пациента? Но это ведь муж врача. Клятва Гиппократа. Осмотрел его в комнате сына. Назначил лечение. Не сдержался. Сказал: «Ну и сволочь же вы. Знали ведь, как я себя чувствую. На работу ползу даже на бровях. А тут не был на работе. Значит, вы понимали, в каком я состоянии. И вы, намного более лёгкий больной приходите ко мне со своими жалобами. Впрочем, чего от вас ожидать? Деликатности? Минимальной культуры? Смешно. Когда у моего народа была книга, вы ещё хвостами держались за ветки».
Он смолчал и направился к выходу. В большой комнате болтал телевизор. Жена ушла в кухню. Шёл 25-й съезд родной коммунистической партии, сопровождаемый низкопоклонными приветствиями лидеров зарубежных коммунистических партий. На экране телевизора очередной тип с лёгким нерусским акцентом выступал с пылким приветствием. Генерал ехидно посмотрел на меня, на экран и сказал:
- Так что вы скажете по поводу вашего народа? – Увидев моё непонимание, он спросил:
- Вы знаете, кто это?
- Нет.
- Это ваш народ. Это Меир Вильнер. Генеральный секретарь коммунистической партии Израиля.
- Так ведь он работает у нас.
- Нет, доктор. Он работает у нас. – У нас, - подчеркнул он. - То, что у него есть дача в Барвихе и место в Мисхоре, это курицы на улице знают. А то, что он работает у нас, это вы узнали сейчас.
После этого были ещё встречи и разговоры с так называемыми чекистами. Был у меня пациентом ещё один генерал КГБ. Начальник областного управления в одном из городов России. Ничего, кроме истории его болезни, рассказать о нём не могу. Из правительственной дачи под Киевом привозили его в чёрной «Волге». Он скромно сидел в очереди больных в своем спортивном тренировочном костюме. В курсе лечения генерала был вынужденный перерыв. Его командировка в Париж в связи с прилётом в Советский Союз президента Никсона. Я не очень представлял себе, какая связь между Никсоном, Парижем и начальником областного управления КГБ, даже если самолёт Никсона пролетал над областью генерала. Моё непонимание не отразилось на результатах лечения.
Генерал привёз из Парижа в подарок моей жене флакончик духов. Вот и всё.
Где-то я уже упоминал габая синагоги на Подоле, который представился мне, как подполковник КГБ. Меня упрекнули в доверчивости. Мол, габай синагоги не мог быть подполковникам. Что? Должность ничтожная для такого высокого звания? Но ведь Виктор Некрасов рассказал мне, как в ресторане «Днипро» с истинным подполковником КГБ они наткнулись на швейцара, который оказался полковником КГБ. И как он их вышиб. Почему же упрекавший меня считал, что швейцар в ресторане выше габая синагоги? Мне кажется, что сведения, поставляемые в КГБ из синагоги чекистам, были более интересны и необходимы, чем даже из ресторана гостиницы, в которой останавливались иностранцы. О личности габая молчу. Достаточно того, что он сам рассказал мне в состоянии опьянения. Еврей рассказал, что, будучи в Таращанском полку под командованием легендарного Боженко, участвовал в еврейских погромах. Хороший еврей.
А вот ещё о должностях и званиях чекистов в ресторанах. В воскресный вечер дня возвращения в Киев из Крыма на Крещатике мы встретили супружескую пару наших друзей. Пригласили их в ресторан. Они с удивлением посмотрели на меня.
- Ты что, с Луны свалился? В каком ресторане ты сейчас найдёшь свободные места?
С женой мы повели их в «Театральный». Метрдотелем там работала моя пациентка. Она встретила нас у входа и с огорчением сказала, что, увы, всё занято. Но возле прямоугольного столба я увидел стол, в торце которого сидел одинокий мужчина лет тридцати с ромбом выпускника университета. Метрдотель заколебалась и как-то невнятно сказала: «Боюсь, вам будет там неудобно». Я решил, что она имела в виду колонну, примыкающую к восьмому месту у стола. Но ведь нас четверо. Метрдотель очень неохотно усадила нас за этот стол, а ещё через несколько минут - пару, старую даму и её сына. Оказалось, это туристы из Эльзаса. Я сидел сбоку стола рядом с молодым человеком. Справа от меня жена и пожилая дама. Сын её во втором торце стола. Друзья наши напротив нас. Подали ужин, вино. Завязалась беседа. Эльзасцы не очень владели русским языком, но, как ни странно, это не мешало общению. Выпускник университета не ужинал. Перед ним стоял наполовину наполненный коньячный бокал, который он изредка пригубливал и зализывал конфетой. В разговоре не принимал участия. После любой фразы в разговоре с иностранцами, даже незначительно подходящей к запретной грани, я обращался к соседу: «Что вы скажете по этому поводу, товарищ младший лейтенант?: Или «Ваше мнение, товарищ младший лейтенант».
В армии я прочно усвоил правило – ко всякому дураку обращайся рангом выше. Не знаю, в каком звании был молодой человек. Возможно, лейтенант, даже капитан. Но звания ниже младшего лейтенанта для него у меня не могло быть. Ни одному своему пациенту я случайно не причинял такой боли, как этому соседу, низведя его до младшего лейтенанта. Надо отдать ему должное. Он терпел молча. Не выдержал, когда я спросил его:
- Товарищ младший лейтенант, дать вам мою визитную карточку, или вы и без неё сможете отчитаться? – В ту пору я уже был одним из редчайших в Киеве обладателей визитной карточки. Тоже интересная тема.
Сосед молча встал, кивнул официанту и, не уплатив, вышел из ресторана. Для врача я избыточно брезгливый. Но, в коньячный бокал соседа, окунув палец и, лизнув его, определил, что в бокале не коньяк, а ситро! И без дегустации я почему-то не сомневался в этом. Чудесный вечер! Жаль только, что предоставил жене очередной повод пилить меня за мальчишество. Стоп! А метрдотель? А официант? Они ведь знали, кто наш сосед. Продолжить эту мысль?
Сколько ещё встреч и общений с чекистами можно извлечь из моей памяти!
Но именно сцена у телевизора во время 25-го съезда КПСС с Меиром Вильнером на экране ярче всего вспомнилась мне во время первого официального визита в Службу безопасности Израиля. Симпатичный тридцатипятилетний следователь, явно не выходец из Советского Союза, вероятнее всего, сабра, но с очень неплохим русским языком, удивил меня знанием подробностей моей биографии. Он бодро перечислял моих высокопоставленных пациентов. Когда дошёл до генерала-замминистра, или зампредседателя, я тут же рассказал о сцене у телевизора, и спросил, почему агент КГБ Меир Вильнер не в тюрьме, а в Кнессете. Следователь улыбнулся и спросил:
- А вы можете представить нам документы? Понимаете, доктор, документы, а не слова. Вы в демократической стране, подчиняющейся законам. Суду необходимы настоящие доказательства, документы. Понимаете?
Со следователем неофициально я общался ещё два раза. Он приходил к нам в гости. Его обрадовало, когда я дал ему книгу «Улицы Киева». А второе официальное общение было связано с получением допуска сыном, отслужившим в армии и начавшим работу, требующую допуска. Речи о высокопоставленных пациентах уже не было. А как возникла тема Леопольдвилля, не помню. Дело в том, что там, у президента республики Конго работал мой бывший киевский пациент. Я знал, что он кагебист. Он не скрывал этого в беседах со мной. Так вот этот самый временный работник президента однажды позвонил мне из Леопольдвилля в Киев. У местного врача возникли проблемы, связанные с лечением моего бывшего пациента. Врач нуждался в консультации. Французского я не знаю. Пациент был переводчиком. Врач неоднократно благодарил меня. Всё окончилось благополучно. Возвратившись в Киев, пациент привёз мне марки. Но главное – среди них были израильские, о которых я так мечтал!
- Не знаете ли вы, где он в Леопольдвилле взял израильские марки? – Спросил следователь.
- Знаю. Он дружил там с израильтянином, занимавшимся сельским хозяйством, - ответил я. - Мне об этом рассказывал пациент.
Следователь буквально подскочил:
- Конечно, занимался сельским хозяйством! Что ж вы мне не рассказали об этом, когда мы впервые встретились? Вы понимаете, как мы нуждались в этой информации? У нас ведь были подозрения, что КГБ связан с работником нашего министерства сельского хозяйства!
- Но вы ведь меня об этом не спросили. И вообще о многом не спросили. А сколько я мог тогда рассказать. Вот, например, была в нашей больнице врач, удивительно красивая женщина. Говорили, что она не то бывшая баронесса, не то графиня. В общем, каким-то образом уцелевшая аристократка. Общались мы с ней очень редко. Перед самым нашим отъездом, она подошла ко мне и сказала, что давно пыталась поговорить со мной об этом. Но не решалась. Стеснялась. У неё есть дочь. Девушка невероятной красоты. Но не это главное. «Как мне хотелось познакомить дочку с вашим сыном, - сказала она. – Мечтала о том, чтобы дочка вышла замуж за вашего сына. Вы сейчас уезжаете. Я так мечтала о том, чтоб дочка могла вырваться из этой проклятой страны! Как я завидую евреям, у которых появилась такая возможность! Я просто не понимаю евреев, которые при таком сволочном отношении к ним, могут оставаться законопослушными этому подлому государству. И даже больше того. Способствовать КГБ. Вот в нашем доме два инженера-еврея работают на КГБ. Не понимаю». Я знал, что врач живёт на Березняках, знал её адрес. Можно было выяснить фамилии этих двух евреев. Приезжают ведь сюда сейчас многие. Среди них могут быть те самые евреи. Способствующие.
- Назовите фамилию и имя отчество врача.
- Забыл. Почему вы тогда меня не спросили?
Забыл. Забыл, как и многое, что не казалось мне важным.
А сейчас беседа с профессором Семёном Резником заставила меня вспомнить. Нет, не фамилию и имя отчество красивой женщины врача.
Много лет прошло после разговора со следователем. Это уже давно не актуально. Другое всплыло из беседы. В группе двадцать четыре студента. По меньшей мере, в ней был один стукач. В Израиле порядка миллиона бывших граждан Советского Союза. Если следовать пропорции, из них примерно сорок одна тысяча бывших стукачей. Ладно, это сомнительная, просто невероятная статистика. Допустим, не сорок одна тысяча, а только треть. Не многовато ли это для маленького Израиля?
Почему человек становится стукачом? Причин много. Скажем, причина, не вызывающая брезгливого презрения, самая, можно сказать, благородная. Стукач по идейным соображениям. Беспредельная преданность системе. Но ведь именно таким, беспредельно преданным системе, я ещё оставался во время дикого спора с Зюнькой Коганом. Во время войны младший лейтенант Захар Коган был командиром танка. Крепко мы тогда с Зюнькой сцепились. Выпили вроде немного. Зюнька сказал, что только клинический идиот может не видеть преступности этой страны, этой подлой партии, этой шайки ЦК во главе с неслыханным убийцей Сталиным, неслыханным, уникальным в истории человечества. А ты один из таких идиотов. Ты думаешь, идиот не может быть отличным студентом? Может. Знаешь, почему ты отличный студент? В мозгу у тебя не осколок. Немцы вогнали тебе в мозг какую-то думающую машинку.
Уже в Израиле где-то в начале восьмидесятых годов Зюнька, то есть Захар Коган, замечательный опытный врач-оториноларинголог, смеясь, сказал: «Ну, кто в 1947 году знал о существовании компьютеров, или о чём-нибудь подобном? А я ведь сказал тебе, что в твой мозг немцы вогнали не осколок, а компьютер».
- Ладно, Зюнька. Но как ты не боялся говорить мне, в ту пору железобетонному коммунисту, такие вещи? Меня ведь воспитывали на примере Павлика Морозова.
- Я знал, что ты идиот, но то, что не можешь быть стукачом, готов был сунуть кулак в огонь.
«Не можешь быть стукачом…». Следовательно, кроме обстоятельств, в человеке должно быть что-то, не позволяющее ему быть стукачом, даже согласно воспитанию, согласно идейным соображениям. Может быть, в таком человеке существует какое-то реле, автоматически, неосознанно человеком запрещающее совершить подлость.
Это привело меня к неприятным размышлениям о наших, так называемых, левых. Интересно, сколько среди них приехавших в Израиль бывших стукачей? Сколько среди них людей, которых, скажем, обстоятельства могли бы сделать стукачами? Обстоятельства, не могущие быть причисленными к оправдываемым. Людей, в которых нет этого самого запрещающего реле?
Когда мы приехали в Израиль, лидером крайне левой партии был Яков Хазан. Умница. Благороднейшая светлая личность. Как же такой умный человек не понимал, чему он служит? Я тоже служил этому. Но служил, ещё не ведая элементарнейших вещей. Гордился даже, считая себя чекистом. Чушь. Это ведь в детстве. Но Яков Хазан! Не ребёнок. Не юноша.
Подобное непонимание в Израиле у меня продолжалось. Вы помните, как при первой встрече следователь службы безопасности объяснил мне, не понимающему, почему мой рассказ о Меире Вильнере нельзя приобщить к делу? Предъявите документ.
Но вот развалился Советский Союз, и на экране израильского телевизора я увидел документ, в котором чётко было написано, что Меир Вильнер получил в КГБ 600000 (шестьсот тысяч) долларов. Понимаете, документ! Так почему платный агент КГБ Меир Вильнер не в тюрьме, а продолжает получать пенсию, как бывший депутат Кнессета?
Подобное непонимание у меня продолжается и поныне. Несколько так называемых левых правозащитных и прочих подобных организаций существуют в Израиле на деньги, источник которых вроде неизвестен. Следовало бы написать, не известен мне. То есть, у меня нет того самого документа, который следует предъявить. Почему Кнессету не удалось принять закон, требующий у всех этих организаций отчитаться в том, кто содержит их, кто снабжает их этими грязными, преступными деньгами, выплачиваемыми для уничтожения Израиля? Почему не требует документа?
Почему израильтяне члены этих организаций, а среди них, безусловно, есть люди, не желающие гибели Израиля, почему они ведут себя как самоубийцы? Не понимаю.
А почему дельфины кончают жизнь самоубийством, выбрасываясь на берег, понимаешь?
Февраль 2013 г.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 4801
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer5/Degen1.php - to PDF file
Комментарии:
Евгений
Россия - at 2017-09-18 19:50:39 EDT
Спасибо за интересные мысли (которые имеют цену) в Ваших рассказах. Меня зацепила мысль, что не каждый способен стучать. Так и есть. Вербовали меня, но внутри есть понимание, что "нельзя". Если согласишься, то такое чувство, что окажешься в сточной канаве на всю жизнь и не отмоешься. Как-то так.
Ya
Otsyuda, Israil - at 2017-05-08 09:10:30 EDT
"- А вы можете представить нам документы? Понимаете, доктор, документы, а не слова. Вы в демократической стране, подчиняющейся законам. Суду необходимы настоящие доказательства, документы. Понимаете?"
Как же давно это было.сейчас , что-бы посадить того кто мешает левотине - только прикажите.прокуратурка уж подсуетится.
יהיה זיכרו ברוך
Виктор Зоря
Красный Луч, Украина - at 2013-09-13 11:50:56 EDT
Совершенно случайно "открыл" Вас для себя (http://blog.comments.ua/?p=1062)Поразило Ваше стихотворение "Мой товарищ..." С удовольствием поставил Ваш сайт в закладки компьютера, понравилась Ваша проза.С удовольствием прочту остальное. Спасибо Вам!
Ион Деген
- at 2013-06-12 19:38:59 EDT
Дорогой Александр Бураковсвкий!
Спасибо за отклик. С блестящим УРОЛОГОМ (не гинекологом) Блатным мы были дружны и в Киеве и в Израиле. Совместно участвовали в консилиумах. Это ещё один пример того, что хороший врач остаётся хорошим врачом в любом месте. И в любом месте одинаково ценится. И с Асей Зейликовной мы были в самых лучших отношениях.
По поводу Вашей, возможно, справедливой претензии. Как я могу оправдаться? Никак. Я написал о себе, ничего не придумывая. Это ещё одна картинка жизни в СССР. Вероятно, напиши на эту тему Саша Блатной, картина могла бы выглядеть несколько иначе. Не знаю. Но не понимаю, почему у порядочных людей должен остаться горький осадок после прочтения моего рассказа. Значит, он просто бездарен.
Вам всего самого доброго!
Александр Бураковский
Clifton, NJ, USA - at 2013-06-12 02:32:01 EDT
Дорогой Ион Лазаревич!
Вы талантливый человек во всех смыслах. И жизнь к вам была милостива, слава Б-гу.
Все что вы написали в этом эссе - правда. Но она "работает" исключительно для таких людей, как вы. Особенно рельефно, когда это касается талантливых "инородцев".
Мы с вами киевляне, и у части наших с вами земляков судьбы очень похожи с вашей. Они были нужны "генералам", и с ними "считались", до поры до времени... Например, известный в Киеве гинеколог Блатной, не сомневаюсь - знакомый и вам уже по жизни в Израиле. Или, пусть и не столь известный, доктор Ася Зеликовна Колчинская...
Как вы думаете, у людей менее талантливых чем вы, и при том - чрезвычайно порядочных, не остается горклый осадок после прочтения? Они не были нужны "генералам".
Что-то в вашем тексте не хватает, чтобы он работал для всех честных, и по своему - талантливых, людей. Эта тема может быть требует иной дискуссии. Но я не уверен.
С глубоким уважение,
АБ
Акива
Кармиэль, Израиль - at 2013-06-10 07:00:34 EDT
Сегодня И.Л. говорит об этом со свойственным ему юмором, а ведь, если сам Щербицкий сетовал по поводу того, что он еще на свободе, то ему ведь ежедневно грозило "случайно" попасть под машину. Счастье, что в этой конторе у него были реальные друзья. Интересно, что стало с Розой Серебряковой?
Угадай автора!
Черновицы, - at 2013-06-03 16:38:20 EDT
"Несколько так называемых ...правозащитных и прочих подобных организаций существуют на деньги, источник которых вроде неизвестен. Следовало бы написать, не известен мне. То есть, у меня нет того самого документа, который следует предъявить. Почему не удалось ... принять закон, требующий у всех этих организаций отчитаться в том, кто содержит их, кто снабжает их этими грязными, преступными деньгами... Почему не требуют документа?"
Кто же из трёх:
1 Вова Путин
2. Фаина Киршенбаум
3. Ион Деген
Vladimir
Chicago, IL, - at 2013-05-27 22:57:55 EDT
"Жаль только, что предоставил жене очередной повод пилить меня за мальчишество.”
При всем моём уважении к автору, я не уверен, что он подвергал себя какому либо риску, задевая потенциального стукача.
Этот милый интеллигентский трёп никого не интересовал и КГБ меньше всего. Я не говорю о сталинских временах, но в 60е, 70е, 80е годы страх перед стукачами был скорее лишь игрой вовображения.
Если человек занимался "антисоветской деятельностью", то наверное стукачи помогали набрать на него компромат. Но я не слышал ни об одном человеке, который бы пострадал просто из за того что он/она где то чего то сказали.
vitakh
- at 2013-05-24 02:23:52 EDT
Есть люди: художники, актёры, режиссёры, литераторы и т.д., любое произведенье которых заслуживает внимания. Автор этих воспоминаний - Ион Деген - относится к таким людям. Прочитал, как всегда, с интересом.
Борис Э.Альтшулер
- at 2013-05-22 00:39:25 EDT
Ион Деген
- Tue, 21 May 2013 20:55:54(CET)
Знаете почему мои нынешние публикации не могут всколыхнуть Гостевую? Потому, что это не литературные тексты, а нечто на уровне школьного сочинения, когда за четыре часа надо что-то написать. Разница только в том, что я пишу не что-то, а тороплюсь оставить невысказанное, ненаписанное.
--------------------------------------------------------------
Хоть и второпях, а вышло очень хорошо.
Ион Деген
- at 2013-05-21 20:55:54 EDT
Дорогой Коллега Борис Альтшулер!
Начну с того, что оспорю Ваше «очередная глубокая статья, всколыхнувшая Гостевую.»
Я был настолько уверен в том, что эта публикация не всколыхнёт Гостевую, что даже не заглянул сюда до получения по электронной почте копий двух отзывов. И вот сейчас, хотя не очень надеялся найти отзывы, кроме двух, уже известных мне, заглянул.
Начну с благодарности дамам, многоуважаемой Фаине Петровой, с мнением которой считаюсь очень, и моей дважды землячки дорогой Лине Городецкой. Мог ли я ожидать положительного отзыва от такой талантливой писательницы? Спасибо! Большое спасибо!
А начать благодарности следовало бы с самых тёплых слов многоуважаемому Александру Рашковскому. Отзыв из Кирова, из Вятки, из города благодарность которому теплится в моём сердце. В Кирове четыре с половиной месяца я пролежал в госпитале после последнего ранения. Там замечательные кировчане вернули меня к жизни и выходили. Спасибо, дорогой Александр! Пожалуйста, передайте привет камням школы, в которой размещался госпиталь, досчатым неустойчивым тротуарам, на которых с помощь. Костылей я учился передвигаться, уже, вероятно, старикам, которые в ту нечеловеческую пору сохранили человечность.
Дорогой П.М., дорогой Петя, напиши я муру на порядок хуже этой, Вы бы не откликнулись положительным отзывом? Так я и поверю в Вашу объективность. Но всё равно спасибо большое!
Дорогой Марк Фукс! Наступили Вы на больную мозоль, на мою память. Увы, разве это память? Даже Чеповецкого процитировал с ошибками. А ведь были когда-то и мы рысаками! Но и Вам, как и Пете, спасибо большое.
Дорогой Артур Штильман! Ваши добрые слова воспринимаю, как продолжение разговора после прочтения Ваших публикаций, как продолжение спокойных дружеских бесед.
Дорогой Борис Дынин! Ваш отзыв, как и предыдущие, заставил меня задуматься о недописанном, о том, что следовало бы рассказать. Спасибо большое за подсказки.
Дорогой Sava! Я уже так привык к Вашему одобрению, что, вероятно, был бы огорчён, не увидев вашего отзыва. Спасибо большое!
Дорогой Моше бен Цви! Должен ли я и здесь благодарить Вас за отзыв? Конечно, должен. Потому что благодарность благородному талантливому человеку на должна иметь ограничений. Количество благодарностей Вам должно быть безмерным.
И снова дорогой коллега Борис Альтшулер! Знаете почему мои нынешние публикации не могут всколыхнуть Гостевую? Потому, что это не литературные тексты, а нечто на уровне школьного сочинения, когда за четыре часа надо что-то написать. Разница только в том, что я пишу не что-то, а тороплюсь оставить невысказанное, ненаписанное.
Борис Э.Альтшулер
Берлин, - at 2013-05-21 14:52:23 EDT
Дорогой Ион Лазаревич,
очередная глубокая статья, всколыхнувшая Готевую.
Я удивляюсь вашей цепкой удивительной памяти, пронесшей через годы пласты пережитого.
Очень хорошая и смелая публикация, связанная с некоторыми из ваших предыдущих на ту же тему.
Крепкого здоровья вам и долгих лет жизни.
Моше бен Цви
- at 2013-05-21 11:14:52 EDT
Дорогой Ион, замечательные воспоминания! Читаешь на одном дыхании.
Увы - чекистость, прожравшая сознание не так уже немногих взрослых людей в созданном волей народов, и, казалось бы, сваленная вместе со стоявшим у адовых врат каменным истуканом, вернулась в наследнице нерушимого вновь - и, боюсь, в более страшном облике. Когда в стране нет вообще никаких моральных препонов.
Впрочем, так ли уж нова эта чекистость в государстве (NB: можно ли называть даже и царскую Россию государством?), население которого взращено "словом и делом", Тайными Канцеляриями разных названий, государством в котором рабство миллионов было даже не вынужденным состоянием, а стилем и моралью жизни. В конце концов и ложь и страх, пронизавшие это общество (было ли оно когда-нибудь обществом?) сверху донизу, сожрали его вконец.
Ну а чекистский экспорт налажен туда, где "жмёт". Израиль. Левые. Борцы с "израильским апартедиом". С "угнетением бедных палестинцев" (правда, имеющих возможность получить в тюрьме начальное, среднее и, может быть, высшее образование).
Так сколько же в этой публике, после отсева искренно заблуждающихся / любующихся своим демократизмом, выключивших в эти моменты разум - сколько же после этого отсева остаётся стукачей? (или не "?" а "!").
А место Меира Вильнера, конечно, в тюрьме. "Да кто ж его посадит? Он же памятник!"
Ещё раз спасибо, дорогой Ион. Как и всё что Вы пишете, и этот рассказ, эти воспоминания отмечены редкой ясностью восприятия жизни, настоящим пониманием, что такое хорошо и что такое плохо.
Лина Городецкая
Хайфа, Израиль - at 2013-05-20 14:41:28 EDT
Дорогой Иона Лазаревич!
В одном очерке Вы подняли не одну больную тему, а несколько,задав в финале,конечно,не риторический вопрос о самоубийстве дельфинов. Я часто тоже думаю о нашем израильском обществе и прекрасно понимаю Ваши ассоциации. И общаясь с некоторыми уроженцами страны, поражаюсь, как глубока в них уверенность в своей правоте. И как странно им,что в основном "русская" община - иная в своих убеждениях.
А Ваш жизненный рассказ - еще одно вскрытие "гнойных ран" общества,в котором я родилась и росла. И написан он убедительно.
Здоровья и Добра Вам!
Лина Городецкая
Sava
- at 2013-05-18 17:07:27 EDT
Во всей этой интересной и увлекательной истории мне более всего симпатичен Зюнька Коган.Молодой человек,отважный солдат и такой прозорливый, глубоко чувствующий порочность и преступность режима, в защиту которого он обязан был самоотверженно сражаться. Тяжела была его солдатская доля Должно быть,некоторым утешением его угнетенной душе могло служить осознание безальтернативности выбора и твердая уверенность в необходимости добиться победы над нацизмом.
А то, что в условиях широко распространенного стукачества З.Коган поведал другу свои крамольные взгляды, свидетельствует о его большом мужестве и высокой нравственности.Он рисковал, но чувствовал, что друг не сможет предать.
Как и Вам, уважаемый Й.Л,мне, юноше, довелось еще в 1945г услышать подобное откровение от своего отца, но со строгим предупреждением о молчании.
Еще раз спасибо,дорогой Й.Л.,за интересное чтиво.Дальнейших Вам творческих удач.
Фаина Петрова
- at 2013-05-18 06:34:05 EDT
Читала с ощущением, что сижу с Вами за накрытом столом, подливаю Ваш любимый напиток, а Вы рассказываете истории из своей жизни. И мне захотелось рассказать Вам свою. Я ее описала в рассказе "Мои романы с властью", но, так как здесь не много людей, кто ее читал, кратко перескажу. У моей старшей подруги Лили (мне было 19, ей - 21) был приятель, сотрудник КГБ. Я была романтической дурой, и как-то в гостях у подруги пыталась разговорить его, чтобы услышать захватывающие истории о поимке подлых шпионов.
Когда Лиля вышла на минутку в кухню, он предложил мне прийти к нему на следующий день в контору. К моему удивлению, она находилась в здании военкомата на Сретенке. Там он стал меня спрашиватъ, не знаю ли я людей, которые мечтают уехать из страны. В те далекие годы я о подобном даже предположить не могла и потому совершенно искренне удивилась:"А разве такие бывают?"
Тогда он стал меня расспрашивать о моих знакомых.Тут уж я смекнула, что и к чему, и стала рассказывать только о самых надежных советских людях, например, упоминула свою подружку Катьку Юдину, дядя которой, не защищая ни кандидатскую, ни докторскую, сразу стал членом-корреспондентом философских наук, а в это время был послом в Китае...
В общем, я явно разочаровала этого приятеля, а уж он меня... Больше я не пыталась связываться с этой организацией. К счастью для меня, и она со мной.
Борис Дынин
- at 2013-05-18 06:18:28 EDT
Среди моих близких друзей был "стукач". Беру в кавычки это слово по отношению к нему, ибо он был честным и очень порядочным человеком. Он был старше меня и за его плечами были тяжелые годы в Сибири, о многих деталях которых я не знаю. Открылся он друзьям после моего заявления на эмиграцию. Друзья отвернулись от него, а он через третьих лиц участвовал в денежной помощи нам (мы уже были безработными). Очень он переживал разрыв с оставшимися в Москве друзьями. После его смерти и они переживали, что были далеки от него в тяжелые дни болезни. Все-таки он не мог доносить во вред кому-то. Такое осталось убеждение. Как? Не знаю, но уверен.
Кто больше достоин осуждения? Тот, кто заставлял доносить в атмосфере страха и лжи, но сам не доносил, по должности занимаясь только папками, или тот, кто доносил? Оставляя в стороне доносчиков ради карьеры и привилегий (понятно, подлецов), я бы сказал, что такой КГБ-ист бОльший преступник. К сожалению, часто слышатся романтические истории о служителях шита и меча, и только презрение к доносчикам, а у многих из них жизнь была более трагической, чем у тех служителей. Преступный режим все извращал, все человеческие взаимоотношения. Об этом и рассказ Иона Лазаревича.
A.SHTILMAN
New York, NY, - at 2013-05-18 05:44:47 EDT
Дорогой Ион Лазаревич!
С удовольствием прочитал этот рассказ. Ещё раз прочту непременно. О габае - том самом - я написал в своём очерке о пребывании Большого театра в Киеве летом 1976 года. Встретил его после службы в Синагоге на Подоле. Понятно, что сразу же подумал, что он не исключение - ведь практически все конфессии были под лупой КГБ. Так что вообще говоря вопрос о стукачах- широк, очень широк! Я лично был "обложен" стукачами в Большом театре со многих сторон. Знал ли о них тогда? Догадывался. Но ведь со многими учился ещё в школе, с детства.В Большом театре было большое разнообразие - были и евреи и русские стукачи. Но одна закономерность в основном была общей - чем слабее был профессиональный уровень - тем выше была вероятность "стука".И ещё. Зарплата была без переработок. Значит, если вы смотрели на недельное расписание музыкантов и видели такую закономерность: у большинства оркестранотов пять спектаклей и четыре репетиции, у нескольких человек - четыре спектакля и три репетиции. Как правило- -всегда стукачи имели "облегчённый режим"! Знал ли их инспектор оркестра? Или директор? Не могли не знать. Так что догадаться было нетрудно. Ну, а дальше уже было дело удачи или неудачи - ведь отношения часто действительно были ещё со детства, со школьных времён и знал-не знал, а всё равно что-то, где-то да и ляпнешь! А они тут как тут! Вот это забывалось! Но всё же времена уже были вегетарьянские. А так, в былые времена очень даже брали в Большом - даже во время спектаклей - просили выйти одного виолончелиста во врема акта оперы. Он вышел. Виолончель осталась лежать. Больше его никто никогда не видел. Так что - ещё раз - спасибо за рассказ-документ, напмнивший о вечном компоненте или вечной компоненте? нашей прошлой жизни. Ваш Артур.
Марк Фукс
Израиль, Хайфа - at 2013-05-18 05:12:08 EDT
Дорогой Й.Л!
Взаимоотношение спецслужб тоталитарного государства с личностью, рассмотренные Вами на личном опыте и примере – тема многогранная, сложная, интересная и скользкая.
На нашей с Вами памяти многолетняя тяжба между Вашим дважды коллегой (врачом и литератором) с одной стороны и известным политическим деятелем с другой стороны, тяжба, в ходе которой были выдвинуты серьезные и тяжелые обвинения, сопровождавшиеся расследованиями, судебными процессами и шорохом в печати. Между нами говоря, я не уверен в том, что точка в той разборке поставлена.
Тоталитарное, идеологизированное, пронизанное пропагандой, напичканное спецслужбами общество оказывало огромное влияние на личность, загоняя ее в условия, в которых трудно было выстоять, своевременно сориентироваться и предпринять что-либо в защиту элементарных прав человека. Конечно и в этих условиях следовало и можно было оставаться Человеком.
Я бы рассматривал Вашу интересную работу, как материал для размышлений, своеобразный памятник пройденному и пережитому.
Дорогой Й.Л! Я поздравляю Вас с завидной памятью, Вы почти точно по памяти процитировали Е. Чеповецкого.
Вот как свою басню приводит сам автор:
Член и сердце
Член с Сердцем были не в ладу.
Надулся Член и возгордился:
Я на виду, всегда в ходу,
Я популярности добился!
А ты чего стучишься в стены?
Тебе инфаркт необходим?
Всего важней на свете Члены!
Для дела твердо мы стоим.
И Сердце Члену отвечало:
— Молчи, нахлебник и нахал,
Ведь если я бы не стучало,
Не дай Бог, замерло и стало,
Так ты бы тоже хрен стоял!
Когда решается вопрос первостепенства,
О Сердце думай, не держись за членство.
(http://www.chepovetski.com/wordpress/?page_id=727.)
Имя Е. Чеповецкого мне знакомо не только по его произведениям, он был сокурсником моей мамы в Киевском учительском институте. Мир тесен…
Вам доброго здоровья и душевного спокойствия.
М.Ф.
ПМ
Сан Диего, СА, США - at 2013-05-17 06:20:43 EDT
Отзыв из Кирова-на-Вятке - это дорогого стоит!
Замечательный рассказ. Поздравляю!
Александр Рашковский
Киров-на-Вятке, -, РФ - at 2013-05-17 00:17:25 EDT
Замечательный материал и правдивый.
Сейчас о чекистах и стукачах пишут много и много чепухи. Недавно, например,один "деятель" в погоне за деньгами написал лживую книгу, в которой обвинил Владимира Высоцкого в том, что он был агентом КГБ. Куда это годиться? Вообще в Москве стало слишком много таких"литераторов".