Главы из книги «Моя инженерия»
(продолжение. Начало в №3/2011)
«…из перепавших мне даров,
друзья мои, вы – наилучший!»
Л. Аронзон
Часть 2. ДРУЗЬЯ И
КОЛЛЕГИ
Эта
глава одна из труднейших: во-первых, потому, что “мои университеты” – это НИИ,
где я проработал 30 лет и научился всему тому, что умею делать как специалист,
во-вторых, потому, что это должен быть рассказ о моих друзьях, о наших победах
и поражениях, разочарованиях и надеждах. Это должна быть не глава, а книга.
Однако боюсь, что ни пороха, ни времени на неё не хватит. Поэтому опять будут
зарисовки, на которые спотыкается моя память.
Перед Гос.
комиссией
В
институтской лаборатории я был новичок и с восторгом наблюдал за умными,
образованными, деловыми ребятами и впитывал, как губка, легенды лаборатории,
которой и было-то всего несколько лет. Так получилось, что в ней собрались
выпускники четырёх вузов: электротехнического, политехнического,
технологического и горного, в основном евреи, которые не могли получить распределение
на оборонные предприятия и попали в открытое НИИ. Для тех, кто знает Ленинград,
и сегодня очевидно, что в этих престижных учебных заведениях могли учиться
только хорошо подготовленные и способные молодые люди. К евреям требования были
наиболее жёсткие.
О
лаборатории и её замечательных ребятах я слышал раньше от отца, который работал
в проектном институте, тесно связанным с НИИ. Он бывал на лекциях, которые
читали сотрудники лаборатории, и не скрывал своего восторга.
Лаборатория на субботнике
- наука побоку!
И вот
теперь - я среди этих ребят, они - мои коллеги и, как показала вся последующая
жизнь, мои самые близкие друзья.
Роберт
Мы
сблизились не сразу: работали в разных группах и знали друг друга по встречам и
болтовне в коридорах, по выступлениям на технических советах. Знал я также, что
Роберт заядлый турист и очень компанейский парень. Всё так и оказалось. Но была
у Роберта удивительная черта: он умудрялся попадать в самые нелепые ситуации и
истории, которые для него, к счастью, заканчивались благополучно.
***
Один
из инженеров лаборатории купил Москвич 401 – это было событие. До него ещё
никто из нас не покупал машину (молоды и дорого), поэтому его смелый поступок
(деньги собирал в долг) был главной новостью. На радостях и гордый приобретением
владелец машины пригласил коллег сопровождать его в рандеву по Невскому
проспекту. Одним из них был Роберт.
Вы
только представьте, с каким видом они едут! Проезжают мимо Дворца пионеров,
впереди Аничков мост через Фонтанку и…
О
происшествии мы узнали на следующий день, когда в лаборатории появился только
Роберт, а все остальные участники в это время залечивали раны. Машина была
разбита.
В этой
истории нет ничего из ряда вон выходящего, если бы не последующие события с
участием Роберта. Можно считать, что с этого момента начались загадочные
приключения. Вот тогда и стали подозревать что-то в его карме неладное.
***
Самолёт
летел из Свердловска, и на подлёте к Ленинграду шасси не раскрылись. Попытки
лётчиков немыслимыми виражами заставить шасси раскрыться не привели к успеху.
На
земле в это время готовили вспаханное поле для посадки. К счастью, самолёт
прополз на брюхе благополучно, и кроме переживаний других травм у пассажиров не
было.
Конечно
же, Роберт был в этом самолёте. В Ленинграде долго обсуждалась эта история, о
ней даже сообщили в печати, а коллеги Роберта получили возможность живописно
пересказывать эту историю, как будто сами были участниками приключения.
Однажды
мы с Робертом были свидетелями такого случая. Отмечали семейное событие нашего
общего друга. В маленькой комнатке-спальне набилось много гостей, и там кого-то
с большим вниманием слушали. Миша, с присущим ему блеском, вещал о своих
командировочных приключениях. Речь шла об аэропортах и самолётах.
Теперь
Роберт мог заново пережить свои полётные ощущения. Рассказ был великолепный.
Кто-то спросил: “ Миша, а с тобой ли это было?” Ответ изумил своей
правдивостью: ”Ты имеешь в виду случай с Робертом? Нет, это другая история – со
мной”.
***
Вскоре
и я стал свидетелем уникальной способности моего друга попадать в нештатные
ситуации. В одной из командировок местный коллега пригласил нас прокатиться за
город на его новой машине. Роберт благородно поставил Женю в известность об
особых свойствах своих взаимоотношений с движущейся техникой: “Женя, вы,
наверно, слышали, что я попадаю в странные ситуации? У меня на этот счёт плохая
статистика”. И тут же поведал нам - а этому я был тоже свидетель - как, сев в
новую Волгу приятеля, вышел из неё, держа в руках ручку от двери. Или в другой
истории, но с трофейным Мерседес-Бенцом, он вышел, держа в руках не ручку, а
всю дверь. Справедливости ради, надо сказать, что вынесенная дверь не удивила
хозяина машины, хорошо знавшего свой музейный экспонат, и наслышанного о
магическом влиянии на автомобили нашего спутника.
Женя,
с присущей уроженцу Кавказа самоуверенностью, небрежно махнув рукой, бросил:
”Садысь!”
Едем.
Скорость быстро нарастает: 60, 80, 90, 100. Это не американский HWY, а обычное
российское шоссе. 120! Роберт, который сидел рядом с водителем, робко произнёс
(он только что закончил курсы по вождению и не остыл от словесных штампов
правил движения): “Женя, скорость машины не соответствует качеству полотна
дороги”.
И в
тот же миг новую Волгу подбросило вверх, и с шумом, скрежетом и треском машина
остановилась. Хозяин выскочил из машины и после короткого осмотра с восточным
спокойствием стал наблюдать, как выползают из машины его гости. Все были целы,
и вскоре в транспортируемой на поводке машине вернулись в город.
Надо
отдать должное Жениной выдержке: на дороге внезапно перед глазами водителя в
небольшой низине возник огромный камень; при скорости 120 км/час на узкой
дороге водитель не мог свернуть в сторону, и машина промчалась над камнем,
разворошив своё днище. Живы мы остались только потому, что Женя не свернул с
дороги, и мы не угодили в лес.
Роберт
извинился, чувствуя свою безвинную вину.
***
Дальше
- больше. Мы в летим в Павлодар, это в Казахстане. Нас трое, шутим по поводу
выходок Роберта, вспоминаем разные приключения с Аэрофлотом, которых накопилось
немало за нашу богатую полётами жизнь. Смеёмся.
Стюардесса
несёт обед. Роберт, разгорячённый разговором, взмахивает рукой - и…
аэрофлотская курица с великолепным соусом приземляется на соседа. Становится не
смешно. Но что делать? Успокоившись под недобрым взглядом стюардессы,
задумались о том, что нас ждёт в Павлодаре. Сядем ли? Не опоздаем ли на
последний автобус? Будут ли места в гостинице? Да мало ли что приходит в
голову, когда втайне суеверно думаешь о будущем и знаешь, что Роберт рядом.
Добрались
до гостиницы. Спокойно отработали неделю, а в выходные, как обычно, наши
павлодарские друзья пригласили к себе домой. Договорились перед обедом
посмотреть окрестности: степь, солончаки, казахские могильники, побродить у Иртыша.
Поедем на двух машинах.
Весело
говорим о последнем происшествии в самолёте, придумываем, что ещё нам Роберт
выкинет (и зря!). Рассаживаемся по машинам. Макс и я едем в первой машине,
Роберт - в другой, на одном сидении с доберман-пинчером.
Отъехали
- и тут же встали. У второй машины суетятся Роберт и водитель. Колесо спустило.
Поставили новое. Поехали. Больше не шутим на известную тему. Смотрим по
сторонам, слушаем объяснения аборигенов. Погода прекрасная.
Наш
водитель что-то заёрзал и тормозит. Оглянулись - вторая машина отстала и стоит
на обочине. Пассажиры все на дороге и опять суетятся. Мы развернулись,
подъехали к отставшим и выскочили из машины. Роберт смущённо стоит и вытирает
свой костюм тряпочками, которые поливают из термоса. Потерпевший источает не
самый приятный аромат, перемешанный с запахом кофе. Что случилось? Добермана
укачало, и он, притулившись к своему соседу, отрыгнул на него содержимое своего
желудка.
Пришлось
вернуться домой.
***
Если
вы думаете, что запас историй иссяк, то ошибаетесь.
Роберт
первый улетает из Павлодара. На регистрацию очередь, но Роберт не спешит. Он -
бывалый путешественник и не испытывает предполётного волнения, как большинство
пассажиров. Правда, он настороже: от нашего самолётного монополиста Аэрофлота
можно ожидать “всяких глупостев”. Очередь движется медленно. Ещё нет
беспокойства.
Знакомый
сотрудник института окликает Роберта, заметив его в конце очереди. Роберт
подошёл, но поначалу отказался встать впереди: неудобно, неловко. Однако,
поддавшись на заманчивое предложение ожидать вместе, остался. Наконец добрались
до стойки. Роберт зарегистрировался и ждёт приятеля. Но у стойки
замешательство: прекращена регистрация.
Милиционер
настойчиво просит Роберта пройти в полупустой накопитель. Роберт, видя, что
началась посадка, рвётся назад выяснить, в чём дело. Объявляют прекращение
посадки. Но где коллега? У него же есть билет, да и остальные в очереди, скорее
всего, с билетами! Почему их не берут?
После
препирательств с милицией Роберт узнал, что в самолёт посадили новобранцев, и
больше мест нет. Остальные пассажиры улетят завтра. Роберт в отчаянии, пытается
объяснить, что он по недоразумению опередил приятеля.
Самолёт
улетел, но не долетел до пункта назначения, сделав вынужденную посадку:
загорелся двигатель. Нарочно не придумаешь.
“Летайте
самолётами Аэрофлота!”
***
Среди
“лабораторных” невыдуманных замечательных сказаний, конечно, было много и не
связанных с любовью движущёйся техники к Роберту, но в некоторых его участие
проявлялось с неожиданной стороны.
Березники.
Заводская гостиница. Обычные вечерние посиделки у кого-нибудь в номере. Пьём
чай, рассказываем анекдоты, делимся домашними новостями. Ира очень смеялась над
очередным анекдотом, который кто-то рассказал. И… вдруг схватилась за свой
подбородок - он свободно болтался, если можно так выразиться, на лице, выскочил
из “салазок”. Хохот невообразимый, но пострадавшей не до смеха. Едем в
больницу. Ире вправили челюсть, и врач невинно спросил Иру, как это произошло.
Ира
рассказала, что смеялась и сделала случайно челюстью “вот так”.… Под
гомерический хохот врача и всех свидетелей Ире снова вправили челюсть и
настоятельно посоветовали воздержаться от встреч со смешливыми друзьями.
Приехали
в гостиницу. Больную бережно отвели в её номер и стали ждать Ириного отчёта о
лечении травмы. Ира рассказала, что страшного ничего с ней нет, врач ей
поставил на место челюсть и предложил воздерживаться от смеха некоторое время,
потому что, если она сделает “вот так”…, челюсть опять вывалится. Последние
слова она не произнесла, так как демонстрация “вот так” закончилась “успешно” -
и Ира вновь отправилась в травмопункт.
***
Я
очень люблю Роберта и сожалею, что в его жизни были и трагические происшествия
в последние годы: погиб в горах Памира под лавиной его сын, убит в парадной
своего дома в “бандитском Петербурге” его отец, зверски убита жена его брата,
известная ленинградская поэтесса.
Роберт
- прекрасный человек, талантливый и редкого трудолюбия инженер, преданный и
надёжный друг. Ему бы переломить судьбу и уехать из богом оставленной страны.
Миша
Левин
В
действительности Михаил Вениаминович Левин был не только моим близким другом,
но и учителем и воспитателем. Его многие взгляды и этические принципы стали
моими. Память о нём мне очень дорога, я его часто вспоминаю, общение с ним -
большая часть моей собственной жизни.
Родись
Миша в другой стране, быть бы ему всемирно известным учёным; он был
исследователь по призванию. Работа, поиск доставляли ему радость так же, как
интересная беседа или увлекательный отдых. Миша был талантлив во всём.
Школу,
конечно, он окончил с золотой медалью, а институт - с отличием, присовокупив к
институтскому диплому и окончание трёхгодичного университетского курса
математики.
Мы
познакомились на заводе, хотя задолго до этого приходилось слышать о нём. К
этому времени он уже три года работал в институте, и был научным руководителем
работ по автоматизации экспериментального объекта. Я же работал только первый
месяц.
Отношения
сразу сложились добрые, к тому же мы были выпускниками одного вуза (предмет
нашей общей гордости) и близких по профилю кафедр, что делало нас коллегами.
Мне это было приятно и лестно: авторитет Миши и среди инженеров, и среди
рабочих был высок. Я безоговорочно верил всем его байкам. Уж очень здорово он
рассказывал о работе и о своих путешествиях. Позже на одной из своих статей он
напишет: “ Моему другу и соратнику, уникально доверчивому человеку…”. Это меня
задело, но я до сих пор не могу избавиться от этого “недостатка”.
***
Вот,
например, такая история. Она правдива, и как легенда пересказывалась долго-долго
на заводах отрасли. Есть ли в ней действительно научная основа или здесь просто
блестящее объяснение красивой догадки? До сих пор не удосужился проверить. Зачем
пытаться разрушать красоту?
Миша
приехал в служебную командировку на Уральский алюминиевый завод. Знакомился с
производством и обратил внимание на громоздкий прибор, измеряющий плотность
раствора. Важной деталью прибора была согнутая труба в виде петли, по которой
перекачивали по гибким шлангам раствор. Эта труба непрерывно взвешивалась, а
вычислительное устройство рассчитывало плотность, по известной всем ещё со
школы формуле: вес/объём.
Прибор
был новой разработкой известного КБ и позволял упростить управление многими
технологическими процессами, но не работал. Местные работники мучились с прибором
из-за постоянной погрешности, которую не могли устранить, и в конце концов, дав
отрицательный отзыв на прибор, бросили им заниматься. Всё это Миша узнал прямо
в цехе, стоя рядом с прибором.
“Принесите
компас, - попросил Миша и улыбнулся, предвкушая удовольствие от задуманного.
Компас долго искали, но принесли. Походив с компасом вокруг прибора, как
заправский фокусник, Миша попросил повернуть прибор в другое положение по
отношению к странам света, указав направление по компасу. - Ну, вот и всё.
Включайте и проверяйте. Теперь ошибки не будет.”
Рабочие,
посмеиваясь, начали проверку, но…ошибки у прибора не было.
Когда
Миша к концу дня пришёл в цех автоматики, его ждали. “Что? Работает? – с
хитринкой спросил Миша, увидев повернутые в его сторону лица и, не ожидая
ответа, добавил, – Эх вы, инженеры! Забыли про Корреолисово ускорение?”
Триумф
был полный, но кто мог помнить про какое-то ускорение, о котором мельком
говорили в курсе физике в школе и в институте. Да, помнили, что реки, текущие с
востока на запад и с запада на восток размывают один берег больше другого, но
кто задумывался, что мощный поток раствора в петле прибора - это та же река, и
возникающее ускорение от вращения земли создаёт дополнительное усилие на
взвешиваемый участок трубы, внося погрешность. Миша догадался, что исключить
это усилие можно, если прибор повернуть в положение, в котором поток будет
перпендикулярен направлению вращения земли.
***
На
завод, где я тогда работал, приезжали многие сотрудники института, но только
Миша первый поинтересовался, чем я занимаюсь на заводе, и подумал о том, что
мне нужно дать настоящее дело взамен эксплуатационной рутины. Стремление и
умение учить и воспитывать в скором времени привело его к преподавательской
работе в Горном институте и было не меньшим увлечением, чем основная работа. Достаточно
того, что де факто все остепенённые сотрудники лаборатории были либо его
аспирантами, либо соискателями учёной степени под его руководством.
С его
“толчка” началась и моя научная и изобретательская карьера.
…Мы
шли по заводу, а Миша рассказывал о проблемах автоматизации, которые ещё не
нашли решения, и как интересно было бы их решить. Так мы дошли до вращающейся
печи, на которой красовалось придуманное мною устройство (см. выше часть 1,
Заводские зарисовки « Первое изобретение»).
“Здорово.
Надо написать заявку на изобретение”, – сказал Миша, и видя, что я не понимаю,
о чём идёт речь, прочел мне первую лекцию о патентном праве. В вузах не было
курса патентного права и не было тогда ещё соответствующего решения правительства,
без которого не могло быть широкого распространения изобретательства. Поэтому
знание этих вопросов было делом эрудитов.
Дела давно минувших дней
Миша
составил формулу изобретения и рассказал, как оформить заявку. Через несколько
месяцев я с удивлением и не без удовольствия рассматривал “решение с красным
уголком”, а позже своё первое авторское свидетельство с красной лентой и
печатью.
После
моего перехода в институт Миша также первый взял меня под свою опеку, дав
исследовательскую задачу, и помог написать отчёт о работе. Работа оказалась
ненужной для практического использования, но несколько лет служила темой и
пособием для курсовых работ, выполняемых моими студентами.
Примечательна
эта история ещё и тем, что со случайной демонстрации этой работы заехавшим в
институт сотрудникам другого НИИ началось знакомство с двумя коллегами,
сыгравшими драматическую роль в моей уже постсоветской жизни. Но об этом в
соответствующем месте.
Не
должно сложиться впечатления, что только Миша был моим единственным другом и
патроном. Отношения были и с другими коллегами теплые и доверительные.
Дальше
пойдёт рассказ о новом начинании, которое на все последующие годы стало
основным направлением работы лаборатории.
Успех
Наше
сотрудничество пришлось на начало применения вычислительной техники для
управления технологическими процессами, время революционного поворота от
ламповых вычислительных машин к полупроводниковым, а также время серьёзной
модернизации военной техники. Благодаря этому объедки с военного стола в виде
снятых заказов были переданы промышленности, и мы не могли отказаться от
соблазна воспользоваться открывшимися возможностями. Кибернетика перестала быть
лженаукой.
Трудовые будни
Мне
повезло, что я оказался участником этого проекта. Наш коллектив возможно первый
в стране разработал, а затем и создал то, что получило через несколько лет
название “Автоматизированные системы управления технологическими процессами”
(АСУ ТП). Научным руководителем был Миша Левин.
Опущу
перипетии, связанные со спорами и оформлением наших взглядов на эту проблему.
Левин
очень любил город Запорожье. Здесь он многие годы руководил работами по
автоматизации сложного химико-технологического процесса на алюминиевом заводе.
У него сложились прекрасные отношения с заводским персоналом. К моменту, о
котором пишу, главным инженером завода стал Дмитрий Ильянков. Ему Левин
рассказал, что появилась, наконец, вычислительная машина, которую можно научить
управлять технологическими процессами, и ему как новому главному инженеру это
должно быть лестно. Одно условие: заводу придётся приобрести управляющую
вычислительную машину (УВМ). А машина была очень дорогая. Сначала Ильянков
согласился, мы выполнили исследовательскую работу и технический проект. Проект
успешно защитили на заводе, но Ильинков побоялся взяться за новое дело -
дорого. Потом он сильно пожалел…
В это
же время до нас докатились слухи, что Пикалёвский глинозёмный комбинат, под
Ленинградом, заказал УВМ и нанял группу проектировщиков для разработки системы
управления. В нашем положении, когда мы оказались без машины из-за отказа
Ильинкова, естественно, захотелось подключиться к этой работе. Мой босс,
заведующий лабораторией, и я выехали в Пикалёво.
Пикалёво
– это соцгород. Комбинат из года в год засыпает город цементной пылью. И
никакие ухищрения: ни олимпийского размера бассейн, ни освещенная лыжная трасса
- не могут сделать его нормальным местом для жизни. Первое ощущение от города –
дыра. Потом он мне даже нравился, но дырой он всё же остался.
…Приехали
ночью. Некое подобие станции. Освещение плохое. Нашли автобус, который быстро
наполнялся, и потребовались усилия, чтобы не остаться на улице. Доехали до
гостиницы быстро, но тряско, так как автобус двигался по дороге, которую никак
нельзя назвать дорогой. Номера оказались двухместными (что радовало), но
конечно, без ванны и туалета, до них надо было идти по длинному, холодному
коридору. Горячей воды в общей умывальной тоже не было, а “душ” открывался
ключом, который неохотно давала дежурная. Основным “населением” гостиницы были
толкачи, которые выбивали цемент для своих предприятий. Толкачи были
неприхотливы и не беспокоили заводское начальство по поводу неудобств
командировочной жизни. На любую их жалобу был бы ответ: “ А мы вас звали?”
Попробуй поспорь в таких условиях – уедешь без долгожданного цемента.
***
Наутро
мы встретились с коллегами. Быстро нашли общий язык и почувствовали, что они
хотят с нами работать: доверяют больше, чем проектировщикам автоматики из
специализированного института, которых уже пригласили к установке УВМ
Нам
показали завод. Экскурсоводом был Яков Давыдович Ганзбург, отвечавший за новую
технику и работу всех служб автоматики. Он незадолго до нашей встречи получил
диплом инженера, а я писал отзыв на его дипломную работу. Это был службист, не
хватающий звёзд с неба, но преданный власти (вышестоящей) в любом её
проявлении, и очень трудолюбивый человек.
Экскурсия
затянулась, и день подошёл к концу. Деловые разговоры остались на завтра.
Выходим
из проходной, где к нашей группе присоединяются двое. Одного я уже знал –
Леонид Иосифович Финкельштейн, непосредственный босс Ганзбурга, с другим знаком
не был, и нас не познакомили. Внешность второго была примечательна: огромная
копна плохо постриженных волос, усики, а ля Гитлер, не то еврей, не то армянин.
На него никто из присутствующих не обращал внимания, пока шли пешком и
беседовали по дороге в гостиницу. У гостиницы попрощались, договорились о
завтрашней встрече у главного инженера.
Главным
инженером оказался незнакомец.
По
нашей неопытности хотелось взяться за автоматизацию всего технологического
цикла, но этого не могли и не хотели допустить заводчане: уже работает другая
организация. Поэтому нам сказали: “Соревнуйтесь, но на разных участках”.
Пришли
к главному инженеру. Большой кабинет, за столом наш новый вчерашний знакомый
Харитон Андреевич (Хорен Азарапетович) Бадальянц, до неприличия напоминающий
чаплинского диктатора. Обращение у него с коллегами простое, никакого
чинопочитания. “Кто будет говорить? Ты?” - обращается ко мне главный инженер. Я
отрицательно качаю головой и поворачиваюсь в сторону своего босса. Он мой босс,
и ему говорить первому.
В этот
момент Бадальянц исчезает под столом. Внешность, способ ведения беседы, поиск,
как оказалось, тапочек под столом заставляли с трудом подавлять смех. Финкельштейн,
чтобы сгладить неловкость, взял ход беседы в свои руки, представил нас,
рассказал о наших разногласиях, дал возможность всем высказаться.
Бадальянц
подвёл итог: “Нам, конечно, вы ближе - вы из нашей отрасли, но всё должно быть
прилично. Пусть проектировщики тоже работают. Потом посмотрим, что вы сделаете,
что - они, и тогда решим, кому работать у нас дальше. Беритесь, даём вам самый
важный на сегодня участок”. С этим мы уехали.
Эмоционально
я был против работы на этом заводе, по молодости казалось, что нас должны были
встретить с распростёртыми объятиями. Я, наверное, первый рассказал Левину о
поездке, и в моём пересказе приём, который нам оказали, не показался ему
радушным. Позже в разговоре с завлабом Левин не заявил о нежелании работать на
заводе, надеясь переломить ситуацию и добиться от Бадальянца и его коллег
индульгенции на автоматизацию всего завода, выкинув конкурентов, которых
таковыми и не считал, подозревая справедливо их невысокую квалификацию.
Однако,
несмотря на жесткий, даже грубый разговор Миши с Ганзбургом (последний недавно
был его дипломником), нам не удалось изменить ситуацию, и оставалось только
согласиться с заводским предложением или уйти. Завлаб справедливо заметил, что
Левина и меня жизнь ещё недостаточно научила.
Итак,
исследовательская группа появилась на заводе, затем выпустила отчёт, в котором
предлагался алгоритм управления сырьевым переделом завода - смешение сухих и
жидких материалов для получения высокоточной рецептуры. По существующей технологии
точной рецептуры добивались многократным смешиванием. Для этой цели
использовали два десятка баков объёмом в 1000 куб. м. и высотой с пятиэтажный
дом. Идея алгоритма заключалась в отказе от использования баков за счёт
автоматического дозирования сырья. Вычислительная техника позволяла с заданной
частотой делать расчёты и автоматически выполнять задания на дозировки,
корректируя их по результату. Роль персонала в этом случае сводилась бы лишь к
наблюдению за процессом.
Так
выглядел замысел, но как проверить его жизнеспособность? На техническом совете
Левин предложил провести эксперимент до начала разработки документации на
строительство всей системы, а именно: имитировать её действие вручную, людьми.
Это означало, что расчёты будет делать машина, а её команды будут выполнять
люди. Замысел казался фантастическим и одновременно соблазнительным: самим
работать за управляющую систему, а значит, не рисковать затратами на проект,
закупку оборудования, монтаж и т.п. Конечно, так можно работать недолго: люди
не машина, и в точности и быстроте выполнения команд они будут ей уступать.
Зато можно увидеть эффект от нового приёма управления!
С
предложением согласились, но мне казалось, не верили в успех. Требовались
серьёзные усилия, чтобы организовать эксперимент: нужен тщательно проработанный
план действий, обученный персонал, надёжно работающая вычислительная машина и
взаимодействие людей с машиной и между собой. Эксперимент непрерывно
продолжался 10 суток. Уникальность эксперимента была и в том, что он проводился
без остановки производства, и государственный план выпуска продукции не был
сорван. А что означает сорвать план, каждый производственник знал.
Тут
надо отдать должное Ганзбургу - к эксперименту завод подготовился хорошо.
Исследователи: Левин, Роберт и я – работали по сменам. Три дня ушло на притирку
всех участников эксперимента друг к другу. Обстановка была тревожная, но не
нервная.
…Результатов
никаких. Точная рецептура смеси не получалась. Встречались на пересменках
вчетвером: мы и Ганзбург, который на третий день запаниковал, наверное, про
себя говорил: “Не получится, так они уедут, а что мне делать с этой затеей. Я
их поддержал. С меня и спрос.” Если он так не думал, то право так думать имел.
Мы же
между собой больше обсуждали алгоритмическую сторону дела. Не сомневались в
правильности замысла, но что-то всё-таки, вероятно, не учли. Состав шихты
получали не точно тот, который надо, а с отклонениями то в одну, то в другую
сторону. Технологи нас утешали, так как смешивать разные шихты полярного
состава проще, не надо много огромных баков. Но без баков в этом случае всё же
не обойтись! Надо ли городить огород?
На
четвертый день Левин нашёл выход. Изменили условия эксперимента: с большей
частотой стали вводить в машину информацию о составе готовой смеси. Это приближало
условия работы системы управления, моделируемой людьми, к условиям работы
реальной АСУ ТП. Остальные дни прошли в трудах, но радостных от победы. За 10
дней эксперимента, включая первые неудачные дни, количество кондиционной шихты
возросло в 8 раз.
Через
несколько месяцев, после выполнения монтажных и наладочных работ, систему
управления запустили в полном объёме, а ещё через год её приняла
Государственная комиссия.
Экономический
эффект составил миллионы рублей. Разработка была защищена авторскими свидетельствами
СССР и иностранными патентами и послужила прототипом многих систем управления в
алюминиевой промышленности.
Система,
о которой только что рассказал, была в разных модификациях внедрена на других
заводах.
Ачинск
На
транссибирской магистрали, к юго-западу от Красноярска, на берегах сибирской
реки Чулым, притоке Оби, в предгорье Саянского хребта лежит город Ачинск. До
70-х годов прошлого века он мало кому был известен в необъятной советской
стране, возможно, лишь историки, изучающие жизнь вождя мирового пролетариата,
знали, что Ленин через этот город проезжал, направляясь в ссылку в село
Шушенское, бывал здесь и ссыльный Сталин.
Ачинск Панорама
глинозёмного завода. Фото с сайта адм. города
Во
времена Хрущёва, в совнархозовскую эпоху, в Ачинске началось строительство
гигантского глинозёмного комбината и в его составе - самого крупного в мире
цементного завода. Комбинат должен был снабжать глинозёмом Красноярский
алюминиевый завод, хорошо теперь известный благодаря “алюминиевой войне” за
монополию производства этого сверхважного металла. Заводом некоторое время
владела криминальная группа во главе с Быковым, имя которого несколько лет не
сходило со страниц газет и телевизионных экранов.
Для
строительства алюминиевого завода и глинозёмного комбината были серьёзные
экономические основания. Алюминиевый завод, крупный потребитель энергии,
строился вблизи Красноярской электростанции, а глинозёмный завод - вблизи
месторождений нефелина (минерала, содержащего алюминий). Однако не учли
колоссального вредного воздействия этих производств на экологию и здоровье
людей.
Красноярск, три
доктора
Алюминиевый
завод и глинозёмный комбинат по сей день отравляют воздух и выбрасывают в
атмосферу тонны вредных газов и пыли. Жёлтый дым из заводских труб глинозёмного
комбината висит не только над городом, но даже виден с самолёта за сотню
километров. Ад!
Моя
инженерная судьба так сложилась, что с 1972 года до отъезда в эмиграцию я был
главным конструктором АСУ ТП комбината. А как сотрудник исследовательского
института занимался также разработкой системы управления сырьевым цехом. С
разработкой АСУ ТП этого цеха были связаны мои научные и инженерные интересы.
Над разработкой систем управления в других цехах работали мои коллеги, я в их
работу не вмешивался, а организационно помогал как главный конструктор.
***
Здесь
уместно сделать отступление и в популярном изложении рассказать о месте и
проблемах производства алюминия в мировой экономике – самого распространённого
из всех открытых элементов (больше 50%) таблицы Менделеева.
Из
школьного курса химии известно, что алюминий получают под воздействием электрического
тока в ваннах-электролизёрах из глинозёма. Наибольшее распространение в мире
получило производство глинозёма из боксита. Это самый на сегодняшний день
дешёвый способ. России, при всём её минеральном богатстве, с бокситами не
повезло - их очень мало, а имеющиеся на Урале месторождения истощены. Поэтому
были разработаны способы получения глинозёма из нефелина, запасы которого на
территории бывшего СССР безграничны. За разработку способа производства
глинозёма из нефелинов Талмуду, директору Волховского завода, и группе
инженеров, исследователей и проектировщиков была присуждена Ленинская премия.
***
Ачинский
комбинат получает глинозём из нефелиновой руды, которую перемалывают и
смешивают с другими сырьевыми компонентами, превращая в пульпу, направляемую в
12 вращающихся 270-метровых печей. В цехе, где готовят пульпу (шихту), работают
26 мельниц, а для хранения шихты применяют 24 бассейна-башни по 2000 куб. м.
каждая (по проекту предполагалось построить 48 башен). Только эти два цеха
занимают площадь в несколько квадратных километров.
Надеюсь,
читатель представил масштабы производства, хотя я не рассказал о других цехах и
цементном заводе, равного которому по производительности нет в мире.
Гигантомания
породила многие проблемы, превратившие строительство в долгострой, и освоение
завода затянулось на годы. Десятилетие комбинат был головной болью и
Правительства, и Министерства цветной металлургии, не говоря уже об
институте-разработчике проекта и смежниках. В разное время на территории завода
можно было встретить Председателя правительства, нескольких министров и их
замов.
На
моих глазах происходило совещание, на котором одновременно было шесть
министров, но и они все вместе не могли справиться с особенностями планового
производства и обеспечить своевременно строительство комбината финансовыми,
материальными и человеческими ресурсами. Нередко оборудование морально
устаревало или сгнивало на складах под открытым небом в условиях Сибири. Только
тоталитарный режим мог позволить себе такое расточительство. Вспоминается
курьёзный случай, связанный с пребыванием на комбинате Н.Н Тихонова, который в
то время был зампредом Правительства. Тихонов, по специальности металлург,
поинтересовался температурой отходящих газов вращающейся печи. С вопросом он
обратился к руководителю службы автоматизации, который, замороченный кучей
своих проблем, не помнил даже приблизительно величины этого показателя, и
вместо того чтобы посмотреть на прибор или подозвать мастера, назвал первую
попавшуюся цифру - и попал пальцем в небо. Тихонов ничем не выдал своего
изумления, но потом сделал выволочку министру цветной металлургии Ломако.
Министр Цветной
металлургии т. Ломако требует ответа
На
следующий день, после отъезда Тихонова, Ломако созвал совещание по результатам
посещения комбината зампредом. Зная вздорный характер министра, который при
каждом удобном случая напоминал, что он ворошиловский стрелок, приглашённые на
совещание старались садиться вдоль длинного стола так, чтобы не попадаться ему
на глаза. А как это сделать? Надо укрыться за спиной впереди сидящего, поэтому
стулья расходились веером от головы стола. Несчастному начальнику автоматики (в
прошлом моряку) не помог и последний стул в ряду, позволявший скрыться за
спинами десятка впереди сидящих жертв.
-
Покажите мне этого гардемарина в тельняшке, который лапшу вешал на уши
зампреду! Я как ворошиловский стрелок поставлю его к стенке, – с этого начал
совещание министр. – Он будет у меня помнить…(дальше услышали не слишком
замысловатый мат).
Оправданий
не требовалось: обычная производственная экзекуция.
Однако
в один из приездов министра его “удалось” наказать за хамство, в утешение
многим пострадавшим.
Приезд
пришёлся на время, когда в городе были перебои с поставкой сантехники: не было
в продаже унитазов. И рабочий люд, помня известный лозунг, который, как
предполагалось в анекдоте, должен висеть над каждой проходной со стороны
завода: “Ты хозяин, а не гость! Уноси последний гвоздь!” - унёс почти все
унитазы из заводских уборных.
Туалеты
благодаря этому приобрели вид действительно отхожего места. А министру при
посещении цеха понадобилось облегчиться. Допустить министра в туалет означало
быть поставленным к стенке ворошиловским стрелком. Это понимали все в свите и
постарались вывести его из цеха на улицу, чтобы у министра не было иного
выбора, как добраться до туалета в заводоуправлении.
Дальше
можно было наблюдать картину, как немолодой министр бежит к зданию с немым
вопросом: “Где?” - а сопровождающие трусят за ним. Более молодые обогнали
министра и установили посты у лифта и у туалета, чтобы (не дай, Бог!) кто-либо
не опередил оконфузившегося министра.
***
Перелом
в освоении комбината пришёлся на период, когда главным инженером стал Л.О.
Финкельштейн (о нём я упоминал в предыдущем рассказе “Успех”). По его
инициативе и патронаже началось создание систем управления с применением
вычислительной техники. До этого с его участием уже были созданы системы
управления на Пикалёвском комбинате, и ему, естественно, хотелось увидеть
становление волшебной техники в ином масштабе на Ачинском комбинате. Он
пригласил меня возглавить службу автоматизации, но я отказался и уверен, что
поступил правильно, так как этой службой после ухода из комбината “гардемарина”
руководил прекрасный инженер и организатор Олег Алексеевич Чащин, ставший моим
не только коллегой, но и другом.
Несмотря
на то, что Пикалёвский и Ачинский комбинаты в своей основе имели сходные
технологии, полного подобия не было, поэтому и решения по их автоматизации
оказались другими. Первая трудность возникла тогда, когда я понял, что
Финкельштейн и мои заводские коллеги-автоматчики не понимают до конца
математических выкладок, положенных в основу алгоритма, и поэтому не понимают необходимости
серьёзно изменить технологию. Это было неординарное решение: не автоматику
приспосабливать к технологии, а изменить технологию, учитывая возможности
автоматики. Требовались серьёзные переделки трубопроводов, изменение режима
работы агрегатов, графиков выполнения химических анализов и утряски целого
комплекса организационных и технических проблем. Выручил тот кредит доверия,
который был завоёван в Пикалёво. По рекомендации главного инженера технический
совет дал добро на предложенные изменения.
Не
одну ночь я провёл в волнении, страхе и осмыслении всех последствий затеянного
дела. Успокаивала уверенность моих коллег по лаборатории в правильности
замысла. Наконец наступил день, когда смогли начать испытания системы
управления. Работоспособность программ, по которым вела расчёты и выдавала
команды автоматическим регуляторам и механизмам вычислительная машина, можно
было проверить в полном объёме только в процессе наладки системы.
Мастера
и рабочие в цехе привыкли к определённому регламенту работы, а с вводом в
действие системы управления, регламент становился другим. Если они не будут
понимать, что происходит, то вероятны и возможны их действия, которые вступят в
противоречие с командами машины. Пришлось провести инструктаж в каждой рабочей
смене, ответить на массу вопросов, выслушать много критики в адрес
предложенного решения, но в целом все доводы были приняты благожелательно. А
ведь персонал понимал, что в случае успеха будут большие сокращения.
Мы с
Чащиным решили не ставить руководство комбината в известность, что запускаем
систему. Приступили к пуску вечером. Вечером и ночью всегда работалось
спокойнее: не было начальства, никто не отвлекал.
На
удивление, всё прошло гладко. За двое суток (я не уходил с завода) устранили
грубые огрехи в программе и убедились, что система работает. До последнего дня
пребывания на этом заводе я не мог избавиться от восторга и удивления, видя как
в почти безлюдном километровом цехе автоматически перемещаются краны, задвижки,
механизмы, а на пульте управления, где сосредоточены записывающие приборы,
скоро ставшие ненужными, сидят, скучая, операторы.
После
первых дней работы системы, когда уже не было сомневающихся, многие рабочие, к
своему удовольствию, почувствовали себя вольготно и подчас забывали вовремя
контролировать работу технологических агрегатов. Произошло несколько аварий.
Чтобы навести порядок, начальник цеха приказал на сутки отключить
автоматическую систему. Рабочим пришлось вспомнить свою непростую жизнь без
автоматики и больше зауважать технику, значительно облегчившую их труд.
Персонал
в цехе сократили на 360 человек, перестали пользоваться 18-ю
башнями-бассейнами, отказались от строительства по проекту ещё 24-х бассейнов.
Первый
замминистра, посетив цех, сказал: ”Ничего подобного в отрасли нет. Это первый
завод-автомат в цветной металлургии”. К сожалению Финкельштейна уже не было в
живых.
Работы
по созданию систем управления в алюминиевой промышленности были отмечены одной
из государственных премией: Премией Совета министров.
(продолжение
следует)
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2852
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer4/Aronzon1.php - to PDF file
Комментарии:
Леонид Сухой
Baltimore, MD, USA - at 2011-05-23 18:25:58 EDT
Прочел две опубликованные главы с большим интересом. Безусловно у автора присутствует литературный талант.Заметки написаны профессионально, увлекательно, с юмором. Очень точно отображен дух того времени и условия работы сотрудников НИИ занимавшихся внедрением новой техники на производстве. Говорю об этом с полным пониманием этого процесса, поскольку проработал в отраслевом НИИ более 30 лет в разных ипостасях, пройдя все должностные ступени от инженера научно- исследовательской лаборатории до первого зама генерального директора НПО по научной работе. Публикация Виталия Аронзона вернула в трудные, но счастливые годы нашей юности. Спасибо, Виталий, и всех тебе благ в настоящем и будущем!
Михаил Бродский
Днепропетровск, Украина - at 2011-05-02 15:47:10 EDT
Как может Аронзона понять господин Шаули... Не та нэшуме и мало умэ. На этом поставлю точку, иначе напишется нечто нецензурное. Аронзон молодец. И инженер, и человек несомненно хороший. А Шаули...
Урзам Степанов
Москва, Россия - at 2011-04-24 09:35:06 EDT
С большим удовольствием прочитал "Мою иженерию" Виталия Аронзона, написанную инженером-профессионалом, заслуженным изобретателем России, человеком сугубо техническим, но обладающим природным литературным даром. Книга написана живым литературным языком при всей серьёзности осмысления прошлого, написана в увлекательной форме и может быть прочитана легко и с большим интересом людьми разного возраста и разного жизненного и профессионального опыта. Несомненным достоинством книги является достоверность сюжета и реальные события, пережитые и описываемые автором. Особенно интересны описания характеров и поступков работавших с автором коллег и начальников разного уровня, правдивые и откровенные описания отношений автора с этими людьми. Что было - то было. Это были советские времена, и их описание - это дополнительный вклад в описание истории страны.
Александр Прилуцкий
Маале-Адумим, Израиль - at 2011-04-16 12:47:50 EDT
Очень понравились твои вопоминания: и интересно, и классно написано. С нетерпением жду продолжений Римма присоединяется к моей оценке и к моим ожиданиям.
Миша Шаули
Кфар Сава, Израиль - at 2011-04-15 17:58:45 EDT
С начала 1970-х человек, не скованный допуском, мог вырваться на свободу, чтобы прекратить обслуживать советскую власть. 20 лет назад это чудовище сдохло, но еврей-инженер продолжает гордится званиями и премиями, полученными от него.
Миша Шаули
Кфар Сава, Израиль - at 2011-04-15 17:49:39 EDT
С начала 1970-х человек, не скованный допуском и обладающий даже минимально функционирующей совестью, мог прекратить обслуживать советскую власть и уехать на свободу. Странно, что и после 20-и лет на свободе еврей-инженер гордится премиями и званиями, которыми это чудовище одарило его.
Татьяна
Ашкелон, Израиль - at 2011-04-14 11:54:45 EDT
Молодец, Виталий, с удовольствием ещё раз перечитала твои заметки, узнала всех твоих героев. Вспомнила Бадальянца, который был хорошо знаком с отцом Юлия, Виктором Абрамовичем. Поняла я и твои намёки на коллег из другого НИИ. Как молоды мы были, на фото и Миша, и Веня с Анной, и ты совсем молодые, интересные, весёлые. Спасибо. Жду продолжения. Таня
Альберт Лапидус
Балтимор, МД, Америка - at 2011-04-13 16:20:52 EDT
Я с огромным интересом прочёл опубликованные главы из книги Виталия Аронзона "Моя инженерия". Книга написана темпераментно и вместе с тем сдержанно и достаточно строго. Доверительный стиль изложения удачно сочетается с глубоким анализом описываемых событий. Убедительно показано, как через обстоятельства автор познаёт не тольеко других, но и самого себя.Читая эту книгу, мы видим, как ум, изобретательность, терпение, старание и упорство формируют слагаемые успеха инженера и учёного. Книга начинается с присвоения её автору звания "Заслуженного изобретателя России". Получая эту награду, В.Л.Аронзон мысленно возвращается к своему первому изобретению, "сыгравшему важную роль во всей дальнейшей инженерной карьере".А всего у Аронзона было более 150 изобретений.Очень импонирует, с какой теплотой автор описывает своих друзей и коллег, где серьёзность изложения удачно сочетается с тонким чувством юмора. Во всём виден бесспорный литератуный талант автора.