Ошибка профессора А.И. Ямпольского
В ноябре 2000 года журнал
«Лехаим» опубликовал очерк Владимира Познанского под названием «Леонарда».
Очерк оказался кратким изложением его книги того же названия. Книга и очерк
посвящены судьбе скрипачки Леонарды (Лили) Бруштейн, ученицы выдающегося
советского профессора – одного из основателей советской скрипичной школы –
Абрама Ильича Ямпольского.
Благородная идея рассказать о
трудно сложившейся судьбе одарённой скрипачки стала содержанием очерка и книги.
И не беда, что автором является не музыкант, а штурман полярной авиации. Беда в
том, что Владимир Познанский оказался в плену совершенно непроверенной,
недостоверной информации, непонятно откуда взявшейся (автор не привёл ни одной
ссылки на источники своего очерка, упомянув лишь в качестве документов
композиторские характеристики Лиле Бруштейн для предоставления их в наградной
отдел Министерства Культуры).
Одним словом, читающий очерк,
неподготовленный и неинформированный читатель может вполне поверить всей
концепции автора.
Я долго колебался в своём желании
написать историю его героини такой, какой она виделась мне, да и не только мне
на протяжении 10 лет учёбы в одном классе в Центральной Музыкальной
Школе при Московской Консерватории, а потом и в Московской Консерватории.
По стечению обстоятельств моя
мама долгие годы дружила с матерью Лили Бруштейн. Роза Абрамовна звонила моей
маме по многу раз в неделю, детально обсуждая школьные дела и всё, что касалось
её дочери. Как мне казалось, школьные успехи других наших соучеников не были в
центре внимания мамы Лили. Впрочем, это вполне понятно. Вокруг почти каждого
«молодого дарования», как было принято называть учеников ЦМШ, в каждой семье
царил культ этого самого молодого дарования. Иначе и быть не могло. Имена Игоря
Безродного, Эдуарда Грача, Рафаила Соболевского, Нины Бейлиной, даже ещё в
период их ученичества в ЦМШ уже излучали некий магический свет, отражение
которого как бы падало и на нас. По крайней мере так казалось в семьях самих
«молодых дарований». Почти всех семей. Моя семья была некоторым исключением –
мой отец, сам бывший скрипач, а потом дирижёр Оркестра Кинематографии относился
к моим занятиям чрезмерно строго и никакого культа у нас дома не было.
«И правильно!» – скажет читатель.
«Раз сами родители не были уверены в том, что их сын или дочь может быть не
такое уж и «дарование», они и не имели оснований для такого культа». Это было,
конечно не совсем так. Просто мой отец придерживался мнения, что
преждевременное захваливание за некоторые, иногда временные, исполнительские
удачи детей не должны обманывать самих себя, так как только серьёзная работа в
настоящем могла быть гарантией будущей успешной исполнительской карьеры одарённых
детей.
Да, практически все учащиеся ЦМШ
всех специальностей – скрипачи, пианисты, виолончелисты – были несомненно
одарёнными в музыкальном отношении детьми, иначе они не могли быть принятыми в
такую специальную школу.
Я начал заниматься в ЦМШ с января
1943 года в «нулёвке» – приготовительном классе школы. Сыграв весной 1943 года
экзамен, я был переведён в первый класс ЦМШ – теперь уже став настоящим
учеником школы. Летом того же года вернулась из эвакуации из Пензы вся школа,
где ученики провели почти два года.
Помнится, что Лили Бруштейн в 1-м
классе ещё не было. Вероятно, она возвратилась из эвакуации со своими
родителями где-то в начале 1944 года.
Отчётливо её выступления на
закрытых «вечерах», то есть экзаменационных прослушиваниях, я помню, начиная с
осени 1945 года.
На меня её игра производила
приятное впечатление. Красивый звук, несомненная талантливость в пьесах, в
которых она могла проявить свои лучшие звуковые качества, снискали ей
устойчивую репутацию одной из самых одарённых юных учениц профессора
Ямпольского.
Надо заметить, что Лиля была,
конечно, не единственной одарённой девочкой как в своей возрастной группе, так
и в других классах – как старших, так и младших. В этих заметках не место
давать сравнительные оценки этих мальчиков и девочек, чтобы не отвлекаться от
предмета нашего исследования.
Итак Владимир Познанский пишет:
«…Лиля с детства терпеть не
могла сборища, считая, что на них тратят время на пустую болтовню… Однако
пионервожатая Надя, дочь школьной уборщицы, была другого мнения. К тому же она
тайно завидовала таланту и материальному благополучию её семьи. Это выражалось
в постоянных конфликтах с Лилей и доносах директору школы – то за
систематические неявки пионерки Бруштейн на линейки, то за нежелание носить
пионерский галстук…Потомственный дворянин Василий Иванович Ширинский наконец
вызвал Лилю к себе… спросил:
«Почему не носишь пионерский
галстук?» «Мешает играть на скрипке». «А где он сейчас?» Лиля открыла пухлый
портфель, где среди учебников оказался огромный пакет – жирные пончики с корицей,
чтобы дитя Розы Абрамовны могло восстанавливать израсходованные на непосильные
занятия силы (вместе с Лилей силы восстанавливал весь класс). Покопавшись,
пионерка Бруштейн извлекла наконец засаленную тряпицу бурого цвета. Признать в
ней символ красного знамени Ширинский отказался. Но справедливо рассудив, что
на торжественных и отчётных концертах выступать будет Лиля, а не Надя… директор
всё же нашёл слова, чтобы деликатно донести этот факт до пионервожатой…»
Откуда взял Владимир Познанский
всё это? Из рассказа самой Лили? Если так, то всё это плод аберрации памяти или
её корректировки.
Конечно не так уж важно, что
Ширинского звали Василий Петрович, а не Василий Иванович, а пионервожатая была
Лида, а не Надя.
В действительности Лиля Бруштейн
была примернейшей пионеркой все годы в ЦМШ, никогда не уклонявшейся от
любых официальных мероприятий, всегда в идеальном красном галстуке, и в будущем
была одной из первых, если не первой, подавших заявление в комсомол. Во-вторых,
наша пионервожатая Лида, была старше нас на 5 лет, то есть она родилась в 1930
году, училась в ЦМШ игре на контрабасе. Была она в одном классе с пианистами
Малининым, Антоном Гинзбургом, скрипачами Безродным, Грачом, Соболевским. Она
действительно была дочерью нашей гардеробщицы «тёти Насти», но Лида относилась
ко всем младшим ученикам исключительно дружелюбно, была она весёлой и
общительной. Никогда я не слышал никаких жалоб на неё. Да и вся деятельность
Лиды закончилась в 1948 году – в год окончания ею нашей школы. Она не стала
музыкантом, а была приглашена, имея уже среднее музыкальное образование, в райком,
или даже в ЦК ВЛКСМ, в отдел культуры. Ничего позорного или недостойного ни в
её дальнейшей карьере, ни в её поведении в ЦМШ никогда не было.
Что касается приведённого автором
факта «питания всего класса жирными пончиками», то это, естественно к музыке
отношения не имеет, но и к правде тоже. Никогда Лиля не делилась принесённым из
дома ни с кем, как и никто другой в классе – каждый носил свой «мешочек» с
завтраком из дома, которого едва хватало до позднего обеда в 4-5 часов – после
всех школьных занятий. Не то было время, чтобы делились тогда едой…
Ещё один штрих, характеризующий
идеальную и совершенно законопослушную ученицу ЦМШ. Лиля все годы сидела на
первой парте, прямо напротив учителя. Делила она эту парту с Лёней Шварцем,
сыном начальника Главка лесной промышленности Б.Г. Шварца. Он был любимцем
Косыгина, который не дал выбросить Шварца с работы в годы зрелого сталинизма и
антисемитизма. Ореол крупного сов. чиновника естественно распространялся на его
сына, так что Лиля не случайно выбрала себе в соседи по парте Лёню Шварца.
Что касается истории с
выступлением Лили перед Сталиным ещё перед войной, о чём с подробностями
сообщает Познанский (даже пела с вождём в унисон «Сулико»), то никогда об этом
не рассказывала ни сама Лиля, ни её мама Роза Абрамовна. Я не подвергаю
сомнению эту историю, но держалась она в абсолютной тайне.
В очерке Познанского красной
нитью проходит мысль о том, что Лиля особенно пострадала от государственного
антисемитизма. Это не совсем так. Вернее – совсем не так. Лиля всегда выступала
на отчётных концертах учеников ЦМШ в Малом Зале Консерватории. Если
государственная политика и затрагивала кого-то, то не её. Приведу пример. В
1951 году осенью, несколько скрипачей и пианистов прошли специальное
прослушивание, по существу конкурсное, на право играть на концерте учеников ЦМШ
в Малом зале Консерватории. Прошёл прослушивание и я. Мне предстояло выступить
с виртуозной Фантазией Г. Эрнста «Отелло». Я был в списке участников, но
неожиданно мне сообщили, что моё имя вычеркнуто из афиши реперткомом Комитета
по делам искусств без объяснения причин. Впрочем, я был не единственным в этой
ситуации. Имя Лили Бруштейн осталось в афише – единственная еврейская фамилия,
но осталась. Это было, скорее всего, потому, что видимость объективности была соблюдена,
но «план» по очистке был также выполнен. Почему именно Лиля осталась в афише?
Вернее всего потому, что Ямпольского не хотели ставить в положение унижённого
педагога. Тем более что примерно за полгода до этого Леонид Коган выиграл Брюссельский
Конкурс скрипачей. Во славу Советского Союза.
И в дальнейшем не было ни разу,
чтобы Лилю снимали с выступлений за все годы нашего ученичества в школе.
Неудачи стали постигать её уже в студенческие годы, но право, никакого
отношения к антисемитизму это уже никак не имело.
***
Положение московских профессоров,
будь то в музыке или в медицине, было исключительно высоким и престижным.
Однако и профессора порой допускали ошибки. Иногда фатальные.
Долгие годы в Москве имя
профессора Рубинштейна – крупнейшего специалиста в области лёгочных заболеваний
и особенно лечения туберкулёза лёгких – было именем легендарным. Изобретение
стрептомицина американским учёным русско-еврейского происхождения Залманом
Ваксманом, открыло новые пути борьбы со смертельной болезнью. Врачи, окрылённые
возможностями применения чудодейственного средства в борьбе с болезнью,
считавшейся ранее неизлечимой, получили теперь – в самом начале 1950 годов и в
Советском Союзе – этот новейший препарат, спасавший буквально миллионы жизней
на всей планете. Но всё же большинство советских врачей-фтизиаторов считали,
что лечение одним стрептомицином не совсем надёжно, а наиболее эффективно
сочетание средств хирургии со стрептомицином. Что и было доказано практикой
очень скоро.
Профессор Рубинштейн решил лечить
свою родную племянницу только с помощью нового препарата. К ужасу всех его
ассистентов, новый препарат вызвал в лёгких пациентки профессора необычайно
сильную новую вспышку болезни. Палочка Коха обрела удивительную устойчивость
против стрептомицина и начала в обновлённом виде новую атаку на организм
племянницы профессора. Когда её привезли в знаменитый крымский санаторий, врачи
уже не могли изменить ничего. Стрептомицин, вместо лечения, по неизвестным
причинам стал сам сильнейшим стимулятором болезни. Конечно, такое бывало в
истории и с другими лекарствами, так случается иногда и сегодня с самыми
новейшими и современнейшими препаратами. Но тогда, в начале 1950-х, именно
крымские врачи были категорически против одностороннего лечения стрептомицином,
ещё до истории с племянницей профессора Рубинштейна. И они оказались правы.
Профессор Рубинштейн допустил ошибку, стоившую жизни его пациентки.
Абрам Ильич Ямпольский допустил
также единственную ошибку за все годы своей уникальной педагогической
деятельности.
Одну единственную педагогическую
ошибку сделал он в работе со своей, быть
может, самой любимой ученицей – Лилей Бруштейн. Как это вообще могло произойти?
Дело в том, что метод Ямпольского
заключался в развитии самого сильного качества юного скрипача с начала занятий
с ним. Техническим проблемам уделялось также значительное место в занятиях, но
чаще всего в его классе техническая оснащённость и овладение вершинами
виртуозной техники происходили при работе с Ю.И. Янкелевичем – тогда
первым ассистентом профессора Ямпольского. Сами учащиеся также уделяли большое
внимание развитию своей техники, слушая в классе уже сложившихся молодых
мастеров скрипичного искусства. Как правило главной целью Ямпольского в
индивидуальной работе со своим студентом было именно развитие его самых сильных
индивидуальных качеств – будь то звука, виртуозного начала, особой внутренней
углублённости исполнения иным студентом, или тяготение к более камерному
исполнению – все эти разные качества Ямпольский успешно развивал в своих
учениках, помогая им находить своё будущее профессиональное место на концертной
эстраде, в квартете, оркестре или в педагогической деятельности.
В своих занятиях с Лилей Бруштейн он, как видно из дальнейшей её истории, скорее всего, был настолько очарован её звуком, «тоном», что и давал ей такой репертуар, который бы выявлял её звуковые возможности самым лучшим образом. Беда была в том, что Лиля от природы не обладала необходимой цепкостью и прочностью пальцев левой руки, как и природной лёгкостью и беглостью их – качеств, абсолютно необходимых для любых попыток утвердиться в будущем на концертной эстраде. Занимался ли развитием этого профессор со своей ученицей? Безусловно занимался. Но именно в её случае были необходимы особые усилия как педагога (или его ассистентов), так и самой студентки – посвящать достаточно много времени для «подгонки» технической базы ученика к уровню его лучших звуковых природных данных.
Иными словами то, что делало
метод Ямпольского столь впечатляющим в работе с большинством талантливых
студентов и создавало из них непохожие друг на друга индивидуальности, в
данном – первом и последнем случае – сыграло роковую роль. Лиля Бруштейн, даже
оканчивая школу, не была во всеоружии необходимого прочного технического
аппарата. Это была не её вина. Постоянное захваливание её с детства, особое
внимание профессора, репертуар для выступлений – всё было направлено на максимальный
успех у публики и у музыкантов, видевших в каждом таком выступлении особую
печать лиризма и превосходного скрипичного звука. В таком репертуаре
совсем не бросалось в глаза то, что впоследствии стало причиной её будущих
поражений на конкурсных состязаниях.
Как уже отмечалось, Владимир
Познанский строил свой очерк на совершенно непроверенных фактах. Так например
он сообщил, что в 1957 году Леонарда Бруштейн стала лауреатом Первого
всесоюзного конкурса. Первый Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей
состоялся в 1933 году. Второй – в 1935-м, третий в1945-м. А в 1957 году имел
место конкурс на Всесоюзном фестивале молодёжи – это было преддверием
Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Как на Всесоюзном
фестивале, так и на Международном первую премию выиграл Альберт Марков, ученик
Ю.И. Янкелевича. Следом за ним был Виктор Данченко, ученик Д.Ф. Ойстраха.
Увы, Лиля не прошла на второй тур
Всесоюзного фестиваля. Никто не строил никаких козней против неё – просто
конкуренция среди молодых виртуозов была очень сильной.
Но ещё до этого события – зимой
1955 года в Консерватории был объявлен открытый конкурс на исполнение Концерта
Мендельсона с оркестром. То было первым поражением как Лили, так и метода
занятий с ней А.И. Ямпольского. Конкурс выиграла молодая скрипачка Марина
Яблонская – ученица профессора Б.В. Кузнецова (тоже еврейка, впоследствии
солистка оркестра Большого театра в Москве и Сити-Оперы в Нью-Йорке). Янкелевич
и Кузнецов сидели в жюри и они были друзьями как в жизни, так и в
Консерватории. Не могло идти и речи о каких-то сведениях счётов между
профессорами. Просто Лиля произвела впечатление неяркое, не артистическое, а
добротно-ученическое. Конкурс же был на исполнение с оркестром, и тут даже
вполне добротная академическая игра не является гарантией выигрыша соревнования.
Артистизм, яркость, виртуозная лёгкость – вот, что приносит успех победителям
конкурсов, и что принесло успех конкурентке Лили Марине Яблонской.
Конечно и Ямпольский, и родители
Лили Бруштейн были тогда очень глубоко опечалены этим первым ударом по их планам
и надеждам. Это всё безмерно грустно, если говорить о человеческом аспекте
восприятия событий. О профессиональном мы уже говорили выше.
В 1956 году, через полторы-две
недели после окончания сенсационных выступлений Исаака Стерна в СССР, внезапно
скончался от быстротекущего и острого диабета Абрам Ильич Ямпольский.
Его студентам предстояло сделать
выбор. В принципе у Ямпольского было два продолжателя его наследия – Леонид
Коган, уже тогда доцент Консерватории, и Ю.И. Янкелевич, многолетний
ассистент Ямпольского и также доцент Консерватории.
Но Леонарда предпочла другой
путь. Мы все, её соученики, были несколько шокированы, когда узнали, что
буквально через несколько дней после смерти её учителя, она подала заявление в
класс Ойстраха. Почему именно Ойстраха? Ведь Д.Ф. Ойстрах – как
исполнитель-виртуоз и педагог – был в принципе антагонистом Ямпольского? У него
был иной подход к преподаванию и совершенно иные параметры скрипичной игры.
Такая разница в двух московских школах искусства игры на скрипке (при третьей –
ленинградской школе наследников Ауэра – профессоров Эйдлина и Шера) была весьма
полезна для успешного развития советской скрипичной школы, давшей артистов
мирового класса с совершенно разными индивидуальностями и практически всех в то
время лауреатов большинства международных конкурсов.
Но для Лили Бруштейн пребывание в
классе Ойстраха было гибельным путём. В класс Ойстраха она не вписалась и не
могла там почувствовать себя вполне «дома». Прежде всего потому, что Абрам
Ильич Ямпольский работал с ней кропотливо буквально над каждой нотой. Все его
замечания Лиля аккуратно записывала. Стиль работы Ойстраха был совершенно иным.
Он не разучивал материал со студентами. Они играли ему уже сделанные
произведения (с ассистентом или вообще самостоятельно), а подход профессора к
учебному процессу было скорее общеартистическим, чем скрупулёзно-методическим.
По рассказам его студентов, у Ойстраха не было ни времени, ни желания
заниматься с Лилей в привычном для неё стиле. Увы, сама Лиля этого не видела и
не понимала – старая переоценка своей значимости не могла исчезнуть или
измениться так сразу и без влияния извне.
Сегодня совершенно ясно, что
только один человек в Московской Консерватории тех лет мог помочь ей добиться
много большего, чем то, что получилось в жизни. Этим человеком был Юрий Исаевич
Янкелевич.
Только он мог дать Лиле Бруштейн
ту необходимую техническую базу, на которой могло строиться её дальнейшее
продвижение к желаемым целям. По-видимому, это был для неё неприемлемо – теперь
поступать к «ассистенту» своего профессора?! Да и для чего? Она вполне искренне
не понимала действительного положения вещей – ведь никто и никогда с ней не
говорил о пробелах в технике и артистизме.
Конечно, Янкелевич в своих
требованиях шёл всегда до конца без всяких компромиссов. Либо студент полностью
доверялся и подчинялся ему, либо им приходилось расстаться. Речь идёт о тех
скрипачах, которые действительно нуждались в серьёзной помощи в значительном
улучшении своего технического багажа.
Таким студентам, по существу уже
артистам, и к тому же блестящим виртуозам, как Альберт Марков, а в будущем
Виктор Третьяков, Владимир Спиваков, Владимир Ланцман – этим студентам он давал
ту свободу при совместной работе, на которую, по мнению Янкелевича, они имели
право.
Итак, как уже говорилось,
оставался для неё ещё один путь – придти в класс Леонида Когана. Но в 1956 году
он был всё же вторым, только лишь вторым скрипачом страны Советов. Первым,
единственно признанным, тогда был Давид Ойстрах. Её выбор был продиктован
вероятнее всего аурой всемирной славы Ойстраха.
Так она пришла к окончанию
Консерватории в 1958 году, увы, никак о себе не заявив за свои два последних
года в Консерватории в классе Ойстраха, да в общем и за весь пятилетний курс.
Произошло худшее – она не получила рекомендации в аспирантуру.
Согласно Познанскому, начальница управления
высших учебных заведений Министерства культуры Ильина назвала при личном
свидании Лилю Бруштейн «жидовской сучкой». Вероятнее всего это плод чьего-то
вымысла. Ни один чиновник, даже в самый разгар антисемитизма в последние годы
правления Сталина, не позволял себе таких слов. А примеров у всех нас очень
много. Мой отец, изгнанный в 1950 году с работы дирижёра оркестра
Кинематографии, ходил по многим кабинетам, включая даже кабинеты в ЦК, так как
был членом партии, но он никогда не слышал ничего подобного. Возможно, что
между партийными «товарищами» это вполне могло иметь место, совершенно
очевидно, что такие примерно «нежности» слышали подследственные в Лубянке, но в
обычной жизни этого не могло быть.
Это, то есть государственный
антисемитизм – важный аспект всей истории «Леонарды» Познанского. Всё это так.
Но всё же, несмотря на официальную политику антисемитизма, все наши соученики,
в конце концов, заняли своё профессиональное место – иногда может быть на
порядок ниже своих возможностей, но всё равно в лучших симфонических или
оперных оркестрах Москвы или Ленинграда, на концертной эстраде, в учебных
заведениях, хотя и не в Консерватории – словом – рано или поздно – все
прошедшие через это и вопреки государственной политике находили своё
достойное профессиональное место. Лиля Бруштейн в результате всех проб и
исканий стала концертмейстером оркестра драматического театра – МХАТа.
К счастью для Лили, ей удалось
установить хороший творческий и человеческий контакт с композитором Д.Б. Кабалевским.
Она в течение многих лет разъезжала с ним и исполняла его Концерт для скрипки с
оркестром во многих городах Союза. Также и знакомство с Никитой Богословским и
рядом других композиторов, дало ей возможность выступать в их творческих
вечерах-концертах.
Работая параллельно в оркестре
Большого театра и в Концертном бюро Московской Филармонии в качестве солиста,
мне иногда доводилось встречать Лилю, которая принимала участие в
концертах-лекциях Филармонии со своим МХАТовским квартетом, составленном из её
коллег. Это бывало тогда, когда смета Концертного бюро позволяла приглашать её
квартет для музыкального сопровождения сцен из спектаклей МХАТа. Как-то, уже в 1970
годы на одном из таких концертов она представила мне своего второго скрипача в
качестве её мужа. Это была моя последняя встреча с Лилей.
В октябре 1979 года я сыграл в
последний раз на концерте Филармонии и 26 ноября улетел со своей семьёй в Вену,
а через два месяца – перелетел в Нью-Йорк. В 1999 году до меня дошло известие о
смерти Лили Бруштейн. Мне было безмерно жаль её, начинавшую свою
профессиональную жизнь с такими надеждами. Постепенно теряя свои иллюзии, она
всё же старалась не сдаваться и время от времени выступала с композиторами, что
конечно было для неё большой моральной поддержкой. Как жаль, что из-за ошибки
её педагога – крупнейшего советского профессора – так неудачно сложилась
карьера многообещающей скрипачки. Иногда ошибаются и великие.
Август
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2497
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer8/Shtilman1.php - to PDF file
Комментарии:
К
К, Россия - at 2009-10-07 06:17:59 EDT
Проба
Arthur Shtilman
New York, NY, USA - at 2009-07-06 13:13:30 EDT
В.Познанскому.
1/Не торопитесь обвинять в непорядочности людей,профессионально рассматривавющих проблемы скрипичной игры. Вы, к этим людям не относитесь. Но главное не в этом. Главное - это абсолютно несостоятельная концепция антисемитизма, не давшего именно Лиле возможности проявить свои способности. Это самая главная ошибка очерка "Леонарда". Все мы прошли через худшее в той стране, но все заняли своё место,хотя , как сказано ,часто и на порядок ниже.Мне понятно раздражение автора "Леонарды". Но концепция автора -полностью несостоятельна не по причине "Василия Ивановича" или кого-то ещё. По причине НЕЗНАНИЯ автором предмета исследования.2/Диски Лили мне предложил Андрей Костин, я сам об этом не просил, но принял это с благодарностью, если он не изменил своего мнения.
Владимир Познанский
Москва, Россия - at 2009-07-06 11:08:30 EDT
ДОПОЛНЕНИЕ К МОЕМУ КОММЕНТАРИЮ
Вы знали Леонарду только в первом периоде ее творчества,
до Вашего отъезда из России. Следовательно, последние четверть века ее творчества Вам неизвестны. Тем не менее, Вы считаете уместным говорить о всем творчестве Л. Бруштейн, самоуверенно полагая, что за последующий длительный срок прогресса в игре скрипачки быть не могло. Причем, представляете свое мнение как истину в последней инстанции. Это по меньшей мере непорядочно.
Что же, кроме Вашего инения об игре Леонарды, в сухом остатке? Мелкие, не имеющие сколько-нибудь заметного значения "блошки", например, то,что дочь уборщицы звали не Надя, а Лида или то, что ошибочно указано отчество Ширинского...
Что ж, пусть необъективный опус о Леонарде останется на Вашей совести...
Владимир Познанский
Москва, Россия - at 2009-07-02 06:44:12 EDT
Уважаемый господин Штильман!
Вы назвали меня штурманом, "забыв" упомянуть, что в последнее время я долгие годы был журналистом, очевидно, чтобы лучше убедить читателей в моей некомпетентности. Что касается фактов, они полностью соответствуют словам Леонарды, записанным А. Костиным.
А об исполнительском мастерстве Л.Бруштейн, думаю, красноречиво говорят характеристики
Хренникова и Ростроповича, приведенные в моей книге. Им я склонен доверять больше, чем Вашим. Тем более, что Вы не слышали игру Леонарды очень давно, о чем свидетельствует Ваша просьба, адресованная Костину, прислать диски с ее записями.
Андрей Костин
Москва, Россия - at 2009-06-25 17:16:57 EDT
Уважаемый Артур!
Передо мной Диплом Лауреата третьей степени. Подписи.
Председатель жюри - Двид Ойстрах, а Цыганов фигурирует только как член жюри.
А историю со Сталиным Лилечка так никогда бы и не озвучила, если бы не моя настоятельная просьба.
Дело в том, что в ней был как-то замешан большой друг семьи Бруштейн Иосиф Кронгауз, личный референт Лазаря Кагановича, который был в конце сороковых годов репрессирован.
И на всё, Что было связано с именем этого человека, в семье Лилечки было наложено глубочайшее ТАБУ.
Андрей Костин
Москва, Россия - at 2009-06-25 16:47:59 EDT
Уважаемый Артур!
Я глубоко Вам признателен, за Ваши упоминания и память о Лилечке. Для меня важно не столько что вы пишите, а сам факт "незабвения".
Познанский все факты книги писал по моим записям, которые я делал в последние полтора года жизни Лилечки, когда она уже не могла выходить из квартры и всё время вспоминала и рассказывала события своей жизни. Она просила, что бы именно Володя написал книгу, если такому должно случиться. Дело в том, что Познанский очень талантливый журналист, он часто брал у Лилечки интервью, которые озвучивал на Радиостанции "Россия", это был фактически единственный источник в эфире, где она могла говорить и играть. Т.К. на радиостанции "Орфей" ему отвечали: "Зачем нам нужна какая то Бруштейн, когда у нас есть Пикайзен и Грач", не в обиду им будет сказано. Я предоставил Володе полный к карт-бланш в работе над своим материалом и он из толстенной тетради с фактами сделал живую книгу в виде очерков. А то, что он вложил в речь Ильиниой слово "сучка"-это было его видение как Журналиста перестроечной поры, когда все конфликты заострялись. Я должен вам сказать, что Ильина сказала гораздо более страшные слова: «У вашего конкурента перед вами национальное преимущество." на что Лиля ей ответила:"Это у меня перед вами национальное преимущество" Вы ведь знали Лелечку. А дальше слова Ильиной:"Деточка, вы нигде работать не будете".
А вот с чем я совершенно с вами не согласен, так это с тем, что она была ошибкой Ямпольского. Такого звука и такой кристально выверенной интерпретации произведений, которую дал Лиле Бог и Абрам Ильич, он не дал никому, даже ученикам Ямпольскго, я уже не говорю о классных ремесленников, коих штамповал Янкелевич, за исключением Ланцмана, который играл ярко, вопреки своему учителю.
Кстати, у меня есть в жизни интересный факт, когда Нелли Школьникова готовилась к конкурсу в Париже, я всё своё детское время проводил под столом её комнаты, мы были соседями по коммунальной кооперативной квартире МХАТа.
Пожалуйста, пришлите мне адрес, по которому я мог бы переслать вам диски с записями Леонарды.
С уважением Андрей
Arthur SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2009-06-25 15:40:56 EDT
Науму НЕИЗВЕСТНОМУ:
Не ищите блох. Первые два верны. Но всё это детали. А жизненные факты - это жизнь. Впрочем, автор книги "Леонарда" написал свою версию событий. Он её издал- и прекрасно. Современники и очевидцы имеют право на выражение их собственной версии событий. Тем не менее ошибка профессора - одна единственная, вряд ли нуждается в дальнейшем раскрытии. Вот так, г-н НЕИЗВЕСТНЫЙ Наум, а не Эрнест.На этом поставим точку. Я лично не читаю того, что мне не нравится. Поступайте также.
Наум
- at 2009-06-25 11:56:44 EDT
1. Увы, Лиля не прошла на второй тур Всесоюзного фестиваля. Никто не строил никаких козней против неё – просто конкуренция среди молодых виртуозов была очень сильной.
2. События развивались так: Лиля действительно не прошла на второй тур - а он и был финальным… а председателем жюри был Цыганов. Он, мягко выражаясь, не был поклонником ни Абрама Ильича, ни Лили, ни Ойстраха, и, вероятно, он принял в этом участие. Я был его учеником с 8-го класса ЦМШ,но могу сказать, что он далеко не всегда был лоялен даже и ко мне. Давид Фёдорович сразу понял, что если Лиля не будет играть в финале, то это будет означать, что лишь после года пребывания в его классе она деградировала настолько, что её даже не пропустили на финал! Этого он не мог допустить.Вот почему я отчётливо помню, что этот факт вызвал большое волнение среди как участников, так и родителей.
3. События развивались так: Лиля действительно как всегда играла замечачельно, но не прошла на второй тур - а он и был финальным… а председателем жюри был Цыганов. Он, мягко выражаясь, не был поклонником ни Абрама Ильича, ни Лили, ни Ойстраха, и, вероятно, он принял в этом участие. Я был его учеником с 8-го класса ЦМШ, но могу сказать, что он далеко не всегда был лоялен даже и ко мне. Давид Фёдорович сразу понял, что если Лиля не будет играть в финале, то это будет означать, что лишь после года пребывания в его классе она деградировала настолько, что её даже не пропустили на финал! Этого он не мог допустить. Вот почему я отчётливо помню, что этот факт вызвал большое волнение среди как участников, так и родителей, возмущенных поведением председателя жюри Цыганова.
Количество вариантов не ограничено.
Какой из трех вариантов верный?
Arthur SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2009-06-25 04:14:23 EDT
Уважаемый Андрей!
Я не только восстановил в памяти события 52-летней давности, но и перепроверил это у двух участников того фестиваля в 1957 году. События развивались так: Лиля действительно не прошла на второй тур - а он и был финальным. Её родители были милейшими и скромнейшими людьми и они были совершенно неспособны к каким-либо действиям-хождениям в Мин. культуры и.т.д. Но они сумели дать знать об этом Ойстраху. Кажется его не было в Москве, а председателем жюри был Цыганов. Он, мягко выражаясь, не был поклонником ни Абрама Ильича, ни Лили, ни Ойстраха, и,вероятно, он принял в этом участие. Я был его учеником с 8-го класса ЦМШ,но могу сказать, что он далеко не всегда был лоялен даже и ко мне.Давид Фёдорович сразу понял, что если Лиля не будет играть в финале, то это будет означать, что лишь после года пребывания в его классе она деградировала настолько, что её даже не пропустили на финал! Этого он не мог допустить.Вот почему я отчётливо помню, что этот факт вызвал большое волнение среди как участников, так и родителей. Вот так обстояло дело. К неудовольствию Цыганова и ещё одного чиновника, Лиля вышла на финальное прослушивание. Так что вы правы, что она получила диплом, но события развивались именно так, что в памяти,естественно остался довольно скандальный факт её первоначального исключения из финалистов.Хорошо, что вы внесли ясность в этот вопрос. К сожалению её участие в том фестивале мало что изменило. Через год, окончив Консерваторию, она не получила рекомендации в аспирантуру. А это уже целиком зависело от Ойстраха. Искренне ваш Артур.
Arthur SHTILMAN
New York, NY, USA - at 2009-06-24 22:57:37 EDT
Уважаемый Андрей!
Спасибо за письмо.Неточности всегда могут быть и спасибо за ваши замечания.Если представиться случай - исправлю относительно фестиваля молодёжи. Но это был, как я и написал - не Всесоюзный конкурс скрипачей, имевший место в 1961 году, на котором Лиля не играла по причинам изложенным в моей статье,а фестиваль-преддверье Международного фестиваля в Москве 1957 года.Что до нашей встречи, то тут ошибки нет- я и написал -"где-то в 70-е годы".Я помню, что встретился с вами где-то года за четыре до моего отъезда из Москвы в 1979 году. Скорее всего - в середине 70-х. Концерт был от Концертного бюро Московской Филармонии.В том концерте Филармонии, где мы встретились - точно участвовали артисты МХАТа.А вы были квартетом МХАТа, что тогда навело меня на мысль о совместном вашем выступлении.
Что касается книги Познанского, то там слишком много не только неточностей, но и и вообще вымыслов. Ну, это его вина. Я прочитал всё из его книги, а может быть и всю, на интернете.Если пришлёте мне Си-ди - буду очень признателен. Спасибо за отклик. Искренне ваш Артур.
Андрей Костин
Москва, Россия - at 2009-06-24 03:41:32 EDT
Уважаемый Артур! В моём предыдущем комментарии закралась ошибка в электронном адресе книги Познанского "ЛЕОНАРДА" правильно будет - andkostin.narud.ru
К сожалению и в Вашей статье есть неточности, никогда мы квартетом в филармонии и в Бюро пропаганды советской музыки не играли фрагментов из спектаклей МХАТА, основная концертная деятельность квартета Леонарды состояла в исполнении новых произведений как советских, так и зарубежных композиторов, а их нами было сыграно более 180.
Да и в 70 году я с Леонардой не был даже знаком. Познакомились мы с ней в 1972 году, и не расставались до её кончины в 1999 году. Так что наша с Вами встреча состоялась скорее всего гораздо позже. Если желаете и дадите Ваш почтовый адрес, то я мог бы переслать три последних компакт диска Леонарды - как иллюстрацию к "ошибке Ямпольского" мой адрес электронной почты - akostinviolin@mtu-net.ru
Андрей Костин
Москва, Россия - at 2009-06-24 01:11:46 EDT
Уважаемый Артур! Рад, что статья в Лехайме о судьбе Леонарды не оставила Вас равнодушным, жалко, что Вам не удалось прочесть саму книг которая касположена на akostin.nard.ru оставлю лирику того что кто-то что-то говорил или не говорил Обращу Ваше внимание теперь на ваши исторические неточности.Первое-относительно Вашего утверждения, что Леонарда не прошла на второй тур Всесоюзного конкурса на Всесоюзном фестивале советской молодёжи-передо мной лежит газета "Советская культура" от 13 июля 1957 года-на странице Лауреатов этого конкурса в разделе "СКРИПКА"-золото-Марков,Данченко, Шихмурзаева, серебро-Либерман,Фейгин,Серлова,Малинин,Куньев,Бейлина, бронза-Фролов,Хейфец,Снитковский,Рубенэ,Самбатян,Кузнецова,Пелех,
БРУШТЕЙН Л.Н.Русин,Бородицкий.
Ион Деген
- at 2009-05-28 10:11:42 EDT
Не знаю, везение это, или испытание на профессиональную прочность, но мне часто и много приходилось лечить музыкантов. Не только киевских и украинских, но и приезжавших из Еревана, Казани, Ленинграда, Москвы. Были среди них и выдающиеся, например, Яков Флиер. Общение с ними не только до предела напрягало меня, но и доставляло истинное наслаждение. Казалось, какой-то малой частью себя прикасался к высокому искусству, к среде их обитания. И вот сейчас, читая это великолепное эссе, я словно вернулся в то время и в ту среду. Спасибо огромное!
Элиэзер М. Рабинович
- at 2009-05-13 19:39:33 EDT
Какой прекрасный, тактичный, взвешенный очерк! Будучи далек от темы, тем не менее прочитал его на одном дыхании.
Виталий Рогальский
Нью Йорк, Н.Й, США - at 2009-05-13 17:12:31 EDT
Статья А. Штильмана оригинальна и интересна в двух аспектах. Во-первых, она содержит уникальный анализ методологий двух выдающихся музыкальных педогогов - Ямпольского и Ойстраха. Штильман профессионально рассказал, как талантливому музыканту жизненно необходимо найти СВОЕГО педагог. Второе. Антисемитизм в СССР процветал десятилетиями. Выдумывание небылиц и враньё, о том как это было вызывает недоверие к подлинным фактам и содействует антисемитизму сегоднешнему. К сожалению, такие "благие" выступления встречаются нередко. Партийный антисимитизм был лицемерным и "жидами" же партийные боссы не бросались, а действовали, не нарушая парт-этики по отношению к прилежным товарищам "еврейской национальности". Штильман показал, что неверно всегда объяснять неудачу музыканта в СССР, как следствие антисемитизма.
А.Избицер
- at 2009-05-10 04:58:17 EDT
Несколько раз перечитывал статью и считаю её большой удачей А.Штильмана. За, казалось бы, безыскусным рассказом – хотя и полемичным по отношению к очерку (и книге) В.Познанского – стоят сложные и щекотливые вопросы, лишь тактично намеченные автором.
Очень радует предельная точность в деталях – знание подлинных имён, событий и пр. дало в руки Штильмана прекрасный инструмент не только для многих корректур текста Познанского, но и для глубоко оправданной концепции в целом.
Превосходно передана атмосфера, в которой воспитывались уже тогда многие одарённые дети, лишённые детства непрестанной, от младых ногтей борьбой за место на исполнительском Олимпе, тяжким детским трудом и, с другой стороны, непомерными захваливаниями.
Легенда о Леонарде, созданная Познанским, неплоха, «красива», но правдивые факты и наблюдения очевидца Штильмана гораздо лучше и интереснее.
С другой стороны, хотя я и не вправе оспаривать название статьи, отражающее главный «тезис» её – «Ошибка профессора А.И.Ямпольского», но замечу, что в действительности, как правило, не только профессор несёт ответственность за качество игры студента, но, в большой мере, и сам ученик. Когда студент достигает определённого созревания, процесс обучения становится процессом двусторонним, и потому ни творческие победы, ни поражения, на мой взгляд, невозможно приписывать исключительно одной из сторон. Особенно, когда речь идёт о технической т.н. «оснастке».
В данном случае, по-видимому, у Леонарды было полнейшее, слепое доверие к Ямпольскому, поскольку тот ковал лауреатов, как профессиональный кузнец выковал бы изделие для ВДНХ. Но, занимаясь годами с Леонардой над каждой деталью сочинений, он, как становится ясно, не смог обучить её работать над сочинением и самостоятельно. И это, бесспорно, не было виной покойного Ямпольского, но лишь признаком неспособности его ученицы постичь его метод. Потому, лишившись «няньки», молодая женщина оказалась не подготовленной к занятиям с Ойстрахом. Так мне это представляется.