Наступление и предсказание
Трудно даже представить, что всего полгода назад
бывший сенатор Билл Гремм, служивший у Джона Маккейна экономическим
многознатцем, вслед за профессором Преображенским пылко заявил, что кризиса
нет, что кризис – в головах, что не экономика слаба, а жалко состояние духа. Чем
лечить душевную слабость – холодными обливаниями или же хождением в йогу, узнать
не удалось, так как политическая буря смела буйного солипсиста с экономической
авансцены, и мы на собственной шкуре убедились, что кризис – все-таки
объективная реальность, данная нам в омерзительных ощущениях. И сразу же перед
потрясенным народом встали три извечных вопроса: «Кто виноват?», «Что делать?»
и: «А ты кто такой?». Чтобы разобраться, что же произошло, нам нужно вернуться
ровно на десять лет назад, в 1999 год.
Ставка меньше, чем жизнь
В том благословенном году публику интересовал,
казалось, только один вопрос: имел он секс с этой вумен или не имел он секса с
этой вумен. А и то: все остальные проблемы были отчетливо решены. Биржа за пять
лет прибавила 6 000 пунктов, что радовало сердца инвесторов и вселяло уверенность в души пенсионеров.
Структура фондового рынка соответствовала самым смелым мечтам прогрессистов: на
первом месте высокотехнологичный Майкрософт, на втором – машиностроительный
Дженерал Электрик, а ресурсные компании типа Шелл и пр. плелись далеко позади. Госбюджет
за 1998 год впервые за 30 лет был сведен с профицитом, а прогнозы на текущий
1999 год были еще лучше, что позволило приступить к досрочному выкупу
гособлигаций, а это, в свою, очередь снижало ставки по закладной (моргидж,
говоря по-нашему, «по-английскому»). США только что сделали многомиллиардные
вливания в экономику Мексики, и улучшившееся положение позволило соседу
выплатить долг с процентами. Юго-восточноазиатский кризис был капсулирован.
Старый враг – Россия – после дефолта пребывал в состоянии финансового ступора,
а новых врагов и не намечалось. Не считать же было таковыми банду оборванцев,
прячущуюся в пещерах Афганистана. Журнал «Тайм» вышел с обложкой, на которой
красовались министр финансов Рубин, его заместитель Саммерс, и председатель
Федерального Резерва Гринспен. Подпись гласила: «Комитет по спасению Земного
Шара». Так это и воспринималось. Золото падало в цене и стоило 261 доллар за
унцию, нефть – около 15 долларов за баррель, за один доллар давали 1.18 евро. Безработица
упала до ничтожных четырех процентов. Жизнь была прекрасна.
И в этой прекрасности никто не обратил внимания,
что один из архитекторов чуда Роберт Рубин развернулся и ушел в частный сектор.
Что опьяненный успехами Конгресс, отозвал существовавший десятилетия закон
Гласса-Стигелла, возводящего перегородку между финансовыми и инвестиционными
банками. И, наконец, что-то непонятное случилось с Алленом Гринспеном. Дело в
том, что на бирже начали нарастать негативные явления. Внешне все было хорошо.
Индексы росли, и тренд роста был устойчив, но при внимательном рассмотрении
замечалось, что рост практически полностью обуславливался спекулятивной
составляющей, и биржа все больше превращалась в классическую пирамиду, когда
рост цен на акции определялся притоком новых денег, но не возвратностью
прибыли. Естественно, такое состояние могло существовать лишь в режиме
биржевого мародерства, когда все средства бросаются на то, чтобы привлечь
традиционно ленивые (лежащие на сберегательных счетах, депозитных сертификатах,
в страховой ренте, в недвижимости) деньги на биржу. В ситуации, когда каждая
кухарка вдруг научилась управлять инвестиционным портфелем, на продажу
безостановочно выходили компании со все более сомнительным настоящим и мутным
будущим.
Как в этих условиях должен был играть Федеральный
Резерв? Очевидно, следовало сильно повысить учетную ставку, которая на 1 января
1999 года равнялась 5%, что для того состояния экономики было чрезвычайно
низким уровнем (безработица низка, цены на энергоносители впали в ничтожество,
а экономический рост демонстрировал завидную внутреннюю энергию), чтобы вернуть
привлекательность консервативным видам сбережений, отвлечь средства с биржевого
поля, охладив тем самым последнее, и создать хороший фундамент для последующего
маневрирования. При этом нужно было не просто заявлять, но настаивать, что
инфляция стране не грозит ни с какой стороны, и что рост экономики является
устойчивым – и то, и другое было правдой.
Гринспен поступил с точностью до наоборот! До июня
учетная ставка вообще не повышалась, затем последовали три жалких повышения на
0.25% каждое, и в ноябре снова замерло все до рассвета. Но зато на слова наш
финансовый гуру не скупился! Он пугал инфляцией на каждом заседании банковского
комитета Конгресса, он пугал инфляцией на каждом заседании Комитета по
открытому рынку, он пугал инфляцией в каждом интервью.
Биржа реагировала адекватно. Как прикажете
поступать, когда начальник говорит, что ваши деньги обесценятся, а сам ничего
не делает, чтобы их спасти? Конечно, нужно заработать их побольше и побыстрее,
с тем, что когда наступит час Ч., количество ваших обесцененных денег будет
таково, что обеспечит, как минимум, достигнутый уровень зажиточности. Вот биржа
и сорвалась с цепи. За год NASDAQ вырос на 62.5%. Первый звонок прозвучал в
конце января 2000, когда биржа соскользнула ниже достигнутых 4 000 пунктов
(я говорю о том же индексе), но на это предпочли не обращать внимания, тем
более что рынок быстро восстановился. И гром грянул. После того, как 9 марта
индекс перевалил за исторические 5 000 и продержался на этой территории
ровно два дня, биржа стала неудержимо падать. Конец марта был встречен на
отметке 4 572, конец апреля – 3 860, конец мая – 3 401.
Ситуация изменилась, следовательно и реакция на
нее ожидалась иной. Если бы Федеральный Резерв, как бывало прежде, выступил с
заявлением, что, мол, в экономике дела идут прекрасно, инфляции не предвидится,
а посему в ближайшее время, пока биржа не восстановится, учетная ставка
повышаться не будет, то биржа, очевидно, затормозилась бы и стагнировалась на
то время, которое необходимо было для переваривания избыточного спроса. Но Алан
Гринспен стал погонять ставку. В марте, аккурат после краха, она была поднята
на 0.25%, а потом, чтобы мало не показалось, в мае уже на целых полпроцента.
Биржа была убита, а вместе с ней и финансовая база т.н. «новой экономики».
Деньги стали убегать из технологического сектора со скоростью Гаруна. В
результате недофинансирования через три года, осенью 2003 года впервые в истории торговый баланс США
по статье «товары высокой технологии» был
сведен с дефицитом, и с тех пор этот баланс так и не вышел в профицит. В
переводе на посудохозяйственный язык это означает, что Соединенные Штаты
утратили лидерство в научно-техническом прогрессе. Начиная с 2001 года,
практически весь прирост валового национального продукта приходился на сервис,
государственные расходы и строительство домов, а научно-технический прогресс
стал проходить по ведомству Китая, Японии, и даже столь нелюбимой американскими
консерваторами Франции.
И по камешку, по кирпичику
Освободившиеся после краха деньги стали метаться в
поисках применения. Рынок долгосрочных гособлигаций был мощно захвачен иностранными
суверенными фондами, и на долю внутренних инвесторов оставались только средне-
и краткосрочные бумаги. Денежное давление приводило к снижению возврата на них.
А тут денег еще добавилось. Откуда они взялись?
Тут надо слегка углубиться в борьбу экономики
предложения с кейнсианством. Корни этой саги уходят в тридцатые годы, когда к
власти сразу в трех крупнейших странах мира пришли великие последователи Джона
Мейнарда Кейнса (хотя, возможно, двое из них даже не подозревали о его
существовании). Задавленная депрессией Америка (реальный валовой внутренний
продукт на душу населения упал за 5 лет – с начала 1929 до конца 1933 года - на
44%), разрушенная первой мировой войной Германия (инфляция была настолько
чудовищной, что 154 миллиарда марок, потраченные на войну на 15 ноября 1923
года деноминировались в 15.4 пфеннига, превратив эту войну в самую дешевую для
всех времен и народов, а последующие попытки обуздать инфляцию привели к
стагнации и безработице), СССР, где экономическая власть стала ускользать из рук
большевиков, что грозило самому существованию партийной диктатуры – вот эти три
страны.
В качестве лечения был выбрана дефицитность
государственного бюджета с инвестированием образовавшейся избыточной денежной
массы в тяжелую и военную промышленность (СССР), военную промышленность и
инфраструктуру (Германия), гражданскую инфраструктуру (США).
Результаты были ошеломляющими. В США за семилетний
период с 1933 по 1940 годы валовой внутренний продукт на душу населения вырос
на 69.9%, безработица в Германии приблизилась к нулю, в СССР индустрия,
находящаяся в руках и под контролем государства позволила произвести
экономический переворот и законсервировать коммунистическую диктатуру на
десятилетия вперед.
Но за все нужно платить. Образовавшийся гигантский
инфляционный пожар требовалось погасить и как можно скорее. Немцы решили
погасить его распространением инфляционного давления на как можно большую
территорию – и началась невиданная военная экспансия, которая закончилась
невиданным же по своей болезненности поражением, после которого государственное
строительство пришлось начинать заново. Коммунисты погасили его невиданным по
своей резкости и грубости снижением потребления – и проиграли, в конце концов,
народ. И только в Америке, благодаря умной и умелой капитализации дефицита,
удалось избежать губительных последствий инфляционного давления и ввести страну
в длительный период процветания.
Самые вкусные фрукты, однако, имеют отвратительное
свойство портиться, а самые хорошие идеи – доводиться до абсурда. К концу
шестидесятых годов кейнсианство, оставшись без почившего в бозе лидера,
сформулировало ряд постулатов, слепое следование которым привело к дотоле
неизвестному явлению, поразившему в средине 1970-х американскую экономику –
стагфляции, объединившей стагнацию и инфляцию. И вот тогда-то на сцену вышли
экономисты, чьи взгляды базировались на философии и расчетах Хайека, Фридмена, Манделла
и Бьюкенана. Будучи идейными противниками стимуляции спроса, они называли
систему своих взглядов «экономикой предложения», которая покоилась на двух
китах: жесткой монетарной политике (для снижения инфляции) и снижении налогов
(для обеспечения экономического роста). То есть с самого начала «экономика
предложения» явила себя как компенсаторная, исправляющая накопившиеся диспропорции.
Тогда же, в начале семидесятых на сцене появляется
экономист Артур Леффер, который показал двум молодым
конгрессменам-республиканцам Дональду Рамсфельду и Дику Чейни (как знакомо
звучат эти имена!) кривую зависимости между налоговой ставкой и доходами казны.
Кривая эта имеет вид арки и базируется на нехитром допущении, что если, мол,
налоговая ставка равна нулю, то доходы казны тоже будут нулевыми, а если
упомянутая ставка сравняется со 100%, то никто работать не будет, а значит
доходы опять-таки будут нулевыми. Из этого делалось заключение, что где-то
посередке у кривой зависимости должен быть максимум, которого можно достичь,
снижая налоговую ставку и радостно наблюдая рост казенного благоденствия. У
этой безупречной логики был только один недостаток: она не подтвердилась ни в
одной из стран, включая США: в 1964 году правительство Кеннеди-Джонсона снизило
верхнюю налоговую ставку с 91% до 70% и нижнюю – с 20% до 14%. Радикальное
снижение давало пищу для размышлений, так как вопреки лефферовским предположениям
восстановило только треть от потерянной налоговой суммы, две трети были
потеряны безвозвратно. Но паровоз летел вперед и т.н. закон Кемпа-Росса,
существенно снижающий налоговое бремя, был принят в 1981 году.
Увы, экономическое оживление не привело к
ожидаемому росту поступлений, оно обернулось чистым убытком для казны, и
лавинообразный рост дефицита с 80 миллиардов долларов в
Правительство Клинтона с самого начала опиралось
на т.н. Меморандум Гринспена (тогда еще вполне адекватного). Гринспен обещал НЕ
повышать учетную ставку, если правительство НЕ повысит дефицит госбюджета. Эта
вариация сакраментального: «Цыгане с одной стороны красят корабль, а
пароходство с другой стороны платит деньги» - заставила правительство еще раз
поднять налоги и, вопреки воплям «предложенцев», экономика благодарно
откликнулась небывалым ростом. Казалось, что, наконец-то, был найден желанный
оптимум, но тут власть поменялась, и к рычагам пришла команда, обуреваемая
одной, но пламенной страстью: снизить налоги. Что и было сделано. Причем так,
что средний класс – опора экономики – этого снижения не почувствовал, а самые
богатые получили самый жирный кусок пирога.
Идеология нового правительства диктовала:
освободившиеся деньги создадут новые рабочие места, и экономика получит новый
толчок (зачем он был нужен – другой вопрос). Однако, снижение доходов плюс
затраты на войну в Ираке плюс неэффективно выстроенная система госплатежей за
лекарства плюс невиданный расцвет бюджетирования специнтересов – привели к
тому, что рост валового внутреннего продукта обеспечивался гостом госрасходов
(финансируемых займами) и заемным же финансированием роста потребления.
А как же новые рабочие места? Тут слегка не образовалось.
Приняв пост с безработицей в 3.4% и инициировав первый Закон о налоговом
освобождении, правительство добилось того, что безработица выросла ровно на
один процент. И это произошло ДО сентябрьских событий, которые по оценкам
Government Accountability Office стоили около 83 миллиардов долларов, т.е.
примерно в 4 раза меньше прямых расходов на войну в Ираке, и чье экономическое
влияние было непомерно раздуто правительством. То есть парадигма не сработала и
надо бы попробовать что-нибудь другое. Не попробовали, однако, но продолжали
повторять: «Снизим налоги, экономика улучшится».
Раз пошел такой банкет, режь
последний ананас
Ну ладно, наш бывший президент относится, как
известно, к лицам с нетрадиционной интеллектуальной ориентацией, ему
простительно, но где же был маэстро Гринспен? Как будто позабыв о своих
принципах, на фоне роста дефицита бюджета наш бравый председатель кинулся
СНИЖАТЬ учетную ставку, доведя ее в 2003 году до абсурдной величины в 1%.
Учитывая, что уровень инфляции был в то время около 2.3%, разницу в 1.3%
следует воспринимать как доплату за банковское кредитование, то есть
приглашение жить в долг. В условиях замораживания доходов основной части
населения (за годы правления бушевской администрации доля заработных плат наемных
работников в валовом внутреннем продукте упала на 3.27%), оно было с
благодарностью принято. В стране к 2003 году сложилась фантасмагорическая
ситуация: по рынкам в поисках доходов метались вырвавшиеся на волю из налоговой
и кредитной клеток одичавшие деньги, а основной массе, не желавшей отказываться
от жизненного уровня достигнутого в предыдущее восьмилетие, хотелось эти деньги
заполучить. Владимиру Ильичу вместе со всей его гопой такое и не снилось: и
верхи хотели, и низы хотели, и те, кто сбоку, хотели тоже.
Оставалось найти канал обращения.
Выбор был скудный. В компании высокой технологии
после спровоцированного краха не заманить калачом. Реанимировалась, правда,
нефтяная индустрия, но этот сектор не мог поглотить и пяти процентов гуляющих
денег. Машиностроение хирело на глазах, а производство товаров широкого
потребления откочевало в Китай. Оставался один-единственный неокученный сегмент
рынка: здания и сооружения. Реал эстейт, как уважаем говорить мы, американцы.
Была, однако, неувязочка: процесс финансирования
под закладные был медленным и низкодоходным. Население клало деньги на
депозитные счета под 3-4%, банки использовали эти средства для выдачи кредитов
под 5-7%, затем со скидкой продавали большинство кредитов Фэнни Мэй или Фредди
Мэку (частным финансирующим компаниям с государственной поддержкой), снимали с
себя финансовые обязательства и пускали освободившиеся средства на новое
финансирование. Оборачиваемость бултыхалась между двумя и тремя месяцами,
прибыльность – около пяти процентов. Для джигита не деньги.
И вот тут-то банки вспомнили, что они могут
непосредственно выходить на биржу и рубить капусту прямо на полях. И вышли с
облигациями, упаковав в качестве залога сперва старые добротные закладные, а
потом, когда аппетит нагулялся, припаковывая не столь добротные, новые, втюханные.
О последних мы еще поговорим, а сейчас рассказать
о продуктах, которые появились на рынке в средине девяностых как дополнительное
средство сглаживания рисков, а к концу года превратились в монстра общей ценой
в 2.7 триллиона долларов, покрывающего сделки в (не падайте, граждане!) 532
триллиона долларов. Я имею в виду деривативы, обрушение рынка которых привело к
коллапсу финансовой системы США, да и всего мира.
Они начинались как простая страховка. Когда вы
страхуете свой дом, вы на самом деле, заключаете пари со страховой компанией:
вы ставите на то, что он накроется, а компания оптимистично полагает, что еще
годок постоит. Если компания проиграла – вы получаете страховую сумму, если
проиграли вы – вам ничего не грозит. За то, что страховая компания ввязывается
в такую, казалось бы, невыгодную сделку, она берет с вас страховые взносы,
сумма которых во много раз превышает сумму выплаченного возмещения
(проигранного пари).
Просто, да? А теперь представьте, что вы приходите
к своему страховому брокеру и просите застраховать свой дом на сумму в три раза
больше его реальной стоимости. Брокер покрутит пальцем у виска, а то и стукнет,
кому положено, что гражданин, судя по всему, пытается организовать стихийное
бедствие, чтобы надрать страховку.
А если вы попросите его дом на сумму в три раза
больше цены, при том, что дома у вас нет. Пожалуй, что он посоветует обратиться
к психиатру, и будет прав.
На финансовом рынке это, однако, вызвало буйный
восторг. Сразу два вида продукта «credit swap» и «interest swap» завоевали
сердца трудящихся банкиров.
В первом случае вы страхуетесь от того, что некая компания,
скажем, Microsoft, не сможет расплатиться с кредиторами, во втором – что ставка
интереса по его линии будет повышена. Вы – не Бил Гейтс, вы даже не самый
маленький акционер, вы вообще никакого отношения к этой компании не имеете,
равно как не имеете отношения к ее кредиторам. Тем не менее вам эту страховку
продадут, и еще спасибо скажут. Вы, кстати, можете купить две страховки – одну
от того, что не расплатится, а другую – что расплатится. Вы их можете купить у
одной и той же страховой компании. Вы их можете купить у страховой компании,
которая принадлежит банку, который дал взаймы компании Microsoft. То есть, понимаете,
вполне возможен случай, когда компания Гейтса не сможет расплатиться по
кредитам, банк понесет убытки и еще вынужден будет заплатить возмещение
застрахованному посторонку. Вам кажется это сумасшедшим домом? Ничего
подобного, это практика разрегулированного рынка деривативов. Теперь смотрите,
что произошло. Традиционный рынок недвижимости нес маленькие риски, поэтому
кредитные деривативы на дефолт стоили дешево. Банки, думая, что застраховались,
продолжали экспансию закладных, размещая все новые и новые транши облигаций. Очень
скоро надежные закладные закончились, а акционеры банков требовали новых
доходов, и управляющие вовсе не возражали – их ежегодная компенсация достигала
десятков миллионов долларов. В покупку домов стали вовлекаться низкодоходные
слои населения. Их прельщали – как папуасов бусами – небывало низким интересом
(спасибо Гринспену!) и постоянным ростом стоимости домов (а как же ей было не
расти, когда рынок недвижимости испытывал неслыханное давление денег).
Не надо считать финансистов дураками: они
прекрасно понимали, что интерес пойдет вверх, а пузырь лопнет как только
накатит первая волна дефолтов. Но в финансовом мире царила лагерная максима:
«Умри ты сегодня, а я завтра». К тому же, финансовые организации тешили себя
мыслью, что они ЗАСТРАХОВАНЫ от дефолта клиентов, как же, они ведь купили
деривативы. Они упорно гнали от себя мысль, что после перепродаж и спекуляций,
получилось, что большую долю этих самых деривативов они купили у себя. А кому-то
еще они продали деривативы, обязывающие уплатить возмещение на дефолт своих
клиентов. Пропустить обратно через мясорубку этот фарш, чтобы получить
полноценный кусок мяса уже не было никакой возможности. Первый звонок прозвучал
осенью 2007 года, когда крупнейший заемщик на американском рынке недвижимости
«Countrywide» оказался практически банкротом из-за нараставших неплатежей.
Дальше колокол уже звонил по ком ни попадя – кредитная буря превратилась в
финансовый шторм. Ау, Сергей Мавроди и Берни Медофф, сопляки вы, господа!
Гигантская пирамида рухнула в одночасье, хороня под собой банки, выбрасывая на
улицу жалкие остатки вчерашнего среднего класса, и ставя перед новой
администрацией тяжелый вопрос: за что хвататься.
Чтобы разморозить экономику, впавшую в летаргию
после кредитного кризиса, нужна денежная накачка. Как говаривал любимый герой
Виктора Конецкого, лучшее лекарство от запоев – гонорея, когда ее лечишь, пить
нельзя. Вот так и здесь: лучшее лекарство от застоя – инфляция. Осознанная,
контролируемая, вызванная искусственным впрыскиванием денежных средств в
государственные программы. Это может казаться ересью, но эффективность этих
программ даже не столь важна, сколь необходима скорость траты денег. Только
рост платежеспособного спроса вкупе со страхом удешевления денег могут
подстегнуть потребительские расходы и разогреть экономику. Если при этом будут
еще строиться дороги, исправятся перекосы в организации здравоохранения,
улучшится финансирование образования и т.д. – то это будет десерт, а главное
блюдо все-таки – раскочегаривание экономики.
По оценкам Международного Банка реконструкции и
развития кризис вымыл из мировой экономики активы ценой около 50 триллионов
долларов. Даже если рассчитывать на то, что восстановление потребует не менее пяти
лет, это означает скорость в 10 триллионов долларов ежегодного прироста.
Естественный прирост экономики в 2008 году был отрицательным, дай бог, чтобы в
2009 году он был хотя бы нулевым. Из этого следует, что необходимые деньги
должны быть введены в систему извне. Сколько же нужно? Экономика США составляет
21.5 % мировой экономики да плюс еще около 30% участия в экономике других
стран, иными словами на долю Америки приходится около 40% ответственности за
состояние мировой экономики, что в пересчете на денежные потребности означает 4
триллиона долларов. То есть самый грубый расчет дает недостачу финансирования в
500 миллиардов долларов.
Сумма кажется неподъемной, но на самом деле это не
так. Во-первых, деньги Федерального Резерва – это деньги, вытащенные из запасов
и в запасы они вернутся. Они уже сейчас возвращаются и вновь изымаются, образуя
непрерывный процесс револьверного финансирования. Два триллиона непосредственно
правительственной помощи будут финансироваться продажей 30-летних облигаций.
Знаете, сколько через 30 лет будут стоить сегодняшние 2 триллиона? Доллар 1977
года, рассчитанный как доля валового внутреннего продукта, стоил через 30 лет в
2007 году аж 14.7 центов. Если средние темпы роста номинального ВВП будут
сохранены, то 2 триллиона долларов в 2039 году будут стоить столько же, сколько
сегодня - 250 миллиардов, то есть меньше чем государство выделило для первого
транша помощи банкам.
Ну вот и приходится для раскочегаривания экономики
выбирать между стратегией впрыскивания денег, которая может оказаться не очень
эффективной и очень болезненной, но которая дает надежду - и стратегией
сокращения налоговых поступлений, чья неэффективность на данном этапе (я
повторяю – не в целом, но только на данном этапе) доказана жизнью. Странный
выбор, правда? Но интересный.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 2031
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer7/Gerzman1.php - to PDF file
Комментарии:
Александр Волошин
Нейпервилл, Иллиной, США - at 2009-08-18 09:41:22 EDT
Юлий Петрович!
Мы восхищены. Превосходный анализ помноженый на свойственное Вам остроумие.
Я горд, что живу в одно с Вами время.
И даже удостоился служить по одному ведомству.
Буде возникнет желание связаться:
bmvoloshin@hotmail.com
P.S. А почему вы строем не ходите?
Семён Лившин
Сан-Диего, CA, USA - at 2009-05-01 01:17:36 EDT
Юлик, написано блестяще! Куда глубже, чем на аналогичную тему у Гениса. Помимо прекрасного экономического и психологического анализа есть и классные шутки. Скажем, о Буше, который "...относится к лицам с нетрадиционной интеллектуальной ориентацией".
Их меньше, чем у тебя же в былые годы. Не думаю, что утратил квалификацию или звание дедушки тебя гнетёт. Боишься впасть в ёрничество или сложность предмета не позволяет? Рано, рано тебе ещё застёгиваться на все пуговицы! Гринспен, боюсь, всё равно не прочтёт. Да и тов.Барак вряд ли въедет в этот текст. Дело, конечно, не в шутках ради шуток - они помогают лучше понять ситуации, которые тебе по колено, а нам, простым бессмертным читателям типа меня, не всегда внятны.
Понимаю, как сильно ты не любишь Гейтса. Но давай всё-таки не называть его в тексте "Бил". Вдруг прочтёт и в суд подаст...
Хочется, обвязавшись страницами твоей взрывной статьи, броситься прямо под днище прогнившей американской финансовой машины. Но что-то мешает это сделать. Наверно, ожидание следующей (не машины, а статьи).
Из гостевой
- at 2009-04-28 18:04:03 EDT
Юлий Герцман
- Tuesday, April 28, 2009 at 15:03:49 (EDT)
M.N.
Впрочем, подумав, соглашусь, что такая ситуация возможна, если банки сами получают кредиты под еще более низкий процент. Например, от государства в виде bailout money.
Это не совсем так. Но, прежде, чем объяснить, что на самом деле происходит, я должен сказать, что ни в коем случае не прогнозирую инфляцию. Я писал, что контролируемая инфляция была бы желательна, но предсказывать я не буду, я не цыганка, и карты у меня только преферансные.
Теперь по делу. Во-первых, кредитный процент по закладным ориентируется на возврат по 30-летним облигациям. Это происходит потому, что пассивный инвестор выбирает между депозитными сертификатами и этими облигациями (у них самый высокий возврат при гос.гарантии). По ряду причин, которых я мельком коснулся в статье, возврат сейчас очень низкий, поэтому и банки предлагают низкий депозитный процент. Добавляя свою маржу, они определяют кредитный процент. как вы видите, непосредственной связи с инфляционнгыми ожиданиями нет. Дальше. Банк оперирует двумя видами средств: собственным капиталом и заемными деньгами (теми самыми депозитами клиентов). По сути это то же самое, что для покупателя дома даун (ненавижу вставлять английские термины, но для краткости приходится) и закладная. И здоровое соотношение между ними не должно превышать 9:1 (10% собственных средств, 90% - заемных). Во время недавнего безумия соотношение достигало 30:1, и дефолты по закладным привели к тому, что у банков оказался нулевой, а то и отрицательный собственный капитал, и они стали финансово ничтожны (insolvent). Они не только не могли давать новые кредиты, но и расплатиться со своими заимодавцами. Вот здесь-то и понадобились деньги госпакета, именно для пополнения капитала. Альтернативой было не давать, и гори оно все огнем. Боюсь, что в этом огне сгорели бы и наши сбережения. Другое дело, что я далеко не в восторге, как нынешняя администрация контролирует и управляет этими деньгами. По мне было бы правильнее параллельно с выдачей денег произвести декомпозицию таких монстров как Citibank, Bank of America и т.д. и утсновить жесткую верхнюю границу баланса. Но... как писал Михаил Михаилович Жванецкий: "Мне из погреба виднее".
Из гостевой
- at 2009-04-28 18:03:19 EDT
M.N.
- Monday, April 27, 2009 at 23:14:27 (EDT)
Впрочем, подумав, соглашусь, что такая ситуация возможна, если банки сами получают кредиты под еще более низкий процент. Например, от государства в виде bailout money. Тогда выходит, что государство дает субсидию продавцу, а продавец бесплатно дает мне свой товар (кредит), и еще приплачивает за то, что я беру. Не могу сказать, что такая схема кажется мне разумной (с точки зрения интересов государства), хотя меня лично как кредитуемого и банки она, очевидно, устроит. Выходит, бесплатный подлрак от Обамы, за который заплатит кто-нибуль другой когда-нибудь потом.
M.N.
- Monday, April 27, 2009 at 22:59:10 (EDT)
Юлий Герцман
- Monday, April 27, 2009 at 13:53:56 (EDT)
3)Нынешние ставки по закладной обусловлены не прогнозом инфляции, а стремлением банков "выпихнуть" деньги в условиях резко сжавшегося платежеспособного спроса на кредиты.
Спасибо. Признаться, этот момент мне не вполне ясен. Ведь если средняя инфляция будет на уровне 5-7%, то, выходит, банки дают кредит под отрицательный процент (4.5%-7%=-2.5%). Банку прямой убыток, практически выходит, что банк безвозмездно раздает деньги. Какой же им интерес бесплатно выпихивать (раздавать под отрицательный процент) деньги? Сколь бы ни упал спрос на товар, продавец не станет вам раздавать бесплатно и еще доплачивать. Мой вывод: банки уверены, что большой инфляции не будет.
Юлий Герцман
- Monday, April 27, 2009 at 13:53:56 (EDT)
M.N.: Спасибо за поставленные вопросы. Я постараюсь ответить.
1) 14 центов - это не покупательная способность доллара (она в этом периоде - 29 центов), а вес доллара в номинальном валовом внутреннем продукте.
2) Да, действительно 30 лет. Так уж устроено финансирова
M.N.
- at 2009-04-26 15:16:04 EDT
Сумма кажется неподъемной, но на самом деле это не так... Два триллиона непосредственно правительственной помощи будут финансироваться продажей 30-летних облигаций... 2 триллиона долларов в 2039 году будут стоить столько же, сколько сегодня - 250 миллиардов, то есть меньше чем государство выделило для первого транша помощи банкам.
Не уверен, что это убедительно. Что же, американская экономика будет 30 лет расплачиваться за кризис 2008 года? Но за 30 лет много чего произойдет, в том числе и новых кризисов (они случаются примерно раз в 10 лет), за которые опять придется расплачиваться. Потому в итоге сумма может оказаться неподъемной и через 30 лет.
Не говоря уж о том, что доллар 1979 года это все же не 14 центов сегодня. Такое облегчение доллара соответствовало бы почти 7-8% в год. Банки сегодня дают кредит на 30 лет под 4.5%, на долгосрочную инфляцию 8% они не пойдут, не говоря уж об известных внешнеэкономических последствиях такого шага (отказ от доллара как резервной валюты и т.п.).
Вообще, мне кажется, что весь спор вокруг бэйлаутов и мер обамовской администрации -- это спор о том, какой должна инфляция в ближайшие годы. Я не экономист, но для меня показатель, что я могу взять в банке ипотечный кредит на 30 лет под 4.5-4.7%. Выходит, банк, который дает мне свои деньги, ставит на то, что инфляция будет низкая. Наверно, банк знает, что делает.
James
- at 2009-04-25 19:54:52 EDT
Превосходная статья. Умная и аналитичная. Я работаю в инвестеционном банке и должен сказать, что статья когерентная. Мы все что написано знали и чувствовали. Извините за плохой русский, я получил образование уже тут в Америке.
ВИКТОР
БЕНЬЯМИНА - at 2009-04-25 02:04:41 EDT
С большим интересом прочитал статьи Ильи Грина и Юлия Герцмана. Боже мой, какие умные евреи! И вот еще что: проблемы своего народа, и проблемы государства этого народа они тоже уже решили (для себя). Все что осталось, это решить проблемы США (и всей мировой экономики). Да, есть у меня проблемы.
Борис
- at 2009-04-23 06:11:50 EDT
Блестяще!
Лев Малинский
Реховот, Израиль - at 2009-04-23 04:20:49 EDT
Юлий, я вшоке! Какой ты умный! Написано и глубоко, и здОрово, с присущим тебе ехидством. Если бы Маркс так же написал свой "Капитал", я бы, его, пожалуй, прочитал!
Boris Gorbis, Esq
Beverly Hills, CA, USA - at 2009-04-22 21:37:41 EDT
This is a terrific analysis with serious ramifications. I could only wish that it is made available to English-speaking public. Gertzman is at his best. My only comment is that the role of social-economic behavior programming throught the tax code channel of income tax deferral into 401K´s and varios IRA´s and defined benefit plans was also a culprit in creating the crisis. Unfortunately this administration does not recognize it at all.
Илья Гирин - Юлию Герцману
- at 2009-04-22 13:24:13 EDT
Дорогой г-н Герцман! Блестящая статья, особенно ценная тем, что написана "капитаном большого бизнеса":) Ждем новых статей!