APerelman1

Пользуясь любезным разрешением издателей и наследницы автора, мы предлагаем читателям сетевую версию книги. Выражаем сердечную признательность Елене Георгиевне Рабинович* за сотрудничество и помощь, позволившие донести воспоминания ее деда до тысяч заинтересованных читателей.

Арон Филиппович (Аарон Фишелев) Перельман (1876-1954) родился и вырос в Одессе, в ту пору третьем по значению городе Российской империи, куда его родители незадолго до того перебрались с Волыни. Оба они были из знатных семейств – особенно знатна была мать, в чьем роду насчитывалось до двадцати поколений раввинов, «мужей науки» (миснагдим), но и отец принадлежал к известному хасидскому роду и вскоре стал играть заметную роль в религиозной жизни еврейской Одессы; разногласия между хасидами и миснагидами на семейной жизни Фишеля и Фейги Перельман не отражались. Арон был их третьим сыном и пятым ребенком, после него родились еще брат и сестра, однако он оказался первым, кто, сдав экстерном экзамены за гимназию, уехал за границу учиться дальше. Почти десять лет он провел в германских и швейцарских университетах, интересуясь не столько избранной специальностью (химией), сколько политикой и общественной деятельностью – уже студентом участвовал в сионистском движении и много писал в русские и западные еврейские журналы. В 1906 году он получил, наконец, диплом химика, вернулся в Россию, женился на молодой медичке Иде Израилевне Картужанской, с которой познакомился в Цюрихе, и поселился в Петербурге, где и прожил всю оставшуюся жизнь, покидая город лишь на краткие сроки – для отдыха или (чаще) по делам.

К тому времени он уже отошел от сионизма и предпочитал либеральное и демократическое направления, лидеры которых нередко были знакомы ему еще по Цюриху – своеобразному русскому политическому клубу тех лет. Ближе всего ему были идеи автономизма, так что среди многочисленных еврейских политических партий он выбрал для себя незадолго до того основанную С.М. Дубновым Народную партию (Фолкспартей) и сразу же принял самое деятельное участие в развернувшемся в России движении за равноправие евреев. Трудно назвать какое-либо событие еврейской жизни того времени, в котором А.Ф., поначалу не оставлявший и журналистскую карьеру, не принимал бы участия, будь то Союз для достижения полноправия еврейского народа в России, Ковенский и Черновицкий съезды, Историко-этнографическое общество, Литературное общество, Общество поощрения художеств, и т. д., не говоря уж о многочисленных благотворительных организациях. Заметным вкладом в общественную жизнь российского еврейства стало в 1909-1911 годах его участие в организации и руководстве журнала «Еврейский мир», где он опубликовал немало важных статей («К вопросу о языке», «Наступательный и оборонительный национализм» и др.) и был постоянным ведущим раздела критики «Из жизни и литературы». После Февральской революции А.Ф. входил в еврейский Национальный совет, а после Октября продолжил сотрудничество с уцелевшими еврейскими организациями. На его глазах происходила ликвидация общественной и культурной жизни российских евреев.

Обладая незаурядным организационным талантом, ярче всего А.Ф. сумел проявить его в издательском деле. В1906 году, сразу по приезде в Петербург, он стал работать в издательстве «Ф.А. Брокгауз-ИА. Ефрон»: начал с небольшой должности, к 1915 году был ответственным управляющим и главой «Нового энциклопедического словаря», а в 1918-м, после эмиграции А.И. Ефрона, возглавил издательство уже в качестве владельца. Эмигрировать он не хотел и намеревался продолжать дело, которое (не без оснований) считал важным; тяготы его не пугали, хотя несколько раз он был арестован ВЧК – по счастью, всегда ненадолго. При всем том после революции издательство сначала работало достаточно продуктивно: некоторые долгосрочные проекты замедлились, зато вышло немало изданий научного направления, например, книги молодых тогда В.В. Струве и Н.П. Анциферова – в общем, творческая атмосфера 1920 годов отчасти компенсировала опасности повседневной жизни, и по воспоминаниям можно видеть, что в начале НЭПа А.Ф., как и многие, был не вовсе чужд известному оптимизму, внушаемому иллюзией наконец-то налаживающейся жизни. Однако удар следовал за ударом. В1923 году старый друг и компаньон А.Ф., И.Р. Ефройкин, неожиданно эмигрировал, прихватив с собою значительную часть издательских средств; чуть позже, в середине 1920-х, издательству было запрещено выпускать любую литературу кроме учебных пособий; наконец, в 1930 году частные издательства были ликвидированы – и «Брокгауз-Ефрон» перестал существовать.

А.Ф. продолжал работать, теперь уже по договорам: составлял учебные пособия, в частности, Герценовский и Пушкинский альбомы, тесно сотрудничая с Б.В. Томашевским, М.А. Цявловским и Н.П. Анциферовым[1]; не прекращал он и участвовать в деятельности еврейских культурных и научных обществ, покуда они, одно за другим, тоже не перестали существовать. Годы войны он провел в Ленинграде – первую блокадную зиму в качестве неслужащего «иждивенца», а с 1942 по 1945 в первый и в последний раз в жизни на советской службе, в должности редактора Ленинградского радиокомитета; после войны А.Ф. вышел на пенсию[2], но работу над пушкинскими альбомами продолжал.

Писать воспоминания он начал именно в первую блокадную зиму и продолжал до конца жизни – без прямого расчета на публикацию, так как критического отношения к советской власти не скрывал, однако не исключая (в нескором будущем, конечно) и такую возможность, потому что подробно распорядился о посвящении[3]. Сознавая, что ему довелось остаться не только одним из немногих многочисленных живых частных издателей, но и одним из немногих живых свидетелей былой жизни российского еврейства, он старался подробно и беспристрастно описать виденное, в частности, изобразить еврейских деятелей, с которыми дружил и работал; объективность изображенной им картины полностью подтверждается современными исследованиями[4].

Кажется счастливой случайностью, что сам А.Ф. не сгинул в ГУЛАГе, хотя многие годы провел в Германии и в Швейцарии, участвовал в деятельности «еврейских буржуазно-националистических партий», в качестве частного издателя был «лишенцем», близко дружил с арестованными Цинбергом и Клейнманом. Сегодня, примерно зная механизм репрессий сталинской эпохи, можно предположить, что спасением для него стало незначительное, казалось бы, обстоятельство – отсутствие (за вычетом трех военных лет) постоянного места службы, благодаря чему он избежал соприкосновения с отделами кадров и курировавшими их органами, так что эти «органы», сами же в 1920 годах несколько раз его арестовывавшие, теперь о нем просто забыли. Правда, эта забывчивость могла быть исцелена любым нерядовым поступком или происшествием, и тем важнее понять и оценить, что даже в то время А.Ф. сохранял нерушимую верность либеральным ценностям прежних лет.

Книга его была задумана не как последовательное повествование, а как рассказы о нескольких людях и событиях. Такой выбор отчасти объяснялся, конечно, ориентацией на другие воспоминания сходного типа (особенно на любимые «Былое и думы»), но не менее и тем, что архивных материалов в распоряжении А.Ф. уже не имелось: весь архив хранился у него дома и в 1933 году, при аресте дочери, был изъят. Поэтому в одном из черновиков А.Ф. пишет: «Я не ставлю себе задачи следовать в моих воспоминаниях строго хронологическому порядку. Это, пожалуй, и невозможно для меня, поскольку мой личный и издательский архивы исчезли или почти исчезли. Сохранились, правда, кое-какие обрывки документов, которые помогают вспоминать кое о чем, – но документов, по которым я мог бы установить точные даты событий, у меня не осталось, могу писать почти только по памяти. Постараюсь, однако, насколько это возможно, восстановить некоторую последовательность событий»[5]. При этом все, что рассказывает А.Ф., он рассказывает не как наблюдатель, а как активный участник описываемых событий, и почти против воли автора этот рассказ рисует нам и его собственный портрет – портрет человека, при всей своей терпимости непреклонного в свободолюбии и чуждого какому-либо пораженчеству.

В 1953 году А.Ф. давал читать одну из глав старому другу Н.П. Анциферову[6] и собирался продолжать работу (вот, например, сохранившийся набросок плана одной из задуманных глав: «1) Наводнение / 2) Егоров / 3) Тарле / 4) «Образы [человечества]» / 5) Истор[нрзб] /6) Добиаш/ 7) Пресняков/ 8) Бахрушин»), но из намеченного за оставшееся ему недолгое время успел немного, так что замысел мемуаров оказался пространнее исполненного.

Публикуемая рукопись объемом более 400 листов составлена самим автором из нескольких мемуарных очерков; некоторые главы и фрагменты имеют по несколько черновых вариантов. В настоящее время эти материалы хранятся в Архиве Российской Академии наук; авторизованные машинописные копии некоторых фрагментов сохранились у внучки автора Е.Г. Рабинович и частично были опубликованы в конце 1990 годов[7].

В настоящем издании текст публикуется полностью, с необходимой орфографической и пунктуационной правкой, которая специально не оговаривается; сокращения слов (например, «т[а]к к[а]к») раскрыты безоговорочно, некоторые инициалы – в квадратных скобках. Выделенные в рукописи слова передаются курсивом. В ряде случаев, когда в черновике имеются зачеркнутые автором фрагменты текста, существенно дополняющие сохраненное или значительно от него отличающиеся, они приведены в тексте в квадратных скобках – так, в главе «Наши праздники», писавшейся в первую блокадную зиму, автор из деликатности тщательно вычеркивал все гастрономические подробности.

Составители и комментаторы благодарят Г.А. Элиасберг за помощь, оказанную при работе над некоторыми главами.

* Елена Георгиевна Рабинович – известный ученый-классик, филолог и переводчик, доктор филологических наук. Автор нескольких книг, в том числе и «Мифотворчество классической древности», «Риторика повседневности». С древнегреческого ею переведена «Жизнь Аполлония Тианского» в «Литературных памятниках», «Гомеровы гимны», сделан перевод поэмы Франческо Петрарки «Африка», также вышедший в «Литературных памятниках» в 1992 году.

[1] В автобиографии 1949 года (для получения персональной пенсии) А.Ф. писал: «Родился в Одессе в 1876 г. в семье служащего. По окончании среднего учебного заведения не мог как еврей, для которых существовала процентная норма при приеме в высшие учебные заведения, попасть в университет. Служил в частной конторе несколько лет, а затем, в конце 1900 г. уехал для продолжения образования за границу. Учился в Германии и Швейцарии и в 1906 г. окончил университет в городе Цюрихе. По окончании университета вернулся на родину и поступил на работу в издательство Брокгауза и Ефрона в Петербурге. В 1917 г., после смерти основателя издательства, И.А. Ефрона, руководство издательством перешло ко мне. Краткую характеристику издательства и моей в нем деятельности можно найти в Большой Советской энциклопедии Т. 7, стр. 571-572. После ликвидации издательства в 1930 г. я занялся составлением учебных пособий для школ. Пособия эти («Литейный ящик», «Геометр-строитель» и др.) были одобрены и рекомендованы органами Наркомпроса и нашли хорошее распространение в школах Союза. С начала 1933 г. работал в качестве редактора и автора в московских издательствах «Всекохудожник», «МОССХ», «Советский график» и «Изогиз». Тяжелые годы блокады я прожил в Ленинграде и с 1942 г. по 1945 г. работал в Ленрадиовещании как автор ряда циклов исторических и историко-литературных передач. В настоящее время работаю по заданиям Пушкинского общества над двумя крупными изданиями к Пушкинскому юбилею 1949 г.» (Семейный архив Е.Г. Рабинович).

[2] С ходатайством о предоставлении А.Ф. Перельману персональной пенсии обращалась известная писательница В.Ф. Кетлинская (Отдел рукописей РНБ. Ф.Г156 (Войтинская Н.С.). Ед. хр. 32. Письмо В.К. Кетлинской к Председателю Исполкома Ленсовета Лазутину от 4 января 1949 года). Ходатайство было поддержано такими выдающимися учеными, как В.В. Струве, Е.В. Тарле, И.Э. Грабарь, П.И. Лебедев-Полянский, Б.В. Гомашевский. «Дело о персональной пенсии А.Ф. Перельмана» длилось около четырех лет, и эта пенсия была назначена, лишь когда ходатайство поддержал тогдашний глава ленинградского СП А.А. Прокофьев.

[3] «Если я успею написать кое-что уже пригодное для печати, то прошу печатать мемуары с этим посвящением. Можно его стилистически исправить, но по существу сохранить мой проект» (Арх. РАН. Ф. 1688 (АФ. Перельман). Ед. хр. 8. Л. 5 об.)

[4] М. Бейзер Евреи Ленинграда: 1917-1939: Национальная жизнь и советизация. М., 1999; Г.А. Элиасберг «... Один из прежнего Петербурга»: С.Л. Цинберг – историк еврейской литературы, критик и публицист. М., 2005; В.Е. Кельнер Миссионер истории. Жизнь и труды Семена Марковича Дубнова. СПб., 2008

[5] Архив РАН. – Ф. 1688. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 361. Е.Г. Рабинович сообщает: «Издательский архив – более трехсот папок – лежал в нашем доме на углу Суворовского проспекта и Таврической улицы, в квартире, где дедушка прожил всю вторую половину своей жизни, и где после войны родилась я. В 1933 году моя мать вместе с другими студентами была арестована по делу, связанному (как выяснилось позже) с «академическим», а тогда просто взяли всех членов «философского кружка», читавших или слушавших доклады о Фихте и прочем подобном. При обыске весь архив издательства был изъят и в семье считался погибшим. Оказалось, однако, что доблестное ведомство хранило наши триста папок лет тридцать, пока при Хрущеве, если не позже, вдруг решило в них разобраться. Некоторую часть архива составляли, естественно, бухгалтерские книги – эта часть, как-никак относящаяся к деньгам, хранится в архиве до сих пор; прочее за ненадобностью уничтожили».

[6] Отдел рукописей РНБ. Ф. 27 (Н.П. Анциферов). Ед. хр. 324. Л. 1.

[7] А. Перельман «Еврейский мир»: (Глава из воспоминаний) / Предисл. и публ. Е.Г. Рабинович; коммент. В.Е. Кельнера // Вестник Еврейского университета в Москве (М.). – 1998. – № 2 (18). – С. 226-277; А. Перельман Мой отец // Там же. №3 (19). – С. 287-303; А.[Ф.] Перельман. С.[аул] М.[оисеевич] Гинзбург: Глава из воспоминаний / Публ. Е.Г. Рабинович; коммен. В.Е. Кельнера// Вестник Еврейского университета (М.). – 1999. – № 1 (19). – С. 304-322; А.[Ф.] Перельман. Семен Маркович Дубнов: Глава из воспоминаний/ Публ. Е.Г. Рабинович; Коммент. В.Е. Кельнера // Там же. – С. 323-336.