Старческая болезнь левизны в либерализме
Памфлет
Продолжение. Начало в №9(81)
ГЛАВА 4
Пацифизм в стадии
навязчивого миротворчества –
симптом перехода
болезни в хроническую форму
Если
страна, выбирая между войной и позором, выбирает позор, она получает и
войну, и позор.
Уинстон Черчилль
Миротворец подкармливает крокодила в надежде, что тот съест его последним.
Уинстон
Черчилль
Зло нападает преимущественно тогда, когда лагерь добра занят обсуждением
пацифистских идей.
Наблюдение автора
Одной
из наиболее живучих и опасных производных концепции ненасилия является в наше
время пацифизм. Современный пацифизм, отягощенный навязчивыми идеями
миротворчества, – это серьезный симптом перехода болезни левизны в хроническую
форму.
Здесь
мы сталкиваемся с типичным для течения этой болезни либерализма процессом –
постепенной трансформацией изначально благородной идеи в свою
противоположность. Подобно тому, как здоровая клетка под влиянием определенных
физико-химических и генетических факторов превращается в больную раковую
клетку, вовлекая в процесс разложения и другие здоровые клетки, светлая идея
неприятия войны и насилия трансформируется под влиянием атрофии нравственного
чувства в абсурдное отрицание права на самозащиту от вопиющего и необратимого
зла.
Казалось
бы, что плохого в пацифизме? Да, в сущности, ничего плохого, а напротив, много
хорошего. Идеями мира между народами проникнуты лучшие страницы Библии. На
протяжении веков с позиций неприятия войны выступали выдающиеся интеллектуалы,
философы, ученые, религиозные деятели. После Первой мировой войны западноевропейские
и американские писатели создали целую серию литературных шедевров, проникнутых
идеями пацифизма – вспомним, в первую очередь, антивоенные романы американского
писателя Эрнеста Хемингуэя и немецкого писателя Эриха Марии Ремарка.
Было бы
нелепостью обвинять писателей-пацифистов в той трагедии, которая случилась в
Европе в середине ХХ века. И тем не менее факты – упрямая вещь.
Пацифистские
идеи настолько ослабили способность народов послевоенной Европы и Америки к
какой-либо борьбе со злом, что они, деморализованные, не сумели противостоять
вскормленному на хлебах миротворчества германскому нацизму. Демократические
правительства Западной Европы и Америки упустили тот роковой момент – точку
невозврата, когда еще можно было остановить гитлеровскую экспансию с помощью
простой, почти хирургической военной операции с минимальными жертвами. А
упустив, покатились в пропасть тотальной кровавой бойни Второй мировой войны.
Могучие
силы добра, в конце концов, победили зло, но окончательная победа над фашизмом
унесла почти сто миллионов жизней и принесла тотальное разрушение и опустошение
Европы.
Знали
ли либеральные правители Европы о намерениях Гитлера? Да, знали.
Можно
ли было избежать столь кровавых последствий реализации этих намерений? Да,
можно было. Для этого нужно было применить против Гитлера военную силу, и до
середины 30-х годов для этого требовалось не более нескольких дивизий.
Однако
пацифизм повел народы мира по ложному пути миротворчества: вместо акции
насильственного устранения нацистского режима «миротворцы» устроили в столице
фашистской Германии... Олимпийские игры. Это надругательство над олимпийской
идеей мира и над здравым смыслом компенсировалось, по мнению авторов, надеждой
на умиротворение нацистского зверя. Фашистские лидеры правильно и по достоинству
оценили трусливую «миротворческую» акцию своих врагов – не прошло и двух лет
после «миротворческой» Олимпиады, как они захватили Австрию и Чехословакию и
приступили к тотальному уничтожению евреев, а еще через год поверивший в свою
безнаказанность режим развязал Вторую мировую войну.
Извлекли
ли либералы урок из опыта не такого уж далекого прошлого? Ничуть не бывало – в
наше время все повторяется с точностью до смешного.
Исламо-фашизм
(давайте называть вещи своими именами) бросил чудовищный вызов всему миру (в
том числе и мусульманскому миру, между прочим!): либо вы будете жить, как мы
того хотим, либо мы будем вас убивать везде и всегда, всех вас – евреев,
американцев, русских, англичан, испанцев, французов, итальянцев, немцев,
индусов и прочих «неверных», равно как и не вполне «верных» мусульман –
иракцев, иорданцев, афганцев, пакистанцев, индонезийцев и прочих. На огромных
пространствах планеты формируются, тренируются и готовятся к разрушительной
войне такие массы фанатиков, по сравнению с которыми меркнут фашистские полчища
Второй мировой войны. Это новое воинство зла не соединено в полки и дивизии, а,
напротив, распределено по поверхности планеты невидимой накипью мелких
террористических банд, объединенных не общим командованием, а общим мракобесием,
целью которого является ниспровержение ненавистной им цивилизации «неверных».
Чем
отвечают на эту угрозу те, кого принуждают изменить самим себе и подчиниться
мракобесию? Тем же, чем отвечали либеральные правители Европы Гитлеру, –
увещеваниями, отступлениями, а также попытками умиротворить разбушевавшихся
мракобесов путем уступок, сдержанности, и, пользуясь модным словечком из
леволиберального лексикона, с помощью... политкорректности. Либеральные
движения и средства массовой информации повсеместно выступали и выступают
против насильственного свержения мракобесного режима талибов в Афганистане,
против ликвидации исламо-фашистского режима Саддама Хусейна в Ираке, против
почти любых насильственных действий в отношении террористов. Миллионы пацифистов
устраивают обструкцию любому политическому деятелю, выступаюшему за
мало-мальски активные военные операции против террористов.
Даже в
Соединенных Штатах, сместивших военной силой тоталитарные режимы в Афганистане
и Ираке – режимы, жившие за счет террора и плодившие террор по всему миру, даже
здесь поднялась огромная волна пацифизма, грозящая ликвидировать те скромные
результаты борьбы с террором, которые вопреки всем лжемиротворцам все же были
достигнуты.
Как-то
в 2003 году, уже после вторжения войск США в Ирак, мне довелось провести вечер
в одном из ресторанов Бруклина, где мой друг отмечал свой юбилей. Рядом со мной
сидел мужчина лет 50-ти, которого я уже встречал в этой компании, но фактически
знал поверхностно. Разговор, как водится, перешел на политику, чего я за рюмкой
водки крайне не люблю. Мои попытки перевести стрелку на другую тему не
увенчались успехом, и мне пришлось выслушивать сентенции соседа о том, как это,
мол, позорно, что Америка развязала войну в Ираке. Я пытался свести все к шутке
– дескать, Саддам Хусейн вполне согласен
с такой точкой зрения, но сосед не поддержал шутливый тон разговора. Он
агрессивно демонстрировал свой пацифизм и применял все более резкие выражения
для осуждения политики США в Ираке, явно провоцировал меня на спор, по-видимому,
интуитивно чувствуя во мне противника.
У моей
терпимости есть предел, после которого я могу и сорваться. Этот предел зависит
от сути проблемы, а, главное, – от тональности спора. Одно дело, когда человек,
весь в интеллигентских сомнениях, раздумчиво высказывает точку зрения, с
которой никак нельзя согласиться. Другое – когда та же точка зрения
высказывается агрессивно и неуважительно по отношению к оппоненту. Например, я
весьма терпим к людям, стремящимся найти путь к добру, но, увы, не способным
отличать его от зла, ибо считаю эту неспособность тяжелой болезнью, которой
следует сострадать. Но если тот же человек, страдающий атрофией нравственного
чувства, агрессивно и напыщенно вещает свою поддержку злу, которым он подменил
добро, то здесь предел моей толерантности резко снижается. Зная эту свою
особенность, я подчас стараюсь избегать участия в споре – в тот злополучный
вечер в ресторане мне это не удалось.
Я
благополучно перенес все высказывания в защиту «жертвы американской агрессии» –
мракобесного режима Саддама Хусейна, но когда мой сосед, как бы вовлекая в спор
всех сидящих за столом, громко и гордо произнес: «Я против всякой войны!»,
рубикон был перейден.
Я
внимательно посмотрел на соседа – впервые человек, страдающий болезнью левизны
в столь тяжелой стадии, располагался локоть к локтю рядом со мной. Эта
пацифистская нелепица «Я против всякой войны!» почему-то всегда приводит меня в
неуправляемое, почти бешеное состояние. Так случилось и тогда.
– Если
вы против всякой войны, значит вы против войны с Гитлером. Это так?
–
Гитлеризм имеет свои корни в предыдущих войнах...
– Я вас
не спрашивал ничего о корнях ... Ответьте на вопрос «Вы против войны с Гитлером?»
– Я
против Второй мировой войны...
– Я не
спрашивал вас о Второй мировой войне. Извольте ответить на простой и прямой вопрос «Вы против войны с Гитлером
или за войну с Гитлером?»
– ...
– Из
вашего молчания следует, что вы против войны с Гитлером, вследствие чего являетесь его пособником и косвенным
соучастником гитлеровских преступлений. А это, в свою очередь, вполне
объясняет и оправдывает ваше беспокойство за судьбу фашиста Саддама
Хусейна.
– Мое
мнение не дает вам права...
– Нет,
дает... У вас не может быть никакого мнения, вы просто не существуете.
Потому
что ваши родители и вся ваша семья были уничтожены нацистами – ведь вы же не позволили тем, кто был за войну с
Гитлером, защитить их!
Меня
понесло – встав с бокалом в руке и театрально указывая на моего соседа, я произнес тост: «Друзья! Он – против всякой войны!
Выпьем за миротворца!». Короче – получился скандал в благородном обществе, и
мой друг сказал, что на следующем юбилее он отнесется более ответственно к
тому, с кем меня посадить.
Опасаюсь,
что у моего друга к следующему его юбилею возникнут серьезные проблемы с тем,
куда и с кем меня посадить, ибо вскоре в приличном обществе станет непристойным
быть не пацифистом. Пацифизм быстро растет и вширь, и вглубь, проявляя все
признаки заразной болезни, передающейся в буквальном и переносном смысле по
эфиру.
С
начала ХХI века пацифисты закатывают истерику за истерикой по
случаю любой серьезной антитеррористической операции.
В 2001
году после террористической атаки на Нью-Йорк и Вашингтон американское
правительство наконец-то пробудилось от сладкого сна неведения и решило
разгромить исламо-фашистский режим фанатиков-талибов в Афганистане, бывшем
тогда эпицентром мирового зла. Волны протестов против бомбардировок Афганистана
затопили весь мир. Многие правительства были вынуждены отказаться от поддержки
антитеррористической операции в Афганистане из-за местных активистов,
неизвестно откуда получавших деньги на свои массовые пацифистские сборища в
рабочее время.
Помню,
в одной популярной вечерней телепрограмме выступал некий респектабельный
джентльмен из Массачусетса, брат которого погиб 11 сентября 2001 года от рук
террористов в Нью-Йорке. Джентльмен возглавлял кампанию протеста против
бомбардировок террористов и их укрывателей в Афганистане, он утверждал, что
нельзя применять военную силу против террористов, ибо при этом могут пострадать
невинные люди. Я смотрел передачу и внезапно понял: этот джентльмен, брат
которого убит террористами, и террористы, убившие его брата, – члены одной и
той же шайки преступников. Только функции у них разные: террористы убивают
людей, а этот пацифист мешает людям защищаться от убийц. И следует еще
тщательно взвесить, чья функция более важная в преступной войне, объявленной
международным террором человечеству, – тех, кто непосредственно убивает, или
тех, кто не позволяет жертвам защищаться. Именно на таких респектабельных
джентльменов террористы, посмеиваясь, и делали свою главную ставку – не
позволят эти джентльмены расправиться с бандой, скрутят по рукам и ногам и
Конгресс, и Президента.
Пока не
скрутили, но, с ужасом наблюдая, как много их – заступников врагов наших,
боюсь, что скрутят. Страсти вокруг бывшего саддамо-хусейновского Ирака –
печальное тому подтверждение.
Пацифисты
каким-то образом пропустили начало военной операции по ликвидации фашистского
режима Саддама Хусейна в 2003 году. Возможно, в этой их первоначальной
пассивности решающую роль сыграла массированная поддержка Конгрессом США этой
операции, а, может быть, единое мнение разведок всех стран о наличии у
диктатора оружия массового уничтожения. Но вот прошло время, фашистский режим в
Ираке ликвидирован, страна, никогда не знавшая демократии, с трудом выползает
из преисподней хусейновского тоталитаризма под непрерывным кровавым насилием со
стороны засылаемых извне террористических банд. Еще немножко, еще чуть-чуть –
и бывшее гнездо агрессии и беззакония превратится в нормальную, цивилизованную
страну. Нужно помочь новому Ираку выстоять и создать собственную армию,
способную защитить народ от бандформирований, нужно потерпеть до принятия
демократической конституции, нужно помочь провести свободные выборы – еще
немножко, еще чуть-чуть...
Но не
тут-то было – пацифисты делают все, чтобы не допустить этого, пацифисты
вынуждают вывести американские и британские войска из Ирака, пацифисты пытаются
свести на нет все достижения этих стран по созданию нового Ирака, пацифисты
помогают недобитым хусейновским палачам иракского народа вернутся к власти,
точно так же, как они это сделали 30 лет тому назад во Вьетнаме.
Борьба
американских пацифистов против американского правительства становится массовой
и непримиримой. Интересы страны, нарастающая угроза исламо-фашизма,
необходимость единого фронта борьбы с терроризмом – все это отбрасывается и
сметается в угоду политическим амбициям либерализма, пребывающего в состоянии
тяжелой болезни левизны. «Нет любой войне» – это бессмысленное словосочетание
становится навязчивой идеей, от которой нет спасения.
Неизбежные
потери людей на войне, горе матерей, потерявших своих сыновей, используется
пацифистами в качестве тарана против любых доводов в защиту необходимости
продолжения военных операций в Ираке. Горе матери убитого солдата безмерно, но
когда этим горем начинают публично потрясать в политических целях – это
перестает быть проявлением естественной скорби и превращается в болезнь. Эта
болезнь разлагает души политиков, которые выталкивают на трибуны пацифистских
митингов матерей убитых солдат в качестве своего главного аргумента против
войны.
Такова
глобальная расстановка сил трех полюсов противоборства в современном мире:
добро, зло и ... пацифизм. На чьей стороне последний? Формально – на стороне добра. А фактически?
Наряду с абсурдным отрицанием любой войны, даже как
крайнего средства самозащиты от вопиющего и непреодолимого зла, пацифизм
породил многочисленных и не всегда психически полноценных детей – миротворцев.
Главная
из ложных идей миротворчества состоит в том, что агрессора или террориста,
якобы, можно остановить и умиротворить уступками и мирными инициативами.
Такой
подход однажды едва не завел Европу в гитлеровскую преисподнюю. Хорошо зная
психологию тогдашних миротворцев –
трусливых английских и французских политиков, Гитлер инсценировал перед ними истерические припадки ярости,
выбивая все новые и новые уступки. Затем, поняв, что у «миротворцев»,
собственно говоря, ничего и нет кроме «мирных инициатив», нацистский диктатор
захватил Францию и почти всю остальную Западную Европу, нимало не интересуясь
мнением этих самых «миротворцев». Только тогда англичане, опомнившись, заменили
своих либеральных миротворцев военным кабинетом Уинстона Черчилля. У этого
великого человека была идиосинкразия к миротворчеству – он первым ясно сказал «нет» переговорам с
Гитлером и «нет» миру с Гитлером ни при каких условиях.
Миротворцы
с подачи лукавого придумали весьма полезную для зла поговорку: «Плохой мир
лучше хорошей войны». Обыватель трусливо поддакивает – да, да, плохой мир лучше хорошей войны, и зло с ухмылкой
презрения без боя берет очередную позицию.
В наше
время миротворцы довели эту мысль до полного абсурда: «Мир любой ценой», или
еще шибче: «Нет ничего дороже мира».
На
самом деле в жизни человека – и как индивидуума, и как члена некоего
социального сообщества – есть немало такого, что всегда было, есть и будет
дороже любого мира. Это – будущее его семьи и народа, это – его вера и
культура, это – его личная свобода и свобода его родины. Каждый может добавить
к этому то, что для него лично дороже любого мира в этом мире и за что его
предки не боялись отдавать свои жизни.
И тем не менее, обыватели, наслушавшись
пацифистов, тупо поддакивают – да,
нет ничего дороже мира.
В
рамках этой модели миротворцы много лет пытались подкармливать
исламо-фашистского крокодила в надежде, что тот, насытившись, не съест их.
Сейчас убедились – нет, все равно
съест.
Пацифизм
особенно опасен тем, что внешне весьма привлекателен, а иногда и вполне
оправдан. Многие пацифисты – добрые,
отзывчивые люди, вызывающие всеобщую симпатию. В ответ на их мягкое и искреннее
– мы против войны, даже язык не
поворачивается сказать – я за войну.
В ответ на их строгое – вы хотели
бы, чтобы ваш сын пошел на войну? –
немыслимо ответить положительно. Многие выдающиеся гуманисты, которых нельзя не
уважать, были пацифистами, и я чувствую неловкость, возражая им.
Во
время Первой мировой войны и после нее к пацифистам примыкал Альберт Эйнштейн.
Ему, как и многим другим интеллектуалам, были очевидны бессмысленность и
преступность кровавой бойни, устроенной на полях Европы ее своекорыстными
правителями. Но вот пришло время еще более кровавой Второй мировой войны, и
бывший пацифист и величайший ученый планеты написал президенту США Франклину
Рузвельту письмо с настоятельной рекомендацией как можно скорее развернуть
производство атомной бомбы, способной мгновенно убить сотни тысяч людей. Этот
шаг дался ученому не без труда, но он видел, какого масштаба зло поднялось
против человечества в фашистской Германии, и понимал, что пацифизм был бы на
руку этому злу.
Список
выдающихся пацифистов столь внушителен, что вызывает желание почтительно снять
шляпу.
И тем
не менее, если отбросить сантименты, то придется честно признать, что
современный пацифизм – это лазутчик,
засланный злом в лагерь добра, это пятая колонна мракобесия в стане
цивилизации.
Зло не
обсуждает негуманность войны, зло поступает так, как ему выгодно, зло нападает
преимущественно тогда, когда лагерь добра занят обсуждением пацифистских идей.
Поэтому
тот, кто добивается мира любой ценой, получит войну со стопроцентной гарантией!
Поэтому
тот, для кого нет ничего дороже мира, потеряет все, что ему дорого!
Пацифизм,
бывший когда-то благороднейшей компонентой либерализма, из-за болезни левизны
ныне превратился в тяжелейшее препятствие в борьбе добра со злом.
И зло
знает об этом, зло ценит это, зло всячески способствует распространению
болезни, ибо видит в ней едва ли не единственный шанс победить добро.
В
начале 2006 года исламо-фашистский фюрер в своем очередном мракобесном послании
всему миру высоко оценил антивоенную деятельность американских пацифистов.
Фюрер не скрывал того, что надеется с их помощью повернуть историю вспять.
Казалось бы, пацифистов должна оторопь взять от подобной похвалы. Отнюдь!
Современные «миротворцы», похоже, и не собираются скрывать своей ориентации на
подобных фюреров. Вскоре после послания исламо-фашистского фюрера новоявленный
лидер американского пацифистского движения – дама, пребывающая в буйной стадии
болезни левизны, – поехала за поддержкой к... диктатору Венесуэлы Хуго Чавесу.
Этот деятель выдвинул себя в лидеры всемирного альянса по борьбе с
«американским империализмом» и пытается заместить на этом посту престарелого
Фиделя Кастро. Фотография дамы в обнимку с Хуго Чавесом обошла весь мир –
чудовищный символ единения современного пацифизма с мировым злом.
Многие
говорят о том, что в мире идет Третья мировая война. Можно соглашаться или не
соглашаться с такой формулировкой, но было бы глупостью прятать голову в песок
неведенья и отрицать крайне ожесточенное противостояние сил добра и зла на
планете в начале Третьего тысячелетия. Если это еще и не Третья мировая война,
то, возможно, ее преддверие, ибо нынешняя ситуация очень похожа на то, что было
накануне Второй мировой войны, когда европейские пацифисты воспрепятствовали
обузданию фашизма силой.
Выдающийся
английский писатель Джордж Оруелл, давший в своих антиутопиях наиболее
выразительные гротескные образы тоталитаризма, писал в статье «Пацифизм и текущая война», датированной
1942 годом:
«Объективно
пацифизм является профашистским движением. Это вывод элементарного здравого
смысла. Если вы препятствуете военным усилиям одной из сражающихся сторон,
значит вы автоматически помогаете другой стороне. Невозможно быть нейтральным в
той войне, которая идет сейчас».
Эти
слова относились к английским пацифистам времен Второй мировой, но, Боже
праведный, как они подходят к нынешним пацифистам.
Замените
в тексте Джорджа Оруелла слово «фашистский» на современное «исламо-фашистский»,
и вы получите точное описание роли пацифизма в наше время.
Невозможно
оставаться нейтральным в той войне с терроризмом, которая идет во всем мире. И
если современный пацифизм препятствует применению силы против террора, значит
он на стороне террора – третьего пути не существует.
Знаете,
господа, что меня больше всего удручает в этой истории, когда заменой одного
единственного слова заключение более чем полувековой давности превращается в
актуальный вывод сегодняшнего дня?
То, что
за прошедшие полвека история ничему людей не научила и больных пацифизмом
отнюдь не вылечила.
Несмотря
на все усилия, несмотря на все уроки, которые покровительница истории Клио
преподала человечеству в ХХ веке, не наблюдается ни выздоровления, ни даже
смягчения состояния больных. А это может означать только одно – переход
пацифистского осложнения болезни левизны либерализма в хроническую форму.
