Борис Тененбаум

Черчилль, 1940-1941

Анна Ахматова, 1940.

Лондонцам:

Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой
Сами участники грозного пира
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Будем читать над свинцовой рекой
Лучше сегодня голубку Джульетту
С пеньем и факелом в гроб провожать,
Лучше заглядывать в окна к Макбету,
Вместе с наемным убийцей дрожать, –
Только не эту, не эту, не эту,
Эту уже мы не в силах читать!

Краткое предисловие:

Данное эссе описывает события Второй мировой войны со стороны, которая мало известна русскоязычному читателю. Предшествующие события освещены – в меру талантов автора – в «Сельском Джентльмене на покое», последующие – в «Касабланке».

Обе вещи уже опубликованы здесь:

            – «Сельский джентльмен на покое, 1932-1940»

             – «Касабланка».

            Каждое из этих эссе можно читать независимо друг от друга.

I

10 мая 1940 Премьер-министром Правительства Его Величества стал Уинстон Черчилль.

3 сентября 1939 года, в день истечения англо-французского ультиматума Германии, с началом войны он, яростный довоенный критик «политики умиротворения Германии», был назначен министром флота, или Первым Лордом Адмиралтейства. Правительство Чемберлена надеялось поправить этим свою репутацию.

 

Уинстон Черчилль

 

Однако в первых числах мая 1940 года правительство – на волне огромного негодования, вызванного провалом попытки предотвратить захват Норвегии – потеряло поддержку в Парламенте, и было заменено новым, в состав которого вошли и лейбористы.

Теперь, в отсутствии оппозиции, премьер-министр становился также лидером парламента – и не просто как лидер партии парламентского большинства, а как лидер ВСЕГО парламента Объединенного Королевства. По меркам Англии, это было совершенно необычайное – даже, пожалуй, беспрецедентное – сосредоточение власти в одних руках. Черчилль этим не ограничился.

В свое время, в 1936, правительство учредило – под шпорой его неутомимых нападок в Парламенте – пост министра, координирующего деятельность оборонительных ведомств. Однако назначен на этот новый пост был не Черчилль – как ожидали все – а Томас Инскип, юрист, без всякого опыта и авторитета в области, которую он в теории должен был координировать.

Черчилль говорил:

«… это было самое удивительное назначение – по крайней мере с тех пор, как Калигула назначил свою лошадь консулом …».
Его остроту в Парламенте находили блестящей ... Но делу это не помогло – Инскип на своем новом посту и в самом деле ничего не сделал.
Сейчас, в мае 1940, Черчилль исправил положение. Он подчинил непосредственно себе начальников штабов BBC, BMC, и армии, и создал, под руководством генерала Исмея, специальный комитет для координации их каждодневной деятельности.

Наряду с этим был создан так называемый Военный Кабинет, без точного определения его функций, полномочий, или состава. Мера эта была заимствована из опыта времен Первой мировой войны, когда в 1916 новый премьер-министр, Ллойд Джордж, создал узкий комитет избранных для скорейшего рассмотрения неотложных проблем. В 1917 он ввел туда Черчилля в качестве энергичного министра военного снабжения. Став премьером, Черчилль повторил ход человека, у которого он многому научился.

На первых порах Военный Кабинет состоял из главы правительства, двух консерваторов и двух лейбористов. Партию «тори» в кабинете представляли министр иностранных дел, лорд Галифакс, и бывший глава кабинета, Невилл Чемберлен, а рабочую партию – Артур Гринвуд и Климент Эттли.
Лейборист Эрнест Бевин был назначен министром труда. Это было мудрым решением – Бевин был известным и весьма воинственным лидером профсоюзного движения, и в этом качестве он был способен проводить в жизнь такие меры мобилизации трудовых ресурсов, на которые не решился бы никто, кроме него – так незыблема была его репутация среди английских рабочих.

Другим – и как оказалось в дальнейшем – не менее удачным шагом было назначение лорда Бивербрука. Позабыв их ссоры по вопросу о «мюнхенском» соглашении, Черчилль доверил ему пост министра авиационной промышленности, и лорд Бивербрук сотворил чудо: за 4 месяца он сумел удвоить производство жизненно необходимых истребителей.

Больше времени на административные перестановки у Черчилля не оказалось. Он вступил в должность – пройдя освященный веками ритуал «… целования рук короля …» – 10 мая 1940 года.

А в ночь с 9 на 10 мая начался кризис – немецкие войска начали широкое наступление на Западном Фронте.

II

Описанное в бесчисленных мемуарах и исследованиях падение Франции, случившиеся в мае-июне 1940, поражает своей стремительностью. Полный разгром французской армии, прикрывавшей Арденны, стал очевидным уже на третий день наступления.

Танковые дивизии немцев пробили фронт на участке шириной в добрую сотню километров, контратаки не приносили результатов, налёт британской авиации на переправы через Мaac был отбит с такими потерями (было сбито 40 из 70 участвовавшем в нем бомбардировщиков), что его не решились повторить.

Когда 13 мая 1940 Черчилль произнес перед Парламентом свою знаменитую речь, в которой он сказал, что:

«... мне нечего вам обещать, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота …»

– он еще надеялся на французские резервы.

Их не оказалось.

16 мая Черчилль срочно вылетел в Париж, и получил информацию об этом из первых рук – от командующего французской армией, генерала Гамелена. Совещание происходило во французском министерстве иностранных дел, на Кэ д'Орсэ, и Черчилль видел из окна, что

«… в саду министерства поднимались клубы дыма от костров, и почтенные чиновники на тачках подвозили к кострам архивы …».

17 мая пал Брюссель.

Вечером 26 мая по сигналу военно-морского министерства начался отход английских войск с континента Европы. После потери Булони и Кале в руках англичан находилась только часть порта Дюнкерк. Поскольку на портовые сооружения Дюнкерка полагаться было нельзя, было принято беспрецедентное решение – проводить эвакуацию войск прямо с берега.

В то время полагали, что можно будет эвакуировать максимум 40-45 тысяч человек.

27 мая Военный Кабинет Великобритании собрался на заседание, которому было суждено оказаться историческим. Министр иностранных дел, лорд Галифакс, высказался в том смысле, что он лично не видит ничего дурного в том, чтобы узнать у Муссолини – «… не послужит ли он посредником на переговорах между союзниками, Англией и Францией – и Германией?».

Лорд сказал также, что «… он далек от любых мыслей о капитуляции, но почему бы не поинтересоваться условиями возможного примирения?».

Слова его имели предысторию. Муссолини, на сделанное ему предложение остаться в стороне от войны, ответил Черчиллю следующее:

«… Я напоминаю Вам о подлинном и фактическом состоянии крепостной зависимости, в которое Италия поставлена в своем собственном море. Если Ваше правительство объявило Германии войну из уважения к своей подписи, то вы поймете, что то же чувство чести и уважения к обязательствам, взятым по итало-германскому договору, руководит итальянской политикой сегодня и будет руководить завтра при любых событиях, какими бы они ни были …».

Об освобождении от «... крепостной зависимости в своем собственном море ...» он говорил и представителям Франции – и пояснял, что будет добиваться   «... изменения статуса Гибралтара и Суэца ...».

Так что английский премьер не согласился со своим министром иностранных дел. Военному кабинету Черчилль сказал следующее:

«… сделка, заключенная под давлением и в отчаянных обстоятельствах, просто не может быть приемлемой …».

Его, как ни странно, поддержал лорд-президент, Чемберлен.

Однако обстоятельства были действительно отчаянными – буквально все боеспособные дивизии и без того небольшой английской армии были пойманы в ловушку на континенте, германское вторжение казалось вполне возможным, и единственной защитой от него служили очень потрепанные ВВС – так что кабинет не пришел ни к какому определенному решению.

Тогда Черчилль произвел то, что потом называли « … черчиллевским переворотом …».

Он созвал заседание всего совета министров, пригласив на заседание глав всех ведомств, кого только удалось собрать. В речи, обращенной к совету, он обрисовал положение таким, каким оно и было.

Он не скрыл, что ожидает падения Франции, и в самом скором времени, что Италия, по всей вероятности, объявит Англии войну, что вытащить из Дюнкерка, вероятно, удастся лишь немногих, что надежды на посредничество американцев в данный момент напрасны.

Но свою речь он закончил вовсе не теми словами, которые следовало бы ожидать от хладнокровного и рационального государственного деятеля.

Отнюдь. Он сказал следующее:

«…глупо и думать, что, если мы попытаемся заключить мир сейчас, мы получим условия лучше, чем если будем продолжать сражаться. Германия потребует гарантий – наш флот, и, скорее всего, многое другое. Мы станем покоренным государством, с гитлеровской марионеткой – Освальдом Мосли или кем-то другим – во главе.

И я убежден, что каждый из вас встанет со своего места и разорвет меня на части, если я предложу сдачу или переговоры.

Если долгой истории нашего Острова суждено наконец окончиться, пусть она окончится тогда, когда последний из нас упадет на землю, захлебнувшись в своей крови ...».

Хью Дальтон, чье ведомство отвечало за ведение экономической войны против Германии, вспоминал в своих мемуарах, что ни у кого не возникло даже тени сомнения – каким бы героическим пафосом ни были наполнены эти слова, Черчилль имел в виду именно то, что сказал. Аудитория разразилась овацией, и вопрос был решен, безоговорочно.

Англия будет воевать, во что бы это ни стало.

Дальтон был потрясен, и сказал об этом Черчиллю, на что тот ответил:

«Да, это была хорошая речь».

Саймон Шама, автор огромной 3-х томной «Истории Британии», вышедшей в 2002 году, выражал мнение, что:

«… это было больше, чем хорошая речь – это было первое сражение Второй мировой войны, выигранное Англией …».

III

28 мая 1940 года Черчилль издал следующую директиву, направленную министрам – и очень ограниченному кругу других высших должностных лиц Великобритании:

«Совершенно секретно:

… Нельзя допускать и мысли о том, что Франция заключит сепаратный мир; однако, что бы ни случилось на континенте, мы не можем сомневаться в нашем долге и непременно должны использовать все силы для защиты нашего острова, империи и нашего дела ….».

Рано утром 28 мая бельгийская армия капитулировала.

Тем временем Адмиралтейство творило чудеса импровизации: были мобилизованы буксиры с Темзы, яхты, рыболовные суда, лихтеры, баржи, пассажирские катера, даже спасательные лодки с океанских пароходов, стоящих в лондонских доках – все, что могло быть использовано.

Делу сильно помогло стихийное движение частных граждан: каждый владелец судна любого типа, парового или парусного, если хотел, выходил в море и направлялся в Дюнкерк – под бомбы Люфтваффе, но с надеждой спасти окруженных и прижатых к морю солдат своей армии.

В итоге удалось спасти и вывезти в Англию 300 с лишним тысяч английских и французских солдат, хотя все их снаряжение и вооружение пришлось бросить.

4 июня Черчилль, выступая в Парламенте, возблагодарил Всевышнего за «… дюнкеркское избавление …», но добавил, что «… войны не выигрываются эвакуациями …».

Еще он сказал следующее:

«… мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда …».

Муссолини так не думал.

10 июня 1940 года Италия объявила Франции и Англии войну.

IV

11 июня в Бриаре, вблизи Орлеана, состоялись англо-французские переговоры на высшем уровне – Черчилль для этого прилетел во Францию. Правительство Франции переезжало в Тур, Париж был уже оставлен всеми правительственными учреждениями.

Французскую сторону представляли новый премьер, Рейно, маршал Петэн, генерал Вейган, генерал авиации Вийемен и другие, включая сравнительно молодого генерала, который только что был назначен заместителем министра национальной обороны.

Черчилль призвал французское правительство защищать Париж. Он подчеркивал, как «…  сильно изматывает силы вторгающейся армии оборона большого города, дом за домом …», и напомнил маршалу Петэну, как в 1918 году после поражения тот сумел восстановить положение.

Согласно мемуарам Черчилля:

«… Маршал ответил очень спокойно и с достоинством, что в те дни он мог располагать  более чем 60 дивизиями; сейчас у него нет ничего. Он упомянул, что тогда на линии фронта было 60 английских дивизий …».

Маршал намекал на то, что сами англичане уже вышли из битвы, эвакуировав своих солдат из Дюнкерка – и добавил:

«... Превращение Парижа в развалины не изменит конечного результата …».

Вейган обрисовал военное положение, потребовав прислать все возможные подкрепления, прежде всего немедленно бросив в бой все английские эскадрильи истребителей.

«Здесь, – сказал он  – решающий пункт. Сейчас – решающий момент. Поэтому неправильно держать какие-либо эскадрильи в Англии».

Черчилль, в соответствии с решением кабинета, ответил:

«… Это не решающий пункт, и это не решающий момент. Решающий момент наступит, когда Гитлер бросит свою авиацию на Великобританию ...

... 25 эскадрилий истребителей необходимо любой ценой сохранить для обороны Англии и Ла-Манша, и ничто не заставит нас отказаться от этого.

Мы намерены продолжать войну несмотря ни на что, и мы считаем, что можем вести войну в течение неопределенного времени – но отдать эти эскадрильи означало бы уничтожить наши шансы на существование …».

13 июня Черчилль предпринял последнюю поездку во Францию.

Французы уже вполне официально требовали от англичан освободить их от союзных обязательств – они хотели выйти из войны.

Тогда был предложен компромисс: «… Франция может действовать так, как найдет нужным, но в обмен французский военный флот немедленно отплывет в английские порты …». Это предложение осталось без ответа.

Далее последовало еще одно английское предложение – настолько фантастическое, что я бы не поверил в его существование, если бы своими глазами не прочел о нем в мемуарах Черчилля.

Предложение состояло вот в чем – приведем его в оригинале:

«… The two governments declare that France and Great Britain shall no longer be two nations, but one Franco-British Union. Every citizen of France will enjoy immediately citizenship of Great Britain, every British subject will become citizen of France…».

«…Два правительства [Англии и Франции] провозглашают, что вместо двух наций будет одно объединенное государство, Франко-Британский Союз. Каждый гражданин Франции немедленно получает британское гражданство, каждый гражданин Великобритании получает французское гражданство …».

Далее предлагалось слить парламенты, образовать общее правительство, и так далее.

Черчилль скромно пишет, что не он «… набросал документ …» – это было продуктом коллективного творчества, он только внес свой вклад.

Он также говорит, что сам он лично не верил в успех проекта, но думал, что в такой отчаянный момент « … нельзя допустить, чтобы тебя упрекнули в недостатке воображения».

По-моему, он слегка лукавит – выдумать такую очевидно безумную идею мог только человек с очень живым воображением, а таковым в английском правительстве был он один.

Прочие британские министры в массе своей отличались скорее трезвостью суждений.

Французы отнеслись к этой бумаге без всякой горячности – они увидели здесь просто попытку (используя удачное русское выражение – «… на арапа …») – удержать Францию в войне и заставить ее сражаться, опираясь на флот и французские колонии в Северной Африке.

Это, несомненно, повело бы к полной оккупации Франции, и само по себе сильно напоминало призыв: «… сражаться за Париж до последнего француза …».

Так что предложение англичан было просто проигнорировано.

Черчилль, однако, был не такой человек, который, получив отказ, считает дело законченным. Раз ему не удалось договориться с французским правительством в целом, он попытался договориться, так сказать, с отдельными министерствами.

Английский премьер в личной беседе с адмиралом Дарланом (новым министром флота) предложил ему увести французский флот в колонии, не считаясь с тем, что решит правительство Петэна. Это сильно попахивало призывом к государственной измене – и адмирал отказался.

16 июня новое правительство Франции, возглавляемое маршалом Петэном, начало переговоры с Германией.

17 июня «… сравнительно молодой французский офицер …» – тот самый, который присутствовал на переговорах с англичанами в качестве заместителя военного министра Франции – отправился на аэродром провожать английского генерала, Спирса. Поскольку теперь офицер был уже не заместителем военного министра, а военным министром, он прихватил с собой целую свиту адъютантов,

Вежливо проводив гостя, он поднялся вместе с ним по лесенке в самолет, закрыв за собой дверь.

После чего самолет на глазах у изумленных адъютантов взлетел, направляясь в Англию …

Французского офицера, покинувшего службу таким далеким от военного устава образом, звали Шарль Де Голль.

V

Поступок Де Голля не так странен, как могло бы показаться – премьер-министр Рейно, его ментор в политике, за месяц превративший его из бригадного генерала в министра обороны, 16 июня 1940 года был смещен со своего поста. Де Голль же, бывший вплоть до 1938 года одним из близких сотрудников маршала Петэна (он даже сына назвал Филиппом в честь маршала), сейчас, в 1940, был с ним в жестокой ссоре, и вполне мог опасаться ареста.

Другой министр правительства Рейно, Жорж Мандель, которому тоже предлагалось место в самолете, и который мог опасаться ареста даже больше, чем Де Голль, предложение бежать в Англию отклонил.

Он сказал Спирсу:

«Вы боитесь за меня, потому что я еврей. Но именно как еврей я не могу бежать – про меня скажут, что я струсил».

Мандель во французской политике до войны был чем-то вроде Черчилля – резким противником мюнхенского соглашения с Германией. Теперь, после поражения, он стал сторонником «… политики сопротивления – во что бы то ни стало …».

16 июня 1940 Мандель был смещен со своего поста министра внутренних дел – в тот же день, что и Рейно – но решил не бежать в Англию, а уехать во французские колонии Северной Африки. Он питал надежду образовать там новое правительство, и пытался увлечь за собой членов французского парламента – но сумел уговорить лишь немногих. Остальные примкнули к режиму Виши.

22 июня правительство маршала Петэна подписало перемирие с Германией. Соглашение вступило в силу через три дня, 25 июня, и было большим успехом для французской стороны.

Потому что в юридическом смысле оно НЕ было капитуляцией.

Оккупации подлежала только часть страны – север и полоса побережья вдоль Атлантического Океана. Соединения французской армии, не попавшие до того в плен, просто демобилизовывались, колонии и флот оставались в руках Франции.

Немудрено, что губернаторы всех французских колоний – в Алжире, в Тунисе, в Марокко – присягнули новому правительству в Виши.

Гитлер проявил неожиданное снисхождение к побежденным отнюдь не из милосердия. Германия торопилась окончить войну на Западе. Мягкие условия перемирия с Францией были прозрачным намеком, что англичане – которые тоже потерпели  поражение, но чья территория была еще не оккупирована – могут рассчитывать на такое же, или даже большее снисхождение.

До сведения британского кабинета было доведено, что «... Германия желает мира и хочет только, чтобы Англия признала ее завоевания на континенте ...».

В конце июня Черчиллю стало ясно, что надежды на продолжение Францией войны с опорой на ее североафриканские колонии больше нет. Напрасно Де Голль по лондонскому радио призывал к «… гордому сопротивлению свободной Франции …» – его не слушали, новым правительством он был признан «... изменником и дезертиром ...», маршал Петэн называл его «... пятном на чести французского офицерства ...».

Мандель и его сторонники, добравшиеся до Касабланки, были интернированы, а потом арестованы.

Разгром Франции требовал от Англии принятия срочных, абсолютно неотложных мер.

По словам Черчилля – приведем их в оригинале:

« … first of all there was one step to take, it was obvious, and it was dire …» –

« ... прежде всего следовало предпринять один шаг – он был и очевиден, и тяжел ...».

И, к сожалению, неизбежен. Надо было потопить французский флот.

VI

Официальный приказ о потоплении или захвате французского военного флота был отдан лично Черчиллем 1 июля, 1940.

Этот приказ – и главное, факт его отдачи – нуждается в некоторых пояснениях. Почему нужно было действовать столь круто – да еще и немедленно?

Господство на море для Англии было жизненной необходимостью. Перевес в морской мощи был единственной надежной защитой для Островного государства. В начале войны, в 1939, щит этот казался надежным.

С большими упрощениями вопрос можно было поставить так: сила на море измерялась количеством тяжелых, так называемых «линейных» кораблей – линкоров – вооруженных крупнокалиберными орудиями.

Англия имела 12 таких кораблей, союзная Франция – 7. Против них в сентябре 1939 года было 2 немецких линкора, Италия с ее 6 тяжелыми кораблями оставалась нейтральной.

Поражение Франции изменило все. Италия вступила в войну, прибавив свои морские силы к немецким.

Потерять французский флот было достаточно плохо. Но допустить его переход в руки немцев – означало полную катастрофу.

Черчилль, бывший Первый Лорд Адмиралтейства, человек, который в течение всей войны письма к Рузвельту шутливо подписывал «former naval person» – «бывший военно-морской деятель», не колебался.

Английским адмиралам было приказано разоружить французские корабли, в случае неподчинения – грозить своим бывшим союзникам оружием, а « ... при необходимости и применить его ...».

Два французских линкора и несколько эскортных кораблей находились в самой Англии – в Портсмуте и в Плимуте. Они были разоружены почти без сопротивления.

Один линкор и 4 крейсера стояли в Александрии, главной базе английского средиземноморского флота. Находясь под дулами пушек английской эскадры, они «... вняли голосу разума ...» – и сдали замки орудий и ключевые механизмы двигателей.

Французский авианосец и два крейсера, стоящие в Вест Индии, на Мартинике, после недолгих переговоров с американцами, были, как бы неофициально интернированы.

Но вот события в Северной Африке развивались не так удачно. Особенно в Оране. Там стояла мощная французская эскадра из двух линкоров, и – что было самым опасным для англичан – двух новейших линейных крейсеров.

Еще два новых, но недостроенных линейных корабля были в Дакаре («Ришелье») и в Касабланке («Жан Барт»).

Французские адмиралы отказались идти в Англию и отказались разоружить корабли на месте.

По истечении срока ультиматума англичане открыли огонь.

Одному из линейных крейсеров удалось бежать и добраться до Тулона. Один линкор был потоплен с большими жертвами среди экипажа. Остальные корабли повреждены и выведены из строя. «Ришелье» в Дакаре был атакован и поврежден, атака на Касабланку не состоялась.

Общий результат был далек от стопроцентного успеха. Не все корабли удалось обезвредить. Реакцию во Франции нетрудно описать ... Петэн приказал обстрелять Гибралтар, а немцы сделали все, что могли с точки зрения пропаганды.

Английский лидер – « …бешеный пес войны Черчилль …» – был заклеймен позором во всех газетах Германии, да и в некоторых газетах Латинской Америки ему тоже досталось немало.

Но дело было сделано. Прямая непосредственная угроза самой жизни Великобритании была устранена.

Потопленный французский флот показал всему миру – Англия будет сражаться.

Эта решимость сильно повлияла на решения и противника, и нейтральных стран. Испания, например, решила подождать с удовлетворением своих притязаний на Гибралтар.

Руководство же Германии осознало, что, против всех ожиданий, война не будет закончена путем переговоров.

VII

При Чемберлене между Великобританией и Германией – по крайней мере в одном пункте – царило полное согласие. Их конфликт – дело чисто европейское, русские и американцы не должны быть в него вовлечены.

Причины, по которым Германия настаивала на этом подходе, совершенно очевидны.

Но и Англия не хотела участия «посторонних»:  предполагалось, что ее собственных сил при любом обороте событий будет вполне достаточно, русские «... только усложнят проблему из-за своих конфликтов с Польшей и Румынией ...», а участие американцев было одновременно и проблематичным, и нежелательным, потому что уменьшило бы престиж Великобритании.

Однако с приходом Черчилля к власти все изменилось. Он сразу же написал и Сталину (в июне 1940), и Рузвельту – в момент, когда речь шла о самой жизни страны, было уже не до престижа.

Сталин ему не ответил.

С американцами повезло больше. Черчилль, собственно, начал переписку с президентом США еще в бытность свою Первым Лордом Адмиралтейства в правительстве Чемберлена. Однако с мая 1940 эта переписка стала гораздо более интенсивной – а после Дюнкерка принесла Англии бесценные плоды.

Рузвельт распорядился продать англичанам «... излишки законсервированного вооружения ...»– несмотря на оппозицию в Конгрессе, и даже несмотря на закон о нейтралитете, который такого рода действия должен был бы предотвращать. Армия США продала 500000 винтовок, 80000 пулеметов и 900 полевых орудий времен Первой мировой войны некоей кампании, которая немедленно перевезла это оружие в Канаду, где его погрузили на торговые суда Великобритании.

Вторжение в Англию в июле 1940 стало куда более трудным делом, чем это было бы сразу после Дюнкерка.

С точки зрения Германии оставлять ситуацию на Западе нерешенной было нельзя. Война не была закончена. На предложения мира, переданные им через нейтральную Швецию, англичане не реагировали. Англия – сама по себе и в данный момент – не представляла угрозы, но надо было иметь в виду позицию таких могучих нейтральных держав, как Россия и Америка.

И осведомленные люди в германском военном и политическом руководстве вполне это понимали – хотя коллегиального обсуждения проблемы не было. Воля фюрера решала все ... Однако и он пока не пришел ни к какому определенному решению.

7 июля 1940 года Геббельсу было сказано, что «… фюрер не хотел бы разрушать Британскую Империю, ибо пользу от этого получили бы только американцы и японцы, а не Великая Германия …».

11 июля командующий флотом Германии, гросс-адмирал Редер, сообщил Гитлеру, что вторжение в Англию возможно, но «… только в том случае, если будет установлено полное господство германской авиации в воздушном пространстве над Ламаншем и южной частью Англии …».

13 июля, в субботу, начальник Генштаба вермахта, генерал Гальдер, представил фюреру свои соображения по поводу возможного вторжения.

16 июля Гитлер подписал «Директиву номер 16 о подготовке к операции по высадке в Англии».

Преамбула этого документа гласила следующее:

«… Поскольку Англия, несмотря на свое безнадежное военное положение, все еще не обнаруживает никаких признаков готовности к соглашению, я приказываю подготовить операцию по высадке, и, если будет необходимо, осуществить ее. Целью операции "Морской Лев" является исключение метрополии Англии как базы для продолжения войны против Германии, и, если понадобится, для ее полной оккупации …».

По сравнению с предыдущими директивами фюрера эта была полна оговорок – «... если понадобится ...», «…если будет необходимо …», и тому подобное. Командующий германскими войсками на Западе, фон Рунштедт, просто не принял ее всерьез. K тому же Гитлер сказал ему в частной беседе, что он не хотел бы осуществлять операцию, и что ее следует готовить в основном как демонстрацию – с целью заставить Англию «... вернуться к здравому суждению ...».

Но в любом случае, профессиональное заключение, сделанное и фон Рунштедтом, и Гальдером, сводилось к следующему: для того, чтобы вторжение в Англию стало осуществимым, требуется господство в воздухе.

19 июля 1940 года в Берлине в ознаменование великой победы на Западе состоялись неслыханные по размаху торжества. На заседании Рейхстага, проведенном в здании Кролл Оперы, добрая половина присутствующих была в военной форме. Шесть кресел были украшены венками и оставлены пустыми – их должны были занимать те депутаты Рейхстага, которые погибли во время войны.

Отдав долг павшим, церемонию продолжили – теперь уже на мажорной ноте. Герои и победители были осыпаны наградами. Сразу 12 человек получили звание фельдмаршала. Щедрее всех был награжден Геринг. Трое его подчиненных – Милх, Кесселринг и Шперле – стали фельдмаршалами, а сам он – Рейхсмаршалом.

Этот уникальный титул ставил его выше всех остальных офицеров вооруженных сил Германии.

В конце заседания с речью перед депутатами Рейхстага выступил Гитлер. Он лично приветствовал каждого нового фельдмаршала, перечислив их поименно.

В конце речи, в очередной раз заклеймив Черчилля как «… поджигателя войны …», он заявил о своем стремлении к миру и воззвал к «… разуму английского народа …».

Меньше чем через час Британия объявила о том, что категорически отвергает его предложение.

Теперь дело «... оказания должного воздействия на Англию ...» целиком переходило в руки Люфтваффе.

VIII

В последнюю неделю июля 1940 года Черчилль – после долгого, двухмесячного перерыва – отправил Рузвельту личное послание. Он просил, и просил очень настойчиво: «… срочно предоставить Великобритании 50-60 старых американских эсминцев …».

Корабли эти можно было «... изъять из законсервированных излишков вооружения, произведенного в США во время Первой мировой войны ...».

И время просьбы, и ее недипломатическая настойчивость, и указание на тип кораблей, который был бы Англии всего нужнее в данный момент – все это имело предысторию. Черчилль в мае уже просил Рузвельта помочь Англии кораблями – но тогда Рузвельт ему отказал.

Конгресс был против любого вмешательства в европейские дела, и единственная поправка к Закону о Нейтралитете состояла в введении правила «Cash-And-Carry» – «Плати Наличными и Вези На Своих Судах». Собственно, правило было выгодным для Англии и Франции. В отличие от Германии, они располагали средствами в валюте, и могли беспрепятственно использовать океан.

Однако события обгоняли медленно действующий Конгресс. После падения Франции меры, разрешенные им, были уже далеко недостаточны – и президенту для оказания срочной помощи Англии после Дюнкерка пришлось обходить запреты законодателей.

Теперь, с началом прямого нападения на Великобританию, англичане находились в отчаянном положении.

«Битва за Британию» началась 10 июля 1940 года. Немцы, кстати, так не считали – по их мнению, самолеты Люфтваффе:

«… осуществляли предварительные операции по установлению господства в воздухе над Ламаншем …».

Это был первый в истории случай, когда наступление шло в воздухе, и только в воздухе – и строилось на теории итальянского генерала Джулио Дуэ, которого вполне справедливо считают «… Клаузевицем воздушной войны …».

Генерал Дуэ, в частности, доказывал, что:

«… вместо того чтобы вести войну против неприятельских вооружений на фронте (где они замаскированы, укрыты, готовы к действию и находятся в руках у обученных воевать солдат), ее следует вести против тех мест в тылу врага, где эти вооружения производятся, и против тех людей, которые эти вооружения производят …».

Мы можем назвать это «Теоремой Дуэ».

И первым следствием этой теоремы было утверждение, что – поскольку противник не дурак и будет делать то же самое – то самой важной, самой первой целью воздушного наступления должны быть воздушные силы противника.

Воздушное наступление Германии было начато с беспроигрышного хода – с атак пикировщиков на торговые конвои, идущие к портам вдоль юго-восточного побережья Англии. Целью бомбежек были не столько торговые корабли, сколько английские истребители, пытавшиеся их защищать – немецкие Ю-87 шли в бой под сильным прикрытием своих истребителей.

Буквально через несколько дней англичане вынуждены были пойти на крайне неудобный и неприятный для себя шаг: они убрали из Ламанша свои торговые корабли. Это сильно мешало – перевод потока снабжения на запад перегружал одни гавани, и выводил из рабочего оборота другие – но зато английским истребителям не надо было больше защищать свои суда в неблагоприятных условиях.

Следующим ходом германской авиации стали бомбежки военных портов на юге Англии, где наготове стояли английские эсминцы. Англичане, не рискуя направить в Ламанш крупные суда, предполагали использовать для перехвата десанта 30-40 быстрых, маневренных, и относительно небольших кораблей, которые могли бы войти в Ламанш в течение нескольких часов после получения приказа.

Потеряв десяток таких кораблей потопленными или поврежденными, Адмиралтейство убрало эсминцы из южного порта Довер – подальше ...

Помощь была нужна, и срочно. Черчилль понимал, конечно, что эсминцы, может быть, прибудут в Англию слишком поздно. Но ему был важен – может быть, еще больше, чем сами корабли – жест поддержки со стороны США. Англия с ее населением в 45 миллионов не смогла бы бесконечно долго выдерживать борьбу против гитлеровской Германии, располагавшей ресурсами покоренных ею стран Европы.

Первоочередной задачей Англии в июле 1940 было оставаться в живых. А дальше – если первая задача будет решена – Англии был бы нужен могущественный союзник, и как можно скорее, пока у нее есть еще силы сражаться.

В августе 1940 – точная дата варьируется от 8 и до 15 августа – Германия объявила наконец «День Орла»: начало неограниченного воздушного наступления на аэродромы и города Великобритании.

IX

Падение Франции в июне 1940 года пережил на собственном опыте один очень умный и очень проницательный человек, по имени Марк Блок.

Он воевал в Первой мировой войне, был награжден орденом Почетного легиона, а потом, уже в мирные годы, стал ученым – профессором истории в Сорбонне. Имя его стало известным в конце 20-х, когда он, вместе с Люсьеном Февром основал журнал «Annales d'histoire economique et sociale Annales».

В своей последней книге, «Странное Поражение», он оставил короткий абрис того, что видел сам – а видел он разгром. Даже не армии, а всего общества – полное, поистине всеобщее поражение, с отказом от всякой дальнейшей борьбы.

Все попытки отдельных лиц сделать что-то – Де Голля, например – рушились, в полном соответствии с взглядами профессора Блока на историю как на эволюцию общественных форм, где роль индивидуума невелика.

Третья Республика кончилась – появилось новое образование со столицей в Виши, называемое «Французским Государством» – (L'Etat Francais), без обозначения формы его правления.

По другую сторону пролива Ламанш картина была другой. В Англии в срочном порядке вооружались и обучались новые дивизии. Был сформирован – буквально из ничего – новый корпус Территориальной Обороны, числом превысивший миллион человек. Светские дамы записывались на курсы медсестер и водителей машин скорой помощи.

Публицист и писатель, не одобрявший социальную систему Великобритании – и настолько левый, что воевал в Испании на стороне республиканцев в составе троцкистской милиции – Джордж Орвелл, к собственному изумлению, ощутил, что стал патриотом.

Он не слишком комплиментарно относился к родной стране, но в минуту кризиса оказался истинным британцем:

« … англичанин флегматичен, прозаичен, трудновозбудим, поскольку таким он себя видит; таким ему и свойственно становиться. Неприязнь к истерике и «шумихе», преклонение перед упрямством являются чуть ли не универсальными в Англии, захватывая всех, кроме интеллигенции.

Миллионы англичан охотно воспринимают своим национальным символом бульдога – животное, отличающееся упрямством, уродством и непробиваемой глупостью, обладают поразительной готовностью признать, что иностранцы "умнее" их – и в то же время сочли бы нарушением законов божеских и природных, окажись Англия под властью чужестранцев …».

Помимо упрямства, на стороне англичан оказалось хорошее правительство. В нем сидели рядом два человека: лорд Бивербрук, воплощение капитализма, и Эрнст Бевин, положивший всю свою жизнь на защиту интересов рабочего класса.

В результате оборонные заводы перешли на 24-часовой рабочий график.

Срочно требовался алюминий – и по призыву Бивербрука и Бевинa население отправило на переплавку даже алюминиевые кухонные кастрюли.

Предвоенная система противовоздушной обороны была развернута в ожидании воздушных атак через Северное Море, из Германии. Ожидалось, что враг сможет направить против Англии до 1000 бомбардировщиков без истребительной защиты – тогдашние истребители имели слишком короткий радиус действия.

Реальность оказалась много хуже – немцы владели атлантическим побережьем Европы от франко-испанский границы и до самой северной точки Норвегии – и в результате Германия пустила в ход 3 воздушных флота, с трех направлений – 1000 бомбардировщиков и 800 истребителей.

Королевские Военно-Воздушные Силы сумели наскрести около 600 самолетов. Потери английской авиации росли с каждым днем, замены не поспевали.

Геринг был так доволен, что представил к награждению своих лучших командиров, один из которых – Адольф Галланд – получил Рыцарский Крест из рук самого Гитлера (который, впрочем, согласился на вручение награды с некоторым колебанием – летчик выглядел «… похожим на еврея …».).

Было решено усилить войну.

7 сентября Люфтваффе переключилось на массовые бомбежки Лондона.

X

7 сентября 1940 года Алан Брук, командующий обороной Южной Англии (т.н. Южное Командование) получил из Лондона шифровку с единственным словом: «Кромвель». Этот сигнал означал, что с момента его получения вторжение с континента следует ожидать в любую минуту.

Генерал Брук был настроен пессимистически. По расчетам его штаба, для надежной обороны страны требовалось 80 дивизий, в наличие же было 22 – и только половина из них была способна к маневренным боевым действиям.

Во время инспекционной поездки Черчилль имел случай переговорить с бригадным генералом, отвечавшим за участок побережья длиной в 6 миль, и генерал сообщил премьеру, что у него есть для этой цели только 3 противотанковых пушки, с 6-ю снарядами для каждой, после чего поинтересовался, не хочет ли премьер посмотреть на учения со стрельбой из этих пушек, «… потому что его солдаты их еще ни разу не пробовали …».

Был ли бригадир ироничен, или непроходимо туп – осталось невыясненным. Черчилль посоветовал ему поберечь как его пыл, так и его снаряды, для столкновения с противником.

Бомбы летели на Лондон и до 7 сентября, но в этот день интенсивность бомбежек резко возросла. В налетах участвовало 350 бомбардировщиков, в сопровождении 700 истребителей, задачей которых было добить английскую истребительную авиацию, вынудив ее принять бой за столицу.

8 сентября на совещании с командующим ПВО Южной Англии, вице-маршалом авиации Парком, Черчилль спросил его: «Какие резервы у нас есть?» – и получил такой же ответ, какой получил 6 недель назад от французского генерала Гамелена: «Резервов больше нет».

Горели доки, Арсенал. Огромный пожар охватил даже баржи, стоящие на Темзе. Лондонский Вест Энд получил свою долю – разрушены были не только электростанции, расположенные здесь, но и госпитали, и музеи – даже музей мадам Тюссо. Бомбежки продолжались и по ночам.

Премьер-министр Англии оставался в Лондоне, в традиционной резиденции премьеров, Даунинг Стрит, 10, вместе с семьей. Его беспутный сын, Рэндольф, в 1939 поступил в тот же полк, 4-й Гусарский, в котором когда-то служил его отец, оставив молоденькую беременную жену, Памелу, со своими родителями.

Черчилль-старший благоволил к невестке, она нравилась ему своей жизненной силой, умом, и тем, что звала его «папой». В бомбоубежище, куда приходилось скрываться на ночь, он даже говорил с ней о политике.

Впрочем, времени у него было мало. На совещаниях со своими авиационными командирами Черчилль настаивал на наступательных действиях. Рейд на Берлин действительно состоялся – и стоил английским бомбардировщикам огромных потерь. Тогда Бомбардировочное Командование переключилось на налеты на прибрежные районы вокруг Кале и Роттердама, целью которых был флот вторжения – баржи, паромы и прочие плоскодонные суда, собранные для переправы через Ламанш.

Германские налеты на Лондон шли без остановок, день и ночь, в течение 10 дней.

Разрушения на земле были огромны, но сопротивление не слабело, и немецкие бомбардировщики несли такие потери, что буквально через пару дней пикировщики Ю-87 были отозваны – они были слишком медленными для борьбы с английскими «Спитфайрами».

После того, как германская авиация потеряла 60 самолетов в один день, 17 сентября 1940 года Гитлер  на совещании с Герингом и с фельдмаршалом фон Рундштедтом пришел к выводу, что операция «Морской Лев» – вторжение в Англию – не может быть осуществлена из-за огромных потерь Люфтваффе.

Ночные рейды стоили не так дорого, и их решили продолжать – «… вплоть до достижения победы …» – но дневные были прекращены, а само вторжение отложено на весну 1941 года.

Битва за Британию была выиграна англичанами.

XI

В тот самый день, 31 июля 1940 года, в который Черчилль отправил в США свою просьбу о «… старых эсминцах ...», Гитлер собрал в Берлине совещание с главнокомандующими всех трех родов войск вооруженных сил Германии. Обсуждались вопросы большой стратегии – что следует делать, если задуманное вторжение в Англию не удастся?

Суть проблемы состояла в том, что вооруженные силы Германии строились в расчете на сухопутную войну.

Нанесение же смертельного удара Англии – не говоря уж об очень возможной англо-американской коалиции – требовало переоснащения, с упором на флот и стратегическую авиацию.

Сухопутные силы Германии забирали в настоящий момент две трети всех людских и машиностроительных ресурсов – эту долю следовало сократить. Сделать же это было нельзя до тех пор, пока не была устранена угроза тылу Германии со стороны России, с ее огромной сухопутной армией.

Более того – оккупированная Германией Европа не располагала достаточными ресурсами продовольствия и нефти для ведения затяжной войны.

2 сентября, в разгар воздушной «Битвы за Англию», было объявлено об англо-американской сделке – обмене 50 старых американских эсминцев на английские базы на Ньюфаундленде, Багамах, Ямайке и Тринидаде.

Рузвельт сумел удовлетворить просьбу Черчилля. Оборона западных берегов Атлантики целиком переходила к США, Англия получала нужные ей суда – и немцам оставалось только догадываться о том, что могли содержать секретные статьи договора о передаче английских баз в аренду американцам.

23-25 сентября английские корабли попытались захватить Дакар – идея была в том, чтобы использовать силы «голлистов» для установления в колонии территориальной базы «Сражающейся Франции». Попытка это провалилась – не удалась даже программа-минимум, вывод из строя нового французского линкора «Ришелье». Однако возможный новый театр войны – уже не в Европе, а в Африке – был обозначен очень ясно.

26 сентября глава военно-морских сил Германии, адмирал Редер, пользуясь случаем, предложил атаку на английские позиции в Средиземноморье. Он предлагал немедленный захват Гибралтара, отправку германских войск в Дакар и на Канарские Острова, и тесный союз с вишисткой Францией. Далее Германия вместе с итальянцами должна была бы начать наступление на Египет и Палестину.

План имел крупный недостаток – действовать предлагалось в Африке, «... за соленой водой ...», полагаясь в борьбе с англичанами на содействие итальянского или французского флота. Гитлер ни тому, ни другому не доверял.

Строительство же собственного флота потребовало бы не менее двух лет, пауза была бы использована англо-американцами – и, следовательно, являлась чрезвычайно опасной.

Попытка договориться с генералом Франко о совместном захвате Гибралтара не удалась – каудильо уже находился под угрозой блокады. Английский флот пропускал в Испанию минимум того, что было нужно стране для мирной жизни, не позволяя создавать никаких запасов на случай войны.

Франко не посмел отказать Гитлеру прямо, но заломил неслыханную цену за свое содействие.

Он хотел гарантированных поставок нефти и продовольствия, и французские колонии в Марокко и в Алжире – чего Гитлер дать ему не мог, и оба это прекрасно сознавали.

Фюрер начинал понемногу склоняться к другому решению – такому, которое позволило бы использовать сухопутные силы Германии, и прямо сейчас. Гитлер сказал своим командующим следующее – цитируем по дневнику Гальдера:

«… нам следует сосредоточиться на устранении всех факторов, которые позволяют Англии надеяться на улучшение ее ситуации...

… Надежды Британии связаны с Россией и с Америкой. Если Россия выпадет из картины, Америка тоже будет потеряна, потому что устранение России в огромной степени поднимет мощь Японии на Дальнем Востоке ...

... Решение: разрушение России должно стать частью нашей борьбы. Чем скорее она будет сокрушена, тем лучше. Если мы начнем в мае 1941, у нас будет 5 месяцев на то, чтобы окончить эту работу ...».

XII

У Киплинга есть замечательное стихотворение, «Песня Пикта», в котором какой-то безымянный пикт, представитель неукротимого племени, жившего в Третьем Веке в теперешней Шотландии, грозит победоносному Риму, называет себя «… шипом …» и «… занозой …», и готов продолжать безнадежный бой – «... с кулаками против мечей ...».

И еще – он надеется на помощь со стороны:

«… Да – мы маленький, слабый народ,

Но другие народы сильны,

И мы их поведем на вас,

Чтоб спалить вас в огне войны …».

Внешняя политика Англии столетиями заключалась в недопущении ситуации, когда в Европе появлялось некое государство-гегемон – всегда и всеми силами Англия поддерживала коалиции, направленные против такого государства.

Так было во времена Людовика XIV, Наполеона, Николая I и кайзера Вильгельма II. Так что Уинстон Черчилль, положивший в основу стратегии Великобритании сформулированный Киплингом принцип – «... и мы их поведем на вас, чтоб спалить вас в огне войны ...» – ничего нового не придумал. Но еще никогда – может быть, за исключением времен Испанской Армады – Англия не была так слаба по сравнению со своим грозным соперником.

И так одинока.

Нейтралы на континенте Европы вынуждены были вести свою политику как какой-то постоянно балансирующий акт, в котором надо было согласовывать нежелание раздражать могущественный Третий Рейх, угрозы английской блокады, и свои национальные интересы – и баланс этот для Англии был, как правило, неутешительным.

В июне 1940 положение обострилось настолько, что пришлось вести срочные – и крайне неприятные переговоры – с молодой ирландской республикой, государством Эйре. Англии срочно требовались ирландские порты, еще столь недавно – неотъемлемую часть инфраструктуры ее военно-морского и торгового флота. B обмен же на вступление Эйре в войну ей предлагалась щедрая плата – воссоединение с Ольстерoм, «… сразу после окончания войны …».

Предложение это было с презрением отвергнуто. Ирландия требовала воссоединения с Северной Ирландией прямо сейчас, без всяких условий насчет своих портов – а в обмен на это соглашалась, так уж и быть, остаться нейтральной.

Стороны не договорились. Решать вопрос силой – хотя ему это и советовали – Черчилль не стал. Оккупация Ирландии потребовала бы слишком много войск, надо было очень и очень учитывать возможную реакцию в США, где жило много ирландцев – так что Королевскому Военно-Морскому Флоту пришлось обойтись без ирландских причалов.

Если так вела себя Ирландия, то что было говорить о других?

Швеция, находясь между оккупированной немцами Норвегией и союзной немцам Финляндией, переориентировала свою торговлю на Германию.

Швейцария, окруженная со всех сторон территориями под контролем держав Оси, сделала то же самое.

Наиболее дипломатично поступило правительство Салазара в Португалии. Располагая вольфрамом – ценным стратегическим материалом, нужным обеим сторонам конфликта – Португалия предоставила вольфрамовую руду с шахт, принадлежащих английским кампаниям – Англии, руду, добываемую на шахтах немецких кампаний – Германии, а прочую распределяло само, в соответствии со своими видами на победу той или иной стороны.

В 1940 году 75% добычи шло в Германию.

Черчиллю в его поисках союзника против могущественного Германского Рейха оставалось только одно – рассчитывать на великие державы, расположенные BHE Европы: СССР и США.

XIII

Осень 1940 года была, пожалуй, странным периодом войны для Великобритании.

С одной стороны, это было время тяжких испытаний. Каждую ночь на Лондон сыпались бомбы. 14 ноября германская авиация буквально стерла с лица земли старинный город Ковентри – в ночном рейде участвовало больше 500 самолетов Люфтваффе.

Но, несмотря на это, в стране ощущался подлинный подъём – окончилось время неопределенности и колебаний. Англия вела войну – и вела её изо всех сил, не считаясь ни с жертвами, ни с усилиями, отложив все споры до лучших времен.

Уже в ноябре 1940, сразу же, как только миновала угроза германского вторжения в метрополию, Черчилль распорядился об отправке войск из Англии на Ближний Восток. На возражения своих более осторожных военных советников, рекомендовавших чисто оборонительные мероприятия, он ответил, что:

«... целью Великобритании является не избежать поражения, а нанести его ...».

Итальянцы, которые во второй половине сентября перешли ливийско-египетскую границу, получили жестокий отпор. Когда итальянское наступление в Африке, не достигнув больших успехов, выдохлось, и Муссолини – видимо, в порядке компенсации за свое уязвленное самолюбие – напал на Грецию, англичане немедленно оказали ей помощь, и самым действенным образом.

Ночной атакой на порт Таранто авианосная группа стареньких английских бипланов вывела из строя половину итальянского линейного флота.

Когда В.М. Молотов приехал в Берлин для переговоров, в Берлине пришлось объявить воздушную тревогу.

Не приглашенный на конференцию, Черчилль тем не менее сделал свое присутствие там заметным …

Переговоры министров иностранных дел России и Германии пришлось продолжать в бомбоубежище – и стороны не сторговались.

Тем временем в США прошли президентские выборы – Рузвельт выставил свою кандидатуру на беспрецедентный в истории Америки третий срок. И в Англии, и в Германии ожидали результаты этих выборов с огромной, буквально жизненной заинтересованностью.

Оппонент Рузвельта, Вендел Уилки, стоял за вооружения – но вовсе не торопился влезать в дела охваченной войной Европы, а свое мнение о Черчилле выразил следующим образом:

«… Черчилль говорит как Демосфен, и пишет как ангел …».

И то, и другое Уилки считал недостатком – потому что человек с таким даром слова, как английский премьер-министр, просто по определению должен был быть плохим организатором.

Уилки сильно ошибался.

Во-первых, власть не оказалась для Черчилля непосильной ношей.

«… Бремя всех последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят возможности человеческого разума, где все выглядит неисповедимым, искать ответы приходилось ему. Стрелкой компаса был он.

Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Уйти или устоять? Вот поля сражений [национального лидера]. Почему не воздать ему за них честь? ...»

Эти слова сказаны Черчиллем по адресу неудачливого российского императора Николая Второго. Но они были куда более справедливы по отношению к нему самому.

Во-вторых, общим руководством он не ограничивался. Огромный опыт давал ему возможность входить в детали очень многих вопросов – особенно в военно-морской сфере деятельности правительства.

И в-третьих – его речи, транслируемые по радио и перепечатываемые на страницах газет, были чем-то бесконечно более важным, чем упражнения в риторике.

И для сражающейся Англии, и для всего англоязычного мира.

Об этой стороне его деятельности уже в 60-е годы замечательно сказал другой американец – политически более удачливый, чем Уилки – Джон Ф. Кеннеди:

«… Не имея других ресурсов, Уинстон Черчилль мобилизовал английский язык – и поставил его на службу своей стране …».

Президент Рузвельт в его трудном деле – мобилизации общественного мнения Америки в пользу борьбы с нацизмом – получил поистине гениального помощника.

XIV

В декабре 1940 Гитлер направил генералу Франко личное послание. Он настаивал на предоставлении германской армии транзитных прав на движение через испанскую территорию, с целью захвата Гибралтара – и не позднее 10 января 1941 года.

Франко ответил отказом – вежливым, и с множеством уверений в дружбе – но отказом.

Он ссылался на « ... объективные обстоятельства ...». Главным из обстоятельств была угроза действий британского флота.

6 февраля Гитлер повторил свою просьбу. В письме говорилось, что:

«... сейчас, когда Германия и Италия ведут войну против Англии не на жизнь, а на смерть, не время рассчитывать на подарки. Судьба существующего в Испании режима тоже зависит от исхода этой борьбы ...»

И дальше следовало обещание помочь зерном, нефтью и оружием, «… в пределах возможного …».

Письмо пришло дипломатической почтой в Мадрид – в тот же день, когда там стали известны и другие новости: о том, что маршал Грациани потерпел еще одно поражение в Африке, о том, что авианосец «Илластриес», объявленный немцами потопленным, благополучно прошел все Средиземное Море, от Гибралтара до Александрии – и о том, что английский флот обстрелял Геную.

Потянув так долго, как только было возможно – почти три недели – Франко 26 февраля 1940 года ответил, что, увы, он в настоящий момент ничем помочь не может.

Поход на Гибралтар – против воли испанского правительства – был возможен, но, по оценке Генштаба Германии, потребовал бы слишком большого отвлечения войск с Востока, из Польши и из Румынии. Решили, что дело того не стоит.

В июне-июле 1940 у Германии имелись следующие варианты ликвидации английской «занозы»:

1. Прямое вторжение. План с самого начала был принят как «демонстрация» – без достижения господства в воздухе над Ла Маншем о нем нечего было и думать.

2. Разгром Англии с воздуха. После неудачи Люфтваффе в «Битве за Англию» от этого проекта отказались, оставив в действии только ночные бомбежки и рейды против английского судоходства.

3. Перенос фокуса войны на Средиземное Море. Дипломатическая неудача с Испанией поставила крест на попытке захватить Гибралтар, а на захват Египта итальянцами надежды было мало.

4. Удушение Англии посредством морской блокады. Проект был принят, в основу – положен план адмирала Редера, касающийся атаки на английские линии морских коммуникаций, с присвоением военному строительству в этой области высокого приоритета. С другой стороны, атака на английскую морскую крепость на Мальте, на которой настаивал Редер, была отложена на осень 1941 года, «... после окончания операции против России ...» – как Гитлер сказал в утешение своему адмиралу.

5. Атака на Россию, с целью «... лишить Англию ее последних надежд на континенте Европы ...».

Этот план, получивший название «Барбаросса», и назначенный на весну 1941, был принят как основной.

XV

Ранняя весна 1941 года не изменила противостояния Англии и Германии. Их война друг против друга продолжалась – но на «… мировой шахматной доске …» стали просматриваться новые мощные фигуры, и их появление ничего доброго Германии не сулило.

Чуть ли не сразу после инагуарации, уже в январе 1941, президент Рузвельт направил в Конгресс законопроект, дающий президенту право «... сдавать в аренду или давать взаймы ...» другим странам материалы и вооружения, если президент сочтет это «… жизненно необходимым …» для укрепления безопасности Соединенных Штатов.

Законопроект был как бы ответом на речь Черчилля в Глазго, в которой он употребил фразу, ставшую в дальнейшем очень известной:

«... Дайте нам орудия труда – и мы закончим работу ...»

В тексте речи Черчилля, собственно, стоит «tools» – что следовало бы перевести как «инструменты» – но динамика речи такова, что кажется, что оратор просит не «штангенциркуль», а «топор».

Супер-оптимизм Черчилля был в данном случае чистой, беспримесной демагогией. У Англии кончились деньги, она не могла больше платить за свои американские заказы, размеры которых все росли – и уж Черчиллю ли было не знать, что, помимо американских «... tools ...», для победы понадобятся и миллионы американских солдат.

Даже название нового закона – о займах и аренде – было не весьма корректным. Речь шла не о займе, а о покупке – именно так и выразился военный министр Рузвельта, Генри Стимсон, при обсуждении дела в Сенате:

«We are buying . . . not lending. We are buying our own security while we prepare. By our delay during the past six years, while Germany was preparing, we find ourselves unprepared and unarmed, facing a thoroughly prepared and armed potential enemy».

«Мы покупаем, а не даем взаймы. Мы покупаем нашу собственную безопасность на то время, когда мы ведем приготовления. Из-за нашей задержки в течение последних 6-и лет, пока Германия готовилась [к войне], мы оказались и не готовы, и не вооружены перед лицом тщательно подготовленного и вооруженного потенциального врага».

В устах министра обороны нейтральной страны это были сильные выражения.

Положение на Востоке тоже не радовало германскую дипломатию. Летом 1940, в отчаянное время поражений во Франции, Черчилль сделал попытку установить контакт со Сталиным.

Черчилль, 25 июня 1940 года – Сталину:

«… В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем – принятием Вами нового посла Его Величества [сэра Стаффорда Криппса ], чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание …

В прошлом – по сути дела в недавнем прошлом – нашим отношениям, нужно признаться, мешали взаимные подозрения; а в августе прошлого года Советское правительство решило, что интересы Советского Союза требуют разрыва переговоров с нами и установления близких отношений с Германией. Таким образом, Германия стала Вашим другом почти в тот самый момент, когда она стала нашим врагом …

Я надеюсь, что при любом обсуждении, которое Советское правительство может иметь с сэром С. Криппсом, у вас не будет оставаться никаких неясностей по поводу политики правительства его величества или его готовности всесторонне обсудить с Советским правительством любую из огромных проблем, возникших в связи с нынешней попыткой Германии проводить в Европе методическую политику завоевания …».

Послание составлено в выражениях весьма осторожных. Не очень понятно – пишет ли Черчилль просто главе великой державы, или возможному партнеру? Или даже – возможному врагу?

Ответа Черчиллю тогда из Москвы не последовало.

Но и министру иностранных дел Германии, Иоахиму фон Риббентропу, тоже не повезло: он очень отстаивал перед Гитлером проект Четвертного Союза – Германии, Италии, Японии и России – направленного против Англии.

Визит Молотова в Берлин в ноябре 1940 в этом смысле оказался неудачным – русский министр бесстрастно выслушивал предложения Риббентропа о

«... движении CCCP на юг, для раздела бесхозной массы владений Британской Империи ...» –

не отказывался от предложений, но настаивал на

«... признании прав СССР как великой державы в бассейне Черного Моря ...»,

а конкретно – установления советской сферы влияния в Болгарии и в Турции, на что Гитлер не соглашался. Особенные трения вызвал вопрос о Румынии – для России через нее лежал путь на Балканы, для Германии нефтяные поля Плоешти были жизненно важным ресурсом.

В результате в Румынию была направлена так называемая германская военная миссия – так называемая, потому что в ее состав входили целые дивизии.

В марте 1941 Черчилль плеснул керосина в балканский костер – против мнения всех своих военных советников он настоял на посылке английских войск на материк Греции, «... на помощь союзнику ...».

О мотивах этого очень рискованного шага он в своих мемуарах пишет по образцу, который рекомендовал Наполеон при написании конституции – то есть коротко и неясно. Но довольно очевидно, что он надеялся вызвать вспышку в советско-германских отношениях, и предлагал «русскому медведю» свою помощь.

В Югославии действительно случился переворот, и новое правительство начало переговоры с СССР – шаг в сторону от чисто немецкой ориентации предыдущего режима. Случилось именно то, на что Черчилль и рассчитывал – но дальше дела пошли далеко не так удачно.

Приведем длинный отрывок из его мемуаров:

«…мы должны отметить единственный случай, когда в расчеты кремлевской олигархии вмешалась известная доля чувства.

… Сталин решил сделать жест. Его представители вели переговоры с югославским посланником в Москве Гавриловичем и со специальной миссией, посланной из Белграда после переворота.

Переговоры протекали без особого успеха. В ночь на 6 апреля югославы были внезапно вызваны в Кремль. Их встретил сам Сталин, который предложил им для подписания готовый проект пакта. Дело закончилось очень быстро. Россия соглашалась уважать «независимость, суверенные права и территориальную целостность Югославии», а в случае если бы последняя подверглась нападению, Россия брала на себя обязательство придерживаться доброжелательной позиции, “основанной на дружеских взаимоотношениях”.

Это во всяком случае было нечто вроде дружелюбного жеста. Гаврилович один оставался до утра, обсуждая со Сталиным вопрос о военных поставках. В тот момент, когда их беседа подходила к концу, немцы нанесли свой удар по Югославии.

Утром 6 апреля над Белградом появились германские бомбардировщики. Летя волнами с оккупированных аэродромов в Румынии, они в течение трех дней методически сбрасывали бомбы на югославскую столицу. На бреющем полете, не опасаясь сопротивления, они беспощадно разрушали город. Эта операция получила название “Кара”.

8 апреля, когда настала наконец тишина, свыше 17 тысяч жителей Белграда лежали мертвыми на улицах города и под развалинами. На фоне этой кошмарной картины города, полного дыма и огня, можно было видеть взбесившихся зверей, вырвавшихся из своих разбитых клеток в зоологическом саду.

Раненый аист проковылял мимо крупнейшей гостиницы города, которая представляла собой море огня. Ошеломленный, ничего не соображавший медведь медленной и неуклюжей походкой пробирался через этот ад к Дунаю.

Это был не единственный медведь, который потерял способность соображать …».

XVI

Досаду Черчилля на реакцию Сталина можно понять. Военная кампания англичан в Греции в марте-апреле 1941-го – начатая по его личной инициативе – окончилась полной неудачей.

Суть дела сводилась к следующему – в ответ на атаку Италии против Греции Англия « ... пришла на помощь новому союзнику ...».

Помогать союзнику можно по-разному. Греки просили оружия и денег – войск они не просили. Они даже специально оговорили этот пункт – опасались, что прямое участие англичан спровоцирует немцев – как и случилось. Тем не менее, в марте 1941 Англия двинула в Грецию, на континент, все, что могла собрать в Египте.

Собрано было не много – 4 дивизии, и все они были очень нужны для продолжения операций в Ливии – итальянская армия, разбитая при попытке атаковать Египет, отступала туда в полном беспорядке.

Зачем было прерывать победоносную, но неоконченную кампанию? Зачем было посылать все 4 дивизии? Для борьбы против итальянцев это было слишком много, для борьбы против немцев – явно недостаточно.

Понятно, что английские генералы возражали, и довольно резко.

Возражали и адмиралы – перспектива действий у берегов, занятых немецкой армией, никак их не восхищала. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 успели произвести на них сильное впечатление еще в Норвегии.

Воздушное прикрытие флота из Египта было невозможно из-за ограниченного радиуса английских истребителей, на постройку аэродромов в Греции надо было время, никакой уверенности в том, что такое время будет, у них не было.

Короче говоря, риск был высок. Какие ожидались выгоды?

Вполне возможно, что истинным «адресатом» этой акции был Советский Союз. То, что на бывшей польской границе идет усиленная концентрация войск обоих «… союзников …» – и России, и Германии – было общеизвестным фактом.

В числе факторов, ведущих Россию и Германию в 1941 к конфликту, Балканы стояли на почетном месте, а конфликт – с точки зрения Англии – был очень желателен.

Если бы Черчилль считал, что первый удар в ее возможной войне с Россией нанесет Германия – английская высадка в Греции была бы вредна.

В самом деле, зачем же мешать врагу двигаться в желательном вам направлении, зачем замедлять этот его – важный и очень полезный вам шаг – операцией во вражеском тылу?

Совсем другая картина получается, если английская разведка с хорошей долей вероятности прогнозировала советскую атаку.

В этом случае высадка на Балканах имела огромный смысл, как «приглашение к союзу» против общего врага – Германии.

Другое дело, что немцы оказались весьма решительными. Югославия была молниеносно, в 12 дней, разгромлена. Русские так и не выступили.

Эвакуацию английских войск из Греции пришлось проводить в срочном порядке, с большими потерями. В итоге был потерян даже Крит – немцы захватили его воздушным десантом.

Геббельс в мае 1941 писал с торжеством в газете «Das Reich», что – « ... как показал Крит – островов больше нет ...», прозрачно намекая на возможную атаку на саму Англию.

Эта статья была обдуманной частью огромных усилий Германии по дезинформации – план «Барбаросса» был уже утвержден.

15 июня Черчилль послал президенту Рузвельту следующую телеграмму:

«... Судя по сведениям из всех источников, имеющихся в моем распоряжении, в том числе и из самых надежных, в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию. Главные германские армии дислоцированы на всем протяжении от Финляндии до Румынии, и заканчивается сосредоточение последних авиационных и танковых сил ...»

22 июня 1941 года это предупреждение стало реальностью.

XVII

«… Если бы Гитлер вторгся в преисподнюю, я нашел бы случай сказать несколько добрых слов о дьяволе в Палате Общин ...» – и Черчилль действительно так и сделал.

Он выступил в Парламенте с речью, которая – если говорить о русской «черчиллиаде», о том, что было издано на русском языке – стала, наверное, наиболее известной из всех. Ее многократно цитировали.

Например, вот это:

«… За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем.

Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся – да, ибо бывают времена, когда молятся все, – о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети.

Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина … Я вижу серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи …».

Издания советского времени неизменно выбрасывали самую первую фразу этой речи:

«… Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма …».

Однако, как бы то ни было – у Британии силою вещей появился союзник. Трудно себе представить две столь разные страны, как Россия при Сталине – и Англия.

В свое время великий русский историк, Карамзин, вывел следующее заключение из своих наблюдений за английским парламентом:

«… Англичане просвещены, знают наизусть свои истинные выгоды, и если бы какой-нибудь Питт вздумал явно действовать против общей пользы, то он непременно бы лишился большинства голосов в парламенте, как волшебник своего талисмана …».

При Черчилле это положение сохраняло всю свою силу. Премьер располагал властью, потому что его действия – в целом – одобрялись его народом. И даже во время войны критика была не исключена – отданное Черчиллем в мае 1940 года распоряжение о запрете Британского Союза Фашистов, об интернировании более чем 700 его членов, и о закрытии газет фашистского толка вызвало протест министра информации, Даффа Купера, и в итоге привело к его отставке.

Что именно происходило в Советской России, было покрыто полной и непроницаемой тайной – но дела, связанные со свободой слова, там проходили несколько иначе …

22 июня 1941 года стал для СССР колоссальным, ослепляющим ударом, что сказалось не только в военной и политической сфере. Только через две недели после начала германо-советской войны английский посол сумел вручить московскому руководству послание – адресованное Сталину, а не Молотову, как сперва имелось в виду.

Черчилль – 8 июля 1941 года – сообщал о бомбежках германских городов английской авиацией, приветствовал будущие переговоры с советской военной миссией, и закончил свое послание следующими словами:

«... Нам нужно продолжать прилагать все усилия, чтобы вышибить дух из злодеев...».

XVIII

Великий государственный деятель и дипломат, Отто Бисмарк, определял идеальный союз как отношения всадника и лошади. Как и всякий идеал, такой союз случается очень редко, обычно же отношения союзников состоят в обмене услугами – и стороны далеко не всегда остаются довольными тем, что получают.

Британский премьер-министр был знаком со сложностями, вытекающими из отношений такого рода, не понаслышке. Небольшой пример: в июне-июле 1941 англичане в процессе подавления прогерманского восстания Рашида Али в Ираке заодно заняли и французские владения в Ливане и в Сирии – и самые большие неприятности при этом возникли не с колониальным войсками правительства Виши, а с союзным комитетом «Свободной Франции», возглавляемым Де Голлем.

Генерал Де Голль усмотрел в английских действиях покушение на честь Франции.

«…Честь Франции …», конечно, великая вещь, но дело было совершенно не в этом. Англичане были вынуждены считаться с тем, что правительство Виши считалось законным правительством и в самой Франции, и в ее колониях. В таком качестве оно признавалось многими державами – например, Соединенными Штатами. Движение же голлистов в 1941 поддержки почти не имело.

Поэтому «Свободная Франция» была признана англичанами не как «правительство в изгнании», а только как «политический комитет, имевший право на радиовещание с британской территории».

И даже это вещание – и то делалось целиком на английские средства. Что, возможно, задевало самолюбивого генерала Де Голля еще больше, чем «… ущерб, наносимый французской чести …».

Так что когда Черчилль говорил, что «… из всех крестов, которые ему приходилось нести, самым тяжелым был лотарингский [символ голлисткой организации] …» – у его шутки были неплохие основания.

Начало германо-советской войны было большой удачей для Англии – она получала великую державу в качестве союзника на континенте – но вызвало далеко неоднозначную реакцию в США.

Сенатор Х. Джонсон спрашивал на заседании в Сенате:

«Неужели мы падем так низко, что будем выбирать между двумя разбойниками?2.

Журнал «Time» сообщил своим читателям, что:

«… Подобно двум гигантским доисторическим чудовищам, выползшим из болота, две великие тоталитарные державы вцепились в глотку друг другу».

С другой стороны, начальник военно-морских сил США, адмирал Старк, поддержанный своим начальником, министром флота Ноксом, уже 24 июня 1941 подал Рузвельту докладную записку, в которой писал следующее:

«… По мнению большинства экспертов, Гитлеру понадобится от шести недель до трех месяцев для того, чтобы расправиться с Россией. Мы не должны упустить этого времени, не нанеся сильнейшего удара [по Германии], и чем скорее, тем лучше …».

Рузвельт это предложение отклонил, как преждевременное – но известил Черчилля, что «… поддержит все, что тот сочтет нужным сделать для оказания помощи России …». Черчилль же считал, что помочь России надо, но извлечь большую пользу для Англии не рассчитывал, надеясь только, что русские продержатся до зимы:

«Премьер-министр – военно-морскому министру и начальнику военно-морского штаба.

10 июля 1941 года

Представляется совершенно необходимым отправить небольшую смешанную английскую эскадру в Арктику для установления контакта и для совместных действий с русскими военно-морскими силами …

… Если бы русские смогли продержаться и продолжать военные действия хотя бы до наступления зимы, это дало бы нам неоценимые преимущества …

Пока русские продолжают сражаться, не так уж важно, где проходит линия фронта. Эти люди показали, что они заслуживают того, чтобы им оказали поддержку, и мы должны идти на жертвы и на риск, даже если это причиняет нам неудобства, — что я вполне сознаю, — ради того, чтобы поддержать их дух... Эскадра, несомненно, должна будет отправиться в Архангельск. Сообщите мне, пожалуйста, об этом, как только сможете».

18 июля Черчилль получил наконец от Сталина ответ.

Сталин требовал немедленного открытия второго фронта на Западе.

XIX

Разница между советским запросом – немедленным открытием нового фронта в Европе – и английским предложением – посылкой «… небольшой эскадры в Архангельск …», в основном для поднятия духа – просто не могла быть более разительной.

Почему Сталин требовал так много – это более или менее понятно. Уже 27 июня немцы взяли Минск. К середине июля положение на фронте было ужасным и становилось все хуже. 16 июля пал Смоленск.

СССР была нужна немедленная и максимально большая помощь – что угодно, что могло бы ослабить натиск германской армии на Востоке.

Но почему Черчилль предлагал так мало?

Население Англии составляло 45 миллионов человек – примерно вчетверо меньше, чем в России, и примерно вдвое меньше, чем в Германии. В отличие от континентальных держав, Великобритания должна была делить свои человеческие ресурсы не на две части – армию и авиацию – а на четыре. Помимо армии и авиации, ей было жизненно необходимо иметь большой военно-морской флот – и очень значительный торговый.

При самой полной мобилизации Англия не могла бы выставить больше, чем 30-40 дивизий. Но в 1941 году эта цифра была, вероятно, вдвое ниже – потому что в Дюнкерке было потеряно все вооружение, новые части только формировались, а те, что были способны сражаться, уже были задействованы в Ливии.

Для операции в Греции весной 1941 Англии удалось наскрести около 50 тысяч человек – по сравнению с тремя миллионами солдат вермахта.

Так что открыть второй фронт в Европе в 1941 Черчилль безусловно не мог.

Но на море Англия была сильна. Почему же Черчилль пишет своим адмиралам о желательности посылки в Архангельск только «... небольшой эскадры ...» – да еще и добавляет, что понимает все неудобства этой посылки?

Потому что флот был и так перенапряжен, без всяких эскадр, навещающих Архангельск. Германская армия и большая часть авиации были отвлечены на Восток, против России – но немецкий флот действовал, и очень активно.

Целью было пресловутое «… удушение Англии блокадой …», а методом – война против торговли. Англия жила торговлей – в самом простом, буквально физиологическом смысле этого слова. Восемьдесят процентов потребляемого страной продовольствия – если считать его в ценах, а не в объемах – привозилось из-за границы. В 1939 году на подвоз продовольствия требовался тоннаж торгового флота в 22,5 миллиона тонн. К 1941 эта цифра волей-неволей упала до 14,5 миллионов – и принимались все возможные меры, чтобы ее уменьшить. Производство мяса в стране снизили на треть, производство картофеля и овса резко увеличили – на две трети за один год. Делалось все возможное, чтобы сократить потребление горючего. Королевская семья проехалась на велосипедах по своему имению в Шотландии: весь процесс был заснят на пленку, и демонстрировался в кинотеатрах – как пример, достойный подражания.

Однако вся экономия, достигнутая посредством сокращения потребления, оказывалась с лихвой перекрытой потребностями войны. В 1935 в авиационной промышленности работало 35000 человек. К 1943 лорд Бивербрук планировал довести количество работников в этой отрасли до 1750000 человек, с увеличением стоимости произведенной продукции примерно в 25 раз – с 14 миллионов фунтов стерлингов до 800 миллионов. Все остальное – производство орудий, боеприпасов, строительство торговых и военных кораблей – росло в соответствующей пропорции. И все это требовало подвоза сырья – следовательно, узким местом была возможность его импортировать, а узким местом импорта – имеющийся в наличии тоннаж торговых судов.

Вот что пишет Черчилль в своих мемуарах:

«К концу 1940 года меня все больше и больше тревожило зловещее сокращение нашего импорта … с 1 201 535 тонн груза в неделю … до немногим более 800 тысяч тонн в неделю …

Битва за Францию была проиграна. Битва за Англию была выиграна.

Теперь предстояло вести битву за Атлантику».

Английский торговый тоннаж как раз и стал целью ударов.

Немецкие адмиралы пустили в ход подводные лодки, замаскированные рейдеры, действовавшие в отдаленных районах океана, и мощные надводные корабли, нападавшие на конвои.

Последний способ не приносил немцам особенно больших дивидендов в виде потопленных судов – их надводным военным кораблям редко удавалось прорвать английскую блокаду – но в принципе он был наиболее опасным для англичан.

В 1941 году, весной, «Шанхорст» и «Гнейзенау» не только два месяца ходили по океану, потопив 22 «торговца», но и сорвали всю систему атлантических конвоев, вынудив отправлять с каждым из них по меньшей мере один английский линкор в качестве эскорта. В противном случае конвои становились просто легкой добычей рейдеров. А так как линкоров у англичан было не больше дюжины, и ни один из них не мог бы потягаться в бою один на один с новейшим немецким линкором, «Бисмарком» – или с готовящимся вступить в строй «Тирпицем» – то положение становилось очень серьезным.

Необходимость тратить драгоценные линкоры на эскорт конвоев снижало число атлантических конвоев до ничтожной цифры – был риск просто не дожить до обещанной американцами помощи.

Самый опасный рейд случился в мае 1941, когда «Бисмарк» прорвался из Норвегии в океан, потопив при этом один английский линкор – «Худ» – и искалечив второй. После эпической погони англичане все-таки сумели его настигнуть и потопить – но на это потребовалось три дня, и мобилизация всех имевшихся в наличии военных судов, от Плимута до Гибралтара.

Так что, когда Черчилль писал своим адмиралам, что выделение эскадры для похода в Архангельск потребует «… и жертв, и риска, и причинит многие неудобства …» – он знал, о чем говорил.

XX

К концу июля 1941 года выяснилось, что между крайними позициями новоявленных союзников – России и Англии – есть некая разумная середина. Она выразилась в советском запросе на срочную поставку англичанами некоторых видов сырья – почему-то особенный упор был сделан на каучук.

Почему в горячем июле 1941 Советскому Союзу была нужна именно резина – не знаю. Возможно, что ощущался резкий дефицит в автомобильных покрышках.

26 июля Черчилль известил Сталина, что в самом ближайшем будущем – в Архангельск, способ доставки не указан – будет направлена:

«… партия из 200 новых американских истребителей "Томагавк", от двух до трех миллионов пар ботинок, а также каучук, шерсть и свинец, все в больших количествах …».

Срочные грузы должны были идти в СССР на советских судах – они даже перечислены в следующем письме. Пароход «Волга» должен был доставить каучук во Владивосток. Туда же направлялись «Арктика» из Малайи, «Максим Горький» из Шанхая, и «Красный Партизан» из Гонконга – все они тоже везли каучук.

В июле в Москву наведались также и американцы – Гарри Гопкинс и Аверелл Гарриман. – Гопкинс был личным другом президента Рузвельта, и знающими людьми считался персоной рангом повыше главы Государственного Департамента, Хэлла.

Когда в январе 1941 он появился в Лондоне, Черчилль велел:

«… расстелить перед ним все красные ковры, которые еще уцелели после немецких бомбежек …».

Однако весьма скоро он сошелся с Черчиллем на менее официальной основе. Случилось это после того, как Гопкинс выслушал – с очень скучным видом – речь Черчилля о целях англо-американского сотрудничества, пересыпанную, по обыкновению, цветами черчиллевского красноречия – там присутствовали и «свобода народов», и «защита демократии», и прочие прекрасные вещи.

На вопрос – «Понравилось бы президенту Рузвельту то, что было изложено премьером?» – гость все с тем же скучным видом сказал, что – по его мнению – «Президенту на это наплевать».

И в воцарившейся мертвой тишине добавил:

«Единственное, что его по-настоящему интересует – как побить этого ублюдка, Гитлера?».

Лед, что называется, был сломан. Черчилль расхохотался, тут же окрестил Гопкинса «Лорд-Суть-Дела» и дальнейшие совещания с ним вел именно в этом духе – коротко, откровенно, и по самой сути. Это было очень важно. Президент был человек очень непростой – Гувер, проигравший Рузвельту выборы 1932, называл его «… хамелеоном на полосатом пледе …».

Гопкинс означал прямой доступ к президенту, в обход всех официальных каналов – это представлялось Черчиллю чрезвычайно ценным.

Что до Аверелла Гарримана – он был полным контрастом Гопкинсу, на котором, по воспоминаниям Памелы Черчилль, «… костюм выглядел так, как будто Гарри в нем спал …».

Гарриман же был высок, красив, элегантен, и прекрасно одевался. По положению он был, пожалуй, второй американец в Лондоне, и – как и Гопкинс – располагал большими возможностями. Прежде всего – он был несметно богат. Унаследовав большое состояние от отца, он его сильно преумножил собственными трудами. Он не был «тенью» президента, как Гопкинс, а скорее доверенным сотрудником Рузвельта, чем-то вроде связного между правительством и Большим Бизнесом – в деловом мире Гарримана очень уважали.

Американскую экономику он знал как никто – и в сентябре 1941 был направлен президентом в Москву, представлять США на экономической конференции по англо-американо-советскому сотрудничеству.

Он произвел сильное впечатление на Сталина, который личным письмом благодарил президента Рузвельта за то, что тот:

«… поручил руководство американской делегацией столь авторитетному лицу, как г-н Гарриман, участие которого в работе Московской Конференции было так эффективно ...».

Сталин, однако, был отнюдь не одинок в своем высоком мнении о талантах американского финансиста и дипломата.

Аверелл Гарриман так понравился Памеле Черчилль, что она – несмотря на то, что он был почти на тридцать лет старше нее – завела с ним бурный роман.

XXI

Английский конвой, идущий от берегов США, встретил в Атлантике огромный военный корабль. Тревоги это не вызвало – он был опознан как новейший английский линкор, «Принс Оф Уэллс», совсем недавно, в мае 1941, сразившийся с «Бисмарком», и изрядно пострадавший в этом бою. Теперь ремонт был окончен.

Корабль – гигантская масса брони, машин и тяжелых пушек – летел по волнам со скоростью втрое большей, чем та, с которой шли торговые корабли.

Сблизившись с эскортом конвоя, он поднял два сигнальных флага: «Church» и «Hill».

Конвой ответил приветственным салютом – даже бескозырки матросов полетели вверх! Еще бы ... Моряки оказались посвящены в секрет государственной важности: Черчилль на борту своего линкора направлялся куда-то на Запад, к берегам Северной Америки. По приказу премьер-министра корабль обошел конвой по кругу, как бы принимая парад – и опять на высокой скорости ушел в открытый океан.

9 августа «Принс Оф Уэллс» вошел в залив Арджентия на Ньюфаундленде. Его окружал почетный эскорт – шесть эсминцев под канадскими и американскими флагами. В заливе уже стояла американская эскадра, во главе с крейсером «Огаста», на борту которого были президент Рузвельт и начальники штабов армии и флота США.

Адмиральский катер доставил Черчилля на крейсер.

Черчилль был вместе с Гарри Гопкинсом, тоже прибывшем на «Принс Оф Уэллс» – Гопкинс прилетел в Лондон из Москвы, и воспользовался оказией добраться до дома с комфортом.

Атлантическая Конференция началась. Гопкинс поделился своими московскими впечатлениями. Сталину была отправлена телеграмма, подписанная и Рузвельтом, и Черчиллем, с обещанием помощи.

Дальше начались конфиденциальные переговоры, не ограничивающиеся декларациями дружбы, а обсуждающие конкретные военные и политические проблемы. И сразу обозначились разногласия.

Черчилль, например, очень хотел провести штабное совещание в Сингапуре, главной морской крепости Англии на Востоке. Английские колонии – включая Индию, Бирму, Малайю – буквально висели на волоске. Весь английский флот был стянут в европейские воды – а японцы тем временем заняли французский Индокитай.

Опереться на США было бы очень желательно.

Рузвельт ему отказал. Защита колониальных владений Британской Империи не входила в круг его забот.

Стороны в итоге подписали так называемую «Атлантическую Хартию». В ней говорилось, в частности, о «… свободе морей …» и об «… обеспечении равного доступа к торговле и мировым ресурсам …».

Слова о «равном доступе» весили много – они игнорировали права европейских метрополий в их колониях.

Черчилль, правда, добился оговорки – «… с учетом существующих обязательств …». Британская Империя держалась на так называемых имперских преференциях, при которых торговля между Англией и ее доминионами и колониями осуществлялась с налоговыми преимуществами, а расчеты производились в фунтах стерлингов.

Вообще, итоги Конференции были для Англии скорее неутешительными. Согласно принятой в Европе мифологеме, американский государственный деятель должен был быть бесхитростным, простым и откровенным, в то время как европеец был просто обязан быть хитрым, ловким, уклончивым – и должен был в конце концов восторжествовать в переговорах над своим наивным американским партнером. В данном случае все получилось наоборот. Черчилль был исключительно умным человеком – но и Рузвельт был тонким политиком, и очень уж неравны были силы партнеров.

Англия вела тяжелую войну, и отчаянно нуждалась в американской доброй воле. Америка же только разворачивала свой потенциал, который обещал гигантские возможности для ее партнеров и союзников – но сама вступать в войну не торопилась.

Что интересно – это то обстоятельство, что Атлантическая Хартия не стала официальным договором – а просто премьер-министр Англии и президент США встретились и поделились мыслями, часть которых и обнародовали. Обмен мнениями между президентом и иностранным государственным деятелем мог широко освещаться в прессе – например, можно было посмотреть документальный фильм о богослужении на палубе «Принс Оф Уэллс», под сенью его громадных 14-дюймовых орудий – но не подлежал утверждению Конгресса, где его прохождение было бы в высшей степени сомнительным.

Рузвельт имел все основания быть довольным конференцией. Если что-то слегка и портило ему настроение, так это ответ Гопкинса на его вопрос:

«Кто пишет Уинстону тексты его речей?».

Гопкинс ответил: «Сам Уинстон».

XXII

В сентябре Черчилль получил от Сталина два послания подряд, оба с требованием немедленной, срочной помощи. Помощь эта должна была быть оказана в виде:

 «... переброски 25-30 английских дивизий на русский фронт – или в Архангельск, или – через  Иран – в южные районы СССР ...».

Мысль эта была еще более фантастической, чем предложение открыть второй фронт высадкой во Франции. Англии, год с небольшим назад чудом спасшей свою армию из Дюнкерка, теперь совершенно серьезно предлагали устроить себе новый «Дюнкерк» – на другом конце Европы, за арктическими морями, и в тройном масштабе.

Почему Сталин вообще выдвинул эту странную идею?

Потому что дела на советско-германском фронте шли хуже некуда.

8 сентября немцы отрезали Ленинград и начали его осаду.

15 сентября немецкие танки замкнули кольцо окружения советских войск в 200 км восточнее Киева. Киев пал 19 сентября, немцы захватили 665000 пленных – величайшее по размеру поражение в одном сражении за всю историю мировых конфликтов.

30 сентября началась операция вермахта под названием «Тайфун» – группа армий «Центр» под командованием фельдмаршала фон Бока начала наступление на Москву.

В такой ситуации Сталин хватался за соломинку. Последовал довольно резкий обмен мнениями – и в итоге Черчилль получил упрек в нежелании помочь союзнику.

Вышедший из себя Черчилль сказал советскому послу [Майскому], которого знал много лет:

«Вспомните, что еще четыре месяца назад мы, на нашем острове, не знали, не выступите ли вы против нас на стороне немцев. Право же, мы считали это вполне возможным.

Но даже тогда мы были убеждены в нашей конечной победе. Мы никогда не считали, что наше спасение в какой-либо мере зависит от ваших действий.

Что бы ни случилось и как бы вы ни поступили, вы-то не имеете никакого права упрекать нас».

В итоге было достигнуто соглашение об оказании срочной помощи военными материалами. Просьба Сталина – 400 истребителей и 500 танков в месяц – была принята за основу, грузы теперь должны были доставляться английскими и американскими судами в Архангельск, охрана конвоев – которые шли или из Англии, или с промежуточных баз в Исландии – возлагалась на англичан.

Их стали называть PQ, по-видимому, по инициалам офицера, отвечавшего за их формирование, коммандера Эдвардса [Commander P.Q. Edwards].

Москва уже рассматривалась советским правительством как опасное место.

Посольства были переведены в Куйбышев – по-видимому, в сентябре. Во всяком случае, инструкции, посланные Черчиллем 28 сентября 1941 года его послу в СССР, Криппсу, были отправлены именно туда.

«Премьер-министр – Стаффорду Криппсу, Куйбышев

28 октября 1941 года

… Я вполне сочувствую Вашему трудному положению, а также России в ее страданиях. Они, несомненно, не имеют права упрекать нас. Они сами подписали свой приговор, когда, заключив пакт с Риббентропом, дали возможность Гитлеру наброситься на Польшу и этим развязали войну.

Они лишили себя эффективного второго фронта, когда допустили уничтожение французской армии. Если бы до 22 июня они заранее проконсультировались с нами, можно было бы принять ряд мер для того, чтобы раньше оказать ту огромную помощь вооружением, которую мы сейчас предоставляем им.

Однако до нападения на них Гитлера мы не знали, будут ли они сражаться, и если будут, то на чьей стороне …».

3 октября Гитлер объявил, что «… война против России практически выиграна …».

19 октября в Москве было введено осадное положение.

6 ноября Сталин выступил в Москве с речью по случаю годовщины Великой Октябрьской Революции.

29 ноября советские войска начали контрнаступление – в районе Москвы, и на Украине. В этот же день, 29 ноября, Ростов был отбит у немцев.

2 декабря Гитлер издал директиву No. 38, которой с Восточного Фронта снимался один авиационный корпус и перебрасывался на Средиземное Море, для операций против англичан.

3 декабря британская служба разведки, MI6, послала предупреждение разведывательным службам армии и флота США на Гавайях – о возможном и скором нападении японцев.

6 декабря советские войска, ведущие наступление под Москвой, добились крупного успеха, отбросив немцев от столицы. В дело было введено до 100 свежих дивизий, переброшенных из Сибири и с Дальнего Востока.

7 декабря японские самолеты нанесли удар по Перл-Харбору.

XXIII

8 декабря Конгресс Соединенных Штатов объявил Японии войну. В тот же день Великобритания присоединилась к США – ее военный кабинет санкционировал немедленное объявление войны Японии.

Формальное уведомление японского правительства по протоколу должен был сделать министр иностранных дел Великобритании, Энтони Иден. Однако, поскольку Иден был в это время в Москве, дело взял на себя лично Черчилль. Он послал  японскому послу следующее письмо:

«Министерство иностранных дел 8 декабря

Сэр!

Вечером 7 декабря правительству его величества в Соединенном Королевстве стало известно, что японские войска без предварительного предупреждения в форме объявления войны или ультиматума, грозившего объявлением войны, произвели попытку высадиться на побережье Малайи и подвергли бомбардировке Сингапур и Гонконг.

Ввиду этих вопиющих актов неспровоцированной агрессии, совершенных в явное нарушение международного права и, в частности, статьи 1 Третьей Гаагской конвенции, относящейся к началу военных действий, участницами которой являются как Япония, так и Соединенное Королевство, послу его величества в Токио поручено информировать японское императорское правительство от имени правительства его величества в Соединенном Королевстве, что между двумя нашими странами существует состояние войны.

С глубоким уважением, сэр,

имею честь быть Вашим покорным слугой

Уинстон С. Черчилль».

Коллеги покритиковали своего премьера за слишком церемонный стиль письма, на что он ответил:

«… в конце концов, когда вам предстоит убить человека, быть вежливым ничего не стоит …».

11 декабря Гитлер, выступая в Рейхстаге, объявил войну Соединенным Штатам. Ему очень советовали этого не делать, но он не согласился со своими советниками. США уже вполне открыто снабжали всем, чем только можно, и Англию, и Россию, фюрер ожидал формального вступления Америки в войну со дня на день, и решил нанести удар первым.

Англо-германская война, шедшая с 1939 года, и слившаяся с русско-германской войной в июне 1941, в декабре стала поистине мировой.

***

Идея, высказанная Черчиллем после декабря 1941 – «... война выиграна, осталось только правильное применение подавляющей силы ...» – оказалась не вполне верной.

Война продолжалась – даже после таких громадных событий, как неудача Гитлера под Москвой и вступление в войну Соединенных Штатов.

Слишком большие и разнородные политические организмы – Третий Рейх, Японская Империя, Соединенные Штаты, Советский Союз, ну, и Англия, конечно – оказались вовлечены в титаническое столкновение. Слишком велика была инерция событий.

Англии и ее союзникам еще предстоял страшный 1942, полный поражений и неудач. Перелом произошел позднее, только к середине 1943, когда «… подавляющая сила …» анти-гитлеровской коалиции возымела наконец действие.

И сила эта была воистину подавляющей. Германия уступала своим противникам по населению и по промышленным возможностям в 4 раза, а по некоторым видам стратегического сырья – вроде нефти – в десятки раз. Германия и Япония за всю войну произвели 52000 танков и 146000 самолетов – против 227000 танков и 417000 самолетов, произведенных коалицией.

60% этой техники было произведено в Соединенных Штатах.

Считается, что во Второй мировой войне погибло около 20 миллионов солдат. Потери Красной Армии составляли 12 миллионов – 60% от всех, в полтора раза больше, чем потери всех остальных участников войны, вместе взятых.

В 1945 Германия была побеждена.

Черчилль, однако, в 1945 пережил, вероятно, наибольшее разочарование в своей жизни – он проиграл выборы, и должен был уступить свое место за столом победителей, решавших судьбы мира, лидеру лейбористов Клименту Эттли.

О котором он когда-то ядовито сказал: «Мистер Эттли очень скромный человек – и по праву ...».

Черчилль ушел в отставку.

Он проживет еще долгие годы, станет премьер-министром Англии еще раз, и даже получит Нобелевскую Премию по литературе – что для политического деятеля достижение, пожалуй, беспрецедентное.

Еще при жизни о нем будет написано столько книг, что их хватило бы на библиотеку, а его деятельность будут оценивать виднейшие историки и философы – и в его время, и по сию пору.

О Черчилле сказано много слов.

Но лучшие, возможно, нашел его неудачный и неудачливый сын.

Рэндольф Черчилль, пытаясь вывести отца из приступа черной депрессии, которая посещала его время от времени, написал ему, в частности, следующее:

« … Power must pass and vanish. Glory, which is achieved through a just exercise of power – which itself is accumulated by genius, toil, courage and self-sacrifice – alone remains. Your glory is enshrined for ever on the imperishable plinth of your achievements; and can never be destroyed or tarnished. It will flow with the centuries …».

«… Власть приходит и уходит. Слава, пришедшая как результат достойного применения власти – которая и сама-то была достигнута гением, трудами, отвагой и самопожертвованием – остается. Твоя слава освящена навеки в незыблемом основании твоих достижений; и она не может быть разрушена или запачкана. Она будет длиться века ...».

К этому трудно что-то добавить.

 

Примечания:

1.                  Марк Блок, профессор Сорбонны, не посчитался с собственными теоретическими построениями о «… ничтожности вклада индивидуального человека в борьбу общественных формаций …», присоединился к Сопротивлению – и был расстрелян в 1942.

2.                  Жорж Мандель, неудавшийся кандидат на роль «французского Черчилля», не пожелавший в 1940 году бежать в Англию, был арестован, приговорен правительством Пэтена к пожизненному заключению, а в 1942 выдан гестапо и содержался в Бухенвальде. В июле 1944 его перевели во Францию и отдали французской фашисткой милиции. Три дня спустя он был казнен в Фонтенбло – мимоходом, как заложник. Его биография, «Georges Mandel, moine de la politique», изданная в 1994, имела такой успех, что даже – редкий случай – была экранизирована. Автор этой биографии – Николя Саркози.

3.                  Джордж Орвелл, несмотря на свои левые убеждения, поступит на службу в Би-Би-Си, в отдел индийского вещания. Утверждается, что этот опыт помог ему описать «Министерство Правды» в его известной книге, «1984». Пожалуй, это обстоятельство вызовет понимающие улыбки у израильских читателей данного эссе. Умрет от туберкулеза.

4.                  Памела Черчилль разведется с Рэндольфом в 1945 году. Оставшись одна, она – после весьма бурной личной жизни – в конце концов выйдет замуж за Гарримана. Как Памела Гарриман – станет послом Соединенных Штатов Америки во Франции, Командором ордена Почетного легиона.

 

Приложения:

Правительство Великобритании в мае 1940:

Премьер-Министр и Лидер Парламента – Уинстон Спенсер Черчилль.

Военный Кабинет:

 

Лорд — председатель совета	Невилл Чемберлен	Консерватор
Лорд — хранитель печати	К. Р. Эттли	Лейборист
Министр иностранных дел	Лорд Галифакс	Консерватор
Министр без портфеля	Артур Гринвуд	Лейборист

 

Министры, входящие в состав правительства:

Военно-морской министр	А. В. Александер	Лейборист
Военный министр	Антони Иден	Консерватор
Министр авиации	Сэр Арчибальд Синклер	Либерал
12 мая
Лорд-канцлер	Сэр Джон Саймон (стал лордом)	Национал-либерал
Министр финансов	Сэр Кингсли Вуд	Консерватор
Министр внутренних дел и внутренней безопасности	Сэр Джон Андерсон	Беспартийный
Министр колоний	Лорд Ллойд	Консерватор
Министр торговли	Сэр Эндрью Данкен	Беспартийный
Министр снабжения	Герберт Моррисон	Лейборист
Министр информации	Альфред Дафф Купер	Консерватор
13 мая
Министр по делам Индии и Бирмы	Л. С. Эмери	Консерватор
Министр здравоохранения	Малькольм Макдональд	Национал- лейборист
Министр труда и национальной повинности	Эрнест Бевин	Лейборист
Министр продовольственного снабжения	Лорд Вултон	Беспартийный
14 мая
Министр по делам доминионов и лидер палаты лордов	Виконт Колдекот	Консерватор
Министр по делам Шотландии	Эрнест Браун	Национал- либерал
Министр авиационной промышленности	Лорд Бивербрук	Консерватор
Министр просвещения	Гервальд Рэмсботэм	Консерватор
Министр земледелия	Роберт Хадсон	Консерватор
Министр, транспорта	Сэр Джон Рейт	Беспартийный
Министр судоходства	Рональд Кросс	Консерватор
Министр экономической войны	Хью Дальтон	Лейборист
Канцлер герцогства Ланкастерского	Лорд Хэнки	Беспартийный
15 мая
Министр пенсий	Сэр У. Дж. Уомерсли	Консерватор
Министр почт	У. С. Моррисон	Консерватор
Главный казначей	Лорд Крэнборн	Консерватор
Министр юстиции	Сэр Дональд Сомервелл, королевский адвокат	Консерватор
Генеральный прокурор	Г. М. Купер, королевский адвокат	Консерватор
Заместитель министра юстиции	Сэр Уильям Джоуитт, королевский адвокат	Лейборист
Заместитель министра юстиции для Шотландии	Дж. С. Рейд, королевский адвокат	Консерватор

 

Источники:

1.                  Winston Churchill, a Biography by Piers Brendon, 1984, Harper & Row, Publishers, New York, USA

2.                  The Last Lion, Winston Spencer Churchill, Vol.II, Alone, 1932-1940 by William Manchester, Little, Brown and Company, Boston, 1988

3.                  A History of Britain by Simon Schama, Volume III, Hyperion, New York, 2000

4.                  Total War, by Peter Calvocoressi and Guy Wint, Pelican Books, 1972

5.                  Hitler, biography by Ian Kershaw, W.W.Norton & Company, New York, London, 1999

6.                  The Rise and Fall of the Great Powers, by Paul Kennedy, Random House, New York, 1987

7.                  The War at Sea, by S. Roskill, London, 1962 («Война на море», С.  Роскилл, Воениздат, Москва, 1967)

8.                  Churchill, In Memoriam, by New York Times staff, Bantam House, 1965

9.                  Дирксен Г. Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001 Оригинал: v.Dirksen H. Moskau, Tokio, London: Erinnerungen und Betrachtungen zu 20 Jahren deutscher Aussenpolitik, 1919-1939. – Stuttgart: 1949

10.               War Made New, by Max Boot, Gotham Books, New York, 2006

11.               The Rise and Fall of Hermann Goering, by Willy Fricschauer, 1950, издано в русском переводе, издательство Центрполиграф, Москва, 2000

12.               History of Second World War, by B.H. Liddell Hart, A Perigee Book, New York, 1982

13.               The Biographical Dictionary of World War II, by Mark M.Boatner III, Presidio Press, Novato, California, 1999

14.               The Illustrated History of World War II, by John Ray, Weidenfeld & Nicolson, London, 2003

15.               Oригинал: Churchill W.S. The Second World War. — London-Toronto, Cassell and Co Ltd., 1950. Черчилль У. Вторая мировая война. — М.: Воениздат, 1991

16.               Armageddon, by Clive Ponting, Random House, New York, 1993

17.               The Struggle for Europe, by Chester Wilmot, Konecky & Konecky, USA, 1952

18.               A History of the Jews in the Modern World, by Howard M. Sachar, USA, Vintage Books, 2005

19.               Winston Churchill, by John Keegan, Viking Group, USA, 2002

20.               In Search of Winston Churchill, by Martin Gilbert, John Wiley & Sons, New York, 1994

        21. From Peace to War: Germany, Soviet Russia, and the World, 1939-1941, by Bernd Wegner – 1997 – History –  632 pages

1.       http://militera.lib.ru/memo/english/churchill/index.html – Черчилль У. Вторая мировая война

2.       http://www.hrono.info/sobyt/1900sob/1941atlant.html – Битва за Атлантику. Борьба США и Великобритании с нацистской Германией.

3.      http://www.aphorism.ru/author/a2368.shtml – Афоризмы Черчилля.

4.      http://lib.ru/NEWPROZA/HEJFEC_M/1918.txt – Михаил Хейфец. Цареубийство в 1918 году

5.      http://www.islandnet.com/~kpolsson/ww2hist/ww21941.htm – World War Two, timeline

6.      http://www.genstab.ru/lendlease.htm –  Борис Соколов, «Роль ленд-лиза в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

 

© Copyright: Борис Тененбаум, 2008

---

   

---

    
         

___Реклама___

---