Gorobec1

Ответ Игоря Львовича Ландау (ИЛ) пространный, интересный в смысле появления новых деталей относительно жизни и работы его великого отца. Несмотря на то, что ИЛ отрицательно характеризует мою книгу «Круг Ландау» (как я и ожидал), я вижу и новую позитивную информацию в его послании. И намерен ее использовать во 2-м издании. К сожалению, остается огромная мертвая зона, в которой диалог непродуктивен. Это все, что касается Евгения Михайловича Лифшица, к которому ИЛ испытывает непреодолимо негативное отношение.

В отзыве ИЛ 35 страниц. Из них 10 ― это его ответы «некоему Горелику» и далее ― своей сестре Элле Рындиной. Остальные ― мне, причем 5 первых страниц ― повтор выступления ИЛ в Интернет-сети от 2005 г., на которое я уже дал разъяснения в 1-м издании книги «КЛ» (она имеется в сетевом журнале «Еврейская старина»). Отвечу не на все поднятые вопросы, их слишком много, а только на те, которые касаются моих тем и представляются мне наиболее интересными. Излагаю их по пунктам.

1).ИЛ ставит на первое место в оценке всей деятельности своего отца его открытия и достижения в физике, а не Курс теорфизики Ландау―Лифшица. Мне же представляется, что для физики сегодня и в будущем (а не в восприятии самого Л.Д. Ландау, в чем, Игорь, наверное, прав) вес Ландау определяется главным образом Курсом. Приведу слова из моего выступления 22 января 2007 в Израильском культурном центре, на открытии «года Ландау» в день его 99-летия.

Л.Д. Ландау ― не просто гениальный физик, он ― сверхгений, создатель ни с чем сравнимого Курса теоретической физики, ключевого фактора всей современной физики. Сопоставляя себя с великими физиками ХХ века, Ландау считал, что его физические достижения на порядок ниже по классу открытий и теорий этих великих. Между тем логика развития науки такова, что любые открытия вызревают в человеческой цивилизации и являются на свет с неизбежностью. Физик мог бы сказать, что момент открытия определяется математическим ожиданием с довольно малым рассеянием ― нередко в месяцы и годы (поэтому многие Нобелевские премии присуждают ученым из различных коллективов, отсюда и споры о приоритете). В интегральном смысле мир современного естествознания быстро восполнил бы вакансию любого ученого, лакуну любого научного открытия. В отличие от этого единый и стройный авторский Курс науки в 10 томах ― это вещь, неповторимая в принципе. Она уже из области высокой литературы и искусства, здесь отсутствие данного гения или гениев в принципе не может быть восполнено даже коллективными усилиями всего человечества. Гениев оказалось двое, они встретились в одной точке и начали создавать свой шедевр, идеально дополняя друг друга. Без Лифшица, главного соавтора Ландау, которого он сам называл великим писателем, Львом Толстым физики, не было бы всего Курса. И тогда миллионам физиков пришлось бы пользоваться другими учебниками, пусть хорошими, но разрозненными и не столь совершенными, каким почитается Курс Ландау―Лифшица во всем мире. Тогда в развитии мировой физики сказывался бы некоторый фактор торможения (хотя мы как внутренние наблюдатели его не ощущали бы). В этом смысле имена Ландау и Лифшица сияют над всеми другими именами физиков. И будут сиять со страниц их Курса еще минимум до конца ХХI века.[1]

2). ИЛ: «Если говорить о самом Борисе, то из той каши, что я прочитал в его книге, у меня сложилось впечатление, что он человек честный и не пытается никого ввести в заблуждение своей публикацией. Просто он с детства впитал в себя, что Евгений Михайлович Лифшиц один из самых честных, самых добрых и самых талантливых людей из когда-либо живших на этой планете…. Я знаю Евгения Михайловича с несколько другой стороны и не стесняюсь об этом говорить».

БГ: Думаю, что мне понятны корни антагонистического отношения ИЛ к Е.М. Лифшицу. Игорь с детства был близок к матери и довольно далек от отца. Все те негативные чувства, которые Кора испытывала по отношению к нетрадиционному поведению мужа в семье, передавались и ребенку. Он слышал от матери о подобных принципах и в соседней семье ЕМ, ближайшего друга его отца. Никого из друзей отца Игорь не видел в своей квартире столь часто, как Лифшица. Когда последний приходил к ним ежедневно, зачастую по несколько раз (всегда по делу), то практически не общался с Корой, был с ней по обыкновению холоден и короток, никаких обычных любезностей, никакого пустословия. Он также не обращал внимания на ребенка (Игоря) и быстро поднимался наверх, в кабинет Ландау, в отличие от того, как вел себя, например, А.И. Шальников, другой сосед и друг Ландау. Е.М. Лифшиц был вообще человеком замкнутым и сдержанным.

По всей вероятности Л.Д. Ландау чувствовал себя чрезвычайно сильно зависимым от Е.М. Лифшица, так как пишущий интеллект последнего слился с Ландау в единое целое. Что он отлично сознавал и, наверное, это его раздражало (данную мысль сформулировал в разговоре со мной И.О. Лейпунский[2], он считает, что именно эта зависимость, по-видимому, влияла как на нежелательность академического продвижения Лифшица, так и позже на развитие остро негативного комплекса Ландау по отношению к Лифшицу после автокатастрофы.) Ведь, действительно, полжизни Лифшиц писал за Ландау все их общие статьи и даже те статьи, где Ландау был без других соавторов.

Приходя к Ландау, Лифшиц всегда вел себя непритворно: ему было интересно общение только с Л.Д. Ландау. Ребенок (Игорь) это, конечно, ощущал и впитывал неприязнь к «дяде Жене». Он также впитал из семейной атмосферы отношение Ландау к Лифшицу «свысока». (Последнее выражение В.Л. Гинзбурга «вытащил» из него Горелик в конце 2006 г., пытаясь меня скомпрометировать перед ВЛ за напечатание более раннего и резкого выражения академика о «презрительном отношении» больного Ландау к Лифшицу, см. отклик Горелика под назв. «Квадратура круга Ландау» в «Заметках», февр. 2007. Пусть будет «свысока». Думаю, что для длительного мирного периода своеобразной дружбы Ландау и Лифшица слово подходит.

В своих заметках, которые сам В.Л. Гинзбург не публиковал (но не возражал против их цитирования), он писал: «Почему-то думаю, хотя в этом и не уверен, что Ландау вообще подобных <теплых> чувств обычно не питал» [цит. по «КЛ», С. 380]. Здесь ВЛ относит это в первую очередь к Лифшицу. Очевидно, что и ребенок четко воспринимал это отношение отца «свысока» и без особо теплых чувств последнего к ЕМ. Восприятие происходило по проводникам детской души, ведь известно, что дети безошибочно определяют качество отношений между взрослыми. Возможно, потому что они еще не научились сухо анализировать, а работает обостренная интуиция, которая с годами притупляется.

Учтем шок в семье после автокатастрофы с отцом, страх грядущего краха всего привычного уклада жизни. Плюс постоянно слышимые от матери обвинения Лифшица в том, что он плохо подбирает врачей, неправильно тратит собранные деньги физиков, «требует» еще денег от семьи Ландау, тогда как их положение в ближайшее время станет бедственным.

Относительно «другой женщины в больнице у отца». Это правда. В больнице очень часто бывала Ирина Павловна Рыбакова. Она была дружна с ЕМ и ЗИ, часто бывала и у нас дома. Я видел ее неподдельное горе, слышал массу разговоров о болезни «Дау», она звонила нам по 10―20 раз на дню. Конечно. упоминался факт отсутствия в больнице жены Ландау в первые полтора месяца. Но заявляю категорически: ИП не выдавала себя за супругу Ландау. Хотя и не исключаю, что кто-то из медперсонала мог считать ее таковой, поскольку она бывала там гораздо чаще других женщин. Жене Ландау ИП никак не могла помешать. Появись первая, вторая тут же скрылась бы. Даже если бы кто-то из дам попробовал фигурировать у Ландау против воли Коры, то последняя вышвырнула бы любую одним движением. Не это причина отсутствия Коры.

Но Игорю было тогда 15 с половиной лет. Нежелание матери ехать в больницу к отцу плюс присутствие там «другой женщины», о которой он, вероятно, слышал в те дни, могли стать для подростка-сына непреодолимым барьером и объяснить его отказ ехать в больницу (о таком резком отказе писала его сестра Элла Рындина).

Вот на какой почве произросла ненависть ИЛ к Лифшицу, фантазии насчет корысти Лифшица и «воровства» им подарков. Я постарался сейчас пояснить читателям свое видение этой личной проблемы ИЛ. К сожалению, уверен в безнадежности уменьшения глубины этой внутренней бездны хотя бы на сантиметр.

3). БГ: И вот в контексте с только что сказанным снова приходится писать о «воровстве» Лифшицем подарков.

Начну с того, что форма высказываний ИЛ о воровстве не предположительная, а безапелляционная обвинительная. Пусть тогда Игорь Ландау ответит точно и исчерпывающе на следующие три вопроса.

А) Может ли он перечислить «украденные» Лифшицем подарки и их подробно описать? Почему до сих пор ИЛ этого не сделал? Он пока описал лишь один из подарков ― искусственную марку, изготовленную Ильей Лифшицем, возвращенную им в семью Ландау?

А пока это частично постараюсь сделать я (ему в помощь).

Насколько мне известно, это были подарки-символы или памятные талисманы, все были юмористического характера, без материальной или денежной ценности (так хотел сам Ландау). И сейчас они ценны именно в историческом смысле как память о Ландау и его школе. Речь, насколько я понимаю, идет у Игоря всего об одном «украденном» предмете. Это колода карт с шаржевыми изображениями учеников Ландау (она демонстрировалась в телефильме, запись которого у меня и у него имеется). Колоду подарил Ландау к 50-летию сам ЕМ.

Когда Ландау лежал в больнице в шоке, Лифшиц, откликаясь на просьбы местных и приезжающих врачей рассказать им подробнее о том, что за великий ученый попал к ним, попросил у Игоря какие-то подарки ― колоду, и, может быть, еще что-то бумажное. ЕМ показывал медикам эти предметы в кулуарах больницы, в моменты передышки, а также при встречах в аэропорту приезжающих светил, тем самым раскрывая им образ Ландау, как бы еще раз призывая к максимально бережному отношению к пациенту. Странно, как это можно воспринимать иначе? Впрочем, исходя из п.2, нестранно со стороны ИЛ. С моей сегодняшней точки зрения, зря это делал ЕМ. Он хотел поделиться с окружающими собственным обожанием Ландау, преклоняясь перед ним. Для медперсонала же и медсветил это вряд ли играло особую роль, они и так старались изо всех сил. Но доктора В.Л. Найдина, например, и эта сторона сильно интересовала.

Б) Обращался ли ИЛ хотя бы один раз к ЕМ с просьбой вернуть эти подарки? Ведь ИЛ сообщил, что он сам отдал подарки ЕМ из рук в руки. Значит, это в любом случае не воровство! Если обращался, то:

В своем письме ИЛ умалчивает об этих моментах, ключевых для его «доказательства» факта «воровства».

Между тем, я слышал от ЕМ совсем иную версию. Расскажу ее такой, какой запомнил. Прошло 40 лет, и каких-то деталей я не помню, но ручаюсь за принципиальную схему.

После смерти Ландау (т.е после 1968 г.) к ЕМ пришел журналист, который собирал материалы о Ландау. Он показал ЕМ ту самую «колоду карт», которые ему дала Кора, сказав при этом: «Можете не возвращать, они мне не нужны». Это означает, что ЕМ давно уже вернул подарки в семью Ландау, полученные им из рук Игоря в 1962 г. На этот раз (т.е. после 1968 года) ЕМ пришел к Коре и сказал ей примерно так: «Раз Вы отдали «мои» карты журналисту насовсем, то могу ли я их забрать себе?» Кора сказала: «Забирайте».

Вообще эта «ностальгия» Игоря по подаркам отцу, которая им раздувается в его письмах в сетевые журналы, притворная. Он так пытается скомпрометировать Лифшица. Постараюсь сейчас доказать эту притворность. Расскажу о двух подарках, к истории которых Лифшиц не имеет отношения. Вот пересказ того, что я слышал от ЕМ в конце 1984 г., после того как умер П.Л. Капица и директором Института физпроблем стал А.Л. Боровик-Романов.

Как-то И.М. Халатников рассказал ЕМ, что зашел в кабинет нового директора и обнаружил в нем за шкафом в пыли «свой подарок» Ландау к 50-летию. Это была скульптура позолоченного льва на подставке со стеклянным колпаком. Колпак был расколот. Халатников страшно возмущался: мол, «выкинули и мой подарок!».

А куда делись знаменитые каменные скрижали с 10-ю заповедями Ландау, преподнесенные И.К. Кикоиным к 50-летию Ландау от имени ИАЭ? Их фотографии не раз появлялись в книгах о Ландау, начиная с 1971 г? Но в Музее при ИФП их нет. Для публики они пропали. Разумеется, ИЛ ничего не пишет ни о «Льве» Халатникова, ни о пропавших «Скрижалях». По слухам, после скитаний «Скрижали» вернулись в Курчатовский институт ― семье Ландау они оказались не нужны, ей «нужны» только карты, «украденные» Лифшицем.

Любопытно, что из подарков Ландау как раз «краденая» колода реально «работает» на историографию знаменитой школы Ландау. С 1985 г. она находится в доме-Музее П.Л. Капицы при ИФП, на стенде, посвященном Ландау и Лифшицу. Ее в Музей передала З.И. Горобец после смерти ЕМ. У нее есть благодарственное письмо от хранителей Музея, А.А. Капицы, П.Е. Рубинина и Е.Л. Капицы (от 18.12.89). «Колода» выполняет свое мемориальное предназначение: ее подробно показывают в фильмах о Ландау. В одном фильме в начале 1990-х гг. снимались ИЛ и моя мать, ЗИ. Там она комментировала карты, на которых изображены Померанчук, Зельдович, Гинзбург, Мигдал, Компанеец, Абрикосов, Халатников, Питаевский, Румер. Почему во время подготовки фильма и его первого выхода Игорь не предъявлял никаких претензий к ЗИ по поводу этих «краденых» карт? Мол, верните в семью! Он мог бы это сделать либо прямо, обратившись к ЗИ, либо через режиссера. Но делает это годы спустя, только после выхода книги своей матери, чтобы подкрепить ее утверждения о «воровстве» подарков Лифшицем.

5) Пытаясь профессионально дисквалифицировать Е.М. Лифшица, Игорь Ландау сообщает:

«Последний, 5-й класс присваивался тем, чьи работы Ландау считал патологическими. Если говорить о физиках, то критерием была, разумеется, не «яркость», а реальный вклад в физику, который мог и не совпадать с талантом данного ученого. У меня есть классификация советских физиков-теоретиков, написанная моим отцом и относящаяся к середине или концу 50-х годов. Себя самого он относил к классу 2 – сделал в 30 раз меньше Эйнштейна. В классе 2,5 было всего два человека – В.А. Фок и Я.Б. Зельдович. Замыкал классификацию Д.Д. Иваненко со своим 5-м классом. <…> А Евгению Михайловичу Ландау присвоил весьма низкий класс 4,5 в своей классификации.[3] Могу еще сказать про младшего брата, Илью Михайловича Лифшица. Он по классификации Ландау принадлежал к более высокому классу…»

Конечно, интересно было бы, если бы И.Ландау решил опубликовать полный «список Ландау». Но тогда, по крайней мере, несколько «точек», оказались бы вряд ли обоснованным в глазах, как я думаю, множества физиков. О разрыве Ландау с Иваненко всем известно. Так же, как и о ведущей погромной роли Иваненко в конце 1940 ― начале 1950-х гг. и о его некоторых «странных» приоритетных претензиях. Но считать, что всё, сделанное Иваненко в физике, есть патология, было бы чисто идеологическим подходом (соцреалистическим с обратным знаком), таким же, какой практиковался как раз в осуждаемую сталинскую эпоху.

Теперь о Е.М. Лифшице и А.А. Абрикосове. Получается, что в начале 1960-х гг. Ландау считал их силу как физиков в 1000 раз ниже своей (известно, что к началу 1960-х гг. он себя перевел в класс 1,5). Неслабо! Но тогда, если кого-то из десятков своих учеников Ландау ставил как физиков еще ниже Лифшица и Абрикосова, то те неизбежно попадали в 5-й класс, который сам Ландау относил к патологии. Следовательно, среди собственных учеников, элиты теорфизики ― оказывались физики патологические, причем, по-видимому, немало?! Это заведомый абсурд, доказывающий несостоятельность первоначального утверждения. Но, может быть, все дело в названии 5-го класса, и нам не вполне точно передали его «этикетку» как класса патологического? Это вопрос к Игорю Ландау.

Далее И.Ландау приводит еще один, уже собственный и, на первый взгляд, сильный аргумент по поводу низкого уровня Е.М. Лифшица ― это малое число научных работ Лифшица без соавторов («всего 6 за 1948—1985 гг.»), в отличие от других теоретиков. Здесь прием очернения облика ученого проводится по принципу подачи «полуправды», т.е. направленного отбора приятных для себя фактов. Формально говоря, ИЛ не лжет. По моим данным, у ЕМ 7 (а не 6, но это мелочь) работ без соавторов за указанный период. Но вывод будет выглядеть совсем иначе, если сообщить всю правду .

У Е.М. Лифшица в сумме 19 научных работ, сделанных в одиночку с 1934 по 1983 год. Это совсем не мало (пусть современные авторы посчитают общее число своих работ в одиночку). Причем в те отдаленные времена не было принято мелочиться при публикациях, тем более в школе Ландау. Почти все работы Е.М. — классические (см. хотя бы мнение о них В.Л. Гинзбурга в его известной книге «О науке, о себе и о других» [2003. С. 304, 305]). Я перечислю только несколько статей: «Об образовании электронов и позитронов при столкновении материальных частиц» (1935), «Электронный газ в магнитном поле» (1937), «Столкновения дейтронов с ядрами» (1938), «Передача нейтрона при столкновении тяжелых ядер» (1939), «К теории фазовых переходов второго рода» (1941), «Излучение второго звука в гелии II» (1944), «О фазовых переходах в мономолекулярных пленках» (1944), «О магнитном строении железа» (1945), «О гравитационной устойчивости расширяющегося мира» (1947), «Об устойчивости позитрония» (1948), «Тормозное излучение при столкновении электронов» (1948), «О теплоемкости жидкого гелия Не³» (1951), «Теория молекулярных сил притяжения между конденсированными телами» (1954 (см.. «Труды Е.М. Лифшица» под ред. и с предисл. Л.П. Питаевского [2004]). Их оценку можно увидеть, например, в указанных книге Гинзбурга и Предисловии Питаевского.

Лондонское Королевское общество, самая авторитетная, независимая и беспристрастная из академий наук мира, избрало ЕМ своим иностранным членом в 1983 г., причем он был в этом качестве всего лишь четвертым из советских ученых. Ценность научных достижений ЕМ понимал и гениальный Н.Н. Боголюбов, который проявил объективность и благородство, сказав о «неоценимом вкладе ЕМ в развитие фундаментальной науки» и назвав его именно за это выдающимся физиком (о Курсе Боголюбов говорил в другом месте). Он сделал это без всякой конъюнктурности, перейдя через исторический антагонизм школ Ландау и Боголюбова, высказавшись так в адрес главного оруженосца Ландау.

Заметим, что к перечисленным работам ЕМ следует добавить еще десятки работ, сделанных в соавторстве! И все эти оценки давались без учета 10-томного Курса теоретической физики, написание которого было трудом столь гигантским, что почти не оставляло времени на чисто научную работу. Недаром сам Ландау называл Лифшица Львом Толстым в физике. (А Лев Толстой ― гений общепризнанно.) В.Л. Гинзбург также называл ЕМ выдающимся физиком, а Курс ставил еще выше суммы научных достижений ЕМ [О физике и астрофизике,1995. С. 449].

6). О гипотезе по идентификации одного из секретных сотрудников в круге Ландау.

И.Л.: Я считаю, что клеветой является любое необоснованное (в т.ч. и основанное на собственных домыслах) обвинение человека, независимо от того, была ли известна ложность слухов тому, кто эти слухи распускает. Я не буду заниматься оправданиями своей матери. Лучше я продолжу свое обвинение Е.М. Лифшица в сексотстве»<…> поскольку он (Горобец) продолжает обвинять мою мать, я продолжу заниматься его отчимом».

Б.Г. Позиция ИЛ в общем-то ясна: «око за око». Мать надо защищать. Это, по-моему, правильный принцип. Но как Игорь его реализует? В ответ он предлагает свою дефиницию слова «клевета» взамен той, которая дается классиками. (Любопытно, что при этом Игорь не считает клеветой обвинение им Лифшица в воровстве подарков, которые сам же он передал ЕМ из рук в руки! Такая вот избирательная логика.)

Я уже говорил в книге, что, какие бы соображения и слухи о КТ раньше ни ходили, я не выступил бы агрессором, не стал бы обсуждать отрицательные по отношению к ней гипотезы, если бы продолжался мир, пусть худой. Но была совершена широкомасштабная агрессия в СМИ со стороны семьи Ландау против семьи Лифшица. По отношению к ЕМ и моей матери в «Книге Коры» употреблены сильные оскорбления, причем весьма низкого пошиба (например, о внешних данных). Однако для меня это вовсе не означало, что в ответ («око за око») можно было нести любую ахинею. Вместе с тем с этого момента семьей Ландау был снят свой защитный барьер (образуемый великим именем отца, его ореолом мученика, а также общим принципом ненападения), барьер, означавший запрет обсуждать различные отрицательные логические схемы, касающиеся этой необычной семьи. Между тем никакие схемы не должны высасываться из пальца. Например, гипотеза о секретном сотруднике в лице Конкордии Терентьевны была мной логически просчитана, о ней было переговорено с несколькими людьми, близко знавшими окружение Ландау, выяснено, что похожие слухи ходили и раньше. И только тогда «наш ответ Керзону» пошел в печать. (Забегая вперед на несколько лет, сообщу, что я слышал от известных физиков об идентификации еще одного серьезного фигуранта в том же амплуа и в том же месте. Мне говорили, что еще не пришло время опубликовать соображения на сей счет, но рано или поздно это будет сделано. Тогда в созвездии Ландау вспыхнет еще одна «сверхновая». Хотя, конечно, никаких документов появиться не может, пока архивы госбезопасности не рассекречены, а этого на нашем веку не будет)

Теперь приведу противоположный в логическом отношении пример. Даже тогда, когда ИЛ выдвинул гипотезу (в сети в 2005 г.) о том, что я сам являюсь сексотом (он имеет право), или же, что им является ЕМ (в либеральной Швейцарии и не такое некогда рождалось в умах русских эмигрантов), я не стал отвечать Игорю по принципу: «Сам такой!». Ведь у меня не было и нет каких-либо оснований предполагать деятельность Игоря в качестве сексота. Подобный виртуальный ответ был бы ничтожным с самого начала, он не вытягивал бы даже на уровень гипотезы, да и сам Игорь, насколько я понимаю его личность, не подходит для такой роли.

Не буду здесь повторять своих соображений относительно Конкордии Терентьевны, они есть в книге «КЛ». Соответствующая гипотеза может быть несимпатичной, но не является клеветнической. Она была бы клеветой, если бы я, например, опубликовал поддельный документ для ее «доказательства». Или хотя бы утверждал, что я сам при каких-то обстоятельствах видел подобный документ, слышал прямые свидетельства. Даже студенты понимают принципиальную разницу между гипотезой и доказательством. Игорь же делает вид, что разницы нет. Если бы было возможным запретить в СМИ обсуждение любых отрицательных гипотез относительно исторических персонажей, квалифицировав их клеветой (по Игорю Ландау), то мы пришли бы к идиллическому абсурду (подобное господствует в Туркмении, Северной Корее). Личное дело каждого мемуариста обсуждать отрицательные гипотезы или же не делать этого. Я, например, признаю за Игорем право, если он хочет, обсуждать где угодно его утверждение о том, что я тоже мог быть секретным сотрудником КГБ (см. письмо Игоря Ландау в Интернет от 2005). Это меня мало задевает. Но моя фигура не того уровня, чтобы быть интересной для читателей.

7). БГ: А вот усиленно распаляемый Игорем бред в отношении того, что сексотом мог быть Е.М. Лифшиц, я попробую остудить еще раз, рассмотрев новые «аргументы» Игоря Ландау.

Он цитирует известную Справку КГБ с целью показать, что ЕМ Лифшиц выступает как провокатор. ИЛ оспаривает мое утверждение (сделанное в книге), что все лица, названные антисоветчиками в этой Справке-резюме (направленной в вышестоящий орган, каковым был ЦК КПСС), заведомо не могли быть сексотами; это Лифшиц, Гинзбург, Мейман. Вот первая цитата из Справки:

“Ландау группирует вокруг себя ряд физиков-теоретиков из числа антисоветски националистически настроенных ученых еврейской национальности. К этой группе лиц относятся ученики так называемой «новой школы Ландау»: Лифшиц Е.М., Мейман Н.С. и другие. Ландау организовал и возглавил семинар физиков-теоретиков при Институте физических проблем, который посещают главным образом лица еврейской национальности, тесно связанные с Ландау”.

ИЛ замечает: «Здесь Лифшиц уже поминается, но нельзя сказать, чтобы ему здесь что-нибудь инкриминировалось».

Б.Г.: А как думают другие читатели? Начальник 1 спецотдела КГБ СССР генерал Иванов направляет совершенно секретную Справку в ЦК КПСС, в которой Лифшиц прямо обвиняется в антисоветской, националистической настроенности. Это в Швейцарии «нельзя сказать, что ему здесь что-нибудь инкриминируется». А как в СССР образца 1957 года?

Далее генерал Иванов констатирует: «Намерение Ландау выехать за границу, по данным агентуры и оперативной техники, усиленно подогревается его окружением, в частности, профессором Лифшицем Е.М.»

Думаю, после этого вопрос о «Лифшице-провокаторе» могут серьезно обсуждать только люди, зоологически его ненавидящие.

8) О предполагаемых Игорем моих ошибках в научно-популярном изложении физических достижений Л.Д. Ландау.

И.Л.:«В книге Горобца есть еще раздел “Ошибки Ландау”<название не такое — Б.Г.> . Я его просмотрел. Там очень много путаницы, касающейся физических явлений. Причем правильные вещи и неверные утверждения перепутаны столь тесно и столь многократно, что у меня не было ни сил, ни времени во всем этом разбираться» (И.Ландау, д.ф.-м.н.[2007]).

А вот, что пишут другие физики, причем теоретики.

«Борис Горобец дал в своей книге очень подробное и вполне адекватное описание многочисленных научных достижений Л.Д. Ландау, Е.М. Лифшица и ряда других членов ученого сообщества тех лет, что при чтении немало меня удивило в хорошем смысле слова» (Б.Зельдович, д.ф.-м.н., проф.. членкор АН СССР и РАН [2006].

«В пятой главе («Научно-популярная») приведено достаточно популярное изложение основных достижений Л.Д. Ландау, причем не только десяти, указанных на скрижалях, подаренных сотрудниками Курчатовского института Л.Д. Ландау в честь его 50-летия. Безусловным достоинством книги является то, что уделено внимание и ошибкам великого физика, обсуждаемым известными учеными – экспертами по рассматриваемым проблемам. Это очень полезно, так как позволяет правдиво изобразить выдающегося человека со всеми его сложностями, не замалчивая имеющихся недостатков. В частности, истории с работами Л.Д. Ландау по несохранению четности, кинетическому уравнению в плазме и открытию варитронов» (В.Карась, д.ф.-м.н., проф.)

Далее, в письме Игоря Ландау есть только два места, которые меня по-настоящему удивили.

«Ученик Мигдала А.М. Поляков, член-корреспондент РАН: “Вообще физическая интуиция была главной силой А.Б. Много лет назад я перечитывал великую работу Ландау по теории сверхтекучести. И присвистнул, прочитав небольшую сноску. Ландау начинает с гипотезы, что главные элементарные возбуждения в квантовом гелии являются фононами и вычисляет их теплоемкость. Гипотеза эта фундаментальна и глубоко нетривиальна, ее прямое следствие — сверхтекучесть. В сноске написано, что это вычисление было сделано А.Б. Мигдалом за год до этого. Конечно, дальше Ландау развивает теорию с гениальной силой, но начало положено А.Б. Я спросил его, как было дело. Он сказал, что Ландау не советовал ему публиковать этот результат, так как полной теории не было и, кроме того, ответ противоречил эксперименту (как мы сейчас знаем, по второстепенной причине). У Ландау в это время, видимо, был замысел полной теории, и он нервничал <…>. К сожалению, как сказал мне А.Б., эта ссылка не попала в немецкий вариант статьи. И у гениев бывают слабости”».

И.Л.: «А здесь уже, как видите, прямое обвинение в воровстве чужих результатов. Я понимаю, что Горобец не физик, в физике не разбирается и не видит, какую ерунду он здесь написал. А, может быть, он и знает, что это неправда, но совершенно резонно полагает, что людей, которые могут это обнаружить, среди читателей не будет».

Б.Г.: Очень странный простейший просмотр «в один ход» со стороны Игоря Львовича. Где он увидел здесь хотя бы одно мое слово, неважно, ерунды или нет. Это — полная и строгая цитата из статьи блестящего физика-теоретика Александра Полякова, ученика Мигдала, скопированная мной из книги о Мигдале. Вот и обратился бы ИЛ к Полякову в США за разъяснениями. При такой невнимательности ИЛ, вероятно, не заметил в книге, на странице рядом, цитаты из статей еще двух известных теоретиков по тому же самому вопросу. Это высказывания профессоров В.А. Ходеля и И.И. Гольдмана. Их мнение такое же, как и Полякова. Естественно, я не мог пройти мимо профессиональных суждений трех подряд физиков-теоретиков столь высокого уровня и сообщил о них читателям. Может быть, хорошо было бы, чтобы по существу все это прокомментировали физики-теоретики, не связанные лично ни с Мигдалом, ни с Ландау.

10). Об учебе Игоря на физфаке МГУ. Чтобы было понятно, мне придется привести полные цитаты из моей книги и из ответа Игоря. Последний в своем письме цитирует следующее место из книги «КЛ»:

«Б.Г.: Теперь о втором эпизоде, в котором я сам единственный раз наблюдал Игоря Ландау… В июне 1964 года я был представителем студенческого профкома в комиссии под председательством заместителя декана А.И. Костиенко, которая рассматривала дела студентов, имеющих академическую задолженность… На эту комиссию вызывали только студентов, не сдавших экзамен по данному предмету два раза и больше… Неожиданно прозвучала фамилия Ландау… Замдекана сообщил, что дела у Ландау очень плохи, с двойками и пересдачами он прошел предыдущую зимнюю сессию, а сейчас вот не может сдать весеннюю... По правилам мы должны представлять его к отчислению. Тем более, что такая ситуация с ним в эту сессию происходит не впервые. Оказывается, предыдущая комиссия (на которой я не был) уже отказала ему в праве пересдачи. Отказал и декан профессор В.С. Фурсов. Однако всякий раз И. Ландау отправлялся на прием к ректору МГУ академику И.Г. Петровскому, и тот, вопреки решению декана, разрешал Ландау-сыну пересдавать экзамены — что было против правил — практически неограниченное число раз».

ИЛ: «Этот кусочек очень показателен. Дело в том, здесь нет почти ни слова правды. Правдой является только то, что весной 1964 года я заканчивал первый курс физфака. Какие у меня были отметки в эту сессию? – Тройка по общественной науке (уже не помню точно, какая там была), а все остальные пятерки. В течение первых двух курсов я, если не считать философии и истории КПСС, получал только отличные оценки. Да и физфак я закончил с отличием.

Да, чуть не забыл. У Петровского я никогда не был, никогда его в глаза не видел и не имею ни малейшего представления, где располагался его кабинет.

Я не знаю, придумал ли это Горобец специально для этой книги, или это у него такой дефект памяти, когда человек помнит то, чего не было. Кстати, благодаря чтению книги Горобца, узнал, что такое извращение памяти является известным психологическим явлением и называется красивым словом «конфабуляция». <…> Почему он это здесь поместил, думаю, понятно. Он рассматривает меня, как своего противника, а противника, в первую очередь надо опорочить. Откуда читателям знать, как я учился на самом деле? А тут все рассказано не с чужих слов, а самим очевидцем. Конечно же, ему поверят. На мой взгляд, это чистая клевета, какой, впрочем, много в книге Горобца».

БГ: Я не стремлюсь опорочить Игоря Ландау, придумать события, не имевшие места. Пишу о том, что было, если считаю это интересным. Появление сына Ландау на подобной комиссии, конечно, было необычным и запомнилось. Воспроизвести протокольно точно аудиовизуальную запись события начала лета 1964 года сейчас не в состоянии никто. Но основное его содержание было именно таким, как мной описано. Ни одного отрицательного штриха в отношении Игоря я не добавил. Прочтя письмо Игоря, припомнил, что на той комиссии еще присутствовали: А.С. Головин (точно его должности не помню, он был вроде начальника инспекторов, занимался воспитательной работой, решал организационные вопросы, плотно опекая студенческий коллектив физфака); Т.Г. Сеидова, преподаватель английского языка (кажется, она была куратором той студенческой группы, в которой учился Игорь, но, возможно, в этой детали я ошибаюсь), была еще женщина-инспектор 1 курса, ее фамилии не помню, от комитета комсомола был Борис Крайнов.

Почему Игорь не хочет признать, что на 1-м курсе у него были трудности, мне непонятно. Ведь так бывает, особенно на 1-м курсе. К счастью, он потом выправился. А тогда трудности были серьезными, причем не по Истории КПСС. При этом пересдача после первой двойки разрешалась автоматически, без всяких комиссий. На комиссию же студента вызывали, только если у него была неудачной и вторая пересдача или же были неуды после пересдач по двум предметам.

После того как Игорю на комиссии задали пару вопросов, и он в ответ на них промолчал, его попросили подождать в коридоре. Вот тогда Анатолий Иванович Костиенко, сказал несколько фраз, которые я привел в книге и здесь повторять не буду. По каждому персональному делу студента замдекана задавал итоговый вопрос всем присутствующим: «Какое решение примем, разрешим пересдачу или нет? Комсомол?, Профсоюз?». Чаще всего эти общественные организации высказывались в пользу студента. В случае с Игорем все члены комиссии голосовали за разрешение пересдачи. Как видите, мы не ошиблись. И слава богу.

То, что Игорь ходил к ректору И.Г. Петровскому или же к декану В.С. Фурсову, я не утверждал в книге от первого лица, потому, что слышал на этот счет только слова Костиенко на комиссии. Раз Игорь утверждает, что к Петровскому он не ходил, можно считать и так.

Но есть места, в которых Игорь дает заведомо (для него) неверные сведения, и потому вообще снижает уровень доверия к своим воспоминаниям. Так, легко проверяемо следующее утверждение Игоря: «Да и физфак я закончил с отличием».

Я попросил уточнить, так ли это, профессора физфака А.А. Рухадзе. Легко выяснилось, что Игоря Ландау нет среди списка выпускников физфака МГУ, удостоенных красного диплома с отличием. На самом деле Игорь защитил на отличную оценку свою дипломную работу на кафедре низких температур. По сообщению А.А. Рухадзе, посмотревшего выписку из личного дела студента И.Л. Ландау, хранящуюся в архиве, «у него было много троек, четверок, лишь на последних курсах у него стало значительно лучше, появились пятерки».

Пятерку за защиту диплома получают многие, около трети от всех выпускников. А заканчивают факультет с отличием ― единицы. Цвет своего диплома — синий (обычный) или красный (с отличием) человек забыть и спутать не может. Значит, утверждение Игоря сделано преднамеренно таким, как я процитировал. Если Игорь решится отвечать на мою последнюю реплику, то предвижу: он может написать, что Горобец опять лжет, у него, мол, у Игоря, нет слов «диплом с отличием». Однако «закончил с отличием» и «диплом с отличием» это одно и то же.

Предлагаю документальное разрешение вопроса о моей «клевете». Пусть Игорь, утверждающий: «В течение первых двух курсов я, если не считать философии и истории КПСС, получал только отличные оценки», опубликует выписку из зачетной ведомости, выдаваемую вместе с дипломом. Будет неверно, если читатели решат, что я злорадствую по поводу неблестящих результатов Игоря на первых курсах. Даю слово, что это не так. Но я действительно удовлетворен тем, что на доказательном уровне вскрылась ложь и обнажилась истина. Случай это нечастый, спорить о словах и воспоминаниях давних лет можно бесконечно, а здесь нашлись документы.

И все-таки совершенно не понимаю Игоря, зачем ему было так подставляться, да еще по сущей ерунде, к которой 60-летнему ученому естественней было бы относиться с юмором и даже ностальгической теплотой? (Я, например, не стесняюсь сказать, что окончил физфак не с отличием, диплом у меня обычный, синий; учился примерно пополам на «пять» и «четыре» ─ так в выписке к диплому. Но за время учебы получил на экзаменах раза три тройки и два раза «неуды», не показанные в выписке: на 3-м курсе за плохое поведение на «спецухе», так студенты называли военную радиотехнику, которую потом пересдал на «хор», и на 4-м курсе у проф В.А. Красильникова за курс «Физическая акустика», этот «неуд» получил заслуженно, так как к тому времени твердо решил акустикой не заниматься, потом пересдал этот курс на «уд». Пишу это не потому, что оно интересно читателям, а только затем, во-первых, чтобы показать, что, по-моему, каждый студент помнит детали такого уровня, и, во-вторых, чтобы продемонстрировать, что нечего стесняться некоторой беспечности в юности, тем более давно состоявшимся докторам наук.)

10) ИЛ: Просматривая эту книгу, я обнаружил совершенно невероятное количество различных неточностей и фактических ошибок.

БГ: Да, их немало. Исправлю во 2-м издании, которое, как надеюсь, выйдет в 2007. Замечание с долей математического юмора: событие «совершенно невероятное» означает, что оно невозможное. Так определяет теория вероятностей. Многие читатели книги замечали ошибки и помогали мне их исправить, но о совершенно невероятном их количестве не сказал никто. Следите за стилем, доктор Ландау! Хотя и Ваши уточнения, как я уже говорил, будут учтены.

В заключение хочу подчеркнуть несколько новых фактов из жизни Л.Д. Ландау и его близкого круга, сообщенных Игорем Ландау, несомненно, интересных для историографии Ландау. (Кстати, слово «ландауведы» придумал В.Л. Гинзбург; по моему, оно не очень годится для серьезного употребления, лучше писать об историографии Ландау.) Итак, спасибо за сообщение о реакции Ландау на смерть Сталина; напечатание записок его матери в адрес Е.В. Смоляницкой и О.Г. Шальниковой (я их воспроизведу во 2-м издании книги, не следует думать, что я готов публиковать только ее негативы); важное и новое пояснение процесса выдвижения в Институте физпроблем кандидатов на выборы в Академию; некоторые физические пояснения по приоритетным работам по сверхтекучести; эпизод о содействии Игоря в получении разрешения Л.Д. Ландау использовать на левостороннем титуле Курса фамилий Ландау и Лифшица (что, как я убежден, работает на пользу обоих авторов и всего Курса); наконец, подтверждение Игорем еще раз факта передачи им подарков Е.М. Лифшицу из рук в руки.

В интегральном смысле я считаю письмо Игоря Ландау в сетевой журнал существенным информационным вкладом в историографию великого физика Л.Д. Ландау, его отца, в год его столетия. И я благодарен Игорю за это письмо.

P.S. Закончив сегодня это письмо и отправляя его в сетевой журнал Е.Берковича, вспомнил, какая скорбь воцарилась у нас дома ровно 39 лет тому назад, в этот весенний день, когда Евгений Михайлович Лифшиц сообщил, что только что умер Лев Давидович Ландау.

[1] Представляется справедливым назвать гениями людей, создавших уникальное литературное творение в физике последнего столетия, изданное на 20 языках, самое крупное цельное авторское произведение во всей необъятной области естественных наук. Примечание делаю в связи с появлением в «Заметках» (март, 2007) очередного самовлюбленного письма Г.Горелика, написанного в его обычной вычурной и менторской манере с подхихикиваниями. Не намерен отвечать на это малоинформативное сочинение, но в контексте своего ответа Игорю Ландау отмечу следующее. Горелик считает, что ни Ландау, ни Лифшиц не гении, а судить о физиках теоретиках мы (он пишет о нас с ИЛ) не можем, поскольку «у обоих судей нет ни одной работы по теоретической физике». Читатели, для которых важны доводы этого автора известных (?) работ по теоретической физике, могут ознакомиться с его суждениями по указанному адресу.

[2] Физик из ИХФ-ИЭПХФ РАН, тоже не имеющий ни одной работы по теорфизике, но человек, способный, как мало кто из высказывающихся по нашей теме, к неповерхностному анализу многомерных явлений (это ─ в контексте с пред. сноской).

[3] К вопросу об объективности этой любопытной классификации. Есть сведения, также происходящие от Игоря Ландау, что в классе 4,5, в полушаге от патологии, находились пять вполне приличных физиков, в том числе А.А. Абрикосов, заложивший в 1950-е гг. основы теории сверхпроводников II рода, отмеченной Нобелевской премией (2003).