Fedin1.htm

Леон Ледерман (р. 1922, Нью-Йорк) получил Нобелевскую премию вместе с двумя коллегами в 1988 году за сенсационные результаты в физике элементарных частиц. Они разработали методы, позволившие увидеть структуры некоторых элементарных частиц. Прогресс физики в двадцатом веке был столь стремительным, что трудно себе представить в будущем подобный период, в течение которого было бы открыто так много нового.

     К концу XIX века ученые полагали, что все основные вопросы строения материи уже разрешены. Уже древние греки считали атомы элементарными строительными блоками вещества, и теперь эта догадка была подтверждена. Атом был определен как мельчайшая частица, которая сохраняет идентичность данного вещества, другие же вещества состоят из других атомов. Атомы, в соответствии с самим наименованием, считались неделимыми.
     Затем, за последние пять лет XIX века, представление о неделимости атомов рухнуло: были открыты рентгеновы лучи, радиоактивность и электроны. До конца века двадцатого была исследована вся система элементарных частиц, из которых построены атомы.

     Наиболее признанную теорию элементарных частиц называют стандартной моделью. Эта модель содержит теорию фундаментальных частиц и их взаимодействий. Она включает 12 частиц - 6 кварков и 6 лептонов - и соответствующих им античастиц, и описывает, как они все взаимодействуют между собой. Эти взаимодействия разделяются на сильные ядерные, слабые ядерные, а также электромагнитные взаимодействия. Гравитация в эту модель не включена, т.к. она на много порядков величины слабее, чем слабые взаимодействия, и физика частиц может ею пренебречь. Общепринятой концепцией теперь является теория происхождения всей известной нам Вселенной в результате Большого Взрыва - Биг Банга. Биг Банг породил невообразимое количество кварков и антикварков. Если бы мир был симметричным, то их было бы поровну, они бы аннигилировали и превратились в излучение. Однако ситуация была асимметричной: число кварков в мире слегка превысило число антикварков. Это объясняет существование галактик и планет и отсутствие антивещества. Именно разрушенная симметрия объясняет существование Вселенной и наше присутствие в этом мире. Стандартная модель служит мостом между физикой элементарных частиц и астрофизикой. Ледерман в 80-х г.г. был директором Фермилаб в Батавии, Иллинойс, и когда он понял, что существует связь между структурой элементарных частиц и происхождением Вселенной, он пригласил к себе лабораторию астрофизиков, чтобы объединить усилия ученых, изучающих предельно малое и предельно большое.

     До сих пор в стандартной модели сохраняются необъясненные детали, например, происхождение масс элементарных частиц. Высказываются предположения, что однажды может появиться модель более высокой симметрии, которая объяснит все на свете еще проще, чем стандартная модель. В целом, ситуация внушает оптимизм: нам предстоит длинный путь, чтобы понять наш мир. Ему противостоит пессимистический взгляд: мы - лишь дети, разыскивающие блестящие камешки на берегу безбрежного океана, о котором мы ничего не знаем.

     Возможно, наиболее комфортным в нашем знании является согласие между тем, что наблюдают экспериментаторы, и математикой. Собственно говоря, математика не относится к числу естественных наук, она не обязательно служит отражением окружающего нас мира, на что претендуют естественные науки. Все же, как сказали Ли и Янг: "Никто из математиков не верит, что математический мир изобретен. Мы все верим, что он открыт".

     Доказано, что научные открытия непредсказуемы. Истинно новые вещи - те, которые мы не могли себе вообразить. Неожиданное открытие произошло в 1956 году. Т. Ли из Колумбийского университета, и Ц. Янг из университета Стони Брук в Нью-Йорке теоретически предсказали, что в слабых взаимодействиях может не соблюдаться сохранение четности. Попросту говоря, их предположение означало, что в слабых взаимодействиях не соблюдается лево-правая симметрия. Это был сюрприз, опровергающий старую догму; в 1957 году Ли и Янг получили Нобелевскую премию. Обычно предполагается, что симметрия - наиболее общее и всеобъемлющее свойство, хотя для такого предположения нет никаких неопровержимых оснований. Дирак еще в 1949 году отметил: "Я не верю, что существует какая-либо необходимость в инвариантности физических законов относительно (зеркального) отражения". Те не менее, до Ли и Янга никто не проводил тщательной проверки в поисках фактов, экспериментально опровергающих эту догму. Их потрясшая основы статья называлась "Вопрос о сохранении четности в слабых взаимодействиях".

     Ли и Янг сами предложили эксперименты для подтверждения или опровержения своей идеи. Ч. Ву, тоже из Колумбийского университета, выполнила один из предложенных экспериментов, в котором образец радиоактивного кобальта-60 был охлажден почти до абсолютного нуля и помещен в магнитное поле. В этих условиях ядра кобальта выстроились вдоль магнитного поля, т.е. было задано направление для радиоактивного бета-излучения. Ву с сотрудниками обнаружила неравенство числа частиц, излученных в разных направлениях. Против поля излучалось больше бета-частиц, чем вдоль него. Это был сложный и трудный, но тщательно выполненный и неопровержимый эксперимент.

     Эксперимент Ву был не единственным подтверждением несохранения четности. Был и другой эксперимент, выполненный Ледерманом с сотрудниками, и еще один, проведенный группой Тегледи. Слишком много людей бросилось на проверку идеи Ли и Янга; Нобелевский комитет оказался перед трудным выбором. Открытие несохранения четности было великим событием в науке, потому что удалось разрушить старую догму. Однако, несмотря на это, концепция симметрии сохраняет ту громадную роль, которую она играет в науке - и в природе тоже.

     Я всегда был зачарован симметрией. Но моей научной работы это очарование непосредственно не слишком касалось: оно имело очень общий характер. Впервые я серьезно задумался о симметрии в 1969 году, когда Юджин Вигнер указал мне на ее вездесущее присутствие в различных структурах. Я вернусь к этой встрече в главе "Юджин Вигнер". Позже, готовясь к моим докторским экзаменам, я сам сделал открытия, доказывающие пользу концепции симметрии. Это не были реальные открытия, науке они были известны; новыми они были лишь для меня. Принципы симметрии помогли мне распознать картины, образуемые разными структурами, что освободило меня от необходимости запоминать каждую из структур в отдельности. Распознав картину, план, достаточно определить, какой класс молекул принадлежит какому плану, а на этой основе указать многие свойства.

     В это время (1970 г.) Балаш был новорожденным младенцем, и я вспомнил о своем старом хобби, фотографии. Я фотографировал не только его, а потом и Эстер (1973), но также и все вокруг, что привлекало меня. Гуляя вдоль берега Дуная, я фотографировал дом на противоположном береге реки, а затем - отражение этого дома в воде. Зеркальное изображение было безупречным в спокойной воде и становилось импрессионистской картиной, кода дул легкий ветерок. Оба отражения были порождены одним и тем же домом. Мне было интересно, насколько точным должно быть отражение, чтобы оставаться изображением оригинала, и насколько сильным должен быть ветер, чтобы дом стал невидимым в отражении. <…>

     Когда прошли годы, я начал рассказывать о своих наблюдениях по поводу симметрии. На своих семинарах я в конце доклада показывал снятые мною слайды. Я был поражен тем интересом, который вызвали эти мини-шоу. В 1978 году я начал писать маленькую книгу о симметрии, По иронии судьбы эта работа была в заметной мере следствием того факта, что у меня отобрали заграничный паспорт: мой брат бежал в Израиль. Это означало не только то, что я не могу путешествовать, но и то, что я не знаю, как долго этот карантин продлится. Еще неприятнее было воцарившееся вокруг меня молчание. <…>

     Чтобы не преувеличить малодушие людей, живущих под гнетом тоталитарного режима, я приведу здесь эпизод, случившийся в США. Маккартизм 50-х г.г. был лишь слабым, но не непренебрежимым отражением сталинизма на Востоке. Но он оказал на некоторых американцев более сильное и долговременное воздействие, чем я мог бы вообразить, если бы не мой конкретный личный опыт. В 1986 году двое американских коллег и я решили основать новый научный журнал. Один из этих американцев, однако, потребовал, чтобы мы с ним никогда не встречались наедине, а при наших встречах на людях рядом с ним должно находиться некое официальное лицо. Он сказал нашему издателю, что я живу в коммунистической стране, а он желает иметь гарантию на случай, если в США наступит новая эра маккартизма. Я полагал, что в 1986 году его страх был не только безосновательным, но и уникальным случаем. Но меня сильно разочаровало то, что при обсуждении этого случая с другими я ни разу ни у кого не вызвал удивления своим рассказом. Прошло еще 15 лет. После вступления Венгрии в НАТО я задал вопрос этому человеку о его поведении в 1986 году, ожидая, что он или извинится, или мы вместе посмеемся по поводу его тогдашнего мировосприятия. Ни того, ни другого не произошло, он не видел ничего странного в своем страхе 15-летней давности. Необходимо добавить, что в 1986 году я был сбит с толку, но Нью-йоркский издатель отказался удовлетворить требования нашего третьего компаньона. Мы редактировали журнал вдвоем с оставшимся американцем.

     <…> Летом 1978 года, уже зная о решении брата, я поговорил о возможных последствиях с Бастиансеном. Он предупредил меня, чтобы я как можно меньше говорил на допросах. Он предупреждал, что надо избегать разговоров даже о самых невинных предметах, что я должен по возможности молчать. Он опирался на опыт немецкой оккупации Норвегии во время Второй мировой войны. Мне нечего было разболтать, но я строго следовал советам Бастиансена. <…>
     Мой карантин длился около двух лет. Этого хватило, чтобы написать мою первую маленькую книгу о симметрии, которая была издана на венгерском языке в 1983 году. Я собирался включить в перечень благодарностей упоминание о госбезопасности, но не был уверен, что все поймут шутку, и отказался от этой идеи. Моя первая книга стала толчком в новом направлении, не затронув моих научных исследований. Симметрия была всего лишь хобби, и Магди с самого начала разделила этот интерес со мной. Это стало новым опытом для нас. Наши работы по структурной химии интересовали во всем мире лишь несколько человек, тогда как дидактические находки в книгах о симметрии имели гораздо более обширную аудиторию.

     Имелось и еще одно преимущество. Мы всегда говорили дома о нашей работе. Наши дети слышали эти дискуссии, но не обращали внимания на них. Они не могли участвовать в них. А вот в разговорах о симметрии они могли участвовать. Они помогали нам делать иллюстрации, рисуя или обрезая бумагу. Их участие навело нас на мысль написать книгу о симметрии для детей - с большим числом рисунков и минимумом текста. Мы предназначали нашу книгу для подростков, но потом узнали, что ее с удовольствием применяли в своей работе воспитатели детских садов. Эта книга появилась на венгерском языке в 1989 году, а через десять лет она была издана в Швеции. Венгерская книга была распродана раньше, чем о ней смогли упомянуть обзоры. Несколько лет назад нам пришлось запросить их копии, т.к. мы раздали все те, что имели. Мы опубликовали все наши книги о симметрии на английском языке, и до сего дня они остаются самыми успешными книгами из всех, нами написанных. Концепция симметрии, в особенности понятие об отражении, вызвала у меня интерес к соотнесению вещей, казалось бы, далеких друг от друга. Например, мое представление кристаллографических симметрий в виде разнообразия венгерских вышивок широко используют при обучении основам кристаллографии.

     Концепция симметрии приложима в самых разных обстоятельствах. Музей Холокоста в Вашингтоне раздает маленькие паспорта детей, погибших в то время. Один из таких паспортов я долго носил в кармане. Потом я перестал его носить, в какой-то момент почувствовав, что это может привести к навязчивому стремлению отождествить себя с погибшим ребенком. Но я понимаю то чувство вины, которое выжившие в Холокосте испытывают по отношению к тем, столь многим, кто не выжил. Память о них слабеет, а многих не может помянуть никто из членов семьи, потому что они тоже погибли. Как только мы забудем о них, они умрут снова. Сын моего отчима, убитый в возрасте десяти лет, исчезнет полностью, когда я перестану помнить его. Я никогда не видел его, но рос в его присутствии, его фотография висела над кроватью отчима. Мое чувство симметрии помогло мне найти особый путь рефлексии, который позволил мне овеществить воспоминание о нем.

     В 1982 году, когда я впервые побывал в Праге, я пошел в Еврейский музей на выставку рисунков детей из Терезиенштадта. Я купил буклеты с этими рисунками. Терезиенштадт был показушным транзитным лагерем, через который с конца 1941 до мая 1945 года прошли 140 тысяч несчастных. Одна пятая из них погибла в Терезиенштадте, большинство остальных - в Освенциме. Среди жертв было 15000 детей. С первого взгляда на эти детские рисунки я испытал чувство, что я знаком с ними. Это не могло быть связано с моим личным опытом, т.к. в нашем лагере не было никаких условий для рисования.

     Это чувство узнавания пришло из другого источника - из стихов моего любимого поэта Миклоша Радноти (1908-1945). Он был взят в лагерь принудработ где-то в Югославии, а потом под конвоем солдат регулярной венгерской армии долгим пешим маршем доставлен на западную границу Венгрии. Там венгерская охрана сочла свой труд слишком обременительным и расстреляла всех узников. После войны Радноти был эксгумирован, и на его теле нашли самое последнее стихотворение - одно из лучших, написанных им. Расстрел заключенных солдатами регулярной венгерской армии - случай сравнительно редкий. Когда я пошел в школу, нас учили, что поэта убили немцы.

     При взгляде на детские рисунки я припомнил строки из стихов Радноти, В 1982 году я выбрал детские рисунки и совместил их с поэзией Радноти. Я хорошо знал ее. В тот период моей жизни я брал в свои поездки только томик его стихов. Так я построил буклет, в котором на странице слева помещался детский рисунок, а на странице справа - стихи Радноти. Подобралось около 30 таких пар. Я сделал две версии буклета, венгерскую и английскую, после того как собрал все доступные переводы Радноти на английский язык.

     Моей конечной целью была публикация этого буклета. Разумеется, не я открыл Радноти и не я открыл детские рисунки из Терезиенштадта, но я открыл возможность их рассмотрения в качестве взаимного отражения, т.е. нашел связывающую их симметрию. Я позвонил вдове Радноти и рассказал ей об этом проекте. Она не дала мне закончить то, что я хотел сказать. Моя хорошо подготовленная речь была прервана с отчетливым раздражением. Она сказала, что ни имя, ни стихи Радноти, как она уже говорила об этом раньше, не должны связываться ни с какими конкретными задачами. Она дала мне понять, что думает о Холокосте в целом, а не о судьбе детей в Терезиенштадте. Позже я узнал, что г-жа Радноти делала все, что в ее силах, для предотвращения любых ассоциаций имени Радноти с чем бы то ни было еврейским. Официальная литературная жизнь и политическая система в Венгрии содействовали ей в этом, ибо такова была линия партии. Еврейские корни Радноти стали известны лишь после политических перемен в 1989 году. <…>

     Услышав слова г-жи Радноти, я окаменел. Аргументы были бессильны, и я заморозил мои буклеты. Позже г-жа Радноти могла бы смягчиться; ведь после политических перемен еврейское происхождение Радноти перестало быть табу, и я подумал, что теперь имею лучшие шансы, чтобы показать ей мои буклеты. Я был готов посетить ее, но понимал, что сначала надо найти издателя для моего проекта. Я начал искать его, но, вопреки ожиданиям, не нашел.

     Единственное, что мне удалось, это лишь маленькая компиляция из 15 рисунков и нескольких слов, выбранных из стихотворений Радноти на венгерском языке. Эта компиляция в Венгрии продается в магазинах иностранной литературы. <…>
     Венгерский магазин иностранной литературы, случайное место для этого проекта, стал финальной сценой этой истории. Я посвятил мою компиляцию Иштвану Поляку (1934-1944), сыну моего отчима, погибшему в том же возрасте, что и большинство детей Терезиенштадта.

А теперь несколько слов о новостях экономики и культуры.

Известно, что торговля постоянно ищет возможности расширить объемы продаж. Это можно сделать разными способами. Например, поднять цену. Если клиенты будут продолжать покупать по новой цене, то объемы продаж, естественно, вырастет. Но этот путь быстро себя изживет: при очередном повышении цены покупатели перестанут обращать внимание на такие предложения, и объем продаж снова упадет. Иногда, наоборот, имеет смысл сделать цену товара меньше, чтобы число покупателей выросло, и в итоге объем продаж опять поднимется. Но и тут есть свои подводные камни: слишком заниженная цена может не настолько увеличить число покупателей, чтобы суммарная выручка в итоге поднялась. Такие маневры с ценой товара понятны и просты. А вот более хитрая тактика увеличения объема продаж связана с понятием "купон". Магазины и их представители могут проводить специальные акции, когда ряд покупателей получают специальные коды или в электронной форме, или на бумаге. Вместе с этим кодом цена товара будет меньше, чем без него. Многие потенциальные клиенты, поддавшись на соблазн купить товар дешевле, охотно идут на такие акции. А потом становятся постоянными клиентами фирмы-продавца. Некоторые организации накопили солидный опыт проведения купонных распродаж. Например, на сайте http://icoupons.ru/ru/wildberries/ можно найти много полезной информации и выгодных предложений.