Cejtlin1.htm

"Жизнь писателя Иосифа Рабина была долгой и счастливой"... Я произношу мысленно эти стереотипные, но, вроде бы, вполне уместные слова и чувствую их внутреннюю несовместимость. Почти кощунственность. Можно ли вообще сказать "счастливый" о любом из еврейских советских писателей?
Трагедия настигала их всегда, всюду. Даже если казалось: кому-то из них повезло. Вот так, как повезло Иосифу Рабину. Он умер на восемьдесят восьмом году жизни в собственной постели, а не в тюрьме или лагере (попал туда в конце "легендарного" тридцать седьмого в качестве "польского шпиона"). Он уцелел на фронте, где воевал солдатом стрелкового полка. Он сумел выпустить немало книг, которые принесли автору известность. Его любили родные, друзья, читатели ("Ах, какой волшебный у Рабина идиш!" - недавно выдохнула моя знакомая старушка)... И все же резко оборву этот перечень мнимого благополучия! Ведь трагедия жила в каждом из них - буднично, незаметно.

     Я часто думал об этом, когда в конце восьмидесятых - начале девяностых начал записывать воспоминания еврейских литераторов, их вдов и детей. Именно тогда я познакомился с дочерью И. Рабина - Любовью Иосифовной Зак.

     Наши встречи с Л.И. в Москве и Литве проходили на фоне стремительных перемен в обществе: они, как всегда, не сулили евреям ничего хорошего. Реальностью казались скорые погромы, полный развал экономики (в чем, конечно, обвинят евреев). Кому будут нужны тогда книги с древними буквами? Как сохранить в пламени всеобщего хаоса еврейские рукописи? Ответа не было. Все же я посоветовал Л.И. передать архив отца недавно воскрешенному - в уже независимой Литве - Еврейскому музею: "Там умеют хранить". Была и другая причина - Иосиф Рабин много писал о Вильнюсе, который издревле называли "Иерусалимом Литвы" и который он - не скрывая нежности - любил.

    ...Когда-то я долгие годы работал с архивами писателей. Вроде бы, архив И. Рабина мало чем отличался от них. Рукописи опубликованных произведений: можно проследить, как шел автор "от замысла к воплощению". Наброски, черновики - "тайное тайных" художника слова. Письма от коллег, старых друзей, читателей... Нет, нет, он был все-таки особым - архив еврейского литератора.

     Многое здесь не сохранилось! Было когда-то конфисковано при обыске сотрудниками НКВД. Или уничтожено самим владельцем в томительном ожидании нового возможного ареста. Я сразу почувствовал и другое: большинство материалов как бы изначально "сдержанны" - заранее рассчитаны на своего рода немоту. Вот те же письма. Давно уже не было в живых адресата (как, наверное, и большинства корреспондентов). Почему же однако - даже спустя несколько десятилетий - ощущалась исходящая от этих писем "аура" тревоги и страха? Не приходилось сомневаться: едва ли не каждое слово здесь было рассчитано и на прочтение в КГБ. Советские евреи хорошо овладели искусством общения с помощью намеков: формально к фразе придраться нельзя - только адресат мог правильно оценить второй, скрытый смысл высказывания... Характерной была и "забывчивость" некоторых корреспондентов Иосифа Рабина! На конверте нередко не отыщешь ни адреса отправителя, ни его фамилии. Так писали тогда многие, рассуждали: предосторожность не помешает, перед читателями из КГБ лучше лишний раз не "мелькать"...

     Что ж, архив "еврейского советского писателя" заставлял задуматься о различных проблемах психологии его творчества, а в неменьшей степени - о психологии существования и "выживания". Эта тема достойна стать предметом большого научного исследования... Впрочем, подумал я вдруг однажды, о той же трагедии - красноречиво и отчетливо - может рассказать даже только одно письмо из архива Иосифа Рабина.
     Увы, и это было обычной реальностью жизни: среди писем, получаемых еврейскими литераторами в СССР, всегда встречались откровенно антисемитские. И в самые спокойные годы, когда стихали "протесты общественности'' против "безродных космополитов", "убийц в белых халатах" или "происков сионистов", немало читателей раздражало уже самое еврейское имя автора на обложке книги, возмущали еврейские имена героев, а также то, что персонажи произведения похожи на... нормальных людей.

     Я долго колебался, прежде чем решил привести одно из подобных писем полностью: надо ли множить антисемитский бред с помощью типографской техники? Но потом представил, как читал и перечитывал это письмо Иосиф Рабин: творцу всегда особенно трудно в обстановке враждебности и подозрительности - гаснут замыслы, уходит вдохновение... Я не стал менять ни стиль, ни орфографию письма. На конверте стояла дата: 1957-ой, 28 августа.
     Письмо было анонимным. Автор, как и некоторые другие (еврейские) корреспонденты И. Рабина, уходил в тень, но ... совсем по иной причине. Из контекста легко понять: писала немолодая женщина. Она прочла изданный годом раньше по-русски сборник Иосифа Рабина "Повести и рассказы". И - "не могла не взяться за перо":

     "Глубокое возмущение и гнев заставили меня написать это письмо.
     Случайно прочитав Ваши повести и рассказы: "У Немана", "Филипп Горностай", "Тракторист", ''Профессия'', "Нема Любич", "Дом", "Источник", "Подруги", "Новоселье" и "Новый год", была потрясена до глубины души.
     Всему есть мера. Все прекрасно знают место, которое занимали во время Отечественной войны евреи. Только не фронт, а если и были там, то это единичные случаи на сотни тысяч русских. Почему не писать правду о евреях, о их трусости, подлости, воровстве, нечистоплотности? Прочитав эту книгу, каждый возмутится. Что ни рассказ - евреи воюют, пришли с фронта, работают слесарем, трактористом. Какая наглость!!! Где? Когда? Уж лучше ничего не писать, чем заведомую ересь. И после этого евреи возмущаются, что их не любят. Все, что есть подлого, низкого, все в этой расе. Если есть хорошие, то это 1:10000. Но читать эту книгу равнодушно нельзя. Получилась "медвежья услуга". Все подчеркивается в противоположную сторону. Все против. Написать такую книгу может какой-нибудь провокатор, который хочет еще больше озлобить всех против евреев. Лучше Рабин шел бы торговать в жидовскую галантерейную лавочку или любую жидовскую палатку на рынке, чем ставить на высоту пархатых, вонючих жидов. Ведь от жидовок от всех воняет козлом. И когда же только избавится русский народ от этой нечисти. Я не за Гитлера, но мало перебито евреев, надо было уж бить до конца''.

     На это письмо ответить было нельзя. Не только потому, что отсутствовал обратный адрес. Невозможно было ответить и в прессе. Иосиф Рабин знал: любое серьезное обсуждение "еврейского вопроса", проблем еврейского национального бытия и сознания в результате насаждаемого антисемитизма стало восприниматься цензорами и редакторами однозначно - как преступление, квалифицироваться угрожающе: "сионистская пропаганда", "буржуазный национализм".
     Да, писатель молчал, чувствуя сгущающийся, мрачно надвигающийся антисемитизм - государственный, поистине тотальный. Писатель, который всегда стремится понять каждого, мог лишь задуматься: что пережила эта женщина? когда и при каких обстоятельствах поверила, что во всех ее бедах виноваты евреи? наконец, кому выгодно, чтобы подобные настроения жили в обществе?

     По словам дочери, Иосиф Рабин не сомневался: "мнение" его безымянной читательницы не следует отождествлять с мнением "всех", как делает автор письма. Однако он должен был учитывать в своей работе возможность и такого восприятия собственных книг. Не мог не сознавать: антисемитизм - своего рода условие "жизни и творчества" еврейского литератора в этой стране.
     Я подумал также о фантасмагоричности ситуации. Не на словах - на деле Иосиф Рабин был "убежденным интернационалистом": в юности возглавлял в Вильнюсе подпольный горком комсомола, считался когда-то пролетарским писателем, в некоторых своих книгах "отразив ... историю еврейского рабочего движения в дооктябрьский период", воспев романтику революции (cм. энциклопедии)... А теперь он услышал реалистически циничное: жид.

     Конечно, Иосиф Рабин знал: кроме мучительного молчания, есть и другой выход из ситуации - кто-то публично протестовал, кто-то уезжал в Израиль... Но здесь и поставлю точку. Нет, не нам из другой эпохи отвечать на вчерашние "больные" вопросы. К тому же тягостное молчание о сокровенном, может быть, и было подлинной, всегда остающейся трагедией еврейского советского писателя.
     Добавлю только: Иосиф Рабин хранил это письмо тридцать лет. Как напоминание самому себе?

Впервые опубликовано в альманахе «Еврейский музей» (Вильнюс, 1994, стр. 207-210)

А теперь несколько слов о новостях медицины и искусства.

Когда создавался психоанализ - в конце девятнадцатого, начале двадцатого века австрийским врачом и философом Зигмундом Фрейдом - художественная литература в разных странах мира была явно на подъеме. Тогда творили многие авторы, которые впоследствии признаны классиками, например, Томас Манн в Германии или Антон Павлович Чехов в России. В их творчестве не упоминался психоанализ ни как метод лечения психических заболеваний, ни как подход к анализу человеческой деятельности, в том числе, литературной. Но уже в то время первые исследователи-психоаналитики заметили, что между открытиями художников слова и врачами-психологами есть очень много общего. Герои многих произведений литературы становятся понятнее, если на них взглянуть через призму психоанализа. Взять хоть "Смерть в Венеции" Томаса Манна или "Лолиту" Владимира Набокова. В нашей современной жизни психоанализ тоже играет большую роль. И специалисты в этой области - на вес золота. Найти их нелегко, но поиски оправданы. Например, психолог-психоаналитик Дмитрий Склизков, что работает в Психологическом центре "Квартет" в Москве, помог многим людям. О его деятельности можно узнать на сайте psy-77.ru.