Пять дней до оккупации Жеймялиса:
22 ‑ 26 июня 1941 года
От редакции. Таблицу соответствия географических наименований в тексте и на картах читатель найдет в Приложении к этой статье.
Во время войны 1941‑1945
гг. в Литве было уничтожено примерно 95‑96% процентов еврейского населения. Это
самый высокий процент среди республик бывшего СССР и европейских государств, в
границах на 1 сентября 1939 года[i]. Соответственно спасшихся в
Литве – 4‑5%.
В Жеймялисе процент спасшихся евреев значительно выше. Вот письмо Жеймельской волостной управы начальнику Шяуляйского уезда от 25 августа 1941 года № 962[ii] (Рисунок 1):
Рисунок 1. Письмо-отчет о расстреле евреев Жеймялиса
«Мы докладываем, что в
Жеймяльской волости проживало 205 евреев. Когда большевистская армия отступала,
бежало 44 еврея. 8 августа было расстреляно 160 евреев. Теперь появились две
еврейские женщины из числа бежавших. Мы отправляем их в город Жагаре».
Жагарское гетто было 2
октября 1941 года уничтожено. Таким образом, по
официальным данным, из Жеймяльской волости бежало 42 еврея. По словам тех из
них, кого нам удалось разыскать и опросить, фактически из Жеймялиса бежали и
спаслись 47 человек, или почти четверть общины. Чем вызвано это отличие
спасшихся от среднего по Литве? Ниже мы пытаемся объяснить этот феномен.
Перед войной Жеймялис
находился примерно в 200 км от государственной границы с Германией. Путь к местечку шел по шоссе союзного значения
через Таураге, Скаудвиле и Кельме до Шяуляя. Это 130 км. Далее поворот на шоссе
республиканского значения, и до местечка еще 64 км через Памушис, Пашвитинис и
Лауксодис.
В
Шяуляе перед войной работало несколько жеймяльцев: Авремл Багинский, Файвл Загорский,
братья Моше и Израиль Якушки. Вот, что рассказали автору двое из них:
Загорский
Ф.: «В 1941 году я работал в Шяуляе на
большой обувной фабрике "Батас", конфискованной у Френкеля[1]. Мое
счастье, что я 21-го июня 1941 года работал половину рабочего дня и в первую
смену. Вторая половина дня у меня была свободной. 22-го был выходной, а 23-го я
выходил во вторую смену. Поэтому я поехал на шаббат домой. Если бы я не уехал с
Шяуляя, то я бы там, наверное, и остался. Как бы я после начала войны добрался
до Жеймялиса?»[iii]
Якушок
И.: «Летом 1941 года я жил у брата Моше в
Шяуляе. Брат работал заведующим самым большим в городе магазином. Он продавал
товары, получаемые для военных на фабрике Френкеля. Богачи, евреи. Там же брат
получал еще остатки кожи и продавал. Авремке Багинский был начальником в Шяуляе
в коммунистической партии»[iv].
На Шяуляйском
направлении контрудары Красной Армии и героическое сопротивление многих ее
частей задержали продвижение фашистов. Поэтому они вошли в местечко лишь 27 июня.
Такого противостояния им не было в Литве на других направлениях, кроме
Лиепайского. Так, в Каунас и Вильнюс части вермахта ворвались уже на третий
день войны ‑ 24 июня.
Беженцы,
покинувшие Жеймялис до 27 июня, не были
настигнуты на их пути в Россию моторизованными дивизиями немцев также только
потому, что позади беглецов стояли насмерть на пути врага дивизии, полки,
батареи Красной Армии, и даже отдельный танк. Поэтому мы не можем рассматривать
драматические события, завершившие более чем двухсотлетнюю историю Жеймяльской
еврейской общины без подробного описания военных действий, происходивших в первые
дни войны на Шяуляйском и смежных направлениях Северо-Западного фронта. Широко
указывая ниже номера воинских частей и имена участников боев, мы отдаем не
только дань памяти героям войны, но и стремимся облегчить работу будущим
исследователям этого региона[2].
Предлагаемая
работа, не считая кратких сведений, касающихся кануна войны, ограничена
событиям 22 ‑ 26 июня 1941, то есть первых пяти дней, предшествовавших
вступлению немецкой армии в Жеймялис. Подробное описание военных действий основано
исключительно на опубликованных источниках[v]. Наша
задача здесь чисто компилятивная – по возможности, полно собрать и цитировать
эти источники, чтобы представить исторический фон, на котором развертывались
судьбы жеймяльцев. Ряд цитируемых источников, однако, никогда не публиковался в
переводах на русский язык и, насколько нам известно, отсутствует в центральных
библиотеках Москвы и С.-Петербурга. Поэтому приводимые из них обширные цитаты
могут оказаться полезными для всех, интересующихся первыми днями Великой
Отечественной войны. При этом сопоставление советских и
германских источников позволило выявить в первых несколько неточностей, отмеченных
ниже.
Публикации
о происходившем в Жеймялисе 22 – 26 июня 1941 года, крайне скупы. В нашем препринте «К истории еврейской общины Жеймялиса» этому
посвящено менее страницы (21 строка)[vi]. В книге А. Мишкиниса «Жеймялис»[vii]
‑ и того меньше (17 строк). Поэтому собранные нами воспоминания жеймяльцев ‑
очевидцев событий приводятся ниже максимально полно, с минимальной литературной
правкой[3]
и выделены жирным шрифтом.
Накануне 22 июня 1941 года
Планы прикрытия
Перед
войной Литовская ССР входила в Прибалтийский Особый военный округ (ПрибОВО). Он охватывал также Латвийскую ССР,
Эстонскую ССР и западную часть
Калининской области РСФСР. Территориальное
управление округа находился в Риге[4].
Секретным постановлением 19 февраля 1941 года «О развертывании фронтов на базе
пограничных военных округов» был создан Северо-Западный фронт (СЗФ) со штабом в
Паневежисе. Командующим фронтом был назначен генерал-полковник А. Д. Локтионов.
Его заместителем по территориальному управлению ‑ генерал-лейтенант Е. П.
Сафронов[viii].
12 июня 1941 года А. Д. Локтионов был арестован по ложному обвинению в принадлежности
к диверсионно-вредительской организации. На его место назначен генерал-полковник
Ф. И. Кузнецов[ix].
По «Плану прикрытия
территории Прибалтийского особого военного округа на период мобилизации,
сосредоточения и развертывания войск округа»[x] он делился на три армейских района прикрытия. Каждый район простирался
на значительную глубину. Первый прикрывала 27-я армия (острова Даго, Эзель и
побережье от Рижского залива до Паланги, не включая ее)[5].
Армия находилась во втором эшелоне ПрибОВО, штаб ‑ в Риге. Командующий ‑ генерал-майор Н. Э. Берзарин. Второй район прикрывала 8-я армия (от Паланги
до реки *Неман[6]). Штаб
‑ в Елгаве. Командующий – генерал-майор П. П. Собенников[7]. Третий
район прикрывала 11-я армия (от реки Неман до *Капчямиестиса), штаб ‑ в
Каунасе. Командующий – генерал-лейтенант В. И. Морозов[8].
Для нашей темы особенно важен второй район
прикрытия, так как в его тылу располагался Жеймялис, и здесь проходило шоссе
Таураге ‑ Шяуляй[9]. Здесь же
«в пяти километрах к западу от Таураге по лесам и перелескам тянулась свежая
просека, обозначавшая линию государственной границы»[xi].
Ознакомимся
подробнее с составом воинских частей района (Рисунок 2).
Район прикрывала 8-я
армия. Она включала 10-й и 11-й стрелковых корпуса, 12-й механизированный
корпус, 9-ю артиллерийскую бригаду противотанковой обороны, 7-ю смешанную авиационную
дивизию, гарнизоны Тельшяйского и Шяуляйского укрепленных районов, различные
управления.
10-й
стрелковый корпус, численностью
в 25 480 человек, включал 10-ю[10]
и 90-ю[11]
стрелковые дивизии, 47-й и 73-й корпусные артиллерийские полки, другие части и
подразделения. Корпус имел 453
орудия и миномета, 12 легких танков. Командир – генерал-майор И. Ф. Николаев.
Штаб располагался в Варняй[xii].
11-й стрелковый
корпус, численностью 23 661 человек, включал 48-ю[12] и 125-ю[13]
стрелковые дивизии, 51-й корпусной артиллерийский полк, 402-й гаубичный
артиллерийский полк, другие части и подразделения. Корпус имел 559
орудий и минометов, 17 легких танков. Командир корпуса – генерал-майор М.С.
Шумилов. Штаб располагался в Скаудвиле[xiii].
12-й механизированный
корпус включал 23-ю[14]
и 28-ю[15]
танковые и 202-ю моторизованную дивизии[16].
Командовал корпусом генерал-майор Н.М. Шестопалов. Штаб корпуса находился в Риге.
9-я
противотанковая артиллерийская бригада, численностью 2433 человека, включала 636-й и 670-й артиллерийские полки,
минно-саперный батальон, автобатальон и другие соединения. Каждый полк состоял
из шести дивизионов и роты крупнокалиберных пулеметов. Три дивизиона были
вооружены 76-мм пушками, два дивизиона 85-мм и один 37 мм зенитными орудиями.
Все расчеты зенитных батарей прошли специальное обучение в стрельбе по танкам.
Всего в бригаде было 92 орудия, 84 автомашины, 35 тракторов. Командир бригады ‑
полковник Н. И. Полянский. Полки бригады дислоцировались в районе Бубяй[xiv].
Бригада была сильным артиллерийским соединением, сыгравшим важную роль в
обороне Шяуляйского направления.
По государственную границу района располагались 105-й Кретингский погранотряд (2096 человек начальник ‑ майор Бочаров, штаб в Кретинге) и 106-й Таурагенский погранотряд (2097 человек, начальник – подполковник Л. А. Головкин, штаб в Таураге)[xv].
Рисунок 2. Положение войск 8-й и 11-й армий прикрытия ПрибОВО на 3.00 22 июня 1941 года[xvi]
С
германской стороны ПрибОВО противостояла группа армий «Север» под командованием
генерал-фельдмаршала фон Лееба в составе 16-й и 18-й полевых армий и 4-й
танковой группы. Планом «Барбаросса» (Рисунок 3) группе ставилась задача
«уничтожить действующие в Прибалтике силы противника и захватом портов на
Балтийском море, включая *Ленинград и Кронштадт, лишить русский флот его баз»[xvii].
8-ой
армии ПрибОВО противостояли немецкая 18-я армия под командованием генерал-полковника
фон Кюхлера и 4-я танковая группа под командованием генерал-полковника Гёпнера.
В 18-ю армию входили 1-й, 26-й и 38-й армейские корпуса. Задача армии
формулировалась в плане так: «18-я армия прорывает фронт противостоящего
противника и, нанося главный удар вдоль дороги *Тильзит, Рига и восточнее,
быстро форсирует своими главными силами р. *Зап. Двина у *Плявинас и южнее,
отрезает находящиеся юго-западнее Риги части противника и уничтожает их. В
дальнейшем она, быстро продвигаясь к рубежу Псков, Остров, препятствует отходу
русских войск в район южнее Чудского озера…»[xviii].
В
4-ую танковую группу входили 41-й танковый корпус генерал-полковника Рейнгардта
и 56-й танковый корпус (тк) генерала Манштейна. Последний так излагает задачи
группы: «56 тк (8 тд, 3 мотопехотная дивизия, 290 пд) получил задачу наступать
из лесов севернее Мемеля (Клайпеда), восточнее Тильзита (Советск) на восток[17]
и овладеть северо-восточнее Ковно (Каунас) большим шоссе, ведущим в Двинск
(Даугавпилс). Слева от него 41 тк генерала Рейнгардта (1 и 6 тд, 36 мотопехотная
дивизия, 269 пд) получил задачу наступать в направлении на переправы через
Двину в *Якобштадт (*Екабпилс). Входившая в состав группы дивизия СС
«Тотенкопф» («Мертвая голова») должна была следовать во втором эшелоне, а затем
догнать корпус, продвигающийся быстрее других соединений»[xix].
Существенно
для нашей темы, что «41-й танковый корпус должен был прорвать пограничные
укрепления у Таураге и восточнее. Наступая затем, как можно быстрее, к Двине,
овладеть у Якобштадта предмостным укреплением по ту сторону реки и выше по
течению, для дальнейшего наступления на северо-восток. Дополнительно корпусу
предписывалось, наступая быстро на Шяуляй, облегчить продвижение правому крылу
18-й армии и уничтожить предполагаемые там значительные силы противника. Для
этой двойной задачи корпус был усилен несколькими артиллерийскими дивизионами
резерва главного командования, полком дымовых завес, зенитными и саперными частями»[xx].
Задачей
16-ой полевой армии было во взаимодействии с 4-й танковой группой нанести главный
удар по обеим сторонам дороги Эбенроде, Каунас и, продвигаясь за танковой
группой, выйти на северный берег Западной Двины у Двинска и южнее, далее,
следуя за 4-й танковой группой, выходить в район Опочки[xxi]
Левому
флангу ПрибОВО противостоял левый фланг группы армий «Центр» в составе 3-й
танковой группы под командованием генерал-полковника Г. Гота и 9-й армии под
командованием генерал-полковника Штрауса. В изложении Гота, танковая группа «из
северной части сувалкского выступа, сбивает вражеское охранение западнее реки
Неман и овладевает переправами у *Меркине, Алитус и *Приенай. Не дожидаясь
подхода дивизий второго эшелона, танковая группа наносит удар по группировке
противника, которая предположительно сосредоточена в районе Вильнюс, и отрезает
ее от Минска»[xxii]. 9-я
армия нацеливалась на Лиду и Вильнюс и далее на выход к Западной Двине у
Полоцка.
Соотношение
сил на участке 8-й армии представлено в таблице 1:
Таблица 1
Соотношение сил на участке 8-й армии[xxiii]
|
|
8-я армия |
18-я армия и 4-я танковая группа |
Соотношение |
|
Дивизии |
7 |
16 |
1:2 |
|
Личный состав |
82 010 |
360 060 |
1:4,4 |
|
Орудия и минометы |
1 574 |
4 666 |
1:2,9 |
|
Танки |
730[18] |
649 |
1,2:1 |
Беспрецедентные инициативы командования ПрибОВО
Хотя руководство
страны располагало обширнейшей разведывательной информацией о готовящемся
нападении Германии на СССР, Сталин, по каким-то своим соображениям, решительно препятствовал
мероприятиям по приведению пограничных округов в полную боевую готовность. Историки
яростно спорят об интерпретации этого факта и даже о его достоверности.
В этих условиях
зажатое тисками сталинской диктатуры командование ПрибОВО и командиры некоторых
воинских частей округа проявили беспрецедентные инициативы в подготовке воск к
фашистскому нашествию. Они во многом предопределили торможение германского вторжения
на Шяуляйском и Лиепайском направлениях. Это, наряду с другими факторами, в
конечном счете, и позволило спастись жеймяльским евреям-беженцам.
Уделим этим инициативам
и условиям, в которых они были проявлены, должное внимание..
Новый командующий
ПрибОВО Ф. И. Кузнецов хорошо понимал неотвратимость нависшей с запада угрозы.
Он энергично пытался встретить ее во всеоружии. Подвергаясь за это одергиваниям
из Москвы, он стремился их всячески обойти. 15 июня, то есть сразу по
ознакомлении делами, Кузнецов издал развернутый приказ «По обеспечению боевой
готовности войск округа»[xxiv].
Генерал-полковник
танковых войск П. П. Полубояров (бывший
начальник автобронетанковых войск ПрибОВО) в 1953 году вспоминал: «16 июня в 23
часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о
приведении соединения в боевую готовность… 18 июня командир корпуса поднял
соединения по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В
течение 19 и 20 июня это было сделано.
16-го июня распоряжением
штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус
(командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин)[19],
который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе»[xxv].
18 июня
генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, новым приказом потребовал «быстрейшего приведения
в боевую готовность театра военных действий округа» и приказал «До 21.6.41 г.
совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов:
Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, *Митава, *Либава, *Шауляй»[xxvi].
21 июня на это последовала резкая
отповедь, подписанная начальником Генерального штаба генералом армии Жуковым:
«Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО… провести по Прибалтике
затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться
только по решению правительства…
Требую немедленно отменить незаконно
отданное распоряжение и дать объяснения для доклада наркому»[xxvii].
Похоже, наркому даже пришлось решать
разногласия генералов: начальник Главного артиллерийского
управления генерал-лейтенант Н. Д. Яковлев свидетельствует, что когда 21 июня в
14 часов он представлялся в Москве наркому обороны маршалу С. К. Тимошенко «позвонил
командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф. И. Кузнецов.
Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано
распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ
распорядился отменить его»[xxviii].
Остро
стоял вопрос об эвакуации семей командиров. Некоторые из них их в эти дни отправили
семьи из Таураге в глубь страны. Об этом узнала Москва. «Начальник Генерального
штаба генерал Жуков за это крепко меня выругал, ‑ вспоминает генерал Е. П.
Сафронов, ‑ и заявил, что этими мероприятиями мы создаем панику среди местного
населения и что правительство Литвы обжаловало наши действия. Было строго
запрещено эвакуировать семьи, чтобы этим не создавать паники»[xxix].
Когда начальник Таурагенского погранотряда подполковник Головкин телеграммой попросил командование округа разрешить вывезти с застав семьи начсостава, ответ носил характер разноса: «Не поддавайтесь на провокации. Не сейте паники. Тот, кто самовольно отправит семью в тыл, будет лишен возможности возвращения ее к месту службы главы семьи»[xxx].
Рассказывает
генерал-полковник Н. М. Хлебников (бывший командующий артиллерии 27-й армии):
«18 июня генерал Берзарин получил приказ выехать со штабом из Риги в район
южнее Шяуляя. Предстояли штабные учения. В них должны были участвовать и штабы
8-й и 11-й армий. Учение проводил командующий округом генерал-полковник Ф. И.
Кузнецов.
Ранним утром 18 июня
штаб нашей армии прибыл в назначенный район, что примерно на полпути между
Шяуляем и Паневежисом. Мы развернули командный пункт, работы начались. Когда
проводили рекогносцировку местности, на КП приехал генерал-полковник Кузнецов.
Он торопился в 11-ю армию, поэтому пробыл у нас недолго, с полчаса. Выслушав
доклад командарма Берзарина, сделал несколько замечаний по ходу учения. Когда
командующий уже собирался уезжать, Берзарин задал вопрос, который всех нас
тревожил: почему до сих пор не разрешено вывозить на огневые позиции
снаряды?...
‑ Не спешите! –
ответил командующий. Он добавил, что ему приказали отменить даже затемнение,
введенное было в городах на случай воздушной тревоги, и вернуть отправленные на
восток эшелоны с семьями комсостава»[xxxi].
Несмотря на эти
приказы Ф. И. Кузнецов действовал решительно. Об этом рассказал в 1953 году П. П. Собенников: «Утром 18 июня 1941 года я с начальником штаба армии
выехал в пограничную полосу для проверки хода оборонительных работ в Шяуляйском
укрепленном районе. Близ Шяуляя меня обогнала легковая машина, которая вскоре
остановилась. Из нее вышел генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Я также вылез из
машины и подошел к нему. Ф.И. Кузнецов отозвал меня в сторону и взволнованно
сообщил, что в Сувалках сосредоточились какие-то немецкие механизированные
части. Он приказал мне немедленно вывести соединения на границу, а штаб армии к
утру 19 июня разместить на командном пункте в 12 км юго-западнее Шяуляя.
Командующий
войсками округа решил ехать в Таураге и привести там в боевую готовность 11-й
стрелковый корпус генерал-майора М. С. Шумилова, а мне велел убыть на правый
фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г. А. Ларионова мы направили
обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт»[xxxii].
18 июня Г. А. Ларионов
распорядился:
«Оперативную группу
штаба армии перебросить на КП Бубяй к утру 19 июня… Выезд произвести скрытно
отдельными машинами»[xxxiii].
В 20 ч. 10 мин. 18
июня командир 125-й стрелковой дивизии П. П. Богайчук, минуя все инстанции,
послал командующему ПрибОВО проникнутое тревогой донесение:
«Полоса предполья без
гарнизонов войск наступления немцев не задержит, а погранчасти могут
своевременно войска и не предупредить.
Полоса предполья
дивизии находится к госгранице ближе, чем к частям дивизии, и без предварительных
мероприятий по расчету времени немцами будет захвачена ранее вывода туда наших
частей»[xxxiv]. Богайчук просил дать
указания, «гарантирующие от неожиданного вторжения мотомеханизированных частей
немцев» или дать ему право самому разработать такие мероприятия, но отмечал,
что средств дивизии для этого мало.
П.
П. Собеннков: «К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении
войск на границе. Утром 19 июня я лично проверил ход выполнения приказа. Части
10, 90 и 125-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые
точки, хотя многие сооружения не были еще окончательно готовы. Части 12-го
механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя,
одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии»[xxxv].
М. С. Шумилов
дополняет Собенникова: «Войска корпуса начали занимать оборону по приказу
командующего армией 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой
дивизии и корпусным частям. Другие соединения также получили устные распоряжения через офицеров
связи армии…
Боеприпасы
приказывалось не выдавать. Однако 20 июня, осознавая надвигающуюся опасность, я
распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование
отдельных направлений»[xxxvi].
20
июня в район Паневежиса стали прибывать управления и отделы штаба СЗФ. Окружное
командование фактически превратилось в фронтовое. В Риге была оставлена группа
генералов, во главе с Е. П. Сафроновым, на которую возлагались функции
управления военным округом[xxxvii].
20 июня генерал-майор
П. П. Собенников направил распоряжение командирам 10-го и 11-го стрелковых
корпусов: «Еще раз подтверждаю, что боевые сооружения в полосе предполья частями
не занимать. Подразделения держать позади сооружений в боевой готовности,
производя работы по усилению обороны»[xxxviii].
21 июня в 11.10
командир 125-й стрелковой дивизии П. П. Богайчук приказал возвести по переднему
краю главной оборонительной линии окопы, щели полного профиля, противотанковые
и вдоль переднего края ‑ рвы, эскарпы, проволочные заграждения, минирование[xxxix]. Все это делалось в
значительной степени вразрез с указаниями Москвы, так как 20 июня «Военный
совет ПрибОВО под давлением сверху вынужден был приостановить или даже отменить
некоторые свои приказы и распоряжения. В частности, прекращалось уже начавшееся
минирование на опасных участках обороны, у бойцов стрелковых дивизий,
находящихся на границе, отбирались боеприпасы и сдавались на гарнизонные склады»[xl].
П.
П. Собенников: «Необходимо заметить, что никаких письменных распоряжений о
развертывании соединений никто не получал. Все осуществлялось на основании
устного приказания командующего войсками округа. В дальнейшем по телефону и
телеграфу стали поступать противоречивые указания об устройстве засек,
минировании и прочем. Понять их было трудно. Они отменялись, снова подтверждались
и отменялись. В ночь на 22 июня я лично получил приказ от начальника штаба
округа генерал-лейтенанта П. С. Кленова отвести войска от границы. Вообще всюду
чувствовалась большая нервозность, боязнь «спровоцировать войну» и, как их следствие
возникала несогласованность в действиях»[xli].
В
этой путаной ситуации, благодаря инициативам Ф. И. Кузнецова и смелости П. П.
Богайчука, Шяуляйское направление, одно из очень немногих на всей западной
границе Советского Союза, оказалось более подготовившимся к нападению врага,
чем остальные ее участки.
Увы, 48-я стрелковая дивизия, которая с 17 июня по ночам скрытно походным
порядком двигалась из Елгавы на левый фланг 8-ой армии, 21 июня в 17.00 все еще
находилась в 10 км южнее Шяуляя на отдыхе. С наступлением темноты с 22.00
дивизия должна была продолжить марш в район Нямакшчай восточнее Таураге. Лишь три батальона дивизии, по одному от каждого
полка, занятые оборудованием своей полосы обороны, уже находились вблизи
границы. Таким образом, левый фланг 8-й армии практически не был прикрыт.
Опишем подробнее расположение
воинских частей, сыгравших основную роль в боях на Шяуляйском направлении. По
оперативной сводке штаба ПрибОВО № 01 к 22.00 21.06.41.
90-я
стрелковая дивизия занимала полосу в 30 км по фронту в районе Кведарна, Паграмантис,
*Калтиненай, западнее шоссе. Три ее батальона были выдвинуты для наблюдения ближе
к границе на рубеж *Мешкине, *Жигайце. Штаб дивизии находился в лесу в 5 км
северо-восточнее Шилале[xlii]. На правом фланге, на восточном
берегу реки Юра, располагался 286 стрелковый полк и поддерживающий его 90-й
артполк, на левом фланге – 173-й стрелковый полк. Неподалеку находились огневые
позиции 149-го гаубичного полка. 19-й стрелковый полк располагался во втором
эшелоне[xliii].
Полоса, занимаемая
дивизией, была в несколько раз шире предписываемой полевым уставом, по которому
«Дивизия может оборонять полосу по фронту 8‑12 км… На важных направлениях
фронты обороны могут быть уже, доходя до 6 км на дивизию»[xliv]. Это нарушение устава
обрекало оборону дивизии на неизбежный ее прорыв противником. Не лучше была
ситуация на соседних участках.
Так,
125-я стрелковая дивизия занимала по фронту еще более широкую полосу ‑ 40 км Таураге,
Гауре, Скаудвиле и до Паграмантиса, прикрывая непосредственно шоссе. Отдельные
ее подразделения были выдвинуты для наблюдения на рубеж Аукштупяй, Паюрис. Штаб
дивизии располагался в 5 км юго-западнее Батакяй[xlv].
Й.
Арвасявичус уточняет: «466-й стрелковый полк майора Ш. Г. Гарипова и 459-й
гаубичный полк полковника Р. В. Олейникова вместе с зенитным дивизионом
расположились западнее Таураге вдоль реки Юры. 657-й стрелковый полк майора С.
К. Георгиевского укрепился южнее Таураге. 749-й стрелковый полк майора И. К.
Курочкина был оставлен в резерве командующего корпусом и дислоцировался в
*Мишейкяйском и *Лапурвисском лесах. Дивизионы 414-го артиллерийского полка
майора В. И. Соколова были приданы стрелковым полкам. Противотанковый дивизион
контролировал железную и шоссейную дороги, соединяющие Тильзит и Таураге; разведывательный
батальон находился на командном пункте дивизии»[xlvi].
Приданный
дивизии 51-й корпусной артиллерийский полк образовывал группу артиллерии
дальнего действия. Однако плотность противотанковой обороны на участке была
явно недостаточной – около трех орудий на километр фронта[xlvii].
Для защиты от нападений с воздуха имелся всего один зенитный дивизион. Кроме
того, маневр артиллерии был стеснен отсутствием средств тяги. В полосе дивизии
находились долговременные и полевые оборонительные сооружения строившегося
Шяуляйского укрепленного района, но их было еще очень мало.
Дальше
от границы, в районе Кельме располагалась 202-я моторизованная дивизия. Район *Келме
– Кражай и северо-западнее до Варняя и Ужвентиса с 19 июня заняла 9-я артиллерийская
бригада со штабом в 1 км юго-восточнее Ужвентиса[xlviii].
«Ее
правофланговый 670-й противотанковый артиллерийский полк майора С. П.
Хоминского занял огневые позиции между озерами *Буржули и *Лукшта, а
левофланговый 636-й полк подполковника Б. Н. Прокудина оседлал Шяуляйский тракт
и своим левым флангом упирался в реку Дубиса. Бригада создала здесь систему артиллерийских
противотанковых районов в составе одного дивизиона каждый, находившихся в
огневой связи между собой и эшелонированных в глубину»[xlix].
Рисунок 4
«К
20 июня полки бригады Полянского заняли и полностью оборудовали назначенные им
районы обороны... По фронту участок каждого полка достигал 8 километров.
Оборона строилась в два эшелона. В первом – дивизионы 76-мм пушек, во втором –
дивизионы 85-мм зенитных орудий, подготовленных для стрельбы прямой наводкой…
Выбрали позиции с хорошим сектором обстрела. Выслали боевое охранение.
В
полку не хватало шанцевого инструмента, и Прокудин обратился за помощью к
крестьянам ближайших литовских деревень. Крестьяне не только быстро собрали
лопаты, кирки, топоры, но и сами помогли артиллеристам оборудовать орудийные
окопы, наблюдательные пункты и укрытия для людей и техники.
Полк
изготовился к бою. Единственное, что беспокоило Прокудина, ‑ это нехватка автотранспорта:
15 тракторов и автомашин на 68 орудий и пулеметную роту»[l].
Северо-западнее Шяуляя
в районе Седа, Тришкяй, Тиркшляй располагалась 23-я танковая дивизия. Восточнее
ее, в районе Грузджяй, Мяшкуйчяй, Шяуляй, перекрывая шоссе, находилась 28
танковая дивизия.
Наконец, 2-я танковая
дивизия[20]
из состава 3-го механизированного корпуса 11-й армии, также принимавшая активнейшее
участие в боях на Шяуляйском направлении, располагалась в лагере под *Руклой[li] в 5 км юго-восточнее Ионавы.
В предполье находились
также строительные и саперные части, занятые оборонным строительством,
численностью более 60 тысяч человек, в том числе десять саперных батальонов, прибывшие
с Дальнего Востока. Последние были полностью вооружены[lii]. Александр Славинас, начальник 1-го отделения контрразведки Народного
комиссариата государственной безопасности (НКГБ) Литвы, рассказывает: «В
субботу 21 июня я находился в Паланге на границе. Я был поражен размахом
проводимых работ, а главное количеством солдат в бумазейных, выгоревших, потрепанных
гимнастерках. Это были стройбатальоны. Они строили укрепления из досок и песка,
рыли окопы… В некоторых местах возводились более основательные укрепления, это
были огневые точки из камня и бетона. Но их было очень мало»[liii].
А. Ионин, дежуривший в субботу 21 июня в Таураге в штабе 106-го погранотряда, пишет: «Строители работали почти круглосуточно. Вчерашние штатские каменщики, плотники – многие из них уже пожилые – хорошо знали свое дело. По берегу Юры и ближе к границе быстро появлялись внушительные сооружения – доты, блиндажи, командные и наблюдательные пункты. Но объекты находились в стадии завершения и, естественно, не могли быть заполнены войсками. Самих стройбатовцев как серьезную военную силу принимать в расчет не приходилось. Вооруженные трехлинейками, наскоро прошедшие обучение по программе одиночного бойца, они были хорошими специалистами строительного дела, но вряд ли могли противостоять опытному, технически подготовленному противнику…»[liv]
Поскольку нас особенно интересуют войска около шоссе, отметим, что с немецкой стороны западнее шоссе, непосредственно против поселка Сартининкиай, где проходил стык наших 90-й и 125-й стрелковых дивизий, располагалась немецкая 21-я пехотная дивизия из состава 1-го армейского корпуса[lv]. Далее, напротив Таураге и юго-восточнее был исходный район 1-й танковой дивизии. Причем вся артиллерия 36-й мотопехотной дивизии и 1-й полк 269-й пехотной дивизии должны были подкрепить огнем танковую дивизию при ее атаке пограничных укреплений. Правее, рядом с 1-й танковой дивизией располагалась 6-я танковая дивизия и рядом с ней 269-я пехотная дивизия[lvi].
22 июня 1941 года
Первый
день войны навсегда остался в памяти людей, достигших к тому времени сознательного
возраста. Описание этого дня сохранилось в тысячах дневников, статей и книг. Многие
события зафиксированы с минутной точностью.
Остановимся,
начиная с полуночи, на тех из них, которые важны для нашей темы.
Поздно
вечером 21 июня нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков
направили в войска директиву № 1. Она была многословной и двусмысленной.
Предупреждая, что «В течение 22 ‑ 23.6.41 г. возможно внезапного нападения
немцев» и предписывая «в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые
точки укрепленных районов» и «все части привести в боевую готовность» директива
указывала на необходимость «не поддаваться ни на какие провокационные действия,
могущие вызвать крупные осложнения»[21]
и связывала инициативу командующих предписанием «никаких других мероприятий без
особого распоряжения не проводить»[lvii].
Передача
директивы № 1 в округа продолжалась до 0 часов 30 минут. Находившийся в это
время в штабе ПрибОВО в Паневежисе начальник войск связи полковник П. М. Курочкин
рассказывает: «В 0 часов 20 минут на телеграфной ленте аппарата Бодо, работающего
с Москвой, появились требовательные слова: «Немедленно к аппарату начальника
штаба для приема весьма важного». Дежурный по связи доложил начальнику штаба,
мне и оперативному дежурному. Через минуту ответ в Москву: «У аппарата Кленов[22]».
«Принимайте директиву народного комиссара обороны». Слово за словом стала
передаваться директива о возможном нападении немецко-фашистской армии на нашу
страну и о требовании приведения всех частей округа в полную боевую готовность»[lviii].
В
это время вдали от Паневежиса в Таураге в кабинете командира 125-й стрелковой
дивизии собрались офицеры штаба, командиры родов войск и служб дивизии. «Все
ждали разговора с военсоветом 8-й армии. Какие указания даст командование.
Вскоре раздался телефонный звонок. Разговор был короткий. Еще раз требовалось
не поддаваться панике, отменить выезд семей командиров, с утра снять батареи с
позиций и убрать минные поля.
Командиры
расходились молча. Каждый понимал, что эта директива не соответствует создавшемуся
положению, но приказ есть приказ»[lix].
Около
часа ночи командир 106 погранотряда подполковник Л. А. Головкин получил с
заставы доклад, что к границе подошла большая группа тяжелых машин без света,
несомненно, танков. Он сразу сообщил об этом командиру 125-й стрелковой дивизии
генералу П. П. Богайчуку[lx].
В
это время «в штабе остались командир дивизии П. П. Богайчук, начальник
артиллерии подполковник Я. П. Синкевич, инженер майор Б. Т. Вертоградов, химик
капитан Яценюк и шифровальщик. Богайчук приказал командирам полков вывести
красноармейцев из казарм, занять позиции и подготовиться к бою.
Этот
приказ можно было расценить, как нарушение воинской дисциплины, так как он противоречил
указаниям командования 8-й армии, но он соответствовал положению на границе,
которое требовало в настоящий момент действовать самостоятельно и без
промедления. Позже выяснилось, что командование 8-й армии во время телефонного
звонка еще не знало о директиве [№ 1]…»[lxi]
В
два часа Головкин приказал всему личному составу немедленно занять
оборонительные сооружения. Пограничники были выведены из казарм и заняли
огневые точки вокруг застав: несколько блиндажей с деревянными козырьками и
амбразурами для пулеметов, окопы полного профиля, стрелковые ячейки,
соединенные ходами сообщения[lxii].
Инициатива
этих командиров, практически не имевшая в эти часы аналогов, сыграла заметную
роль в задержке фашистских колонн на Шяуляйском направлении.
«Командующий
округом генерал-полковник Кузнецов, как и другие командующие приграничными
округами, сам получил из Москвы директиву Наркома обороны и начальника
Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность лишь около часу ночи
22 июня.
В
распоряжении командующего округом оставались до рассвета считанные часы»[lxiii].
В 2.25 Ф. И. Кузнецов
приказал «скрытно
занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для
охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади.
Боевые патроны и снаряды выдать.
В случае провокационных действий немцев огня
не открывать»[lxiv].
В
случае перехода крупных сил противника в наступление, предписывалось
использовать для усиления войск саперные батальоны, а строительные части,
которые не были вооружены, отвести в тыл.
Обстановку
в это время в штабе ПрибОВО в Риге, описывает командующий артиллерии 27-й армии
Н. М. Хлебников, прибывший туда добиться выдачи
артиллерийским частям необходимых боеприпасов:
«В
штабе пустовато. Почти все руководящие работники во главе с генерал-полковником
Кузнецовым еще в войсках. На месте только заместитель командующего
генерал-лейтенант Е. П. Сафронов. Он не скрывал беспокойства: с командующим так
и не было связи… Начались непрерывные звонки из частей. Командиры спрашивали:
как понимать директиву командующего округом? Как отличить провокацию от
настоящей атаки, если противник предпринял боевые действия?
Положение
у Егора Павловича затруднительное: что им ответить, если сам в глаза не видел
этой директивы. командующий округом отправил ее войскам первого эшелона, не
известив своего заместителя»[lxv].
Напряженность
нарастала. Командир 10-й стрелковой дивизии доложил: «По всей границе слышен
шум моторов». От одной из пограничных застав поступило сообщение: «В 2 часа 30 минут
10 немецких танков подошли непосредственно к нашей пограничной заставе и, не
предпринимая никаких действий, остановились». Из 125-й стрелковой дивизии
докладывали: «В три часа утра перед фронтом дивизии отмечено большое скопление
пехоты и танков»[lxvi]. Штаб округа
отвечал однотипно: «Не поддавайтесь на провокацию»[lxvii].
А что еще мог ответить штаб, скованный директивой № 1?
Первые минуты войны
В
описании последующих событий ‑ точного времени начала войны, и что было первым:
артобстрел или авиационный налет, отечественные источники расходятся.
Командующий
ПрибОВО Ф. И. Кузнецов в 6.10 докладывал наркому обороны: «В 4.00 22.6.41 г.
немцы начали боевые действия. Военно-воздушные силы противника бомбардировали
аэродромы *Виндава, Паневежис, Шяуляй, *Ковно. Обстреляли артиллерией Паланга,
Таураге, Калвария»[lxviii].
Директива
№ 2 от 22.6.41 г. 7.15 Тимошенко, Маленкова, Жукова также
указывает на 4.00[lxix].
В истории немецкой 1-й танковой
дивизии записано, что 21 июня в 13.30 поступил приказ: «Б[арбаросса] ‑
22.6.1941. Начало наступления 3.05»[23]. Аналогичная запись
имеется в истории немецкой 21-й пехотной дивизии: «Б-день – 22.6.1941. Время Х
– 3.05»[24]
В
разведывательной сводке для Генерального штаба, подписанной П. Кленовым,
начальником штаба Северо-Западного фронта, уточнялось: «После артиллерийской
подготовки военно-воздушные силы противника нарушили государственную границу и,
начиная с 4.15 22.6.41 г., производили налеты и бомбардировку ряда объектов на
нашей территории»[lxx].
Рисунок 5. Часть географической карты «Литовская ССР[lxxi]
Не
пытаясь разобраться в этих разночтениях, приведем яркие воспоминания очевидцев
о происходившем на Шяуляйском направлении у Таураге в первые минуты войны.
А. Ионин: «Без десяти четыре я вышел из штаба проверить
часового. Светало. С луга, из-за реки Юры полз туман… Дружно, как и вечером,
перекликались за околицей дергачи… Город мирно спал, как вчера, как и неделю
назад…
Часовой ходил возле штаба в полной боевой готовности: с
винтовкой в руках, с противогазом, со скаткой за спиной. В крепости, где
размещались подразделения управления части и склады, гудели моторы автомашин…
Убедившись, что часовой несет службу исправно, я пошел в
дежурку. Но едва успел переступить порог, как услышал какой-то гул, похожий на
дальний раскат грома. Это было в четыре ноль-ноль. В ту же минуту город потонул
в грохоте разрывов»[lxxii].
Р.
Штовес: «Тревожную зловещую тишину, царившую ночью 22 июня 1941 года, разорвал
в 3.05 страшный удар.
550
стволов, в том числе орудий с железнодорожных платформ, курсирующих в зоне
[41-го танкового] корпуса вдоль границы, в течение 40-минутной артподготовки
обрушились стальным градом на оккупированную Советами балтийскую землю. Но еще
до того, как в 3.45 огонь внезапно умолк, штурмовые группы саперов и стрелков
уже ползли к границе. Прижимаясь вплотную к грунту, они отодвинули в сторону
первые заграждения. Вскоре полетели ручные гранаты, загремели связанные и
сосредоточенные заряды. Предрассветные сумерки снова наполнились вспышками от палящего
оружия всех калибров»[lxxiii].
Гельмут
Дамерау (Helmut Damerau), старший
лейтенант 11-й роты 24-го пехотного полка 21-й пехотной дивизии: «3.05. Мы
бежали через узкий проход в проволочном заграждении, неслись через открытый луг
и с бьющимся сердцем достигли небольшой возвышенности, поросшей лесом. Не
раздалось ни единого выстрела. Однако гром пушек со стороны Таураге не оставлял
места для иллюзии, что могут быть маневры»[lxxiv].
Первые
вражеские снаряды взорвались в военном городке 466-го стрелкового полка. Один
из них прямым попаданием угодил в здание штаба дивизии[lxxv].
Ионин
«От прямого попадания снаряда здание штаба тяжело вздрогнуло и быстро наполнилось
едким дымом. Второй снаряд, угодивший в окно к связистам, разнес коммутатор…
Черные столбы дыма вырывались из крепости, где хранились цистерны с бензином.
Взвивались в небо с треском разноцветные ракеты: горел склад боеприпасов.
Значение
своевременно отданного приказа – занять оборонительные рубежи ‑ было поистине
неоценимо, так как первые удары артиллерии и минометов противника были нацелены
на казармы…
Охватывая
новые районы города, бушевал вражеский артиллерийский огонь…
От
дома к дому неуверенными бросками перебегали красноармейцы. Размахивая пистолетом,
их вел молодой лейтенант… Они пробирались к мосту через реку Юру, где была
подготовлена основная линия обороны.
Телефоны
в дежурке молчали… Не работала и стационарная радиостанция, выведенная из строя
близким разрывом снаряда. Действовала лишь рация, смонтированная на автомашине.
В четыре часа десять минут она выбросила в эфир первую радиограмму военного
времени: «На всем охраняемом участке немцы силами танков и мотопехоты нарушили
границу. Заставы ведут бой. Головкин»… »[lxxvi].
В.
Ф. Зотов, начальник инженерных войск СЗФ, находившийся в это время в гостинице
в Таураге: «В 4 часа утра 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов. Я подскочил
к окну и увидел, как от взрыва первых же снарядов загорелся дом, в котором размещался
штаб 125-й стрелковой дивизии, находившийся как раз против гостиницы. Быстро
одевшись, побежал в 93-е управление военного строительства, расположенное рядом
с гостиницей, начальником которого был военный инженер 2-го ранга В. А.
Квятковский. Враг вел огонь главным образом зажигательными снарядами,
вследствие этого через 15 ‑ 20 минут после начала артиллерийского обстрела весь
город горел…
Связь
со строительными участками управления с начала артобстрела была полностью нарушена,
поэтому В. А. Квятковскому было приказано немедленно выехать на правый фланг
фронта, где располагались строительные части управления, и отвести их в район
Кельме. Я поехал на левый фланг рубежа строительства управления с той же целью…
Как
выяснилось позже, все саперные и строительные части, имевшие оружие, были включены
в полевые войска и вели бои на границе, а не имевшие оружия отходили в тыл»[lxxvii].
В
расположении 466-го полка 125-й стрелковой дивизии земля смешалась с небом.
Столбы песка вздымались на позициях артиллерии. Дивизионы и батареи ждали
приказа вступить в бой. Командир полка Ш. Г. Гарипов, запросил у командира
дивизии разрешение открыть ответный огонь, указав на большие потери, которые
несет полк, но получил отказ.
Вражеская
артиллерия около получаса безнаказанно громила наши позиции. Красноармейцам,
находившимся на передовой, эти тридцать минут показались вечностью.
Долгожданная команда артиллерии переднего края и гаубичным батареям была отдана
только после разговора командира дивизии со штабом корпуса. Загремели наши
орудия. Началась артиллерийская дуэль[lxxviii].
К ней сразу подключился и 51-й корпусной артиллерийский полк, обрушивший ответную лавину огня на вражеские
войска, сосредоточенные в районе Тильзита[lxxix].
Эрхард
Раус: «После артиллерийской подготовки, которая началась в 3.05,
самолет-разведчик «шторх» выяснил, что деревянная пулеметная вышка на окраине *Шилини,
уничтожена, после чего 6-ая танковая дивизия пересекла советскую границу к югу
от Таураге»[lxxx].
В 4.30 штаб 8-й армии
разослал в части сигнал воздушной тревоги[lxxxi].
О
последующем узнаем из разведывательной сводки штаба СЗФ: «Налеты авиации и бомбардировка
производились на следующие объекты: 4.42 22.6.41 г. до 45 самолетов бомбардировали
Шауляй. Над Шауляй происходил воздушный бой; в 4 часа 15 минут группа самолетов
действовала над Виндава; в 4 часа 18 минут 5 самолетов обстреляли *Виштынец и
эти же самолеты действовали на Калвария; в 4 часа 25 минут на *Юрбург сброшены
бомбы; в 4 часа 20 минут до полка авиации бомбардировали Каунас, Калвария; в 4
часа 55 минут 5 самолетов бомбардировали аэродром Паневежис.
В
этот же период времени были подвергнуты бомбардировке *Кейданы, Симно, Алитус»[lxxxii].
В Шяуляе был разрушен узел связи. То же произошло в
Укмерге. Были частично повреждены узлы связи в Каунасе и Вильнюсе.
Ситуацию
в воздухе и на аэродромах подробно описывает Иринархов: «Поднятые по тревоге
летчики сумели поднять в воздух какое-то количество самолетов. Но отсутствие
связи с вышестоящим командованием и никем еще не отмененный грозный приказ «не
отвечать на провокации» не позволили командирам авиационных соединений проявить
инициативу и нанести ответный удар[25].
Молча, стиснув зубы, наблюдали летчики, как гибнут на земле их товарищи.
Выработав
топливо, самолеты возвращались на свою базу и сразу же попадали под бомбы
очередной волны немецких бомбардировщиков…[26]
И
все же были люди, не побоявшиеся нарушить приказ Генштаба. Так поступил командир
9-го скоростного бомбардировочного полка майор М. И. Скитев. Уже в 4:50 25
бомбардировщиков под его командованием нанесли удар по скоплению вражеских
войск в районе Тильзита. С этого первого боевого задания на базу вернулись 22
самолета (три были сбиты зенитчиками)»[lxxxiii].
К
22 июня в Литве находилось значительное количество вражеских диверсантов, как
заброшенных из Германии, так и завербованных в Литве «Фронтом литовских
активистов» (ФЛА) и другими подпольными организациями. Они активизировались с
первых минут войны, начав с разрушения линий связи. В результате проводная
связь была нарушена почти по всем основным направлениям. Радиосвязь на первых
порах в большинстве случаев не использовалась «из-за слабой подготовки штабных
работников, которые не умели ее применять для управления войсками… Короткими
сигналами по радио информацию передавать еще не умели, а для передачи, да еще
шифрования громоздких радиограмм недоставало времени»[lxxxiv].
Столкновение противника с пограничниками
Первые
шаги немецкой 1-й танковой дивизии в районе Таураге описывает Р. Штовес:
«В
4.05 22 июня 1-й танковый полк начал наступление в составе боевой группы Крюгера
(Krüger) из исходного района
около *Жилуттен. В авангарде – ударное подразделение Кнопфа (Knopff) (37-й саперный батальон и 6 рота 1-го танкового
полка). Получасом позже пройдена старая литовская граница. Группа Крюгера,
обходя [с запада] Таураге, пробилась севернее. Первые укрепления прорваны без
значительного сопротивления неприятеля. Противотанковые заграждения севернее *Цириники
переехали без труда»[lxxxv].
Советские
источники описывают события так: «С 5 часов 25 минут пехота и танки противника
перешли в наступление…
пехота ‑ на *Шаки, Виштынец и Калварию.
Танки, ‑ нанося основной удар на направлении Кретинга, *Картена и более мощный
– на участке Таураге, Юрбург[lxxxvi].
Передовые
отряды немцев начали окружать пограничные заставы, занимать рубежи предполья
советских войск. Впереди на мотоциклах, бронемашинах и бронетранспортерах с
прицепленными к ним пушками двигались разведывательные подразделения,
поддерживая постоянную радиосвязь с главными силами. Советские пограничники
смело вступили в бой с намного превосходящим их по силе противником, но, имея
на вооружении только стрелковое оружие, не имели возможности оказать длительное
сопротивление.
Бой
одной из застав описывает Ионин: «… на двухсоткилометровом участке границы
перед врагом выросли десятки малых крепостей, взять которые с ходу гитлеровцам
не удастся. Отстоящие одна от другой на десяток и более километров, заставы
принимали удары врага, и тактически они представляли собой боевое охранение
передовых частей Красной Армии.
«Стоять
насмерть!» ‑ таков был девиз воинов границы…
Первая
застава… стояла против Таураге, возле шоссейной дороги, пересекающей границу.
Около пяти часов утра на шоссе появились вражеские танки[27].
Они неслись с большой скоростью и стреляли на ходу.
Застава,
занявшая круговую оборону, до поры до времени ничем не выдавала себя. Начальник
заставы понимал, что ни пулеметный, ни, тем более, винтовочный огонь танкам не
помеха.
Вслед за танками
двинулась колонна автомашин с пехотой. Надеясь, видимо, на бронированное
прикрытие, она шла, как на параде, без мер боевого охранения.
Когда фашисты въехали
в зону, доступную для минометного и ружейно-пулеметного огня, начальник заставы
подал команду: «Минометам, по вражеской пехоте ‑ огонь!»
Шесть ротных
минометов, поступивших на заставу перед самой войной, дали первый залп. Мины
легли в голове колонны. Одна машина задымила. Последующими залпами были накрыты
еще две. Боевой строй колонны нарушился, водители, пытаясь обойти горящие
машины, срывались в кюветы и застревали.
Внезапность огневого
налета внесла замешательство в ряды фашистских автоматчиков; они беспорядочно
прыгали с машин и попадали под прицельный огонь ручных и станковых пулеметов
пограничников. По снайперски били хорошо обученные стрелки. Многие из вражеских
солдат и офицеров, едва лишь ступив на нашу землю, больше уже никогда не смогли
подняться.
На помощь гитлеровцы
вызвали группу танков. Машины двигались подковой, обтекая участок обороны
пограничников… На пути танков вырастают столбы дыма – это пограничники отбиваются
гранатами. Но опасные для пехоты гранатные осколки как горох отскакивают от
брони танков…
Город
горел. Со стороны железнодорожной станции послышалась ружейно-автоматная
стрельба. Вскоре стало известно, что туда прорвалась группа немецких
мотоциклистов. Их задерживают пограничники контрольно-пропускного пункта…
Из
тыла стали слышны выстрелы дальнобоек: над головами зашуршали наши снаряды. Замешательство,
вызванное оглушающей внезапностью нападения, постепенно проходило…
Пример
бесстрашия показывал военком Иванов, имевший большой боевой опыт… Отправив с
машиной уездного комитета партии документы партийного учета в тыл, он уехал на
участок первой комендатуры, где уже погибли и комендант и военком…
Перед
началом боевых действий на заставы был передан приказ командующего стрелковым
корпусом: «Заставам отразить действия разведывательно-поисковых групп врага,
после чего отойти на линию боевого охранения частей Красной Армии».
Задача
соответствовала силам и средствам застав. Коррективы в нее внесли сами пограничники
– большая часть их стояла на своих рубежах до последнего»[lxxxvii].
В бои
вступает Красная Армия
Из-за
дезорганизации связи сведения из армий поступали в штаб фронта нерегулярно и во
многом уже не соответствовали сложившейся на тот момент ситуации. На правом фланге 8-й армии в 6.00
вражеский мотоциклетный батальон с танками занял Кретингу. В районе *Вежайчяй
до батальона танков прорвались к Ретавас[lxxxviii]. Южнее был захвачен Юрбург.
На
участке фронта, защищаемом 11-й армией, упорные бои шли за Кибартай и Вирбалис[lxxxix].
Командующий фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, которого начало войны
застало в пути из Алитуса в штаб в Паневежисе, похоже, не представлял себе силы
врага. В 6.10 он доложил наркому обороны, что «Отдал приказ контратаками
выбросить противника и пленить»[xc].
В
центре на позиции 125-й стрелковой дивизии наступала боевая группа Вестхофена
из состава 1-й танковой дивизии, на левый фланг ‑ 269-ю
пехотная и 6-я танковая дивизии (все 41-го танкового корпуса Рейнхардта), еще
левее наступали части 56-го танкового корпуса Манштейна. Вот некоторые эпизоды боев 125-й дивизии:
Рисунок 6
«Около
семи часов утра над городом появились «юнкерсы». Взрывы бомб сотрясали землю. В
воздух взлетали бревна от скатов блиндажей, дома превращались в груды развалин,
полыхали пожары. По шоссе в направлении Шяуляй бежали люди, двигались повозки,
от границы отступали стройбатовцы[28].
«Мессеры» на бреющем полете поливали их пулеметным огнем.
После
артподготовки и бомбежки поднялись в атаку гитлеровские пехотинцы. Они шли, засучив
рукава, с воплями, беспорядочно стреляя. Фашисты рассчитывали на то, что боевые
позиции Красной Армии подавлены. Но они жестоко просчитались. Советские воины,
подпустив врага вплотную, открыли огонь. Противник был прижат к земле, атака
захлебнулась. Фашисты, неся большие потери отступили.
После
безуспешной атаки пехотинцев на опушке леса появились фашистские танки. Командир
дивизии направил начальнику штаба армии шифрованную телеграмму: «В районе
Лауксаргяй сосредоточено много танков и мотопехоты. Прошу срочно выслать
бомбардировщики». Но самолеты не появились»[xci].
В
формуляре 125-й стрелковой дивизии записано, что ее основные силы вступили в
бой в 7.40 – 8.00.
«Гитлеровцы
снова перешли в наступление. На этот раз впереди двигались танки, за ними броневики,
мотоциклисты, пехотинцы. Стальная лавина неумолимо надвигалась на Таураге. Дивизионный
инженер майор Б. Т. Вертоградов приказал
начальнику инженерной службы старшему лейтенанту Шилову с отрядом саперов
взорвать заминированный мост через реку Юра, но заряд не сработал.
‑
Осколком перебит провод. За мной! К мосту! – скомандовал Шилов саперам.
Отважный
лейтенант и почти все саперы погибли, так и не достигнув цели.
Положение
стало критическим.
Вражеские
танки въехали на мост. Спасти положение бросился сам майор Вертоградов. Когда
он на машине сквозь град пуль и осколков прорвался к мосту, четыре танка были
уже на стороне города.
Взрыв
потряс берега Юры. Мужественный дивизионный инженер преградил путь врагу. Танки
он задержал, но сам не вернулся. Товарищи нашли его тяжело контуженного, в луже
крови. с оторванной левой рукой.
459-й
гаубичный полк полковника Родиона Васильевича Олейникова открыл огонь по прорвавшимся
вражеским танкам. Завязался яростный бой»[xcii]
«Отражая
атаки немецких танков, артиллеристы 459 артиллерийского полка выкатывали орудия
на открытые позиции и били по танкам прямой наводкой. Батарея лейтенанта Яценко
в первые часы боя подбила 7 вражеских танков… Когда орудийный расчет, находясь
в полуокружении, был выведен из строя, командир орудия младший сержант Трофимов
спрятал в укрытие своих раненых товарищей и один продолжал вести огонь по врагу
прямой наводкой…
Командир
657-го стрелкового полка майор Георгиевский и политрук Яковлев находились с 4-й
и 5-й стрелковыми ротами в предполье оборонительной полосы. В ходе боя эти роты
были окружены, но мужественно пробились из окружения.
Командир
466-го стрелкового полка Соколов, раненный в первые же часы боя, остался в
строю и продолжал руководить отражением непрерывных атак врага до конца дня. Когда
был ранен и выбыл из строя один из командиров батальона этого полка, начальник
артиллерии дивизии майор Сенкевич заменил раненого командира батальона и
руководил боем до тех пор, пока артиллерия дивизии не переменила огневые
позиции...»[xciii].
Рисунок 7. Боевые действия войск Северо-Западного фронта с 22 по 30 июня 1941 года[xciv].
В
трудных условиях части 125-й стрелковой дивизии мужественно отбивали атаки
вражеских танков, поддерживаемых авиацией и артиллерией.
Хуже
было на левом фланге дивизии, где немцам не нужно было форсировать Юру. Здесь, на стыке с почти не
прикрытым войсками участком 48-й стрелковой дивизии, наступали части 6-й
танковой дивизии немцев в составе боевых групп Зекендорфа (Seckendorff) и Рауса (Raus). Танковый
батальон немцев проскочил лесными дорогами
и в 7.30 занял Гауре[xcv]. По словам Рауса «Мост через реку Шяшувис в Кангайлае попал
в наши руки, и мы быстро разбили изолированное сопротивление на открытой
местности вокруг *Мяшкай»[xcvi].
Иринархов
сообщает: «Введя в бой танковые части, противник прорвал оборону дивизии. Бои
сразу приобрели очаговый характер. Борьба шла за каждую пядь земли. Создать единый
фронт обороны П. П. Богайчуку не удалось. Части сражались разрозненно, не имея
связи ни со штабом дивизии, ни между собой.
Но
даже в этих тяжелейших условиях советские воины проявляли образцы стойкости и
героизма… Враг начал обходить фланги стойко удерживающих свои позиции частей
дивизии»[xcvii].
Р.
Штовес: «Боевая группа Вестхофен (Westhoven), имея в
авангарде 2-й батальон майора Рихтера (Richter) из 1-го стрелкового полка, прорвала 22.6.1941 несколько сильно укрепленных
советских позиций, прежде всего, не смотря на мощный обстрел, захватила участок
Юры на южной окраине Таураге»[xcviii].
«Двигавшейся
на бронетранспортерах группе 1-го батальона 1-го стрелкового полка удалось под
командой старшего лейтенанта Крига (Krieg) к 11.00 в отважной
рукопашной схватке овладеть несколькими неповрежденными переходами и мостами…
Это имело большое значение для дальнейшего успеха операции. Таураге был взят в
очень тяжелой борьбе с ожесточенно и упорно сопротивляющимся противником,
превратившим почти каждый дом в маленькую крепость. Борьба разгоралась снова и
снова также в тылу атакующих. Приходилось повторно создавать ударные группы из
стрелков и танков, чтобы побороть особо упорные гнезда сопротивления. Заметного
успеха достигла при этом отважная 6-я рота 1-го стрелкового полка. Ее командир,
старший лейтенант Ритц (Ritz), был тяжело ранен
при захвате шоссейного моста через Юру»[xcix]
Вот
один из эпизодов этого сопротивления:
«Взвод
младшего лейтенанта Хазина из 4-й роты 657-го полка был вынужден отступить. Его
бойцы укрепились в одном из домов. Окружив дом, фашисты потребовали, чтобы они
сдались.
‑
Подготовить гранаты! – скомандовал командир взвода. Немцы подожгли дом, ожидая,
что воины попытаются спастись бегством. Но оттуда в гущу врагов полетели
гранаты. Воины взвода Хазина погибли в огне, но не сдались в плен»[c]
О
событиях в городе ярко пишет Ионин: «В начале девятого, когда передовые вражеские
войска, под прикрытием танков, подошли к реке Юра, штаб части переместился на
запасной командный пункт. Мост через реку был взорван нашими саперами. Это
вынудило фашистов задержаться, чтобы навести переправу.
Некоторое
время с группой писарей я оставался в здании штаба. Нам было приказано тщательно
осмотреть помещение, собрать оставшиеся бумаги и сжечь их. К девяти часам
задание было выполнено: облитый керосином ящик с бумагами догорал. Можно было
отходить на запасной командный пункт… Наша артиллерия бьет откуда-то из-за
города по скоплению немцев на берегу Юры. Сильная ружейно-пулеметная стрельба
слышится на северо-западной и южной окраинах взятого в клещи города. В одиночку
и группами бредут по дорогам военные строители…
Минут
десять спустя, вместе с бойцами, ожидавшими нас возле штаба, мы торопливо шагали
меж горящих домов на запасной КП. Остовы сожженных автомашин, огромные воронки,
груды дымящихся домашних вещей, обрывки проводов, трупы – вот что осталось от
города… Миновав разрушенные окраинные домишки, мы вышли в лес. И здесь, калеча
деревья, бесновался огонь. На одной из полянок нас остановил окрик из кустов:
‑
Эй, пограничники, сюда! Помогайте, ‑ попросил старшина-артиллерист, когда мы
подошли на его голос. – Потери большие, снаряды подносить некому.
Война
застала артиллеристов на марше. Батарея была вынуждена занять случайные позиции
и вести бой, не имея укрытий для расчетов. Одно орудие из четырех было уже
подбито, остальные, имея в расчетах по два-три человека, продолжали посылать
снаряд за снарядом.
В
течение получаса наша группа заменяла подносчиков снарядов. Затем фашистам удалось
засечь батарею. Началась артиллерийская дуэль. В воздухе появился
самолет-корректировщик врага.
Нужно
было срочно менять позиции. Кинулись за лошадьми. Но разыскали всего лишь одну,
остальные были убиты. Попробовали выкатить пушки на руках – ничего не
получилось; колеса вязли в болотистой почве. В довершение всего кончился запас
снарядов.
‑
Спасибо, друзья, ‑ сказал нам старшина артиллерист. – Идите. Фашисты совсем
близко. В случае чего замки придется вынуть»[ci].
Западнее
шоссе, примыкая правым флангом к 1-й танковой дивизии, наступала немецкая 21-я
пехотная дивизия, нанося основной удар 24-м полком на Жигайчай и 45-м на *Пришмантай.
3-й пехотный полк дивизии следовал за 24-м полком как резервный. Дивизия должна
была прорвать находящиеся примерно в 8 км от границы полевые укрепления при
ручье *Эжяруона, пройти через густой лесной массив болота Плиноя, захватить
участок Юры и далее овладеть возвышенностью севернее и северо-западнее Упины.
Полки дивизии без особых трудностей, в перестрелке лишь с пограничниками
достигли через несколько часов дороги Аукштупяй – Жигайчяй. Укрепления при
Эжяруоне оказались не занятыми красноармейцами, и немцы двинулись дальше[cii].
В 8 часов штаб советского
12 механизированного корпуса получил «приказание о ведении разведки 23-й
танковой дивизией на м. *Плунгяны и готовности к выступлению 23-й и 28-й танковых
дивизий»[ciii].
В 8.15 в штаб СЗФ
поступила директива № 2 Генерального штаба: «Войскам
всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в
районах, где они нарушили советскую границу… наземным войскам границу не
переходить»[29]. В ее развитие
командующий фронтом Ф. И. Кузнецов в 9.45 направил в войска следующую директиву:
«Противник занял
танковыми и мотоциклетными частями Кретинга. В Таураге ворвались его танки и
мотопехота. Видимо, противник пытается окружить части 8-й армии.
ПРИКАЗЫВАЮ:
12-му
механизированному корпусу, ликвидировав 23-й танковой дивизией танки и мотоциклетные
части противника в Кретинга, главные силы корпуса развернуть на фронте Тельшяй,
*Повентис для удара по флангу и в тыл противнику, прорывающемуся на Таураге.
3-му
механизированному корпусу, оставив 5-ю танковую дивизию в распоряжении командующего
11-й армией, 2-й танковой дивизией и 84-й моторизованной дивизией в ночь на
23.6.41 г. выйти, заранее разведав пути движения, в район *Россиены для удара
во взаимодействии с 12-м механизированным корпусом и 9-й артиллерийской
бригадой противотанковой обороны по противнику… Командующему 8-й армией
объединить действия 3-го и 12-го механизированных корпусов»[civ].
Этот важнейший для
судьбы жеймельцев приказ устанавливал задачи армии на 23 июня.
К середине дня, нанеся большой урон врагу, но и понеся большие потери, 125-я стрелковая дивизия под угрозой полного окружения оставила Таураге
(продолжение следует)
[1] Фабрика была национализирована, но население называло ее по имени прежних владельцев.
[2] Номера частей нужны для поиска новых документов в военных архивах. Имена участников военных действий полезны для розыска мемуаров, оставшихся нам не известными.
[3] Евреи Жеймялиса говорили на идиш и русским владеют с некоторой шероховатостью.
[4] Прибалтийский военный округ был образован приказом наркома обороны СССР от 11 июля 1940. После включения 5‑6 июля 1940 Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР округ приказом НКО СССР от 17 августа 1940 переименован в Прибалтийский Особый военный округ (Советская военная энциклопедия (СВЭ), т. 6, с. 516).
[5] 27 армия сформирована в мае 1941 года в ПрибОВО. Боевой состав армии включал 16 и 67-ю стрелковые дивизии, 3-ю отдельную стрелковую бригаду и находящиеся в стадии формирования 22-й и 24-й стрелковые корпуса (СВЭ, т. 3, с. 108).
[6] Звездочка перед географическим названием здесь и далее отсылает к приложению, в котором даны современные географические названия или дополнительные сведения.
[7] 8-я армия сформирована в октябре 1939 на базе Новгородской армейской оперативной группы в Ленинградском военном округе. Войска армии в ходе советско-финляндской войны вели боевые действия на Петрозаводском направлении. В августе 1940 армия была передана в состав ПрибОВО (СВЭ, т. 2, с. 388).
[8] 11-я армия сформирована в 1939 в Белорусском Особом военном округе. В 1940 армия вошла в состав Прибалтийского военного округа. Боевой состав армии включал два стрелковых корпуса – 16-й (в составе 5-й, 33-й и 188 стрелковых дивизий) и 29-й (в составе 179-й и 184-й стрелковых дивизий), 3-й механизированный корпус (в составе 2-й, и 5-й танковых дивизий и 84-й моторизованной дивизии), а также 10-ю противотанковую артиллерийскую бригаду, 8-ю смешанную авиационную дивизию, гарнизоны Каунасского и Алитусского укрепленных районов (СВЭ. Т. 6. С. 27; ВИЖ, 1992 г. № 5. С. 7).
[9] Шоссе Таураге‑Шяуляй (далее шоссе или Шяуляйское шоссе) являлось в то время ближайшим к государственной границе участком шоссе Тильзит – Рига.
[10] 10-я Тамбовская Краснознаменная имени Северного края стрелковая дивизия была сформирована в 1918 году. В 1940 году дивизию передислоцировали на территорию Литовской ССР. В дивизию входили 62-й, 98-й и 204-й стрелковые полки, 30-й артиллерийский полк, 140-й гаубичный и другие подразделения. Командовал дивизией генерал-майор И. И. Фролов. 18 июня 1941 года, по приказу штаба округа, части дивизии заняли оборону на рубеже Паланга – Швекшна, ее командный пункт разместился в местечке Плунге (Иринархов. С. 24‑25).
[11] 90-я Краснознаменная стрелковая дивизия принимала участие в советско-финляндской войне в 1939 ‑ 1940 годах. В нее входили 19-й, 173-й и 286-й стрелковые полки, 90-й легкий артиллерийский полк, 149-й гаубичный артиллерийский полк и другие подразделения. Командовал дивизией полковник М. И. Голубев. Командный пункт – в Шилале (Иринархов. С. 27‑28).
[12] 48-я Тверская стрелковая дивизия имени М. И. Калинина была сформирована в 1922 году в Московском военном округе. Летом 1940 года ее перебросили в Прибалтику в район Елгавы. В состав дивизии входили 268-й, 301-й и 328 стрелковые полки, 10-й легкий артиллерийский полк, 14-й (323-й) гаубичный артиллерийский полк и другие подразделения. Командовал дивизией генерал-майор П. В. Богданов (Иринархов. С. 28).
[13] 125-я стрелковая дивизия была сформирована осенью 1939 года в Кирове и находилась в ведении Уральского военного округа. Командовал дивизией участник Гражданской войны полковник, позже генерал-майор П. П. Богайчук. Большинство воинов дивизии были рабочие и колхозники Кировской области. Она принимала участие в советско-финляндской войне, а в 1940 году была переброшена в Латвию и вошла в состав ПрибОВО. В дивизию входили 466-й, 657-й и 749-й, стрелковые полки, 414-й артиллерийский полк, 459 гаубичный артиллерийский полк и другие подразделения (Арвасявичус И. С. 10, 15).
[14] В состав 23-й танковой дивизии входили 45-й и 144-й танковые полки, 23-й мотострелковый полк, 23-й гаубичный артиллерийский полк и другие части. Дивизией командовал полковник Т. С. Орленко. Дивизия имела 378 танков (Иринархов. С. 50‑51).
[15] В состав 28-й танковой дивизии входили 55-й и 56-й танковые полки, 28-й мотострелковый полк, 28-й гаубичный артиллерийский полк и другие части. Дивизией командовал полковник И. Д. Черняховский. Дивизия имела 250 танков, несколько десятков бронемашин и около 10.000 человек личного состава (Иринархов, С. 50, 51, 173).
[16] В состав 202-й моторизованной дивизии входили 645-й и 682-й мотострелковые полки, 125 танковый полк (танки БТ-26 и броневики), 652 гаубичный артполк, 189 отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, 151-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион и другие части. (С. Ф. Хвалей. 202-я стрелковая дивизия и ее командир С. Г. Штыков // На Северо-Западном фронте. С. 310). Командовал дивизией полковник В. К. Горбачев (Иринархов. С. 51).
[17] Корпус пересекал государственную границу восточнее Шяуляйского шоссе – А.Х.
[18] Здесь не учтены 252 танка 2-й танковой дивизии, также воевавшей в полосе 8-й армии.
[19] Участие в боях 2-й танковой дивизия этого корпуса описано ниже.
[20] 2-я танковая дивизия (командир – генерал-майор Е. Н. Солянкин) имела в составе первых батальонов танки КВ, в остальных ‑ БТ и Т-26 и небольшое количество Т-34 (Иринархов. С.49). По данным сайта «Механизированные корпуса РККА 1940 - 1941гг.» дивизия имела 252 танка, в том числе 32 танка КВ-1 и 19 танков КВ-2.
[21] «Директива № 1 была, по существу, смертным приговором Красной Армии: не сопротивляться, когда в тебя стреляют!» (Виктор Суворов. Тень победы. – Донецк: «Сталкер», 2004. С. 193).
[22] Генерал-лейтенант П. С. Кленов – начальник штаба СЗФ.
[23] “B – Tag 22.6.1941. Angriffsbeginn 3.05” (Stoves. С. 182). Здесь германское время,
возможно, на час отличалось от советского.
[24] “B-Tag ist der 22.6.1941. X-Zeit 3.05 Uhr” (Allmayer-Beck… С. 115).
[25] Командующий фронтом Ф. И. Кузнецов докладывал наркому обороны: «Наши военно-воздушные силы в воздухе. До получения Вашего приказа границу не перелетать, я… принял меры, чтобы бомбить противника, не перелетая границы» (Сборник 34. С. 36).
[26] 22 июня ВВС округа потеряли 98 боевых машин, в основном из-за бомбежки аэродромов» (Тимохович И.В. Оперативное искусство советских ВВС в Великой Отечественной войне. М. 1976. С. 22).
[27] По разведывательной сводке штаба СЗФ: «В 6 часов 30 минут до батальона танков перешло границу на направлении Таураге» (Сборник 34. С. 39).
[28] «Около шести утра боевое охранение [636-го артиллерийского полка 9-й артиллерийской противотанковой бригады] доложило, что от границы едут грузовые автомашины, заполненные людьми в штатском. Это были рабочие команды, строившие пограничные укрепления. Прокудин приказал им оставить машины в полку, выдал расписки и отправил людей далее в Шяуляй. Теперь каждое из 68 орудий было обеспечено автомашиной, и маневренные возможности полка резко возросли. Гражданских шоферов заменили бойцами, имевшими водительские права. Таких в полку оказалось более, чем достаточно» (Хлебников. С. 111)
[29] До 6.30 Сталин не давал разрешения на ответные действия по отражению нападения Германии. Лишь после сообщения Молотова об объявлении ею войны Советскому Союзу Сталин санкционировал подписание директивы № 2. Она была подписана в 7.15. и в ПрибОВО передана в 8.15 (Горьков. 17‑18).
[i] Порат Д. Катастрофа в Литве – специфические аспекты // Вестник Еврейского университета в Москве. Москва-Иерусалим, 1993. № 2. С. 21; Илья Альтман. Жертвы ненависти: Холокост в СССР 1941‑1945 гг. М., 2002. С. 237.
[ii] Архив Бейт Лохамей ха-Геттаот (Дом Борцов Гетто), папка № 674.
[iii] Загорский Файвл. Аудиозапись. Каунас 3.07.1989 (далее – Загорский Ф.).
[iv] Якушок Израиль. Аудиозапись. Герцлия (Израиль) 30.04.1999 (далее – Якушок И.).
[v] Публикаций на русском языке, содержащих конкретные сведения о боях на Шяуляйском направлении, мало. Из археографических изданий это:
Сообщения
Советского информбюро. М.1944 (далее – Сообщения).
Сборник
боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. М., 1958 (далее –
Сборник 34).
Сборник
боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 33. М., 1967 (далее –
Сборник 33).
Из мемуаров участников боев:
Ионин
А.. Первые сутки. Из записок политработника. // Звезда. 1966 г. № 6. С.
136 – 144 (далее – Ионин).
Полубояров П. П. Крепче брони // На Северо-Западном фронте 1941 – 1943. М. 1969. C. 111 – 132 (далее ‑ Полубояров).
Зотов В. Ф. Инженерное обеспечение боевых действий фронта // На Северо-Западном фронте 1941 – 1943. М. 1969. C. 170 – 189 (далее – Зотов).
Курочкин П. М. Связь Северо-Западного фронта // На Северо-Западном фронте 1941 – 1943. М. 1969. C. 190 – 225. (далее – Курочкин).
Хвалей С. Ф. 202-я стрелковая дивизия и ее командир С.Г. Штыков // На Северо-Западном фронте 1941 – 1943. М. 1969. C. 307 – 325 (далее – Хвалей).
Казарьян
А. В. Четверть века на танках. Ереван, 1970 (далее – Казарьян, 1970).
Кислинский
В. С.. Нет ничего дороже. Документальный очерк. Л. 1983 (далее ‑ Кислинский).
Ротмистров П. А.. Стальная гвардия. М. 1984 (далее ‑ Ротмистров).
Казарьян
А.В. Присяга на всю жизнь. М. 1988 (далее – Казарьян, 1988).
Осадчий
Д. И. С марша в бой // Военно-исторический журнал. 1988 г. № 6. С. 52‑57.
Из
монографий и научных статей назовем:
Борьба за Советскую Прибалтику в Великой Отечественной войне. 1943 – 1945. В трех книгах. Первые годы. Книга первая. Рига 1966. (далее – Борьба).
Барышев В. Оборонительная операция 8-й армии в начальный период Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1974 г. № 7. С. 75 – 84. (далее ‑ Барышев).
Арвасявичус
Й. Я. 1418 дней в боях. Вильнюс. 1975. (далее ‑ Арвасявичус).
Гладыш
С. А., Милованов В. И. Восьмая общевойсковая. М. 1994 (далее ‑ Гладыш).
Иринархов Р.С. Прибалтийский Особый… Минск, 2004 (далее ‑ Иринархов).
Из художественной литературы
Бээкман В.Э. И сто смертей. М., «Советский
писатель», 1981 (далее ‑ Бээкман).
Из переводной немецкой литературы:
Гот Г. Танковые операции. Смоленск. 1999 (далее ‑ Гот).
Манштейн Эрих. Утерянные победы. Смоленск, 1999 (далее ‑ Манштейн).
Из литературы на других языках нам были доступны:
1. Panzer-Divizion 1935 – 1945. Chronik
einer der drei Stamm-Divisionen der deutschen Panzerwaffe. Aufgezeichnet und
bearbeitet von Rolf O.G. Stoves. Verlag Hans-Henning Podzun. Bad Nauheim, 1961 (далее ‑ Stoves).
Christoph Freiherr von
Allmayer-Beck. Die Geschichte der 21. (ostpr./westpr. Infanterie-Divizion
Schild Verlag. München, 2001 (далее – Allmayer-Beck)
Panzer operations: the Eastern
Front memoir of General, 1941-1945 / Erhard Raus compiled and translated by
Steven H. Newton.
David M. Glantz. The
battle for
Свободный перевод цитат из указанных источников с
английского и немецкого языков – автора данной публикации.
Использованы также воспоминания очевидцев, не
участвовавших в военных действиях:
Из дневника доктора Елены Буйвидайте-Куторгене (Июнь-декабрь 1941 года)
// Черная книга о злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими
захватчиками во временно оккупированных районах Советского Союза и в лагерях
Польши во время войны 1941–1945 гг. Составлена под редакцией Василия Гроссмана,
Ильи Эренбурга. Вильнюс, 1993 (далее ‑ Буйвидайте-Куторгене).
Палецкис Ю. В двух мирах. М., Политиздат, 1974 (далее – Палецкис).
Хлебников Н. М. Под грохот сотен батарей. М. 1979 (далее ‑ Хлебников).
Билявичус Э. Дела и люди. Вильнюс, 1987 (далее – Билявичус).
Славинас Александр. Гибель Помпеи. Записки очевидца. Тель-Авив,
«Иврус», 1997 (далее – Славинас).
[vi] Хаеш А.И. К истории еврейской общины Жеймялиса. Общество «Еврейское наследие».
Серия препринтов и репринтов. Выпуск
56. М., 2000. С. 4 ‑ 5.
[vii] Miškinis Algimantas. Žeimelis: Istorija ir architektūra. “Žiemgalos” Leidycla.
[viii] Бунич И. Операция «Гроза». Ошибка Сталина. М. 2004. С. 433 (далее –
Бунич).
[ix] Там же. . 618, 673.
[x] Военно-исторический журнал (далее ‑ ВИЖ). 1996. №2. С. 9‑11.
[xi] Ионин. С. 136.
[xii] Барышев. С. 76; ВИЖ 1992. № 2. С. 11.
[xiii] Там же.
[xiv] Барышев. С. 76; Хлебников. С. 105.
[xv] Иринархов. С. 130.
[xvi] Маковский В. Б. Прикрытие госграницы накануне войны // ВИЖ 1993 № 5.
С. 57.
[xvii] Директива по сосредоточению войск (план «Барбаросса») // ВИЖ 1991 №3.
С. 37.
[xviii] Там же. С. 37
[xix] Манштейн. С. 193.
[xxi] ВИЖ 1991 №3. С. 37.
[xxii] Гот С. 182.
[xxiii] Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина: Советский Союз и борьба за Европу 1939‑1941. М., 2002. С. 387.
[xxiv] Сборник 34. С. 8 – 12..
[xxv] ВИЖ 1989. № 5. С. 23.
[xxvi] Сборник 34. С. 22
[xxvii] ВИЖ 1989 № 5 С. 29.
[xxviii] Яковлев Н.Д. Об артиллерии и немного о себе. — М., 1984. С.
57.
[xxix] Борьба. С. 47.
[xxx] Ионин. С. 138.
[xxxi] Хлебников. С. 103 ‑ 104.
[xxxii] ВИЖ 1989. № 5. С. 23
[xxxiii] Там же. С. 46.
[xxxiv] Там же. . 47
[xxxv] Там же. С. 23
[xxxvi] Там же. С. 24.
[xxxvii] Курочкин. С 196.
[xxxviii] ВИЖ 1989. № 5. С. 46.
[xxxix] Арвасявичус. С. 18.
[xl] Иринархов.С. 218.
[xli] ВИЖ. 1989. № 5. С. 23.
[xlii] Сборник 34. С.32.
[xliii] Борьба. С. 60; Иринархов. С. 251.
[xliv] Полевой устав РККА (ПУ-39). М.: Воениздат, 1939. С. 67. Цит. по: Исаев А.В. Антисуворов. М.,2004. С. 55.
[xlv] Сборник 34 С.32.
[xlvi] Арвасявичус. С. 15
[xlvii] Иринархов.С. 31.
[xlviii] Сборник 34. С. 33.
[xlix] Гладыш. С. 14.
[l] Хлебников. . 110 – 111.
[li] Осадчий. С. 52.
[lii] Курочкин. С. 172.
[liii] Славинас. С.
250‑251.
[liv] Ионин.С. 139‑140.
[lv] Allmayer-Beck С. 114.
[lvi] Stoves. 181.
[lvii] Краснов В. Г. Неизвестный Жуков. Лавры и тернии полководца. Документы. Мнения. Размышления. М., 2002. С. 174‑175 (далее – Краснов)
[lviii] Курочкин. C. 198.
[lix] Арвасявичус. С. 21 ‑ 22.
[lx] Ионин.С. 140.
[lxi] Арвасявичус.С. 22.
[lxii] Ионин. С. 140.
[lxiii] Хлебников. 106
[lxiv] Сборник 34. С. 34
[lxv] Хлебников. . 106.
[lxvi] Борьба. С. 54.
[lxvii] Иринархов.С. 222.
[lxviii] Сборник 34. С. 36.
[lxix] Горьков Ю. А. Государственный Комитет Обороны постановляет (1941 – 1945). Цифры, документы). М., 2002. С. 491 (далее Горьков).
[lxx] Сборник 34. С. 39.
[lxxi] Географическая карта «Литовская ССР» (1:600 000). Издание Управления геодезии и картографии при Совете Министров СССР. М. 1972.
[lxxii] Ионин.С. 141.
[lxxiii] Stoves.С. 185.
[lxxiv] Allmayer-Beck С. 118.
[lxxv] Арвасявичус. С. 23.
[lxxvi] Ионин. С. 141, 142.
[lxxvii] Зотов. С. 174, 176
[lxxviii] Арвасявичус. С. 26, 27.
[lxxix] Иринархов. С. 253.
[lxxx] Raus. С. 14.
[lxxxi] Сборник 33. С. 47.
[lxxxii] Сборник 34. С. 39.
[lxxxiii] Иринархов. С. 279, 280‑281.
[lxxxiv] Курочкин. С. 199.
[lxxxv] Stoves. С. 186.
[lxxxvi] Сборник 34. С. 36, 39.
[lxxxvii] Ионин. С. 141, 142, 143
[lxxxviii] Сборник 34. С. 39.
[lxxxix] Борьба. С. 57.
[xc] Сборник 34. С. 36.
[xci] Арвасявичус. С. 27‑28
[xcii] Арвасявичус. С.28‑29.
[xciii] Борьба. С. 60.
[xciv] Борьба. Вклейка между стр. 56 и 57.
[xcv] Сборник 34. С. 39; Гладыш. С. 18.
[xcvi] Raus. С. 14.
[xcvii] Иринархов. С. 253‑254.
[xcviii] Stoves. С. 186.
[xcix] Stoves. С. 187.
[c] Абрамович А. В решающей войне. Иерусалим. 1981. Т. 1. С. 100 (далее ‑ Абрамович).
[ci] Ионин. С. 143 ‑ 144.
[cii] Allmayer-Beck С. 114, 118.
[ciii] Сборник 33. С. 47
[civ] Сборник 34. С. 38.
