Эскалация насилия в наших отношениях с арабами в течение последних лет вызывает тревогу не только у многолетних приверженцев левых партий, для которых вопрос о мире сводится к вопросу о собственной власти. Есть основания для беспокойства и для тех, кого вопрос о власти не волнует. Всякий человек хочет быть в согласии со своей совестью, и вопли мировой прессы и телевидения, решения ООН и всяких добровольных организаций, которые винят нас в превышении необходимой меры защиты и требуют объективности, не могут нас не задевать. Всякому хочется быть объективно правым.
Идея объективной истины нависла над нами с самого детства. Начиная от выяснений, "кто первый ударил?" в детском саду, до "настоящей причины" Мировой войны. Сначала еще только Первой войны, а после шумных выступлений Виктора Суворова уже и Второй. Сюда входят и выматывающие душу выяснения "роли евреев в Революции", и смехотворные счеты "от кого больше было пользы Советской власти - от физиков или от лириков?" Отсюда недалеко уже и до вопроса "у кого больше прав на землю в Палестине?".
Вообще говоря, объективная истина это что-то вроде абсолютной системы координат. Физики примирились с тем, что в космосе ее не существует. Но людям на земле сетка координат, привязанная к земной оси, кажется достаточно объективной, чтобы определять их взаимное расположение в пространстве. Сторонники Защитной стены между Израилем и Палестинской автономией так и формулируют свое кредо: "Мы - здесь, они - там!" Можно ли столь же однозначно объективно определить и взаимоотношение явлений - событий во времени? Особенно, событий в человеческом мире?
Для этого необходимо иметь возможность рассматривать их не только в одном общем пространстве, но и на одной шкале в общем времени. Это условие, как правило, не соблюдается. Несмотря на всеобщее распространение часов и унификацию календарей время остается прибежищем субъективности.
Расстояние все люди оценивают приблизительно одинаково. А время… молодые и старые, спортсмены и философы, европейцы и азиаты ощущают время по-разному. И столь же по-разному влияет на их оценку актуальных событий их прошлое. Скажем, тот факт, что большая часть земель занятых теперь еврейскими поселенцами была в свое время заброшена и куплена у арабских владельцев на законных основаниях, подкрепляет нашу уверенность в своей правоте, но никак не влияет на настроение арабского населения, которое либо сознательно игнорирует свое забытое прошлое, либо ничего не знает о нем.
Юридическая идея "истины", которая выясняется в суде, основана на предположении, что объективная картина события, включающая необходимые причинные связи, существует независимо от того, что мы о нем думаем, и может быть восстановлена в ходе тщательного расследования. Значит ли это, что примерно так же может быть прослежена и цепь событий, т.е. история народов?
Народы, однако, сильно расходятся в своих оценках. В Париже на могиле Наполеона я с удивлением обнаружил, что Бородино, и даже Березина, названы в числе памятных мест его воинской славы, хотя российская история числит эти сражения среди своих особо впечатляющих побед - "Скажи-ка, дядя, ведь недаром?.." Невозможно ответить на вопрос, что на самом деле - правда.
Человеку, погруженному в еврейскую традицию, или знатоку истории тот факт, что мы живем на земле древнего Израиля, много говорит, но для тинэйджера, который знает о мировой культуре в лучшем случае по музыкальным клипам, все это уже расплывается в тумане. И две тысячи лет, разделяющие Моисея и Магомета, сливаются в одно неразличимое мифологическое "начало времен".
Даже у одного и того же современного историка оценка событий может кардинально меняться. Газета "Гаарец" опубликовала сенсационное интервью с израильским профессором Бени Моррисом. 20 лет назад др. Моррис прославился на весь мир своими "разоблачениями" израильских жестокостей во время Войны за независимость 1948 г., заклеймив их как "военные преступления". Теперь, после "интифады Аль-Акса", он пришел к выводу, что тогдашнее поведение израильского руководства было полностью оправдано и, даже более того, оно было еще недостаточно решительным, чтобы окончательно изгнать из Израиля арабское меньшинство, фактически не способное к мирному сосуществованию.
Способность палестинского населения к сосуществованию остается под вопросом, но способность профессионального историка к таким "сальто-мортале" на основе одного и того же материала заставляет задуматься о самой возможности объективного подхода в остроконфликтной ситуации.
А что, если юридическая логика действительно докажет, что наше пребывание в Израиле незаконно, мы вернемся в Россию? И, размахивая книгой "200 лет вместе", будем требовать вернуть нам назад половину территории России? Это приблизительно то, чего хотел Арафат и его компания, размахивая резолюцией ООН 1947 г., которую арабские страны тогда отказались выполнить. Прошло всего 58 лет…
Для разных групп населения России одна и та же цифра участия евреев в Революции свидетельствует о совершенно разных явлениях. Для одних - это индикатор былого отчаянно неравноправного положения евреев в Империи, для других - свидетельство необыкновенной активности избранного народа, а для третьих - часть Сионистского заговора для достижения мирового господства. Выбор людей, конечно, определяется не статистикой, а тем, какие образы и идеи кажутся им наиболее близкими при моделировании события. Образ "империи", образ "еврейства", "идея равноправия" и "идея заговора" - или "мирового господства" - дают богатый набор сочетаний, позволяющий, как будто, различные частные точки зрения. Вскрыть "объективную" картину - значит оценить относительный "вес" этих факторов в историческом процессе. Однако, оказывается, что этот "вес" даже в одной и той же культуре меняется на протяжении жизни нескольких поколений не меньше, чем он поменялся у проф. Б. Морриса на протяжении одной его жизни.
Так, в современном европейском сознании "идея равноправия", конечно, вышла на первый план. "Идея еврейства" остается пока допустимой, "идея Империи" осуждается, а "идея Заговора" - тем более "с целью достижения мирового господства" - даже не рассматривается всерьез. Напротив, 200 лет назад на первом месте была как раз "идея Империи", "равноправие" всего лишь допускалось тут и там, но и идея мирового господства не отвергалась. Впрочем, идея заговора с этой целью и тогда выглядела маловероятной, хотя "идея еврейства" осуждалась единодушно. В течение этих столетий соотношение образов в сознании европейцев изменялось таким образом, что по избранной шкале предпочтений можно было даже судить о политических взглядах человека. Российская империя, в которой к началу ХХ в. шкала столетней давности все еще оставалась приемлемой, считалась отсталым государством. И хотя Россия считалась отсталой страной в Европе, в собственном сознании множества русских людей из самых разных кругов она при этом была и осталась передовой и даже во многих отношениях опережающей всех остальных. Идея, что Россия вот-вот возглавит все человечество, приходила в голову почти одновременно и свободолюбивому "неистовому Виссариону" Белинскому и убежденному "душителю свободы" Бенкендорфу.
Для того чтобы как-нибудь объяснить этот феномен, необходимо признать, что время у разных людей (и в разных цивилизационных группах) психологически течет по-разному и причинно-следственные цепи замыкаются неодинаково.
В самом деле, если только не верить в астрологию, нет никакой связи между историей человека (или общества) и астрономическим временем. Можно установить связь лишь с моментом начала отсчета. Время можно отсчитывать от Рождества Христова, а можно и с основания Республики, как делали вожди Французской революции. Можно отсчитывать время и от своего дня рождения. И по скорости набегания событий оно потечет то быстрее, то медленнее. А уж, что считать событием - движения планет, рост государств или приближение старости - это вопрос субъективный. Только крайние педанты (и ученые с астрологами заодно) склонны связывать и это рождество, и момент основания республики с каким-то расположением планет.
Роль планет в нашей жизни определенно преувеличена. Политические изменения, финансовые катастрофы, карьерные переживания или душевные кризисы задевают нас гораздо чувствительнее.
Но не только время течет по-разному в разных странах. Сами вещи и явления тоже оцениваются неодинаково, так что один и тот же человеческий поступок, нейтральный и незначительный в одной среде, вдруг превращается в волнующее событие в другой.
У Фазиля Искандера есть прелестный рассказ, в котором его любимый персонаж, Сандро из Чегема, ударил старика-сторожа городского музея в Гагре прикладом винтовки по голове. На суде Сандро спрашивают, как он мог так поступить. Тот отвечает, что сторож его оскорбил. "Каким именно образом?" - строго спрашивает судья. "Он пукнул в мою сторону" - отвечает Сандро. "Вы уверены, что он имел в виду вас лично?" - сомневается испорченный европейским образованием судья. "Но вокруг ведь больше никого не было!" - простодушно отвечает герой Искандера.
Этот ответ мог бы внести в израильскую политическую дискуссию яркий аргумент в пользу возведения "защитной стены", предназначенной отделить друг от друга народы с разными представлениями о мире. Оскорбительная идея проступка сторожа получает полноценное существование только на распахнутой границе двух замкнутых культурных миров, вступивших, в отсутствие стены, в невольный и неконтролируемый контакт. "Небольшой процент" убийств, происходящий из-за просачивания в Израиль арабов с территорий, возможно, не помешал бы нормальным отношениям между странами внутри арабского мира. Но нервным израильским гражданам трудно с этим мириться. Мы могли бы сохранить "объективность" перед лицом террора, только если бы у нас было такое же отношение к смерти и человекоубийству, как у наших соседей.
Тот, кто утверждал, что в споре рождается истина, явно преувеличивал. В лучшем случае в споре рождается понимание несовместимости позиций сторон, исходящих из разных посылок.
В своей полемике с экуменической позицией либерального российского культуролога Григория Померанца еврейский ортодокс Эдуард Бормашенко сформулировал ("22", № 103) фундаментальное (не путать с фундаменталистским!) требование к любому содержательному диалогу, которое выглядит особенно очевидным для математиков: "Когда два математика произносят два одинаковых утверждения, они имеют в виду одно и то же". Это следовало бы назвать нулевой аксиомой математики, ибо только после принятия такого предположения (а это именно предположение!) приобретают смысл все остальные определения и аксиомы (вроде того, что "прямая линия - кратчайшее расстояние между точками" и т.п.).
Если уж проблема неадекватного понимания дает о себе знать в математике, она тем более присутствует во всех остальных человеческих коммуникациях. Особенно, если иметь в виду коммуникации между представителями разных цивилизаций. Языки цивилизаций, (в том числе и математика) могут вести людей к согласию, только если обеспечено предварительное согласие в нулевой аксиоме. Даже два человека, говорящие одно и то же на одном (общем) языке, должны быть предварительно уверены, что они стремятся к одному и тому же. Ибо, если цель одного из них - уничтожить другого, этому другому лучше прекратить разговор и подумать о спасении.
Для разных народов, государств, тем более разных культур, стратегическая оценка возможных намерений оппонента просто входит в обязанность правительств. Наше правительство уже более десяти лет имеет дело с организациями и группами, не делающими секрета из своего намерения нас уничтожить. Никакого общего языка, тем более общего принципа, между Израильским и Палестинским руководством никогда не было. На какой же основе вести переговоры? Что выбрать за нулевую аксиому?
Вплоть до ХХ в. западная цивилизация не нуждалась ни в каком одобрении со стороны остальных и приводила другие народы к согласию силой. Во многих исторических случаях (например, Япония) это привело к отличным результатам. Такое "согласие", однако, включало и усвоение множества свободолюбивых западных идей (в том числе, например, идею "прав человека"), которые неизбежно вступали в противоречие с насильственным способом их внедрения.
Российские выходцы, хорошо понимают эту проблему на примере насильственного внедрения европейских порядков в России Петром I. С тех пор прошло 300 лет, но и сейчас не перевелись там ожесточенные сторонники допетровского уклада. Основатель "Евразийской партии" Александр Дугин так и определил свое вИдение чаемого будущего "Евразийской" цивилизации в России, как "цивилизации пространства", в отличие от беспокойной "Атлантической цивилизации времени". Хотя многие "атлантисты" вовсе не спешат звать нас в свою компанию, весь "евразийский" мир совершенно уверен, что Израиль с головой принадлежит к этой "цивилизации времени". Конечно, при сравнении с допетровской "цивилизацией пространства", это выглядит правдоподобно.
Последний прецедент парадоксального культурного взаимодействия "цивилизации времени" с "Евразией" - война в Ираке. По представлениям американцев эта война должна была обеспечить народу Ирака свободу. В какой-то степени это даже удалось. Освобожденное шиитское большинство народа хотело бы теперь воспользоваться этой свободой в соответствии со своим правосознанием (сложившимся у них раз и навсегда около 1000 лет назад, когда в ходе борьбы за власть был убит халиф Али, ставший для шиитов святым) и расправиться с угнетавшими их много лет суннитами. Готовы ли атлантисты позволить им это сделать? Похоже, что - нет. Где же обещанная свобода?
Неожиданно выплыла на поверхность, бывшая нам привычной из школьного марксизма, истина, что государство, вообще говоря, есть орган насилия, и только насилие, слишком явно выпиравшее при Саддаме Хусейне, способно было сдержать эти (и многие другие) враждебные тенденции в рамках неоднородного, деспотического государства, включавшего разные народы, каким был Ирак.
Должны ли (и могут ли?) американцы (чье государственное мышление сложилось под влиянием скорее противоположной идеи - "общественного договора" Жана Жака Руссо) применить насилие, чтобы удержать эти народы от взаимной резни, а бывшее это искусственное государство от распада? Искусственных, "неудавшихся" государств на Земле еще много. "По оценке Всемирного банка в неудавшихся государствах живёт около 500 миллионов человек". (А. Кустарев, "Kosmopolis", М.,1998).
Вот, того и гляди, такое же нежизнеспособное государство "атлантические" благодетели создадут и для палестинцев… Чтобы быть объективными с представителями арабской "цивилизации пространства", нам пришлось бы каким-то образом привести не только наше чувство времени в соответствие с их темпом жизни, но и приспособить наш образ жизни к их немыслимому стандарту.
Политическое развитие самой Западной цивилизации и распространение ее идей по планете в ХХ в. привело к тому, что для нормального существования мира некоторым ее представителям стало казаться необходимым добровольное согласие чуть ли не всех народов…
Согласие, конечно, лучше конфронтации. Но достигалось ли оно когда-нибудь в истории добровольно? Может ли оно быть добровольным, вообще? И, главное, остаться таким вопреки течению времени, которое у разных народов течет по-разному? Менее всего способствует добровольному согласию объективный подход.
Сионистская идея, первоначально снискавшая именно всеобщее одобрение (и в Европе, и в Азии) всех заинтересованных сторон, неожиданно вызвала неудовольствие части местных, палестинских феодалов. Соображения этих несовременных людей (и сами эти люди) казались европейцам в конце XIX в. настолько незначительными, что в течение последующих ста лет и сионистское руководство, и мировое сообщество просто игнорировали это препятствие, заглушая его громкими призывами к миру и дружбе.
За 100 лет, однако, небольшой еврейский ишув в соответствии со своим субъективным чувством времени превратился в самодостаточное государство с принципами, несовместимыми с укладом всего ближневосточного окружения. И теперь уже дальновидная несговорчивость нескольких шейхов, упорно сосредоточенных на своей идее пространства ("День земли"!), была осознана и широко осмыслена интеллектуалами, как якобы судьбоносный конфликт между цивилизациями. Редкое арабское население, 100 лет назад одинаково равнодушное, как к политическим амбициям своих мнимых представителей, так и к наивным призывам евреев к совместному развитию, теперь обратилось в 2-3-миллионный "палестинский народ", лишенный средств существования и с малолетства воспитанный в уверенности, что его обманули и обидели, лишив родной земли, которую он любовно возделывал последние 5000 лет. Нет никакого смысла объяснять им, что это не так. Такие объяснения обижают их еще больше…
Не только согласие, но даже и обсуждение подобных вопросов, не может быть обеспечено без принятия какого-нибудь общего принципа, который смог бы послужить начальной аксиомой для обществ, не имеющих между собой в культурном отношении почти ничего общего. Обменивать "территории на мир" - это так же бесперспективно и бессмысленно, как менять пространство на время.
Есть, однако, в Библии призыв, который внятен почти всем конфессиям и, в первом приближении, мог бы рассматриваться как нулевая аксиома для всех: "Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло… Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие... Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое…" (Втор. 30,19.)
Предпочтение жизни для всех жизнелюбивых народов кажется, чуть ли не само собой разумеющимся. Если люди хотят жить, можно попытаться найти такую общую формулу, которая позволила бы им примирение перед лицом неминуемой смерти. Даже и "джихад" предусматривает такой компромисс для крайних случаев - "сульх" - перемирие. Однако, призыв "Избери жизнь!" становится действенным, только когда люди и в самом деле чувствуют, что в противном случае смерть неминуема. И не чья-то неощутимая, чужая смерть, узнаваемая из газет и поминальных речей, а своя - физическая.
Таким было воздействие атомной бомбардировки на Японию… Отчасти, именно такова была ситуация Холодной войны, когда даже Советское руководство смирялось под страхом атомного удара. Действенным оказалось и впечатление от израильских ликвидаций лидеров исламских террористических организаций. Что бы они ни говорили об общей готовности умереть за свою идею, уничтожение шейха Ясина и, немедленно вслед за этим Др. Рантиси, заставило вождей и вдохновителей террора живо ощутить качественную разницу между гибелью десятков своих безропотных последователей и собственной смертью. Напор террора заметно ослабел…
Что же я хочу сказать? Что от взаимного убийства людей удерживает только насилие, страх ответного удара? На каком-то уровне взаимоотношений - да, к сожалению. Если мы хотим сейчас удержать арабов от убийств, мы можем сделать это только силой.
До образования Израиля британские власти каждую неделю вешали арабских разбойников, еще не догадавшихся тогда объявить себя борцами против империализма. Но со временем, и отчасти пользуясь израильским либерализмом, "…предводители клик объединяются с соплеменниками, издавна существующими на сопредельных территориях, создают там базы, втягивающие всякого рода маргинальный сброд, повстанцев и диссидентов. Эти формирования наёмников-подростков действуют как власти на подконтрольных им территориях. Война становится для них повседневным занятием." (A. Mbembe, Le Monde Diplomatique, Novembre 1999.) Эти слова написаны на основе наблюдения жизни африканских стран, но они адекватно описывают и возникновение "израильско-палестинского конфликта".
Нам не на что жаловаться. Через такое чистилище прошли все современные народы. Собственно, остались жить на земле лишь те из них, которые выдержали это испытание. Существование еврейского народа во 2-й мировой войне оказалось под угрозой только потому, что у него в распоряжении не было никаких внушительных коллективных средств защиты.
В прошлом западную Европу в течение веков разоряли гунны, готы, вандалы. Потом венгры, арабы и скандинавы. Славянские княжества веками страдали от набегов торков, печенегов, половцев. И ничто не могло остановить этот беспредел, кроме ответного систематического убийства. Профессиональные головорезы - рыцари, средневековый "спецназ" - были остро востребованы при всех королевских дворах. Ежедневно, выходя из дому, европеец рисковал быть убитым на улице. Не выходя, он тоже рисковал сгореть вместе с домом. Тогда еще не было никакого "международного терроризма", или "освободительной борьбы". Просто - грабеж. Без лозунгов.
У людей "евразийского пространства" идея постепенного накопления ценностей сформировалась не сразу, ибо эта идея порождается чувством времени. Исходно они представляли свое обогащение только в форме прямого захвата. Как пишет современный специалист: "Нищие общества многодетны и "молодёжны". Существующие на грани выживания молодые люди из зон нищеты пополняют ряды повстанческих движений. Фактически они живут грабежом - институционализированным грабежом". (А.Кустарев, "Kosmopolis", М.,1998)
Т.о. глубинная психологическая основа явления осталась неизменной со Средних веков: для многих молодых людей и в наше время война и смертельный риск предпочтительнее, чем ежедневный труд и размеренное существование.
Впрочем, бывает, что, встретив непреодолимые препятствия на пути разбоя, некоторые лихие люди, находят и другие, менее пугающие, формы применения своей повышенной активности (пассионарности в терминологии Л. Гумилева). Остановленные жестоким сопротивлением соседей, поставленные перед выбором между жизнью и смертью, некоторые вышеперечисленные буйные народы рано или поздно нашли для себя образ жизни, позволивший со временем включить их в число цивилизованных людей. На это, правда, в Европе ушло несколько столетий.
Для той части человечества, которая живет с нами по соседству, эта история не закончилась. Она, собственно, еще и не началась. Только если у нас хватит решимости и терпения силой удерживать вождей палестинцев от войны, у них появится исторический шанс.
Недавно произошло обнадеживающее событие, которое может коренным образом повернуть историю израильско-арабских отношений к оптимистическому варианту. Футбольный клуб израильских арабов селения Сахнин с триумфальным успехом провел спортивный сезон в Израиле. Для амбиции арабской молодежи возникла новая точка приложения, которая может вывести их на экраны телевизоров не только в качестве убийц или жертв. Еще несколько таких событий и, может быть, наберется достаточное число смелых молодых арабов со вкусом к жизни, у которых хватит мужества прекратить бесперспективную, самоубийственную войну и найти себе и соплеменникам другое, достойное занятие. С этого момента и начнется отсчет времени в их обществе, пока что все еще принадлежащем к "цивилизации пространства".
Пока это не произошло, именно объективная ситуация и чувство справедливости требуют от нас сохранять ту меру насилия, которая диктуется нашим субъективным чувством безопасности.
