Борис Тененбаум

Генерал

Документальное повествование о Моше Даяне

 

 

   
     I

     Погром, случившийся в Кишиневе в апреле 1903 года, произвел на современников сильное впечатление. Не часто в Европе того времени случались "беспорядки", когда толпа грабила, насиловала и убивала, а находящиеся тут же в городе многочисленные и вооруженные "силы порядка" не делали решительно ничего, чтобы этот самый порядок восстановить. Продолжалось все это три дня, и прекратилось, когда "народная ярость" оказалась, как бы утолена.
     Негативная реакция за рубежом на какое-то время озаботила российское общество. Ненадолго - проблем хватало и без этого небольшого в масштабах Российской Империи происшествия, да и государь в частном кругу простодушно заметил - "... а я даже и рад, когда жидов бьют ...".

     Государь, впрочем, и вообще отличался простодушием.
     Фон Плеве, его министр внутренних дел, был человек несравненно более умный, и постарался принять меры к тому, чтобы отклонить от правительства - и от себя лично - обвинения в "… потакании …". В потакании не самой погромной агитации Павла Крушевана, а вот именно - в "... организации беспорядков ...".
     Все-таки нехорошо, когда толпа громит магазины и частные дома, пусть и под самыми что ни на есть патриотическими хоругвями - это вызывает сомнения в "… крепкой законности и разумном правопорядке …".
     В еврейской среде - по понятным причинам - реакция была сильнее.

     О том, что власти имели в виду под именем "... законности и правопорядка …" (по крайней мере, в их отношении) - на этот счет не имели иллюзий даже самые оторванные от проблем государственной жизни "… жиды города Киева …". Именно это удачное выражение из обращенной к ним антисемитской "… увещевательной брошюры …" было в большом ходу в истинно патриотической части российской печати.
     Эмиграция - "… куда угодно, лишь бы из России …" - резко выросла. Вообще-то, это отвечало видам правительства - наставник отца нынешнего государя, К. Победоносцев, предполагал, что решение еврейского вопроса в России произойдет после того, как "… треть этого беспокойного племени вымрет, треть эмигрирует, а треть - ассимилируется …".

     Хотя сионизм именно и призывал евреев к выезду, но на всякий случай "… националистическую еврейскую пропаганду …" решили пресекать. Первая реакция всегда была - запретить - потому что наиболее надежным инструментoм неуклюжей государственной машины России служилa полиция, а запрет для полиции - естественное, почти инстиктивное движение.
     Поэму Хаима Бялика "Сказание о погроме", правда, разрешили к печати, но издали под названием "Сказание о Немирове" - относя ее не к недавнему погрому в Кишиневе, а к резне в Немирове в 1648 году, во время восстания Хмельницкого.
     Насколько меры эти оказались эффективными, судить трудно. Немалое число еврейской молодежи в России двинулось в революцию, создав, так сказать, "четвертую альтернативу", Победосцевым вовсе не предусмотренную.
     Эмиграция - мера весьма решительная, поменять свою страну на другую решится не всякий, и обычно под давлением очень уж серьезных причин. Еще труднее пойти на серьезную борьбу за смену порядков в такой стране как Россия - это решение чревато тяжелыми последствиями, не исключающими и казнь, и каторгу.

     Некоторым, однако, даже эти меры показались недостаточно решительными. Они решили "… построить себе свою страну …", какой бы утопичной эта идея ни казалась людям более благоразумного склада. Например, молодой в ту пору журналист и литератор В.Е. Жаботинский был настолько потрясен послепогромной картиной Кишинева (скажем, гвоздями, забитыми в глаза жертв), что бросил все свои занятия в русской литературе и уехал за границу, полностью переключившись на политическую деятельность. Он решил, что необходимо сделать все возможное и даже невозможное, чтобы "… построить еврейское государство …".
     Жаботинский до отьезда был очень успешным журналистом, известным на всем Юге России - настолько известным, что одним своим словом устроил своему приятелю, Коле (незаконному сыну И.С. Левенсона), командировку от его газеты в Лондон. Газета, правда, поскупилась оплатить своему корреспонденту дорогу от Одессы до Лондона, но статьи его аккуратно публиковала, чем и положила начало его литературной карьере.

     Жаботинский продолжал работать как журналист, но настолько отошел в ту пору от российской литературной деятельности, что, встретив за границей своего знакомого, В.В. Розанова, не захотел говорить с ним по-русски, предложив вместо этого беседовать "… на каком-нибудь другом, безразличном мне языке …".
     Впрочем, возможно, он учитывал и личность своего собеседника …
     Конечно, сионизм не был открытием - начало было уже положено книгой Герцля и тем откликом, которую она вызвала. Уже существовала сионисткая организация, и делались попытки привлечь какую-нибудь великую державу к делу создания еврейского национального очага - в качестве державы-покровительницы. На эту роль - и не без оснований - сионисты одно время прочили Германию.
     Уже были первые еврейские сельскохозяйственные поселения в турецкой Палестине, и даже удалось заручиться поддержкой некоторых богатых филантропов, например, Ротшильда и Монтефиори.

     Но, несмотря на все усилия, сионисткое дело привлекало не так уж много народа - мало кому казалась привлекательной идея, оставив Россию, поселиться в захолустной турецкой провинции. Однако волна еврейской эмиграции из России оказалась так велика (около 2-х миллионов человек), что некоторая доля эмигрантов - от полутора до двух процентов - попала и в Палестину, образовав то, что в дальнейшей истории называлось "Вторая Алия". Одним из таких эмигрантов оказался Давид Грин, который приехал в Палестину из Плонска в 1906 году, полностью перешел на иврит, и даже сменил свою фамилию на ивритскую - Бен Гурион. Уехал Иосиф Трумпельдор - человек с весьма экзотической биографией. Он участвовал в русско-японской войне, заслужил 4 георгиевских креста, был ранен, потерял руку, и оказался произведен - редчайший случай для некрещенного еврея - в прапорщики. Прослушав юридический курс в Петербургском университете, он уехал в Палестину - " ... строить страну...".
     Из всех этих людей понемногу складывалась еврейская община Палестины - ишув.

     В числе прочих уехала из России Дора Затуловская, которую иногда называли Дебора, а чаще - Двойра. Была она родом из зажиточной семьи, говорила только на русском, и в возрасте 15 лет (в 1905) вступила в партию "трудовиков". Она обожала Толстого, и даже побывала в Ясной Поляне - как бы совершив паломничество. В качестве медсестры Дора поехала в 1911 году на Балканы, на болгарский фронт, но в 1912 вернулась домой, в Прохоровку на Украине и поступила в университет.
     Однако в 1913 году что-то у нее в душе повернулось, и против воли родителей она собралась и опять уехала - в Палестину, где и поселилась в социалистической сельскохозяйственной коммуне в Галилее - в Дгании.
     Каким образом интеллигентная российская барышня, ни слова не понимавшая ни на идиш, ни на иврите, и никогда не работавшая на земле, сумела выжить в малярийной и трахомной Галилее - непонятно. Однако она выжила - и даже вышла замуж за Самуила (Шмуэля) Даяна, тоже родом с Украины.

     В 1915 году у них родился сын, которого назвали Моше. Впрочем, часто его называли Муса - на арабский лад. Мать звала мальчика Мусенькой.
     Ишув жил своей, теперь уже отдельной от "стран исхода" жизнью. В 1925 году в Иерусалиме был открыт университет, а вслед за ним и госпиталь. Огромные события в жизни России - русско-японская война, революция 1905 года - заметного следа на жизни ишува не оставили. Хаим Бялик на вопрос, что нового принесла революция в Россию, ответил - "Ничего. Боров перевернулся на другой бок". Старый поэт недолюбливал свою былую родину …
     Однако конец Первой Мировой Войны принес с собой заметные изменения. Власть в Палестине сменилась - теперь правление перешло к англичанам, получившим от Лиги Наций мандат на управление в этих бывших турецких владениях. Что было еще важнее, Англия приняла так называемую Декларацию Бальфура - обещание "… содействовать в строительстве еврейского национального очага в Палестине …". Принятию этого документа способствовало немало факторов - желание получить надежную базу с европейским населением недалеко от Суэцкого Канала, например. Много способствовали достижению Декларации усилия доктора Хаима Вейцмана, президента Исполнительного Комитета сионисткого движения - он оказался замечательным дипломатом, и убедил весьма влиятельных в Лондоне людей - вроде Ллойд Джорджа - в том, что "еврейский национальный дом в Палестине" будет в интересах Великобритании.

     Какой-то - несколько парадоксальный - вклад в решение о принятии Декларации Бальфура внес тогдашний британский посол в США. Он, убежденный антисемит, так долго и с таким жаром убеждал свое правительство в роковом прогерманском влиянии, которое оказывали на американское правительство еврейские банки, что правительству Его Величества пришла в голову идея переориентировать это влияние в пользу Великобритании.
     Оказал свое действие и так называемый "еврейский полк" - военная часть, сформированная в Англии из евреев-добровольцев для участия в войне против Турции. К созданию полка приложил руку Трумпельдор - и проявивший просто нечеловеческую энергию и настойчивость Жаботинский. Он присоединился к полку, сперва в качестве рядового, получил чин сержанта, а потом даже поручика, которым его назначили "... с каким-то хитрым обходом неписанной британской конституции …" - потому что давать фактические права офицера иностранцу было запрещено.

     Его командир, полковник Паттерсон, дразнил своего подчиненного, уверяя его, что его офицерский чин - ненадолго.
     "... Было только два исключения из правил - вы и кайзер Вильгельм, и Вильгельма уже выкинули ...".
     У Доры Даян тем временем хватало проблем помимо политики. Маленький Муса в 1918 году чуть не умер от воспаления легких. Когда она сумела его выходить, он заболел трахомой, и по всем показателям должен был ослепнуть. В 1919 году сама она на пути в Ротшильдский Госпиталь в Иерусалиме свалилась с болезнью почек. Однако она оправилась, а ребенка ее вылечил доктор Фейгенбаум, который работал в офтальмологическом отделении.

     В 1921 году семья переехала из Дгании в новое поселение, Нахалал, недалеко от Назарета. Семь человек поселилсь в этом негостеприимном месте, а через 10 дней перевезли туда свои семьи. Мальчишка рос, как и полагалось крестьянскому сыну в районе не слишком спокойного пограничья - на лошади он научился ездить лет с 7-и, в 10 научился стрелять, а в 14 примкнул к отряду местной самообороны.
     О разрыве "ревизионистов" Жаботинского с основным сионистким движением, о его статье "Этика Железной Стены" (написанной в 1923 году и предсказывавшей неизбежную войну между ишувом и арабами) он ничего не знал. Его героем в те годы был местный араб-полицейский, честный, храбрый и справедливый человек, гроза воров и конокрадов.

     Школа в Нахалале была одна для всех детей, и учитель в ней был тоже один. Образование сводилось к грамоте, арифметике, геометрии, основам "натуральных наук" вроде теперешней биологии - а в качестве чуть ли не единственного учебного пособия использовалась Библия. Большую ученость приобрести тут было трудно. Правда, Мошэ Даян ходил два года в "среднюю школу для девочек" - что и служило в дальнейшем неисчерпаемым источником шуток в его адрес.
     Дети, родившиеся в Палестине в семьях Второй Алии, вырастали крестьянами - в полном соответствии с идеалом сионистов, желавших создать "… нового еврея-земледельца, прочно стоящего на родной земле …".

     Именно таким Моше Даян и вырос. Правда, в отличие от Жаботинского, который писал прозу на восьми языках и стихи - на четырех, юный Моше знал только иврит. Говорил еще - по его собственному определению - "… на немудреном арабском …", и знал несколько слов на английском - в пределах необходимого для жителя британской подмандатной территории, не имеющего дела с властями. Он, правда, читал Достоевского и Толстого - в этом его американский биограф не наврал - но читал он их в переводе, и вообще на литературу времени у него не хватало, потому что в 1936 году он женился на 16- летней девушке, тоже из Нахалала, Руфь Шварц. На свадьбу были приглашены соседи из племени эль-Мазариб. Они колебались - принимать им приглашение или нет? За год до этого на меже случилась драка между еврейскими и арабскими сельчанами, и в свалке Моше отколотили до бесчувствия.
     Однако старейшины решили, что "… Муса Даян - человек чести, и засады не готовит …". Приглашение было принято.
 

 

Моше Даян

     Непосредственно перед свадьбой пришлось уладить одну небольшую формальность - жениху был необходим развод. Он уже был женат. Брак был фиктивный, и заключен был, как ни странно, по настоянию невесты Даяна - она хотела помочь одной несчастной беженке из Германии остаться в британской Палестине.
     Начиная примерно с 1923 года, Великобритания начала понемногу отходить от провозглашенной цели своего мандата на Палестину - образования национального очага для еврейского народа. Иммиграция в страну была ограничена - что, собственно, и послужило пунктом, на котором Жаботинский разошелся с Хаимом Вейцманом, стоящим за продолжение неограниченного сотрудничества с англичанами. Британское министерство отказывало в иммиграционной визе даже беженцам из "… новой национал-социалистической Германии …", и обойти это ограничение можно было только иногда, и только посредством всяких искусственных бумажных процедур. Так что Моше видел свою "жену" только один раз, во время церемонии заключения их "брака" - и никогда не говорил с ней, потому что она знала только немецкий. Развелись "супруги" заочно. Что с ней стало потом - неизвестно. Когда собирались документы для издания биографии Даяна в США, ни Моше, ни Руфь Даян даже фамилии Вильгельмины не вспомнили.

     Родители новобрачной в качестве свадебного подарка вручили ей и ее молодому супругу билеты на пароход, уходящий в Англию. Зять был далек от их идеала - простой парень из галилейской деревни. Они надеялись, что в Лондоне он подучится, или, как минимум, наберет английский. Надеждам их не суждено было оправдаться. Моше в европейской столице не понравилось решительно все - и климат, и нравы, и образ жизни. Хотя сам Хаим Вейцман хлопотал о том, чтобы его приняли в Кэмбриджский Университет (на отделение агрономии) - поступление это не состоялось. Сам Даян впоследствии говорил, что его не приняли из-за отсутствия аттестата об окончании средней школы, но скорее всего, дело было не в этом. Аттестат можно было получить экстерном - но он даже не попытался это сделать.

     В марте 1936 года молодожены вернулись домой, в Нахалал. Политика занимала их мало, но вскоре начался очередной арабский мятеж под лозунгом - "Остановить еврейскую иммиграцию в Палестину!" - и политика стала влиять на жизнь молодой пары самым непосредственным образом. Ишув действительно увеличился в период между 1919 и 1935 - с 60 тысяч человек до 350 тысяч.
     Но одновременно в бывшую глухую провинцию Турции шла широкая арабская иммиграция из Сирии, Ливана, Ирака, и даже из Египта. Немудрено - в британской Палестине благодаря усилиям еврейских колонистов появилась работа. Обе общины теперь ежедневно сталкивались из-за дележа рабочих мест, и столкновения эти арабы, как правило, проигрывали.

     Английская же администрация все чаще становилась на сторону арабов, и по совершенно естественной причине - количество английских войск на Ближнем Востоке было невелико. Как всегда, англичане видели себя в роли арбитров, разрешающих конфликты между многочисленными группами своих колониальных подданных. Поскольку волнения среди арабов Палестины получали нежелательный резонанс в Ираке и в Египте, то считалось, что в Палестине лучше удовлетворить "законные арабские требования" - вне всякой зависимости от принятой - в другое время и при других обстоятельствах - Декларации Бальфура. Однако арабы не хотели видеть в Палестине не только еврейских фермеров, но и английских солдат.
     Пока мятеж ограничивался атаками на еврейские поселения, англичане его более или менее игнорировали. Но когда начались нападения на нефтепровод, идущий в порт Хайфы, за подавление беспорядков взялись всерьез. Одной из принятых мер стало формирование местной вспомогательной полиции, куда молодой Моше Даян и был принят в качестве констебля. Начальство его отличало, и довольно быстро он был произведен в сержанты. Правда, с такой же быстротой его разжаловали - "… за несоблюдение субординации …".

     Тем не менее, дело оказалось полезным - его включили в число 52 человек, командированных на 6-недельные "курсы командиров взводов" Хаганы - полуподпольной организации самообороны ишува. По мнению Ицхака Садэ, начальника Хаганы в тот период, двумя лучшими студентами этих курсов были Моше Даян и Игал Алон - такой же крестьянский парень, как и Даян, только тремя годами его моложе. Ицхак Садэ - бывший цирковой борец, чемпион Петербурга, прошедший фронт в Первую Мировую Войну и дослужившийся в царской армии до унтера (одно время после революции он даже командовал ротой) знал, что говорил. Они оба в 1938 году были отобраны на службу в новое английское формирование - "Специальные Ночные Отряды" - его командиром, капитаном Ордом Уингейтом, который их обоих очень отличал.

     Вряд ли они думали тогда, что их знакомство продлится в течение всей их последующей жизни, и будет сопровождаться острым соперничеством.
     Что касается Уингейта, то он попал в Палестину из Судана и служил при штабе в должности офицера разведки. Человек он был эксцентричный, совсем не похожий на обычного английского офицера. Поскольку обычные меры защиты нефтепровода - регулярные патрули и взрывы домов подозреваемых в диверсиях в окрестных арабских деревнях - желательных результатов не давали, Уингейту разрешили попробовать его собственные способы борьбы с повстанцами.

     В Судане в свое время он организовал специальный отряд по борьбе с работорговлей, и действовал этот отряд очень успешно. Теперь, получив полномочия и некоторые фонды, капитан энергично взялся за дело. Первый ночной патруль он повел сам, и на своих еврейских солдат произвел неизгладимое впечатление. Прежде всего, он ориентировался ночью на местности лучше своих подчиненных, которую считали эту местность своей. Он казался им стариком (ему было в ту пору 35 лет), но и в физический форме, и в выносливости не уступал своим двадцатилетним бойцам. Наконец, он показал им, как надо воевать. Ночная засада, организованная его группой из 7 коммандос (Даян был одним из них), обратила в паническое бегство арабский отряд из 80 человек.
     Нефтепровод больше не подвергался нападениям, арабский мятеж в Палестине к 1939 году утих. Капитан Уингейт был переведен из Палестины, его отозвали в Лондон. Специальные Ночные Отряды были срочно расформированы - в недрах английской администрации в Палестине возникла мысль, что эти солдаты - готовые кадры для Хаганы. А надо сказать, что с началом Второй Мировой Войны англичане запретили деятельность всех организаций в Палестине, и обьявили, что хранение оружия - преступление.

     В ноябре английская полиция накрыла тренировочный курс Хаганы - 43 человека были арестованы и судимы военным трибуналом. Даян вместе с остальными получил 10 лет тюрьмы - да еще некоторые английские офицеры находили этот приговор слишком мягким для военного времени и требовали расстрела виновных.
     Из беды Даяна и его товарищей выручили неудачи союзников. Война шла хуже некуда. В январе 1941 года возникла идея увеличить число еврейских солдат-добровольцев из Палестины, принимаемых в ряды британской армии. Заключенных помиловали, и в феврале 1941 года они вышли на свободу.
     А в мае 1941 было достигнуто соглашение между ишувом и колониальной администрацией о формировании резервных еврейских частей для службы вместе с англичанами - назывались эти части "Плугот Махатц" - "Ударные Роты" на иврите, или, в ивритской аббревиатуре - Пальмах. Командовал ими Ицхак Садэ. Двумя первыми ротами должны были командовать Моше Даян и Игал Аллон.

     Но в случае Даяна решение было изменено. Англичане собирались в наступление на французскую Сирию, находившуюся под властью Виши - и Даян должен был провести группу австралийцев к мосту в 6 милях от границы с британской Палестиной. 8 июня 1941 года в стычке с французким патрулем Даян был тяжело ранен. В живых, собственно, он остался случайно - пуля снайпера попала прямо в его бинокль. Осколками металла и стекла ему вышибло левый глаз и оторвало часть двух пальцев на правой руке. Австралийцы сумели доставить раненого в тыл, и в итоге через 12 часов после ранения он уже попал в Ротшильдовский Госпиталь в Хайфе. Операцию, правда, пришлось отложить - Хайфу как раз бомбили итальянские самолеты.

     Выписавшись из госпиталя, Даян вернулся в Хагану - теперь она оперировала открыто. По большей части он оставался дома, в Нахалале - Руфь родила ему уже третьего ребенка, хозяйство требовало внимания. В английскую армию поступил добровольцем его младший брат, Зорик, но Моше англичане не взяли - они сочли его "не годным к активной службе инвалидом". Однако не все относились к Даяну как к отработавшему свое калеке. В 1944 году его приглашали в Иргун - так называлась теперь организация Жаботинского (сам Жаботинский умер в 1940 году в США). Приглашение это было настолько серьезным, что с Даяном встретился ушедший в подполье новый глава Иргуна - Менахем Бегин. Соглашение не состоялось - бороться с англичанами в 1944-м Даян не захотел.

     Может быть, еще и потому, что не чувствовал себя достаточно здоровым. В декабре 1946 года его послали в Базель, на 22-й Конгресс Всемирной Сионистской Организации. Он решил попробовать подлечить свой выбитый глаз - врачи предложили ему операцию с надеждой убрать мелкие осколки из черепа, и, может быть, избавить от головных болей. Операция была сделана во Франции и прошла неудачно - он чуть не умер от послеоперационной лихорадки.
     29 ноября 1947 года ООН приняла решение о разделе Палестины на два государства - арабское и еврейское. Решение это в жизнь проведено не было - арабы его отвергли. В Палестине начались бои между обеими общинами, которые вошли в историю как "пред-война" Войны за Независимость.
     Имя Даяна в этот период в книгах отсутствует. Хагана развернулась из отрядов самообороны в 7 территориальных бригад, Пальмах образовал три свои отдельные бригады, Иргун и еще более крайняя организация, ЛЕХИ, организовали свои части - но Даяну командной позиции не нашлось нигде. Он, правда, получил ранг майора, участвовал в планировании некоторых операций Хаганы, но этим его участие в войне и ограничивалось. В апреле 1948 года его брат был убит в бою с друзами, возле киббуца Рамат Йоханан.

     14 мая 1948 года Бен Гурион провозгласил новое независимое государство Израиль - и в тот же день армии Египта, Сирии, Трансиордании, Ирака и Ливана начали вторжение в Палестину.
     Началась первая арабо-израильская война - Война за Независимость.

     II

     Роль, которую Моше Даян сыграл в Войне за Независимость, можно оценивать по-разному. Его американский биограф (Robert Slater, "Warrior, Statesman",1991, St.Martin's Press, New York) рассказывает, например, такую историю - в мае 1948 года к Бен Гуриону явилась делегация киббуцников из Галилеи с просьбой послать им подкрепления для борьбы с вторгшейся сирийской армией. Премьер отказал, ссылаясь на нехватку солдат и оружия, и послал их к исполняющему обязанности Начальника Генерального Штаба генералу Игалу Ядину. Тот повторил им слова Бен Гуриона - у него нет для них ни солдат, ни оружия. "Но" - добавил Ядин - "я посылаю вам на помощь Моше Даяна".
     И киббуцники ушли, совершенно успокоенные.
     Этот святочный рассказ действительности не соответствует. Вот список назначений Даяна в начальный период войны:

     1. 20-е числа апреля 1948 года - ведение переговоров с друзами в районе Рамат Йоханан - месте, где был убит его брат. Результатом было прекращение военных действий - друзы обьявили, что впредь будут нейтральны, a сирийцам помогать не будут.

     2. 22 апреля Даян был послан в Хайфу с довольно деликатным заданием. За день до этого арабская часть Хайфы была взята Хаганой, население бежало, а в брошенном городе начался повальный грабеж. Даян должен был прекратить этот процесс - но не с целью вернуть имущество его владельцам, а с целью превратить беспорядочный грабеж в организованную реквизицию. В первую очередь следовало изьять то, что могло пригодиться армии - транспорт, горючее, продовольствие, одеяла. Все остальное шло в киббуцы, пострадавшие от вторжения арабских армий. На случай, если читатель будет шокирован этими подробностями, могу добавить, что захваченные арабами поселения Этцион в районе Иерусалима были снесены с лица земли.

     3. 17 мая 1948 года Бен Гурион поручил Моше Даяну формирование батальона коммандос для действий на Центральном Фронте - о чем имеется запись в дневнике Бен Гуриона. Однако, ввиду того, что для формирования батальона было нужно некоторое время, Даян был откомандирован на Север, с обещанием, что необходимые ему люди будут выделены на месте, из "… излишков личного состава …" бригады "Голани". Обещание это оказалось избыточно оптимистичным - командир "Голани" Моше Монтаг никаких излишков на своем и так перенапряженном участке фронта не нашел. В руках у Даяна оказалась только рота, состоящая из 16-летних мальчишек из организации ГАДНА - молодежной секции военной подготовки Хаганы. 20 мая 1948 года сирийцы продолжили наступление на киббуцы Дгания А (место, где в 1915 году где родился Моше Даян) и Дгания Б. Наступление было отбито - этот эпизод и имел в виду биограф Даяна - но успех следует приписать не участию в обороне мало кому известного майора, а тому, что на еврейской стороне фронта впервые оказалась артиллерия. Батарея 65-мм пушек сильно смутила сирийское командование, потому что весь расчет был на то, что у евреев тяжелого оружия просто нет.

     4. 20 июня 1948 года Даян получил приказ - остановить выгрузку оружия для Иргуна с корабля "Альталена", который был назван так в честь умершего в 1940 году Жаботинского, по его итальянскому псевдониму. Партия сионистов-ревизионистов, Иргун, после провозглашения независимости Израиля влила свои военные формирования в Армию Обороны Израиля - на всех фронтах, кроме Иерусалима - и "Альталена" теперь привезла для иерусалимского Иргуна 900 добровольцев и 5000 винтовок. Бен Гурион не собирался терпеть "партийные" армии и отдал распоряжение остановить выгрузку - если понадобится, даже силой оружия. От выполнения этого приказа Даян сумел отвертеться, и в итоге миссия пала на плечи Ицхака Рабина. "Альталена" была потоплена.

     5. 29 июня 1948 года - командировка в США с церемониальной миссией - сопровождение гроба Дэвида Маркуса, выпускника Уэст-Пойнта, назначенного командовать войсками Хаганы в Иерусалиме после падения еврейской части Старого Города. Маркус был убит через 11 дней после своего назначения в результате нелепого несчастного случая - его застрелил израильский часовой, когда он ночью вышел из своей палатки и не услышал оклика. В США Даян встречался с Эйбрахамом Баумом, который в 1945 году командовал группой, посланной Паттоном за линию фронта с целью освобождения американских пленных. Американский биограф Даяна - видимо, в пароксизме патриотического восторга - обьясняет, что "… именно Баум научил Даяна, как следует воевать …". Вряд ли. Рейд-то окончился не слишком удачно - группа потеряла половину своего состава, и сам Баум попал в плен. И вообще - трудно научить человека воевать в ходе одной беседы ... Как бы то ни было - 9 июля Даян возвратился в Израиль.

     6. 11 июля 1948 года 89-й батальон коммандос под началом майора Моше Даяна провел чрезвычайно успешный рейд в районе Лода.

     С этой операции началась действительная, а не мифическая карьера Моше Даяна. И она содержала в себе многие элементы того, что стало в дальнейшем его "торговой маркой". Даяну было приказано занять деревню Тира, на подходах к Лоду. Вместо этого, взяв Тиру, он двинулся с подвижной группой дальше, прямо в центр Лода - захват которого был целью куда большего, чем его батальон формирования - бригады "Ифтах".
     С чисто теоретической точки зрения предприятие было чистым сумасшедствием. Списочный состав 89-о батальона составлял 400 человек. Под рукой, однако, было не больше 150 бойцов, на джипах и грузовиках. Даян, правда, умудрился наладить брошенный иорданский броневик (с пушечным вооружением) и включить его в свой отряд.

     Броневику было присвоено название "Тигр", ему подобрали экипаж - что было непросто, ибо никто из солдат Даяна броневика до этого не то, что не водил, но и в глаза не видел - и "Тигр" двинулся в атаку. Она была проведена с совершенно неожиданного для обороняющихся направления. Батальон пролетел насквозь весь город Лод, и остановился только у железнодорожной станции следующего населенного пункта - Рамле. Пехота идущей следом бригады выбила растерянные иорданские части с их позиций.
     Успех был большой. Очень не любивший Даяна Игал Алон отметил, что "… операция была проведена с большой дерзостью и отвагой …". 17 июля 89-й батальон взял деревню Каратия. Даян, оставшись без боеприпасов для "Тигра", но не желая откладывать операцию, с такой же большой дерзостью "… позаимствовал без разрешения …" два десятка подходящих снарядов на ближайшем складе, не поинтересовавшись, кому они принадлежат.
     Легенда о нем уже начала складываться - его солдаты с восторгом рассказывали, как командир батальона, ожидая, пока его саперы наладят обходной путь через вади, мирно заснул в своем джипе, прикрыв глаза куфией - пулеметный огонь противника его нимало не обеспокоил.

     23 июля 1948 года Моше Даян был переведен в Иерусалим, и с большим повышением - на пост командующего обороной города. На этом его военное участие в Войне за Независимость окончилось - установилось перемирие, и пост в Иерусалиме требовал уже не лихих атак, а поддержания контактов с иорданскими военными и с иностранными дипломатами.
     Даян становился видной фигурой - 21 октября 1949 года он был произведен в генералы. Ему было тогда 34 года.
     Для человека, который полтора года назад начал войну в чине майора, вел ее в чине подполковника, был при этом однажды разжалован обратно в майоры (конечно же, "… за несоблюдение субординации …"), но восстановлен в прежнем чине через месяц - нет, это была просто замечательная карьера.

     III

     Арабо-израильская война 1948 года была довольно типичным конфликтом между этническими группами, делящими между собой страну в условиях распада существовавшего порядка. Нечто подобное - только в гораздо больших масштабах - происходило в это же время в британской Индии.
     Столкновения между Арменией и Азербайджаном из-за Карабаха, или между Сербией и Хорватией из-за населенных сербами районов Хорватии, или межконфессиональная война в Боснии - совсем уж недавние примеры того же явления.
     Еврейская община Палестины к 1948 году насчитывала около 650 тысяч человек, числом людей уступала арабской общине почти в два раза, но сильно превосходила ее в организации и дисциплине. Большим преимуществом было также наличие в ее среде людей с военным опытом. Англичане вообще-то старались не пускать евреев Палестины в свои боевые части - но в силу необходимости использовали их услуги для починки машин и оружия.

     В результате Хагана сумела развернуть несколько территориальных бригад - "Голани" в восточной Галилее, "Кармели" - в Хайфе и западной Галилее, "Гивати" - на юге Израиля, "Александрони" - в центре страны, "Кирьяти" - в районе Тель-Авива, "Этциони" - в Иерусалиме и его округе. Отдельно существовали мобильные части, Пальмах, бригады которого обычно были меньше по величине. В начальный период войны их было три - "Ифтах", "Харел" и "Негев". Самым узким местом в военной организации ишува было оружие.
     На 45 тысяч солдат Хаганы и Пальмаха имелось только 10 500 винтовок, 3 500 автоматов, 775 пулеметов, 700 легких минометов. Автоматы и минометы были в основном самодельными. Боеприпасов было только на три дня боев, и пополнить запасы было невозможно из-за английской блокады. Кроме того, существовали отряды Иргуна, в числе около 3000 человек - их военная организация называлась Эцель - и ЛЕХИ, т.н. "группы Штерна" - в количестве примерно 500 человек. С оружием у них было еще хуже - в основном винтовки, пистолеты, даже охотничьи двустволки.

     У арабов Палестины вооруженные силы были скорее хаотичного, партизанского типа, без серьезной организационной структуры. Руководство номинально осуществлял муфтий Иерусалима, но он бежал еще в 1939 году в Дамаск, с 1941 года жил в Берлине, а к началу 1948-го переместился в Каир. Его люди, помимо ополчения, были организованы в две группы - одна недалеко от Иерусалима, а другая - в округе Лод-Рамле. Было в них около 6000 человек, назывались они громким именем "Армии Спасения", главное командование осуществлял Абд-Эль-Кадер эль-Хуссейни - родственник муфтия. Самые полезные люди в его организации были дезертиры из британской армии - в обстановке неразберихи и эвакуации англичан из Палестины они оказались очень ценными диверсантами. Две террористические атаки из трех, что удались в Иерусалиме - взрыв редакции газеты "Palestine Post" и бойня на улице Бен Иегуда - были сделаны именно ими.

     Положение с оружием у арабов было лучше - оно поступало к ним через пористые границы Палестины почти без помех. Наконец, был главный козырь - регулярные армии арабских государств, которые перешли границы бывшей британской Палестины сразу же, как только истек английский мандат.

     Самой лучшей их частью был Арабский Легион - примерно 8000 солдат, навербованных из бедуинов, под командой английских офицеров на службе короля Трансиордании Абдаллаха. Трансиордания была создана в 1922 году росчерком пера Черчилля, который, в бытность свою министром колоний, отрезал от британского мандата Палестины его восточную часть, лежащую за рекой Иордан, и создал из нее - совершенно на манер римских проконсулов, кроивших провинцию Иудея на тетрархии - эмират для оставшегося без надела клиента Великобритании.
     Из сионистов против этого явного нарушения Декларации Бальфура протестовал только Жаботинский, но другие его тогда не поддержали - о чем горько пожалели в 1948-м.

     Арабский Легион был не одинок. На Севере на Палестину повели наступление сирийцы и ливанцы, за ними двигались иракские войска. С юга на Палестину наступали египтяне - около 10000 человек, при поддержке танков и артиллерии. К концу войны египтяне довели численность своей палестинской армии до 40 тысяч человек. Египетские самолеты начали бомбежки Тель-Авива сразу, как только была провозглашена независимость Израиля. K 15 мая у арабов было 40 танков, 200 бронемашин с пушечным вооружением и 140 орудий - против одного танка (без башни), 3-х броневиков и 5-и пушек у Хаганы.
     Фельдмаршал Монтгомери предсказывал полную победу арабских сил - в течение двух недель, т.е. к 1 июня 1948 года.
     Тем не менее, Израиль войну выиграл.
     Ишув к концу 1948 года мобилизовал 108 тысяч солдат, а к весне 1949-го - 115 тысяч. Просто неправдоподобно большое число, принимая во внимание размеры общины.
     Оружие удалось раздобыть через Чехословакию.

     В Палестину шло трофейное немецкое оружие, которое для русских было просто металлоломом - а в обмен они подрывали влияние Англии на Ближнем Востоке. К тому же за немецкие пулеметы и "Мессершмидты" щедро платили американскими долларами, собранными сионистами в США. СССР делал на этих поставках золотые дела …
     Победа была одержана, но куплена дорогой ценой. Новорожденный Израиль потерял больше 6 тысяч убитыми - 1% от всего населения. И "второй раунд" был не за горами.
     Как сказал Бен Гурион своему любимцу, Даяну - "Их - 30 миллионов, a мы их побили. Неужели ты думаешь, что они нам это простят?".

     Бен Гурион - которого люди из его ближнего окружения не без некоторого трепета звали "Стариком" - был мудрым человеком. Поражение действительно было воспринято в арабском мире как невыносимый афронт. Все, чем арабские народы были недовольны - их слабыми и продажными правительствами, некомпетентными вооруженными силами, политической разобщенностью арабского мира - все это слилось в одно - в поражение в Палестине. Особенно унизительным представлялось то, что поражение это было нанесено арабам не могучей державой, а ничтожной горстью "сионистких захватчиков".
     "Старик" был мудрым человеком - действительно, "второй раунд" был не за горами.

     IV

     В самом конце октября 1949 года в израильской армии произошло рутинное событие - один генерал сменил другого в должности командующего южным военным округом.
     Однако в данном случае простое служебное перемещение вызвало большой скандал, имевший к тому же политические последствия. Уходивший генерал был лучшим солдатом Израиля, и звали его Игал Алон. В 30 лет он командовал "гвардией ишува" - всеми бригадами Пальмаха - и в только что минувшей войне показал себя с самой лучшей стороны - например, разгром египетской армии в Негеве и в Синае был спланирован и проведен в жизнь именно им. На смену ему был назначен произведенный в генералы только 4 дня назад Моше Даян, который за всю войну провел только одну операцию, да и то на уровне одного батальона.

     Назначение было сделано по персональной рекомендации премьер-министра страны, Давида Бен Гуриона, и имело вид совершенно неприкрытого фаворитизма. Кандидатура Даяна проталкивалась вперед через головы доброй дюжины людей с гораздо более впечатляющим послужным списком. Скажем, Ицхака Рабина, который в 26 лет уже командовал бригадой.
     Алон положил на стол Бен Гуриона прошение об отставке, и к нему - несомненно, по предварительной договоренности - присоединились и другие прославленные командиры Пальмаха, например, Ицхак Садэ.
     Велико же было их удивление, когда прошения эти оказались моментально удовлетворены.
     Бен Гурион, весьма возможно, вообще устроил весь этот эпизод именно с целью убрать из армии Алона и его круг. Эти люди его не устраивали, несмотря на их бесспорные заслуги. Все они принадлежали к одной и той же партии "левых сионистов", все они были пропитаны духом социализма, все они хотели сделать из Армии Обороны Израиля некую "… армию рабочих …" - совершенно в духе распущенного Пальмаха.

 

Моше Даян

     Бен Гурион же считал необходимым иметь профессиональную армию, лояльную не к каким бы то ни было партиям, а к государству в целом. После ожесточенных споров с Жаботинским он полностью перешел на точку зрения своего покойного оппонента - никаких партий ни в суде, ни в армии. Только государство - единый для всех и абсолютно аполитичный инструмент.
     Ну, а Даян к Пальмаху имел очень отдаленное отношение - и именно этим обстоятельством Бен Гурионa очень устраивал.

     Устранив "гвардейцев", он мог обратить свои усилия на другие проблемы - которых было предостаточно. Новое государство, возникшее на месте британской Палестины, и не только уцелевшее, но и победившее в беспощадной войне с соседями, начинало свою жизнь с тяжелым наследием. Население его удвоилось за каких-нибудь четыре года - с 15 мая 1948 до 30 июня 1953. Новые иммигранты из Европы прибывали из лагерей беженцев - больные, измученные и истощенные, горсть по сравнению с ожидавшимися было двумя миллионами. Прибыли же десятки тысяч - остальные сгорели …
     Иммигранты из арабских стран приезжали, ограбленные до нитки - их имущество конфисковывалось, а самим им, правда, разрешали уехать живыми, но буквально - в чем были. Никаких навыков, способных им пригодится в новой для них стране, у них не было - йемениты переносились в ХХ столетие если не прямо из каменного века, то из чего-то очень похожего.
     Уровень жизни в новом Израиле упал втрое по сравнению с уровнем жизни в довоенный период. Все торговые связи оказались оборванными - например, нефтепровод, который транспортировал нефть из Ирака в порт Хайфы, просто перeстал функционировать.

     Арабские страны относились к своему новому соседу с такой враждебностью, что даже названия "Израиль" за ним не признавали - в ходу было выражение "сионистское образование".
     От немедленного объявления войны удерживала болезненная память о поражении, сознание того, что к следующему разу надо подготовиться получше, и непрерывная чехaрда военных переворотов, которые неизменно происходили под лозунгом "Стереть позор поражения и восстановить честь арабской нации!".
     Израильская же армия занималась в эти годы массой дел, с обороной не связанных. Скажем, учила грамоте новобранцев - новые иммигранты из Марокко не были ей особо отягощены. Заниматься надо было и офицерами - формальной профессиональной подготовки им очень не хватало. В голову тогдашнего Начальника Генерального Штаба Израиля генерала Ядина пришла мысль устроить курсы для командующих бригадами и для начальников округов. В качестве преподавателей выступали их подчиненные, которые обучались премудростям военных наук в европейских армиях, например, в английской.

     По-видимому, на этих курсах генерал Даян заслужил первое, хотя и ворчливое, одобрение коллег. Тактические задачи он решал вопреки всем рекомендациям теории, но побить его оказывалось трудным делом. Во время маневров летом 1951 года его южное командование, "Лисы Негева", должно было изображать нападающую сторону в операции против центрального командования, "Львов Иудеи". Нарушив условия маневров, он начал атаку не через 72 часа, как значилось во вводной инструкции, а всего через сутки, опередив график на два дня. Танковая 7-я бригада обошла укрепления своего "противника" и пошла в его тыл. Марш был далек от совершенства - танки выходили из строя один за другим, показательный обстрел позиций "врага" едва не накрыл трибуны почетных гостей - но эффект был достигнут потрясающий. "Центральные", прекрасно зная, что наступает на них вполне условный противник, тем не менее, обратилась в бегство - появление "вражеских" танков за 130 км от "фронта" полностью вывело их из равновесия.

     Начальник Генштаба генерал Игал Ядин не был в восторге. Целью маневров была отработка боевых действий в пустыне, и самочинный рейд Даяна сорвал всю тщательно подготовленную учебную программу. Так что результаты маневров он отменил - все учебные задачи должны были быть отработаны еще раз.
     Его своевольный подчиненный, однако, отнюдь не раскаялся - он нарисовал карикатуру, изображающую нахального молодого лиса (символ его "южного" командования), победоносно стоящего на распростертом старом беззубом льве (символе "центрального" командования). Подпись внизу гласила: "Живой лис лучше мертвого льва" - взятое из Библии высказывание о "... живом псе ...", слегка перефразированное. Средствами походной типографии эта карикатура была размножена, и множество листовок - с картинкой и подписью к ней - были сброшены с самолетика "южных" на уходящие к своим базам колонны "центральных".
     Ядин понемногу привык к тому, что генерал Даян на упрек в том, что он носит мятую одежду, с пузырями на неглаженных брюках, отвечает стихами, в которых несовершенство поэтической формы вполне искупается авторским пафосом. Лирический герой стихотворения "… страдает, когда к нему обращаются "господин генерал", потому что он предпочитает простое обращение по имени - Моше …".

     Пойманный военной полицией на дороге за превышение скорости - он гнал джип ночью со скоростью в 120 км в час - и арестованный за нарушение безопасности движения, Даян невозмутимо написал в объяснительной записке, что "у него только один глаз, поэтому - в целях обеспечения безопасности движения - он смотрел на дорогу, а не на спидометр".
     В октябре 1951 года его отправили на учебу в Европу - сперва на три месяца во Францию, а потом - в Англию. По возвращению домой он получил лестное предложение - стать начальником Оперативного Отдела Генштаба и заместителем Ядина, т.е. вторым человеком в армии. Даян отказался - он предпочел командование "северным" военным округом. Решение было очень для него типичным - лучше быть человеком номер один в меньшей организации, чем человеком номер два где угодно, даже в Генштабе.
     В конце 1953 года, после короткой интерлюдии, когда высший военный пост Израиля занимал Мордехай Маклеф, Начальником Генерального Штаба был назначен Моше Даян.

     V

     Даян был по счету четвертым человеком на этой высокой должности, или даже пятым, если считать первого начальника штаба Хаганы Ицхака Садэ.
     Задачу свою он видел в том, чтобы превратить израильскую армию в "… силу, способную сражаться …". Первым распоряжением нового начальника Генштаба был приказ переместить его стол в комнатку его адъютанта. Просторный кабинет, полагавшийся Начальнику Генштаба по должности, стал комнатой для конференций. Дальнейшие изменения носили отнюдь не косметический характер. Даян начал систематическую перетряску всей армейской структуры. Тыловые учреждения вроде бань, столовых и пекарен были ликвидированы, все их функции переданы по контракту гражданским учреждениям.
     Он резко урезал количество бумаг, которые должен был просматривать Начальник Генштаба. Довольно типичным примером является эпизод с начальником его финчасти. Просидев с ним неделю за составлением бюджета на следующий год, Даян велел финансисту решать все текущие дела самому, а к Начальнику Генштаба явиться в следующий раз "… тогда, когда надо будет составлять новый бюджет …", т.е. через 11 месяцев.

     Тот счел инструкцию остроумной шуткой, явился утром на прием, и с изумлением выяснил, что начальник отнюдь не шутил - он действительно считал, что вплоть до следующего года видеться им совершенно не обязательно ...
     Освободив себе время от "бумажных процедур", новый Начальник Генштаба начал ездить, навещая базы своих войск. Инспекционные поездки Даяна по стилю очень напоминали его же рейды по тылам врага в пору войны. Встреченный однажды парадным построением с участием военного оркестра, Даян решил угостить тамбурмажора свежим апельсином, который он ему и кинул - прямо во время исполнения церемониального марша. Марш, конечно, немедленно прервался, а потрясенный таким святотатством тамбурмажор, говорят, немедленно вышел в отставку ...

     Начищенные пряжки Даяна приводили в дурное настроение, но подлинная буря разразилась, когда во время ночного визита на некую базу он выяснил, что для солдат, вернувшихся из ночной вылазки, нет горячей еды, потому что все тыловые службы работали по "… дневному расписанию …". До сведения несчастного командира базы - в неоставляющих никаких сомнений в их искренности выражениях - было доведено, что "… не боевые части - для тыловых служб, а как раз наоборот - тыловые службы - для боевых частей …", и что Начальник Генштаба к утру ожидает рапорта о том, какие именно изменения сделаны в свете его указаний.
     Разнос был полезным делом - но Даян принял и более серьезные меры к улучшению качества боевых частей, чем просто обеспечение им горячего ужина.
     Он положил начало правилу, по которому наиболее толковые и умные солдаты шли не в технические войска, как это было принято решительно во всех армиях мира, а в парашютисты и в коммандос. Туда же направляли наиболее перспективных офицеров. После того, как выяснилось, что подразделение "101" майора Шарона показывает прекрасные результаты в ночных "рейдах возмездия", его опыт начали с максимальной скоростью внедрять в парашютных частях, с которыми вскоре подразделение "101" просто слили в более крупную часть, названную "202".

     История "101" вообще неплохо объясняет, почему Моше Даян был очень популярен среди солдат - и не очень популярен среди старших офицеров. Идея создания специальной части коммандос - для выполнения настолько секретных специальных операций, что само существование части отрицалось - принадлежала не Даяну, а командиру Иерусалимской Резервной Бригады. Он же нашел человека, который эту часть организовал - это был студент, майор-резервист, Ариель Шарон, молодой офицер c большим опытом, приобретенным во время Войны за Независимость. Что характерно - сам Даян был против. Он думал, что не следует создавать специальные части - все должны быть одинаково хороши. Разрешение на создание "101" дал Мордехай Маклеф в бытность свою Начальником Генштаба - и часть оказалась очень успешным инструментом по борьбе с террором. После этого не было большего сторонника у "ночных коммандос", чем генерал Даян. Немудрено, что Шарон считал Даяна оппортунистом. У них вообще были непростые отношения. Даян Шарона всячески выдвигал. Шарон был Даяну лояльным подчиненным, но говорил впоследствии, что "… у Даяна каждый день по 100 идей, из которых 92 - опасные, 3 - дурацкие, и примерно 5 - совершенно блестящие …". Примерно то же говорили про Черчилля - но у Шарона имелись претензии и поглубже. Получив от Даяна однажды сообщение о захваченном иорданцами в плен солдате, он выслушал также довольно неопределенное предложение - "... подумать, что бы можно было сделать? ...". Шарон отправился к линии границы, перешел ее, захватил двух иорданских сержантов и притащил их на свою сторону, известив начальство запиской: "Моше, двое пленных в подвале. Арик".

     Даян пришел в восторг от такого проявления инициативы, и ставил Шарона всем в пример. "Но - говорил Шарон - пойди что не так - ответственность была бы на мне ...".
     Однако до поры многообещающий офицер спецназа и благоволящий к нему Начальник Генштаба вполне ладили. Их жизнь - и жизнь маленькой республики, которой они служили - шла более или менее обычным чередом, пока не пришел сентябрь 1955 года - и с ним знаменитая впоследствии "чехословацкая сделка" Гамаля Абделя Насера, правителя Египта, "… купившего …" огромную партию оружия у СССР. В октябре 1955 года Насер расширил блокаду порта Эйлат - теперь через Акабский Пролив не только не могли плавать суда, идущие в Израиль, но и полеты гражданских самолетов над проливом запрещались. События стремительно покатились к войне, которая оказалась неразрывно связана с именем Моше Даяна.

     VI

     Конец Второй Мировой Войны сопровождали грандиозные политические бури, и в этих бурях Израиль - утлый кораблик еврейской государственности - оказался, так сказать, без "порта приписки". От советской дружбы к началу 50-х годов не осталось и следа - начинавшие постепенно складываться арабские "прогрессивные режимы" были для СССР целью попритягательнее.
     Но и так называемый "Запад" вовсе не рвался поддерживать тесные связи с Израилем - дружба с ним была не доходна. Страна с населением в полтора миллиона человек, с территорией в половину Эстонии или, скажем, в одну треть Литвы, страна, почти полностью лишенная всяких естественных ресурсов, и нуждающаяся решительно во всем, даже в воде - такая страна мало что могла предложить потенциальному союзнику.
     Наконец, в апреле 1955 года случилось малозаметное само по себе событие - наложившее, однако, большой отпечаток на все будущее еврейской республики.
     Израиль НЕ был приглашен на Бандунгскую Конференцию.

     При чем тут, казалось бы, некая конференция, собранная в Азии, далеко от мировых центров могущества - вроде Москвы или Вашингтона?
     Однако суть дела была отнюдь не в месте, где конференция собралась. Она оказалась первым шагом в создании так называемого Движения Неприсоединения, учредителями которого стали важные на международной шахматной доске фигуры, например - Югославия и Индия, и которое объединило все страны, не желавшие присоединяться к враждебным друг другу блокам "Востока" и "Запада".

     В движение это почти автоматически входили все новые государства, освобождавшиеся из-под опеки колониальных держав.
     Все - кроме Израиля.
     Его не признали "… бывшей колонией Англии, отстоявшей свою независимость …" - Движение Неприсоединения поддержало точку зрения арабских стран, сводившуюся к тому, что "… Израиль - европейский колониальный нарост на теле Азии…". Основания для такого решения были чисто прагматические - при выборе между большим "кланом", состоящим из арабских государств, и "сиротой" - Израилем, не примыкающим ни к каким этническим или конфессиональным объединениям - ну, какие же тут могли быть колебания? Так сказать - "... ничего личного ...".

     Последствия такого естественного и совершенно беспристрастного политического решения оказались очень тяжелыми для Израиля, и проявились они почти немедленно.
     Буквально по следам Бандунгской Конференции Советский Союз сделал сильный ход, который получил огласку в сентябре 1955 года под названием "чехословацкой сделки".
     Египет получил огромную по тем временам партию советского оружия - якобы от Чехословакии и якобы на коммерческих началах - а на самом деле - от СССР и практически в подарок.
     Подарок этот был сделан с глубоким расчетом. Война, собственно говоря, не окончилась в 1949 году, после подписания соглашений о перемирии.

     Она просто перешла в другую форму, которую сейчас называли бы "low intensity conflict". В ту пору термин еще не вошел в употребление, и происходящее именовалось "… пограничными инцидентами …". Пограничные службы соседей Израиля не собирались охранять израильские границы, и рейды со своей территории на израильскую демонстративно "… не замечали …". Все претензии, обращенные Израилем к комиссиям ООН по перемирию, неизменно встречались объяснением, что "… действия безответственных элементов контролировать невозможно …", и что все дело "… в обиженных и изгнанных поселянах …", справиться с которыми ну просто никак нельзя.

     Сначала рейды носили характер грабежа - был, например, случай, когда столбы недавно проложенной телефонной линии спилили и увезли за линию границы, вместе с медными проводами. Ценность, конечно, представляли именно провода, но и столбами грабители не побрезговали. Дальше, однако, начались засады и убийства.
     Попытки израильской армии защитить границу не давали результатов - стрельба через границу осуждалась, потому что "… государство - это не безответственные элементы ...", и стрелять через линию перемирия - значит нарушать это самое перемирие, что неизменно составляло мнение ООН. А защита посредством пограничной патрульной службы тоже ничего не давало - сами патрули попадали в засады.
     Создание секретной части "101" для действий на территории противника как раз и было попыткой поиграть в ту же игру - официальная точка зрения была следующей - никакой военной части, занимающейся "операциями возмездия" просто нет, а все проблемы по ту сторону границы вызваны действиями "… самочинных отрядов израильских фермеров, с которыми правительство ничего поделать не может …".
     "Рейды возмездия" поначалу имели большой успех. Пограничные иорданские деревни, в которых с восторгом встречали "бойцов и мстителей" с их добычей, и где приносились торжественные публичные клятвы "... не отдыхать, пока еще 100 сионистов не будут убиты ..." совершенно меняли свое мнение о "героях сопротивления", когда после лихой атаки через границу следовал ответный ночной визит, сопровождавшийся взрывом тех домов деревни, которые принадлежали ее самым влиятельным жителям.
     Старосты деревень требовали защиты у иорданской армии, и в результате оказалось, что именно армия стала добиваться от своего правительства полномочий на улучшенную охрану границы, и стремиться к тому, чтобы число "… прискорбных пограничных инцидентов …" уменьшилось.

     Так что деятельность подразделения "101" на иорданской границе оправдала себя вполне.
     К сожалению, этого нельзя было сказать о южной границе. Рейды из Газы к 1955 году строились отнюдь не на местной самодеятельности. "Федаины" получали твердое жалованье, выплачиваемое администрацией египетской военной разведки. В случае удачной операции - с объективным и беспристрастным подтверждением успеха в виде отрезанных у трупов ушей или рук - выплачивался специальный бонус. Наконец, удачливый "фeдаин" получал полный иммунитет от любых претензий египетской администрации, управляющей Газой - по ходатайству военной разведки его освобождали от ответственности даже за убийство - пусть и доказанное уголовным расследованием.

     Понятно, что при таких условиях действия "разгневанных израильских поселян" не были достаточны. Стычки переходили в военные действия с участием артиллерии. Поскольку "поселянам" было негде ee раздобыть, кроме как в регулярной израильской армии, то отрицать участие государства в пограничной войне стало невозможно. Египет отвечал тем, что стал обучать "федаинов" технике диверсий и взрывного дела.
     И в таких вот обстоятельствах "отложенной войны" Египет вдруг получил щедрый дар - танки, современные реактивные самолеты, эсминцы и даже подводные лодки.

     Щедрость сделанного Советским Союзом подарка, оформленного через Чехословакию (как будто Чехословакия сама могла располагать реактивной авиацией и подводными лодками) была замечательно умно рассчитана.
     Поставки оружия на Ближний Восток были ограничены специальным соглашением между США, Англией и Францией - с целью не допустить разрастания конфликта. Египет, вдруг получивший решающий перевес в количестве и качестве своих вооружений, ухватился за сделку обеими руками. Страны вроде Индии, составляющие основу Движения Неприсоединения, никак не могли возражать против шага, помогавшего одной из них в споре с "… наростом европейского империализма на теле Азии …".
     А страны "Западного" блока оказывались перед незавидной дилеммой - не делать ничего, и тем отдать весь кредит за предстоящий египетский успех Советскому Союзу - или помочь Израилю, и тем подтвердить мнение Бандунгской Конференции об "… империалистической поддержке искусственных колониальных формаций …", и поссориться не только с Египтом, но и с другими бывшими колониями европейских метрополий.

     Умный ход советской дипломатии был направлен в первую очередь против интересов англо-саксонских держав. Однако, общими усилиями Государственного Секретаря США Даллеса и английского премьер-министра Идена был найден хороший ответный маневр - они решили перекупить добрую волю президента Египта, Насера, предложив ему не только сохранить преимущества, полученные в результате "чехословацкой сделки", но и получить щедрые компенсации.
     Насер в своей пропаганде настаивал на необходимости "… наземного моста между арабами Азии и Африки …", территориальное единство которых "… нарушалось самим фактом существования Израиля …". Так вот, предложенная западная компенсация Насеру за его отказ от союза с "социалистическим лагерем" как раз и заключалась в создании такого моста - западные союзники не только отказали Израилю в вооружениях, но и нажали на него с целью заставить уступить арабам Негев. Конечно, дипломаты не действовали так уж прямолинейно. Даллес вполне ласково разговаривал с израильским Премьером, Моше Шаретом, и даже - вполне, впрочем, неопределенно - обещал "… помочь с оборонительными вооружениями …". Но вместе с тем он говорил, что "… маленькой стране следует полагаться не на силу оружия, а на незыблемость международных законов и на Организацию Объединенных Наций …", и вообще - "… почему бы вам не подумать о территориальных уступках где-нибудь на юге? …".

     Надо сказать, что предложение это - уступить треть страны в обмен на неопределенное обещание "… закончить конфликт и отдаться под защиту международных законов …" - восторга в Израиле не вызывало. Что такое международные законы на Ближнем Востоке, было вполне общеизвестно.
     Профессиональные военные - все как один - настаивали на превентивной войне, и никто не отстаивал эту точку зрения сильнее, чем начальник Генерального Штаба Армии Обороны Израиля, генерал-майор Моше Даян. Он доказывал - сперва Шарету, а потом - сменившему его Бен Гуриону - что единственный выход из опаснейшей ситуации, в которой оказался Израиль, состоит в том, чтобы, не считаясь ни с чем, немедленно напасть на Египет и нанести ему поражение - до того, как египетская армия научится пользоваться своим новым оружием. "Если мы не можем купить оружие, мы можем его отнять …" - говорил он. А в ответ на довод, что такой шаг очень рискован, отвечал, что "… бездействие увеличивает этот риск многократно …".

     Неизвестно, как бы обернулось дело - но превентивная война на упреждение оказалась ненужной. Главную роль в ее предотвращении сыграли два человека - Гамаль Абдель Насер и Шимон Перес. Перес, возглавлявший израильскую делегацию в Париже, сумел решить задачу, казавшуюся безнадежной - он добился поставок оружия из Франции. Это было сделано под большим секретом, и за очень существенные платежи - наличными и без рассрочки - но Израиль к лету1955- года получил две-три дюжины современных реактивных самолетов, и сотню танков, способных справиться с русскими Т-34. А Насер поломал планы американской дипломатии - он посчитал компенсацию недостаточной, и исключительно благодаря его неуступчивости, Израилю удалось выйти из-под американского дипломатического пресса. На этом кризис, связанный с "чехословацкой сделкой" и окончился бы, если бы Насер не решился сделать следующий ход - 26 июля 1955 года он национализировал Суэцкий Канал.

     VII

     Это решение сразу накалило обстановку на Ближнем Востоке - интересы обоих совладельцев Суэцкого Канала (и Англии, и Франции) оказались серьезно задеты. Поступок Насера выглядел безумно отважным вызовом старым колониальным державам. Еще 15 лет назад, в 1941 году, СССР и Англия, нуждаясь в надежной железнодорожной связи друг с другом, попросту поделили Иран пополам, оккупировав его. Если столь недавно можно было поделить Иран, почему же теперь нельзя приструнить Египет? Франция была настроена действовать военным путем. Однако, трезво взвесив свои возможности на море и в воздухе, она не решилась выступить одна, без участия Англии.
     Дипломатически Франции было нечего терять в мнении арабских стран - война за сохранение ее владений в Алжире и так делала ее крайне непопулярной в арабском мире.

     Англичане же еще сохраняли серьезные политические и экономические позиции на Ближнем Востоке - в Ираке, например. И Иден, английский премьер-министр, считал очень важным представить дело так, чтобы Англия оставалась надежным "… другом арабов …" - ссора была только с Насером. Ему был нужен предлог для нападения на Египет, потому что простое и откровенное использование силы принесло бы английским интересам в арабском мире неприемлемый урон.
     Поскольку обойтись без содействия Англии французы не могли, им пришла в голову мысль привлечь к участию в анти-египетской коалиции еще одну страну - Израиль, который и мог бы предоставить искомый предлог. Согласно договору, защиту Канала в случае " … угрозы международному судоходству …" обеспечивали его владельцы. Почему бы Израилю не создать эту угрозу?
     Сложные трехсторонние переговоры проходили в полном секрете на вилле, недалеко от Парижа - и они никогда не окончились бы успешно, если бы не Даян.

     Он сумел убедить - очень поначалу скептически настроенных - французов, что израильская армия вполне способна помочь союзникам, и при этом самым действенным образом. Он и не подумал скрывать от своих собеседников сложности и проблемы, которые имели подчиненные ему части. Да, действительно, основу армии составляют не регулярные части, а резервисты. Да, не хватает оружия. Да, нет достаточных запасов горючего, боеприпасов и даже форменной одежды не хватает - в наступление солдаты пойдут в собственных пальто, потому что у армии нет достаточного количества шинелей.
     Он хотел бы, чтобы ему помогли, особенно транспортом. Но у него нет и тени сомнения, что вверенные ему войска побьют противостоящие им египетские части, и сделают это не позднее, чем через неделю от начала военных действий. На вопрос французского генерала - "Как долго израильская армия сможет удерживать захваченные районы?" Даян ответил, что говорить он может только с чисто профессиональной точки зрения, что политические вопросы лучше было бы прояснить с присутствующим здесь же премьер-министром Израиля, "… но он лично может гарантировать примерно 300 лет …".

     Эта чрезвычайно легкомысленная шутка оказалась очень действенным средством "сломать лед". От начальника Генерального Штаба Израиля исходила полная и несокрушимая уверенность в своих силах. Командир из нищей страны Третьего Мира разговаривал с генералами прославленных армий европейских государств совершенно на равных, без всяких попыток приукрасить картину - так что когда он бестрепетно говорил, что "… ему все равно, сколько войск будет у Египта на Синае …", они ему верили.
     Речь Даяна оказалась настолько успешной, что французы согласились со всеми запросами Израиля по военным поставкам, и даже ускорили дело, отправив грузы не из Франции, а со складов французских войск в Алжире.

     Еще более трудной задачей оказалось убедить собственного премьер-министра. Бен Гурион ни за что не хотел действовать без письменного договора с Англией, имеющего характер обязательства. Он - и не без оснований - подозревал англичан в намерении выставить Израиль агрессором, а себя - спасителями и защитниками арабских стран. Англичане же не только не соглашались на такой договор, но даже и нашли нужным и возможным пригрозить Израилю тем, что они выступят на стороне Иордании, если Израиль будет продолжать практику "рейдов возмездия".
     Стороны, в конце концов, договорились, но тут возникло новое препятствие. Бен Гурион настаивал на том, чтобы военные действия были начаты всеми союзниками одновременно. Иден же непременно желал выступить в роли "полицейского", с тем, чтобы ввести в дело английские войска позднее, якобы с целью разнять Израиль и Египет. Поэтому он настаивал на том, чтобы англо-французский десант был высажен уже в ходе египетско-израильской войны, при создании "… непосредственной угрозы Суэцкому Каналу …". На этой точке переговоры были на грани разрыва - Бен Гурион был возмущен тем, что ради достижения видимости законности англичане были готовы предоставить Израилю воевать с Египтом в одиночку, подставляя израильские города под удары египетской стратегической авиации. Да еще не присоединятся ли к ней английские самолеты - "… во исполнение англо-египетского договора о взаимной обороне …"?

     Конфликт был разрешен - Франция согласилась разместить свои самолеты на израильских аэродромах, так что Бен Гурион был успокоен по поводу предотвращения возможного "… переноса удара английской авиации с Египта на Израиль …". Что же касалось временного разрыва в начале военных действий, то решение нашел его собственный Начальник Генштаба - и было оно настолько оригинальным, что если бы начала военных кампаний классифицировали на манер шахматных дебютов, то несомненно назвали бы его "дебютом Даяна".
     29 октября 1956 года в 1:30 пополудни, среди бела дня, 4 израильских винтовых "Мустанга" пересекли границу и углубились в воздушное пространство над Синаем. На них были установлены специальные устройства - вроде якорей - которыми они должны были зацепить телефонные провода, на базе которых держалась связь египетской армии. Ни одно из устройств не сработало. Летчики, посовещавшись друг с другом по радио, решили не возвращаться на базу, а решить проблему другим путем. Что они и сделали, порубив провода пропеллерами и плоскостями крыльев. Как это было проделано - при высоте провески проводов всего в 4 метра - сказать трудно. Но дело было сделано, египетские части потеряли всякую телефонную связь - и с центром, и своими соседями.

     В 3:30 16 стареньких "Дакот" на малой высоте пересекли границу с Египтом и в 4:59 выбросили 395 парашютистов - лучший батальон "202"-ой парашютной бригады - недалеко от перевалов Митла, в глубине Синая. Мало того, что в округе не было ни одного сколько-нибудь значительного военного обьекта - в 9:00 вечера о высадке было объявлено по радио. Действия десанта сопровождались еще одним ходом, о котором радио умолчало - остальные части бригады "202" под командованием полковника Шарона днем, в пустынном месте, перешли границу и по бездорожью двинулись на соединение со своими товарищами. Войны не начинают с десантных ударов по пустому месту - и именно на этом был построен расчет Даяна.
     Он полагал, что малоповоротливое египетское командование не сможет вовремя сообразить, что началась именно война, а не очередной "рейд возмездия". Следовательно, в первый день - или два - от начала операции вряд ли будет отдан приказ на бомбежку Тель-Авива. Дальнейшее же будет зависеть от хода событий. Если Англия выполнит свое слово - можно будет начинать генeральное наступление, а египетской авиацией займутся английские самолеты. Если же Англия нарушит свои обязательства - тогда никакой войны не было и в помине, а произошел просто рейд. Парашютисты на Синае в течение суток будут в опасном положении, но Даян твердо полагался на прозванного "бульдозером" полковника Шарона - он доберется до своих и обеспечит им возможность отхода - что бы ни случилось. И, надо сказать, что в этом отношении Даян не ошибся - колонна Шарона потеряла 10 из 13 имевшихся у нее легких танков, но добралась до перевала вовремя.

     Ошибки были сделаны в других местах, и в большом количестве. Бомбардировка укреплений Газы с моря не удалась - израильские эсминцы никаких целей не поразили.
     Так называемая "стратегическая авиация Израиля" - состоявшая из двух винтовых бомбардировщиков времен Второй мировой войны - тоже в цель не попала. Бомбить Тель-Авив египтяне так и не собрались - один самолет действительно вылетел, и не был перехвачен, но бомбы были сброшены на пустырь. Египетский эсминец ночью обстрелял Хайфу, но при отходе был обнаружен, и два израильских эсминца пошли за ним в погоню. Они выпустили по врагу больше 400 снарядов, и - как не без яда записано в "Военном Дневнике Синайской Кампании" Даяна - "... некоторые снаряды ложились довольно близко ...". Т.е. попаданий не было. Но израильские летчики были подготовлены получше, чем израильские моряки - египетский корабль был подбит ракетами, остановлен, и позднее взят на абордаж - редчайший случай в войнах нового времени.
     Операция "Кадеш" - та часть плана союзных военных действий, которая была отведена Израилю - окончилась после того, как 9 бригада под командованием Абрахама Иоффе, пройдя за неполные 3-е суток около 300 километров по дюнам и горным тропам южного Синая, взяла в плен египетские части, оборонявшие Шарм Эл-Шейх. Их командир - как Даян записал в дневник с обычной своей легкой иронией - "… сдался - вместе с 6-ю явно не в спешке упакованными чемоданами …".

     Операция "Мушкетер" - та часть общего плана, которая должна была быть выполнена англо-французскими союзниками - окончилась полным провалом. Вели ее нерешительно, с непрерывной оглядкой на политическое руководство, которое в свою очередь действовало из рук вон плохо. Американцы операцию не поддержали, русские - сообразив, что конфронтация с США им не грозит - пригрозили союзникам "… послать на Ближний Восток добровольцев …" - и Суэцкая Кампания 1956 года окончилась политической победой Египта. Сильнее всех пострадали интересы Англии - проанглийский режим в Ираке был сметен переворотом, к власти там пришли весьма нецивилизованные люди. Израиль, как ни странно, оказался куда удачливее. Ему не удалось удержать захваченную на Синае территорию, но все главные цели войны - снятие блокады Эйлата и прекращение атак "федаинов" из Газы - оказались достигнуты. Более того - Израилю наконец удалось отыскать "патрона", готового продавать ему оружие и помогать в области науки и передовых технологий. Франция сочла, что союз с Израилем себя оправдал.
     В январе 1958 года начальник Генерального Штаба генерал-майор Моше Даян в возрасте 43-х лет вышел в отставку.

     VIII

     Генерал Даян уходил из армии чрезвычайно популярным человеком - и в стране в целом, и в среде своих бывших подчиненных. Его считали - и по праву -создателем новой израильской армии, готовой сражаться и побеждать. В списке побежденных им противников значилась не только египетская армия, но и собственное израильское министерство финансов - и еще неизвестно, кого из них было труднее победить. Несмотря на все возражения, он не только пробил через Кнессет более достойные зарплаты для профессиональных военных, но и добился того, что они смогли выходить на пенсию в возрасте 40 с небольшим.

     Выплачивание пенсии вполне здоровым и полным сил людям приводило финансистов в состояние, близкое к апоплексии - Израиль был очень небогат в те годы, денег не хватало на самое необходимое. Но Даян настоял на своем - в армии должны быть молодые полковники и генералы, люди, более открытые новым идеям, поэтому отслужившим свое ветeранам надо уходить в отставку пораньше, освобождая место новым талантам. Он не только утвердил эту идею в сознании руководства страны, но и сам подал пример, освободив свое место для Хаима Ласкова. Генерал Ласков был упрямым сторонником развития танковых войск - в противовес пехоте, сторонником которой был сам Даян. В числе приятных сюрпризов войны 1956 года оказались блестящие действия 7-й бронетанковой бригады - и с 1956-го и вплоть до своей отставки Даян, умевший признавать свои ошибки, делал все возможное, чтобы в танковые войска шли лучшие офицеры. Например, туда был направлен полковник Исраэль Таль - назначение, которое принесло впоследствии богатые плоды.

     Однако к началу 1958 года профессиональные заботы генерала Даяна остались позади. Надо было начинать какую-то новую жизнь - и генерал пошел учиться. Он подал заявление на факультет физики, выразив желание изучать квантовую механику.
     Заявление, пожалуй, следует рассматривать как исторический документ. Только человек сказочного академического невежества мог подумать, что он в состоянии разобраться с квантовой механикой - с тем общеобразовательным багажом, который имелся у Даяна. С другой стороны, надо было иметь поистине незаурядную уверенность в себе, чтобы без тени сомнения взяться за самое, по его мнению, трудное, что только нашлось в списке предлагаемых предметов.

     Не могу себе представить, как бы подобный вопрос решили, например, в советском университете - но в израильском знатному абитуриенту отказали. С большим трудом его убедили посвятить себя изучению политических наук. Учился он неплохо, хотя и отставал с курсовыми работами. Ему было трудно помногу читать - начинались головные боли, старая рана давала себя знать. К тому же после очень деятельной жизни, проведенной в армии, он в университете страшно скучал. Видимо, от скуки он и завел роман с некоей дамой - женой его бывшего односельчанина, тоже учившейся в то время на том же факультете. Собственно, и в этом не было ничего нового. Даже на фоне израильского общества того времени, вполне терпимого к супружеским неверностям, Даян выделялся как отчаянный юбочник. Отношения с женой к 1958 году у него испортились настолько, что он всерьез подумывал о разводе. К тому же у него появилась постоянная подруга, Рахиль Рабинович.

     Он встретил ее в 1955 году, на пути из Парижа, они очень друг другу понравились, и стали любовниками почти немедленно. Она была молода, хороша собой, находилась в ожидании развода, и принадлежала к тонкой в ту пору в Израиле прослойке богатых и хорошо воспитанных людей, что очень импонировало Даяну - при всем его природном уме и при всем достигнутом им в жизни успехе любовь "принцессы" все-таки очень льстила неотесанному галилейскому фермеру.

     И Рахиль его действительно любила - когда он пришел к ней с просьбой помочь ему выбраться из неудачного "университетского романа", она не спустила его с лестницы. Трудно представить себе всю меру эгоизма Моше Даяна - он совершенно искренне полагал, что его подруга просто обязана помочь ему выбраться из неприятностей, вызванных его же поведением. А неприятностей было хоть отбавляй. Оскорбленный муж его случайной подруги-студентки написал письмо - сначала жене Даяна, а потом, хотя в это трудно поверить - премьер-министру Израиля, Давиду Бен Гуриону.
     Руфь Даян ответила на письмо, сообщив, что муж ее, вероятно, просто спятил после своего несчастливого ранения в голову, и что "… она уже ничему в его поведении не удивляется …". Реакция довольно обыкновенная для женщины в ее обстоятельствах.

     Но вот что было поистине необыкновенным - это то, что Бен Гурион тоже счел необходимым ответить на полученное им письмо. Суть его ответа вкратце сводилась к следующему - он, Бен Гурион, знает множество людей с совершенно безупречной личной жизнью, которые, однако, ничем особенным не помогли государству в его трудной борьбе за существование. С другой стороны, Моше Даян, при всем неправильном отношении к своей долготерпеливой жене, оказал стране услуги исключительной важности. И что пока он, Давид Бен Гурион, будет исполнять обязанности премьер-министра Израиля, должностных лиц страны будут оценивать по их заслугам по отношению к стране, а не по промахам, совершенным ими в личной жизни.
     Демарш оскорбленного мужа, таким образом, успеха не имел. Неприятности, однако, на этом не кончились, потому что его супруга (ее звали Хадасса Мор) решила извлечь из своего любовного приключения еще и материальный интерес. Она быстренько настрочила роман для "летнего чтения", в котором вывела и себя, и Даяна под очень прозрачными псевдонимами. Книжка раскупалась как горячие пирожки - амурные подвиги известного генерала были столь же известны, сколь и те, что были совершены им на поле брани - но вот освещались они, по мнению широкой публики, недостаточно.

     Интимные детали, добавленные компетентным пером дамы, которая по определению являлась, так сказать, "очевидцем происходившего", делали книжку и вовсе неотразимой. Что думали по этому поводу жена Даяна, Руфь, и его "официальная любовница", Рахиль Рабинович, осталось неизвестным - но его взрослая дочь Яэль была оскорблена до глубины души, и чувств своих от отца не скрывала.
     Жизнь страны между тем шла вперед. В 1959 году Даян был избран в парламент (Кнессет) от партии Бен Гуриона. Он вошел туда с группой "бен-гурионовской молодежи" - 44-летним Аббой Эбаном и 36-летним Шимоном Пересом. Даян к тому же получил пост министра сельского хозяйства - в Израиле члены парламента могут одновременно занимать должности не только в законодательной, но и в исполнительной ветви власти. Особых лавров он на этом посту не снискал - фермеры даже присвоили ему кличку "помидорного генерала" - но упорно на нем оставался целых пять лет. Он лелеял надежду, что место в правительственном кабинете поможет ему когда-нибудь в будущем получить пост министра обороны. Из этого, увы, ничего не вышло - коллеги-министры терпеть его не могли и считали хвастуном и выскочкой - в точности, как когда-то - коллеги-генералы.

     В 1964-м он решил попробовать сменить партию, примкнув к так называемой "Рафи" - и в итоге оказался заднескамеечником - членом парламента от незначительной, не входящей в правительственную коалицию группы.
     Израиль рос и развивался без осязаемого участия генерала в отставке Моше Даяна. В 1961 году израильские секретные службы похитили из Аргентины Адольфа Эйхмана, человека, который в годы Второй Мировой Войны отвечал за административную сторону уничтожения евреев в Европе. Он был судим в Иерусалиме и казнен - единственный в истории Израиля случай казни по приговору суда, потому что его судили не по израильским законам (они смертной казни не предусматривают), а по международным. Событие это имело значительный резонанс в мире - Аргентина, например, посчитала происшедший инцидент как "… варварское нарушение ее суверенитета…". Что думали по этому поводу в арабских странах, сказать трудно, но по крайней мере одного новорожденного мальчика в Иордании родители назвали Эйхманом - семья хотела "… почтить память борца с евреями и их истребителя …".

     В Израиле процесс Эйхмана оставил память как своего рода катарсис - неслыханная трагедия Катастрофы с казнью ее "технического организатора" получила какое-то просветляющее завершение. Жизнь налаживалась - даже отношения с Германией оказались, в общем нормализованы. К 1966 году десять лет непрерывного мира и упорного труда дали Израилю незнакомое прежде процветание - довольно относительное, конечно, но процветание. Отложивший честолюбивые мечты в сторону отставной генерал Даян теперь представлялся своим новым знакомым как "… отец Яэль Даян …". Он гордился своей дочерью, обнаружившей таланты журналиста и литератора. Она даже помогла ему в работе над его книгой "Дневник Синайской Кампании", которая вышла в свет в 1965 году. Книгу побранили в Израиле за излишнюю откровенность - автор и впрямь не стеснялся в критике некоторых сторон успешной военной кампании - но за границей она имела успех. Даже сейчас, через столько лет, она все еще читается с интересом. Это совсем не сухие "мемуары", живой ум ее автора - разбавленный легкой иронией надо всем на свете, включая и самого себя - пробивается на каждой странице.

     В 52-ой год своей жизни Моше Даян вступал как военный в отставке, не слишком значительный политик, начинающий литератор (он ездил с турами лекций, помогая продавать английский перевод его книги) и турист - он даже побывал во Вьетнаме, как своего рода военный журналист-наблюдатель.
     Весну он встретил дома, в Израиле, и ничего грандиозного от жизни не ожидал - новый премьер-министр, Леви Эшкол, очень его не жаловал.
     Вплоть до середины мая 1967 года.

     (продолжение следует)
    
   

     ***

А теперь несколько слов о новостях техники и строительства.

Арсенал современных строителей сегодня весьма широк, но метод монолитного строительства завоевывает все новые и новые позиции. Причем применяется он и при возведении жилых комплексов и при строительстве зданий общественного или промышленного назначения. И по показателю «цена-качество» и по надежности построек, возведенных с применением данной технологии, он превосходит большинство конкурирующих строительных методик.

Однако, монолитное строительство невозможно без использования современных систем опалубки. Времена одноразовой опалубки из, по сути, подручных материалов уже давно канули в прошлое. Причем нужно понимать, что современная опалубка предоставляет собой высокотехнологичное сложное устройство многократного применения. Сегодня купить опалубку предлагает большое количество производителей, однако далеко не всегда предлагаемые изделия имеют надлежащее качество. Практика современной строительной индустрии демонстрирует, что приобретать продукцию предприятий, работающих в Юго-Восточной Азии крайне нежелательно. При достаточно высокой цене она демонстрирует крайне низкое качество и невысокую надежность.

Очень часто ее приходится ремонтировать уже после первого же применения. Опалубка производства фирм США и компаний из Западной Европы в целом заслуживает позитивных отзывов, однако, к сожалению, ее цены по карману далеко не каждой российской строительной компании. В то же время опалубка большинства отечественных производителей по показателям качества и надежности уже сравнялась со своими зарубежными аналогами с Запада, а ее стоимость оказывается в разы меньшей. Так что покупка опалубки российских фирм это не только поддержка отечественной промышленности, но и экономически выгодное приобретение.
   

---

   

---

    
         

___Реклама___

---