Heyfec1

Глава 4. Мировая война и рождение нового ишува

В Османской империи произошла революция. Султан стал числиться номинальным правителем, а хозяевами страны де-факто сделалась четверка «младотурок» - министры обороны, внутренних дел, госбезопасности и финансов. Одной из новых свобод, которую революционеры от широты душ предоставили «свободному» населению, оказалось свободное владение оружием.

Надо ли объяснять, как воодушевились рэкетиры? «Ха-шомер» создали, оказывается, очень-очень вовремя...

Вступление «младотурецкой» державы в войну на стороне Германии ошеломило, кажется, всех политиков мира, кроме, естественно, стамбульской «хунты» и германской элиты, заключивших соглашение о военном союзе всего за два дня до начала военных действий.

Когда изучаешь эпоху, возникает ощущение, что правители Европы обезумели: принимали самоубийственные решения, абсолютно не владея элементарной международной информацией. Зачем, например, Австро-Венгрия аннексировала давно подвластную Боснию, увеличив славянскую часть империи и сделавшись бесконечно уязвимой - внутри и вне империи? Как германские политики не поняли, что Россия не позволит австрийцам оккупировать Сербию? Как Россия не догадывалась о гигантской мощи Германии? Правительство Николая II рассчитывало, что война кончится к Рождеству... (1914 года!). Как Британия не осознавала мощь германского флота? Как никто из дипломатов не догадался, что Турция вступит в войну на стороне Германии? Вот он, наконец, нужный вопрос по нашей с вами теме: зачем влезла в эту войну Турция? Антанта сразу предложила ей гарантию территориальной неприкосновенности, однако турки ввязались в схватку, которая не могла не кончиться крушением великой державы. При любом исходе...

За четыре года войны погибло свыше девяти миллионов военных, в тылах примерно такое же число штатских умерло от болезней, погромов и голода... Зачем? Кто в мире хоть что-то от этого безумия правителей выиграл? Проиграли все, победители тоже – они же на десятилетия надорвались!

Я лично объясняю дикую ситуацию совпавшим действием двух факторов. С одной стороны, капитализм породил в народах необъяснимую агрессию, в чем-то сходную с необузданным стремлением капитала к постоянному увеличению. Как любил говорить Наполеон, прародитель эпохи: «Сначала ввяжемся в бой, а там – посмотрим». С другой стороны, народы инстинктивно чувствовали, что огромный рост экономический мощи приводит к несправедливости, к аморальности, и людям опротивели накапливавшиеся в обществах фальшь, обман, подлость, своекорыстие, сопровождавшие невиданный экономический и научный бум. Плюс – странно, но и это я тоже чувствую – параллельно возникала в обществе неистощимая скука, тотальная нудность, культурная ущербность, порождаемая мелкой суетой живчиков - больших денег. Война, как чудилось многим, сулила прорыв в новую реальность, которая откроет что-то честное, подлинное и настоящее в отношениях людей.

Как позднее то же самое посулила им революция – с тем же результатом...

Во всяком случае, арабам и евреям, народам, унижаемым веками, война обещала новые национальные возможности. Политики неизбежно начнут перекраивать мир - после такой войны! Мы подготовим им новые предложения, планы, зорко поставим на победителя и попросим за содействие в победе искомый приз.

На сленге это называют - Большой игрой.

* * *

Итак, Большая Игра.

Евреи не сподобились почуять во время, к кому бы приклониться. К счастью, в Сионистской организации не существовало серьезной партийной дисциплины. Это вытащило ее из громадного провала. Центр располагался в Берлине, и сочувствие руководства оказалось, естественно, на стороне «прогрессивной германской нации». Весьма способствовало инстинктивному порыву «полюбить самую культурную нацию на свете» то, что в противостоящей ей православной монархии, как всегда, поискали виновных в быстрых и неожиданных поражениях. По традиции в России виновны не свои слабости или ошибки, тем более не превосходство сил противника (кто вообще может быть сильнее матушки-России?). Виновны, как правило, иноземцы, предатели и шпионы. А уж евреи, ну, этих сам Бог велел такими видеть...

Последовали «меры»: массовые выселения евреев из прифронтовых зон. С погромами, вестимо... Как минимум миллион евреев расселили на всей территории необъятной империи. (А потом удивлялись, откуда так много евреев влезло в русскую революцию, да на всей территории России...)

...Среди британских сионистов, однако, нашелся умный лидер - «неполный профессор химии» в провинциальном Манчестерском университете. Звали его Хаимом Вейцманом.

Родом Вейцман был из местечка Мотоль, из семьи сплавщика леса (отец сплавлял плоты по Висле до Данцига). «Полки в нашем доме были заполнены, пожалуй, самым странным набором книг, когда-либо стоявших в частном жилище: Талмуд и Маймонид соседствовали с Горьким и Толстым, учебники химии с... сионистскими журналами. На стенах - вид Стены Плача и фотография Чехова. Диспуты велись на трех языках – русском, иврите и идише... Гости были... сионистами, ассимиляторами, социалистами, анархистами... Мама всегда была оптимисткой, - вспоминал Хаим. - Она говорила: «Как ни повернется, мне-то всегда будет хорошо. Если прав Шмуэль (сын-революционер), нам будет хорошо в России. Если Хаим – уедем в Палестину».

Победили, как известно, оба. Старший стал большевистским боссом в Высшем Совнархозе, курировал тяжелую промышленность. Сел сравнительно рано для «советского кадра» – в 1930 году (возможно, не желал отдать в тюрьмы инженеров на расправу в ГПУ, шел год уничтожения «Промпартии». Но с делом я, признаюсь, незнаком). Держался стойко – только в 1939 году, когда с излишне твердыми вопрос окончательно решили, был расстрелян. Как британский шпион, разумеется, - при таком-то брате...

Хаим пережил Шмуэля на 13 лет. Умер президентом Израиля.

Мама и братья жили при нем, а не со старшим братом.

Вейцман интуитивно предчувствовал, что Центральные державы войну проиграют. А уж Турция – обязательно. В этой стране не имелось, по его мнению, внутренней дисциплины, необходимой для победы в мировой войне (в Палестине тогда шутили, что жизнь в султанской Турции куда свободнее, чем в думской России: передвигайся, куда хочешь, делай, что хочешь, главное – имей денежку на взятку, и ты будешь волен, как сокол в небе). По-моему, он сильно преувеличивал слабости Турции, но ведь сам Черчилль, профессионал-политик, насчет турок крепко-крепко заблуждался.

Вейцман стал известен правительству Великобритании как... отличный биохимик. Он придумал новую, биологическую реакцию получения ацетона, а ацетон, как выяснилось, есть необходимый реактив для получения бездымного пороха. И химика пригласили из Манчестера в министерство боеприпасов. Министерство возглавлял Ллойд-Джордж – политический деятель, вскоре ставший премьер-министром... Так и состоялось это важное знакомство.

Химик познакомился и с первым лордом Адмиралтейства – Черчиллем. Восстановил старое знакомство с министром иностранных дел лордом Бальфуром... И поскольку политики подумывали – без него! – о послевоенных перспективах, их интересовала Палестина. Просто интересовала, без особой конкретной цели. Но они заводили с новым знакомцем разговоры о стране, где уже жила колония евреев, уже построен еврейский город (Тель-авив), уже наличествовала система еврейских школ, планировалось создание еврейского Политехникума и первого Университета. Т. е. имелись в наличии некие силы, готовые для возможного влияния на месте. И Вейцман, конечно, постарался использовать эти случайные беседы... Тем паче, что оратором от природы оказался превосходным.

Важной его удачей я считаю возникшую дружбу с малозаметным чиновником, ведавшим в МИДе проблемами Среднего Востока, сэром Марком Сайксом. Не потому, что Сайкс как-то помогал в продвижении сионистских решений. Решения – прерогатива политиков, а не чиновников, и Сайкс дисциплинированно выполнял их директивы, заключив с французским коллегой Жоржем Пико секретное соглашение о сферах влияния союзников на Среднем Востоке (границей между империями посчитали линию «Акко - Галилейское озеро»). Нет, честный чиновник ни звука не проронил новому другу о наличии сего секретного соглашения... Удача Вейцмана заключалась в другом: или по дружбе, или из личной симпатии, но Сайкс помог наивному в политике еврею-профессору реально вычислить, кто в Британии (и в мире) есть кто и как с этим «кто» лучше разговаривать, чтобы в чем-то убедить: «Если бы не советы таких людей, как он, мы с нашей неопытностью в тонкостях дипломатических переговоров наверняка наделали бы кучу глупостей», вспоминал позже Вейцман.

Поясню тонкость - как именно евреям удалось добиться Хартии («чартера»), о которой так болезненно мечтал Герцль и в которой позже видели первопричину своих бед арабы Палестины...

Дилетант Вейцман столкнулся, например, в МИДе с сюрпризом, не описанным ни в какой популярной литературе: британские министры, оказывается, вовсе не жаждали расширения колоний империи, как полагали все мировые публицисты или газетчики. В отличие, скажем, от России, в Лондоне старались присваивать только то, что могло принести прямую выгоду, а не просто подбирали любую лишнюю территорию, которая, как казалось, «плохо лежала». Поэтому особого интереса к Палестине министры Его Величества не проявляли – задача Вейцмана как раз и сводилась к тому, чтобы «своим районом» их особо заинтересовать.

Второе заблуждение, с которым пришлось ознакомиться вживую, было известно Вейцману с юных лет, оно и до сих пор чрезвычайно распространено в массовом сознании (включая сознание евреев). Якобы «влиятельные евреи, крутящиеся при власти», суть могущественные «протежаторы» собственного народа, «лоббисты» еврейских интересов в высоких кабинетах...

Вейцман утверждает, что «евреи во министрах» или «при начальстве» оказывались обычно опасными недоброжелателями национальных интересов земляков. (Тут вспомнилось, как президент Никсон, подпавший под обаяние энергичной Голды Меир, спросил леди на прощанье: «Что я могу сделать для вас, госпожа премьер-министр?» На что та, ни секунды не задумавшись, выпалила: «Пожалуйста, не присылайте к нам послом еврея, господин президент».)

Объяснимо это просто: тот, кто сделал успешную карьеру в обществе, обычно с излишним рвением доказывает окружающим, что, как говорится в анекдоте, «я – не такая», а, напротив, верный патриот Германии, Франции, России... Причем, вытравляя в себе естественные национальные пристрастия, перестает понимать подлинные ощущения, с какими национально ориентированные коллеги из коренного народа воспринимают его неумеренно «патриотицкие» старания. Вейцман вспомнил, например, как еврей-директор немецкой гимназии, где он когда-то служил, любил причитать, мол, как ужасно, что немцы не понимают, насколько здешние евреи – патриоты Германии, как они полезны германскому отечеству и культуре... Однажды сионист не выдержал: «Герр доктор, когда человеку попадает что-то в глаз, его не интересует – пылинка это или золотинка, он просто хочет от нее избавиться»... Герр доктор онемел от изумления».

Вейцман все-таки сумел втолковать министрам: да, господа, у вас имеются широкие планы относительно арабского участия в войне, и это участие нужно поощрять, тут вы правы, и я не спорю. Но война кончится, Британии потребуется форпост для защиты завоеваний в регионе, прежде всего, для защиты Суэцкого канала, и вот тогда, втолковывал Вейцман, «в лице евреев Англия получит надежных друзей, которые станут проводниками ее идей в восточных странах и послужат наведению мостов между двумя цивилизациями. Это был, разумеется, аргумент не осязаемый, но весьма весомый для любого политического деятеля, способного заглянуть на полсотни лет вперед». Т. е. он предлагал: думайте не только о сегодняшнем бое, господа, помыслите о будущем.

Почему я подробно описываю эту частную историю? В поучение! Самые умные, энергичные, смелые деятели сионизма оказались в ту эпоху неспособными оценить логику всесильных британских вельмож. Ни великий литератор Жаботинский, ни замечательный организатор Рутенберг, ни бесстрашный воин, полный георгиевский кавалер Трумпельдор – все создавали еврейский полк для британской армии, им виделось, что прямая помощь делу союзников окажется важнее всяких вейцмановских разговорчиков в кулуарах... Но англичане нехотя и под давлением смирялись с существованием еврейского полка. Сначала отправили часть на интендантскую службу (евреи подвозили войскам боеприпасы на мулах), потом содержали ее, по возможности, вдали от боевых действий. Многие сплетничали, якобы «допусти евреев к боям, а они политические услуги начнут выцыганивать». Надо риски-то взвесить... В самой Палестине группа поселенцев сплела шпионскую сеть НИЛИ, работавшую на каирского резидента Антанты, они не просили денег за смертельно опасную работу в тылу у турок, почти все погибли под пытками или в петлях виселиц, но британцы с большим скепсисом отнеслись к добровольным помощникам: что за подозрительная агентура, которая денег не просит? Ох, будьте особо осторожны (эпизод напомнил мне, как после войны разведчика Маклярского допрашивали коллеги из МГБ: «Колись-ка, сволочь, за сколько Родину продал? Розенберги Америку продают, а ты нас... Все вы такие».) Короче, умные и мужественные люди не получили от британцев в благодарность ничего реального, а вот Вейцман, выучившийся азам дипломатии, с блеском выполнил судьбоносную роль в истории. И получил приз - тот самый «чартер», о котором мечтал его давний оппонент в сионизме Теодор Герцль.

В ноябре 1917 года министр Бальфур отправил председателю Сионистской организации Британии лорду Ротшильду (сыну старого Эдмона) письмо (его опубликовали в газетах 8 ноября – день-в- день с сообщением об Октябрьском перевороте в Петрограде!): «С большим удовольствием посылаю декларацию о доброжелательном отношении к сионистским стремлениям евреев, которая была... одобрена кабинетом. Правительство Его Величества относится благосклонно к восстановлению национального Дома еврейского народа в Палестине и приложит все усилия, дабы облегчить достижение этой цели».

Это оказалось много меньше того, о чем просили Вейцман с друзьями (спроектированный ими текст резолюции в правительстве заблокировали - после страстных призывов министра-еврея не поддаваться сионистским козням). «Декларация Бальфура», как этот документ с тех пор именуют в научной литературе, изменила всю историю региона, а имя лорда вписала в историю двух стран - его и нашей.

...Хотя на деле, конечно, то был «документ вне каких бы то ни было правил», по выражению писателя А. Кестлера... Ну, судите сами: могущественная империя еще даже не владела территорией, о которой велась речь (ее только предстояло завоевать). Никто не знал, как отнесутся к декларации аборигены, арабы (их лидеров, правда уведомили об особых намерениях англичан в отношении Палестины, но про евреев речь не шла!). Да и возможно ли на нищей земле трудоустроить миллионы рабочих рук? Да и война не выиграна, и даже если ее выиграют, еще неизвестно, понадобится ли Британии малый кусочек восточного Средиземноморья...

Поэтому правительство Его Величества дало евреям не обещание, а «заверение», и не насчет «государства», а о «национальном Доме» (или «очаге» - как перевести) – а Дом, как известно, стоит не один на своей улице, неправда ли? Англичане именно это и имели в виду. «Способствовать достижению этой цели» - а кому способствовать, чем и как конкретно «содействовать»? Вообще задним числом видится, что кабинет Его Величества волновали лишь сиюминутные проблемы политики: например, декларацией приободряли российских евреев, влиятельных после Февральской революции - чтобы Россия, упаси Бог, не бросила британцев, не вышла из войны (ничего из замысла не получилось: Брестский мир висел на носу!). Или, может, надеялись привлечь симпатии американского еврейства, подталкивая США в войну (а это как раз получилось) или, как ни странно, хотели «ущучить» союзницу, Францию, которая, по представлениям британцев, слишком много желала получить... Шиш вам, дорогие союзники!

* * *

Вернемся к арабам.

После объявления войны шериф (правитель) Мекки Хусейн ибн-Али начал действовать. Поначалу осторожно: перестал поминать имя султана-халифа в пятничных молитвах. Всего-навсего. Но вот в Мекку пришло известие, что британцы высадили десант в Галлиполи, нацелив это войско на штурм Стамбула, и Хусейн ибн-Али поднял вооруженное восстание на Аравийском полуострове, рассчитывая, что туркам будет не до него. Поводом стали «законные наследственные права» (Хусейн считался прямым потомком пророка Мухаммеда, а халиф - наследником лишь султана Османа). Во главе турецких войск стоял талантливый германский генерал (в скобках улыбнемся – верным защитником исламской державы оказался... крещеный еврей, недолюбливаемый за происхождение наследниками знатных прусских родов). Он выстроил у Дарданелл цепкую оборону, и британские военачальники не смогли ее прорвать. Десанту Черчилля пришлось убраться с позором. В момент явного британского провала шериф Мекки и решил возобновить тайные переговоры с Верховным комиссаром в Каире. В его лагерь в пустыне пробрался из Каира на связь один из самых замечательных людей своего поколения, майор британских спецслужб Т. Э. Лоуренс.

«Никогда еще империалистический эксперимент не ставили на таком чистоплотном и порядочном человеческом материале», - писала о нем философ Ханна Арендт. В секретные агенты молодого человека привела мечта расстаться с нудно-пошлым британским светом, в арабах привлекла, как сам выразился, «проповедь убожества, включавшая их моральное убожество, зато полностью очистившее их сознание от идолов домашнего очага». Волею разведки майор попал в эпицентр Большой Игры – в «руководство арабским национальным движением»... Собственно, он это движение сам и придумал, сам создал: убедил вождей племен и кланов, что не в родовых связях суть великой Игры в Войну, что существует Арабское национальное дело (чисто западная идея!), и халифат нужно попробовать воскресить. Некогда германский ассимилятор Герцль вдохнул истинную жизнь в национальное движение евреев, а нынче родовитый британский джентльмен открыл арабам национальную идею их народа. Он поверил в «дело», перестроил собственную личность, превратился в живое воплощение арабского Возрождения, растворил личное тщеславие в таинственном потоке, в причастности к неведомым Силам истории. Впоследствии говорил: «Я не был королем или премьер-министром, но я их делал, и я играл с ними в их игры, и теперь на этом направлении мне мало что остается делать».

Майор уговорил арабов объединиться и - повел их в наступление против турок. Отряды бедуинов, сделав маневр в самой страшной пустыне мира, Синайской, атаковали турецкий гарнизон в крепости Акаба, и аскеры Стамбула, ожидавшие высадку «британского льва» с моря, оказались застигнутыми врасплох ударом свежей конницы из пустыни. Весь гарнизон истребили.

...Лоуренс предложил Хусейну и его сыновьям создать Сирийское королевство на территории Аравии, Сирии и Ирака (что-то вроде первого халифата Омейядов?). Англичане одобрили проект в целом, но предупредили союзников об особом статусе Палестины. Старший сын шерифа, эмир Фейсал, главная фигура с арабской стороны, не соглашался... Впрочем, переговоры выглядели чистым «мечтанием»: наступали-то турки. Энергичный Джамааль-паша, член Верховного триумвирата, пытался вторгнуться в Египет, но британцы сумели отбиться. Только под конец войны, весной 1918 года, британский командующий Алленби внезапным ударом на Беэр-Шеву прорвал турецкую оборону в Синайской пустыне и захватил Иерусалим. Но кампания еще не была закончена: турецкая армия закрепилась на фронте поперек Палестины севернее Иерусалима. Искуснейшим наступательным маневром Алленби одолел и эту оборонительную «стенку» германского командующего и завершил свое наступление в Дамаске, который пал в октябре 1918 года (первыми добрались до цели арабские отряды Лоуренса).

Арабы от военных успехов впали в экстаз. Но, честно говоря, они сыграли в кампании ту роль, какую обычно играют активные партизанские отряды: дезорганизовали турецкий тыл, отвлекали внимание от важных пунктов обороны, но войну выиграли все-таки не они, а регулярная армия... Алленби считал арабов вспомогательным отрядом, не более того. А уж поведением местных, палестинских арабов британцы вовсе были разочарованы...

Поначалу арабы повели себя так, как двумя десятилетиями раньше действовали евреи: надеялись на политическую заинтересованность великих держав, наивно вчитывались в декларации чужих правительств, вычисляли чьи-то интересы... Словом, их позиция напоминает мне «политический сионизм» Герцля.

...Парадокс истории состоит в том, что слабость народов иногда помогает прозрению, верной ориентировке в реальности, именно слабость дарует политикам конечную победу, если народ правильно использует перемены, назревающие во времени, и ловит попутный ветер в свои паруса (Аденауэр однажды выразился: «Время и терпение – лучшие союзники проигравших»). И наоборот – огромная резервная мощь создает у субъектов истории слепую иллюзию наличных возможностей, которых в реальности пока нет. Их только нужно создать (а, возможно, даже нельзя?)... Бывает, что сильный как раз проигрывает слабому на ровном месте, ибо сила ослепила... Похожий казус рассматриваем мы и в этой книге.

...Арабы, узнав про декларацию Бальфура, впали в шок. В принципе их возмущение выглядит естественным. Вот аргументация арабской стороны:

1) на каком основании англичане обещают сионистам земли, которые принадлежат другим народам?

2) народы всюду сбрасывают колониальные хомуты, почему ж в Лондоне разрабатывают планы искусственного заселения Азии пришлым контингентом из Европы?

3) девять десятых наличного населения Палестины составляют арабы. Президент Вильсон объявил принципом решения мировых вопросов в послевоенное время «самоопределение народов». Разве Декларация Бальфура не нарушила волю народа, который живет в Палестине как минимум двенадцать веков?

Всё логично и убедительно!

Арабы собирали конференции и конгрессы. Они неизменно обличали Декларацию Бальфура и вытекавшие из нее постановления Лиги Наций. Но... никто их не слушал и не услышал. Почему?

Потому что они делали ту же роковую ошибку, что когда-то сделал великий еврей Герцль.

Впрочем, признаем сразу, что евреи орудовали не более умными доводами. Например, мол, назревает страшная мировая ситуация (в те годы в Украине погибли десятки тысяч евреев в кровавых погромах), и необходимо отыскать убежище для гонимого народа... На сем поле арабы побивали их без труда перед любой аудиторией (кроме еврейской, конечно)… Почему, спрашивали арабы в ответ, мы должны платить по чужим счетам, по счетам европейских народов? Допустим, если так надобно, евреи могут жить среди арабов, но жить так, как жили веками, на правах нацменьшинств («зимми»). Почему государство еврейского народа хотят строить в Палестине, а не в Украине, в Уганде и пр.? Ах, евреи о Палестине мечтали? Господа, это иллюзии, романтика, а мы говорим о политических реалиях XX века.

Но если говорить о реалиях, то беда арабов заключалась именно в том, что они наивно пренебрегали настоящей жизнью, полагаясь на чужие словеса, а также на свою многочисленность, храбрость и самоотверженность.

Например, они совершенно не хотели принимать во внимание, что британцы и французы посылали своих солдат на смерть вовсе не ради интересов «правильной жизни» для завоеванных народов. Оставим политкорректность для наивных душ, но на деле никто и нигде не воюет за чужие интересы... Британцы и французы хотели получить военные трофеи, возместить свои потери и затраты, в том числе земельные, и после победы поиметь все, что хотели, – на правах победителей. Да, они империалисты, их можно ругать, можно осуждать, и все такое прочее... Но если говорить всерьез, то подвергать сомнению желание победителя устроить мир согласно его видению, значит - видеть мир не таким, каков он есть, а таким, каким тебе хочется. То есть – по-детски.

Ведь законный вопрос неизбежно возникал в ответ у каждого – а откуда у самих арабов появились права на их государства? Юридически в 1917 г., когда британцы огласили Декларацию Бальфура, арабы числились мятежниками против законной (на протяжении четырех веков) власти своего религиозного повелителя, халифа-султана. Их государственность в Египте, в Ираке, в Иордании, в Сирии и прочих странах была получена исключительно из рук Антанты – в обмен за военный союз, точно на тех же основаниях, что права евреев по декларации Бальфура. Чужеземные политики даровали им государства, причем политики находились за тридевять земель, не имели никаких юридических прав даровать земли кому бы то ни было. У членов Лиги Наций имелось единственное законное право на эти решения: право обладателей военной добычи. Которым они и воспользовались...

Да, Антанта сулила отдать часть своих трофеев местным союзникам. Но ведь детей шерифа Хусейна британцы предупреждали: Палестина не войдет в ваш будущий удел, насчет нее заключено особое соглашение. Оно противоречит принципу самоопределения народов? Конечно. Но самоопределение народов понималось тогда как право великих держав навязывать странам и народам их новые границы. Согласно воле великих держав. Как главные меж собой решат, так и будет. В этом заключалась реальность мира, в котором все жили. Судеты, населенные преимущественно немцами, включили в Чехословацкую республику, украинскую Галицию вставили в новую Польшу, а населенную венграми Трансильванию – в Румынию, а населенный курдами (и персами) Мосул даровали, к слову сказать, арабам. Христианский, но арабский Ливан отделили от арабской, но мусульманской Сирии. Как хотели, так и делили… Се ля ви. Почему арабы полагали, что ради их карих глаз мировые державы поменяют общепринятые у них правила силовых игрищ и принципов?

Допустим, я несправедлив к арабам. Признанный их лидер, эмир Фейсал ибн-Хусейн, повел в Лондоне переговоры с представителями сионистов, согласился признать евреев не колонистами, а древним местным народом, возвращающимся на исконную родину. Все это, однако, сопровождалось принципиальным условием. Признание арабами декларации Бальфура возможно, но... Но только если британцы выполнят обязательства, данные Фейсалу в ходе войны. «Сирия – страна большая, нам всем хватит места», говорил он Вейцману.

Увы, британцы не выполнили обещанное (даже если бы хотели)... Они ведь делили трофеи с французами, и Сирия с Ливаном являлись как раз французским трофеем. А отдавать свою долю военной добычи союзнику не своему, а британцев – не входило в планы Парижа. Фейсал пытался «добиться своей правды» силой: его бедуинские отряды захватили Сирию, эмир объявил себя королем Дамаска. Но французы выбили вооруженных бойцов из Сирии и быстро подавили мятеж. Чтобы не выглядеть нарушителями обязательств, британцы перекинули Фейсала восточнее, в Месопотамию, принадлежавшую им по договору. В Ираке разгоралось антибританское восстание, и, подавив его, хозяева поставили Фейсала королем в новой стране (почетное и выгодное назначение, а британцам казался полезным король из аравийских бедуинов, что смотрелся чуждым местным кланам, особенно шиитским, и поэтому мог казаться честным посредником во внутренних «разборках»).

* * *

Евреи ценили важную особенность британского колониализма. Британцы старались минимально вмешиваться в жизнь местных общин, в обычаи и нравы. И для самих себя у них оказалась наработанной вековая привычка: казна минимально вмешивалась в дела бизнеса (что вовсе необязательно достоинство. Скажем, у немцев вмешательство государства в бизнес считалось нормой жизни, и они опережали Британию по темпам развития – однако такой была историческая особенность именно британцев). Евреев минимум постороннего вмешательства в их внутренние дела весьма устраивал, поэтому на международных форумах они просили, чтоб Палестиной управляла британская власть (хотя сами лондонские дипломаты подумывали, а не удобнее ли разделить ношу то ли с французами, то ли с американцами...). Лига Наций выдала, наконец, мандат Великобритании – при условии, что империя обязывается содействовать проекту, названному «Еврейским национальным домом».

Глава 5. Обмен ударами

В Палестине у сионистов возникли сложности. Сразу.

Первая была связана с... евреями. С деньгами тоже.

Выяснилось, что сионисты – мечтатели, романтики. Им, жившим национальными идеями, казалось, что принадлежность к народу есть природное свойство человека, и когда у евреев появится свой Дом, где, хотя бы относительно, но все-таки можно чувствовать себя хозяином, говорить на своем языке, соблюдать свои обычаи, Дом, где решают дела национальные руководители (в Палестине евреи вскоре избрали Ассамблею депутатов), своя экономика, и есть чисто еврейские города (Тель-авив основали в 1909 году), множество еврейских сел, то естественным образом в такую страну каждый еврей устремится. Увы, любой народ, еврейский тоже, много более инертен, чем кажется темпераментным вожакам. Возможно, инертность объяснялась внешними причинами, свойственными времени: «ишув» (в примерном переводе – «население». Таково самоназвание еврейской общины в Палестине – запомните этот термин, он будет в тексте употребляться часто), так вот, после освобождения от турецкой власти ишув оказался полностью разорен, массу евреев турки выслали (всех российских подданных, например), Тель-авив и Яффо вообще очистили от евреев (прифронтовая зона!). До войны в Палестине жило около 80 тысяч евреев, а в 1918 году – не более 56 тысяч. На кого опереться приезжим?.. Сами иммигранты тоже разорены войной, а ведь на переезд может решиться относительно обеспеченный человек... Конечно, евреи прибывали в Палестину, но не тем массовым потоком, в который сионисты свято верили и убедили поверить в него британцев... И, конечно, им не хватало денег, собираемых по всему обедневшему еврейскому миру («мы не могли помочь каждому», вздыхал Вейцман): с карты жертвователей, например, исчезла огромная российско-украинско-белорусская община, половина мирового еврейства! Иной раз приехавшие в Палестину пионеры-«халуцим» даже возвращалась по домам: не находилось средств ни на покупку земли для поселения, ни на трудоустройство в городе.

Вторая проблема связана с британцами.

Евреи принимали активное участие в Российской гражданской войне – в основном, на стороне большевиков (напомню хотя бы членов Политбюро РКП (б) – Троцкого, Каменева, Зиновьева, Свердлова). «Большевистская революция есть еврейская задумка», «советская власть - власть еврейская»... Мнение это до сих пор живо среди россиян, ну, а тогда такие фразы выражали мнение почти всех интеллектуалов Европы. Британские офицеры, по сути дела первые колониальные администраторы Палестины, не могли, да и не желали разбираться в различиях между большевиками и сионистами, и почти в каждом офицерском рюкзаке можно было найти «Протоколы сионских мудрецов»... Еврей виделся носителем коллективистского, большевистского, т. е. глубоко вражеского духа. Тем паче, что новоприбывшие действительно были коллективистами, действительно, народниками... И британские офицеры придумывали добровольные гадости для набирающей ход на арабских ухабах сионистской колымаги.

Но самую большую трудность составляло все-таки сопротивление арабов.

Арабские активисты вовсе не желали подчинять пробуждавшийся народ какой-то новой колониальной власти, тем паче – власти христианской. Избавившись от турок, националисты возмечтали о собственном королевстве, если пока невозможно восстановить великий Халифат. В принципе они ничего не имели против евреев как нации – но только если те помогут им развивать экономику, скажем, в Великой Сирии... Но регион поделили великие державы, и аборигены естественно воспринимали евреев, прибывавших к ним из Европы, как особый вид британских колонизаторов, которые помогают Лондону закрепиться в арабском регионе.

Арабы темпераментно создавали национальные партии, организации, клубы. В разоренной стране, если имелся избыток чего-то, так это оружия: его оставила в арсеналах отступившая турецкая армией. Их разграбило местное население, у которого в недавней исторической традиции считалось самым обычным делом – обчистить неверного соседа или захватить заложника.

Существует серьезная версия, якобы первое столкновение арабов с евреями в Палестине возникло как реализация частной идеи некоего британского полковника-антисемита, надеявшегося, что антиеврейские «беспорядки» убедят Лондон в «непопулярности на месте его просионистской политики»... На Пасху 1920 года в Старом городе Иерусалима прошел еврейский погром. Шесть евреев убито, более 200 ранено, разграблено множество лавок и магазинов. Отряды еврейской самообороны сумели отбить погромщиков. Тогда говорили, что к погромам подстрекал арабов религиозный деятель Хадж Амин аль Хусейни. Вот информация, сохранившаяся в архивах британской разведки: «Они встретились перед Пасхой, и тогда полковник Уолтерс-Тейлор сказал Хусейни, что на Пасху предоставляется прекрасный случай показать всему миру, что арабы не потерпят еврейского господства в Палестине. Он сказал также, что сионизм непопулярен не только среди чиновников местной мандатной администрации, но и в Лондоне. И что если на Пасху случатся беспорядки достаточной силы, то и генерал Боллс, и генерал Алленби выступят против идеи «еврейского национального Дома». И якобы потом, уже после погрома, полковник вызывал мэра Иерусалима и сказал ему: «Я надеялся, что ты воспользуешься этой возможностью, но ты проиграл».

Конечно, разгром убийц плюс сравнительно малое число жертв, да к тому же не сионистов вовсе, не произвел искомого полковником впечатления ни на Лондон, ни даже на местных генералов. Но интересно другое: если эта информация - правда, значит, идея арабского сопротивления сионизму тоже подарена арабам Западом, как и остальные идеи...

Однако пробуждению достаточно было дать идейный сигнал, а уж дальше все пошло естественным ходом. В следующем году погромы повторились, оказавшись много страшнее – по всей Палестине убито 43 еврея. На этот раз среди них числилось немало «новоприбывших»...

В первые десять лет после провозглашения Декларации Бальфура евреи зримо подняли ввысь хозяйство Палестины. В 1925-27 гг. приехали иммигранты из Польши, обычно это оказывались люди с небольшими капиталами, оседали они не в поселениях, а в городах и начинали бизнес. Вот отскок в их прошлое: в обретшей независимость Польше национальные меньшинства составляли до 40% населения – украинцы, русские, белорусы, немцы... Самым большим и влиятельным меньшинством оказались евреи (их насчитали в Польше до трех миллионов). Они попытались объединить «нацменов» в борьбе за общие интересы, что вызвало чудовищные опасения и огромную ревность поляков. Скажем, был убит президент Польши, и... «У меня ничего не имелось в душе против этого человека, - заявил убийца на суде, - но я не мог вынести, что президента моей страны избрали с помощью еврейских голосов». Правящая партия «эндеков» дискриминировала все нацменьшинства, преследовала, например, украинцев, но все-таки евреи шли на первом месте по неприязни. Многие «поляки» поэтому в те годы переезжали в Палестину (правда, часть не выдержала трудностей и вернулась обратно).

К концу первого десятилетия со дня Декларации Бальфура «ишув» почти утроил свою численность - довел ее до 160 тысяч человек. Вместо 50 еврейских селений появилось 110, в них жило 37 тысяч евреев-земледельцев. Укрепились коллективные хозяйства – киббуцы (коммуны) и мошавы (кооперативы). Евреи основали две с половиной тысячи новых предприятий и фирм, среди них зародились местные гиганты – электростанция, которую строил бывший «гапоновец», социал-демократ Рутенберг («Я еще в Петербурге знал, что он большой человек и совершит великое», - сказал, услышав про стройку, Максим Горький), и Поташный комбинат на Мертвом море, созданный экс-социалистом, эсеровским динамитчиком Моше Новомейским. Таким неожиданным ликом - удачливых предпринимателей - обернулись в Палестине вчерашние социалисты-боевики.

Открылось 230 новых еврейских школ. Явился себя миру первый в Палестине университет. Сначала считался научным заведением (с огромной библиотекой), но постепенно появились первые студенты. Термин «Еврейский» в названии должен обозначить, что занятия ведут на иврите (увы, когда моя дочь кончала его в конце века, основные курсы ей читали... по-английски). В Хайфе открыли первый в Палестине (единственный до сих пор) Технион - Политехнический институт. Да, турецкую глушь евреи обживали весьма активно...

* * *

Историк, изучающий 20-е годы в Палестине, не может не удивляться странному историческому парадоксу.

Даже после утроения еврейской общины здесь жило как минимум в 3-4 раза больше арабов, чем евреев. Политически арабы опирались на поддержку всех окружающих стран, союзников чрезвычайно весомых. Черчилль, министр колоний, не хотел усугублять конфликт империи с арабами, тем более - из-за евреев: он не мешал Египту объявить себя независимым королевством (конечно, чисто формально, т. е. при оставшихся в стране британских военных базах – но все-таки... Учитывал, значит, национальные амбиции арабов). Поддерживал создание государственности в Ираке. Территорию Палестины разделил по Иордану, и земли на восточном берегу реки отдал целиком в пользование арабов, создав там своего рода арабское предгосударство - эмират Трансиордания (во главе поставили младшего сына шерифа Хусейна, эмира Абдаллаха. Тот с бедуинским отрядом расположился в деревне, которая позже стала столицей королевства Иордании, Амманом).

Почти все британские чиновники в Иерусалиме и иных пунктах Палестины сочувственно относились к арабам. Это было психологическое, а не политическое сочувствие, но все-таки... Все-таки! И – все несомненно важные преимущества своей общины арабы не реализовали. Ну, почти ни в чем.

...Чем же арабы импонировали британцам? Своей экзотикой, восточными обычаями. Британцы оказались по характеру людьми, падкими на необычность (можно почувствовать сие их свойство и в книгах Киплинга). Даже ультрарелигиозные евреи в развевающихся черных одеждах казались новым чиновникам этакими величественными бонзами, похожими на древних жрецов, и офицеры Его Величества старались идти им навстречу - не то что в общении с еврейчиками-сионистами, подозрительными социалистами-коллективистами.

(Вейцман вспоминал, как в сентябре 1918 года его «подловили» на Тель-авивском вокзале два старца, «чей общий возраст наверняка превосходил 180 лет». Медленно и с достоинством приблизились к торопившемуся боссу: «Вы не можете уехать! Вам нужно уладить еще одно очень важное дело». Объяснили: «Разве вы не знаете, что приближается праздник Суккот (Кущей – М. Х.), а у нас нет мирта». – «Мирт доставляют из Египта?». Старцы были уязвлены: «Для Суккот, - укоризненно сказал один, - нужен мирт высокого качества. Мы получаем его из Триеста». Вейцман пытался растолковать, что идет война, Триест находится по ту сторону фронта. «Мы понимаем, но ведь это религиозный вопрос, он не имеет отношения к войне. Мирт, если хотите знать, символ мира». Когда Вейцман отказал им (что он мог сделать для них во время войны?), старики вынули из кармана потайной козырь: «Но ведь объявлен карантин на доставку растений из Египта. Военные власти не разрешат привезти мирт оттуда». Тут пришлось пообещать, что сделает все возможное, не стоит беспокоиться...

К чему веду рассказ? Конечно, Большой Еврей о мирте позабыл сразу... В Каире встретился с генералом Алленби. «Мы уже заканчивали разговор, как вдруг он спохватился: «Кстати, насчет этого мирта! - генерал вытащил из кармана письмо и пробежал его глазами. - Знаете, это очень важная религиозная церемония. Я как раз сегодня перечитывал книгу Нехемии. Могу вас успокоить: мы сняли карантин, посылка с миртом дойдет до Палестины до праздника Кущей»...)

Типичный поступок британца! Генерал, видите ли, перечитал книгу Нехемии...

В принципе про отношения британских начальников с еврейскими подданными я слышал ранее, сам догадывался про причину сложностей, но недавно встретил блестящее описание явления в книге журналиста Л. Млечина «Зачем Сталин создал Израиль?». Автору повезло: в российском архиве МИДа обнаружен отчет посла в Лондоне И. Майского (Ляховецкого) о встрече с председателем Всемирной Сионистской организации Вейцманом в феврале 1941 г.

«На днях у меня был необычный гость: известный лидер сионизма д-р Вейцман. Высокий, немолодой, элегантно одетый джентльмен с бледно-желтым отливом кожи... Прекрасно говорит по-русски, хотя выехал из России 45 лет назад.

...Вейцман стал излагать мне свои опасения. Англичане не любят евреев, особенно не любят английские колониальные администраторы. Это особенно заметно в Палестине, где живут и евреи, и арабы. Британские «высокие комиссары» безусловно предпочитают евреям арабов.

Английский колониальный администратор обычно проходит школу в таких британских владениях, как Нигерия, Судан, Родезия. Все просто, несложно, спокойно. Никаких серьезных проблем, никаких претензий со стороны управляемых. Это нравится английскому администратору, он к этому привык. А в Палестине?

- Здесь, - оживляясь, продолжил Вейцман, - на такой программе далеко не уедешь. Правда, палестинские арабы являются привычными для администратора подопытными кроликами, но зато евреи приводят его в отчаяние. Они всем недовольны, они ставят вопросы, они требуют ответов, подчас нелегких ответов. Администратор начинает сердиться... Это окончательно настраивает его против евреев, и он начинает хвалить арабов. То ли дело! Ничего не хотят и ничем не беспокоят».

Вполне доступное пониманию любых россиян общение бюрократа с местным населением, неправда ли? Неприятны свободные люди (и не только в Палестине, да?)...

Теперь вернемся к обозначенному в главке парадоксу. Как могло случиться, что, имея столь мощные козыри на руках, – как умудрились арабы проиграть историческую партию 20-х гг. в заведомо выигранной для них позиции?

* * *

Именно в 20-е годы евреи заложили фундамент будущего государства Израиль!

...В планы авторов Декларации Бальфура вовсе не входило сделать Палестину такой же еврейской, как, например, Британию – английской: они заявляли это прямо и, думается, не верили в самую возможность столь утопически-странного поворота событий. Им виделись две самоуправляющиеся общины, живущие в одних границах, и для баланса сил и контроля им понадобится властный посредник, т. е. верховный комиссар Его Величества. Самолюбие и интересы британцев оч-чень подобное будущее устраивало.

Англичане предлагали поэтому арабам выгодные компромиссы, лишь бы успокоить их самолюбие, – например, созвать совещательный Законодательный совет, где арабам как большинству населения изначально даровалось бы большинство мандатов; или Совещательный совет; или Представительный совет (8 мусульман, 2 христианина, 2 еврея); или Арабское агентство, наподобие Еврейского правительства, и с правом решать судьбы не только своей общины, но вносить предложения, касающиеся евреев, например, ограничивать въезд в страну, если новоприбывшие будут мешать арабам отыскивать работу.

Арабы начисто отвергали всё.

Не нужны компромиссы – дайте всё. Или не нужно ничего!

«Всё» – означало: отмените Декларацию Бальфура, отмените «Белую книгу» о разделе с Трансиорданией. Их оскорбляло «вето», принадлежащее Верховному комиссару, они настаивали, выражаясь их словами, «на опровержении этих ничего не значащих заявлений» (Декларации Бальфура и решений Лиги Наций). По сути требовали, чтобы симпатизировавшие им колонизаторы отказались от собственной власти в Палестине в их, арабов, пользу. Бойкотировали любые британские политические инициативы, уверенные, что рано или поздно, но «принципиальная тактика принесет успех».

Как правило, британские предложения выглядели опасными именно для евреев, но евреи с тяжкой душой притворялись, якобы на все готовы, только чтоб не перечить «господам начальникам», надеясь, что нежелательные идейки отметет другая сторона, евреи же останутся в глазах Хозяев «лояльными пай-мальчиками» - и выиграют главное. Выиграют время. Еще год, еще другой...

Выиграют время для иммиграции земляков из Европы, для покупки земель (у богатых арабов), для строительства школ, для усовершенствований в сельском хозяйстве, для строительства социальной инфраструктуры. Для воспитания нового народа. Время для закрепления в стране.

Евреи активно занимались строительством в эти несколько спокойных лет, пока арабы баловались протестами и бойкотами.

Постепенно теряя изначально доставшиеся политические преимущества, арабы пускали в ход силу – устраивали погромы с убийствами. Видимо, надеялись запугать евреев и заодно британцев. Это был ложный политический метод (я уж опускаю моральные суждения – не о них тут речь): погром как средство давления возможен в реальной политике, я не спорю, он аналогичен террору и может принести результаты, однако – не капитуляцию противника. В лучшем для погромщика варианте он приведет к появлению нового предложения о каком-то возможном компромиссе. Но если компромисс заранее отклонялся инициаторами, ситуация неизбежно возвращалась в прежнее (и выгодное для евреев) состояние.

Почему арабы стремились утратить политические козыри, имевшиеся у них в игре? Почему довели ситуацию до возникновения Израиля, во что поверить тогда не мог никто – кроме самых уж оптимистичных и романтичных сионистов?

То, что я напишу ниже, есть, конечно, лишь обозначенный в заглавии «особый взгляд», не более того.

Мне видится, что «арабская Катастрофа» - так на их стороне называют завершение Большой Игры – объяснялась тем, что руководство Движением оказалось в зависимости от религиозных лидеров. От людей из окружения Верховного мусульманского муфтия.

В руководство арабской общины пробивались, в первую очередь, не профессиональные политики, но лица, которых сегодня называют «исламистами».

Конечно, националисты всех народов занимают крайние, романтические, нежизненные позиции. Но если они профессионалы, то постепенно до их умов доходит, что «политика есть искусство компромисса», что без маневра дело проигрывается. И чему-то в реальной борьбе они научаются...

У религиозных лидеров есть немалые преимущества перед светскими конкурентами в политической, а особенно в вооруженной борьбе. Прежде всего, ясны цели – указаны Богом. Религиозники не знают сомнений, слабостей, колебаний. Это придает им решимость, ту непреклонную волю, что завораживает массы. Бог защитит паладинов, отдающих жизни во имя исполнения Его воли. Бог дарует неизбежную победу – и нечего размышлять, искать иные решения (Так сами евреи бросали вызов Римской империи: спасали Божий Храм и Божий народ от язычников. А тех земляков, кто хоть что-то понимал в международной политике и взывал к благоразумию, религиозные патриоты истребляли на месте. Как предателей народа! Не может же Бог отвернуться от воинов, что защищают Его волю, Его дело. «Ревнители веры» проиграли, Храм сгорел, Иерусалим уничтожен. Через полвека опыт религиозной войны евреи снова повторили – проиграв окончательно. )

...Религиозные фанатики имеются, конечно, не только у арабов. Есть они в еврейской среде тоже. Мне приходилось беседовать с такими, я пытался как-то объяснить им свое видение той же проблемы, учитывая, конечно, их аксиомы (иначе слушать не будут). Суть моих рассуждений примерно такая.

У меня жил любимый «двуцветный голубой британец» - кот Мурзик. Он считал хозяина кем-то вроде высшего чина в доме, в парадной, во дворе, он властно заходил во все квартиры как полномочный представитель Главбосса. Не сомневаюсь, что многочисленным котам и кошкам, которые населяли наш двор, Мурзик объяснял по-своему, по-кошачьи, что его хозяин есть высшее существо, и права Мурзика на привилегии во дворе объясняются тем, что хозяин выбрал его среди прочих котят, вырастил, выкормил, лечит, любит, дает защиту в стенах его квартиры. Итак, Мурзик - избранник хозяина!

Все правда. Среди котов, действительно, не было ни одного, кто был мне дороже, любимей, кто знал бы лучше Мурза мои привычки, характер, повадки. И еще - его интересовало, чем занимается хозяин. Мурз мог часами сидеть в кабинете, наблюдая, как я работаю на компьютере. Забирался на монитор, с трудом цепляясь наверху лапами, пытаясь разгадать, чем хозяина привлекает это странное сооружение. Увы...

Как бы ни был мне дорог (был истинно дорог), но ему изначально не дано понять - в принципе! - чем хозяин занят на компьютере и что есть хозяйская работа. (Но всегда ведь найдутся коты, которые объяснят другим, что только они понимают, что хозяин ищет за своим компьютером.)

Главное (в рамках нашей темы) соображение: я никогда и ни при каких условиях не выйду во двор защищать обозначенную кошачьей мочой территорию моего Мурзика. Это – его дело. Зависит целиком от его силы, воли, смелости, умения. Если кота побьют, я буду его лечить, выхаживать, подкармливать - но драться за его территорию не стану. Никогда.

Между тем, религиозные политики взвешивают именно возможности в своем «дворе»: надеются, что Хозяин выйдет на улицу и решит их спор с другими - за них и вместо них.

Арабское движение, как видится мне издали, выглядит обычным национально-освободительным движением, с революционными силовыми акциями, с террором, с первенством насилия, без внимания к внутренним проблемам народа (все тот же старый лозунг: «Сначала ввяжемся в бой, а там посмотрим»). И если б оно противостояло англичанам, у меня лично нет сомнений, что рано или поздно арабы победили и добились своей цели – как произошло в Египте, Ираке, Иордании. Но противостояла им не только Британская держава, а противник более сложный и много более трудный.

Противник этот - иное национально-освободительное движение. Еврейское. И потому обычные приемы борьбы с колонизаторами тут не проходили. Никак.

* * *

...Изначальное конкурентное преимущество евреев перед арабами заключалось, по-моему, в удивительном историческом обстоятельстве. Ортодоксально-религиозные круги еврейства отказались признать сионизм. Вообще! Многие даже прокляли его как узаконенное святотатство.

Исключение составляло разве что религиозное движение «Мизрахи» («Мерказ руах» - «Духовный центр»), состоящее из последователей раввина Кука, оно создавало даже коммуны - киббуцы. Но «кукники» считались незначительным меньшинством в религиозной среде, вдобавок презренными еретиками и отступниками.

Примерно до второй половины 30-х гг. ультраортодоксы именовали себя «антисионистами». (В наше время, когда их приглашают в правительство, они великодушно изменили сие имя на «несионисты».) И в сущности, они были правы: сионизм обозначил духовную революцию, направленную против них. Суть его сводилась, напоминаю, к следующему: сувереном объявлялся народ, по-новому смотрелся вопрос о нравственных идеалах нации: «добрым евреем» теперь считался не тот, кто соблюдал больше заповедей, ел кошерную пищу и пр., а кто шел работать на землю, селился в пустыне, садился на коня с оружием в руках, охранял поселения...

Огромное преимущество еврейского движения перед иными «националами» в мире (в частности, перед арабами) я вижу в следующем обстоятельстве: идеологи и публицисты сионизма не восхваляли народ, не превозносили его «удивительную душу», «заслуги перед человечеством», «великую древность» (это почему-то считается у националов особо важным признаком), не пели ему мадригалы. Сионизм отталкивался от противоположной аксиомы: еврейский народ изуродован жутким историческим прошлым, его необходимо переделать. Первой целью переделки должно стать создание земледельческого класса. Говоря по-русски, сионисты считали жизненно необходимым для существования нации создать еврейское крестьянство.

Парадоксальность ситуации (вы заметили, как часто, переходя к сионизму, я употребляю это слово - «парадокс», т. е. логическую несообразность. Но подлинная суть истории человечества заключена именно в логических невероятностях), так вот, парадоксальность сионизма заключалась в том, что сионисты двигались наперекор главным цивилизационным потокам своей эпохи – социальным и духовным. Они сопротивлялись тем путям, по которым в то время шли Европа и Америка, передовые континенты человечества.

В XX веке катилась по миру урбанизация – возникали города, и старые росли тоже. Исчезали или уменьшались села и деревни. Разрастался рабочий класс – взамен разорявшегося крестьянства или фермерства. Резко повышалась урожайность культур, и – как реакция - высвобождались миллионы трудовых рук, переходившие из аграрной сферы в индустрию, в промышленность. А сионисты в это же время строили еврейское крестьянство, переселяли образованных, начитанных еврейских парней и девушек из современных городов в захолустную глушь, в иудейские пустыни и галилейские горы.

В духовной сфере Новой цивилизации тоже господствовали отвергавшиеся сионизмом потоки. Торжествовал самоуверенный либерализм – мировоззрение классической буржуазии, сильного и богатого класса. Рядом - противостоявший ему социализм в марксистской оболочке, т. е. преобразующий общество под руководством (гегемонией) наемных промышленных рабочих (пролетариев). Сионисты считали «гегемоном» не городских рабочих, как полагалось по Марксу и Ленину, а свободных сельских пахарей. Пахарь, однако, выглядел не индивидуалистом-фермером, а коллективистом, т. е., выражаясь по-русски, общинником. Что совсем уж ни в какие современные ворота не лезло!

В XX веке возник еще один, новый вариант западной идеологии, очень модный. Популярным смотрелся в мировом сообществе коммунизм (большевизм). Идея создать справедливое общество и воспитать в нем гуманного человека увлекла многих – евреи не составляли исключения. Как всегда, скакали поперек батьки... У них в Палестине имелся даже дополнительный мотив для возгорания большевистских страстей: почти все сионисты родом были из России и в душе сохраняли привязанность к жестокой и враждебной родине, вышвырнувшей их, но – как ни удивительно – долго-долго тянувшей обратно. Ностальгия по широкому и открытому русскому характеру, по угнетенному и несчастному народу, примирившемуся с жестокой своей судьбой и страданиями – ну, эти русские, они почти как мы, как евреи... А грандиозные реформы большевиков – раздел земли среди тех, кто ее обрабатывает, равноправие женщин, молодежи, национальных меньшинств, революционная простота нравов (дружеское «товарищ», например, вытеснившее лицемерное «господин») – все казалось осуществлением «мечтаний простых людей мира».

Но, живя вдали от революции, от жесткого принуждения ее вождей, от выживания в ее реальности – сионисты Палестины сумели различить в большевизме наследие не только Белинского и Герцена, что видели многие, но и Нечаева, а, возможно, Азефа.

Вот «Заметки», набросанные в 1919 году Берлом Кацнельсоном, тем самым, помните, пареньком из Бобруйска: «Если мы бы когда-нибудь достигли высшей степени совершенства и счастья, я попросил бы у Провидения отчета о каждой невинно загубленной душе. И коли ответа не последует, я лучше откажусь от совершенства и раскрою себе череп», - такой ответ мы слышим от Виссариона Белинского. Какой же дорогой идешь ты, Россия, измученная и несчастная? Кто поймет тебя? Что таится в тебе – детская чистота Раскольникова или скверна Смердякова? Родина, далекая и близкая, чуждая и дорогая сердцу...»

В 1923 году Давид Бен-Гурион, глава профсоюзной делегации евреев Палестины в Москве, без меры восхищался личностью Ленина, но одновременно признавал: российский рабочий класс, во имя которого все вроде делалось, есть самый несвободный рабочий класс из всех существующих в мире.

Почему сионисты напирали на земледелие как на главный проект в своей работе? Почему активная часть движения в 20-е годы оставалась социалистической, и почти шестьдесят лет потом, до самого конца 70-х гг., оставалась верной социализму?! Альтернативы имелись в ишуве, влиятельные альтернативы: «третья и четвертая алии» 20-х гг. создали в стране значительный средний класс, появились либеральные партии, а уж «пятая алия» 30-х годов еще сильнее усилила позиции либерал-капиталистов в обществе.

...Бен-Гурион так объяснил слушателям-киббуцникам, почему жизненно необходим народу еврейский труд на земле.

Некогда против Рима вышло войско семитского гения Ганнибала. Этому стратегу не было равных среди римлян, он бил всех полководцев, все легионы – один за другим. А войну проиграл, и его родина, Карфаген, оказалась разрушенной. Ибо гению противостоял не другой гений, но - римский крестьянин. Народ, живыми корнями повязанный с землей, – и справиться с людьми, которые вросли в свою почву, не может никакой гений. Пока у нас, евреев, не возникнет связи с палестинской землей, мы останемся здесь случайными людьми... Если предстоит победить, мы должны не просто выжить на этой земле, мы должны врасти в нее!

Такой была его философия.

Дополнительное, но важное обстоятельство. Человек, работающий на земле, если он не порабощен назначенным извне начальником, естественным образом вырастет свободным. Над ним всегда довлеет «власть земли», как сказал бы Глеб Успенский, но не власть других людей. Евреи в изгнании считались изуродованными зависимостью от чужих властей, от чужих мнений, чужих предпочтений, чужих культур. Городской рабочий, марксов пролетарий, зависел от работодателей. Да, он боролся с ними, но это и значило – зависел, потому боролся. Сидя на земле, еврейская молодежь может вытравить привычный в народе рабский, приспособленческий дух и создаст свободную нацию, какую и мечтали вырастить сионисты.

Почему выбрали именно социализм как желанную модель нового общества?

Либеральный капитализм хорош, если нужно максимально быстро развить экономику, – не более того. В экономике проявляются огромные достижения мирового рынка, но здесь проложены границы, в которых все доступно капитализму. Цель у бизнеса, однако, – прибыль: без нее бизнес не есть бизнес. Но у сионистов цель иная: они мечтают создать новую еврейскую нацию в новом еврейском государстве. Частный капитал не в силах осуществить подобную цель при всей его удивительной эффективности: эта цель не приносит прибыли, не соответствует его сути. Стремление к прибыли вступает в конфликт с национальным интересом народа.

Конкретный пример: сионисты купили (относительно дешево) кусок болота у некоего эффенди. Превратили эту топь в жемчужину, так что бывший хозяин рвал тюрбан от досады и огорчения... Если бы участок оставался частным, интересы владельца подсказали бы, что настала пора перепродать землю по новой, много более выгодной цене и вырученные деньги вложить, скажем, в городское строительство. Оно как раз переживало невиданный бум! И могло дать огромную прибыль на вложенный капитал. Но сионисты землю не продали, вопреки выгодам, вопреки прибылям: для них отошедшая к евреям земля считалась основой будущего страны.

Они не нанимали, например, арабских крестьян на плантации, хотя арабы более выгодные труженики, им можно платить меньше, чем «слишком умным» горожанам-евреям. Да, тут возникала национальная дискриминация, спору нет. Что возражать против правды... Но ведь не араба, а еврея требовалось сионистам воспитывать трудом на земле, это была их истинная цель, а не прибыль от участка...

Капитализм – экономически эффективная система, но именно через социализм легче строить национальную цель. Социализм, по сути, есть система чрезвычайного положения в экономике. Его вводят иногда и при капиталистическом строе, когда, например, началась война и требуется любой ценой одержать победу. Любой, а не выгодной, не прибыльной (прибыльной – значит, рискованной). Соображение выглядело настолько очевидным, что спонсоры евреев Палестины – меценаты, банкиры, капиталисты, да и вожди Всемирной сионистской организации, все типичные либералы, - приняли постулаты палестинских идеологов, и социализм единодушно заложили в основу строительства ишува.

* * *

После погромов 1920 и 1921 годов и вплоть до знаменитого «кризиса Стены Плача» (1929 год) события в Палестине текли, казалось, мирно.

Арабы (и до сих пор, к слову сказать) считают причиной своего исторического проигрыша «отсутствие единства» - прежде всего, конкуренцию аристократических кланов (Хусейни и Нашашшиби). Я не знаю, что конкретно под этим упреком скрывается, возможно, склонность аристократов к еврейскому подкупу (если так, то евреи и британцы наверняка этим безотказным на Востоке средством пользовались). Но в принципе соперничество в борьбе за власть – свойство не чисто арабское, оно изначально присуще людским характерам. У евреев рознь и конфликты полыхали никак не меньше, чем у «двоюродных братьев». Правда, у евреев сталкивались обычно не родовые кланы, а политические группировки, партии, поколения иммигрантов. Но у них тоже не существовало никакого единства – друг друга «поливали» изо всех сил. Арабы, на взгляд лица постороннего, демонстрировали, напротив, поразительное единение политических взглядов. Конечно, спорили, кто будет представлять общую платформу народа, но непримиримость по отношению к еврейству ни у Хусейни, ни у Нашашшиби не вызывала особых возражений.

Вот суть арабской борьбы:

а) долой иммиграцию евреев

б) запретить продавать землю евреям

в) отменить Декларацию Бальфура.

Кто возражал против этих принципов – мог считать себя как минимум исключенным из политической жизни, как максимум – ложился в саван. Арабское единство внешне выглядело как раз максимальным цельным.

Но именно «единство» затмевало у народа политическое зрение нации.

Арабская реальность напоминает мне детскую картинку мира, когда ребенку кажется, что все в мире существует, чтоб приятнее было играть в песочек. Меня поразило, например, когда арабские политики, отправившись в Лозанну (для пересмотра Севрского договора), заехали по пути в Турцию, чтобы просить у влиятельных единоверцев дипломатической поддержки. Министры Кемаля Ататюрка напомнили «детям», что восстание арабов явилось одной из причин поражения их народа, что Декларация Бальфура есть заслуженное наказание за государственную измену исламской по вере державе... Как не предвидели арабы такую реакцию турок? Не понимаю. Вот это я и называю детским восприятием мира...

Говоря с горечью о своих аристократах, арабы, возможно, подразумевают, что кланы, вырабатывая политику, организационно не подкрепляли ее поддержкой масс. Это верно. Погромы 1920-21 годов смотрелись все-таки акцией уличных бандитов, а не политически осмысленным и подготовленным решением. Но в те годы арабское общество просто не доросло до организационного влияния на массы. Лидеры умели что-то кому-то подсказать, пообещать, и не более того... Скорее, на массы (арабов!) желали влиять тогда как раз... евреи.

Они-то были социалистами. Они знали, что пролетарии всех стран соединяются. Так великая теория учила. Противиться интересам трудового народа могут лишь противные эффенди, что угнетают и эксплуатируют несчастных феллахов. Поэтому задача еврейского пролетария – установить истинные связь с арабским товарищем. Если почудилось, что я иронизирую, то процитирую самого авторитетного из вожаков сионистов Палестины, будущего основателя Израиля Давида Бен-Гуриона:

«Судьба еврейского рабочего связана с судьбой арабского рабочего. Мы вместе добьемся успеха или вместе потерпим крах. Все мы, и еврейские, и арабские рабочие, – дети одной страны, и пути наши навеки связаны».

Бен-Гурион потом признавался, что до Первой мировой войны он надеялся: арабы примут сионистов в свои раскрытые объятья, «поскольку строительство еврейского государства принесет им экономическое благосостояние». А ведь был личностью никак не романтической – жестким и прагматичным от природы, политиком с исключительной, прямо скажу, гениальной интуицией в играх общественных сил.

Возникло у евреев авторитетное (весьма!) движение – «Брит Шалом» («Союз мира»). Они проповедовали сионизм как чисто духовное, не государственное явление. Возникло движение «хананеян»: его идеологи проповедовали отказ евреев от еврейства (арабов - от своего народа) и создание на месте новой нации под названием «хананеяне», единокоренных уроженцев Палестины. Хананеяне соглашались отказаться от... суверенитета евреев.

Во главе обоих движений стояло немало замечательных поэтов и профессоров-филологов. Романтиков и теоретиков, как профессией положено. Бен-Гурион поддерживал с «Брит шалом» тесные контакты вплоть до самого арабского восстания 1936 года, он всё на что-то продолжал надеяться...

(Вот реакция арабов на еврейский призыв к объединению: «Вы постоянно твердите о еврейско-арабском согласии, о добрых отношениях между евреями и арабами. Я уважаю ваши взгляды... Но... признаюсь вам откровенно: я предпочитаю иметь дело с Жаботинским или Усышкиным, нежели с вами. Я знаю, что эти двое – наши заклятые враги, желающие истребить нас и вынудить покинуть страну. Мы должны с ними бороться. Но вы стремитесь стать нашим другом, в то время, как между вашими целями и целями Жаботинского нет никакой разницы. Вы тоже опираетесь на Декларацию Бальфура, поддерживаете идею еврейского национального Дома... а для нас это вопрос жизни и смерти». А вот отрывок из официального ответа на предложение ректора Иерусалимского университета проф. Магнеса начать арабо-еврейский диалог: «В ваших предложениях и взглядах я не могу не видеть откровенной провокации. Арабы... не согласятся променять на что-либо свою свободу и независимость... У евреев тут нет никаких прав, кроме разве что туманных воспоминаний о бедствиях и несчастиях. Поэтому совершенно невозможно устроить встречу руководителей двух народов - арабского и еврейского».)

Выразительно проанализировал ситуацию первый идеолог пролетариев, Берл Кацнельсон: «Разговоры... об арабах и сентиментальность, царящая в этих вопросах, напоминает мне Россию, когда вся молодежь носилась с мужиком. Ах, как пели песни Шевченко, как самозабвенно учили наизусть стихи Некрасова! Того самого мужика, с которым в действительности этим молодым людям и стоять было тяжко из-за дегтярного духа, идущего от его сапог, но они воображали его образцом душевной чистоты. Ожидалось, что к нему надо питать такое сострадание и братскую любовь, которую молодой человек не мог проявить ни к своим соседям – ремесленникам и торговцам, ни даже к родным отцу и матери. Мне кажется, что у нас в Эрец-Исраэль араб начинает играть ту же романтическую роль мужика».

Его товарищи разрабатывали грандиозные планы создания еврейско-арабского пролетарского союза. Аналогичные идеи созревали в умах евреев-лидеров Палестинской компартии. Ее возглавлял Ицхак Бергер (Барзилай) – один их самых проницательных умов поколения, человек исключительного мужества, отсидевший в сталинских тюрьмах 21 год и превратившийся в зонах в кумира соузников (довелось мне с этими зэками беседовать). В 1929 г. его принял товарищ Сталин и поставил задачу: объединить арабских и еврейских рабочих в борьбе с сионистами и британцами. «Он произвел на меня большое впечатление», - смущенно, но честно вспоминал Барзилай, беседуя с израильским журналистом (Барзилай тогда уже работал профессором религиозного университета в Тель-авиве).

Впрочем, арабская секция компартии имела на сей счет особое и более реалистическое мнение, никак не совпадавшее с пресловутым еврейским интернационализмом. Вот что сформулировал один из секретарей ЦК, выпускник Московского Коммунистического университета трудящихся Востока:

«Арабские трудящиеся массы не могли доверять людям, которых звали Хаим, Авраам и Ицхак. Они не могли идти вперед под их руководством, даже если эти люди были лучшими борцами за национальную независимость. Для арабских масс они принадлежали к национальному меньшинству, которому империализм предоставил необъятные привилегии за счет арабских народов»...

Возможно, он был прав. Но такая реакция обрекала арабские массы на неизбежное поражение в будущем. Как говорят в Украине: «Бачили очи, що купували...»

(продолжение следует)