Разжечь огонь в субботу?
(Глава из книги Геннадия и Хаима Горелик «ЛЭХАИМ! или Хаим на коне»)
Краткое содержание предыдущей жизни Хаима Горелика:
Родился в 1918 году в еврейском местечке Паричи, на берегу реки Березины, недалеко от Бобруйска. Первый язык – идиш. Учился в еврейской школе-семилетке и на еврейском языке читал даже русских и французских писателей. В 1933 году, уехал в большой мир – в Минск, учиться в автодорожный техникум. Учился строить мосты и дороги и строил их.
Первое утро войны встретил в поезде, подходящем к Бресту. Поезд разбомбили, и пришлось три недели выбираться на восток по территории, уже занятой фашистами. Затем ускоренный курс кавалерийского училища.
Гвардии лейтенант Горелик со своим пулеметным взводом прошел от Сталинграда до Эльбы. Трижды был ранен и трижды вернулся на фронт. После окончания войны, сойдя с коня, остался с чувством, что он "на коне".
Осенью 1945 года - в первую послевоенную осень - наша дивизия стояла в городе Хрубешув, на территории Польши недалеко от границы с Украиной. Несколько подразделений - в том числе и наш дивизион - направили на борьбу с бандеровцами в районе Перемышля. Бандеровцы пришли туда со Львовщины и в деревнях расправлялись с польскими семьями, устраивая резню. Их цель была "самостийна Украйна".
Командир дивизиона оставил меня во главе всего хозяйства тыла, и, по правде говоря, я вовсе не рвался воевать с лесными бандитами. Не помню, были ли у нас потери во время этой непочетной операции.
Хрубешув - небольшой город, примерно как Бобруйск. Однажды шел я по городу по каким-то служебным делам. Со мной был начфин дивизиона старший лейтенант Яша Бялик. Его жена и двое детей погибли на оккупированной территории.
Идем мы с ним, а навстречу нам - двое, говорят на идиш. Я их остановил и заговорил с ними по-еврейски. Они очень удивились, увидев "казаков"- евреев, и пригласили нас к себе в гости.
Жили они недалеко, и я решил зайти к ним, узнать об их судьбе, как им удалось остаться в живых. Они рассказали, что в Хрубешуве собирались уцелевшие евреи, которых во время оккупации прятали добрые люди – поляки. Каждый рассказал свою историю спасения и как погибли их близкие. Из трехмиллионного еврейского населения Польши осталось где-то двести тысяч, остальные погибли в печах Майданека, Освенцима, Треблинки…
В Хрубешуве тогда было около ста еврейских семей. Организовалась община. Прибывающих объединяли по ремеслу, устраивали заработок в каком-либо деле: в кожевенном, обувном, и т. д. Сводили одиноких мужчин и женщин. У одного из наших новых знакомых, лет тридцати, уже появился ребенок. Жизнь продолжалась...
Хозяева просили нас остаться на ужин, но нам было пора идти. На их настоятельные просьбы пообещали прийти назавтра, в субботу, на обед. Это было время еврейских осенних праздников.
В субботу мы пришли довольно поздно, и праздничные блюда уже остыли. Но хозяин сказал, что все будет в порядке - он разогреет. И стал разжигать керосинку. Я знал, что по законам еврейской религии запрещено разжигать огонь в субботу. Готовят еду в пятницу и специальным образом укрывают, чтобы она сохранилась теплой. И я его спросил: "Как же вы разжигаете огонь в субботу? Разве вы не боитесь Бога?"
На это он мне рассказал, что случилось у них в местечке, когда пришли немцы:
"То был субботний день, евреи молились в синагоге. Немцы окружили здание, выгнали всех на улицу и заставили вынести из синагоги молитвенники и свитки торы. Разожгли костер и стали бросать туда книги. На глазах у всех. С нами был и наш раввин. Знаменитый человек, - американские евреи предложили немцам за него большой выкуп, и немцы согласились его отпустить, но он сам отказался уезжать, чтобы не оставить свою общину в беде. Пока немцы бросали в костер книги, раввин смотрел на это с ужасом, но молча. Когда же они взяли в руки свиток Торы, он схватился за него, не давая им сотворить черное дело. Тогда те, недолго думая, связали раввина вместе со свитком торы и бросили в костер. И он сгорел на наших глазах вместе с молитвенниками и свитками Торы...
Так если Бог допустил такое, то пусть Он простит, что я в субботу подогреваю обед для евреев, воевавших против фашистов и воздавших им за их злодеяния..."
Он говорил в основном на идиш, переходя иногда на польский…
