Виктор СНИТКОВСКИЙ
___Реклама___
ИСТОЧНИК ЕРЕСЕЙ
- Я Вас люблю! …
За эту ироническую прелесть,
Что Вы не он…
Марина Цветаева (Из цикла «Подруга»)
1. Ереси любви
6 декабря 1895 года Чехов ответил на письмо Суворина: «Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбоской любви нет… Бррр!! Воспоминание о тех особах, о которых вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет – и чудесно» (1). Может ли надеяться на внимание лесбийская поэтесса в обществе, где ощущает тошноту от любви женщины к женщине? И сколько душевных сил нужно найти поэтессе, чтобы выразить свое «я», зная, что лесбийская любовь вызывает у читателя брезгливость? Нужно понимать, что в то время даже в среде либеральной интеллигенции, имевшей с лесбиянками близкие дружественные отношения, лесбийская любовь считалась душевным заболеванием и была предметом изучения мужчин-врачей.(2)
В России первой воспела лесбийскую любовь София Парнок (1885-1933). Как считает американская исследовательница ее творчества Диана Бургин: «В истории русской поэзии и литературоведения имя Парнок осталось постольку, поскольку она была возлюбленной Цветаевой и, так уж случилось, поэтом». (3)
Теме лесбийского творчества посвящено множество исследований в литературе стран Запада, а в славистике до недавнего времени - полное молчание. И лишь в конце ХХ века появились, главным образом, на Западе, литературоведческие исследования на тему лесбийского творчества в русской литературе.(4)
По мнению Д.Бургин «…К моменту встречи с Парнок (1911 г. – В.С.) Цветаева уже была матерью, но культивировала в себе самоощущение ребенка. Очевидно, она никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни способности достичь удовлетворения в интимной жизни. И на их отношениях с Парнок прискорбно отразился тот факт, что Цветаева была чрезвычайно замкнута в своем коконе, как бы охраняющем ее инфантильную чистоту, и просто не могла откликнуться на зрелую эротичность Парнок, возбуждавшую и удовлетворявшую ее.»(5)
Вот мысль Цветаевой из записной книжки от 27-28 августа 1918 г.: «Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь, - очень, очень иногда. Книги, дом, заботы о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга, - что тут делать мужчине? У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.»(6)
Парнок и Цветаева демонстративно афишировали свои лесбийские отношения. Современник вспоминает их, как самую скандальную лесбийскую пару в начале второго десятилетия ХХ века: «Обе сидели в обнимку и вдвоем по очереди курили одну папиросу. Для меня она (Цветаева – В.С.) была тогда "une lesbienne classique" (классическая лесбиянка). Кто из них доминировал? Что писала Софья Парнок? Не знаю». (7)
Кто доминировал? Цветаева ответила на это сама в цикле «Подруга», посвященном С.Парнок (10-е стихотворение):
Цветаева истово верила, что
После разрыва Софией Парнок отношений с Цветаевой, Марина вернулась к мужу и вскоре, летом 1916 года, забеременела. Цветаева очень хотела сына, но в тот раз родила вторую дочь – Ирину. И тут появилась новая лесбийская любовница – Софья Голлидей. В годы голода и нищеты Гражданской войны Цветаева поместила Ирину в детский дом, где девочка умерла в 1920 г. Для сравнения напомню о художнице Зинаиде Серебряковой, которая в годы гражданской войны, несмотря на все бедствия, включая смерть мужа, не отдала в детский дом ни одного из четверых детей.
Цветаева мечется. В Париже ее сердце заняла американка Натали Барни, хотя формально поэтесса выехала к мужу Сергею Эфрону. Сексуальный опыт Марины довольно своеобразный: «Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет». (9) Ясно, что это, в первую очередь, о себе.
При этом ей нужно соитие невероятной страстности:
Прочитав стихотворение полностью, понимаешь: в постели лежат любящие друг друга мужчина и женщина, между ними лежит обоюдоострый меч, который они (отвергая плотскую любовь) вонзают одновременно друг в друга.
Теперь не нужно удивляться признанию Цветаевой: «Единственная женщина, которой я завидую – Богородица: не за то, что такого родила: за то, как зачала». (10) И на той же странице (10) Цветаева мечтает: «Я бы хотела когда-нибудь написать повесть о невинной любви. О двоих, на нее отважившихся».
Не нужно думать, что Цветаева и Парнок в своих лесбийских склонностях были уникальным явлением среди русских поэтесс. Этой слабостью отличалась и ее современницы Анна Ахматова (11) и Зинаида Гиппиус, о чем писала Диана Бургин в книге о Цветаевой.
Сексуальные фантазии поэтессы (муж воюет - июнь 1919 г.) менялись, как в калейдоскопе: «Если бы я – ЧТОБЫ НЕ СЛУЖИТЬ – сделалась проституткой, я – пари держу! – в последнюю минуту, когда надо получать деньги – с видом величайшего равнодушия и чуть смущенно – говорила бы: - «Ради бога, господа, не надо. Это такие пустяки!» (12)
Пронзительное, сугубо лесбийское, «Письмо к Амазонке» - Натали Барни (13) написано в Париже, где Цветаева, вообще говоря, жила с мужем. Любимый Сергей и любимая Натали. В это же время появляются потрясающие письма к М.Р.Рильке. «Безмерно погрузившись в сотворенную ею атмосферу духовного общения с Рильке, Цветаева "проглядела", то о чем он писал ей 17 мая (1926 г. – В.С.), - его тяжкий смертельный недуг. Деликатные попытки Рильке в его дальнейших письмах обратить внимание Цветаевой на то, что с ним происходит, уязвляли ее и воспринимались ею как желание поэта отгородиться от ее чувств ради своего душевного комфорта. Психея слышала лишь зов Орфея, но голос страдающего больного человека не достигал ее слуха». Так пишет К.Азадовский в предисловии к переписке двух поэтов (14). Цветаева жила в сотворенном ею мире, и достучатся внутрь, пожалуй, не было дано никому.
Это притом, что поэтесса была искренним глашатаем стиля начала ХХ века «…"любви на воле", когда любая страсть имеет право на существование – безграничные желания гетеросексуальных любовников, женская и мужская гомосексуальная любовь, или инцест между братьями и сестрами, между матерью и ребенком» (15). Но, познав едва ли не всю многообразную «любовь на воле», Цветаева личного счастья так и не обрела, оставаясь жить, в некотором смысле, «спящей царевной». Ее предрасположенность к самоубийству, странные отношения с сыном и катаклизмы советского бытия привели к трагическому концу в Елабуге.
2. Ереси ксенофобии
Цветаева была бунтарем и любви, и в поэзии: «Я неистощимый источник ересей. Не зная ни одной, исповедую их все. Может быть, и творю» (16).
Влюбленность в библейский Израиль проходит через все творчество Цветаевой. Ее муж Сергей Эфрон имел еврейские корни. Но в эмиграции М.Цветаева с негодованием доказывала антисемитам, что они оскорбили Сергея и ее, несправедливо назвав его евреем. А для большей убедительности в этом же письме поэтесса заявляла: «… P.S. Евреев я люблю больше русских и может быть очень счастлива была бы быть замужем за евреем, но – что делать, не пришлось» (17).
Первая лесбийская любовница Цветаевой София Парнок – еврейка. Но для меня гром в цветаевском отношении к евреям грянул гораздо раньше, чем я узнал о корнях С.Эфрона и С.Парнок. Мемуарный очерк Цветаевой «Вольный проезд» (18) с антисемитскими и ксенофобскими вкраплениями был впервые в СССР опубликован в алма-атинском журнале «Простор» в 1988 г. Эпопея этой скандальной публикации подробно описана в книге Юрия Герта «Эллины и иудеи» (19).
С одной стороны «Вольный проезд» «лишь малый камешек в грандиозной мозаике жизни и творчества Марины Цветаевой, который, будучи выломленным из всей картины, способен не прояснить, а скорее исказить ее облик…» (Ю.Герт «Эллины и иудеи» с.33). С другой стороны, антисемитизм «Вольного проезда», как узнал я позднее, оказался не случайным. Оказывается, что любовь Цветаевой к библейскому Израилю, вполне сочетается у нее с бытовым антисемитизмом. Это подтверждает закрытая до 2000 г. часть архива Цветаевой.
Антисемитизм и ксенофобия в «Записных книжках» Цветаевой проявляется вполне определенно. Вот фрагмент письма Цветаевой (из закрытого до 2000 г. архива) к Ю.Завадскому от 15 ноября 1918 г. с описанием службы Цветаевой по составлению архива газетных вырезок:
«Здесь есть столы: эстонский, латышский, финляндский, молдаванский, мусульманский, еврейский и т.д. Я, слава богу, занята у русского.
Каждый стол чудовищен.
Слева от меня (прости, безумно любимый Израиль!) две грязных унылых жидовки –вроде селедок –вне возраста. Дальше: красная белокурая – тоже страшная – как человек, ставший колбасой – латышка. "Я ефо знала, такой маленький. Он уцастфофал в загофоре и ефо прогофорили к расстрелу…" И хихикает: - В красной шали. Ярко-розовый, жирный вырез шеи.
Жидовка говорит: - "Псков взят!" У меня мучительная надежда: - "Кем?!!" –
Дальше, рядом со мной – двое (восточный стол). У одного нос и нет подбородка, у другого подбородок и нет носа…
За мной – семнадцатилетнее дитя – розовая, здоровая, курчавая, как белый негр, - слава богу, русская!
Еще - тип институтской классной дамы ("завзятая театралка"), еще жирная, дородная армянка, еще ублюдок в студенческом, еще эстонский земский врач, сонный и пьяный от рождения.… Еще (разновидность) унылая латышка, вся обсосанная.
- И я. –» (20)
Да, время горестное – из-за нищеты младшая дочь Ирина в детском доме. Да, тяжело морально и материально, голодно. Да, муж воюет против красных, а Марина оказалась на «красной» территории. Может быть, поэтому: «Тяготение к мучительству. Срываю сердце на Але. Не могу любить сразу Ирину и Алю (старшая дочь – В.С.), для любви мне нужно одиночество. Аля начинающая кричать прежде, чем я трону ее рукой, приводит меня в бешенство» (21). Похоже, что у мамы Али «тяжелая» рука. Но разве бесчувствие поэтесс к своим детям было особенностью только Цветаевой? А «Железная Ахматова с патологическим нематеринством (по отношению к сидевшему Льву Гумилеву)?»(22)
Цветаева ненавидит «инородцев» и трогательно любит «слава богу, русскую». Еще один пример из тех же «Записных книжек»: «Опричники (продотрядовцы – В.С.): еврей с слитком золота на шее, еврей – семьянин (если есть Бог – он мне не мешает, если нет – тоже не мешает), грузин с Триумф<альной> площади в красной черкеске, за гривенник зарежет мать» (23). Именно эти записи перешли в злополучный «Вольный проезда», который когда-то вызвал всплеск эмоций в Алма-Ате.
Конечно, сегодня у нас продотрядовцы любой национальности симпатий не вызывают. Но слитки золота на шее они не носили. Это скорее, гипербола, которая в «Вольном проезде» повторяется дважды. В отличие от продармейца-еврея, русский грабитель из тех же продармейцев, Цветаевой не просто симпатичен, а вызывает восторг – он ей кажется Стенькой Разиным: «Стенька Разин: Два Георгия, спас знамя.
- Что вы чувствовали, когда спасали знамя?
- Ничего не чувствовал! Есть знамя – есть полк, нет знамени – нет полка!…
Грабил банк в Одессе.
- Полные карманы золота. Служил в полку наследника» (24).
Д.Бургин объясняет происхождение антисемитизма М.Цветаевой так: «В стремлении уйти от неотвязного влияния эмоционально несчастной матери с ее "юдоприверженностью", Цветаева вынуждена объединяться с чуждыми ей, трагическими юдофобами (Иловайский*). И таким крайне противоречивым путем, через ненависть к евреям, Цветаева могла прийти к тому, чтобы полюбить себя как «Поэта-жида». Нежелание или невозможность определенно высказать свой антисемитизм (который, собственно, был подсознательным противодействием материнской «юдоприверженности») привели к тому, что она подавила ненависть к евреям, сублимировав ее в соперничающую с матерью «страсть к еврейству» (25).
Что ж, «и на солнце есть пятна». Пушкин, Гоголь, Достоевский, Пастернак, Бродский, Марина Цветаева – не были ангелами. Но великие ни в чем не нуждаются, тем более в нашем прощении. Наоборот, мы нуждаемся в понимании всех их разнообразий и ересей.
Примечания:
1. А.П.Чехов. Полное собр. соч. и писем, т.6, М., 1978, с.106)
2. При этом мужской гомосексуализм был «более» легальным. Розанову было не стыдно написать в журнальной статье, что суть мужских гомосексуальных отношений заключается в обыкновенной глубокой, возвышенной и духовной любви, возникающей между особами мужского пола (В.Розанов «Нечто из тумана "образов" и подобий, судебное недоразумение в Берлине», Весы, №3, 1909, с.57).
3. Бургин Д. «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо», СПб., изд. «Инапресс»,1999, с.12.
4. Пионер в этой области – Симон Карлински, который в 1976 г. опубликовал в Сан-Франциско статью "Russia’s Gay Literature and History (11th- 20 th Centures)/ Gay Sunshine, N 29/30 1976, p.p. 1-7.
5. Д.Бургин «София Парнок…», с. 138.
6. Цветаева М. «Неизданное. Записные книжки в 2-х тт., М., изд. «Эллис Лак», 2000, т.1, с.270. (Из закрытой до 2000 г. части архива М.Цветаевой).
7. Вероника Лосская «Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников». Tenafly, NY, 1989, с.150.
8. Марина Цветаева «Собрание сочинений в 7 тт. и два дополнительных тома «Неизданное» - «Сводные тетради» и «История семьи в письмах», изд. «Эллис Лак» Стихотворение «Клинок», т.2, с.218.
9. Цветаева, см. п.8, т.4, с. 483.
10. Цветаева, см. п.8, «Неизданное» т.1, с.344.
11. Кралин М.М. «Победившее смерть слово, Статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках» Томск, изд. «Водолей», 2000, с. 227-228).
12. Цветаева, см. п.6, т.1, с.341.
13. Цветаева, см. п.8, т.5 с. 484-497.
14. «Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке», СПб., изд. Акрополь, 1992, с.33-34.
15. Бургин Д. «Марина Цветаева и трансгрессивный эрос», СПб, изд. «ООО ИНАПРЕСС», 2000, с.131.
16. Цветаева, см. п.8, т.4, с.530
17. Цветаева, см. п.8, т.7, с184-185.
18. Цветаева М.И.«Проза», М., изд. ЭКСМО-Пресс, 2001.
19. Герт Юрий «Эллины и иудеи», Саратов, изд. «Еврейский Мир», 1996
20. Цветаева, см. п.6, т.1, с.286.
21. Цветаева, см. п.6, т.1, с.272.
22. Владимир Соловьев «Мой друг Джеймс Бонд», «Новое русское слово» от 16 янв. 2001 г., с.9.
23. Цветаева, см. п.6, т.1, с.274.
24. Цветаева, см. п.6, т.1, с.276.
25. Бургин Д., см. п.15, с.231.
* Иловайский, сводный дедушка Марины - отец первой жены И.В.Цветаева (отца Марины).
6 декабря 1895 года Чехов ответил на письмо Суворина: «Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбоской любви нет… Бррр!! Воспоминание о тех особах, о которых вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет – и чудесно» (1). Может ли надеяться на внимание лесбийская поэтесса в обществе, где ощущает тошноту от любви женщины к женщине? И сколько душевных сил нужно найти поэтессе, чтобы выразить свое «я», зная, что лесбийская любовь вызывает у читателя брезгливость? Нужно понимать, что в то время даже в среде либеральной интеллигенции, имевшей с лесбиянками близкие дружественные отношения, лесбийская любовь считалась душевным заболеванием и была предметом изучения мужчин-врачей.(2)
В России первой воспела лесбийскую любовь София Парнок (1885-1933). Как считает американская исследовательница ее творчества Диана Бургин: «В истории русской поэзии и литературоведения имя Парнок осталось постольку, поскольку она была возлюбленной Цветаевой и, так уж случилось, поэтом». (3)
Теме лесбийского творчества посвящено множество исследований в литературе стран Запада, а в славистике до недавнего времени - полное молчание. И лишь в конце ХХ века появились, главным образом, на Западе, литературоведческие исследования на тему лесбийского творчества в русской литературе.(4)
По мнению Д.Бургин «…К моменту встречи с Парнок (1911 г. – В.С.) Цветаева уже была матерью, но культивировала в себе самоощущение ребенка. Очевидно, она никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни способности достичь удовлетворения в интимной жизни. И на их отношениях с Парнок прискорбно отразился тот факт, что Цветаева была чрезвычайно замкнута в своем коконе, как бы охраняющем ее инфантильную чистоту, и просто не могла откликнуться на зрелую эротичность Парнок, возбуждавшую и удовлетворявшую ее.»(5)
Вот мысль Цветаевой из записной книжки от 27-28 августа 1918 г.: «Женщине, если она человек, мужчина нужен, как роскошь, - очень, очень иногда. Книги, дом, заботы о детях, радости от детей, одинокие прогулки, часы горечи, часы восторга, - что тут делать мужчине? У женщины, вне мужчины, целых два моря: быт и собственная душа.»(6)
Парнок и Цветаева демонстративно афишировали свои лесбийские отношения. Современник вспоминает их, как самую скандальную лесбийскую пару в начале второго десятилетия ХХ века: «Обе сидели в обнимку и вдвоем по очереди курили одну папиросу. Для меня она (Цветаева – В.С.) была тогда "une lesbienne classique" (классическая лесбиянка). Кто из них доминировал? Что писала Софья Парнок? Не знаю». (7)
Кто доминировал? Цветаева ответила на это сама в цикле «Подруга», посвященном С.Парнок (10-е стихотворение):
И лоб Ваш властолюбивый
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, -
Но что-то сильней меня!
Цветаева истово верила, что
… Острова есть,
Острова для другой любви… (8)
После разрыва Софией Парнок отношений с Цветаевой, Марина вернулась к мужу и вскоре, летом 1916 года, забеременела. Цветаева очень хотела сына, но в тот раз родила вторую дочь – Ирину. И тут появилась новая лесбийская любовница – Софья Голлидей. В годы голода и нищеты Гражданской войны Цветаева поместила Ирину в детский дом, где девочка умерла в 1920 г. Для сравнения напомню о художнице Зинаиде Серебряковой, которая в годы гражданской войны, несмотря на все бедствия, включая смерть мужа, не отдала в детский дом ни одного из четверых детей.
Цветаева мечется. В Париже ее сердце заняла американка Натали Барни, хотя формально поэтесса выехала к мужу Сергею Эфрону. Сексуальный опыт Марины довольно своеобразный: «Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет». (9) Ясно, что это, в первую очередь, о себе.
При этом ей нужно соитие невероятной страстности:
Двусторонний клинок – рознит?
Он же сводит! Прорвав плащ,
Так своди нас, страж грозный,
Рана в рану и хрящ в хрящ. (8)
Прочитав стихотворение полностью, понимаешь: в постели лежат любящие друг друга мужчина и женщина, между ними лежит обоюдоострый меч, который они (отвергая плотскую любовь) вонзают одновременно друг в друга.
Теперь не нужно удивляться признанию Цветаевой: «Единственная женщина, которой я завидую – Богородица: не за то, что такого родила: за то, как зачала». (10) И на той же странице (10) Цветаева мечтает: «Я бы хотела когда-нибудь написать повесть о невинной любви. О двоих, на нее отважившихся».
Не нужно думать, что Цветаева и Парнок в своих лесбийских склонностях были уникальным явлением среди русских поэтесс. Этой слабостью отличалась и ее современницы Анна Ахматова (11) и Зинаида Гиппиус, о чем писала Диана Бургин в книге о Цветаевой.
Сексуальные фантазии поэтессы (муж воюет - июнь 1919 г.) менялись, как в калейдоскопе: «Если бы я – ЧТОБЫ НЕ СЛУЖИТЬ – сделалась проституткой, я – пари держу! – в последнюю минуту, когда надо получать деньги – с видом величайшего равнодушия и чуть смущенно – говорила бы: - «Ради бога, господа, не надо. Это такие пустяки!» (12)
Пронзительное, сугубо лесбийское, «Письмо к Амазонке» - Натали Барни (13) написано в Париже, где Цветаева, вообще говоря, жила с мужем. Любимый Сергей и любимая Натали. В это же время появляются потрясающие письма к М.Р.Рильке. «Безмерно погрузившись в сотворенную ею атмосферу духовного общения с Рильке, Цветаева "проглядела", то о чем он писал ей 17 мая (1926 г. – В.С.), - его тяжкий смертельный недуг. Деликатные попытки Рильке в его дальнейших письмах обратить внимание Цветаевой на то, что с ним происходит, уязвляли ее и воспринимались ею как желание поэта отгородиться от ее чувств ради своего душевного комфорта. Психея слышала лишь зов Орфея, но голос страдающего больного человека не достигал ее слуха». Так пишет К.Азадовский в предисловии к переписке двух поэтов (14). Цветаева жила в сотворенном ею мире, и достучатся внутрь, пожалуй, не было дано никому.
Это притом, что поэтесса была искренним глашатаем стиля начала ХХ века «…"любви на воле", когда любая страсть имеет право на существование – безграничные желания гетеросексуальных любовников, женская и мужская гомосексуальная любовь, или инцест между братьями и сестрами, между матерью и ребенком» (15). Но, познав едва ли не всю многообразную «любовь на воле», Цветаева личного счастья так и не обрела, оставаясь жить, в некотором смысле, «спящей царевной». Ее предрасположенность к самоубийству, странные отношения с сыном и катаклизмы советского бытия привели к трагическому концу в Елабуге.
2. Ереси ксенофобии
Цветаева была бунтарем и любви, и в поэзии: «Я неистощимый источник ересей. Не зная ни одной, исповедую их все. Может быть, и творю» (16).
Влюбленность в библейский Израиль проходит через все творчество Цветаевой. Ее муж Сергей Эфрон имел еврейские корни. Но в эмиграции М.Цветаева с негодованием доказывала антисемитам, что они оскорбили Сергея и ее, несправедливо назвав его евреем. А для большей убедительности в этом же письме поэтесса заявляла: «… P.S. Евреев я люблю больше русских и может быть очень счастлива была бы быть замужем за евреем, но – что делать, не пришлось» (17).
Первая лесбийская любовница Цветаевой София Парнок – еврейка. Но для меня гром в цветаевском отношении к евреям грянул гораздо раньше, чем я узнал о корнях С.Эфрона и С.Парнок. Мемуарный очерк Цветаевой «Вольный проезд» (18) с антисемитскими и ксенофобскими вкраплениями был впервые в СССР опубликован в алма-атинском журнале «Простор» в 1988 г. Эпопея этой скандальной публикации подробно описана в книге Юрия Герта «Эллины и иудеи» (19).
С одной стороны «Вольный проезд» «лишь малый камешек в грандиозной мозаике жизни и творчества Марины Цветаевой, который, будучи выломленным из всей картины, способен не прояснить, а скорее исказить ее облик…» (Ю.Герт «Эллины и иудеи» с.33). С другой стороны, антисемитизм «Вольного проезда», как узнал я позднее, оказался не случайным. Оказывается, что любовь Цветаевой к библейскому Израилю, вполне сочетается у нее с бытовым антисемитизмом. Это подтверждает закрытая до 2000 г. часть архива Цветаевой.
Антисемитизм и ксенофобия в «Записных книжках» Цветаевой проявляется вполне определенно. Вот фрагмент письма Цветаевой (из закрытого до 2000 г. архива) к Ю.Завадскому от 15 ноября 1918 г. с описанием службы Цветаевой по составлению архива газетных вырезок:
«Здесь есть столы: эстонский, латышский, финляндский, молдаванский, мусульманский, еврейский и т.д. Я, слава богу, занята у русского.
Каждый стол чудовищен.
Слева от меня (прости, безумно любимый Израиль!) две грязных унылых жидовки –вроде селедок –вне возраста. Дальше: красная белокурая – тоже страшная – как человек, ставший колбасой – латышка. "Я ефо знала, такой маленький. Он уцастфофал в загофоре и ефо прогофорили к расстрелу…" И хихикает: - В красной шали. Ярко-розовый, жирный вырез шеи.
Жидовка говорит: - "Псков взят!" У меня мучительная надежда: - "Кем?!!" –
Дальше, рядом со мной – двое (восточный стол). У одного нос и нет подбородка, у другого подбородок и нет носа…
За мной – семнадцатилетнее дитя – розовая, здоровая, курчавая, как белый негр, - слава богу, русская!
Еще - тип институтской классной дамы ("завзятая театралка"), еще жирная, дородная армянка, еще ублюдок в студенческом, еще эстонский земский врач, сонный и пьяный от рождения.… Еще (разновидность) унылая латышка, вся обсосанная.
- И я. –» (20)
Да, время горестное – из-за нищеты младшая дочь Ирина в детском доме. Да, тяжело морально и материально, голодно. Да, муж воюет против красных, а Марина оказалась на «красной» территории. Может быть, поэтому: «Тяготение к мучительству. Срываю сердце на Але. Не могу любить сразу Ирину и Алю (старшая дочь – В.С.), для любви мне нужно одиночество. Аля начинающая кричать прежде, чем я трону ее рукой, приводит меня в бешенство» (21). Похоже, что у мамы Али «тяжелая» рука. Но разве бесчувствие поэтесс к своим детям было особенностью только Цветаевой? А «Железная Ахматова с патологическим нематеринством (по отношению к сидевшему Льву Гумилеву)?»(22)
Цветаева ненавидит «инородцев» и трогательно любит «слава богу, русскую». Еще один пример из тех же «Записных книжек»: «Опричники (продотрядовцы – В.С.): еврей с слитком золота на шее, еврей – семьянин (если есть Бог – он мне не мешает, если нет – тоже не мешает), грузин с Триумф<альной> площади в красной черкеске, за гривенник зарежет мать» (23). Именно эти записи перешли в злополучный «Вольный проезда», который когда-то вызвал всплеск эмоций в Алма-Ате.
Конечно, сегодня у нас продотрядовцы любой национальности симпатий не вызывают. Но слитки золота на шее они не носили. Это скорее, гипербола, которая в «Вольном проезде» повторяется дважды. В отличие от продармейца-еврея, русский грабитель из тех же продармейцев, Цветаевой не просто симпатичен, а вызывает восторг – он ей кажется Стенькой Разиным: «Стенька Разин: Два Георгия, спас знамя.
- Что вы чувствовали, когда спасали знамя?
- Ничего не чувствовал! Есть знамя – есть полк, нет знамени – нет полка!…
Грабил банк в Одессе.
- Полные карманы золота. Служил в полку наследника» (24).
Д.Бургин объясняет происхождение антисемитизма М.Цветаевой так: «В стремлении уйти от неотвязного влияния эмоционально несчастной матери с ее "юдоприверженностью", Цветаева вынуждена объединяться с чуждыми ей, трагическими юдофобами (Иловайский*). И таким крайне противоречивым путем, через ненависть к евреям, Цветаева могла прийти к тому, чтобы полюбить себя как «Поэта-жида». Нежелание или невозможность определенно высказать свой антисемитизм (который, собственно, был подсознательным противодействием материнской «юдоприверженности») привели к тому, что она подавила ненависть к евреям, сублимировав ее в соперничающую с матерью «страсть к еврейству» (25).
Что ж, «и на солнце есть пятна». Пушкин, Гоголь, Достоевский, Пастернак, Бродский, Марина Цветаева – не были ангелами. Но великие ни в чем не нуждаются, тем более в нашем прощении. Наоборот, мы нуждаемся в понимании всех их разнообразий и ересей.
Примечания:
1. А.П.Чехов. Полное собр. соч. и писем, т.6, М., 1978, с.106)
2. При этом мужской гомосексуализм был «более» легальным. Розанову было не стыдно написать в журнальной статье, что суть мужских гомосексуальных отношений заключается в обыкновенной глубокой, возвышенной и духовной любви, возникающей между особами мужского пола (В.Розанов «Нечто из тумана "образов" и подобий, судебное недоразумение в Берлине», Весы, №3, 1909, с.57).
3. Бургин Д. «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо», СПб., изд. «Инапресс»,1999, с.12.
4. Пионер в этой области – Симон Карлински, который в 1976 г. опубликовал в Сан-Франциско статью "Russia’s Gay Literature and History (11th- 20 th Centures)/ Gay Sunshine, N 29/30 1976, p.p. 1-7.
5. Д.Бургин «София Парнок…», с. 138.
6. Цветаева М. «Неизданное. Записные книжки в 2-х тт., М., изд. «Эллис Лак», 2000, т.1, с.270. (Из закрытой до 2000 г. части архива М.Цветаевой).
7. Вероника Лосская «Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников». Tenafly, NY, 1989, с.150.
8. Марина Цветаева «Собрание сочинений в 7 тт. и два дополнительных тома «Неизданное» - «Сводные тетради» и «История семьи в письмах», изд. «Эллис Лак» Стихотворение «Клинок», т.2, с.218.
9. Цветаева, см. п.8, т.4, с. 483.
10. Цветаева, см. п.8, «Неизданное» т.1, с.344.
11. Кралин М.М. «Победившее смерть слово, Статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках» Томск, изд. «Водолей», 2000, с. 227-228).
12. Цветаева, см. п.6, т.1, с.341.
13. Цветаева, см. п.8, т.5 с. 484-497.
14. «Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке», СПб., изд. Акрополь, 1992, с.33-34.
15. Бургин Д. «Марина Цветаева и трансгрессивный эрос», СПб, изд. «ООО ИНАПРЕСС», 2000, с.131.
16. Цветаева, см. п.8, т.4, с.530
17. Цветаева, см. п.8, т.7, с184-185.
18. Цветаева М.И.«Проза», М., изд. ЭКСМО-Пресс, 2001.
19. Герт Юрий «Эллины и иудеи», Саратов, изд. «Еврейский Мир», 1996
20. Цветаева, см. п.6, т.1, с.286.
21. Цветаева, см. п.6, т.1, с.272.
22. Владимир Соловьев «Мой друг Джеймс Бонд», «Новое русское слово» от 16 янв. 2001 г., с.9.
23. Цветаева, см. п.6, т.1, с.274.
24. Цветаева, см. п.6, т.1, с.276.
25. Бургин Д., см. п.15, с.231.
* Иловайский, сводный дедушка Марины - отец первой жены И.В.Цветаева (отца Марины).